Один против двух или путь в Японию. 33

               
Автомобиль остановился в десяти метрах от них и из него начали выходить красные командиры, которые направились в сторону роты Юуширо.  Впереди был широкоплечий  командир в кожаной фуражке и офицерском френче, за ним сразу шёл, придерживая саблю, командир их полка, а рядом с ним командир батальона китайцев и китаец – переводчик. Конники спешиваться не торопились и остались возле автомобиля, где сидел, заглушив двигатель, водитель в кожанке и с очками на фуражке. 
Юуширо тут же сориентировался и отдал команду:
– Рота становись! Смирно!
Команда была быстро выполнена. Когда группа приблизилась к нему, он отдал честь и представился:
– Командир Первой интернациональной роты китайского батальона Оэмада Юуширо.
– Здравствуйте, – протянул ему руку главный, – я, Подвойский*,  Начальник Главинспекции  РККА.
Юуширо поздоровался с ним за руку.
– А он молодец,  –  сказал, обернувшись к командиру полка и Чжоу-Дзе-Линю, тот, что назвался Подвойским. – Выучка у его солдат самая лучшая, а прошло всего две недели. Чувствуется, что он дело знает.
Потом он, как будто только что заметил окровавленный труп и пленных, обратился к Юуширо,
- А это что? Почему  это здесь лежит? Это что за люди?
Юуширо задумался, не зная как быстро ответить, и тогда по-китайски затараторил переводчик, переводя для него вопросы. Возникла пауза. Потом Юуширо сказал:
– Я проводил занятия.   
Выпрямившись и подняв подбородок, он посмотрел на Подвойского. 
– Это что за занятия? – обратился Главвоенспец к командиру полка, – Вы можете объяснить?
Но тот, не зная о происходящем, только вытер лоб платком и, приложив руку к козырьку, выпалил:
– Никак нет. Разрешите разобраться?
– Разбирайтесь,  да побыстрее.
Комполка обвёл глазами стоявших китайских солдат, пленных и вдруг его взгляд уткнулся в знакомое лицо.
– Кирсанов, Дмитрий, а ты что здесь делаешь? Объясни что происходит.
– Юуширо проводил строевые занятия, я ему помогал, а его рота дежурная. Привели из Особого отдела этих «беляков», приказали расстрелять, Юуширо хотел, чтобы китайцы на них тренировались в стрельбе, а этот беляк, –  Митяй кивнул на труп, –  возмутился и обозвал его, тогда Юуширо его зарубил.
– Погоди не тараторь. Как зарубил? У него и лошади нет, и сабли тоже.
– Меч у него японский, вон за ремнём портупеи торчит.
– Очень интересно, – с любопытством, разглядывая японца, сказал Подвойский, - дайте-ка мне посмотреть, –  протянул он руку к Юуширо.
Тот сделал шаг вперед, выдернул меч вместе с ножнами из-за пояса и, наклонив голову, подал его почтительно двумя руками  Главвоенспецу. Тот вытащил меч из ножен, махнул им в воздухе, попробовал на волосинках руки и, убедившись, что можно бриться, всунул его опять в ножны. Потом протянул хозяину, и Юуширо опять,  с поклоном, взял меч двумя руками, а потом засунул себе за ремень.
– Кирсанов, он то занятия проводит, а как ты тут оказался? Что за занятия ты тут проводишь? – Вмешался комполка.
–  Я показал им только как винтовки «в козлы» ставить, а Юуширо меня борьбе учит.
– Что за борьба, – с интересом спросил Подвойский, – греко-римская? Я сам её большой любитель, но только посмотреть, чтобы бороться – годы уже не те. Кстати, товарищи, борьба – это очень хорошая физическая подготовка воинов. Так научил он тебя бороться?
– Нет, это не греко-римская, эта борьба японская, жиу-жицу называется. Он мне только три приёма показал.
– Как-как ты сказал?
– Жиу-жицу, японская борьба, её так Юуширо называет.
– Чего только не бывает. Мы не давно начали только подбор преподавателей для обучения разным видам борьбы бойцов специальных отрядов, предназначенных для разведки и диверсий.  Двое у нас сейчас этим занимаются в серьёз. Ощепков, тот дзюдо в Японии изучал, в помощь ему Спиридонова дали, борец хоть куда. Четыре вида борьбы знает, ему сейчас помогает Харлампиев, тоже крепкий парень, грамотный. Они сейчас учебник составляют из приёмов разных видов. А этот, Юуширо, он хороший специалист? – Очень хороший, – горячо сказал Митяй, он за две недели меня уже трём приёмам научил.
– Немного.
- Зато каким. Против них мало кто устоит.
Митяй заметил, что Подвойский смотрит на него с недоверием, и скептически улыбаясь.
– А вы попробуйте, Юуширо любого поборет, могу биться об заклад.
– Ну-ка, Александр Павлович, пригласите-ка, сюда ваших кавалеристов, а то они что-то застоялись.
Комполка отдал команду, четверо конников сопровождения подъехали к ним и спешились. Подвойский обернулся к ним:
–  Кто из вас поборет этого китайского командира, получит новые хромовые сапоги.
Четверо здоровых донских казаков, улыбаясь, переглядывались. Потом один спросил:
 – А если нет?
– Тогда вместо своих сапог обмотки получишь.
– Ладно. А где бороться будем? Вон там, на лужайке, –  указал рукой Подвойский, – по-моему, место подходящее.
Он повернулся к командиру китайского батальона:
– Скажите своему командиру роты, что он будет бороться с нашими казаками.
–Халосё, – улыбнулся Чжао-цзы-минь. Он выпалил две какие-то фразы по-китайски и указал на поляну. Юуширо скорым шагом подошёл туда и снял с себя амуницию. Подвойский и всё его окружение передвинулись к поляне. Митяй тоже решил посмотреть, как все будет происходить. Ведь это он заверил командиров, что его товарищ сможет всех уложить. Казак тоже снял с себя портупею и фуражку, оставшись в сапогах и гимнастёрке.
– Как бороться будем? – спросил он.
 – Как хотите. Тот,  кто признает себя побеждённым или не сможет более трёх минут освободиться от противника, тот проиграл.
– Сходитесь – скомандовал Подвойский.       
Юуширо остался стоять неподвижно, только чуть расставил ноги и приподнял руки в локтях. Согнувшись почти по пояс, казак начал надвигаться  на него. Он был шире в плечах и, наверное, на целый пуд тяжелее. Последних два шага он сделал побыстрее и попытался ухватить японца за плечи, но тот сам схватил его правую руку, поднырнул с поворотом и казак грохнулся на землю, а тот отскочил и опять принял ту же стойку. Митяй для себя отметил,  что это был бросок через бедро. Все зрители заулыбались, видя, как приложили такого здорового бойца. Его товарищи хлопали себя по коленям и  откровенно хохотали.
– Што, поел пылюки? Запомнятся тебе эти хромовые сапоги.
– Не дрейфь, Петро, – подбадривал товарища какой-то боец в форме матроса, – дай ему в ухо, а потом вали на землю.
Сконфуженный казак начал злиться и опять набросился на японца. Результат был тот же самый, только летел он на этот раз еще больнее.
– Как он его так бросает? – подивился Подвойский.
– Это «мельница» пояснил ему Митяй, приём такой. Здесь все приёмы так придуманы, что сила противника используется против него самого. Главное вывести из равновесия.
В это время Юуширо бросил казака в третий раз, оседлал его и зажал голову в замок, так что тот захрипел и начал беспорядочно молотит руками и ногами по земле.
– Отпусти его, –  распорядился Подвойский. Японец вскочил на ноги, поклонился и отступил на два шага назад. – Здорово! – восхитился Начальник Главной инспекции, – Молодец! 
– Он и  с двумя справиться может, –  встрял опять Митя.
–  Неужели? Вот бы посмотреть….  Ну, что бойцы, вдвоём с китайцем справитесь? Ну-ка, зброю с себя снимайте и в круг.
Два казака, не смея ослушаться приказа, стали снимать с себя  оружие,  договариваясь между собой: «Главное, его одновременно схватить и вырваться не давать».
Они начали осторожно подходить к Юуширо, пытаясь его схватить с двух сторон. Он понял их намерения и сделал вид, что пытается напасть на правого, тогда левый сам бросился на него и налетел на приём. Японец бросил его через себя, одновременно уходя от попытки второго схватить его. Юуширо тут же уложил его под хохот остальных, прямо на его лежащего товарища.
– Всё, достаточно, – сказал Подвойский, – я вашего специалиста забираю.
– Как это «забираю», товарищ член Военного Совета, –  обратился комполка,- он ведь все-таки комроты.
– Эка, важность, комроты. Замените другим. А мы ему поручим дело государственной важности. Хочешь в Москву, Юуширо? Обратился он к японцу.
– Я хочу в Японию.
–  Куда, куда? Нет. У нас с Японией сейчас   сложные отношения. Придётся обождать, пока война не кончиться. Ладно, решим этот вопрос. Во всяком случае, от Москвы до Японии ближе, чем отсюда. Садись в машину.
Юуширо повернулся к Чжоу-цзе-миню, отдал ему честь и пошёл к автомобилю. Подвойский и процессия пошли туда же.  Проходя невдалеке от того места, где лежало тело капитана с отрубленной головой, Подвойский слегка задержался.
– Лихой удар. Вы так сможете? – обратился он к сопровождавшим его военным.
Один из казаков отозвался:
– С коня на скаку, можно попробовать.
– А в пешем бою?
– Нет, это вряд ли.
– Вот видите, а он умеет. Пусть учит наших лучших бойцов.
После этого он сел в машину, хлопнул дверкой и сказал командиру полка,– да не забудьте приговор привести в исполнение, а то белые господа, наверное, заждались, – и, козырнув, толкнул водителя в спину. Тот дал газ и машина фырча и, пованивая синим дымком, двинулась из расположения полка. Больше Митяй с Юуширо никогда больше не встречался.
 Позднее уже, в ходе войны Отечественной, Дмитрий встретился с инструктором из НКВД, который готовил диверсионные отряды для заброски  в тыл врага. Увидев знакомые приёмы, Дмитрий разговорился с майором. Оказалось, что это теперь называется боевое самбо «спецкурс для ГРУ и НКВД». Дмитрий Кирсанов пытался вспомнить названия приёмов по-японски, но майору они ничего не говорили, а про Юуширо Оэмада он тоже ничего не слышал. Сказал только, что эту борьбу придумали Харлампиев и Ощепков, но последний оказался врагом народа и японским шпионом, поэтому его осудили и  расстреляли. Больше Дмитрий никому вопросов об этой борьбе не задавал и о японце не вспоминал.  Тем более, что прошло к тому времени  более двадцати лет, как он увидел Юуширо и его приёмы. Время настало такое, что о знакомстве с японцем стоило помалкивать.
Мы, кажется, успели подзабыть о красноармейцах, которые, разжившись гусем, готовили его, делясь воспоминаниями, в предвкушении сытной трапезы.  В тот момент,  со своими боевыми товарищами, с которыми Дмитрий находился в боевом охранении на посту, делиться мыслями о японце  и его удивительной борьбе не хотелось.  Да и было о чем из его жизни,  боевым друзьям  послушать и обсудить. Собственно, о чём они просили, о том он всё   и рассказал, вновь  окунувшись на короткое время  в ту пору – прежней, мирной жизни.