17.
-- Ты понимаешь, что у меня гастроли? – с криком влетела в палату Светка. – Кто тебе вообще позволил подставлять голову, да еще в моей чудесной эксклюзивной шляпке, всяким отморозкам с преступными намерениями?
-- Светка! Как хорошо, что ты пришла, я тебя так ждала, -- обрадовалась Алиса.
-- Да, у меня, к огромному моему сожалению, большое человеческое сердце! Билеты на поезд пропадают, публика вдалеке ждет и заламывает руки от нетерпения... А я сижу у больничной койки и смотрю на синюшное – ужас какой-то! – лицо глупой женщины, которая считается моей подругой.
-- Светка, ты мои вещи принесла?
-- Кто же, если не я! Шла, обвешенная сумками, как клуша, на глазах у изумленных поклонников!
--Дай телефон, а?
-- Не удивлюсь, если ты позвонишь этому гаду и извинишься, что не слишком удачно подставила голову, из-за чего предполагаемый труп остался в живых…
-- Светка, я тебя обожаю! – улыбнулась Алиса и набрала номер мобильного Тани, потом -- Антона. Ясно, телефоны заблокированы или находятся вне зоны доступа. Домашний -- старый оранжевый аппарат на Васильковой с трещиной на боку -- отвечал безнадежно долгими противными гудками.
-- Ты в курсе, что я себя уже хорошо чувствую? – улыбнулась Алиса «Саре Бернар».
-- Это с таким-то цветом рожи?! У нас Катька Романова, жуткая бездарь, и то эту фразу выдала бы куда талантливее!
-- Светочка, солнышко, ты же все равно перенесла поездку на завтра, ведь правда? Давай поменяемся – ты за меня полежи несколько часиков тут, чтобы охранник не волновался, а я в твоих шмотках ненадолго смотаюсь в одно место. Тут, неподалеку… Понимаешь, дело важнее некуда! Я тебе все потом расскажу! В подробностях!
-- Да ты упадешь в трех метрах от больницы! И парик у меня новый. Натуральный! Давай тут всяким!
-- Светка, я не упаду, мне правда намного лучше! Врачи перестраховались, у них же отчеты, то да се… Обещаю, что словлю такси. Честное пионерское!
-- Боже, о чем ты думал, когда сводил меня с этой идиоткой?! – проворчала звезда местной сцены и тут же выдала на-гора лицо умирающей героини: если уж и играть недобитую Говоровскую, так талантливо!
-- Антоша, ты где?!-- тихо проскулила Таня, застыв в темноте.
-- Да тут я, блин! – откуда-то снизу раздался голос «ангела».-- Стой на месте, не двигайся. Тут яма в мой рост. Сейчас вылезу. Только фонарь включу.
Сноп света выхватил из темноты заляпанные грязью кроссовки, потом – земляные стены и наконец торчащие в разные стороны кудри Антона:
-- На, держи фонарь, сейчас я вылезу из этой могилы!
-- Ой, там что, череп и кости?
-- Да это я так, образно. Ну, может, для нас готовили, так что еще не скоро тут окажутся черепа…
-- Вылазь наконец, придурок американский! — подала потерпевшему руку Таня. – Река по сути недалеко, пойдем скорее! Я уже задыхаюсь в этом ужасном подземелье!
-- А как же знаменитые «Дети подземелья»? Жили, между прочим, годами так и не плакали, как некоторые.
-- Слушай, ты, почитатель Короленко, тебе не кажется, что впереди как-то светлее?
Коридор сузился, Таня то локтем, то плечом задевала старые холодные камни, ежилась, но, как спортсмен, чувствующий приближение вожделенной финишной ленточки, преодолевала пространство и время.
-- Смотри, лаз!
Прямо у подбородка Антона по травинке ползла себе и ползла в каких-то бесконечных своих хлопотах большая божья коровка; где-то сбоку, готовясь к нападению, воинственно пищал комар; пахло тиной и еще чем-то бесконечно приятным… Земляникой!
Антон подтянулся и оказался на симпатичной лужайке, усыпанной земляничными кустиками. Метрах в десяти деловито текла река Мурасейка. Дом Головиных отделяла от берега березовая рощица. Зеленое облако листьев открывало вид только на крышу старинного особняка. Вид был мирный, открыточный, душевный…
-- Ну давай, жертва преступления, руку! – нагнулся повеселевший репортер к темной щели, из которой на него грозно смотрела Таня.
-- Любуется он, понимаешь ли, природой! – заворчала она сразу же, ступив на зеленую травку рядом с ним. – А слабая беззащитная девушка помирай от страха!
-- Танюха, да всего секунда прошла! – миролюбиво приобнял ее Антон.
-- Для кого секунда, а для кого и годы… -- отряхивая джинсы от грязи, продолжила разнос Татьяна. – А если б меня сзади бандюга схватил?!И вообще… вот куда нам сейчас идти, а?!!
-- Балда, да ты порадуйся свободе сначала! Земляничку вон съешь… Сейчас проберемся стороной к дому, понаблюдаем, что там да как. Ну и по факту…
18.
Оставив Светку валяться на койке в больничной палате, Алиса легко проскочила мимо охранника, бросив ему: «Ариведерчик!»,и вылетела из больницы, чуть не свалившись со ступенек – голова кружилась, как после большой и правильно обставленной пьянки, -- и словила такси.
Дом на Васильковой выглядел, как всегда. Никаких разломанных заборов, скрипящих на ветру калиток и подозрительно приоткрытых дверей. Расплатившись с водителем, Алиса зашла во двор и присела на скамейку: вдруг стало так страшно, как не было еще никогда в жизни.
«Старая дура! – ругала она себя. – И поперлась же в театр, любительница искусства, нет бы этих недорослей «пасти»: оставить наедине с таким кладом и преступниками на «хвосте»!»
Ни пистолета, ни даже баллончика с перцем у нее, конечно же, не было. «Лучшая подружка» достала пилочку для ногтей, с сомнением повертела ее в руках, и бросила обратно в сумочку. Осмотрев местность, она увидела вполне достойное оружие -- ухват для печных горшков. Наставив его вперед рогами, Алиса воинственно направилась навстречу возможному врагу и своей вполне вероятной героической гибели.
…Через дом покойной Анастасии Ивановны, похоже, прошло войско хана Батыя. На полу валялось содержимое шкафов, комодов и шкафчиков. Матрацы были вспороты. Банки с мукой и крупами вывернуты, кухонные шкафчики разломаны, ножки стола сладостно тонули в разлитом варенье… А главное –- в доме стояла тишайшая тишина, если не считать весело резвившихся на развалинах былого благосостояния мух.
-- Танюша! – тихонько произнесла Алиса. – Антоша!
В ответ только громче и отвратительнее зажужжали мухи. Направив вперед ухват, Алиса, умирая от страха, обошла весь дом. Следы Батыя остались повсюду, а вот Таня с Антоном самым чудесным образом растворились в воздухе.
«С одной стороны хорошо – трупов нет, -- утешала себя «раненая на всю голову», как сказала бы Светка, Говоровская. – С другой: вдруг их похитили и пытают? Не трупы, само собой, а наследницу с журналистом?»
Она представила себе печально висящую на толстой ржавой цепи Танечку Головину, к пяткам которой подносят зажженную спичку, и от страха зажмурилась. В этот момент за спиной раздался шорох… Ловко развернувшись, Алиса ловко ударила ухватом по подбиравшемуся сзади злодею.
-- Алиса, -- взвыл знакомый голос, -- ну совесть же надо иметь! Я и так пострадавший! А еще говорит – больная… Откуда ж столько силы, больная?!
-- Антоша! Танечка! – кинула ухват в сторону и бросила обниматься Алиса. – Я думала, уже и в живых вас не увижу.
-- Ну если меня еще так разок шандарахнуть по башке, так точно не увидите и не услышите, -- разворчался Антон.
-- Ой, ребята, я так за вас переволновалась, что, кажется, сама сейчас умру от счастья… В доме никого нет, не волнуйтесь.
-- Да мы знаем! Следили. Только точка наблюдения неудобная была, да и далековато… Преступников двое. Вышли из дома в серых куртках с капюшонами на головах, спокойно, в руках ничего, кажись, не несли. Но скрылись не через калитку, по соседским дворам, видно, пошли.
-- Тогда давайте сядем и все хорошенько обсудим! Надеюсь, чай эти бандюги не высыпали…
-- Чай-то есть, зато электрический чайник накрылся, -- Антон поднял с пола обмазанные вареньем куски пластика.
-- Сейчас принесу эмалированный, старый, вскипятим, как раньше, со свистком! – кинулась на веранду Таня. — Вы пока посмотрите, может, остались целые кружки…
19.
Эмалированный чайник, как и до погрома, мирно стоял на подоконнике рядом с буйствующей геранью. На нем радовались солнышку подсолнухи – творение неизвестного фабричного художника второй половины двадцатого века, рядом стояли такие же, украшенные подсолнухами, эмалированные кружки. «Две, но и то «хлеб», -- оценила находку Татьяна, и схватила их левой рукой, правой резко дернула чайник. От предмета быта прошлого века, с размахом украшенного подсолнухами, нехотя отвалилась подставка – закопченная черная деревянная доска, покрытая какими-то ржавыми пятнами...
Крякнув от боли в пояснице и еще где-то в подреберье (сказывалась подвальная история), Таня подняла доску с пола."Доска" оказалась какая-то странная. Она вдруг распалась на слои, по поверхности которых весело бежали ровненькие
черные строчки. Книга! Таня догадалась, что это за книга и чьему именно перу принадлежит прежде, чем заглянула в нее. Может быть, бабушке надоело сверху наблюдать за бессмысленными действиями внучки, и она просто ткнула ее носом: вот же он, мой дневник, глупая ты девчонка!
Забыв про чайник с подсолнухами, внучка схватила бесценную находку и кинулась назад в кухню, где с недовольным видом сидела Алиса, рядом с ней недовольная Фроська, а Антон пристально рассматривал половину сохранившейся банки с вареньем, задумчиво прикидывая, можно ли немножко съесть или есть вариант наткнуться на осколки.
--Дневник! Я нашла дневник! — закричала Таня, и остатки варенья окончательно потеряли надежду быть съеденными: Антон обернулся, и подарившие ненадолго надежду полбанки разбились, оставив ярко-красные следы на его и так пострадавших в подземелье кроссовках.
-- Надо же, такое впечатление, что Анастасия Ивановна специально на него сковородки ставила, чтобы не бросался в глаза! – осторожно приняла в руки бесценную находку Алиса. – Друзья и коллеги, у меня предложение: прежде, чем открыть страницу, о которой мы все сейчас думаем, давайте найдем ответ на вопрос, который лично меня волнует. Почему долгие годы никто не искал вот эту потрепанную грязную книжицу, не шастал ночью по дому, не пугал несчастных жильцов и их соседей, а все началось сразу и вдруг?
-- А почему вы решили, что не шастал? Может, Анастасия Ивановна об этом просто никому не говорила?
-- Если бы шастали, она давно получила бы нервное расстройство или написала заявление в органы. Да и внучку не стала бы так подставлять, кумекаю я.
-- А все эти шифровки тогда к чему?! – недоверчиво протянул Антон.
-- Боялась, что умрет неожиданно, и кто-то чужой начнет шарить в документах, пока Танька приедет со своих раскопок, сабля – и тю-тю!
-- Я прочитал все публикации прежде, чем прийти к вам. Нигде не упоминалось о сабле адмирала. Даже странно, если подумать. – Антон сел на подоконник и задумчиво посмотрел на усыпанный цветами куст жасмина.-- Мне только Иван Терентьевич рассказывал про нее… Вот только мы двое и знали, получается.
-- Выходит, не двое! – ядовито протянула Алиса. – Или он или ты кому-то проболтался… Что не удивительно!
-- Алиса Михайловна, да как вы можете… -- задохнулся от обиды подельник. – Я журналист, а не подлец!
-- Ну тогда либо Ванька решил поживиться… Либо проговорился кому-то! – заключила Говоровская. – С кем он живет? Антон, он женат?
-- Ну да… Раиса Григорьевна тоже работает у нас в редакции. Ответственным секретарем…
-- Раиса Григорьевна? А фамилия, я извиняюсь, у этой Раисы Григорьевны какая?
-- Памирская!
-- Райка? Вот это да! Да она ж любовников меняла, как перчатки. И Ваньку выбрала в мужья?!
-- Они полгода как расписались. Мы в ресторане «Салхино» еще отмечали. Всем коллективом. А про любовников ничего не знаю… -- уныло поделился скудными сведениями Антон.
-- Может, Ванька сдуру рассказал по саблю Райке за ужином, а та – своему очередному любовнику, и это они ведут охоту?
-- Есть еще и третий вариант, -- тихонько произнесла Таня. – Это тут, в городке, о сабле никто не знал. Но ведь сам факт вручения – историческое событие. Мало ли коллекционеров, готовых заплатить за сокровище…
-- Все может быть. Сидит сейчас где-нибудь на Малибу богатенький Буратино и ждет, когда ему привезут заказанную игрушку…
-- Почему на Малибу? – удивился Антон.
-- Ну в Лондоне, нам-то с тобой какая разница. Просто этот вариант вообще самый худший, тут нам одним вряд ли справиться…
Неожиданно сумка Алисы задребезжала, до смерти напугав смирно прижавшуюся к ней кошку.
-- Звонят! Некто неизвестный… Ребята, полная тишина! Вдруг это наши бандиты?!
-- Алиса Михайловна? – раздался в трубке приятный голос, в котором хозяйке телефона послышались зловещие нотки. – Вы где?
-- Как где? Здесь! – тупо ответила бывший редактор популярного журнала и в прошлом ведущий журналист области. – А вы кто? Что вам нужно? И вообще откуда у вас мой номер телефона?!
-- Из больничной карты, уважаемая гражданочка! А говорит с вами тот самый Годунов, Алексей Борисович, которого вы слезно просили поставить охрану у двери. Следователь. Решили провести правоохранительные органы?!
-- Я? Да! То есть, нет! Просто у меня тут родственники пропали, а поохранять временно можно было и Светку. Даже приятнее – она все же известная актриса… -- пролепетала Алиса.
-- Ну что вы ерунду порете? Зачем нам охранять гражданку Орлову? Ее по голове никто колотушкой не бил, да она и сама кого угодно побьет, и просить не надо!
-- Светка, да, она может…
-- Назовите мне адрес, по которому я могу вас найти!
-- Васильковая, 8. А зачем меня находить? Я в порядке, чай пью.
-- Пейте на здоровье. Но находиться вы теперь будете под моим контролем, гражданка Говоровская.Знаете ли, следствию непонятно, что вы за штучка, почему сбежали с места проведения лечения, с чего вдруг за вами охотятся… Подозрительно все это, согласитесь!
И следователь Годунов отключил свой мобильник.
-- Ишь ты, штучка! – передразнила капитана подконтрольная Алиса. --А вот теперь бегом! Ищем страницу 388… Стоп, вот она!
20.
«Сегодня была в редакции, рассказывала о своем замечательном дедушке. Иван Терентьевич, редактор, принял, как всегда, душевно, попросил заварить чаю, открыл коробочку конфет… а я, старая дура, и расслабилась. Брякнула про дедову саблю. Никогда никому не говорила, что она хранится в семье, а тут с языка сорвалось само собой! Теперь в сердце поселился страх: вдруг кто-то узнает, начнет разыскивать. Кто знает, что случится, пока Танюшка приедет. Еще хуже, если приедет -– а меня уже не станет, бандиты все равно будут искать клад, на который нацелились. Я очень надеюсь, что этот дневник не найдет никто, кроме моей внученьки: думаю, она девочка умная, сообразит, что почерневшая от гари и жира подставка под чайником лежит там не случайно. Танечка, милая моя девочка, оставляю тебе на хранение реликвию адмирала Головина -– саблю, подаренную за героизм. Она очень дорогая, не показывай ее кому-либо… А лучше – отдай в музей, чтобы не опасаться за свою жизнь и жизнь своих будущих детей. Думаю, дед не обидится, а будет только рад.
Теперь о самом важном: под домом есть подземный ход, дверь в него расположена под лестницей, рядом с книжными полками. Нужно сильно нажать ногой на прилегающую к стене третью по счету половую плитку. Чтобы войти обратно в дом, следует вынуть третий слева камень внизу двери.
Тайник находится в коридоре, уходящем вправо, к реке. Отсчитай десять камней слева от выхода и десять камней снизу. Тайник замурован в стене, придется поработать. А может, и не вскрывай его пока, чтобы не знать беды. Вот выйдешь замуж за хорошего человека, тогда все вместе и решите. А пока никому не доверяй нашу тайну. Дневник или хотя бы эти важные страница сожги.
Очень надеюсь, что дождусь тебя живой и невредимой, тогда обо всем и поговорим. Любящая тебя бабушка».
--Все все запомнили? Где, какие камни, что делать? Отлично! Танюха, давай спички и вон ту кастрюльку.
Алиса вырвала из дневника страницы, за которыми они так самозабвенно охотились, смяла, бросила в поданную ей кастрюлю и подожгла. Бумага занялась, стала скрючиваться и чернеть. Все трое завороженно следили за происходящим.
-- Взвейтесь кострами, синие ночи! — вспомнила пионерское детство Говоровская.
-- Мы пионеры, дети рабочих! – подхватил мужской бас где-то сзади. И чья-то рука в короткой черной перчатке залепила ей рот отвратительно пахнущим химией скотчем. У не вылечившейся толком Алисы потемнело в глазах, и она потеряла сознание…
Очнулась руководитель ИП «Лучшая подружка» в весьма непрезентабельном месте.
Круглое помещение с каменными стенами, освещали два сильных фонаря. У деревянной лестницы, скрючившись, с замотанными скотчем руками, сидела Таня. Напротив – в таком же состоянии прислонился к стене Антон. Алисе они почему-то напомнили парижских Горгулий.
-- Вот и наша вторая девочка проснулась!
К Алисе подошел мужчина в шапочке-маске и резким движением сорвал скотч со рта.
--Сейчас она нам расскажет, что бабушка написала внученьке в записке, да? Подробно и точно. Правда, дорогая? – и он оглянулся на маячившую неподалеку тень напарника.
Алиса хотела встать и гордо сказать что-нибудь уничтожающе-презрительное, но голова тут же закружились, и она опять потеряла сознание.
Алексей Борисович Годунов, опытный следователь и вполне себе симпатичный мужчина пятидесяти двух лет глубоко презирал постоянно демонстрируемые народу сериалы про ментов. Да, иногда смотрел! Вместе с Колбасой -- таксой, которую однажды подобрал на месте преступления: хозяйку собаки убили, и Колбасу некому было отдать. С той поры у Борисовича появился преданный друг, на которого можно было положиться в любой ситуации и поговорить по душам.
-- Ну вот, смотри, Колбаса, сколько он раз стрелял из этого пистолета? Шесть! Не перезаряжал, а все равно продолжает стрелять с умным видом! – делился Годунов с собакой, и та гавкала, подтверждая: да уж, глупость несусветная!
По мнению соседей жизнь у Годунова не задалась: жена ушла, когда выяснилось, что муж не собирается становиться генералом или наживать миллионы. Дежурства ее вообще доводили до бешенства, и лет десять назад, вернувшись ночью с задания, Годунов увидел на столе только записку: «Документы на развод подам сама. Ужин в духовке».
Но самому Годунову его теперешняя жизнь даже нравилась: никто на него больше не орал, готовить он научился – и даже весьма вкусно, смотрел, что хотел, ездил, куда хотел, ни перед кем не отчитывался… А с Колбасой в доме наконец поселилась и радость.
Вечером, отчитав сбежавшую из больницы подопечную, он выгулял Колбасу, покурил с соседом по лестничной площадке, нажарил себе целую сковородку картошки… И вдруг у него появилось нехорошее предчувствие. Интуиция Годунова еще никогда не подводила. «Что-то не так! – думал он, глядя на довольную и сытую собаченцию. – Что-то не так!»
Встав с кресла, она стал зашнуровывать кроссовки, достал поводок Колбасы… «Васильковая, 8, говоришь? Проверим, что там за Васильковая, 8» -- проговорил он вслух, прицепил поводок к поскуливающей от нетерпения таксе и закрыл за собой дверь квартиры.
21.