Вика Осташевская входила на территорию завода так и не отбросив остатки сна, в котором она была совсем маленькой девочкой у хороших и любящих её родителей. Папа только вернулся из командировки, весь загорелый, словно часами валялся на пляжах южного и не нашего моря, а мама сняла с себя белый халат врача в госпитале пришла, точнее, прибежала, тяжело дыша, но с лучезарной улыбкой счастливой женщины, когда ей позвонил папа. Бабушка, мама папы не отходила от него, совсем забыв о внучке…
- Осташевская, переверни пропуск, - раздался голос охранницы, - а то придётся проходить на руках, вниз головой, чтобы я узнала тебя…
Девочка вздрогнула, так всегда Марья Федотовна пугала её при входе в цех. В то же время, на удивление, на КПП завода строгие солдаты в форме НКВД как будто не замечали этой щупленькой работницы в старом пальтеце, потому что их взгляд «обыскивал» уже следующего человека. А за Викой, как по заказу, всегда шла Терентьева Зина, девушка лет 20, настолько в плотно подогнанной к фигуре телогрейке, что ничего нельзя пронести ни с завода, ни на завод. Солдаты не скрывая, любовались ею.
До начала работы оставалось 25 минут. Мастер цеха Серафим Терентьевич, пожилой мужчина, хромая, потому что протез правой ноги был подогнан наспех, уже возвращался от директора завода, чтобы под его руководством нарядчик Клавдия Васильевна раздала по журналу документы бригадирам. Впрочем, девушки, а именно они составляли костяк всего коллектива сборочного цеха, знали, кто в какой будет смене, знали свои рабочие места.
Клавдия Васильевна приказала мастеру Галине Тимофеевне:
- Терентьева, бери себе в помощники Осташевскую, Сонину заменить…
- А что, Верка?
- Идите в «класс», время подучиться ещё есть, - это завершил все разговоры сам Серафим Терентьевич. – Ещё раз покажу, как работать с желобами.
«Классом» была стена с плакатом РДГ в закутке перед аппаратом Тарасова для смешивания старого и нового пороха. Здесь же и переодевались. Впрочем, это пространство нередко перевоплощалось, потому что дислокацию аппарата всё-таки меняли в зависимости от меняющихся потребностей женщин. А этого категорически делать нельзя из-за бетонного пола…
- А мне сейчас предложение сделали, - торжественно объявила Зина.
- Какое, - не поняла Вика, - поменяться цехами?
- Дурочка, - буркнула Галина Тимофеевна, которая работала здесь больше всех, с начала войны.
- Замуж предложил, - уточнила Зина, - сам сержант Рыжий.
- Вы же за мной были, - удивилась девочка.
- А меня задержали, потребовали снять телогреечку… Ну я и сняла. Вот Рыжий и сказал, что мне надо в семье жить… Я поинтересовалась, в чьей? Сержант и предложил свою.
- Уволят твоего сержанта. Да под трибунал, - незлобно заметила Галина Тимофеевна.
Но работа началась. Для Вики это было трудно, однако через полчаса она вошла в ритм, нелёгкий, но терпимый и об этом не думалось, потому что опять вернулись счастливые воспоминания. Но и смену мешочков под желобами с порохом она проводила чётко – присутствие Галины Тимофеевны дисциплинировало. А Зина вместе с мастером проворно выбирала засыпала порох.
- Ничего не вижу, сколько сыплю, - возмущалась она, - на улице тучи. Надо ближе к свету подвинуть «Тарасика», так она прозвала аппарат. – Кто его делал, что за большой уклон!
- Его и Тарасов делал, дурёха, я здесь всю жизнь работаю, - осадила её Галина Тимофеевна, - а ей конструктор виноват. Вот молодёжь пошла.
Вика же в своём воображении бегала по берегу Волги под присмотром отца, который здесь, в местном санатории, отдыхал. В его речи прослеживались незнакомые ей резкие гортанные звуки жителей Пиренейского полуострова. Они так были счастливы, но маме и дочери надо возвращаться в Чапаевск, в город, где был пороховой завод.
И уже сейчас Вику не покидало чувство приближения радостного события - переезд в Куйбышев. Она думала о маме, папе и этой работе, на которую её, восьмиклассницу, направила война.
В обеденные 15 минут её вызвали в контору, к директору, к его телефону.
А бригада, не дождавшись девочку, начинала работать. Зина ухватилась за край «стола» с аппаратом и потянула его к окну.
- Подтолкни Тимофеевна, хоть буду видеть лучше…
- Нельзя! – пожилая женщина думала о запретах. Но, вспомнив, что уже тягали этот металлический короб без происшествий, подошла подтолкнуть. Упавший на пол кусок мешка, весь пропитанный пороховой пылью, только и ждал любой искры.
Вика, только что поговорившая с отцом, просившем приехать в Куйбышев, увидела в окне всполох огня и услышала звук взрыва...
Это был последний день работы Виктории Осташевской на заводе. Через пятнадцать лет она стала примой балетной группы местного театра и никогда в жизни не рассказывала о годах войны.