НЕИСТОВАЯ глава 25
Ой, о Галкиной свадьбе вспоминать теперь тошно. Она-то видела, что старшенький мужичок бабник, а вот ведь не клюнул на нее. Как ни старалась, не клюнул, да еще и все ее усилия просек на раз и заявил, я в своем кругу не гажу. Ишь ты поди ж ты, чистоплюй какой. А Алик нажрался, сидит улыбается, ровно дурачок какой.
Да жена старшего сидела, сидела, а потом и выдала, а не пора ли вам, гости дорогие, и честь знать, хозяевам отдыхать пора. Нет, вы где-нибудь такую наглость слышали? Хотя, когда Хельга оглянулась, за столом только они одни и сидят, все когда-то разойтись успели, а она и не заметила.
Квартирка-то у них маленькая, тесная, в пятнадцатиметровочке они сидят, а соседней клетушке восьмиметровой дети их спят. Большие дети-то уже. Ну, Хельга Алика потолкала, пошли, мол, на дверь нам здесь указали, хозяева дорогие. А времени полчетвертого утра уже. Незаметно как-то пролетело.
К Димке пришли, а дверь им старуха открыла. Хельга с порога – Ну, где молодые, выпьем. А старуха – Не шуми, спят все уже. Вот сюда проходите, я вам постелила. А сама опять на кухню ушла. Алик сразу упал на кровать как подкошенный, а Хельгу сушняк лупит, да и покурить охота. Она за старухой на кухню.
Та дверь значит прикрыла, чтобы остальных не тревожить. Чаю ей налила. Хельга сигарету закурила, да разговор о старшем сыне и завела, мол, где же ты его скрывала, да сейчас совместную свадьбу гуляли бы, а ты нам обеим свекровью стала, поди плохо устроились бы. А та и выдает – Я своими невестками довольна и других мне не нужно. А вообще, говорит, мы своих девочек никому в обиду не дадим, запомни это крепко. Хельга говорит, ты это к чему. А она отвечает, сама знаешь, какой грех на тебе. Так что ни Галочку, ни Дашку мы тебе в обиду не дадим, у нас семья дружная.
Вишь, сучонка драная, успела значит этой выдре все рассказать, как она у нее выведала-то. Галка всю жизнь молчунья. Хельга возьми и ляпни, да ты знаешь кто я, да меня если кто обидит...
А она спокойно так в ответ, а ты меня знаешь? Нет, так что не нарывайся, если я прокляну, сбудется.
И Хельга как-то разом сникла, отчего-то поверилось, эта сможет. Вот ведь как оно бывает, ты думаешь, что всеми крутить можешь, да вдруг и нарываешься. Правда, долго просидели проговорили, Хельге спать не хотелось, да и у бабки сна ни в одном глазу. Курит только много, а так больная, говорят, а ум ясный и хватка крепкая. Хельга еще только подумает, рот открыть не успеет, а та ей все по полочкам раскладывает. Вот ведь сука старая, думает про себя Хельга.
Потом все уже просыпаться начали, а Хельга к Алику под бочок подвалилась. Потом Мишка подходил, канючил что-то, она только отмахнулась, спать хочу. Ну, бабка и Мишку и всех накормила. Проснулась Хельга только в три часа дня. Помнит все, но башка трещит и стыдно. Стыдно дочери в глаза взглянуть и бабке этой. Зло на нее берет, что столько ей про себя разболтала, разоткровенничалась, хотя она и сама многое поняла. Вот как эта змея раскалывает людей, а?
Скомандовала своим мужикам, все, собираемся и едем домой, подхватилась и ни с кем не прощаясь уехала. А Алик дома ей выдал, я весь ваш разговор слышал, стены то там картонные не иначе. Хорошо она тебя отбрила, нужна тебе иногда такая встряска.
Нет, это ж надо. Ну она ему и вставила, по первое число. Так кричала, стены тряслись. А потом еще на кухню пошла чайник ставить, так еще и с Аллочкой сцепилась. Закончился период любви горячей с соседкой. Вернулось все на круги своя. Правда, и Алик за нее вступился, когда на кухню на крик вышел, не за соседку. Помирились с мужем.
А Мишка сидит себе за компьютером, носом уткнулся в сайты, дела до родителей и их разборок нет. Правда, потом скандал ей за эту поездку закатил и новую игрушку стребовал.
Новогоднюю ночь дома вдвоем отмечали, Мишка спал, а они посидели, Мартини уговорили. Голову лечили после свадьбы. А дальше опять жизнь обычная потекла. В январе снова у детей побывали, Галкин день рождения отметили, правда, не так загульно, дети не стали вина много покупать, так Хельга на обратном пути пивком добавила.
А в феврале молодые на Мишкин день рождения приехали, подарок ему привезли, поздравили, а от застолья отказались. Сводили его в Глобал-сити, на аттракционы вместе с Дашкой, и уехали.
Потом только летом на даче состыковались. Как раз забор ставили, раньше-то забора у них не было, одни колышки стояли, вот они вдвоем, Алик с Димкой, забор поставили, крыльцо соорудили. Все как у людей стало. Дашка с Мишкой в этот год в школу шли. К школе все им совместно и приобретали, только Дашке меньше покупать пришлось. Там свекровь ей нашила.
Повезло Галке, свекровь рукастая оказалась. Хельга нет-нет да и подкинет ей, то брюки мужикам подшить, то еще что. Делает, не отказывает. Правда, достала она Хельгу с нравоучениями, что ты, мол, должна с Мишей к психоневрологу сходить, что мальчик неадекватный, ранимый очень и не коммуникабельный. Что он рассуждает не по-детски, а как старичок, на жизнь обиженный. Ему же, говорит, трудно контактировать с детьми и учителем будет. Нет, какого черта ей надо. Говорит, что я Мишку детства лишила и наивного чистого взгляда на жизнь. Я ей и ответила, пусть с пеленок знает, что люди подлые, а жизнь гадкая.
Тогда зачем ему вообще жить, спрашивает, тебе не кажется, что ты его детства лишаешь. Хельга и ответила, не кажется, ты со своими разбирайся, а мое не трожь. Она и отвечает, я тебя не трогаю, просто совет хотела дать, чтобы ты ребенка не сгубила и себя, ведь это против тебя самой потом и обернется. Хельга просто послала ее куда подальше. Сама, мол, знаю, да мне меняться поздно, такая уж удалась. Та говорит, камень и то меняется от ветра, а ты человек, человеку свойственно расти, учиться и меняться всю жизнь, иначе это не человек, а идиот, если он не меняется. Ишь, еще и оскорбила, гадина.
Так и идет, они сами по себе живут, Хельга сама по себе. Только замечает, что Галка с Дашкой сильно меняются, вроде уверенней в себе, что ли, становятся, сами теперь решения начинают принимать, ни на кого не оглядываясь. Потом машину они себе купили, отечественную, чтобы значит тоже на дачу ездить, не ожидая их.
Хельга тут и предложила им бассейн побольше купить для дачи. Они согласились, мы, говорят, видели за пять тысяч хороший бассейн с кольцом надувным вместительный, давай пополам купим.
Хельга с Аликом поехали, не понравился им этот бассейн, а ну проткнется кольцо, новый брать. Один раз живем, надо вещь, так вещь приобретать. Ну и купили не за пять, а за пятьдесят, да к нему впридачу прибамбасы разные еще на пять тысяч, а потом детям говорят, вот по 27 тысяч с носу. А те заартачились, мол, на такую сумму мы не рассчитывали. Три дали, больше у нас нет, говорят.
Вот подстава так подстава. А зять заметил, если уж и подстава, то с вашей стороны, мы ведь о другом договаривались, а на такой дорогой у нас денег нет. Не заработали пока.
Вот так всегда, она снова Мишке внушала, видишь, даже свои подставить могут. Ты хочешь как лучше, а они тебя мордой в грязь. Опять не она виновата, а дети.
А в августе Галка второго ребенка родила, мальчишку. Кесарево ей сделали. Хельга к ней ни разу в роддом не съездила, сильно злилась на нее за бассейн. Не хотела ничего знать. А у Галки, оказывается, плохо все было, чуть ребенка не лишилась, свекровь за нее воевала, как зять сказал. Вот и опять получилось, что свекровь хорошей оказалась, а она, Хельга, плохой. Что за жизнь такая, все ножку подставить норовят. Правда, когда Галку выписывали, примчалась она, а та и смотреть в сторону матери не хочет и ребенка не сразу доверила. Вот ведь злыдня злопамятная.
У детей снова перемены. Димка без работы остался, фирма его закрылась, вот наверное почему они сказали, что денег нет. Хельга подуспокоилась. Правда, Димка работу быстро нашел. И хорошо оплачиваемую. А через год Алик без работы остался. Таксопарки давно вели дело к тому, чтобы перекрыть частный извоз, а то у них доход отнимают. Вот и добились. Теперь за лицензию плату непомерную просят, себе дороже – пока ее отработаешь, деньги отобьешь, либо приходи работать официально в таксопарк, а Алик уже под началом ходить не хочет, так-то все на карман идет, а там не все тебе, больше работодателю.
Вот и сидит опять без работы, с ума сходит. Машина есть, а работать на ней нельзя. Гаишники остановят, оштрафуют без лицензии. В общем, снова плохо. Тут Димка и помог, к себе работать позвал, водителем. Правда, через всю Москву на работу добираться, но на машине можно доехать. Там машина день в гараже простоит, а вечером домой на ней же. Поди плохо. Правду бабка говорила, что они своих не бросают, помогают чем могут. Вот и зять такой же, выручил их, не бросил.
Сама Хельга прибаливать начала, к врачу обратилась, а ей вдруг третью группу инвалидности оформлять начали. Давление у нее высокое, зашкаливает. Предлагают в больницу лечь, а она не хочет, это же деньги потеряешь какие. Ей нельзя, а то больную-то глядишь и уволит хозяйка. В ее возрасте работу искать уже очень сложно. Лучше уж так стационарно полечиться.
Стала она в придачу к зарплате еще и пенсию по инвалидности получать. Заодно оформила детские на Мишку. Ей подсказали, что если она не получает алименты, то может пособия пока получать и судебным приставам иск подавать. Они, мол, за государственные деньги, чтобы их вернуть государству, с ее бывшего муженька алименты стряхнут. Она и сделала, как ей подсказали. Пусть копейки, но копейка рубль бережет.
Тут опять неприятность. Галка, сволочь, взяла и вместе с Дашкой выписалась от нее, а к мужу прописалась. Она об этом узнала, когда платежка за квартиру в два раза меньше пришла и нужно было идти субсидию переоформлять. Ох и разозлилась Хельга, ох и кричала. Да ты нарочно это сделала, чтобы мать с очереди сняли, чтобы она всю жизнь в коммуналке жила, чтобы и ей и брату плохо было.
А Галка отвечает, никто тебя с очереди не снимет, я узнавала, просто вместо двух квартир одну дадут, вот и все, а ты же жаловалась, что Алика прописать не можешь, так как нас здесь много и согласия не дают, вот тебе и шанс его прописать появился, разве нет?
А она уже сама не знает, хочет ли она Алика прописывать. Вон она, когда ему предложила Мишку на себя усыновить, как это Димка с Дашкой сделал, он ей отказал, сказал, зачем тебе это нужно? При живом-то отце искусственного сыну навязывать. Да еще она временно на год его прописала, а через месяц после прописки буквально к ним судебные приставы пришли. У него, оказывается, задолженность по алиментам громадная.
Пока он без регистрации жил, его найти не могли, а как только по базам прошел, тут же нашли. Теперь вот половину из его зарплаты по исполнительному листу, прямо через бухгалтерию снимают. А это по их семье бьет. Хельга и думает, стоит ли такого насовсем прописывать.
Одни проблемы кругом, голова кружится, ум за разум заходит. А Алик и из оставшихся не больно-то много отдает, то ему бензин прикупить надо, то машине ремонт требуется, как он говорит. Только она пока никаких ремонтов не видит. Кредит уже дважды реструктуировать пришлось, никак не справляется она, кругом расходы и расходы, а доходы тают. Алик кричит, ты на ребенка поменьше трать, слишком у него запросы непомерные, а она ему, не смей расходы на ребенка ущемлять, тебя они не касаются. Я мать, мне лучше знать, что и куда на своего сына тратить.
Он язвит, ты ему и в рот и жопу готова все запихнуть, лишь бы к тебе не приставал. В итоге разругались вдрызг, Хельга снова на пивко подсела, да чуть что к Долли уходит, поплакаться на жизнь свою чертову, да на несправедливость.
Вот уж где она душу отводит на полную катушку. А Алик и как мужик теперь подкачивать стал, все чаще у него не получается. К врачу сходил, ему сказали – застой крови, лекарства какие-то выписали, сказали – профессию менять нужно на более подвижную. А он кроме вождения ни к чему не приспособлен. Поди за сорок профессию менять, чернорабочим что ли? Замкнутый круг.
А это тоже на их отношениях сказывается. Хельга все чаще неудовлетворенная, оттого и срывается на скандалы. Вот он есть мужик, а ровно его и нет.
И ведь главное, своим ни Галке никому сказать об этом нельзя, засмеют, сама, скажут, себе такие проблемы выбрала, вот только Долли и выслушивает, сочувствует, переживает с ней вместе, остальным, даже Люське веры нет. Только и остается, что на пиво налегать. Особенно летом.
На даче у нее уже под домиком целый склад из банок образовался, надо будет потом беседку из них слепить, что ли, вон в журналах какие красивые показаны. Все в дело пойдут.
Летом-то и дети с малым вместе на дачу приехали. Ему маленький бассейн отдельно поставили. Он в нем целые дни не вылезая плещется. Забавный такой, белобрысый, в кого бы, у них вроде беленьких нет, а Димка говорит, мама такая беленькая до двенадцати лет была. А глаза у него в нее, чернющие. Хоть что-то от меня досталось, радуется Хельга. Вот ведь все зеленоглазые дети, а внук ее глазами разжился. Подвижный он, жизнерадостный, маленький, но крепкий.
Димка его на одной руке вверх подбрасывает, крутит, а тот только смехом заливается, не страшно ему ничуть.
Незаметно в середине июня и пошел уже сам. Да бодро так, словно всегда ходил. Вот живчик какой. А внешностью вылитый Димка. А когда Галка фотографии свекрови маленькой показала, оказалось, что и Димка и Алешка, оба на нее похожи. Надо же, как жизнь человека искурочила, сразу и не скажешь. Потом Галка ее фотографии молодой показала и Хельга увидела, что в молодости бабка очень даже ничего была. Господи, неужели и меня так жизнь искорежит, подумала она про себя. Нет уж, я так не опущусь, не сдамся.
А в августе молодые вместе с детьми на две недели в Анапу укатили к морю. Деньги откладывали, чтобы съездить, Мишку с собой не взяли, а ведь могли бы. Ну, Хельга Алику и сказала, давай тоже на море съездим, а он отвечает, нет, мы в Питер, к родителям моим поедем. Должен же я наконец познакомить их с женой. Так-то вот.
Поездка эта надолго Хельге запомнилась. Мать Аликова немногим старше свекрови Галочкиной оказалась, всего на два года. Она Алика тоже в 17 лет, как и Галка ее родила. А отец на семь лет ее старше. Военный бывший, на Севере служил, они в Североморске жили, а когда в отставку ушел, им в Петергофе жилье и дали. А он к городской квартире еще и домик загородный себе прикупил.
Вот они зимой в квартире живут, а летом в доме. Очень в земле копаться любят оба. Огород у них небольшой, но выращивают много. А еще к ним все съезжаются. Обе невестки тут же оказались. Они с его родителями как со своими дружат. С ним не общаются, а с родителями всегда пожалуйста.
Чудно, сразу три невестки в гостях оказались. Хельга от ревности задохнулась, где такое встретишь, чтобы бывшие жены на правах дочерей бывали, вместе с детьми своими. Те меж собой передружились, несмотря на разницу в возрасте, а Мишка все один сидит. Никуда с ними не идет. Хельге обидно, словно изгой ее ребенок. Но ведь те его зовут, он сам не идет. Уж она и кричала на него, иди, чего сиднем сидишь, а он ни в какую, держится за юбку ее и все тут.
А Алик со всеми вместе и ездит везде и общается, как ни в чем не бывало. И ее, Хельгу, с собой всюду тащит. Мишка целыми днями как бирюк дуется, ничего ему не надо. Ноет, домой хочу, домой поедем. Вот эта-то мамаша ей и сказала, как Галькина свекровь, что ребенка нужно психиатру показывать, ненормальный он. Хельга взбесилась и домой засобиралась, раз мы вам не ко двору пришлись, то и тьфу на вас. Сами вы все ненормальные, а мой сын самый лучший. Вы его не понимаете, а он вон гениальный ребенок. В компьютере лучше вас разбирается и учится на одни пятерки.
В общем, разругались и уехали, а Хельга сказала, что больше к его родителям ни ногой. Хватит с нее унижений и нравоучений.
В другой раз, когда в сам Питер ездили, она категорически отказалась в Петергоф ехать. Сидела с Мишкой в гостинице безвылазно, пока Алик в выходные у родителей был. Она напрочь извелась, думала, он там любовь с бывшими крутит, а их в том году там не оказалось, раньше приезжали, как выяснилось.
Одни дочки были, с ними он и общался, с дочкой и падчерицей. Дочка-то как раз приехала в институт в Питере поступила, так что надолго к деду с бабушкой жить прикатила. А что, от Петергофа недолго на электричке до Питера доехать и на общежитие тратиться не нужно. Вот ведь, каждый выгоду свою ищет, одна она, Хельга, как с боку припеку. Опять себя и сына заодно жаль стало. Она ему и внушает – Видишь, Мишук, держись за мамку, никому кроме друг дружки мы с тобой не нужны.
А в Москве Алик потом на свадьбу падчерицы ходил. Хельга категорически отказалась. Нужно ей с его бывшей там встречаться. Хватит с нее унижений. Это потом они с Маринкой состыкуются, подружатся, когда она уже с Аликом расстанется. Многое про него Маринка расскажет, вот когда Хельга ругать себя начнет, что раньше не пообщалась, не поняла, с кем жизнь связала. Но после драки кулаками не машут, срослось, как срослось...
НЕИСТОВАЯ глава 26
Как-то так получилось, что с Галкой они стали редко видеться, у той своих забот полон рот, вон уже пару раз с ребенком в больнице лежала, а у них своя жизнь. Пробовала несколько раз Мишку на выходные к ним забрасывать, хочется ведь вдвоем с мужем побыть, может, оттого, что он под ногами все время путается да к ней липнет, у них плохо все с Аликом получается. Тот усталый с работы приедет, поест, а ее не дождется, спать ляжет. Мишку не уложишь до двенадцати, а то и дольше. Словно пасет он мать. Хельга уже тихо раздражаться начинает.
Но только отвезут его, только отъедут метров на сто от дома, звонок, мам, я домой хочу, и в рев. Истерику закатывает, мам я без тебя не могу, мам мне плохо. А что плохо-то. Бабка его не дергает, ну есть заставляет наравне со всеми, не сладкий кусочек, а обед нормальный и все. Но это же ему на пользу. Хельга наорет на него, Миш, не выдумывай, сказала – там побудешь, у нас с отцом дела. Телефон отключит. Потом уже дома сердце не выдержит, звонит, узнает, как он там. Галка ей и скажет, да не названивай ты, не дергай его, все равно ведь не приедешь сейчас за ним, а он только успокоился.
Ну, Хельга еще пару часов переждет, снова звонит. Поговорит с Мишкой, он опять занудно ноет, а она накричит и трубку бросит, сказала, мол, до завтра, значит до завтра. А эта старуха ей потом выговаривает – Хельга, говорит, мальчик сильно без тебя переживает. Он беспрестанно ест конфеты, а это же и для зубов и для него плохо, нельзя на одном сладком жить. Это же нервное у него, ненормально есть столько сладостей
. Вон и полный он излишне. Какого черта суется, да Мишка постоянно и дома, за компьютером сидя, конфеты словно семечки лузгает. Да что она, своему ребенку во вкусном будет отказывать. Так ей и сказала. А она губы поджала, ну как знаешь.
Вот решили с ними Новый год провести, лучше бы не затевались. Нет, и стол хороший накрыли и вина хватает. Вот только пить кому? Свекровь не пьет, зять не пьет, так по бокалу шампанского чисто за праздник и все, Галка и та, скромненько пару рюмок Мартини. А им что, вдвоем дуть? Деда их нет, Галка сказала, в больнице лежит, в наркологической. Вот ведь живет же с алкашом, держится за него, правильная наша. Да я бы такого в три шеи из дому гнала, а она за портки его держится. Хотя конечно, кто на старую вешалку искореженную позарится, вот и цепляется за последнее сокровище в своей жизни.
А, где-то в пол-одиннадцатого, еще и стол не накрывали, бабка и говорит, сходите с детьми на горке покатайтесь, пусть проветрятся немного. Молодые с радостью собрались, ну и они решили сходить, не с бабкой же здесь торчать. Заодно зять петарды прихватил, попускаем, говорит. У них уже часов с десяти вовсю палить стали. Хельга говорит, так лучше после Нового года попускать, зять отвечает – и на после хватит.
Сходили с горки покатались, петарды попускали, детям весело, один Мишка дутый, не хочется ему с горы кататься, скучно, ему бы за компьютер, а бабка его не включила. У них и у бабки свой компьютер, и у молодых компьютер и ноутбук, чего бы не дать. И Галка сказала, нечего в праздник за компьютером сидеть, отдохни.
Назад пришли, а от самого лифта до квартиры, и потом по квартире до елки следы из белой бумаги проложены. Дашка с Алешкой кричат – Ой, дед Мороз пришел и к елке, а там в стружке из вощеной бумаги подарки лежат, для всех троих.
Мишка к елке не идет, к ней жмется, а бабка говорит, – Мишенька, там и тебя подарок ждет, да не один. Он насупился и отвечает – Никакой это не дед Мороз, это вы сами все наделали – А она спрашивает – Ты что, в сказку не веришь? – Нет ,это все взрослые сами покупают – Ну, раз взрослые сами, значит подарки возьми и маму с папой, и Галю с Димой поблагодари за подарки.
Он даже покраснел, не привык он благодарить, так все от Хельги получал, вот ведь стерва старая, чуть не до слез ребенка довела. А дети играют и внимания на этот разговор не обращают. Через полчаса, она и говорит – Теперь, все, игрушки свои забираем и спать, утром наиграетесь. – Как спать, куда спать – возмутилась Хельга, а за стол, а праздник встречать? – А эта заявляет, – Что они за столом не видели, пьянки нашей, да разговоров взрослых? Детям стол уже делали, сыты они, подарки получили, спать пора. У нас не принято детей по ночам за столом держать – А мой Мишка всегда с нами за столом сидит – заявляет Хельга. – Всяк по своему с ума сходит – отвечает – у вас так принято, у нас иначе.
Хотела Хельга поскандалить с ней, да Алик отговорил – пойдем, угомонись, в чужой монастырь со своим уставом не лезь. Хельга и успокоилась, сунулась в другую комнату, детей утешить, небось плачут они от обиды, а те спят уже, пока спорили, дети и уснули. Надо же, а Мишка все равно с ними за столом сидел, привык рядом с матерью быть. Уж Хельга его уговаривать начала, чтобы он ложился, ни в какую, я с тобой. Зевает сидит, глаза, как совёнок таращит, но не уйдёт,словно пасёт мать. Посидели, потом снова на улицу сходили петарды пускать, под утро легли.
А Мишка он такой, во сколько бы ни лег, утром вскочит, словно боится, что за ночь мать куда-то испарится. Да и бабка за весь вечер от силы полчаса за столом посидела, бокал шампанского выпила и на кухню ушла. Все, как на свадьбе, медом ей там помазано, что ли. Врет она все, голова якобы у нее болит, просто компанией нашей брезгует, решила про себя Хельга. Хотя Галка говорит, что мать так всегда, Хельга не верит, что это за болезнь такая, не посидеть со своими, праздник не отметить, давление у нее, внутричерепное. Подумаешь !
Вот когда проснулись днем, Хельга и заявила, что они домой едут сейчас, как говорится, побыли и хватит. Да и чего тут в скуке сидеть, лучше дома, Долли да соседей позвать, погулять от души. А бабка еды всякой им с собой навертела, сует, мол, пропадет все, наготовили много. Нет, вы видели, заботу якобы проявляет, а сама небось рада радешенька, что мы сваливаем, оттого и старается гостинцев сунуть, дескать, валите только быстрей.
Хельгу не проведешь, оделись, она и говорит – Ну, бывайте тут, мойте косточки наши на просторе да без помех. А эта стерва ехидненько так отвечает – Всенепременно, с вашего милостивого разрешения, обязательно пополощем, а то ведь больше и забот у нас нет. Спасибо, что напомнили.
Нет, видали стерву, а? Хельга в машине аж изошлась от злобы, я, говорит, чуть от скуки не умерла, больше сюда не поедем на праздник. А Мишка отвечает, а мне хорошо было, мы с утра с Димкой и Галкой в Глобал на аттракционы ходили, призы повыигрывали. Хельга отвечает, на аттракционы я тебя и сама свожу, у нас этого добра хватает. В общем, дома стол накрыли, благо бабка и правда много дала чего, особенно холодец хорош, такой Хельга только в детстве у бабки ела, сама готовить не умеет.
Долли пришла, да из соседней квартиры муж с женой. Хорошо посидели, караоке попели, за жизнь поговорили. Хельга Долли про эту стерву все как на духу и выложила, все что наболело, и про порядки ее дурацкие. А Долли отвечает – Да, правильные порядки, для детей все так и нужно делать. Ты лучше скажи, Галке хорошо там живется? – Хорошо – Хельга отвечает – она, представляешь, под ее дудку пляшет, советы у нее спрашивает, не у матери, а у нее. И зовет ее мамой. Думаешь, мне это не обидно, она дочь у меня отняла.
Сначала бабка в деревне Галку против меня настраивала, теперь эта стерва ее на свою сторону перетянула. Нет бы заставить ее под себя плясать, пусть бы радовалась, что молодуха в доме есть, и сопела в две дырочки, а она всеми управляет – Хель, ты не права – Долли говорит – Если Галке хорошо, ты радуйся, девка в любви и заботе живет, а не поедом ее едят. Это ценить нужно. В общем, не согласна она с Долли, но не ругаться же с подругой, перевела разговор на другое.
На Галкин день рождения у них как раз билеты в цирк на представление новогоднее были, там и встретились, заодно и подарок дочери, серьги золотые отдала, а после представления заехали к знакомой медсестре, Дашке уши прокололи и тоже серьги золотые вставили. Правда, потом Галка их на медицинские заменила. У Дашки от тяжести уши воспаляться стали.
И после, когда зажили, не смогла Дашка эти серьги носить. Как наденет, уши болят. Отец ей другие купил, нормально носит, а ее, Хельгины, так и лежат, не может их носить и все тут. А Дашка похвалилась, что ей собаку подарили и у них теперь щенок живет. Вот тут Мишка в голос, я к Галке поехать хочу. Хельга говорит, нельзя тебе к собаке, ты их боишься, а он ревет хочу и поехал к ним.
До конца каникул пробыл и домой не просился, а когда домой его забирали, все уши ей прожужжал, хочу собачку. Она ему говорит нельзя, а он до истерики, собаку хочу и гулять с ней буду, только купи. Еле уговорили с отцом подождать, вот, мол, подрастешь, обязательно возьмем тебе собаку. А сама думает, ты за это время успокоишься и думать про собаку забудешь.
А летом снова на дачу поехали и собаку с собой взяли. А она уже выросла, большая, крепкая, правда, пустобрешка, за всеми бегает облаивает. И с детьми играет. Мишка в восторге от нее и вроде как даже не боится. Неужели страх прошел, хотя вон к Люське когда ходят, там две овчарки, их закрывать приходится, у Мишки страх перед ними. Может, потому, что эту с детства знает, а те уже давно взрослые. Кто поймет.
Уже и с дачи давно вернулись, и в школу ходим, а он нет нет и спрашивает, ну вы мне собаку обещали. Но Алик ни в какую, шерсть здесь будет в еду лезть, да повернуться негде, да гулять ты с ней не всегда пойдешь, нам с матерью придется. В общем, спорят и ссорятся все из-за вопроса о собаке. Ей и Мишку жалко, и Алику наперекор делать не хочется. Впору разорваться.
Так и обещают, да не делают. В этом же году Хельга Мишку на юг перед самой школой свозила. И Дашку с собою взяла. Алик-то поехать не мог, работа у него, а Хельге с двумя детьми не так страшно без мужика. Десять дней на море провели, хорошо. Правда, туда поездом ехали, а обратно зять забирал, специально приехал за ними. Хельга позвонила и он не смог отказать.
А осенью они без машины остались. Там афера какая-то была, Хельга толком и не поняла, Алик объяснял, да поди ж разберись. Одно сказал, мелкий шрифт читать надо, когда договор подписываешь. Ну Хельга и сказала, сами виноваты, от нас тишком приобрели, не посоветовались, вот и остались с носом. А там зять и работы лишился. Алик сказал, ты только матери его не говори, я тебе скажу. Он деньги у фирмы попер, бензина на полтора миллиона насливал, вот его и выгнали. Как, без компенсации? – Хельга спрашивает. Не знаю, отвечает, может расписку взяли, расплачиваться будет.
Надо же, вот аферист оказался. Хотя, может, он так за машину расплатиться хотел, а чего ж тогда не выкупил. Алик говорит, на машине его банковские катались, разбили ее, вот и он от нее отказался, сказал, пусть сами чинят и продают. Галку потом спросила, а она отвечает, суд мы выиграли, ничего не должны, нет на нас долгов. Значит, про эти деньги тоже не знает. Хельга не стала ей глаза открывать.
А там и 2010 год настал. Как раз в конце февраля вызвали Хельгу и предложили смотровой на квартиру в Подольске. Программу такую ввели, жилье дают очередникам в ближнем Подмосковье, а старое не отбирают и регистрации в Москве не лишают. То есть ты москвичом остаешься. Вроде и очередь уменьшается, и город разгружается, в общем, всем хорошо.
Предлагают ей двухкомнатную квартиру, а главное, там, где в прошлом году брат Димки квартиру получил. Прямо в доме рядом. Хельга думает, о это хороший знак, судьба, глядишь, рядом жить станем, по-другому разглядит он меня, чем черт не шутит. А Алик ехать смотреть не хочет, он вообще не хочет в Подмосковье уезжать, здесь думает остаться, но Хельга тут строго в позу стала. Никаких здесь, здесь сдавать будем.
Жилье-то наверняка в переделке нуждаться будет, на это деньги нужны. Вот, комнату будем для этого сдавать. Позвала она Галку с ней съездить, ну чтобы не одной. Галка-то как раз на «Южной» живет, откуда автобус в Подольск ходит.
Она согласилась, видно, и самой посмотреть хочется, что за жилье матери дают. Мальчишку со свекровью оставила, та никогда не отказывается посидеть, если нужно. Так-то он в сад скоро пойдет, а Галка работать устроится.
Поехали, посмотрели. Место отличное, квартира по душе пришлась, большая и кухня десятиметровая. Автобусом до метро по Симферопольке всего двадцать минут ехать. Хочешь до «Южной», хочешь раньше на Янгеля сойди. Все едино, в Москве уже. И там автобус в пятидесяти метрах от дома останавливается. Ходит через каждые десять минут.
Инфраструктура в районе тоже отличная: две школы рядом, одна общеобразовательная, другая спортивная, магазины, сервисные центры, почта, все в шаговой доступности. Галка говорит, бери, мать, переезжайте. И она тоже уже склонна соглашаться. На обратном пути к ним заходить не стала, сразу домой помчалась, впечатлениями делиться.
Но уперлась в твердое Аликово нет, вплоть до того, что расстанемся, а в Подольск не поеду. В общем, чтобы мужа не терять, отказалась, но так, чтобы не совсем, а чтобы другое направление предложили, ну хоть Дмитровское. Ей пообещали, очередь отодвинули, а квартиру другим людям по очереди отдали. Потом, когда Алик согласился, поезд уже ушел, а осенью Лужкова сняли и новый мэр, Собянин, программу эту отменил, сказал, что Москве это невыгодно.
Вот где она локти покусала, квартира и надежда получить ее уплыли далеко и надолго, а все из-за Аликова упрямства. Да еще и регистрацию ему не продлили, сказали, согласие первого мужа давайте, а то вы от улучшения отказались, а ребенку условия ухудшаете. А при чем тут первый муж? Он в этой квартире и не жил никогда, но с места не сопрешь, да еще грозятся его из Москвы выпереть, если регистрации нигде не будет. Вот ведь дурак, сам себе насрал, получается. Ну, он в Питер смотался, там у родителей зарегистрировался, паспорт поменял и вернулся. Регистрация есть, россиянин, придираться перестали.
Но еще до того, как это случилось, лето выдалось не приведи господи. Все вокруг Москвы горело и в городе дышать было нечем. Смог стоял ужасный, и даже на что дача их далеко от Москвы, но и туда нет нет слабые отголоски дыма доносило. Они и уехали на август на юг, а ребята вместе со свекровью к ним на дачу. Галка сказала, мать, мол, умереть от этого может, вывозить ее надо. А всем в домишке их не поместиться.
Вот они и уехали на юг. Дорого им это обошлось, но зато пересидели самые страшные дни вдали. А когда вернулись, Хельга прямиком на дачу, взглянуть, что там и как, небось засрали все. Нет, чисто все, вымыто, а свекровь еще и записку оставила, что помидоры, мол, сняла, чтобы болезнь не побила от холодных рос, и на дозревание в сараюшке под накидку положила. Хельга посмотрела, много помидоров и дозрели все.
Все вроде бы по уму сделано, а Хельгу зло распирает, оттого что свекровь здесь жила, на ее мебели спала, ее домик видела и небось смеялась над его убогостью. Пойти у Люськи спросить она не может, с Люськой они еще по весне в хлам разосрались. У Люськи неприятности с бизнесом вышли, кто-то там наехал на нее, отжали у нее палатки, остались только те две, что на Хельгу отдельно записаны, а кредит-то еще не до конца погашен.
Вот Люська и попросила у Хельги помощи, что пока она выручит там что-то за оставшийся товар. Палатки отжали, но товар Люська вывезти успела и она просит Хельгу месяца три кредит в банк вносить, а там Люська товар продаст и с Хельгой расплатится и остатки долга перед банком погасит. Хельга и согласилась.
Алику деньги давала, он должен был ездить платить. А потом к Люське из банка пришли, с тем чтобы имущество арестовать, так как кредит не гасился и проценты бешеные набежали. Люська к Хельге, та клянется, божится, что платила, Алик отвозил. Он тоже уверяет, что все честно отвозил и проплачивал. А потом выяснилось, что ничего он не отвозил, протратил деньги куда-то, подставил обеих. В общем, прогорели обе. Хельгу, как поручителя тоже по суду гасить ссуду заставили, а чем ей гасить? Ведь у нее и еще беда. С основной работы ее тоже уволили в июне. Не стала она справляться, хозяйка и уволила, молодую на ее место взяла. Вот и вышло, Алик их так подставил, дальше некуда.
Пока то да се разбирательства шли долг ой как возрастал. Люська теперь безвылазно на даче жила, квартиру на продажу выставила, ей денег от товара не хватает долг гасить. А потом и эти две палатки продала. Похерила свой бизнес. Само собой, никаких отношений с Хельгой теперь не стало, ты, говорит, совесть потеряла, да за все хорошее мне гадостью отплатила.
Нет, это надо же, а. Долли естественно тоже работу потеряла, но она специалист сильный, быстро устроилась, а Хельга никак работу найти не может. Галка, та устроилась в торговую фирму, поставщиком-посредником. Хельга попросила и ее устроить, а та отказалась, нет, говорит, у них мест, мам. Врет наверное, просто не хочет, чтобы мать с ней работала. Потом нашла Хельга работу, через полгода только, но всего-то на пятнадцать тысяч, а после пятидесяти это разве деньги, да ста пятидесяти, что она от Люськи получала. Просто облом сплошной.
Ну она скандал Галке по полной и устроила, все что накопилось обид на жизнь, на них, на их семью и выплеснула. Не иначе это свекровь Галкина, колдунья чертова их сглазила. Галка с Димкой и говорят, все, мы к тебе больше ни ногой. Не нужны нам твои подачки. Нет, вы слышали, чтобы сразу везде все вот так кидали, и подруга, и муженек подставил и дочь. Столько горя враз свалилось, но она не сдастся, вытянет всем им потом устроит. Пить снова начала жутко.
А тут муженек бывший вдруг нарисовался, начал приходить, к Мишке интерес проявлять. Даже в школу к нему сходил, диван ему купил в подарок, привез. Сбил парня с толку, тот только к нему потянулся, а он снова исчез с горизонта. Вот так всегда. С Аликом ссориться часто начали, на Мишку кричит, с дочерью рассорилась. Ну что за жизнь. И Алик тоже стал выпивать, иногда вместе с ней, иной раз с дружками на работе.
НЕИСТОВАЯ глава 27
А потом вдруг однажды брат Мишка позвонил, сказал, что к ним Галка приезжала, забрала все документы на дом и Сережка с ней к нотариусу сходил, дарственную ей переписал на свою долю. Чего это она удумала – спрашивает Хельга. Да вроде как дом восстанавливать хочет и жить там – отвечает брат. Хельгу как током ударило.
Это что, свекровь Галку из дому выгоняет, что Галка в дом ехать жить собралась. Нет, с этим нужно разобраться. Собрались в ближайший выходной и махнули в Чертаново. Ну, думает Хельга, устрою я этой ханже разнос. Как раз в первых числах декабря это было. Холодно уже, зима суровая.
Приехали, Хельга заранее себя накрутила, чтобы прямо с порога скандал вкатить. Позвонили, а дверь Галка открывает и малой возле нее крутится. Хельга глаза растопырила, вы здесь, выпалила. А дочь спрашивает, а где мы быть должны? Так я подумала, что вы в деревне. Нет, в деревню мы на Новый год поедем, да ты проходи, чего на пороге-то стоять. Хельга разделась, пошла по квартире, а у них перемены. В средней комнате младший брат, в маленькой Дашка, а они втроем в большой живут. Вот только ни бабки, ни деда нет, и вещей, даже мебели их нет.
А эти-то где? – Хельга спрашивает. А мать с отцом в деревне теперь живут – Галка отвечает. Как в деревне, да там все сломано, жить нельзя, да и алкаш этот там торчит, с ним что ли живут? – Да нет-Галка отвечает – мать денег дала, котел, колонку и унитаз купили, ванну в порядок привели, плиту отчистили, она нормальная, рабочая оказалась. Котел наладили, водопровод починили, отопление и колонка работают.
Мать алкаша выставила в два счета, сам убежал. Мать документы все посмотрела и сказала, что нас обманули. Я к юристу сходила, он то же самое подтвердил. В общем, подняли дедушкино завещание, а там указано, что именно та часть дома, где он живет, наша, а та, что он рушил, ихняя.
Мать экспертизу вызвала, ущерб насчитали, вот после этого алкаш и сбежал. Испугался, что иск предъявят за порчу чужого имущества. А родители туда и въехали.
Надо же, ушлая какая твоя свекровь, Хельга говорит. А чем нам плохо – отвечает Галка – и они теперь в покое и тишине живут, и нам свободнее. И самостоятельно жить теперь учимся. – А кто ж тебе теперь готовит – ехидно спрашивает Хельга. Да вот с Димкой вместе сами и справляемся, он всегда умел, у матери научился, а я тоже за это время подучилась. Справляемся.
Нет, это ж надо, самостоятельные, оперились как, и ведь дом-то точно отсудят. С этой станется, вцепится как клещ, глядишь еще Галку уговорит на себя все переписать, нужно все силы приложить, а не дать ей это сделать. Как это, ей мое добро достанется, снова мимо меня все уплывет.
Вот ведь бабки постоянно мне дорогу переходят. Думает про себя Хельга, решает, как ей этому воспрепятствовать. Она про себя уже решила, что свекровушка Галкина такой план и составила, небось как дом-то увидела, так и решила под себя забрать. Ишь ты, бедная бедная, а на ремонт и денежки нашлись, точно захапать хочет.
Но Галке пока о мыслях своих говорить не стала, с этой осторожней надо, хитро подойти, не торопясь. Ну чего, – говорит Хельга – может, тогда на Новый год мы к вам? – Куда, в деревню – отвечает Галка – я же сказала, мы туда едем. А хоть и в деревню – Хельга замечает – мне тоже посмотреть хочется, что там и как. – Ну приезжайте – Галка говорит. Кисло так говорит, а отказать матери не может. И это уже хорошо, значит не вполне из материнской воли вышла.
Каникулы у Мишки начались, снова Василий приехал, да не с пустыми руками. Привез Мишке подарок, какой-то там транформер дорогущий. У Мишки глаза разгорелись, а он его к себе на каникулы зовет. Мишка мнется, он теперь и Алика отцом зовет, и к этому то тянется, то отталкивается. Видит Хельга, что тоже в зависимости от того, посулят ему подарок или нет. Тоже с выгодой для себя.
Хельга было возражать, что не даст, а он ей, если ты, мол, хочешь, чтобы я квартиру на Мишку подписал, препятствовать мне не будешь, а не хочешь, я ее продам. Ну, разве можно такое упускать. Конечно, согласилась. А бывший подначивает, а летом на дачу к себе его возьму. Дачу мы по новой отстроили, так что теперь она застрахована и если кому в голову придет ее спалить, я внакладе не останусь. Намекает, значит.
Хельга сделала вид, что намеков его не поняла. Собрался Мишка и с отцом уехал. А на Новый год, она Алика с работы ждет, чтобы в деревню ехать, а его все нет и нет, и телефон не отвечает. В зоне доступа вроде, а не отвечает. Хельга уж думать боится, что стряслось. Потом дозвонилась до одного из его сослуживцев, а тот говорит, перебрал Алик сегодня после работы, отмечая, вот и остался спать на базе в машине, ваших-то дома нет. Мы его туда сначала отвели, а там не открывают. К себе взять его никто не смог, праздник все-таки, с женами ссориться не хочется. Мы его обратно отвели и спать в машине уложили. Гараж там теплый, не замерзнет.
Хельга злится, ведь врет, думает, наверное мой к бабе какой пристроился, а они его покрывают. И ведь не проверишь. Да и праздник скоро, а она одна сидит как перст. Что делать-то? Ну она приоделась, сумку подхватила и на дорогу. В палатке три бутылки вина купила да банки с пивом и на Дмитровке встала голосовать.
Частник тормознул, она на сиденье плюхнулась, довезешь, говорит, отблагодарю. А водитель азербайджанец, видный такой. Вот Хельга и думает, и мне пара на Новый год найдется, не пропаду. Пока ехали, она все три бутылки уговорила и пиво впридачу. Но все чин-чинарем, место, где остановиться, точно указала, память не изменила. Ты, говорит, пока погоди, я к своим зайду. А он отвечает, только недолго, мне еще самому добираться. Он наверное думал, что у нее денег нет, она у своих взять пошла.
А она в дом вошла, здрасьте всем, кричит, я не одна, тут мужичок нарисовался, так я с ним. А бабка и говорит – Ты как это себе представляешь, а что дети и внучка подумают? – Да плевать я хотела, моя жизнь, как хочу, так и поступаю, нечего мне диктовать. – Галка вышла и говорит, – Не нравится, езжай обратно, дома твори, что хочешь, а здесь нет. А время-то одиннадцать уже, куда обратно-то?
Одной дома сидеть. Хотела возмутиться, а тут младший бабкин с улицы входит. Он, оказывается, гулять ходил и вернулся, тоже видишь к ним сюда приехал. Вот он и говорит, – Там машина стояла, водитель деньги спрашивал, я заплатил, он и уехал.
Нет, ну все против нее обернулось, обидно. Когда к столу сели, Хельга бокал мартини опрокинула, сказала, что она им всем припомнит, и все. Утром очнулась, понять не может, где она и что с ней. Потом сообразила, что она в отцовом доме. В столовую вышла, там банка из-под огурцов на столе стоит. Она рассола выпила, отпустило.
А как вспомнила все, что натворила, плохо ей стало на душе, стыдно, опять опростоволосилась. Сидит хмурая, думает, как быть. А тут бабка встала. Ну, Хельга как ее увидела, решила делать морду тапочком и не признавать, что ей неловко. А та ничего не говорит, ровно и не было ничего. С добрым утром, только и сказала, как ни в чем не бывало, да спросила, как спалось.
А тут и внуки встали, бабка их завтраком накормила, они на двор, со снегом играть, крепости строить. Потом все просыпаться стали, тут и Алик приехал, встрепанный, помятый. Видно, и правда в машине спал, не соврали. Они когда потом домой ехали, в салоне запах перегара стойкий держался.
Он извинился, а Хельга про себя думает, хорошо, что они вчера не дали мне мужика оставить, а то бы драка и скандал были. Только вот бабка не сказала бы Алику. А бабка ничего не сказала, сделала вид, что все в порядке. Хитрая она, знает, когда молчать нужно.
Побыли, осмотрели все в доме. И правда бабка здесь многое сделала. Они когда приезжали, грязь была непролазная, а сейчас разгребли все, мебель по-другому расставили, диван горелый выкинули, а свой, привезенный из Москвы, поставили. Грязи, говорят, бутылок, огрызков гору выгребли. Потворил здесь алкаш дел.
Ну Хельга видит, вода в доме есть, тепло, уютно, она и говорит, а что если мы на лето к вам приедем. Тут же дел много, мы и поможем. Галка говорит, посмотрим, время покажет, а бабка отвечает, пожалуйста, это же твой родной дом, я понимаю, что тебе здесь быть приятно. Понимает она, как же. Ей тут не слишком-то приятно, но отдавать такой жирный кусок одной дочери не хочется, что ж, у нее и земля жирная и дом всем оборудованный, а у Мишки и земля тощая и домушка-теремушка.
Она и говорит, вам бы тут второй этаж надстроить. Зять отвечает, я об этом тоже уже думал, еще прикинем, что и как. В общем, удочку она забросила. С тем и уехали. Незачем сразу нажимать.
До лета не один раз почву зондировала, а в мае прямо сказала, что они вещи сюда перевозят. И Галка не нашла что возразить. Не станет же она матери препятствовать в родной дом приезжать.
А Василий-то ни на какую дачу Мишку и не взял, сказал, планы поменялись, уезжаем мы, ну Хельга не горюет, нет так нет. Мишка в деревне у Галки побудет, бабке не все одно, где двое, там и трое. И она не отказала. Мишка похныкал немного, что компьютер дома остался, а он тут, но бабка сказала – компьютер тут есть, на два часа в день подпущу. Он ноет – я дома сколько хочу, столько сижу, а она, дома ты, говорит, один, а здесь и Даша и я, так что в очередь.
Тут как раз собака их ощенилась, Хельга помогла щенков утопить, одного оставила. Мишка все норовил посмотреть, как они тонут. Прямо трясся весь, но Галка его не пустила. А потом того, что оставили, Мишка стал требовать к себе взять. Они с Аликом сказали, что посмотрят. А он щенку и имя уже дал. Волком его назвал. Вот они с Дашкой целыми днями возле щенка и сидят.
А Хельга и вправду, на Аликовом Камазе мебель перевезла. Зять к ним на дачу приехал помогать грузиться вместе с отцом. Втроем они быстро все погрузили. Алик с дедом на Камазе поехали, а она с Димкой сзади на его рабочей машине. Туда и цветы свои, что пока мужики грузились, она выкапывала, погрузила.
На следующий день, пока мужики мебель в сарай сносили, она цветы высаживала. Сразу красиво стало. Они тоже цветы посадили уже, а она к ним добавила, места вдоволь. Закреплюсь здесь, думает, хрен вы меня отсюда выживете. Хотя ее никто вроде выживать не пытается, наоборот комнату им обставили.
Правда, она сунулась было в террасе устроиться, но молодые сказали, нет, это наша комната теперь. Терраса обшарпанная была, в ней старый хлам хранили, так они ее очистили, отмыли и свежей фанерой обшили, свет приладили, стало великолепно. А ей, Хельге, не уступили. Но отцову спальню им обустроили, там занавеску повесили и как в отдельной комнате, тоже неплохо. Так-то дед их там жил, но им уступил, чтобы они не в общем зале спали.
Всяко отдыхалось, и на речку с детьми походила и в огороде покопалась, правда, частенько словно бес разбирал, назло бабке делала все наперекор, очень ей нравилось терпение бабкино испытывать, а та молчит, терпит. Вот Хельга и злится, когда же ты взорвешься. Нет, так и не взорвалась, даже когда Хельга ее собственный урожай как свой раздавала.
Очень хотелось всем деревенским показать, что навык в огородных делах она не утратила. А они один за другим приходили, ее посмотреть, себя показать, а она перед всеми красуется, я, мол, дом отцов восстанавливать буду. Мужики возятся, забор ладят, фундамент поправляют, а она перед всеми одеяло на себя тянет. А они молчат. И бабка молчит.
Вот тут она снова Таньку, сестру первого мужа, увидела. Танька-то за Юрку замуж выскочила. Хельгиного одноклассника. Он в Таньку смолоду влюблен был, когда она еще к бабке на лето приезжала. Танька замуж вышла, детей родила, а он не женился, все ждал ее. Потом Танька овдовела и он приехал к ней. Тут уж Танька согласилась, замуж пошла.
Вот, а теперь они рядом совсем здесь живут, на Смоленке, в Юркином доме, летом, а зимой в Москве. И дочка ее старшая тут же, с пятью детьми отдыхает. Ну Хельга с Аликом к ним в гости и сходили, Мишку с собой взяли. А потом они к ним пришли. С бабкой познакомились. Бабка им понравилась. Они Хельге даже потом сказали, хорошая у Галки свекровь, заботливая, любит Галочку-то. А Хельге даже вроде как упрек в этом послышался.
Хельга за лето, хоть и приезжала только на выходные, успела всех подружек прежних обежать, у всех побывать, со всеми выпить по старой памяти. Жизнь у кого как сложилась. Кто в Можайске на приличных должностях работает, кто в управе местной. У всех жизнь неплохо задалась. Совхоза не стало, они в город потянулись, все неплохо пристроились, не хуже Хельги одеты. Да и село зажиточное.
Вон Санька Мерзихин, аж тремя магазинами владеет, расстроился. Хозяйственный, строительный и продуктовый. Еще один недострой двухэтажный стоит, говорит, кафе и игральные автоматы открыть хочет. Продвинутые они тут. Пальца в рот не клади, откусят. Хельге даже обидно, вон она думала удивить их, а получается, они ее удивляют.
Соседка, которой бабка землю оставила, вона как, дом новый справила, в сбербанке работает, машину уже третью меняет, а ведь никуда из села и не уезжала. Сын-то старший у нее в Москве погиб, друг хороший Галочкин был. Институт закончил, на стройке прорабом работал. Вот там на стройке его пьяные и убили, когда он стройматериалы проверял, перед концом работы. Те забрели на стройку выпить, он их гнать что ли стал, ну они его и порешили, зарезали. А него жена с ребенком малым осталась. Теперь вот тоже здесь живут, замуж второй раз за деревенского вышла. А младший тоже институт закончил, в Мособлэнерго работает и тоже здесь живет, никуда не рвется.
Нам, говорит, теть Хель, здесь у земли спокойней жить. Ишь, а она здесь жить никогда не хотела. Вон они, нынешние, совсем другие. А чего, и компьютеры есть и все, не хуже, чем в городе, вот они и не рвутся. Может, и ей нужно будет под старость сюда переезжать, в городе хлопотно, а тут и правда спокойней. И дышится хорошо. Хотя нет, это так, мысли разные в голову лезут, Москву она ни на что не променяет.
Да вот Санька ей предложил, если, мол, деньги есть, давай выделю тебе площадь в том здании, что строю, будешь арендовать у меня помещение, да бельем там или еще чем торговать, так-то у нас палатки ставят, приезжают, а ты магазин откроешь. Сама говоришь, связи со складами есть, девчонок местных в продавцы наймешь, поди плохо.
Она обещала подумать, и Алик подзуживает, бери, не теряйся, снова на ноги встанем. Так что это лето хорошо прошло, а на следующее удочку забросим насчет того, чтобы и Мишке здесь наследство выделить. И у Алика глаза разгорелись, захотелось ему здесь пожить. Понравилось и место, и инфраструктура, и с водой мучиться не нужно, и отопление есть. Благодать.
Да вот на следующее лето все кувырком и полетело. Она пить больше стала, оттого, что Алик дома все реже появляется, пьет сильно. А здесь в деревне и она разгулялась, все бабке назло и дочери тоже, все в пику делала. Подговорила Алика, они взяли и дедов верстак разломали, нужно, мол, новый будет делать, а там столб свалился, что край крыши держал. Погреб и повело, а эта сволочь старая углядела.
Ну конечно скандал, мол, это вы назло сделали. Кое-как другим столбом укрепили, а там уже надлом пошел. Хельга кричит, да снести это все на хрен. Я здесь хозяйка, а ты не командуй. Мишка тоже опять скандалить начал, Хельга с Аликом в Москву, на работу, а он истерит, что она его бросает, да он ей не нужен, да и не работает она вовсе, а от него отдыхает. Она уж не знает, как с ним быть.
Дед запил, из дому сбежал, в Москву подался. Бабка говорит, все, не пущу его больше, хватит, пусть живет как знает. Видимо, сильно она в это лето уставала. И огород обиходить нужно, и за тремя детьми смотреть, они-то только на выходные приезжают. А Мишка, даже Дашка пожаловалась, с детьми ни с кем дружить не хочет, сидит днями целыми дома и воет.
Она приехала в выходной, Мишку за плечи обняла, пошла с ним по саду гулять, а он на бабку жалуется, что она его есть насильно заставляет, сладостей не дает, все Дашке и Алешке скармливает, а ему ничего. Хельга в дом ворвалась разъяренная, кричит, да как ты смела моего сына обижать. А он стоит возле нее, на растерянную бабку смотрит и ухмыляется. А та вдруг и говорит, это я-то его обделяла? А ну пойдем в вашу комнату, он все время в вашей комнате сидел, только на обед да в туалет выходил, пойдем, говорит.
А Мишка в Хельгу вцепился, да как заорет, не пускай ее туда, не пускай. Тут Дашка в комнату побежала, подушку отбросила и кричит, вот полюбуйся. А там под подушкой гора фантиков конфетных, а за кроватью тоже куча оберток от сладостей валяется. Выходит, наврал ей Мишка, а признавать не хочется. Вот она и орет, ты в этом виновата, ты его наверное из комнаты не выпускала, он тебя боялся.
На момент скандала Галка с Димкой еще из Москвы не приехали, задержались они. Так что Хельга, чтобы выкрутиться как-то из положения, в которое ее сынок поставил, а заодно, чтобы бабка остыла до приезда детей и не нажаловалась им, забрала всех троих детей и с Аликом к Татьяне направилась.
Ты, мол, тут пока отдохни от детей, а мы пойдем родных навестим, ну она и говорит, только уж если припозднитесь, детей приведите, им в десять спать нужно. Хельга отмахнулась, летом режим необязательно блюсти, летом отдыхать нужно, так что сиди, не с чужими чай идут, я такая же бабушка и право имею. А она, сволочь, подкузьмила еще «давно?».
Хельга спрашивает, что давно ? – Бабушкой давно стала – спрашивает, ты же вроде все молодилась, а тут бабушкой назвалась. Ну, не язва?