Серенькая невзрачная птичка с бордовыми перышками вокруг шеи и светлым брюшком откуда-то вылетела и села на дюралевые усики телевизионной антенны. Только села и сразу же выронила из клювика жирную муху. Что-то здесь не так. Я еще больше уверился в своем подозрении, когда поприглядывал за этой пичугой некоторое время. «Нети-тить-фью, нети-тить-фью» пронзительно призывало это крохотное существо свою невидимую потерявшуюся пару.
Я подошел поближе. В кирпичной стене, почти под крышей, зияло небольшое квадратное отверстие, вероятно, отдушина, и где-то там, в выщербленной кладке свили птички свое гнездо. Укрывшись в тени цветущей черемухи, я стал наблюдать за происходящим. Вот птичка вспорхнула с антенны и скрылась в отдушине. Секунд через десять она высунулась, недоуменно повертела своей головкой и вновь взлетела на поблескивающие усики антенны, и тут же умчалась по воздуху к черемуховым зарослям, и уже через полминуты она опять восседала на том же месте, держа в клювике очередную букашку. Миг, и она ныряет в отдушину и здесь же возвращается на антенну и снова роняет свою добычу. «Нети-тить-фью».
Я простоял под цветущей и душистой черемухой еще примерно четверть часа. Маленькая серенькая птичка все летала: от гнезда к антенне, – короткая как всхлип, песня – и обратно в заросли. Было что-то во всем этом заученно-механическое, отработанное тысячами поколений предшественников-родичей, неутомимо носящих корм выпаривающей птенцов самке. Но здесь произошел, по-видимому, сбой, самка погибла, птенцы не вылупились из яиц, а то бы я наверняка расслышал их писк, да и отец вряд ли выронил тогда бы хоть одно крылышко, не говоря уже о самой мухе. А он их все приносил и приносил, и тут же ронял. Наиболее трогательно то, что за время, пока я подсматривал из укрытия за действиями этой миниатюрной птицы, я ни разу не увидел, чтобы хоть одно насекомое было ею съедено. А смотрел я, поверьте, зорко и внимательно.
«Нети-тить-фью, нети-тить-фью»,– вот такую скорбную песню маленького серенького существа услышал я однажды посреди весеннего цветенья и буйства нарождающейся и обновляемой жизни. И эта щемящая нотка теперь нет-нет да и зазвучит где-то там, в потаенном уголке моей души.