Женщины в тени большого дерева

Мария Кутузова Наклейщикова
                Когда придешь за мной, бери только меня. Когда
                обнимаешь меня, думай только обо мне. Можешь делать
                со мной все, что хочешь, только не делай больно. Мне
                пришлось много пережить до сих пор. Больше не
                хочется. Хочется счастья.
                (Харуки Мураками)

     Разговор состоялся, когда время уже клонилось к послеобеденному отдыху – а до реального освобождения из рабочего плена было ещё далеко. За окном стояла неимоверная жара, казалось, плавится даже асфальт. Несмотря на зловещее обещание администрации городка Эн* в графстве Саффолк вырубить все деревья в центре города ради клумбового ландшафтного дизайна, пока социальный центр Дэнверк благополучно наслаждался тенью огромного каштана, чьи причудливые тени от листьев словно впечатались в светло-серый окрас стен.

     Двенадцать женщин сидели в импровизированной трапезной за большим столом и кушали принесённую из дома нехитрую снедь: самодельные пирожки, пюре в контейнерах, мясо по-французски, шаурму, булочки с лимонной начинкой, пили  кофе из цикория, кое-кто даже лузгал семечки. Сидящие за большим перекошенным деревянным столом уставшие женщины обсуждали политику, социальные проблемы и домашние заботы; незаметно разговор перешёл на тему мужчин.

     Первой высказалась Симона, жена инвалида-колясочника в духе того, что, мол – лучше бы мужа у неё не было вовсе. «Одни проблемы с ним… возить на обследования… утешать в моменты душевной скорби по поводу своего состояния. Да уж лучше тех времён, что я была одна, и не было никогда», уверенно заявила она, поставив чашечку кофе на блюдце, звонко стукнув. Дамы внимательно слушали, каждая, очевидно, думая о своём.

     «Я уж не знаю даже, - вторила ей Августа, - отчего так получается: женились – вроде любили друг друга. А вот уж двадцать лет прошло – и как будто по одиночке живём. Всё привычка решает…». Она угрюмо помешивала ложечкой чай, будто гадая на прилипших к краям кружки чаинках. «Ну уж и не ночуем вместе давно, девочки. Лет уж двенадцать, не меньше». Окружающие посочувствовали или сделали вид, что понимают её.

     «Что же, не знаешь, как в таком случае поступить? – посмеиваясь, подмигнула ей соседка Джулия, - Да я уж и выход нашла – у меня точно такая же ситуация. Ну и любовников у меня также несколько, по дням недели: один в северном районе города, другой в следующем, куда частенько заезжаю после работы…». Дамы методично кушали, держа ушки на макушке. «Это такой, знаете ли, заряд бодрости, азарта, драйва… Ну, один мужик определённо надоедает – будь то муж или возлюбленный. Ну, вы понимаете».

     «Ну, ты хоть любовников, кого-то из них, любишь? – Полюбопытствовала Изольда. – Я вот мучаюсь дилеммой: муж опостылел, а от любовника без ума. Однако, замуж не зовёт, иначе бы птицей метнулась в его объятия. Ну почему несправедливость такая, девочки?». Она картинно подцепила кончиком ложки варенье из общей банки, но всё же сделала сладкую кляксу на скатерти и хмыкнула: «А, впрочем, всё равно не решится…».

     Пожилая матрона миссис С. Решилась, наконец, изменить своим диабетическим принципам и съела пару малюсеньких конфеток, завёрнутых в кричаще-алые фантики, после чего решилась поделиться: «А я за возврат к старому. То есть, ко мне ходок мой бывший муж. Вообще-то у него есть семья, но вот что-то манка ему наша привычная постель…» - окружающие засмеялись – «И жёнушка его нынешняя, видать, его не удовлетворяет, так что приходится мне, как старой гвардии, вкалывать и на этой почве…».

     Смешавшись, юная мисс Люси вставила реплику: «А разве… так правильно? Вот у меня есть жених, Эдгар, он как будто и не смотрит даже по сторонам…» - «Ключевые слова – как будто!» - парировала опытная Жанетт, сменившая уже восемь мужей в предыдущих браках. Все погибли (по странной случайности?) в автокатастрофах, спасаясь от нападения конкурентов по бизнесу, классическая «чёрная вдова». «Видишь ли, - продолжала она поучать молодую, - мужикам свойственно смотреть по сторонам и постоянно сравнивать, тот ли трофей он выбрал. Поэтому выбирай: или быть дурочкой, постоянно закрывающей глаза, или же соответствовать его идеалу, развиваясь, делая, например, подтяжки (оглядела свои могучие телеса с новенькой татуировкой в области декольте) или ещё какие-то украшения. В постели надо быть чертовкой, скажу я тебе…».

     «Да им вообще только одно надо, - процедила неожиданно самая юная из всех особа, Лили. – Мне мама говорила, что нельзя мужчину… ну то есть молодого парня подпускать к… (она покраснела)». Дамы беспощадно ждали, пока она справится с чувствами и договорит до конца. «Ну, понимаете, это не то чтобы предмет торга, но девственность должна отдаваться… принадлежать (окончательно запуталась) за то, что избранник должен девушку обеспечивать».

     «Так-то оно так, - строго выговорила старушка с вязанием у окна. – Но хоть половая-то жизнь у тебя есть - так, для здоровья? – И удовлетворилась беспокойным румянцем на щеке говорившей. – Вот тебе и урок».

     «У нас в семье мы живём с родственниками. Они вмешиваются во все вопросы наших жизней. То мужний отец, то его мать. Прямо не знаю, что делать – но и он не чешется. Ему всё как гусю вода: плюнь в глаза, что божья роса. Ни слова поперёк – ни своим, ни мне. Как с амёбой живу. А так, всё радует, кроме этого; только ощущение, что живём шведской семьёй», высказалась степенная Грета, намазывая на бутерброд гусиную печень. «Дом у нас обставлен по маминым советам, гостиная оснащена по связям свекрови, свёкр обустроил сад, и я уже и не знаю, где моя душа в этом доме…».

     «Да уж, знакомо. А я вот вообще мужа воспитываю, аки ребёнка. «Джордж, погладить тебе носки?», «Дорогой, не забудь бумажник, выходя из дома», «Снимай очки, когда засыпаешь». Сущий дитя – спасибо свекрови. Так удобно, с одной стороны, всегда послушен, когда не требуется какая-то активность по жизни».
Всё это время печальная Эмма сидела у окна в коридоре и нервно теребила мобильник. Она ждала звонка от Джейкоба, который задерживался на работе. Наконец – о, чудо! – раздался голос знаменитого певца Ал.* на рингтоне телефона, после чего состоялся долгожданный разговор:

     - Привет, зайчик!

     - Дорогой, я так соскучилась…

     - Прости, любимая, занят был. Дурацкое совещание, никак не отвертеться. Так что с церемонией, решила? Устроит, если афтер-пати состоится в нашем саду? У пруда, с фонариками, блюда уже заказаны…

     - Да, конечно, сладкий мой! А Тамбергов пригласим?

     - Если хочешь. Вообще, мне главное, чтобы там был один-единственный значимый для меня человек – ты.

     - О!.. а то я, знаешь, сижу здесь и уже час (прикрывая телефон рукой) слушаю глупые разговоры всяких несносных коллег о семейной жизни.

     - Да? (Оживляясь) И что говорят интересного?

     - Да ну, всякие глупости. Потом, дома…

     Успокоенная Эмма повесила трубку и, нервно посмеиваясь в мыслях о предстоящей свадьбе и бесчисленных хлопотах, вернулась в трапезную. Там уже подводили итоги спонтанного обсуждения:

     - Ну-с, дамочки, главное не сдавать позиции! Мужик должен и обеспечивать, и ублажать – иначе он сменяется следующим.

     Под одобрительные возгласы «Верно!» полукруглый ряд чашек и кружек взметнулся к единственному осветительному прибору на потолке, Эмма присоединилась к тосту, тоскливо думая, когда же закончится отработка рабочих часов. Время клонилось к вечеру, до тесных объятий Джейкоба оставалось каких-то полтора часа…

...Это наша зима.
Современный фонарь смотрит мертвенным оком,
предо мною горят
ослепительно тысячи окон.
Возвышаю свой крик,
чтоб с домами ему не столкнуться:
это наша зима все не может обратно вернуться.

Не до смерти ли, нет,
мы ее не найдем, не находим.
От рожденья на свет
ежедневно куда-то уходим,
словно кто-то вдали
в новостройках прекрасно играет.
Разбегаемся все. Только смерть нас одна собирает.

Значит, нету разлук.
Существует громадная встреча.
Значит, кто-то нас вдруг
в темноте обнимает за плечи,
и полны темноты,
и полны темноты и покоя,
мы все вместе стоим над холодной блестящей рекою.

Как легко нам дышать,
оттого, что подобно растенью
в чьей-то жизни чужой
мы становимся светом и тенью
или больше того —
оттого, что мы все потеряем,
отбегая навек, мы становимся смертью и раем...

...Значит, нету разлук.
Значит, зря мы просили прощенья
у своих мертвецов.
Значит, нет для зимы возвращенья.
Остается одно:
по земле проходить бестревожно.
Невозможно отстать. Обгонять - только это возможно.

То, куда мы спешим,
этот ад или райское место,
или попросту мрак,
темнота, это все неизвестно,
дорогая страна,
постоянный предмет воспеванья,
не любовь ли она? Нет, она не имеет названья.

Это - вечная жизнь:
поразительный мост, неумолчное слово,
проплыванье баржи,
оживленье любви, убиванье былого,
пароходов огни
и сиянье витрин, звон трамваев далеких,
плеск холодной воды возле брюк твоих вечношироких.
«Зачитано до дыр»
( Иосиф Бродский)

*    *    *

«И из-за этого
Умереть?»
«И ради этого
Жить?»
Оставь, оставь этот спор.
(Исикава Такубоку)