Шекспир. Сонеты 71-77. Перевод

Ирина Раевская
 Шекспир. Сонет 71. Перевод.

      No longer mourn for me when I am dead
      Than you shall hear the surly sullen bell
      Give warning to the world that I am fled
      From this vile world with vildest worms to dwell;
      Nay, if you read this line, remember not
      The hand that writ it, for I love you so
      That I in your sweet thoughts would be forgot,
      If thinking on me then should make you woe.
      Or if (I say) you look upon this verse,
      When I (perhaps) compounded am with clay,
      Do not as much as my poor name rehearse,
      But let your love even with my life decay,
      Lest the wise world should look into your moan,
      And mock you with me after I am gone.

      Когда я умру, оплакивай меня не дольше,
      чем будешь слышать угрюмый колокол,
      оповещающий мир, что я бежал
      из этого низкого [подлого, мерзкого] мира, чтобы поселиться
      с нижайшими червями.
      Даже если прочитаешь эту строку, не вспоминай
      руки, которая ее написала, ибо я люблю тебя так,
      что хотел бы быть забытым тобою и в сокровенных мыслях,
      если мысли обо мне причинят тебе страдание.
      Или если, говорю я, ты взглянешь на эти стихи,
      когда, возможно, я уже смешаюсь с глиной,
      ты даже моего бедного имени не повторяй,
      но пусть твоя любовь погибнет с моей жизнью,
      чтобы всеведущий мир не заметил твоего плача
      и не осмеял тебя из-за меня, когда меня не будет.

Оплакивай меня, когда умру,
Не дольше, чем звонят колокола,
Мне низкий мир давно не по нутру,
Нижайший червь поможет сгнить дотла.

Того, кто написал сей мадригал,
Не вспоминай, когда прочтешь, молю...
Я не хочу чтоб ты, скорбя, страдал,
Мой милый друг...Я так тебя люблю!

Пойми, коснувшись взглядом этих строк,
Что глиной стану я когда-нибудь,
Любви своей назначь последний срок
И имя мое бедное забудь,

Чтоб мир жестокосердный,  как палач,
Не осмеял тебя за скорбный плач.


Шекспир. Сонет 72. Перевод.

      O lest the world should task you to recite
     What merit lived in me that you should love,
     After my death (dear love) forget me quite;
     For you in me can nothing worthy prove,
     Unless you would devise some virtuous lie
     To do more for me than mine own desert,
     And hang more praise upon deceasd I
     Than niggard truth would willingly impart:
     O lest your true love may seem false in this,
     That you for love speak well of me untrue,
     My name be buried where my body is,
     And live no more to shame nor me nor you:
     For I am shamed by that which I bring forth,
     And so should you, to love things nothing worth.


     Чтобы мир не заставил тебя рассказывать,
     какие во мне были достоинства, заслуживавшие твоей любви,
     после моей смерти, любовь моя, забудь меня совсем,
     так как ты не сможешь доказать, что во мне было что-то ценное,
     если только не изобретешь какую-нибудь благородную ложь,
     чтобы сделать для меня больше, чем я заслуживаю,
     и воздать [навесить] больше хвалы мне, покойному,
     чем скупая правда сообщила бы по своей воле.
     О, чтобы твоя подлинная любовь не показалось фальшивой оттого,
     что ты, из любви меня хваля, говоришь неправду,
     пусть мое имя будет похоронено там же, где мое тело,
     и не будет больше жить, чтобы не позорить ни тебя, ни меня,
     так как мне стыдно за то, что я произвожу на свет,
     и тебе должно быть стыдно за свою любовь к никчемным предметам.

Чтоб объяснять тебе не приходилось,
Чем заслужил при жизни я любовь,
Забудь меня, кумир мой, сделай милость,
И колким языкам не прекословь.

Им доказать что-либо невозможно,
И слов правдивых ты не подберешь,
Меня невольно приукрасишь ложью,
Хоть благородной будет эта ложь.

Но чтоб твоя любовь не показалась
Фальшивкой вместе с праздной похвалой,
Умрет пусть имя друга,  как и старость,
Дотошной не позоря нас молвой...

Стыжусь я за плоды ушедших лет,
Нестоящий любви твоей поэт...


Шекспир. Сонет 73. Перевод

      That time of year thou mayst in me behold
     When yellow leaves, or none, or few, do hang
     Upon those boughs which shake against the cold,
     Bare ruined choirs, where late the sweet birds sang.
     In me thou seest the twilight of such day
     As after sunset fadeth in the west,
     Which by and by black night doth take away,
     Death's second self, that seals up all in rest.
     In me thou seest the glowing of such fire
     That on the ashes of his youth doth lie,
     As the death-bed whereon it must expire,
     Consumed with that which it was nourished by.
     This thou perceiv'st, which makes thy love more strong,
     To love that well which thou must leave ere long.

     Во мне ты видишь то время года,
     когда желтые листья, -- их или нет совсем, или мало, -- висят
     на трясущихся от холода ветвях, --
     оголенных разрушенных хорах, где недавно пели сладкоголосые птицы.
     Во мне ты видишь сумерки дня,
     который после захода солнца угасает на западе;
     его быстро забирает черная ночь --
     второе "я" Смерти, все опечатывающая покоем.
     Во мне ты видишь сияние такого огня,
     который покоится на золе своей юности,
     как на смертном ложе, где он должен угаснуть,
     поглощенный тем, что его питало.
     Ты это постигаешь, и это делает твою любовь сильнее,
     заставляя любить преданно то, что ты должен вскоре потерять.

Во мне ты видишь хладный тот сезон,
Когда два-три листа дрожат на ветках,
На хорах оголенных, где трезвон
Пичуг не умолкал недавним летом.

Во мне ты видишь сумрак, день  угас,
На краешке застрял небесной тверди,
Его вбирает ночи черный глаз,
Второго «я» все усмирявшей смерти.

Во мне ты видишь свет того огня,
Что на золе дней юности остался,
Себя на этом ложе хороня,
Тем поглощен,  чем ранее питался.

Ты это постигаешь  и,  поверь,
Лишь  преданней любовь в канун потерь.


Шекспир. Сонет 74. Перевод

     But be contented when that fell arrest
     Without all bail shall carry me away,
     My life hath in this line some interest,
     Which for memorial still with thee shall stay.
     When thou reviewest this, thou dost review
     The very part was consecrate to thee:
     The earth can have but earth, which is his due;
     My spirit is thine, the better part of me.
     So then thou hast but lost the dregs of life,
     The prey of worms, my body being dead,
     The coward conquest of a wretch's knife,
     Too base of thee to be remember d:
     The worth of that is that which it contains,
     And that is this, and this with thee remains.

     Но не горюй, когда этот жестокий арест
     без права освобождения заберет меня отсюда;
     моя жизнь продолжается [имеет долю] в этих строчках,
     которые для памяти навсегда останутся с тобой.
     Читая снова это стихотворение, ты будешь видеть
     ту самую часть меня, которая была посвящена тебе;
     земля может получить только землю*, которая ей причитается,
     а мой дух -- лучшая часть меня -- принадлежит тебе.
     Так что ты потеряешь не более, чем отбросы жизни,
     добычу червей, -- умрет мое тело,
     бесчестная добыча ножа негодяя**,
     слишком низменное, чтобы его помнили.
    Его ценность в том, что оно содержит в себе,
     то есть это мое творчество, а это останется с тобой.
     ---------
     * См. примечание к Сонету 74.
     **  Спорное место. Согласно одному из толкований, под  "ножом  негодяя"
здесь нужно понимать косу Смерти.

Ты не горюй, не сетуй впопыхах,
Когда навеки я уйду отсюда...
Имеет долю жизнь моя в стихах,
Они в копилку памяти прибудут…

А ты, читая снова этот стих,
Увидишь часть меня, что не сумела
Прибрать земля, в которой я затих,
Ведь лучшей частью ты владеешь смело.

Что ты теряешь, если так взглянуть?
Лишь тленные отбросы этой жизни,
Червей добычу, жалкое чуть-чуть,
Не стоящее памяти и тризны…

Вся ценность тела — это мой талант,
Мой дух, он — твой, и я тому гарант...



Шекспир. Сонет 75. Перевод

     So are you to my thoughts as food to life,
     Or as sweet seasoned showers are to the ground;
     And for the peace of you I hold such strife
     As 'twixt a miser and his wealth is found:
     Now proud as an enjoyer, and anon
     Doubting the filching age will steal his treasure;
     Now counting best to be with you alone,
     Then bettered that the world may see my pleasure:
     Sometime all full with feasting on your sight,
     And by and by clean starvd for a look;
     Possessing or pursuing no delight
     Save what is had or must from you be took.
     Thus do I pine and surfeit day by day,
     Or gluttoning on all, or all away.

     Для моих мыслей ты -- как пища для жизни
     или как свежие благоуханные ливни -- для земли,
     и ради твоего спокойствия* я веду такую борьбу,
     какая бывает между скупцом и его богатством:
    то он горд, наслаждаясь им, а то
     опасается, что вороватый век украдет его сокровище;
     то я считаю, что лучше всего быть с тобой наедине,
     то полагаю, что еще лучше, чтобы мир видел мою радость;
     порой пресыщен пиршеством -- созерцанием тебя,
     но скоро снова совсем изголодаюсь по взгляду на тебя,
     не имея и не ища других удовольствий,
     кроме того, что я получил или должен получить от тебя.
     Так я чахну и предаюсь излишествам изо дня в день --
     или обжираюсь всем, или лишен всего.
     ---------
     * Неясное место;  "for  the peace of you"  можно  истолковать также как
"ради (моего) удовлетворения, которое мне доставляет твоя дружба".

Мысль о тебе - блаженство для ума,
Как благовонный ливень для земли...
С богатством, коим полнится сума,
Я, как скупец, веду свои бои.

То горд я, наслаждаясь, то боюсь,
Что вор уже прицелил жадный глаз,
То быть наедине с тобой стремлюсь,
То радость выставляю напоказ.

Порой пресыщен пиршеством мой взгляд,
Но очень скоро голоден он вновь,
Другому удовольствию не рад,
Не ищет он его, моя любовь…

То чахну я над златом, как скупец,
То предаюсь блаженству наконец...    


Шекспир. Сонет 76. Перевод

     Why is my verse so barren of new pride?
     So far from variation or quick change?
     Why with the time do I not glance aside
     To new-found methods and to compounds strange?
     Why write I still all one, ever the same,
     And keep invention in a noted weed,
     That every word doth almost tell my name,
     Showing their birth, and where they did proceed?
     O know, sweet love, I always write of you,
     And you and love are still my argument;
     So all my best is dressing old words new,
     Spending again what is already spent:
     For as the sun is daily new and old,
     So is my love still telling what is told.

     Почему мои стихи настолько лишены новомодного великолепия --
     Так далеки от разнообразия и быстрых перемен?
     Почему я не обращаюсь, вместе с временем,
     к новообретенным методам и странным сочетаниям*?
     Почему я пишу постоянно одно и то же, всегда одинаково,
     и одеваю воображение в ту же знакомую одежду,
     так что каждое слово почти называет мое имя,
     обнаруживая свое рождение и происхождение?
     О знай, любовь моя, я всегда пишу о тебе,
     и ты и любовь -- моя постоянная тема,
     так что лучшее, что я могу, -- это нарядить старые слова по-новому,
     тратя опять то, что уже потрачено.
     Ведь солнце каждый день и ново и старо,
     так и моя любовь постоянно говорит то, что уже сказано.
     ---------
     *  Возможно,   речь  идет  о  новых   стилистических  приемах   или   о
словотворчестве, широко распространенном в эпоху Шекспира.

Ты хочешь знать причину, почему
Я повернулся  к новшествам спиной?
Ведь ясно мне должно быть самому -
Манерой овладеть пора иной.

Так отчего, тем более зачем
Так допотопен в изреченьях я,
И корни рода обнажаю тем,
И каждым словом выдаю себя?

О знай, любовь моя, любовь и ты -
Вот вдохновенья моего исток...
Какой наряд для древней наготы
Любовных чувств измыслить я бы смог?

Рождаясь, солнце явит прежний вид,
Так и любовь всегда одно твердит.



Шекспир. Сонет 77. Перевод

      Thy glass will show thee how thy beauties wear,
      Thy dial how thy precious minutes waste,
      The vacant leaves thy mind's imprint will bear,
      And of this book, this learning mayst thou taste:
      The wrinkles which thy glass will truly show
      Of mouth d graves will give thee memory;
      Thou by the dial's shady stealth mayst know
      Time's thievish progress to eternity;
      Look what thy memory cannot contain
      Commit to these waste blanks, and thou shalt find
      Those children nursed, delivered from thy brain,
      To take a new acquaintance of thy mind.
      These offices, so oft as thou wilt look,
      Shall profit thee, and much enrich thy book.

     Твое зеркало покажет тебе, как изнашиваются твои прелести,
     часы -- как истекают драгоценные минуты,
     а чистые листы будут хранить отпечаток твоей души,
     и из этой книги* ты можешь вкусить такое знание:
     морщины, которые твое зеркало тебе правдиво покажет,
     напомнят тебе о раскрытом зеве могилы;
     по тому, как украдкой движется тень в часах**, ты можешь постичь
     вороватое движение времени к вечности;
     а все, что твоя память не может удержать,
     доверь этим пустым страницам, и потом ты обнаружишь
     взращенными этих детей, рожденных твоим умом,
     чтобы с ними снова познакомилась твоя душа.
     Эти  услуги зеркала  и часов -- в  той мере, насколько часто ты  будешь
смотреть, --
     принесут тебе пользу и сильно обогатят твою книгу.
     ---------
     * Здесь "книга"  (book),  вероятно, означает какого-то  рода книгу  для
записей. По мнению некоторых комментаторов, поэт подарил  Другу такую книгу,
и данный сонет сопровождал  подарок. Ср. сонет 122, где речь идет о подобном
подарке Друга поэту.
     ** Вероятно, речь идет о солнечных часах.

Тебе покажет зеркало немое,
Как  износились прелести твои,
Часы -  как время тает золотое...
А чистый лист хранилищу сродни.

В морщинах, отраженных в зазеркалье,
Могилы зев не разглядеть нельзя...
А тень в часах украдкою мельканьем
Напомнит:  вечность — времени стезя.

А то, что память удержать не сможет,
Доверь пустым страницам ты не раз,
Тогда детей, умом рожденных, все же
Душе представить сможешь в нужный час.

Часы и зеркала — не наказанье,
Когда весь опыт — книги достоянье.