Эта история реальна, не выдумка или полёт фантазий. Мне поведал её товарищ из морга. Санитар.
Такова была новая этика поведения. Мое – это то, что я могу взять и сохранить. Что плохо лежит, станет моим, главное – ловко стащить и вовремя смыться. Человек цивилизованный чувствует себя теперь, как загнанный зверь. Кто смог – тот уехал, остальные самоустранились, стали пассивными, реже выходят из дому и появляются в общественных местах. А несчастные, которым приходится выходить на улицу и ездить в метро, превратились в добычу для хищников.
И знают об этом.
Уилсон Ф. П. Ночной мир.
Стейси понимала, что стебли скоро оплетут её и утащат в свои заросли… А потом уничтожат так же, как все предупредительные знаки, которые устанавливали её предшественники…
Стейси умерла очень тихо, как будто заснула… Последнее, что она видела, — это волны, сомкнувшиеся над её головой… Только почему-то они были совсем зелёные…
Смит С. Б. Руины.
Туман пришёл вечером, хотя, казалось, был всегда и всегда будет. В этом лесу, полном оврагов и бурьянов из-за вырубки несколько десятилетий назад, туман властвовал все времена года, в любое время суток. Казалось, туману нет и нет конца, серовато-белое марево закрывало всё, и резко появляющиеся птицы, острые ветки с коварными ямами, булыжниками да поваленными стволами и колючими кустами легко могли оборвать жизнь неудачливого путника. Ещё бы, со всего размаха сослепу напороться глазом на острую злую ветку или споткнуться и упасть в молчаливый овраг с уже сломанной шеей, не особо продлевает жизнь что-то в этом духе!
Вот и этим вечером густой сумрак разлился по чаще, как запах горячего, жареного мяса по комнате, когда снимаешь крышку с подноса. Его аромат тоже ни с чем не спутаешь, аромат самой темноты. Кто не был один в туманном лесу, тот не поймёт этого, не учует «запах тьмы», который проникает в самое естество и будит в нашем естестве нечто, казалось, самое скрытое и неведомое нам самим. Мшистое поваленное бревно скатилось овраг ещё живым деревом, когда дожди подмыли его корни, которые были именно на краю этого самого оврага. Так старый тополь, помнивший времена до 20-го века, пал жертвой природы, его ветви уже не один год были острыми палками, а листву и нутро дерева сожрали короеды и гусеницы. Кора прела и покрылась мхом до последнего сырого кусочка, а острая ветка торчала вертикально вверх, как застрявший меч, воткнутый изнутри неведомым дварфом.
Всё это видел человек, и всё это виделось ему тенями иных миров. Сам он лежал, придавленный пластом земли, на который встал перед падением в овраг вместе с ним. Но падение было неудачным: удар об уже скрытую сырой землёй ветку того старого тополя сломал ему позвоночник. Причём, в грудном отделе, так что отнялись не только ноги, но и почти всё тело, кроме чуть шевелящейся правой руки, которой он пытался «выкопать» себя из вязкой, забивающей все лесные запахи собой земли.
Устав от бесплодных усилий, он откинулся на спину полностью и повернул затёкшую – хоть она нормально двигалась, хоть и ощущалась онемевшей! – шею вправо. Лучше бы он этого не делал!
Там тёмными глазницами на него смотрел череп без волос и остатков плоти. Его наполовину обнажил недавний дождь, погубивший и тополь, и косвенно нынешнего бедолагу. Как оказалось, и этого мертвеца тоже.
Череп был без прочего скелета. Видимо, оторвался от него, когда сместились пласты земли, и теперь его белесые бока бесстыдно показываются наружу. Показывая, что ждёт каждого в итоге. «И ты будешь лежать, как я, и кто-то будет рассматривать тебя, как ты меня сейчас» - говорил череп всем своим видом. И человек согласно кивал ему, сам того не замечая, и даже разговаривал с ним. И слышал голос павшего раньше него.
- Кто ты такой?
- Я был человеком, как ты сейчас.
- И тоже свалился в овраг, свернул себе шею?
- Да. И теперь мы вместе очень надолго.
- Не так уж плохо, умирать одному хуже, ты-то уже умер и видел, что да как.
- Поверь, ничего интересного. Один ужас, и больше ничего.
- Но что там, скажи. Я должен быть готов.
- Готов? Ха-ха-ха, ты никогда не будешь к этому готов. К небытию и вечному бессмыслию. Без памяти, сознания.
- Как тогда ты говоришь со мной?
- Никак. Ты говоришь сам с собой. Это – горячка от попавшей в тебя заразы. Ты тут уже больше суток, начался сепсис. Ты скоро умрёшь.
И видение пропало, и череп раскололся надвое, и вонючая жижа, бывшая плотным живым мозгом, окатила умирающего.
И он умер сам. Человек в тумане. Так же точно, как молодой и объеденный лесными животными погребённый в сырой земле поодаль от обоих людей олень, тоже сломавший ногу в овраге и сломавший себе шею из-за застрявшего в стволе тополя роге.