Улитка. Часть четвертая. Улитка в Большом Яблоке

Виктор Бен Ари
Глава двадцать пятая. Можно ли постичь мозги и душу Нью-Йорка за 168 часов?
(6.02.05, суббота. 8 часов 30 минут утра. Нью–Йорк, Бруклин.)
Хронологически идут вторые сутки моего пребывания в США. Только сейчас я нашел в себе силы сесть за стол, постараться описать мою первую встречу с этим городом. Начать писать сразу по приезде не было никакой физической возможности. И вовсе не потому, что валился с ног от усталости, или непосильной работы. Все предыдущие сутки я был до смерти измотан гостеприимством. Но все по порядку
Наш Боинг благополучно завершил перелет из Мексики в США и приземлился в аэропорту Нью - Арк. Как ни странно, хотя этот аэропорт и расположен на территории соседнего штата, добираться отсюда до Бруклина, конечной точки моего сегодняшнего маршрута, ближе, чем из аэропорта Кеннеди, находящегося в штате Нью–Йорк. Американцы называют этот аэропорт сокращенно Д.Ф.К. по заглавным буквам имени и фамилии президента, в чью честь он назван.
Салон самолета был заполнен лишь наполовину, или меньше. В момент моего прибытия в залах аэропорта было просторно и относительно тихо, поскольку других рейсов в это время не было. Эмиграционные формуляры были заполнены пассажирами еще в полете, так что, казалось, ничего не должно было препятствовать быстрому прохождению гостей через воздушные ворота страны. Все это, конечно, так, если имеешь дело с людьми грамотными, умеющими правильно отвечать на поставленные анкетой вопросы.
Очередь к окошку паспортного контроля продвигалась быстро, пока не споткнулась о мою особу. Афроамериканец взглянул на протянутый в окошко паспорт, сверил фотографию, вклеенную в американскую визу с маячавшим перед его глазами оригиналом, потребовал приложиться большим пальцем к красному окошку у него на стойке (чтобы по отпечаткам пальцев убедиться, что лицо, стоящее перед ним в настоящий момент, не относится к числу тех, кого уже давно разыскивает ФБР или Интерпол). Затем вместо того, чтобы шлепнуть в паспорт отметку о въезде в страну и пожелать приятного времяпрепровождения в США, вернул мне паспорт и анкеты и что-то буркнул себе под нос, видимо, по-английски. Всем своим видом он дал понять, что чем-то недоволен.
Крутившийся рядом полицейский воспринял реакцию стража закона на мое появление на вожделенной американской земле, как сигнал тревоги. Одним скачком он оказался у меня за спиной, заняв такую позицию, что ни обойти, ни игнорировать этого блюстителя порядка было невозможно. Пришлось обратиться к нему за помощью.
Прочтя на моем небритом лице страх и растерянность от непонимания создавшейся ситуация, и не заметив в моих испуганных глазах желания выхватить у него из рук автомат и косить всех подряд, полицейский, видимо, решил, что может чуть-чуть ослабить служебное рвение и попытаться помочь гостю. Как выяснилось, анкеты я, естественно, заполнил неправильно. А главное – не указал данные людей, с нетерпением ожидающих меня в Нью-Йорке уже не первые сутки. Забрав с собой заново заполненный бланк, полицейский исчез в кулуарах таможни. Возможно он пошел выяснять живут ли в Нью–Йорке люди с такой фамилией и ждут ли они гостя. Вернувшись, он замарал большой печатью Америки мой паспорт, после чего я был отпущен с миром. На этот раз все обошлось. Таможенник попросил открыть мучилу, но, вдохнув аромат, исходящий от ее содержимого, поспешил избавиться от меня.
Сгибаясь под тяжестью своего походного домика, я, наконец, вступил на американскую землю. Ко мне сразу же подошел улыбающийся юноша. Хотя виделись мы третий раз в жизни, тут же узнали друг друга. Задача облегчалась еще и тем, что зал был практически пуст. Все «нормальные» пассажиры давно получили свой багаж и разъехались. К тому же не каждый день встретишь бородатого мужчину в очках со следами интеллекта на лице, таскающего на спине улиточный домик.
Погрузившись со всем скарбом в автомобиль двоюродного племянника жены (если я не точен в вычислениях степени родства, пусть меня близкие поправят), мы двинулись в путь. Следующей остановкой был международный аэропорт Ла - Гардия, где в это время (если верить расписанию) должен был приземлиться сын. Здесь все было проще, обыденнее, а потому, спокойнее. Заполненные без ошибок анкеты, правильно указанные адрес и телефон, нормальное общение на понятном для обеих сторон языке – и въезд в Нью–Йорк разрешен без проблем и проволочек. С сыном мы встретились так, будто расстались не полсуток назад, проведя перед этим неразлучно четыре недели, а как будто бы эта встреча происходила в нашем родном аэропорту в Израиле после его пятимесячных странствий по Южной Америке.
Вот, наконец, мы на месте. Здесь нас уже давно ждут. Беру на себя смелость утверждать, что совершенно неважно, был ли ты ранее знаком с людьми, порог дома которых ты переступил в данную минуту, либо знаешь о них лишь по рассказам, и видишь впервые. Главное – это атмосфера дома. Здесь с этим все в порядке. Приветливые улыбки и доброжелательное настроение хозяев приглашают расслабиться и чувствовать себя свободно, уютно и комфортно. Все предметы в этой квартите излучают тепло. «Не напрягайся сам, тогда и другим рядом с тобой будет комфортно и приятно» – вот лозунг, который я бы вывесил над входом в квартиру наших американских родственников.
 Под хорошую домашнюю закуску тепло беседуется и легко выпивается. После знакомства от бутылки «Абсолюта» остались рожки да ножки. У «Финляндии» же в тот вечер остались невостребованными еще целых две трети. Первый вечер в Нью-Йорке завершился душевно и без мордобоя.
Наутро выяснилось, что в доме, куда я попал (как, впрочем, и в большинстве домов истинных американцев) не держат черный кофе, считая этот напиток «черной смертью». Могущественная Америка в погоне за здоровьем пьет растворимый кофе, зачастую без кофеина. Честно говоря, большей мерзости, чем американский растворимый кофе, я в своей жизни не пробовал. Счастье, что есть в Нью-Йорке Брайтон Бич. Туда-то мы и отправились после завтрака на «кофейную прогулку».
Если вы помните одесский привоз 70-х годов, то попав сюда, понимаешь, что за 30 лет мало что изменилось. Этот большой южный рынок поменял прописку и переселился с теплого черноморского побережья на берег Атлантического океана, «изменив» европейскому континенту ради американскогого материка. Все остальное осталось точно таким, каким было в Одессе 3 десятка лет назад.
Центральный бульвар района Брайтон Бич, в середине которого над головой по мосту грохочет подземка, с обеих сторон утыкан магазинами: гастрономы, лавки овощников, лавочки, торгующие свежими горячими пирожками с любой начинкой, мороженым самых немыслимых вкусов и расцветок, пивом, соками, минеральной водой, водкой, как в закрытой таре, так и на разлив. Здесь можно найти место, где из свежесмолотых кофейных зерен тебе приготовят двойной эспрессо. Не такой, конечно, как в Бразилии или Аргентине, но тоже довольно сносный. На этот раз я не поддался на тетины уговоры «отведать пряника» (3-4 этажного торта, где не видно коржей благодаря обилию наваленного на них крема) и с удовольствием выпил свой двойной эспрессо под сигаретку. Брайтон Бич усеян ресторанами, ресторанчиками, кафушками и забегаловками на любой вкус и карман. Весь этот огромный пищеблок держат бывшие советские люди, а посещает, в основном, русскоязычная публика. Бросаются в глаза рекламы магазинов «Все за 99 центов». Огромный плакат, протянутый во всю ширину улицы, оповещает, что здесь находится театральная касса, торгующяя билетами на представления русских коллективов и сольные вечера некогда известных советских артистов.
          
 Но главное на Брайтон Бич – публика. Не людьми, не горожанами, не гражданами, а именно публикой называли в Одессе толпы одесситов, фланирующих целыми днями взад-вперед по Дерибасовской и Приморскому бульвару. Та же публика, лишь лет на 20-30 постаревшая, в большинстве своем уже не передвигающаяся без посторонней помощи, мирно отдыхает в креслах-каталках, или дремлет под присмотром сиделок на лавочках на океанском побережье. Они пытливо вглядываются в сливающиеся с горизонтом воды Атлантики, туда где осталась несравнимая ни с одним городом на Земле, их родная Одесса.
 Несмотря на явные физические недостатки и ограничения, жизнь в глазах этих людей вовсе не теплится, а, напротив, бьет ключом. С жаром и южным темпераметром (естественно по-русски с одесско-еврейским акцентом) здесь говорят «за политику». Правда, сейчас эти проблемы по большей части не выходят за пределы Брайтона, но от этого они не становятся менее острыми и насущными. (Помните «пикейные жилеты» у Ильфа и Петрова в «Золотом теленке», которые «мыли косточки» французскому президенту?) Возможно, те, кого я встретил сегодня на Брайтон Бич, являются их прямыми потомками.
 Пустой в эти месяцы пляж океана оккупировали чайки. Людей они не боятся. Напротив, птицы охотно идут на контакт с людьми. Как и бывшие одеситы, чайки нетерпеливы и темпераментны. Они носятся над песчаной косой, кучкуются в разных концах пляжа, путаются под ногами у дефилирующей по берегу океаны публики, громко требуя от них положенную им мзду.
               
  По дороге домой проезжаем через Боро Парк, еще один еврейский район Нью-Йорка. Сегодня суббота. Здесь тихо и безлюдно. Все закрыто. Евреи молятся. А помолившись, торжественно и чинно прогуливаются семьями по широким проспектам этого богатого еврейского квартала. (По внешнему виду особняков и маркам припаркованых автомобилей никак не скажешь, что их владельцы живут в бедности. Тем не менее, у меня лично это место вызвало ощущение хоть и благополучного, но гетто).
Но всему в жизни, даже силам улитки, в какой-то момент приходит конец. Недоспанные часы, помноженные на количество выпитого и съеденного за последние сутки, способны свалить с ног даже мучилера-пенсионера. К 8 вечера лично мне стало ясно, что если так будет продолжаться дальше, никакого Нью-Йорка мне не видать.

                *   *   *

         Глава двадцать шестая. По Нью–Йорку на своих двоих.
                (7 - 9.02.05).
  Хорошо спится в маленькой комнате за закрытыми дверьми в тепле на мягкой постели, а не полусидя в автобусе, или в кресле Боина, не умывшись и не раздевшись. Где-то там, далеко, в соседней комнате, идет задушевный разговор. Хозяин на пару с родственником уговаривают «гордого потомка ацтеков» быть податливее. На утро выяснилось, что литровая посуда в широкополом сомбреро, наполненная текилой опустошилась довольно быстро, соблазнив и прихватив с собой и сестренку-малолетку. В отличии от старшего братца, текилочка героически сопротивлялась и отдалась лишь по плечики. Я не был ни свидетелем, ни участником этого «разгула», лишь слышал рассказ очевидца, моего верного спутника-мучилера. Он, вернувшись поздно ночью домой с гулянки, обнаружил под столом труп «мексиканца» и бросился на выручку сестрице-«текилочке». «Видишь, как хорошо, что взяли еще одну про запас» – гордо сказал мне сын утром, указывая на початую вторую бутылку текилы.
  Сегодня меня выводят «в свет». Мой сын очень надеется, что мы с Нью-Йорком понравимся друг другу. Сам он очень любит этот город, считая его самым необычным, интересным и привлекательным на Земле. Купив многоразовый билет для проезда в метро, мы уходим «под землю». Метро Нью-Йорка мало похоже на те «подземки», что знакомы мне по Московскому Метрополитену. Здесь нет ни помпезных излишеств, ни глубоких эскалаторов. Спустившись пешком по плохо освещенной лестнице, попадаешь на станцию нью-йрского метро. Специальные мосты, по которым снуют поезда, нависают над городом, создавая ощущение большого вокзала. Я с удивлением констатировал факт, что нью-йоркская подземка-надземка относительно чистая. Она не оккупирована бомжами и нищими и безопасна для пассажиров. (Это плоды усилий последнего мэра Нью – Йорка Р. Джулиани). Тем не менее, рекомендуется, чтобы в час пик фотоаппаратура не болталась свободно, а была бы переброшена через плечо и прижата к животу. Да и кошелек лучше не таскать в кармане куртки. Собственно, ничего особенного – все так же, как в любом метро обычного большого города.
Кого можно встретить в нью-йоркском метрополитене? Кого угодно. Наша жизнь полна неожиданностей, сюрпризов и непредсказуемых ситуаций, встреч и случайных знакомств. По официальным данным население Нью-Йорка составляет 8 миллионов человек. По той же статистике в городе обитает еще около 8 миллионов нелегалов. Добавьте к этому еще как минимум 1,5-2 миллиона туристов, постоянно находящихся в Нью-Йорке. А теперь путем простых арифметических действий попытайтесь вычислить, какова вероятность встретить в нью-йоркской подземке в час пик знакомого человека. Тем более, с которым не виделся несколько лет.
 Втиснувшись в набитый до отказа вагон метро, попытались занять такую позицию, чтобы нас кантовали как можно меньше. Наш путь лежал в Центральный парк. Для этого следовало провести под землей как минимум 40-50 минут. На каком-то этапе в вагоне освободилась скамейка, и мы с сыном устроились почти комфортно. На соседней лавке сидела пара молодых людей. Они о чем-то тихо беседовали между собой. В какой-то момент юноша поднял глаза, с минуту изучал наши физиономии, затем обратился к нам на чистом русском языке:
«Простите, вы случайно не из Израиля?»
Получив утвердительный ответ, задал следующий вопрос:
«Вас зовут Виктор?»
Ответ, как ни странно, вновь оказался положительным. Тогда совсем расхрабрившись, молодой человек заявил:
«Мы с вами знакомы, я бывал у вас дома».
Затем, не встретив радости в моих глазах, пояснил:
«Меня зовут Сергей. Когда учился в Израиле по программе молодых репатриантов, я несколько раз приезжал к вам в гости на конец недели. Когда молодой человек назвал свою фамилию, все стало на свои места.
С этим юношей мы действительно были знакомы. Правда, в период наших непродолжительных контактов он был лет на 7-8 моложе. А в возрасте 23-25 лет - это существенная разница. Отучившись в Израиле, Сергей уехал в Беларусь. Затем перебрался к деду в США, где продолжил обучение и получил первую степень. Сейчас он женат, работает социальным работником. Занимается (как он сам выразился) реабилитацией социально незащищенных слоев населения. Обменявшись новостями, мы разбежались каждый по своим делам. Не суть важно, о чем шла речь в нашей беседе, важен сам факт случайной встречи в таком огромном муравейнике, как Нью-Йорк. Этот эпизод показался мне интересным, как маленький штрих в картине из жизни «Большого Яблока», поэтому я и привел его в своих заметках.
  До конечной точки нашего сегодняшнего маршрута, Центрального парка и музея Гугенгайм, мы добрались без приключений. Этот музей славится не столько своей постоянной экспозицией, сколько передвижными выставками, которые привозят сюда со всего света. Сегодня в музее нас «потчуют» ацтеками. Богатая экспозиция древней культуры ацтеков подобрана со вкусом и знанием дела. 4 часа, проведенные в залах музея, восполнили пробелы в нашем мексикано-гватемальском образовании. В залах музея каждый экспонат блестит и сверкает. Не то что там, среди развалин, в пыли и плесени. Однако, не побывав там, откуда пришли эти бесценные памятники древней культуры, нельзя до конца насладиться коллекцией музея. В какой-то мере жалко, что эти уникальные экспонаты культуры ацтеков «проживают» здесь, под крышей нью-йоркского музея, а не на своей археологической родине. С другой стороны, разбросанных по джунглям сокровищ, хватит еще не на один музей. Здесь же эти бесценные экспонаты, олицетворяющие культуру предков, доступны всем тем, для кого по каким-то причинам недоступны джунгли. Так что деление, можно считать, приближается к справедливому. Для таких же, как мы, мучилеров, эта выставка как нельзя более удачно дополнила пазель впечатлений и знаний о культуре и быте ацтеков.
  В отношении того, что касается собрания художественных ценностей в американских музеях я никогда не соглашусь с формулировкой «справедливое деление».
Много лет североамериканские «агенты по искусству» шныряли по свету, скупая полотна, скульптуры, рисуноки и все мало-мальски ценное, что попадалось под руку. Начало этому положили американские коммивояжеры, стоявшие за спиной у полуголодных французских импрессионистов. Они за бесценок скупали на корню порой еще не написанные работы. Нежная дружба между американским миллионером Арманом Хаммером и вождем мирового пролетариата Владимиром Лениным существенно пополнила сокровищницу США. Последний беззастенчиво оббирал им же «освобожденный» русский народ и продавал награбленное «на сторону». От личного друга товарища Ленина в послереволюционную Россию тонкой струйкой потекла так необходимая молодой Стране Советов гуманитарная помощь. На Запад же заструился неширокий ручеек «благодарности». Деньги в этих сделках, скорее всего, не участвовали. А если и были в обороте, то исключительно царские золотые червонцы, известные и уважаемые всеми торговыми домами и банками мира. (Кому нужен бумажный мусор, ежедневно печатающийся и так же молниеносно обесценивающийся). Как между любыми честными мафиози, сделки происходили без свидетелей. Документов об этом в архивах не сыщешь.  Договора скреплялись рукопожатием «порядочных» бизнесменов и бокалом шампанского: «За успех нашего предприятия!». Эта торговля шла «баш на баш». (Как сказали бы сегодняшние постперестроечные российские бизнесмены, здесь речь идет о бартерной сделке. Но ни Арманд Хаммер, ни товарищ Ленин в то время такого мудреного слова не знали).
Итак, бартер 20-х годов прошлого столетия:
  «Ты нам вагон пшеницы, мы тебе мазню Кандинского». Нам, пролетариям, неинтересную, непонятную и абсолютно ненужную. Не только ненужную, а даже вредную, разлагающую».
А он, дурак, готов брать да брать, и не как все культурные люди, в рамках, чтобы сразу повесить в спальне над кроватью, а вообще без рамок, без подрамников. Просто голые холсты, свернутые в трубочку. Смех, да и только! (Мы же этими рамами еще буржуйку протопим. Опять же польза от капиталиста!) Сколько там в подвалах и чуланах пылилось полотен авангардистов. Они тоже неплохо шли в рассчет за так необходимые молодой Советской Республике сельхозтехнику, станки для тяжелой индустрии и прочие товары первой и не первой необходимости. (Можно, конечно, расплатиться и икоркой паюсной, балычком, осетринкой, соболиными шкурками, но жалко: самим хочется вкусно кушать и красиво одеваться). А пейзажей с березками и грачами, всяких там кругов, квадратов, кубиков, которые за океаном называются искусством, у нас в СССР хоть отбавляй.
               
               
             
*   *   *
                И на поездки в далека –
                Навек, бесповоротно –
                Угодники идут легко,
                Пророки – неохотно.
                (В.Высоцкий. «Случай на таможне»).
    
Хорошо шли у них на Западе лики «наших» святых. Зачастую изрядно потемневшие от времени и копоти лампадок, доски. Их удобно изымать по сельским избам под видом антирелигиозной пропаганды. Добровольно, конечно, не несли, но и не сильно буянили. Комсомольцы 20-х годов рьяно сдирали со стен грустные образы, провисевшие в избах не один десяток (а порой и не одну сотню) лет. Если сильно возмущаться и упорствовать, можно из-за какого-нибудь святого самому стать великомучеником, найдя свой конец на лесоповале. Дерево у икон сухое, горит хорошо. Но, к сожалению, нельзя топить ими «буржуйку». Вместо того, чтобы пускать иконы на дрова, следует выполнять указание «лично товарища Ленина», сдавать все в какой-то там «фонд борьбы с Господом Богом». А дальше господин Хаммер облегчал судьбу этих пророков и угодников, увозя их в заколоченых ящиках пароходами за океан.
               
  Но это была еще не апогея трансфера произведений искусства за океан. Шли годы. В Европе наступала эпоха военных конфликтов. Пока еще это были только локальные войны, временами затихающие, потом разгорающиеся с новой силой. Для думающей части населения Германии было ясно, что приход Гитлера к власти ничем хорошим для их страны закончиться не может. Первыми почувствовали это на своей шкуре немецкие евреи. Они кинулись искать убежища за океаном. Эммигранты привозили с собой бесценные творения великих мастеров. Эти работы шли с молотка на аукционах, тем самым пополняя собрания музеев и частных коллекций американских миллионеров. Как только первый ручеек спасенных человеческих жизней потянулся из Европы в США, параллельно из Америки в Европу вновь устремились коммивояжеры от искусства. В результате их активной «творческой» деятельности на территории Польши, Чехии, Франции, СССР и других оккупированных нацистами стран коллекции музеев и частные коллекции Америки пополнились бесценными полотнами великих мастеров. Когда над страной не летают вражеские самолеты, а на головы мирных жителей не падают бомбы, когда города не обстреливаются прямой наводкой с суши и с моря, а по дорогам не бредут толпы лишенных крова людей, мрущих как мухи от голода и болезней, можно взять на себя роль спасителя мировой культуры. Нельзя не признать тот факт, что, если бы полотна больших европейских мастеров не уплыли бы за океан (в прямом и переносном смысле), они, скорее всего, навечно сгинули бы в огне военного пожарища Европы. Выходит, что нам, сегодняшним созерцателям, остается лишь поклониться в ноги великой Америке за тот вклад, который она внесла в спасение ценностей мировой культуры.

  Гуляя с сыном по залам Гугенгаймского, а через несколько дней и Метрополитенского музеев, я тихо бесился. Обо всем, что собрано в этих музеях, я знал и раньше по альбомам и каталогам. Сейчас же увидел это впервые в оригинале своими глазами. За наглость американцев, считающих содержимое этих музеев своим национальным достоянием, хотелось схватить первого попавшегося из них за грудки и долго трясти, пока даже их куцым американским мозгам не станет ясно, что красть грешно. Объяснятьдоходчиво, до тех пор, пока раздутые сверх меры национальная гордость и чванливость гражданина Америки не расколются о булыжники мировой истории. Попытался объяснить сыну причину своего такого отритцательно-воинственного отношения ко всему окружающему, но, думаю, успеха не добился.
«Пока они висят здесь, их каждый может увидеть – резонно заявил он.
«А так еще неизвестно, как сложилась бы судьба этих картин, если бы они остались в Европе.
 Возразить на это трудно. По логике все правильно. С эмоциями же дело обстоит значительно сложнее. Но это уже мои личные проблемы.

               
                *   *   *

  Потом был вечер на Бродвее. Ярко вспыхивающие миллионами разноцветных огней многометровые рекламы этого нью-йоркского квартала в течение нескольких десятков лет были для советского человека символом разлагающегося Запада и загнивающего капитализма. В те годы Бродвей представлялся чем-то абсолютно недоступным, малореальным, как иллюстрация к жизни на другой планете. Сегодня, когда километраж моих путешествий из года в год неустанно растет, а число «белых пятен» на Земле ежегодно уменьшается, эти бродвейские огни воспринимаются по-иному. Реклама на Бродвее не хуже (да, собственно, и не лучше), чем в Токио, Лондоне, Париже или в любой другой столице мира. Американская рекламная девица, поливающая себя новыми модными духами, на мой взгляд, не столь привлекательна, как парижанка. Непомерно большие рекламы бродвейских театров не могут вытеснить из памяти воспоминания о театральной жизни Лондона. Тем не менее, сегодня вечером мы отдаем нью-йоркским театрам причитающуюся им долю уважения.
         
  Мюзикл «Чикаго» идет на Бродвее уже не первый год. Надо отдать должное мастерству музыкантов, сценическим эффектам, богатству декораций и костюмов. Здесь все выполнено на широкую ногу, по-американски. Постановка обкатана идеально, воспринимается легко, смотрится без напряжения. Но не более того. «Чикаго» на Бродвее не вызывает того наслаждения и восторга, как, скажем, «Мисс Сайгон», или «Отверженные» в постановке лондонских театров. Возможно еще и потому, что тогда, много лет назад, мюзиклы были для нас вновинку. Сейчас это еще один хорошо поставленный музыкальный спектакль. Главная заслуга режиссера «Чикаго» - высокая техника и безупречная вышколенность всех участниц кардебалета. Забегая на сутки вперед скажу, что опера «Богема» в нью-йорксой Метрополитен Опере в отличие от бродвейского мюзикла лично для меня было настоящим праздником большого искусства, способного очистить и облагородить душу.
Чтобы завершить отчет о нашей культурной программе в Нью-Йорке, скажу пару слов о Музее Природы и Естественных Наук, расположенном по соседству с музеем «Метрополитен». Как и все в Америке, он огромен. Многочисленные залы, заполненные саркофагами, египетскими мумиями, экспонатами, представляющими культуру и искусство древнего Востока и прочих экзотических точек Земли, привлекают немало посетителей. Гуляя по залам музея, мы в очередной раз повстречались и с ацтеками, ставшими для нас уже почти родственниками. Огромная галерея буквально «забита» скелетами динозавров. Эти древние животные воссозданны по останкам, найденным в разных уголках планеты. Много миллионов лет назад эти огромные травоядные чудовища могли передвигаться по суше, плавать по воде, под водой и летать по воздуху. Многообразие видов этих ископаемых производят сильное впечатление на посетителей, позволяя людям лучше понять процесс зарождения и эволюции жизни на Земле.
       
  Не имея точных статистических данных, не могу утверждать, насколько нью-йоркский Музей Природы богаче или беднее Британского Музея. Одно несомненно: в том, что касается теорий зарождения жизни на Земле, эволюции природы и человека, Британский Музей даст фору многим музеям мира, думаю, что и нью-йоркскому в том числе.
  Целая анфилада выставочных залов посвящена достижениям США в освоении космоса. Здесь собраны модели первых американских спутников Земли, космических кораблей, на которых американские астронавты бороздили Вселенную, выходили в открытый космос и высаживались на Луну. Привлекают своей наглядностью модели нашей Солнечной Системы и других Галактик. Встав на «обычные» электронные весы, можно, находясь на Земле, узнать свой вес на Солнце, на Луне и на Комете Галилея. Нет предела человеческим познаниям. Его стремление лучше узнать окружающий мир и заставить природу служить себе не имеет границ. К сожалению, нередко это чистое научное увлечение пытливого ума ученого используется одним человеком во вред большинству. Тогда не берутся в расчет никакие научные доводы и предостережения о возможности экологических катастроф. Задавленный алчностью наживы и желанием безраздельно властвовать на планете, трезвый разум отступает.  К сожалению, уже сегодня, чтобы увидеть чистый, неотравленный человеком животный мир, необходимо проделать путь на Галапагос, а неразрушенные и нерастасканные древности можно встретить лишь в джунглях Мексики и Гватемалы.

                               
               

                *   *   *


                Семейно - водочная эпопея
                Или
                «Русская зима» в Нью-Йорке.
                (Еще одно лирическое отступление)
                (10 – 13.02.05).
               
                Не квасом Земля полита,
                В каких, не считай, краях
                Поллитра всегда поллитра
                И стоит везде трояк.
                (А. Галич. «Баллада
                о том, как нужно пить
                на троих».)

  Глядя на календарь, не можешь не согласится с фактом, что в северном полушарии зима в разгаре. Прекрасные иллюстрации к этой аксиоме поставляют теленовости и газеты. Хотя головой понимаешь, что это так, на Экваторе эта информация воспринимается абстрактно, как что-то не имеющее лично к тебе никакого отношения. Если бы мы провели на Экваторе еще пару месяцев, эти телекартинки так и остались бы для нас иллюстрациями к чужой жизни.  Но поскольку зона Экватора стала стремительно отдаляться от нас, пришлось повнимательнее прислушаться к голосам синоптиков, вещающих с американских телеэкранов о положении дел на североамериканском континенте.
  А прогнозы эти мало радовали и уж вовсе не грели душу. Даже не вникая в то, о чем рассказывает ведущий, лишь пропустив через зрительную сферу кадры, отснятые на улицах Нью-Йорка, чувствуешь, как тело покрывается гусиной кожей, а душа сковывается льдом. Оттого, что у нас собой нет подходящей теплой одежды, становится еще холоднее и тревожнее. Мы ведь ехали в лето, и были одеты соответственно.
  К счастью, пока мы догуливали последние денечки в Кито и Мехико-Сити, в Нью-Йорке морозы ослабли. В этом американском мегаполюсе мы с сыном материализовались, когда столбик термометра установился в районе нуля (не абсолютного, а всего лишь по Цельсию) с легкими ежедневными колебаниями на 2-3 градуса в ту, или иную сторонру. Так что смерть от отморожения и общего переохлаждения нам уже не грозила.
Когда над головой голубое небо и яркое солнце, город выглядит празднично и нарядно. Солнечные лучи отражаются в тысячах окон манхетенских небоскребов, играют на многометровых лицах рекламных девиц и слегка согревают воздух. Приятно посидеть на скамейке в парке, любуясь красотой города, подставив лицо солнечным лучам.
               
  В пасмурный и ветренный день настроение падает почти до абсолютного нуля. Все вокруг становится серым, мерзким и противным. Смок стелилится над городом, затрудняя дыхание. Холод и туман прогоняют пешеходов с улиц. Те, кто не может позволить себе в такие дни не вылазить из дому, стремятся побыстрей преодолеть открытое пространство улицы и укрыться за дверьми подземки или в рабочих кабинетах. По окончанию рабочего дня город пустеет непривычно быстро. Нью-йоркцы рысью пересекают мокрые, скользкие магистрали, ныряют в метро, а добравшись до дома, прячутся от непогоды в теплых жилищах до следующего утра.
Природа как бы специально распределила время, отпущенное нам на визит в Нью-Йорк таким образом, чтобы мы успели погулять по городу, успеть поообщаться с родственниками и друзьями, посетить театры и музеи, тем самым попытаться хоть немного поднять свой культурный уровень.
Как-то, гуляя днем по Бруклину, мы зашли пообедать в первую попавшуюся пельменную. В бывшем СССР такие понятия, как «вкусно» и «сеть общественного питания», были абсолютно несовместимы. В «русском» Нью-Йорке это вполне обычное явление. Тем более приятно, когда хозяин «столовки» обладает еще и незаурядным чувством юмора. На стенах пельменной развешаны лозунги, и объявления, бывшие в доперестроечные времена неотъемлимой частью советского общепита. Тогда это казалось нам, советским людям, чем-то само собой разумеющимся, бесплатным приложением к малосъедобной пайке. Сейчас эти старые призывы и запреты вызывают саркастическую улыбку и напоминают о том, как скудна была наша жизнь в СССР в годы «развитого социализма». Горячие пельмени с перчиком и уксусом прекрасно идут под хорошо охлажденную русскую (сделанную в США) водочку. По мере их убывания в тарелке и снижения уровня водки в графине, погода за окном меняется к лучшему. К концу обеда, как это не покажется странным и мистическим, на короткое время сквозь низкие снежные тучи прорвалось солнце.

             
                *   *   *
             
  Сегодня на улице вновь пасмурно и ветрено. Утро мы проводим дома, уютно устроившись на кухне за чашкой кофе. Ближе к обеду появляется наш гостеприимный хозяин и везет нас в баню. Для «русских» в Америке баня является одним из удовольствий и обязательным компонентом быта. Баню обычно посещают большой компанией. Баня – это нечто значительно большее, чем место, где происходит процесс удаления грязи с кожных покровов. Это ритуал. (Помните «Иронию судьбы или с легким паром» Эльдара Рязанова, где доктор Женя – Андрей Мягков – объясняет: «У нас есть традиция. Каждый год 31 декабря мы с друзьями ходим в баню»).
Баня в Бруклине – это солидное строение с прилегающей к нему территорией под открытым небом.  Сухая и влажная сауны, плавательный бассейн, небольшой бассейн с холодной водой, удобные лежаки в комнате отдыха, топчаны на улице для особо перегревшихся, или любителей острых ощущений, Как неотъемлемая часть удовольствия - маленький ресторанчик, в котором подают очень горячие блюда с очень холодной водкой. Уважающий себя любитель бани всегда приходит с веником. Лучше всего, если веник сделан из свежих березовых веток. Здесь всегда есть банщик, который за умеренную мзду готов отхлестать тебя твоим же веником по филейным местам. Мы не пользовались услугами банщика, а сами хлестали друг друга от души. (Исходя из вышесказанного, сам по себе напрашивается мудрый вывод: в баню с недругами не ходить – забьют до смерти). Выскочив из парилки, я на секунду окунулся в маленький бассейн, где температура воды была чуть выше точки замерзания. Преодолев шок перепада температур, выскочил оттуда, как ошпаренный, и бегом назад в парилку греться. В тот момент это было страшно, зато потом стало очень приятно. Как прекрасно после парилки поплавать в бассейне, а затем вынести свое разгоряченное тело на свежий воздух и уложить на топчане, ножки которого утопают в снегу.

  В обеденный «зал» можно заявиться прямо в плавках. Здесь тебя примут в любом виде и с удовольствием обслужат. Чем холоднее бутылка «Финляндии», тем податливее должно быть масло, которое мажется на белый хлеб под красную икорку. На второе - пышущее жаром блюдо с пельменями. Оно прекрасно гармонируют с еще не успевшей согреться водочкой. (Ведь всем известно, что теплую водку пить вредно, а, главное, противно). После обеда и заслуженного отдыха можно отправляться домой с чувством выполненного долга.
  Потом была еще обязательная программа: встречи с родственниками разной степени близости (как формального, так и душевного), вежливые беседы и фотографии на память. Но это уже к делу не относится. Я ведь пишу не справочник по генеологии, а свои впечатления о посещении американского континента.

                *   *   *

                Послесловие.
                Куда поползет улитка в следующий раз?
 
  И вновь за окном обычное утро обычного дня обычного нетрудового элемента. Я, как и тогда, давным-давно, 5 недель назад, удобно устраиваюсь на балконе в своем любимом кресле. На столике в фарфоровой чашечке дымится свежесваренный кофе, распространяя вокруг себя божественный аромат кофейных зерен. Уже закурена первая сигарета, и первый глоток настоящего кофе согревает полость рта, давая рецепторам команду приступить к немедленному реагированию.
  Передо мной книга 2005 года в 974 страницы, привезенная из Нью-Йорка. Сегодня в США (если верить тому, что напечатано на обложке) это – бестселлер с помпезным названием «1000 мест, которые необходимо посетить в этой жизни». Покупая этот многообещающий на первый взгляд труд, я представлял себе, как буду сидеть с карандашом в руках, отмечая уже увиденное и выписывая в отдельную тетрадочку «долги». На самом деле все оказалось куда прозаичнее. В книге собрана в очень сжатой, почти конспективной форме информация о наиболее популярных туристических объектах на Земном шаре. Здесь даны полезные советы относительно отелей, ресторанчиков, средств передвижения, видов и курсов валют и прочих мелочей в тысяче мест, разбросанных в разных, порой самых заброшенных уголках планеты. Эта книга, несомненно, заслуживающий уважения серьезный труд, почти энциклопедия знаний, необходимых любому путешественнику. Она очень поможет тем, кто пожелает самостоятельно осмотреть мир. Конвенциональный туристический мир.
Я и раньше не очень тянулся к тем мировым достопримечательностям, которые бойко посещают туристы в чистой одежде. В этом мире у меня до сих пор еще немало «долгов». Значительно больше меня привлекают места, куда мало ступала нога цивилизованного туриста. Тем более сегодня, когда за месяц странствий с мучилой, пройдена не одна сотня километров. Самое важное в путешествии – уметь смотреть. Но еще важнее – научиться видеть то, на что смотришь. Так, как смотрят на мир мучилеры, не умеет делать это никто из туристов. А потому и видят они то, на что другие не обращают внимания. Их слух ласкают звуки местного фольклора, которые если и долетают до ушей цивилизованного туриста, воспринимаются, как досадные акустические помехи. Запахи национальной кухни в любой самой заброшенной точке света вызывают у мучилера острый приступ голодного любопытства. Мучилер непременно постарается попробовать что-нибудь из того варева, которое только что вынесла на базар колченогая старуха с бельмом на глазу. И вовсе не потому, что эта еда вкуснее хорошо прожаренного куска мяса, который ему подадут в ресторане за углом. Просто, упустив такую уникальную возможность (даже если через пару часов за нее будет заплачено сильным расстройством желудка), он еще долго будешь сожалеть об этом.
  Эти заметки не станут бестселлером. Они не будут стоять на одной полке в модном магазине на Бродвее. Для тех, кому они попадут в руки, рискну предложить свой список мест, которые необходимо успеть посетить в этой жизни. Этот список значительно короче, он умещается всего на двух листках. И тем не менее, на мой взгляд, эти места заслуживают пристального внимания тех, кого приведет сюда судьба, или желание прикоснуться к мистическому еще в этой жизни. Итак:



Европа:

Россия: Карелия – Беломоро-Балтийский канал – Соловки. Камчатка.

Польша: концлагеря - молчаливые свидетели геноцида еврейского народа.
Англия:
Стоунандж (каменные глыбы неизвестной природы, предположительно занесенные сюда инопланетянами или оставленные предыдущими цивилизациями).
 Окружности Кропа (круги неизвестной этиологии, которые появляются и исчезают сами по себе, независимо от внешних факторов).
Франция:
Лурд (место, где происходили необъяснимые, но признанные Ватиканом чудеса исцеления).
Португалия:
место, где появляется Святая Мария
Исландия:
Парк гейзеров

Арктика:

Северное сияние.

Северная Америка:
Аляска, горы Роки.


Южная Америка:
Огненная земля, морской круиз в Антарктику.

Азия:
Великий шелковый путь
Индия:
Эротические храмы.
Мавзолей Тадж Махал.
Библиотека Мадрас (древние рукописи о судьбе человечества).
Тибет.
Вьетнам.
 Камбоджа.
 Индонезия.
Филлипины:
Визит к врачевателям, способным исцелять силой энергии, без помощи лекарств и оперировать без ножа.

Африка:
Визит к шаманам.
Национальные парки – сафари в Кении, Танзании, Южно-Африканской Республике.

Океания:
Остров Пасхи.

                *   *   *
  Тем, кто выдержит эти прогулочные маршруты, смею предложить бонус:
Двухнедельное путешествие на поезде по маршруту Лондон – Гон-Конг («Восточный Экспресс»).
Успешно справившимся и с этой задачей будет предоставлена возможность получить каюту на океанском лайнере «Королева Елизавета–2», совершающим 3-месячный круиз вокруг света.
Для тех, кто все-таки останется в живых, несмотря на полученный пакет удовольствий, возможно уже войдут в моду регулярные прогулки в открытый космос или экскурсии на близлежащие планеты.
                *   *   *
  Так дерзайте же, мучилеры, спешите жить! Всего один век – это не такой большой срок, как кажется. Эх, успеть бы немного побродить по свету! Неизвесто еще, как все сложится для нас после первой сотни лет жизни на Земле. Живите под девизом: «Не откладывайте на завтра то удовольствие, которое можно получить уже сегодня». Ведь завтра обязательно будут новые путешествия, новые незабываемые впечатления, сказочные удовольствия, которые останутся с вами на всю жизнь. Так что, вперед, за приключениями! Ищите и находите те места, куда еще не ступала нога мучилера!
               
                *   *   *

 
                Мексика – Гватемала –
                Эквадор – Галапагос –
                Нью-Йорк – Израиль               
                (январь 2005г - январь 2007.)

                Приложение.
             Перечень транспортных средств, благодяря которым нам удалось
                насладиться красотами гостеприимной Америки.

  В воздухе:
Боинг американской авиакомпании  «Сontinental».
Боинг мексиканской авиакомпании «Mexicana»
Боинг авиакомпании «Tami» (Эквадор).

  По земле:
Шатл (транспортное средство внутреннего пользования в аэропорту им. Д.Кеннеди, Нью-Йорк, США).
Комфортабельные междугородние автобусы (Мексика), которые нередко заменяли нам значительно менее комфортабельные ночлежки.
Такси.
Автобус местного значения в сельской местности, (прозванный мучилерами «Цыплячий автобус за его ярко-желтую окраску.
Экскурсионный автобус (Мини Ванн).
Кузов тендера (попутка).
Кабина тендера (попутка).
«Жучок» – Фольсваген 2004 года (прокат).
Верхом на кобыле.
На лошади в экипаже.
Пешком по долинам и по взгорьям (многочисленные пешие маршруты в гору, под гору и по равнине).
 
 Под землей:
Метро в Мексико -Сити.
Метро в Нью-Йорке.

  По воде:
Босиком через водопад в джунглях.
Там же, но в ботинках и носках
Моторные лодки в джунглях Гватемалы.
Яхта «Санта-Круз» в Атлантическом океане.
Резиновые надувные лодки для десанта с яхты «Санта-Круз» на острова Галапагосского Архипелага.
 
  Под водой:
Маска, трубка, ласты.
Акваланг для глубинного подводного плавания в Атлантическом океане.

                *   *   *