Мой старый соавтор Григорий Родственников решил написать и озвучить интересный фентезийный сериал в соавторстве со всеми желающими. Единственное за озвучку придётся платить. Мне бесплатно разрешили участвовать в обмен на рекламу. Если кто захочет присоединиться, сериал здесь: http://dabudetsolnce.ru/blogs/148-prolog.html Требуется всего десять тысяч знаков.
О чём сериал? Средневековье. Собралось у паромной переправы куча случайного народа и, со скуки травят байки и вот одна из них.
Чудовища.
Раздалось вежливое покашливание, и Барт с неудовольствием взглянул на рыжеволосого крестьянина, смущенно переминающегося с ноги на ногу.
– Чего тебе, потомок дракона? Заняться нечем?! Проверил своих бородатых лодырей, не задрых ли кто, ненароком?
– Будьте спокойны, ваше милость! – замахал руками виллан, – Люди проверенные и надежные, с двумя из них на медведя не раз ходил, остальные тоже, с кистенем обращаться умеют – не подведут!
– С кистенем, – передразнил наемник, – Драться найдется кому, врага надо, чтобы не проспали. Ладно, чего приперся?
– Я это… не для себя. Может, у вас зайчиков за интересную историю еще дают? Деткам бы. Я бы заплатил, да деньги на оплату паромщику держу. По три фульфена с человека – многовато. А у меня вона, пятеро с жинкой, да еще телега. А на обратном пути – все отдам, на ярмарке только расторгуюсь.
– Ты как, Карло? – толкнул Рваный торговца в бок?
Фареготти устало поморщился:
– Если бездельник Фарел не появится сегодня-завтра – пропадет товар. Так что, пусть травит свои байки, чего уж тут.
– Слышал? – оскалился Барт, – Как, кстати, тебя зовут? А то я всё Рыжий, да Рыжий.
– Да имя у меня простое, как ячменное зерно. Том я, добрый господин, так и называйте, - крестьянин кашлянул смущенно, - что касаемо истории…
Помнится, жил у нас в древне один старик полунищий в полуразвалившемся домишке. Не дурак выпить, доложу я вам. И весь какой-то странный, жутковатый, с редкими пегими волосёнками, со сломанным в нескольких местах носом, редкими гнилыми зубами, всклокоченной бородёнкой, скрюченный, кособокий, с кривой шеей, хромой на обе ноги, жил исключительно подаянием. И главное, как примет на грудь, начинает рассказывать одно и то же, да теми же словами, будто кто записал у него в мозгу всё до последней буковки, а потом прогоняет раз за разом, без остановки. И не захочешь, а в память врежется. Постараюсь и передать так же…
- О, добрый человек, перед тобой не просто какой-то там пьянчуга, но, можно сказать, почти герой, – начинал рассказчик, - двадцать лет своей жизни отдал охоте на оборотней! Да-да, именно так. Только, скажу по секрету, ни разу их не встречал, до того памятного дня, после которого я и оставил это занятие. Нет, обращались ко мне частенько, но, каждый раз оказывалось, что это или какой-то особо крупный, умный и прожорливый волк, обыкновенный зверь, или сумасшедший поселянин, вообразивший себя чудовищем, или вовсе один сосед от другого избавиться надумает, вот, и обвинил его невесть в чём!
Да, так всё и было, пока не прислали мне гонца из одной особо глухой деревушки, у которой и названия-то не было. А чего мучиться, выдумывать, коль других людей в округе нет? Отчего-то всякого рода нечисть особенно буйствует именно в таких, позабытых миром уголках, до которых на добром коне с полгода скакать надо. Думаю, всё от того, что поселяне и сами полудикие, как окружающая их природа, живя постоянно отрезанными от мира, всё больше склоняются к вере в старых, тёмных богов, проводят ритуалы богомерзкие. Ох, как не хотелось мне в такую даль тащиться, но работа есть работа, жить на что-то надо. Собрался, сел на коня и поскакал. А леса, доложу я вам, вокруг поселения старые, заповедные, деревья в три обхвата, вверху ещё кроны зеленеют, столь разросшиеся, что света не пропускают, из-за чего царит вечный полумрак, а внизу на стволах всё больше ветки сухие. Не поют птицы, не рычат звери, лишь вороны, злые вестницы, каркают. Куда не глянь, везде тоска и запустение. Уже тогда закралось в мою душу предчувствие недоброе, засосало под ложечкой. Однако, пересилил страх, не остановился. А деревенька оказалась небольшой, так десяток покосившихся домиков. Все обитатели, как меня вдали увидели, сбежались. Ещё бы, такое событие. Здесь, небось, чужого человека десятилетиями не видели, а тут настоящий охотник на оборотней! Я только глянул на местных, замутило от отвращения. Жуткие же физиономии, как на подбор, встретишь такого в лесу, так примешь за мертвеца или лешего. Понятное дело, живут уединённо, людьми лишь себя считают от веку, а те, кто пришлые, они вроде, как и не настоящие человеки, так нечисть какая-то, враждебная. Женятся, да выходят замуж за своих, вот и выродились. Молодёжи не видать, старики одни, да небольшое количество детей, бледных, болезненных. Создаётся впечатление, что они из отроков сразу в стариков превращаются со временем или вовсе родятся уже древними старцами. Больше всего хотелось повернуть коня, да ускакать прочь, однако, сдержался, слез, поклонился низко, произнёс, стараясь унять дрожь в коленях:
- Доброго вам дня, достопочтенные, вызывали охотника на ликантропов? Вот, явился к вам. Неужели и вправду завёлся в округе лугару?
- Это, про таких тварей не слыхивали, а оборотень балует, точно, - кивнул одни из деревенских, одетый чуть приличнее остальных. (Видать Тиун или староста, или старейшина, не знаю как там его кличут на местном?), - нескольких детишек, отправившихся в лес за грибами, сожрал и девку одну покусал, так мы её сами на костре сожгли, пока не переродилась. Вон, видишь?
Я голову повернул и чуть не сел с испугу, ноги подкосились. Много чего видеть приходилось, но такого… И вправду прямо посреди единственной улицы столб стоит, на верхушку череп обугленный насажен, под ним прогоревшие дрова и кости человеческие.
- И что, есть на примете преступник, заподозренный? – охрипшим в раз голосом произнёс я.
- Да, живёт у нас тут один на отшибе, - старейшина кашлянул, - Бургом звать. Как есть, лесной человек, охотник, в деревне хорошо, если раз в седмицу появляется, приносит шкуры. И мясо. Всем известно, что он с нечистью водится, собаки на злодея вечно лают, бояться, и ненавидят, как глянет на кого, человек и заболевает, теперь же и убивать начал. Мы бы и сами его прикончили, да не управимся, сам видишь, молодёжь давно сбежала вся, кто смог, один старики со старухами и остались.
- Так и проводите меня, гляну на вашего оборотня, - кивнул я, - а сам вроде, и успокоился немного. Обычное дело, сколько раз уже приходилось общаться с такими вот «перевёртышами», как Бург. Если уж кто на других не похож, знать, точно злой колдун! Такова уж человеческая природа, везде врагов ищет. А где их нет, можно и придумать.
Привели меня к избушке, окружённой частоколом, которая и вправду в отдалении находилась, стукнули в ворота. Первой странностью было, что не забрехала собака. Это как это, охотник да без помощницы? Хлопнула дверь, послышались шаги тяжёлые, вот кто-то открыл ворота. И вот теперь-то, разглядев хозяина, я чувства поселян понял. Могучий карлик, росту мне по грудь, горбатый, но больше на медведя похож, заросший весь, волосы чёрные во все стороны торчат, как есть шерсть, бородища с проседью чуть не до колен, нечесаная, всклокоченная, да ещё в шкуры звериные облачён, глаза злые, пронзительные, так зыркает, что душа в пятки убегает.
- Чего надо? – рычит не любезно, а голос басовитый, глухой.
- Вот, охотник прибыл на оборотней, он-то вины твои докажет, - старейшина затряс кулаком перед мясистым носом Бурга, - пусти в дом, осмотрим всё, отыщем следы преступления!
- По-хорошему, мог бы, и послать вас куда подальше, - карлик нахмурил брови кустистые, - однако, бояться следует лишь виновному. Заходи, незнакомец. А вы, сычи старые, здесь стойте!
Мне бы, честно говоря, со спутниками спокойней было, однако, страх показывать нельзя, потеряю доверие клиентов, ничего не получу. Зашёл следом за охотником. А во дворе, вот ужас, всё колючими кустами шиповника заросло, остался лишь проход узкий, видать, хозяин огородничеством отродясь не занимался, скотину не держал, а может, наоборот, специально насажал всякого, чтобы соглядатаи не могли к окнам подойти незаметно, да подглядывать. И тут приметил я кое-что. На колючках шерсть, (видать кто-то продирался, да оставил), причём, явно волчья! Можно и за собачью принять, но пса-то и нет. Вот он первый признак! Как же мне плохо стало, так и хотелось прочь ринуться и бежать, не останавливаясь, до ближайшего города. Удержала лишь одна мысль. Оборотни они только ночью страшны при полной луне, а сейчас день.
Тем временем открыл дверь, хозяин махнул головой, приглашая в дом. Вошёл я. Обычная на вид избушка, топится по-чёрному, лари с имуществом вдоль стен, служившие и лавками, в углу печка. Окошки махонькие, в такие и ребёнку не протиснуться, ни бычьих пузырей, ни стекла, ставенками закрываются. Но, ужасало другое. Во-первых, на одной стене шкура волчья весела, с седой шерстью, явно свежеснятая, душой клянусь, такого огромного зверя в жизни не видывал. Я прикинул, хозяину в такую облачиться, как раз в пору будет. По другим стенам развешены были капканы всевсяческие, ловчие петли, ножи, для разделки туш. Я как-то очень живо представил себя лежащим на единственном трёхногом стале с руками и ногами, приколотыми ножами к столешнице, и Бург, с мясницким крюком, вспарывающий мне брюхо. Ещё один внимательный взгляд и приметил люк, выглядывавший из-под шкуры на полу, на нём чернело пятно какое-то, похожее на засохшую кровь. Этого уже мои нервы не выдержали, развернулся и чуть не бегом прочь кинулся, оставив озадаченного и растерянного охотника. Нет, всё виденное легко объяснить можно было, учитывая, чем хозяин дома занимается, но… уж больно гнетущей оказалась окружающая атмосфера. Ясно, пока ночь не настанет, искать оборотня, и смысла нет. Старейшина пригласил меня в свой дом, отдохнуть, плеснул в кружку чего-то, что громко назвал «местным вином». Я глотнул, и аж поперхнулся, как есть, чистый жидкий огонь! Из глаз слёзы брызнули, долго кашлял. А после обеда, довольно сытного, пристроился я в углу у печки. День тянулся адски медленно, чуть со скуки не помер, но вот потемнело совсем (а солнца в этой глуши и не видать толком), явственно похолодало, я завернулся в плащ поплотнее, а хозяин с женой и внучка их сели ужинать. Завыла на улице собака, да так тоскливо, жалобно, за ней другая третья. И вдруг услышал я стук в окошко (забыл сказать, что у крестьянина, что меня принимал, у единственного стекла вставлены были настоящие, не как у других - пузыри бычьи). Глянул я и обмер. Заглядывал к нам с улицы скелет, череп тот самый, обугленный, что на кол насажен, только невесть откуда волосы взялись, светятся, как солнышко. И послышался голосок тонкий детский.
- Пустите, люди добрые, милые родичи, погреться, на улице так холодно, а мой огонёк совсем погас! – поднял мертвец руку с длинными собачьими когтями на пальцах, заскрежетал по стеклу.
Я вскрикнул и мгновенно вскочил, потряс головой. Уснул, кажется, и привиделось такое. Бросился на улицу, не забыв прихватить горящий фонарь, обогнул дом, глянул, а на оконной раме явственно виден след от пяти когтей! Даже пальцем попробовал. Не знаю, как насчёт оборотней, но творилось в этом поселении что-то очень недоброе. Глянул на небо, а луна то уж взошла полная, только необычная, кроваво-красная. И опять захотелось мне бежать прочь. Неужто и вправду, после стольких лет, встречу его, врага своего? Побежал я в дом, за снаряжением. Не забыл глотнуть из кружки с самогоном для храбрости и согреву. Взвёл арбалет свой двойной с двумя луками, наложил на тетивы болты с серебряными наконечниками, за пояс нож сунул, в рукоять которого хрящ святого Ибрига вставлен был, побежал к избушке Бурга. Дерево подходящее ещё накануне приметил, залез на него устроился поудобнее. Теперь только ждать. Если оборотень в лес удрал, ближе к утру всё одно назад вернётся, тут и подловлю. А вокруг темно, страшно. Послышалось хлопанье крыльев, опустился на ветку возле меня петух чёрный. Глянул я на него, а у птицы глаза горят, будто два алых фонаря, раскрыла клюв и… расхохоталась, совсем как человек, безумным злым смехом. Выхватил я нож, махнул и испарился призрак. Только дальше ещё более удивительное началось. Из оконца избушки оборотня вылез кто-то, по виду девушка, только вот волосы её, в косу заплетённую, светились так, что вокруг ночь в день превратилась. Забралась незнакомка на крышу, пошла по тонкому гребню, как канатоходец, а потом, обернулась вдруг резко, и увидел я, что вместо лица у неё череп оголённый, из глазниц две змеи выползают, раскрыли пасти, зашипели злобно! Я вскрикнул и едва с ветки не полетел, проснулся, заозирался. Никого! Вот ведь, в засаду сел, называется, а сам дремлю! А тут ещё ветер подул, холодный такой, до костей пробирает и красная луна, подобная глазу чудовища, средь облаков.
И тут скрипнула створка ворот, показалась тень какая-то, понеслась прямо ко мне, не человек, на четырёх лапах движется! Неужто, оборотень припоздал? Теперь бы не промазать! Выпустил я первую стрелу, и взвыло чудовище, знать со страху всадил, куда надо болт смертоносный. Спрыгнул я на землю. Ага!!! Лежит тварь, проклятая на боку, приподняла голову, взвыла тоскливо, сколько боли в том крике, будто человек стонет. Я поднял оружие и всадил вторую стрелу. Оборвался стон чудище, притихло. Только осторожнее надо быть, нечисть хитра.
Я трясущимися руками начал с помощью крюка тетиву взводить, только послышался вдруг со стороны вопль, вполне человеческий, к моему ужасу из калитки выскочила фигура человеческая сгорбленная, кинулась к нам. Увидел Бург труп волчий, закричал страшно: - «Викки»! Бросился к телу, обнял и зарыдал, закричал от боли душевной. И так сцена была эта душераздирающа, что не выдержал я, оружие из рук выронил.
- Простите, не хотел… работа такая, - едва сумел выдавить, - то возлюбленная ваша была или дочь родная?
- Что, – горбун повернулся ко мне, глаза в ночи горят, как у зверя дикого, - ты в своём уме, вообще? Викки просто зверь! Ещё волчонком в лесу её нашёл, логово охотники разорили, да одного малыша не заметили. Принёс я бедняжку домой, выкормил, а после, зная безумных своих односельчан, в лес увёл, научил выживать. Девочка моя даже к стае прибилась. Только, и воспитателя не забывала, прибегала иногда. Как задерут волки оленя, лишний кусок всегда приносила. А не задастся у ней охота, я всегда едой делился. А вскоре у бедняжки волчата должны были появиться.
- А как же дети и та девочка сожженная? – пролепетал я.
- Их пришлый волк убил, да и бедняжку Морку покусал, - Бург зубами скрипнул, - старый был зверь, нормальной добычи не мог догнать, вот и польстился. Я сам его прикончил, шкуру именно этого старика ты на стене видел. А девчонку я пытался спасти, убеждал этих безумцев, что не бывает никаких оборотней, не послушали, не знаю, как самого на костёр не отправили. Ещё накануне тебе рассказать всё хотел, только ты, храбрый монстроборец, убежал прежде, накачался самогонки и теперь убил Викки, мою бедную Викки, единственного друга в целом мире!
И взрычал карлик, поднял какую-то дубину, что у дороги валялась, да отходил ею так, что я едва жив остался. (Погода пролежал пластом, стал таким, как теперь). А после убежал Бург в лес и больше его никто не видывал ни живым, ни мёртвым. Предпочёл со зверями жить дикими. А я решил бросить своё ремесло, благо, скопил немного деньжат, хватило на домик небольшой. Единственно, с тех пор спать не могу, как прикрою глаза, так предстаёт волчица мёртвая с двумя болтами в боку, а на ней верхом девочка со светящимися волосами, и змеями, выползающими из пустых глазниц, открывает мертвячка рот, и вновь слышу я вопль истошный карлика. И вино не помогает забыться. Разум людской порождает чудовищ всевсяческих, но они лишь отражение тьмы, что живёт в наших душах. Мы и есть монстры адские, чьей жестокости нет предела, хуже любой нечисти!!!..
Такая вот история, - Том вздохнул, - о прошлом годе схоронили мы старого охотника на оборотней. Надеюсь, хоть в мире загробном сумеет найти покой бедолага.
- И что это такое, – Фареготти фыркнул презрительно, - обыкновенная байка про оборотней, примитивная. Что ты за сочинитель? То холоп на беременную женщину орёт, то пьянчуга, перебрав, домашнюю волчицу подстрелил, неужто ничего действительно интересного не знаешь? И гнилого уха заячьего не получишь, убирайся!