От тюрьмы да от чумы. ч. 1. Гл. 6-10

В соавторстве с Виктором Хорошулиным


Роман.   ОТ ТЮРЬМЫ ДА ОТ ЧУМЫ. Путь доктора Коффера.


Глава 6. Спиритический сеанс и мародёры

Мне показалось, что вокруг всё застыло, превратилось в какую-то вязкую, тягучую массу. Лишь откуда-то издалека доносился голос господина Шаньона:
- Мы рады приветствовать тебя, наш великий предок! По-доброму ли ты сегодня к нам расположен?
- Неожиданно я почувствовал, что блюдце едва заметно скользнуло по поверхности стола.
- Ты сказал: «да», - послышался голос медиума. - Что ж, это - прекрасно! Намерен ли ты отвечать на наши вопросы?
И вновь блюдце сдвинулось с места. Подступившую было сонливость словно рукой смахнуло. Мне удалось взять себя в руки и взглянуть на происходящее более осмысленно. Я увидел, что стрелка на блюдце и на сей раз указывала на слово «Да», причём, я был готов поклясться на Святом Писании, что блюдце двигалось само!
- Macte! (18), - прошептал Шаньон. - господа, дух великого Николая Коперника находится здесь, и он согласен ответить на наши вопросы. Прошу вас, поначалу задавайте несложные...
- Вам нравится гроза, уважаемый Николай? – растерянно спросил Отто, голос его при этом слегка дрожал.
«Да», - таков был ответ.
- Как вы считаете, - тихим голосом задал вопрос Манфред, - должны ли студенты медицинского факультета вскрывать тела мертвецов для приобретения знаний об анатомии человека?
«Да».
- Вы же сами - врач, - немного успокоившись, взял слово я. - Но считаете ли вы достойным похищать трупы с кладбищ?
«Нет».
Вот тут-то я и почувствовал реальную связь с чем-то потусторонним! Дух был невидим и неслышен, но он был рядом! Явился на наш зов из далёких, неведомых миров и теперь преспокойно общается с нами, живыми! Одновременно с этим, я ощутил, что, похоже, вхожу во вкус! По крайней мере, полностью успокоился. Только вот моё сердце билось ещё достаточно часто. Конечно, разве мог я когда-нибудь представить, что мне доведётся беседовать с самим Николаем Коперником?.. Точнее, с его духом...
Но вдруг это не он? Мэтр нас об этом предупреждал… А если от его имени с нами общается какой-нибудь злобный демон? Эту мысль я гнал от себя подальше.
- Ну вот, - между тем пробубнил Шаньон. - Мы, кажется, привыкли к движениям блюдца... Теперь можно задавать любые вопросы. Ответ будем читать по буквам...
- Существует ли средство от всех болезней? – поинтересовался я.
"Любо… " - начал отвечать дух.
И вдруг... Блюдце резко подскочило вверх и упало на стол, опрокинув свечу. Отто едва успела подхватить её, пока она не свалилась на пол...
- Что произошло? - еле выдавил я из себя... и бросил взор на господина Шаньона. Тот отрешённым взглядом смотрел в сторону окна.
Я, с трудом преодолевая вновь охвативший меня ужас, провернул голову к окну.
- Не делайте резких движений… - прошептал Поль Шаньон. - Замрите, ради всего святого!
В помещении внезапно посветлело. И это из-за того, что через окно в комнату плавно влетел "небесный огонь" (19)! Был он в виде шара, точнее - эллипса, и светился ярким жёлто-оранжевым светом, иногда внутри него мелькали багровые сполохи.
Все в страхе замолчали. В комнате воцарилась тишина, было даже слышно, как потрескивает пламя свечей.
Я никогда прежде не видел подобного явления, хотя много раз слышал о нём. Немало историй про "небесный огонь" поведал мне дядюшка Клаус. Отчего-то старый бортник был уверен, что этот ослепительно сверкающий шар - вполне разумное существо. Но встреча с ним - всегда чрезвычайно опасна...
Размером объект был с крупное яблоко. Он плавно облетел вокруг стола, словно рассматривая, чем мы тут занимаемся, некоторое время повисел в воздухе неподвижно, и вновь направился к окну. Я боялся даже шелохнуться... Мои приятели также замерли в довольно комичных неестественных позах.
"Вылетай, ради всего святого, вылетай", - мысленно молил я ночного гостя, который заглянул к нам, видимо, находясь в процессе охоты.
Огненный шар завис у окна, словно раздумывая, лететь ли ему на улицу, и, наконец, решился. Но едва он скрылся за оконным проёмом, как раздался оглушительный хлопок! Казалось, рядом выстрелило пехотное орудие! Я почувствовал, что взрывная волна ударила меня в грудь, буквально разорвав её упругим потоком воздуха. Одновременно с этим я лишился чувств...
Я очнулся оттого, что почувствовал, как меня хлещут по щекам и льют на голову холодную воду. Открыл глаза и увидел озабоченные лица своих приятелей.
- Хвала Пресвятой Богородице! - воскликнул мэтр Шаньон. - Он пришёл в себя!
Гийом, держащий в руках кувшин с водой, отошёл в сторону. Я попытался подняться, и, с помощью Отто, мне это удалось.
- Как ты себя чувствуешь, Петер? - спросил Манфред.
- Вполне сносно, - ответил я, вытирая лицо полотенцем. - Похоже, это громыхнул «небесный огонь»... Видимо, наш сеанс спиритизма прервался? Скажите, мэтр, мы продолжаем... или наше общение с духом уже закончилось?
- Видите ли, мой друг, - ответил француз, - духи не любят подобных шуток со стороны... третьих лиц... Нам не удалось завершить сеанс по тем правилам, которые предписаны, а именно - поблагодарить духа и отпустить его с миром... Ведь мы  едва начали наш разговор...
- Так он отправился обратно?
- Несомненно... Встреча с «небесным огнём»... даже духам не сулит ничего хорошего... Но, хвала Господу, что никто из нас серьёзно не пострадал, - он покосился на меня.
- Тогда будем расходиться, - вздохнул Отто.
- Надеюсь, уважаемый мэтр, этот... инцидент не будет иметь дурных последствий? - предположил Манфред.
- Как знать, юноша, - грустно произнёс господин Шаньон. - Остаётся только надеяться, что из преисподней к нам не занесло никаких вредных субстанций...
- А могло занести? - спросил Гус.
- Вполне... Представьте водоворот, который затягивает в свою воронку всё, что плывёт по реке... Боюсь, что к нам могло забросить нечто чрезвычайно опасное...
Готов положить руку на Библию и поклясться, что не один я в этот момент испытал глубокое чувство страха. На лицах моих приятелей это читалось достаточно ясно.
- Но, хвала Пресвятой Деве, мы живы и здоровы...
Действительно, в нашей жизни бывают случаи, когда не знаешь, радоваться тебе или горевать... С одной стороны, "небесный огонь" расстроил нашу связь с духом Николая Коперника, и мы не успели спросить его о том, как же нам следует решать свою проблему... Но с другой стороны... ночной пришелец вполне мог разнести наш стол в щепки и испепелить всех, сидящих за ним!
Словно читая мои мысли, мэтр Шаньон вздохнул:
- А я совсем позабыл, о чём сказано в Книге мистерий... Там написано, что необходимо следить за погодой и ни в коем случае не проводить сеансы во время грозы... Боюсь, дверь в Иной мир теперь закрыта для нас надолго... Это - моя вина...
- Не упрекайте себя, мэтр, - произнёс Отто Жемайтис. - Просто, так было нужно... Провидению... Ему мы и доверимся в дальнейшем...
- Всё в руках Господа, - еле слышно произнёс Гийом.
Мы покинули дом господина Шаньона далеко за полночь. В это время суток в районе Закхайм довольно небезопасно. И дело даже не в пьяных гуляках на улицах предместья Лёбенихта. Возможно, в тёмном углу таился вооружённый грабитель. Впрочем, нас было трое, мы были молоды, сильны и вдобавок немного пьяны. Надо было срочно добраться до Дома Шпеера, завалиться на лежанку и отдохнуть хотя бы пару часов до предстоящих занятий. Что мы и сделали без особых приключений.

Вечером 7 августа я и Отто отправились в гостевой дом "Тристан", где, по словам Жемайтиса, должна была состояться встреча с кладбищенскими ворами.
- Ты особо не увлекайся, - предупредил он меня. - Мародёры сами назначают цену, и сбить её ещё никому не удавалось. В крайнем случае, на труп всегда найдётся другой покупатель... И ещё: веди себя подобающе. Эти люди не любят заводить новых знакомств. Они знают, что за ними идёт настоящая охота. Вообще-то, можно было бы обойтись и без тебя, но Кольтенброк решил, что ты должен быть проверен в деле.
- А ты давно общаешься с этими типами?..
- Полгода... Раза три уже имел такое счастье. Главное, ничего не бойся. Договоримся с мародёрами, и, как всегда, выложим им сотню талеров... Зато, кроме них и нас, на кладбище никого не будет!.. "Спаси и сохрани нас, Пресвятая Дева..." - он перекрестился.
- Сотня талеров... - тихо повторил я. Для меня это были немыслимые деньги.
- Конечно, - добавил мой новый друг, - когда умирает такой богатый человек, то мародёрам всегда найдётся, чем поживиться... Вот когда похоронят простолюдина, тут уж для них никакого интереса нет... Только, когда будешь беседовать с этими ребятами, следи, чтобы никто не схватился за нож... Это - лихие люди. Если б не нужда, мы бы держались от них как можно дальше...
Гостевой дом «Тристан» был, пожалуй, самым непрезентабельным во всём Закхайме. Старое здание имело довольно обшарпанный вид, сбоку к нему притулилась покосившаяся деревянная пристройка, рядом располагалась конюшня. Внутри пахло просто омерзительно - помои вперемежку с дерьмом. Тараканы, клопы и крысы были здесь основными постояльцами. Зато у дома было два выхода. Один - на улицу, он считался парадным. Второй вёл во внутренний двор, откуда при желании можно было проскользнуть в другие дворы и оказаться на берегу Прегеля. Стоит ли удивляться тому, что здесь нашли прибежище самые опустившиеся представители городской голытьбы и прочий сброд: беглые преступники, мошенники всех мастей, убийцы, воры и мародёры?
Привратник встретил нас усталым, недовольным и нетрезвым взглядом. Лишних вопросов он не задавал. Нам пришлось подняться по крутым, постанывающим при каждом шаге ступенькам на второй этаж. Из-за дверей, мимо которых мы проходили, доносились звуки весёлой попойки - пьяные мужские голоса, визгливый смех шлюх, непристойная ругань. В тесном коридоре, еле освещаемом свечами, висела пелена табачного дыма. В самом конце длинного прохода лежало неподвижное тело. Живой это человек или мёртвый, было непонятно. Скорее, мертвецки пьяный... «Когда-нибудь этот вертеп сгорит», - подумал я.
Отто остановился напротив двери с номером 9. Постоял немного, огляделся и прислушался.
- Это здесь? - спросил я, облизывая пересохшие от волнения губы.
- Здесь, - кивнул он и без стука толкнул дверь.
Внутри было абсолютно темно. Я подумал, что хозяев нет, но тут из темноты послышался чей-то надсадный кашель.
- Мир всем… - шагнул Отто в комнату, - кто живёт в данном благословенном доме и кормит клопов в этой жалкой хибаре… - было очень похоже, что прозвучал пароль...
- Дверь затворите! - послышался приказ из тьмы.
Я шагнул следом и закрыл за собой дверь. На мгновение мы оказались в полной темноте. Наконец, послышался стук кресала о кремень, сверкнули искры, и вскоре загорелась свеча.
- Присаживайтесь, гости дорогие, - послышался чей-то глухой голос. Человек снова закашлялся. - Отто, клянусь Гробом Господним, ты привёл с собой гостя. Кто же это?
- Успокойся, Герман, - ответил мой спутник. - Это - Петер Коффер, студент-медик. Мы пришли договориться насчёт трупа, который хотим купить у вас завтра...
- Если речь идёт о старом проходимце Шухере, - послышался тот же голос, то мы собирались всего лишь обчистить его карманы, вскрыв гроб покойного... Но мы можем передать его тело вам для исследований, хотя это и богопротивное занятие... за каких-нибудь... двести талеров...
Свеча, которую установили на небольшом колченогом столике, давала мало света, но лицо собеседника Отто было отчётливо видно. На вид ему можно было дать лет пятьдесят. Обвисшие щёки, щербатый рот и глубокие залысины. А кольцо в ухе делало его похожим на старого, отчаянного пирата, которому не страшна никакая схватка. Ещё три человека более молодого возраста молча сидели чуть поодаль. Время от времени багровые блики устраивали зловещие танцы на несимпатичных лицах преступников.
- Помилуй бог, Герман! - повысил голос Отто. - Всегда было сто талеров. Я уж надеялся, что и эта цена будет снижена, а ты её повысил вдвое! Разве так годится?
- А что ты хотел, Отто? Это не простой мертвяк, не какой-нибудь грузчик-литовец! На Шухере, насколько мне известно, будет добротный кафтан и новые башмаки, не считая серебряного брегета и золотого браслета! Добавь сюда перстень с драгоценным камнем и кольцо!.. Возможно, могилу будут охранять несколько человек. Если мы с ними не договоримся, придётся кое-кому пускать кровь!.. - толстые губы Германа скривились в усмешке, обнажая рот, в котором не хватало двух передних зубов.
- Бедным школярам не потянуть такую сумму, - заметил Жемайтис.
- А нам - плевать! Кольца-перстни снимем, одежду заберём, всё прикроем, закопаем - и не было нас тут! - он рассмеялся, но этот смех был больше похож на карканье старого ворона. - А тащить покойника к вам, это, извините, опасно, поскольку полиция дремать тоже не станет, к тому же - это безнравственно! Одно дело - снять с покойника не нужные ему драгоценности, а другое - потрошить брюхо, пусть даже в научных целях!
Признаться, меня удивила и возмутила такая щепетильность. Это что же получается, у мародёров имеется свой кодекс чести? У людей, не имеющих никакого представления о подлинной чести и совести?..
- А если мы поступим по-другому? - ввязался в разговор я.
- Что ты предлагаешь, школяр?
- Вы сделаете своё дело и уходите. Затем появляемся мы, уносим мертвяка, а также закапываем могилу и восстанавливаем её прежний вид, словно тут никого не было...
Сидящие поодаль мародёры негромко рассмеялись. Кто-то снова чиркнул кресалом, и вскоре задымили трубки.
- Не лезь не в своё дело, школяр! - последовал ответ. - Конечно, этим вы упростите нам работу, но сами несомненно попадётесь. А повяжут вас - будут искать драгоценности! И придут за ними ко мне!
- Мы расставим своих сторожей, которые предупредят нас о приближении стражи! - не сдавался я. - Так как же насчёт того, чтобы сбавить цену? В конце концов, мы и сами можем вынуть труп...
Отто сжал мне локоть пальцами. Но я уже и сам понял, что ляпнул лишнее...
- Ты кого привёл с собой, Отто? - глаза мародёра гневно сверкнули, и я очень опасался, что в его руке может появиться нож.
В ту самую минуту мне стало абсолютно ясно, что такие типы - урождённые мастера придумывать коварные планы преступлений и с успехом их реализовывать. Судя по всему, они не умеют прощать, а мстят настолько изощренно, что оставляют после себя только пепелище. Поэтому, лучше никогда не становится у них на пути. Сомнут и затопчут! 
- Ради всего святого! - воскликнул Жемайтис. - Мальчишка просто оговорился! А мы и в самом деле можем расставить сторожей, да при случае ещё и отвлечь охрану...
- Если дело устроить именно так, - задумался Герман, затянувшись дымом из трубки, то оно вполне может выгореть... Вы, господа студиозы, стоите на страже, мы выкапываем труп... После мои парни уходят, а вы забираете тело несчастного ювелира и наводите на его могиле идеальный порядок... Что скажете, друзья? - обратился он к своим приятелям.
- Согласно нашим обычаям, - проговорил хриплым голосом сидящий справа от Германа гробокопатель, не вынимая трубки изо рта, - никто из посторонних не должен присутствовать на месте раскопа, пока мы не завершим своё дело и не скроемся...
- Это - верно, - заметил другой мародёр с морщинистым обветренным лицом. - Но времена меняются... Если несколько храбрых студентов берутся обеспечить нам безопасный отход, то почему мы должны отказываться от этого? И почему бы нам не отблагодарить этих ребят, тем более, что наша добыча обещает быть богатой?
- А что скажешь ты, Фриц? - спросил Герман третьего бандита из своей шайки.
Тот подозрительно долго молчал, постоянно вытаскивая изо рта трубку и вновь засовывая её обратно... Наконец, заговорил и он. Голос у него был такой же глухой и хриплый, как и у всех в этой компании.
- Пусть это будет первый... и, желательно, последний раз..., - и опять томительная пауза. - А студентам за их старания, в случае нашего успеха, можно отдать труп... даром.
- Ладно, - проговорил Герман, сверля нас пронизывающим взглядом. - Несите на кладбище сотню талеров... Ежели всё обернётся лучшим образом, мы вернём вам... половину. Завтра, через час после полуночи...


Глава 7. Внутренний голос

Занятия в Университете тяготили нас всё больше. Не потому, что были скучны, и не оттого, что проходили в ту пору, когда хочется гулять по тенистым аллеям города, купаться в реке и от души наслаждаться летом, а оттого что приближалась долгожданная пора «пустых дней» (20). В  середине августа нас собирались отпустить на небольшой отдых. Я уже предвкушал поездку в родной Инстербург к отцу с матерью и брату с сестрой. А также к дядюшке Клаусу с его пчёлами, травами и бесконечными рассказами о разных диковинах.
А пока мы заседали в жарких аудиториях Альбертины, наша студенческая одежда не давала телу ни прохлады, ни воздуха. Мы слушали теоретический курс, на котором дотошно, скучно и сумбурно «вдалбливали» нам то, что стало бы ясно при первом же практическом занятии. Но для таких упражнений требовался относительно свежий человеческий труп... А поскольку такового не было, мы переписывали длинные латинские тексты, в сложных лабиринтах которых зачастую ускользала и терялась всякая здравая мысль. Иногда случались диспуты. Они вносили в процесс учёбы разнообразие, дух свободы, позволяли высказываться, поспорить едва ли не до кулаков...
Сегодня у нас тоже проходил диспут, правда, не отличавшийся особым кипением чувств... Всё началось с того, что магистр Лидис, проводящий занятия, задал, казалось бы, провокационный вопрос:
- Как вы думаете, коллеги, отчего умер на Кресте наш Спаситель Иисус Христос?
Библейские истории мы изучали не первый год и думали, что знаем о последних днях Спасителя всё. Поэтому, вопрос преподавателя некоторых студентов озадачил, однако, как оказалось, никто не задумывался над этим как будущий врач. Поэтому и завязался спор.
- От голода и жажды! - воскликнул чересчур активный, выскочка и задавака Филипп Гросс.
Его вывод тут же парировал рассудительный Якоб Лившиц, любящий вникать в каждую мелочь:
- А вот и нет! От жажды погибают в течение несколько дней, а распятые умирали в первые же сутки.
- Тогда - от кровопотери! - нашёлся Мартин Брадис, упитанный малый, прибывший из деревни, расположенной близ Тильзита.
Магистр с улыбкой наблюдал за полемикой. Был он невысокого роста, с тёмными кудрями, обрамляющими скуластое лицо с немного вздёрнутым носом и большими, выразительными глазами. Он относился к породе тех молодых мужчин, которые, как мне казалось, всегда привлекали к себе внимание дам.
- Если представить реально ту ситуацию, - заметил покровительственным тоном Лидис, - то кровотечение в этом случае, как правило, незначительное.
Возникла небольшая пауза.
- Значит, от боли? - предположил Густав Грюн, вихрастый рыжеволосый парнишка, известный своим пристрастием к зубрёжке.
-  Будьте уверены, господа студенты, боль,  конечно, присутствовала, и довольно сильная..., но она не могла привести так быстро к смерти...
- Так отчего же? - невольно вырвалось у меня.
- От невозможности нормально дышать...И сейчас вам это поясню...
Мы приготовились слушать.
- Подвешенные подобным образом люди, - продолжал магистр, по-отечески глядя на нас, - для того, чтобы их грудь могла расширяться и наполняться воздухом, должны были своими рёбрами тащить и приподнимать всё тело. От этого мышцы быстро слабели и человек не мог сделать полноценный вдох... Для продления мучений им специально прибивали небольшую перекладину, на которую они в отчаянии пытались упираться своими ногами. А когда палачи желали ускорить кончину, то ломали жертвам кости голени, лишая этой опоры... Вот вам и весь секрет!..

Иногда я получал небольшие посылки из дома. Обычно их привозила мать либо сестра. Отец с братом трудились в кузнице и не могли позволить себе даже двухдневного безделья. Но, дела их шли неплохо, работа приносила небольшой доход, и кое-что перепадало мне. На меня семья возлагала особые надежды, и я не мог её подвести. Бесконечные попойки и весёлые гулянки студентов меня не привлекали, да и зоркое око профессора Майбаха строго следило за моими успехами.
А осень робко и осторожно заглядывала в город... Солнце по привычке ещё пылало, но прозрачное небо уже остыло. Скоро, скоро должно начаться увядание природы… Липы и каштаны на Кнайпхофе местами уже запестрели желтизной, по ночам стало заметно прохладнее, но днём солнце продолжало жарить землю и гнать соки по стеблям трав и по жилам всех живых существ.
Старое кладбище Закхайма расположилось вблизи кирхи Святой Елизаветы и растянулось от Земляного вала до Речной улицы. Тут же находились женский монастырь и Сиротский приют имени той же святой. Здесь хоронили, в основном, монахов, а также состоятельных граждан Закхайма. По всему периметру кладбище было огорожено решётчатым забором, представляющим собой частокол острых металлических прутьев, соединённых снизу и сверху поперечными перекладинами. Последнее пристанище христиан охранялось тремя-четырьмя монахами, которые несли круглосуточное дежурство. Тем не менее, было известно, что богатых покойников здесь периодически грабили, взламывая склепы и разоряя могилы. Но кладбищенские воры действовали хитро, они умело заметали свои следы и, при необходимости, платили сторожам за молчание. Поэтому, у некоторых горожан до сих пор бытовало мнение, что покойников здесь не беспокоят. В заборе находилось, по меньшей мере, два места, где прутья были подпилены, и, при случае, могли быть вытащены. Таким образом, в, казалось бы, надёжном ограждении можно было достаточно быстро проделать приличных размеров проход.
8 августа ночь была ясной. Ярко светила луна, немигающим оком обозревая земную поверхность. Россыпи звёзд, среди которых нет-нет, да и промелькнёт падающая искорка, усыпали небо, привлекая к себе взоры людей. Глядя на них, я пытался представить, что они хотят нам сказать... Чаще всего мне казалось, что звёзды хитро улыбаются или снисходительно над нами посмеиваются, словно знают наперёд всю нашу жизнь…
Мы собрали небольшую команду, в которую, кроме магистров Кольтенброка и Лидиса, вошли студенты Грюн, Лившиц, Брадис и другие, в числе коих находился, разумеется, и я. Роли были распределены заранее: некоторые из студентов с масляными фонарями в руках отправились в разные концы улиц, выходящих к кладбищу и монастырю. Они должны были раскачивать фонарями в случае появления полицейского патруля. Завидев их предупреждающий сигнал, грабители тут же уходят сквозь щели в ограждении. Меня же привлекли для работы возле могилы. Я должен принять от мародёров тело и погрузить его на телегу, которую обещал доставить Жемайтис. Тот увозит мертвеца, а я должен буду восстановить прежний вид могилы и убрать все видимые следы преступления. Мне будут помогать двое из команды гробокопателей. Вся наша работа должна занять не более четверти часа.
Стоит ли говорить, что внутри меня дрожала каждая жилка? Ведь я встал на довольно скользкий путь: сейчас занимаюсь богопротивным делом, мало того, участвую в настоящем преступлении! Что сказали бы отец и мать, узнав об этом?.. Но было слишком поздно что-либо менять. И то обстоятельство, что я участвую в похищении трупа с кладбища в строго медицинских целях, и не единственный, кто занимался и занимается этим делом, - утешало меня слабо.
Примерно в час ночи неподалёку от кладбищенской калитки раздался тихий свист. Это прибыл Герман со своей командой. Я, помня собственную роль, подтянулся поближе к ним. Судя по звуку лошадиных подков и скрипу колёс телеги, раздавшемуся вскоре в ночной тьме, сюда же подъехал и Отто Жемайтис. Старый мародёр о чём-то быстро поговорил со стоящим на страже монахом, сунул тому что-то в руку и дал своей группе сигнал следовать вглубь кладбища. Я направился за ними, мысленно сказав себе, довольно нелепые  слова: "С богом..."
Кладбищенские воры тоже использовали масляные фонари. Работали они со знанием дела, быстро и ловко. Как выглядела могила ювелира Шухера, я уже знал, поскольку наведался сюда ещё вечером, когда завершился обряд погребения. Привести всё в первоначальный вид после изъятия трупа мне казалось задачей довольно простой. Поэтому я немного успокоился и стал терпеливо ждать своего часа.
Воздух постепенно наполнился свежестью, но земля всё ещё дышала теплом. "Наверное, утром будет туман", - мелькнула у меня мысль. А гробокопатели молча делали своё дело. Наконец, лопата одного из них стукнулась о крышку гроба.  "Вот он!" - шепнул один другому, и парни заработали ещё быстрее. Старый Герман находился тут же и внимательно следил за работой своих подручных. Когда гроб был полностью освобождён от земли, он бросил копателям моток верёвки.
- Поднимайте его наверх...
Через минуту с вызывающей зависть лёгкостью и проворством, мародёры извлекли тяжёлый деревянный ящик на поверхность. Тут же подоспела вторая пара кладбищенских воров. Используя небольшие ломики, они быстро сорвали с гроба крышку...
Я с отвращением смотрел на белеющее в свете луны лицо покойника и людей, обыскивающих его тело. Мародёры стянули с мертвеца кафтан и башмаки, сорвали золотую цепь с шеи, принялись стягивать перстень... Я отвернулся, стараясь не смотреть на это кощунственное деяние... И вдруг...
- Полиция! - раздался чей-то сдавленный крик.
И тут же ночная тишина взорвалась звоном подков десятка лошадей и топотом ног вооружённых людей.
- Засада! - догадался Герман. - Уходим!
Они бросились бежать, как я понял, к одному из мест, где был проделан проход в заборе. Но пока они его найдут, пока пролезут в него, суетясь и толкаясь, на это уйдёт время. К тому же, именно к этому лазу, похоже, потянулись и стражники...
Мне же пришло на ум иное. Я молод и ловок, при моей сноровке ничего не стоит взобраться на прутья и перепрыгнуть через забор. Оценив, где сейчас может быть меньше всего полицейских, я устремился в ту сторону. По пути больно ударился о выступающий надгробный камень и разодрал коленку о могильную ограду. Временами, когда рваные облака застилали луну, наступала полная темнота. Но она-то и спасала меня.
Судя по возгласам, это была запланированная облава. Полицейских, насколько я понял, было не менее двух десятков человек. Стало совершенно ясно - нас кто-то предал!
Наконец, я добрался до ограды, огляделся и прислушался...
«Смелее!»
Мне показалось, что я услышал внутри себя чей-то голос. Мужской, взрослый, уверенный… Что ж, это - бывает. Его ещё называют внутренним голосом. Будто Высшие силы дают тебе порой подсказку, как спастись в трудную минуту, или предупреждают об опасности. "Иду", - мысленно ответил я ему и полез на ограду.
Преодолеть высокий забор даже для меня оказалось непростой задачей. Прутья были заострены сверху, и я едва не сел на них. Но, удалось сохранить равновесие. И вот я уже на земле, по ту сторону кладбища. Теперь, по сути, никто не докажет, что я только что был возле разграбленной могилы. Но встреча со стражниками не входила в мои планы. Узнав, что я - студент, мало кто из судей усомнился бы в причинах моего нахождения вблизи кладбища с такую пору... Поэтому я сразу дал стрекача в ближайшую подворотню...
«Не туда!»
Опять голос в голове! Что ж, мне ничего не стоит пробежать десяток шагов дальше. И как он оказался прав! В подворотне в свете луны я заметил двух стражников, стоящих в засаде. Но и они увидели меня.
- Стой! - рявкнул один из них, но я уже нёсся вперёд, не обращая внимания на его окрики.
Оба полицейских бросились за мной.
«Влево!»
Опять кто-то руководит моими поступками. Как всё-таки хорошо - иметь внутренний голос, который спасает тебя в такие ужасные моменты жизни!
Я свернул налево и оказался в тесном узком проходе. Теперь я абсолютно не понимал, где нахожусь и куда бегу... Но помчался по скользкой брусчатке вперёд, хотя совершенно не знал, что там, впереди, находится... Стражники преследовали меня по пятам.
И вот, о, ужас!.. Я упёрся в глухую кирпичную стену. Высотой она была в три человеческих роста, а поблизости не было никаких подручных средств, с помощью которых я мог бы перелезть через неё.
Топот стражников становился всё ближе.
«Падай ниц и ныряй в дерьмо!»
В отчаянии, я упал на живот и стал ощупывать руками стену... И, о чудо, в ней оказался пролом! Конечно, насчёт дерьма внутренний голос оказался совершенно прав. Но я был убеждён, что взрослый человек в такую дыру ни за что не пролезет.
Не обращая внимания на жуткую вонь и на то, что моё платье покрылось изрядным слоем грязи, я всё же выбрался из западни!
- Где он? услышал я удивлённые крики с противоположной стороны стены.
- Только что был здесь! Он не мог никуда исчезнуть!
- Проклятье!
Я постарался успокоиться. Сердце моё бешено стучало, дыхание было частым и шумным, мысли роились в голове в полном беспорядке. Я попытался сориентироваться... Справа должны находиться древесные склады. Лес, сплавляемый по Прегелю, обычно здесь выгружали и складывали в штабеля. Грузчики, обычно, литовцы, после сплава неделями задерживались в Закхайме.
Если же я пойду левее, то окажусь на Йоркштрассе, затем выйду к Обертайху (21)...
«Правильно, иди к воде, заодно смоешь с себя дерьмо...»
Опять этот внутренний голос... А всё же хорошо, что я не один в неприветливом, мрачном городе... Но миновала ли опасность? И что ещё меня поджидает на тёмных улицах Кёнигсберга?
Наконец, я выбрал себе маршрут. Луна осветила башню и шпиль кирхи святой Елизаветы и я направился через Лёбенихт к Шлосстайху (22), где собирался сполоснуть одежду и далее следовать к месту своего проживания. "Пресвятая Дева, - думал я, - что же теперь будет? Кого удалось схватить полиции? За кем придут завтра?" Впрочем, ректору Альбертины не впервой отбиваться от бургомистров. Даже если кто-то из студентов попался на улицах Закхайма или вблизи кладбища, предъявить им, по сути, нечего... А Герман?.. Но отчего меня должна заботить судьба мародёров? Да пусть их всех хоть колесуют! Что скажешь, внутренний голос?
«От тебя дурно пахнет...»
Вскоре я добрался до Дома Шпеера. Манфред Гус, который тоже принимал участие в ночном происшествии, уже был в комнате, хотя ещё не спал.
- Я был уверен, что тебя поймали! - прошептал он, обрадовавшись, что я выскользнул из лап полиции. - Они схватили всех мародёров, и я ужасно испугался, что и тебя приняли за одного из них! Как же ты улизнул? И чем от тебя так воняет, ради всего святого?
- Не знаю, - честно ответил я. - По-моему, сам Ангел-хранитель показывал мне путь... Моё спасение иначе как чудом не назовёшь... Пожалуй, я поставлю ему свечу в благодарность за это... А запах... Знаешь, когда спасаешь свою шкуру, чистеньких дорожек не выбираешь... Но что произошло, Манфред? Нас кто-то выдал?
- Скорее всего, - ответил мой друг. - Только охотились не за нами, а за мародёрами. Наверняка в полиции имеются свои осведомители, возможно, даже из самой банды Германа... Шепнули, вот те и организовали засаду. Хотя, можно было догадаться, ведь хоронили не какого-нибудь закхаймского бродягу, а известного ювелира!
- У тебя есть выпивка, дружище Манфред? - мои мысли опять разбежались в разные закоулки головы, и было необходимо собрать их воедино.
Тот быстро слез с лежанки.
- Могу предложить шнапс... Вчера купил в лавке Моргена...
- Это - как раз то, что сейчас нужно!
- А вот насчёт закуски извини... Ничего предложить не могу...
- Обойдёмся... У меня должна остаться луковица и пара сухарей...

Наутро в Университете (мне казалось, что от меня до сих пор воняет, но, слава богу, приятными запахами наше общество никогда не отличалось, так что ни у кого я не вызвал подозрений) стало известно, что полиция схватила двух школяров, стоящих на стрёме у гробокопателей. Это были Филипп Гросс и Якоб Лившиц. Но, как мы и предполагали, против них у полиции ничего не было, так что в ближайшее время их должны отпустить. Отто Жемайтиса даже не задержали. Он сказал, что выпил лишнего и заснул в телеге. В ней и проспал до ночи...
Мы кое-как выдержали до конца лекции, которую читал доктор Майбах. Я к нему относился с неизменным уважением и не позволял своим приятелям подтрунивать над слегка чудаковатым профессором. В конце занятий он заявил нам:
- Вы много читаете и это - хорошо, - его взгляд опять искрился, как в тот первый день, когда я познакомился с ним. - Но на каждый час чтения должно быть два часа... раздумий!
Мне всегда казалось, что Иоганн Майбах хочет сказать нам нечто такое, что не входит в программу обучения и не написано на латыни в старых медицинских книгах. Огромный врачебный опыт сочетался у этого мудрого человека с удивительной сердечностью и интеллигентностью. Меня всегда восхищала его способность в любой ситуации выглядеть достойно. И святая вера в то, что жизнь необходимо посвятить добрым делам.
- ...Вы обязаны любить наше искусство, - продолжал доктор, - чтить учителей и приумножать данные ими знания. Вам следует быть милосердными, направлять режим больных к их выгоде, сообразно со своими силами и разумением, воздерживаясь от применения всякого вреда и несправедливости, никогда не иметь с ними любовных дел...
Говоря всё это, он следил за нашей реакцией. Хотя мы изрядно устали, но никто не осмелился перебивать известного учёного.
- Запомните, школяры, вы никому не должны давать просимого у вас смертельного средства, а женщинам - абортивного пессария и не производить иссечений у страдающих каменной болезнью…, пусть последним занимаются цирюльники…
 - Профессор, а как определяется размер вознаграждения за труд врача? - поинтересовался Густав Грюн.
- Понимаю, серьёзный вопрос, - усмехнулся Майбах. - Действительно, городские лекари, в отличие от монастырских, лечат больных обычно в их же домах, при этом отнюдь не безвозмездно, а за определённую плату, причём её размер определяет сам врач, исходя из затраченных им усилий и достатка данного пациента. 
Знаменитый врач и последователь Гиппократа Исаак Юдеус (23), наставлял своих учеников так: "Посети больного, когда ему сделалось очень дурно. В это время столкуйся с ним о гонораре, ибо, когда больной выздоровеет, он все забудет... Назначай возможно большее вознаграждение, ибо всё, что делаешь бесплатно, почитается за ничто!" Таким образом, обязанность лечить всех бесплатно не может лежать на сословии врачей так же, как обязанность накормить голодных не может лежать на булочнике или бакалейщике...
- А как поступать с умирающими пациентами? - спросил маленький и тщедушный Симон Фейхель.
- Таким людям необходим не врач, а священник, - мягко ответил профессор. -  Великий Гиппократ писал в своих трудах: "Медицина не должна протягивать руку помощи тем, кто уже побежден болезнью", так как безуспешное лечение отрицательно влияет на репутацию лекаря. Об этом также говорили Платон, Герофил и Гален….
Тут я уже не смог совладать со сном. Беспокойная ночь, пережитый кошмар лишили меня сил. Глаза сами собой начали закрываться, и я стал проваливаться в бездну сна. Голос профессора уплывал куда-то вдаль... Но совсем другой, знакомый голос вдруг скомандовал в моей голове!..
«Не спать, дурень!»
Чёрт возьми, во мне продолжал жить внутренний голос!

Только спустя годы я понял, что вся эта ночная катавасия разыгралась из-за меня...


Глава 8. Семейство Лакош

В среду 15 августа я, наконец, прибыл в свой родной Инстербург. Добрался я до него торговым обозом Йозефа Лихтера, следующим в Тильзит (24) с грузом соли. Господин Лихтер знал моего отца, тот частенько подковывал его лошадей, следующих мимо Инстербурга.
Меня довезли до Альбертхофа и высадили вблизи кузницы, где трудились мои отец и брат. Я, закинув на плечи дорожный мешок, конечно же, сразу направился к ним.
Несмотря на раннее утро, в кузне уже кипела работа. Точнее, приготовления к ней. Карл раздувал в печи угли, а отец выкладывал ближе к наковальне различные изделия, требующие починки: косы, грабли, подковы и прочую домашнюю утварь.
Первым меня увидел Карл. Он тут же бросился ко мне и сграбастал в свои объятия.
- Э, осторожней, - заметил подошедший отец. - А то задавишь своего учёного братца!
Мы обнялись с отцом.
Конечно, мне сразу бросилось в глаза, как он постарел за время моего обучения в Университете, особенно это стало заметно за последний год. Голова его поседела, на лице появились новые морщины, хотя взгляд оставался прежним - ясным, цепким, изучающим.
Карл превратился в настоящего богатыря, высокого и крепкого. Заметив, как я залюбовался братом, отец промолвил:
- Карл осенью женится. Пора уже, двадцать один год дурню!
Никто не обиделся на слово "дурень", мы знали, что отец частенько подтрунивает над своими родными и близкими, когда у него хорошее настроение, и делает это исключительно любя.
- Кто же эта счастливица, будущая моя родственница? - поинтересовался я, от души радуясь за брата.
- Дочка переселенца из Венгрии, точнее, из медье (25) Ваш, - вздохнул Карл. - Там до сих пор нет покоя от турок и австрийцев, постоянно кто- то воюет...
- Это где же такая земля? - задумался я.
- На северо-западе страны... А сама Венгрия где-то на востоке Европы...
- А чем занимается её отец?
- Врачует немного… - нехотя ответил отец. - Точнее, он - знахарь... Хотя, лечит не так безупречно, как старина Клаус, но и его ремесло пользуется спросом...
- А как поживает дядюшка?
- Э, старый медведь по-прежнему промышляет мёдом и охотится помаленьку... Ступай-ка ты домой, Петер, скажи матери, чтоб накрывала на стол, а Анхен пусть мчится к Клаусу... Будем сегодня праздновать! А ты отдохни с дороги и дожидайся нас. Мы недолго, выполним один заказ и - домой! - отец вытер руки о тряпку. - Давай-ка, Карл, возьмёмся за дело и постараемся закончить его за пару часов....
- Кстати, - подмигнул мне брат, - у старого Ференца есть и вторая дочка, помладше... Тоже красавица... Так что, вечером мы прогуляемся к ним, познакомишься, - его глаза блеснули озорными огоньками. - Как знать, может и твоя свадьба не за горами...
Матушка при встрече со мной прослезилась. Обнимая её, я с горечью осознал, что и она постепенно превращается в опрятную симпатичную старушку со спокойным и светлым взором.
- Как вырос, как вытянулся, - обрадовано повторяла она.
Анхен заметно похорошела. Она выросла, её фигура приобрела женские формы, походка стала плавной... Теперь моя сестра выглядела, как невеста - хоть сейчас — под венец... Я привёз ей и матери гостинцев - у нас на рынках частенько торговали сладостями, каких не в каждом городе встретишь - засахаренные орехи, семена подсолнуха и другие вкусности. Отцу и брату я привёз кофе и табак.
Анхен быстро собралась и отправилась к дядюшке Клаусу. Мать уговорила меня остаться дома...
Через час с небольшим появился и старый бортник. К тому времени мы с матушкой уже поговорили о семейных делах, которые, кабы не высокие налоги, то обстояли бы намного лучше, и заканчивали накрывать на стол. Дядя принёс в мешке кусок копчёного окорока и, конечно, мёд. Мы обнялись и с ним.
- Или ты становишься всё крепче, - усмехнулся он, - или я начал дряхлеть... А скорее - и то и другое, мне ведь скоро шестьдесят!.. - он вздохнул. - Ну, рассказывай, каким наукам тебя обучили, и какие медицинские знания могу дать тебе я?
- По правде, дядюшка, учат нас по старым медицинским книгам, в которых о лечении мёдом сказано очень мало... Разве то, что на его основе готовят териак (26), но туда, насколько мне известно, входят ещё семь десятков компонентов!
- Я тебе скажу так, Петер, - серьёзно произнёс дядя Клаус. - Настоящему врачу без мёда не обойтись. Да и вообще, без нашего неутомимого труженика и помощника - пчелы.
Дядя Клаус изменился мало, разве что поседел, да лобные залысины простирались у него теперь до самой макушки. Но всё такой же - суетливый, шумный, добродушный...
- У нас некоторые медики стремятся создать универсальное средство, вроде териака, способное помогать при любых заболеваниях, - начал я разговор, принимая из рук матери горшки с яствами, и устанавливая их на стол.
Дядя Клаус отогнал осу, залетевшую в открытое окно проведать, чем можно поживиться в столь гостеприимном доме, и ответил:
- Я тебе уже много раз говорил, а если ты забыл, то возьми бумагу и записывай...
- Да дай ты отдохнуть ребёнку от учения, - набросилась на дядю мать. - Он только встал с университетской скамьи, а ты его уже нагружаешь новой учёбой! Выпей вон медовухи да успокойся!
Пришла пора и мне вступиться за дядю.
- Позволь, матушка, послушать дядю Клауса. Вспомни, скольких людей он спас своими пчелиными снадобьями!
Это подействовало. Мать улыбнулась и махнула рукой. Дядюшка же последовал её совету и полез открывать бутыль с медовухой.
- Слушай же, дорогой племянник, - проговорил он, наполняя кружку ароматной влагой. - Основные лечебные средства, которые нам дарят пчёлы, это мёд, воск, прополис, цветочная пыльца, перга, пчелиный яд, маточное и трутневое молочко да пчелиный помор... Запомнишь или повторить?
- Запомню, дядюшка.
- Остановимся вкратце на каждом из них... Не только монахи из нашего монастыря, но ещё древние римляне считали, что мёд – самый полезный продукт, его часто прописывали как в качестве самостоятельного средства, так и в сочетании с другими лекарствами.
Мать выглянула в окно. Вот-вот должны прийти отец и брат. Я вновь с горечью отметил, что и её не пощадило время: сгорбленная спина, седые пряди в волосах и морщинки на лице...
- Мне приходилось читать об этом, - гордо ответил я, расставляя чашки по кругу стола. - Например, ещё Плиний писал, что мёд хорош в качестве лекарства при болезнях челюстей и зубов, горла, ушей и глаз, различных крупах и даже змеиных укусах. А древнегреческий врач Гиппократ, известный как отец современной медицины, также уделял большое внимание мёду, говоря о нём: «Очищает раны и язвы, лечит карбункулы и запущенные болячки».
- Вот-вот, так оно и есть, - поддакнул довольный дядя Клаус.
- Гиппократ, к примеру, - продолжал я, - учил, что повязки с мёдом всегда не только более эффективны, но и более удобны, так как они не прилипают к ране. Он описывал «Оксимель», это - мёд с уксусом, который применяется местно, как лекарство от боли и «Гидромель» - мёд с водой, используемый для утоления жажды, в том числе и во время лихорадки.
- Старина Гиппократ прав, - вздохнул дядя Клаус. - Мёд обладает уникальными достоинствами, он предотвращает многие тяжёлые недуги, особенно каменную болезнь в животе, одышку и кашель, охриплость и затруднения отхождения густой утренней мокроты, а также используется как слабительное и мочегонное средство...
- Вот уж непонятно, кто кого учит, - усмехнулась мать. - Ты - Петера или он - тебя...
- Да, твой сынок кое в чём поднаторел! - ответил дядя Клаус. - Не зря он провёл целых два года в Университете! Ну, тогда ты, Петер, должен знать, что издавна востребован в медицине и воск. Ещё в глубокой древности лекари знали о его противогорячечных, мягчительных и ранозаживляющих свойствах. Кстати, воск относится к непортящимся продуктам и может храниться годами. Его качество не снижается ни от времени, ни от жары, ни от холода, ни от сырости, ни от солнечного света, - дядюшка с удовольствием прочистил горло, опорожнив кружку с медовухой. - Воск не боится никаких вредителей, ему не страшны ни плесень, ни моль, ни мыши. Говорят, что в Древнем Египте его даже использовали при бальзамировании тел умерших людей!
Я мог только согласно кивать головой.
- Воск так же, как и родниковая вода, - продолжал увлечённый дядя Клаус, - способен запоминать и хранить наши слова, особенно молитвы. Не зря же церковные свечи изготовляют из воска! Но и колдуны его часто используют для своих сатанинских ритуалов...
Мать с гордостью и затаённой радостью переводила взгляд с меня на дядю Клауса и обратно. Это были прекрасные мгновения...
Я напомнил дядюшке про Плиния, который писал, что «все сорта воска обладают свойствами смягчать и согревать, а также способствуют обновлению тела». Поэтому весьма полезно жевать мёд вместе с сотами, которые преимущественно из воска и состоят. И добавил, что знаменитый Авиценна рекомендовал применять воск в качестве средства, повышающего лактацию молока у кормящих женщин, а также смягчающего кашель и оказывающего отхаркивающее действие.
- Вот видишь, мы с тобой согласны и в этом вопросе! - обрадовался дядя Клаус. - Это - прекрасно, что ты читаешь древних мудрецов, которые знали толк в мёде и в воске! Но не только этим ценны наши крылатые приятели! Ты знаешь рецепт простейшей мази, которая отлично помогает при лечении ран? Полчашки оливкового масла и вот такой кусочек воска, - он показал кулак, - смешать, остудить и переложить в горшок. Затем промывай рану раствором прополиса и накладывай на неё повязку с этой мазью!
- Идут! - воскликнула матушка, завидев спешащих с работы отца с Карлом.
- Кстати, - торопливо продолжал дядюшка, - прополис также можно употреблять наружно и внутрь: просто разжевывать или добавлять в молоко... Это - отличное отхаркивающее средство!..
Мы договорились продолжить беседу у дядюшки дома. Пришли отец с братом, их ждал накрытый стол, и наверняка у них накопилось множество вопросов ко мне про жизнь в Кёнигсберге...

Часов в шесть пополудни, когда солнце стояло ещё высоко, мы с братом, будучи уже немного навеселе, вышли из дому и направились к мосту через Ангерапп. На другой стороне реки располагался новый пригород Инстербурга - Альбертхаузен - небольшое поселение, состоящее преимущественно из приезжих с других концов Европы. В основном это были переселенцы из Баварии, Франции, Венгрии, Трансильвании, Польши и Литвы.
Карл сразу направился к небольшому домику, стоящему на краю селения и утопающему в зарослях калины и плодовых деревьев. По мере приближения к нему, я заметил, что брат всё более ускоряет ход. «Э, братец, - подумал я, - видимо, венгерская красотка глубоко запала тебе в душу...»
- В это время все должны быть дома, - шепнул мне Карл. - Старина Ференц, поговаривают, колдун... Но ты не обращай на эту болтовню внимание... Хотя, господь - свидетель, он, действительно, немного странен...
Такая загадочная характеристика венгерского знахаря ещё больше заинтриговала меня.
В саду нас встретила пожилая дама, статная, даже немного величественная, с прямой спиной и спокойным взглядом. Это была фрау Лакош, супруга Ференца Лакоша. Карл представил нас друг другу. Она приветливо улыбнулась нам и пригласила в дом.
Сам хозяин дома был добродушным стариком лет шестидесяти, с длинными, закрученными вниз седыми усами. Глаза его под косматыми бровями смотрели живо и с хитрецой. На щеке у венгерского знахаря виднелся довольно свежий шрам от сабельного удара. «Янычары угостили - отмахнулся Лакош, когда я вежливо справился у него насчёт этой отметины. - Давайте-ка попробуем нашего токайского! Софья, принеси нам вина!». Затем он закурил трубку, не забывая при этом с интересом наблюдать за мной.
Так я впервые увидел невесту Карла. Действительно, она была очень мила. На вид ей было не больше двадцати, высокая, стройная, лёгкая, как лесная фея... Глаза у неё были карие, с длинными чёрными ресницами, но во взгляде чувствовалась лёгкая неуверенность в себе. На шее девушки виднелась небольшая родинка, которая придавала ей дополнительный шарм. Когда брат представил меня Софье, она мило улыбнулась и заметила:
- Вы выглядите, Петер, как солдат в строю. Прошу вас, будьте раскованнее. Вы находитесь среди друзей.
- Благодарю вас, фроляйн Софья, - с любезной улыбкой ответил я. - Новое место, новые люди... - это всегда немного... выбивает из колеи.
«Перестань так глазеть на невесту брата!»
Опять он, внутренний голос! Что-то в последнее время мой «глашатай» слишком часто напоминает о себе. Причём, в те самые минуты, когда я не ощущаю ни малейшей опасности... Помалкивай лучше!
«И не подумаю!»
Мы выпили по бокалу токайского, которое мне чрезвычайно понравилось. Господин Лакош много рассказывал о своём крае и о трудностях, которые постоянно испытывали его земляки. Затем наступил другой, волнующий меня момент.
- Илона! - громко проговорил знахарь. - Принеси нам кофе! - И бросил быстрый взгляд на меня.
Я насторожился. Почему-то мне представлялось, что вторая дочь у венгерского поселенца не менее красива. Во всяком случае, мне ужасно этого хотелось.
- Это - наша Илона. А это - брат Карла, Петер. Он - студент Альбертины, будущий врач.
Сначала я услышал эту фразу, произнесённую Ференцем Лакошем, а затем увидел хрупкую темноволосую девушку с подносом, на котором расположилось несколько чашек, от которых исходил замечательный аромат.
Похоже, я выглядел смешным, поскольку моя челюсть отвисла, и мне далеко не сразу удалось вернуть её на место.
Я едва не задохнулся. Моё сердце вдруг часто забилось и из груди переместилось куда-то в черепную коробку, как только я взглянул в очи Илоны. Следом за этим по спине потекли противные струйки холодного пота. Не знаю, что со мной произошло, возможно, не обошлось тут без стрелы Амура, но в тот миг я понял, что сделаю всё ради того, чтобы эта девушка стала моей... Очаг мирно пел свою добрую песню, а моя душа прыгала от радости…
Видимо, эта реакция была настолько красноречива, что господин Лакош только хмыкнул и произнёс, прерывая неловкую паузу:
- Ну, и чему вас учат в Альбертине, молодой человек?
Я кое-как пришёл в себя и тут же стал сбивчиво говорить об изучаемых нами трудах древних светил медицины, о пользе практических занятий, даже заикнулся о лечении мёдом, но старик прервал меня:
- А что вам рассказывали о воскрешении из мёртвых, юноша? Возможно ли это с научной точки зрения?
- Помилуй Господи, господин Лакош... это врачам не по силам...
- Попадалась ли вам книга под названием «Magia Posthuma»? Это сочинение написано Чарльзом Фердинандом де Шерцем и напечатано в Оломоуце два года назад с посвящением принцу Лотарингии Чарльзу, епископу Оломоуцкому и Оснабрюкскому.
Я признался, что о такой книге и не слыхивал.
- А что, в ней сказано, как можно оживить мертвеца?
- Ну, не совсем так… - замялся господин Лакош, выпуская струю дыма. - Но в ней упоминается множество случаев, в которых участвовали люди, после своей смерти...
- Вы не расскажете нам об этом явлении? - попросил я.
Карл и Софья влюблённо смотрели друг на друга. Они больше ничего не замечали. А я пытался получше разглядеть Илону, но отчего-то страшно стеснялся.
- Охотно, - согласился господин Лакош. - Любопытному юноше, да ещё будущему врачу, будет интересно узнать об оживших мертвецах..., - он опрокинул стаканчик токайского. - Ещё с прошлого века открыто говорят о некотором явлении, наиболее часто случавшемуся в Венгрии, Моравии, Силезии, Польше, Трансильвании. Рассказывают, что там встречают людей, умерших и похороненных сравнительно недавно или многие годы назад. Но эти мертвецы появляются среди людей, говорят, ходят, совершают набеги на города и деревни, истязают жителей и животных, пьют кровь своих близких, прокусывая им жилы на шее своими острыми зубами, делают людей больными... и, в конце концов, доводят до смерти... И нет других способов избавиться от их ужасных визитов и нашествий, кроме выкапывания их трупа, вонзания в него осинового кола, отделения головы от тела, изъятия или сожжения сердца...
«Так вот, почему моему брату Лакош казался странным», - догадался я.
- Этим существам, - продолжал венгерский знахарь, - дали имя "упыри" или "вампиры", и о них много чего рассказывают... При этом сообщают такие достоверные подробности, и сопровождают свои рассказы такими правдоподобными обстоятельствами, с информацией настолько подтверждённой, что... очень трудно сомневаться в существовании их в странах, которых я упомянул, и отрицать тот факт, что эти твари действительно вылезают из своих могил и совершает деяния, о коих сообщают с пугающей периодичностью...
- Вы говорили, что в Венгрии они тоже есть... - лишь этой фразой я смог поддержать разговор, который мне был не по душе.
- Венгерские вампиры - это люди, мёртвые в течение длительного времени, они выходят из своих могил, беспокоят живых, пьют у них кровь, стучат в двери их домов, и, в конце концов, убивают их...
- Невероятно... - прошептал я.
И с робостью поднял глаза на Илону. Она с улыбкой глядела на меня.
- Как рассказывал покойный господин де Вассимон, советник финансовой палаты в Баре, - продолжал довольный господин Лакош, - он, будучи посланным в Моравию покойным герцогом Лотарингии Леопольдом по делам его брата принца Чарльза, с удивлением узнал о том, что в этих краях считается обычным повстречать человека, умершего некоторое время назад...
- Но как его воспринимают другие люди, которые знают, что он умер и его похоронили? - спросил я.
- По-разному... Допустим, человек возвращается в деревню, заходит в дом... Не волнуйтесь, Петер, люди пускают его... Так вот, он молча садится за стол к своим знакомым, и... делает знак головой одному из присутствующих, и тот через несколько дней умирает. Подобные факты подтверждают многие особы, среди которых - приходской священник отец Теодор.
- Дорогой Ференц, ты бы не рассказывал страшилки этим молодым людям, - попыталась прервать беседу супруга фрау Лакош.
Я отхлебнул кофе. Но не он волновал меня. Буквально кожей я чувствовал на себе любопытный взгляд Илоны, а сам не решался бросить на неё свой...
- Я рассказываю вещи, которые могут заинтересовать науку, - ответил Лакош. И продолжал: - Местные епископы и священники ездили в Рим в связи с этими ужасными событиями, но не добились ничего, поскольку там не приняли их рассказы всерьёз... А немногим позже люди догадались извлекать из земли тела тех, кто оттуда восставал, сжигать их или избавляться от них каким-либо другим способом. Так, наконец, удалось освободиться от назойливости этих вампиров, появления которых стали сегодня в этих краях куда более редкими. Всё это рассказал мне вышеупомянутый отец Теодор...
Я подумал о том, что в тех землях, наверное, довольно легко раздобыть труп для медицинских исследований, не то что у нас.
Когда мы с Карлом встали из-за стола и собрались уходить, я всё ещё не мог решиться заговорить с Илоной и лишь благодарил господина Лакоша за интересный рассказ, который, впрочем, к медицине отнести было нельзя. Воскрешение покойников - это дело Господа, а ремесло врача - это стараться уберечь пациента от попадания на небеса раньше времени. Но прекрасная девушка сама обратилась ко мне:
- Батюшка, вероятно, утомил вас своими страшными рассказами, Петер?
- Что вы, Илона... Рассказы его, безусловно, интересны. Но к медицине они не имеют отношения. Вот мой дядюшка считает в нашем деле самым важным - мёд и другие продукты, производимые пчёлами... Я завтра собираюсь проведать его и узнать о снадобьях, которые изготавливают из всего, что дают пчёлы. Думаю, это мне пригодится в будущем...
- Да, мёд - очень целебный продукт...
- А хотите, мы пойдём к моему дядюшке вместе? - затаив дыхание, предложил я. - Он живёт у самого леса, за рекой... Если вам, конечно, интересно...
- Конечно, интересно, - смущённо улыбнулась Илона. - Думаю, матушка отпустит меня с вами... Приходите поутру к нам, я буду вас ждать. И мы отправимся к вашему дядюшке...
Я возвращался домой, словно летел на крыльях. Болтовню шагающего рядом Карла я совсем не слушал и отвечал ему невпопад.


Глава 9. Лекция дяди Клауса

Стоит ли рассказывать, с каким трудом я дождался рассвета? Едва запели петухи, я мигом оделся, обулся, зачерпнул холодной воды из ведра, омыл ею лицо и был готов бежать к той, чей образ стоял у меня перед глазами всю ночь. Карл, завидев моё рвение, тихонько посмеивался. Они с отцом собирались на работу в кузню. Мать готовила им с собой еду.
- Что же ты так быстро, сынок? - спросила мать, завидев мою готовность немедленно пуститься в путь, - выпей кофе, съешь что-нибудь!
- Ему не до еды, - усмехнулся Карл, - он помчится к дядюшке Клаусу через двор Лакошей!
- Почему? - не поняла та.
- Там его дожидается одна хорошенькая девица, - но, завидев мой раздражённый взгляд, братец поправился: - Его к дядюшке будет сопровождать их младшая дочка.
- Вот как? - ласково улыбнулась мать. - Тогда хорошей тебе дороги, сынок....
На мне был лёгкий сюртучок, панталоны с чулками и башмаки. У меня были русые, слегка вьющиеся волосы, поэтому парик я не носил. Вполне приличный вид для нашей провинции, решил я. К тому же мы спешим не на бал, а собираемся в гости к старому отшельнику, живущему в «медвежьем» краю.
Илона встретила меня возле калитки в сад. Я был бы счастлив узнать, что она тоже с нетерпением ждала встречи со мной. Одета младшая дочь Ференца Лакоша была в светлую блузку с короткими, до локтей, рукавами и лёгкую юбку. На шее висели янтарные бусы. Она подарила мне один лишь приветливый взгляд, и... я сразу забыл, зачем сюда пришёл, невольно залюбовавшись ею.
- Ну, что? - нарушила она неловкое молчание. - Пойдём к твоему дядюшке? - В её руке появилась небольшая корзинка, в которой под салфеткой я углядел бутылку вина.
- Это - токайское, - пояснила она, проследив мой взгляд. - Батюшка передал... - и вдруг прыснула: - Да проснись же, Петер! Не стой, как истукан!
Я тотчас очнулся и заставил себя улыбнуться.
Наконец, мы, взявшись за руки, неторопливо пошли к мосту через Ангерапп. А оттуда, через луг, к «повелителю пчёл». Очень скоро оцепенение, нашедшее на меня поначалу, схлынуло, и я почувствовал себя лёгко и свободно. Слушая непринуждённую болтовню Илоны, у меня возникло ощущение, будто мы знакомы с ней с самого детства. Я вдруг понял, что она без труда найдёт общий язык с самыми разными людьми, даже с теми, кто вечно чем-то недоволен. При этом, она всегда думала о том, какие последствия могут быть у произнесенных ею слов. В общем, старалась не нарушить ничьих границ и не задеть чужие интересы. Всё это – весьма ценные качества для столь юной девушки.
«Мужчина и женщина... - подумал я. Что им нужно для того, чтобы быть абсолютно счастливыми? По-моему, недостаёт сущего пустяка – просто найти себе соответствующую пару…»
Едва мы вошли на луг, мои чулки намокли, пропитавшись росой, да и юбка Илоны потяжелела от влаги. Но ей от этого было смешно, и я смеялся вместе с ней. Мне - восемнадцать, я старше её на год-два, но мне казалось тогда, что мы - маленькие, беззаботные дети. Слушая её бесхитростные речи, я всё думал, что бы сказать такого, отчего сразу ей понравиться... Но ничего толкового, как назло, на ум не приходило. Разве что, стоило «блеснуть» перед нею своими университетскими знаниями и эрудицией?
«Лучше помалкивай!»
Опять он, внутренний голос! Что-то ты становишься слишком назойливым в последнее время!
- Петер, Карл рассказывал, что ваш дядюшка живёт в лесной чаще...
Впереди виднелась чёрная полоска леса, над которой висело ярко-оранжевое солнце.
- Не совсем в чаще - на окраине. Там, где заканчивается луг, по которому мы сейчас идём, и начинается лес.
- Ваш дядя там совсем один... И не страшно ему?
- Он у нас смелый... Да чего ему бояться? У него отличный пёс в сторожах, да и сам он не промах, хотя постарел, конечно... Он привык так жить...
- Вот про моего отца люди поговаривают, будто он колдун... А про вашего дядю такие разговоры ведутся?
- Вздор всё это. Вот придём - увидите, что никакой он не колдун. Знаток пчёл, любитель трав и деревьев, охотник и рыбак... Кстати, он регулярно посещает церковь, причащается и исповедуется... К тому же, насколько я знаю, к нему частенько приходят жители из Инстербурга и ближайших деревень. Он никому не отказывает в помощи... А лечит людей исключительно пчёлами... Да и ваш батюшка никакой не колдун..., скажете ещё....
Ах, как мне хотелось сказать: «Мне хорошо с тобой, Илона...»
- А почему он не женат, Петер?
- Не знаю... Я не спрашивал...
- Наверное, тут кроется какая-то тайна...
- Вполне может быть, - ответил я. - Вот я... обязательно женюсь!.. «На тебе...» - но это уже не было сказано вслух.
Я нёс корзинку Илоны. В ней, кроме бутылки вина, лежал небольшой круг сыра.
- Вино из Венгрии? - поинтересовался я.
- Конечно. Такого вина нигде больше не производят. Вам же оно понравилось
вчера?
- Да, пил бы, пока из ушей не полилось, - пошутил я.
- Вы бы столько не смогли... Оно хоть и легко пьётся, но довольно быстро делает голову дурной! - девушка звонко рассмеялась.
Мне вдруг захотелось обнять её и поцеловать, но я сдержался. Высокоморальные студенты должны вести себя с дамами учтиво и благонамеренно. Особенно, с молоденькими красавицами.
«Успеешь ещё...»
Помолчи, внутренний голос! Откуда ты вообще взялся и почему лезешь не в своё
дело?
Никогда прежде дорога к дяде Клаусу не была такой лёгкой, быстрой и интересной! Никогда ещё красота природы так не сочеталась с юностью, свободой и восторгом первой любви!

- О, мой дорогой племянник не один, а с прелестной спутницей? - голос старого бортника прозвучал неожиданно: я не заметил его фигуры, скрытой ветвями вишни. Дядюшка распахнул калитку и пригасил нас внутрь.
- Это - мой дядя Клаус, - представил я дядюшку гостье.
Тот слегка поклонился, продемонстрировав блестящую лысину, окружённую копной рыжеватых волос, при этом его глаза задорно сверкнули, а рот расползся в широчайшей улыбке.
- А это - Илона, дочь венгерского врачевателя, нашедшего приют на нашей земле...
Моя спутница приветствовала "повелителя пчёл" почтительным книксеном.
- Прошу вас в дом, дорогие гости! - дядя Клаус распахнул двери. - Уважаемая Илона, я заранее попрошу у вас прощения, поскольку настроился побеседовать с Петером на наши, медицинские темы. Возможно, вам будет интересно послушать о некоторых тайнах врачевания, как дочери знахаря, но, боюсь, наш разговор покажется вам скучным...
Он провёл нас на кухню, где мы уселись за деревянный, дощатый стол, массивный, с причудливо изогнутыми ножками, и пошире раскрыл окно, чтобы в помещение проникал ещё свежий, утренний воздух.
- Вчера вечером приходил мясник Томас Кугль, - пробормотал хозяин. - И принёс немного говядины, - Дядюшка раскрыл створки шкафчика и извлёк из него блюдо, накрытое свежей салфеткой. - Я испёк её по старым рецептам, - он улыбнулся, - с добавлением кое-каких специй... Угощайтесь... Я обменял это мясо на мёд.
Он поставил блюдо на стол, сорвал салфетку и мы увидели приличных размеров кусок запечённого мяса. Дядюшка достал нож и начал резать его на куски.
- А теперь достану кашу... Я сварил горох, и мы сейчас хорошо позавтракаем, а заодно и пообедаем!
- Какой прекрасный запах! - воскликнула Илона. - Я бы, наверное, набросилась на этот кусок и не выпускала бы его, пока не скушала всё! - Мы рассмеялись.
- Кофе у меня нет, - немного смущённо обронил дядя, - зато медовухи в избытке. Под такую еду именно она будет кстати...
- И конечно…, -  дядюшка, как обычно, суетился и вновь напомнил мне лесного шмеля, перелетающего с одного цветка на другой, - сколько угодно мёда...
Наконец, нарезав хлеб, уселся и он. Мы выпили по кружке ароматной медовухи.
- Какой прекрасный напиток! – пригубив, воскликнула Илона. - Даже у нас в Венгрии я не пила такого!
Дядюшка улыбнулся.
- Дорогая Илона, - проговорил он. - Я обещал Петеру рассказать о рецептах лекарств, изготовленных на основе... даров пчелиной семьи... Из того, что они производят и их самих...
- Ваш батюшка тоже применяет мёд для лечения? - вежливо спросил я...
Ах, как мне хотелось обнять её!
- Конечно. И не только мёд, но и прополис... Но начинайте ваш разговор, мне ужасно хочется прикоснуться к этим пчелиным тайнам! - её улыбка словно затронула в моём сердце некую натянутую струну, от чего в душе зазвучала тихая нежная мелодия...
- Хорошо... Итак, дорогой мой племянник, мы продолжаем нашу беседу... Сегодня мы поговорим о... забрусе. Забрус  - это крышечки пчелиных сотов. Создавая соты, пчёлы запечатывают их особым веществом, которое содержит прополис, цветочную пыльцу и даже, пусть вас не смущает, слюну. Забрус годится для лечения недугов живота, при насморке и воспалении горла. Он довольно быстро справляется с болезнями, друзья мои... Его полезно жевать или рассасывать для предотвращения прилипчивых поветрий. Хорошо его есть вместе с мёдом по 2-3 ложки в день... А если такое средство наложить на больной зуб, то боль стихает через четверть часа. Воспаление на корнях зубов также прекращается... Ты всё запомнил, Петер?
- Конечно, дядюшка. У меня прекрасная память.
- А если он что-то забудет, то я напомню, - защебетала Илона. - У меня тоже отличная память и я страсть как люблю слушать про лекарства из мёда!
- Ну, да, - старик самодовольно улыбнулся. - Схожее действие и у пыльцы, которую пчёлы стряхивают с лапок, и утрамбовываю в соты. Её называют пергой и у неё подобные свойства, но, пожалуй, даже сильнее...
- Хоть все эти... лекарства так прекрасно себя зарекомендовали и просты в обращении, - задумчиво произнёс я, - но вряд ли нам в Университете про них скажут...
- Не скажут сейчас - скажут потом, - философски заключил дядя Клаус. - Сам же и поведаешь о них будущим студентам, когда станешь профессором... Но я продолжу... после второго стаканчика медовухи, - он крякнул и опорожнил свою кружку в три хороших глотка.
Мы с Илоной отведали говядины и нашли её бесподобной. Видимо, изрядно проголодались...
- Очень действенный метод лечения некоторых немощей – пчёлоужаление. Пусть вам не покажется странным, но если вас ужалила пчела, не надо расстраиваться. Она впрыснула в вас свой яд, который в известных количествах является отличным лекарством! После прижатия пчелы к участку кожи, она вонзает в неё своё жало. Хорошо, если вас ужалят в особые точки на теле, в которых "собрана" жизненная сила. При лечебном использовании пчелиных укусов жало, Петер, не вынимай в течение часа!.. Пчелиный яд снимает боль, повышает общий настроение, выносливость и работоспособность, улучшает сон и аппетит. Ужаление пчёл непосредственно в рубцы на теле приводит к постепенному рассасыванию даже самых грубых шрамов... Вы задумались, дорогая Илона... Интересно, о чём? - вдруг сменил тему дядюшка.
- Ах, дядя Клаус... Я подумала о том, что Господь создал людей, как хороших, так и плохих, и зверей также, полезных и вредных... Так вот, я думаю, что из всех божьих творений пчела - самое полезное!
- Вы правы, - дядюшка ещё раз приложился к своей кружке. - Но чудесные подарки лекарям от пчёл на этом не заканчиваются… Есть не менее удивительное снадобье - маточное молочко. Это такой специальный корм, который используют медоносные пчёлы для кормления личинок и самой матки. Получают названное молочко извлечением из маточников, предназначенных для взращивания пчелиных маток... В обычной жизни пчёлы их не строят, ведь у семьи уже есть королева, а соперницы ей ни к чему. Но иногда матки умирают или заболевают...
- И сами пчёлы болеют? - чуть ли не вскрикнула Илона.
- Увы, милая девушка, - кивнул головой дядя Клаус.  - И они - не исключение...  - Затем, сделав пару глотков медовухи и бросив в рот кусок мяса, продолжил: - Маточное молочко успокаивает тревогу и восстанавливает силы, оно улучшает аппетит, сон и память, заставляет ум и мышцы работать с полной отдачей! Кроме того, маточное молочко делает человека невосприимчивым к простудам, даёт энергию и повышает настроение... Особенно оно полезно кормящим матерям. Молочко успешно применяется при лечении бесплодия и мужской слабости, его используют для сращивания переломов... Но его не следует принимать вечером, поскольку оно может стать причиной бессонницы.
- Какое чудесное молочко! - воскликнула Илона.
- Да, милая девушка. А теперь, Петер, слушай и запоминай. При пользовании простуд применяй смесь пчелиного маточного молочка с мёдом по одной ложке трижды в день на протяжении двух недель. Для лечения насморка следует закапывать в нос раствор маточного молочка с мёдом до полного выздоровления... Маточное молочко помогает в борьбе со старением, оказывая омолаживающее действие. В результате его применения у людей моего возраста улучшается память, зрение... ну, а про аппетит я уже говорил!
- Браво! - захлопала в ладоши Илона. - Какие они молодцы, эти пчёлы!
- И это ещё далеко не всё, фроляйн Илона. У пчёл имеется трутневое молочко, которое также называют личиночным. Это - обычная выжимка из личинок самцов пчёл, будущих трутней. Оно тоже сильно оздоровляет и омолаживает.... Я готовлю лекарство из личинок самцов пчёл, достигших шести-семидневного возраста, нужное количество которых выковыриваю из сот, они, как правило, крупнее обычных пчелиных, и растираю костяным пестиком до состояния однородной массы. В нём очень много, так называемой, «живой» энергии. Я рекомендую принимать его дважды в день, обычно перед завтраком и перед обедом. Если вам интересно, я покажу его, и маточное, и трутневое молочко у меня хранятся в особом сундуке. Они смешаны с мёдом, это - лучший способ сохранить чудесное молочко...
Дядя Клаус заварил нам липового чаю и поставил на стол горшок с мёдом. Свою же кружку наполнил медовухой. Затем достал трубку, набил её табаком и закурил.
- Никогда не пила чай с таким удовольствием, - заявила Илона.
- Смесь пчелиного мёда с трутневым молочком, десять к одному, я рекомендую принимать по одной ложке трижды в день, рассасывая сладкую массу под языком за полчаса до еды... Всё ли ты запомнил, Петер? Не получится ли так, что ты забудешь самую малость, а потом твоё лечение не пойдёт впрок?
- Я всё запомнил, - заверил я дядюшку.
- И я тоже, - добавила Илона.
- Ну, да поможет вам Господь... - дядя снова приложился к медовухе и не отпускал из рук кружку до тех пор, пока она не опустела.
- Дядюшка, смотри, опьянеешь, - полушутя-полусерьёзно проговорил я.
- Не волнуйся, Петер. Мы сейчас пойдём в лес, и я покажу вам свои борти... А пока, если позволишь, продолжу свой рассказ... Иногда личинки трутней я не измельчаю, а заливаю их крепчайшим шнапсом... Полсотни семидневных личинок на кружку шнапса...
Он рассказал, как готовит лекарства из трутневого молочка с добавлением перги, пчелиной пыльцы и прополиса, в каких пропорциях применяют то или иное снадобье. Моя память записывала эту необычную лекцию в свою тайную тетрадь.
Затем дядя посоветовал использовать трутневые личинки как обычную, но чрезвычайно полезную  еду, если их слегка подсолить и высушить на огне или обжарить в масле. С его слов, по вкусу жареные ли¬чинки напоминают свиные шкварки или ядра грецкого ореха.
Мы с Илоной насытились, напились чаю, отведали медовухи, и сейчас сидели в расслабленном состоянии, слушая интересный рассказ дядюшки Клауса. Я не соврал насчёт своей памяти - она впитывала каждое слово старого лекаря.
- Пчёлы живут недолго - около двух месяцев, - перешёл к другой теме хозяин дома. - Поэтому возле их гнезда всегда много трупиков. Это и есть пчелиный помор, который является кладовой уникальных целебных веществ. При правильном сочетании упомянутого продукта с другими природными дарами, например, с маслом, овощными и фруктовыми добавками, некоторыми травами, его лечебные свойства значительно усиливаются. 
- А это не опасно, дядюшка? - засомневался я. - Ведь по сути помор – это дохлятина… В нём может быть и гниль, и плесень…
В ответ дядя Клаус криво усмехнулся.
- Я думаю иначе, будущий лекарь. Рабочие пчёлы питаются исключительно цветочной пыльцой, нектаром и непосредственно мёдом. Тем же наполнены и их внутренности. В них всё полезно!
Дальше он рассказал, как готовить отвар из пчелиного помора, поведал о лечении этим снадобьем, а в заключение рассказал про порошок из сушёных пчёл.
- Этот порошок можно использовать, как оздоровительную приправу к еде. Он употребляется с готовыми блюдами. Только есть одно «но»…
- Какое же?..
- Ладно, открою тебе свой секрет: в поморе заключена сильная энергия, но она – как бы «мёртвая», остывшая… А вот если настаивать свежепойманных пчёл, то они отдадут в тинктуру всё своё желание жить. Такое снадобье воистину творит чудеса! Это - уже настоящая энергия жизни!
Тут он замолк на длительное время - примерно на четверть часа.
- Мне Карл, жених моей сестры Софьи, рассказывал, какой у него замечательный дядюшка, - сказала Илона. - Но я и представить не могла, что вы, господин Клаус, такой знаток медицины. Вы - мудрый человек и умелый врачеватель. Я уверена, что Петер обязательно будет использовать ваши рецепты в своей работе, когда станет врачом...
Глаза её горели, она говорила с таким азартом и душой, что меня её слова глубоко тронули. А дядюшка прямо расцвёл.
- Для того я и пригласил племянника, чтобы поделиться некоторым своим премудростям. В университете, Петер, такому не научат. А настоящий врач учится всегда и везде при каждом удобном случае...
- Значит, мы сейчас пойдём смотреть борти?
- Да, молодая фроляйн. Но боюсь, ветки деревьев попортят вашу причёску. Надо накинуть что-нибудь на вашу прелестную головку... - он вышел в комнату и через минуту вернулся. В руках он держал зелёный охотничий берет.
- К сожалению, дамской одежды у меня нет, а это - он протянул мне головной убор - как раз по тебе. Его мне тоже принёс Томас Кугль.... Кстати, он спрашивал о тебе и я сказал ему, что ты прибудешь сегодня ко мне, и мы пойдём в лес...
Мясник Кугль?.. Я был с ним едва ли знаком и, по-моему, никогда прежде не общался. Откуда у него такой интерес к моей персоне?
- Он так и сказал: пусть твой Петер оденет этот берет при походе в лес... А молодой даме мы что-нибудь подыщем, - продолжил дядя. - Негоже ей с открытой головой тащиться в чащу...
Он раскрыл шкаф и стал копаться в нём
- Какую-нибудь шляпу... Вы знаете, пчёлы - существа коллективные и в чём-то они удивительно напоминают людей... Так, на определённом этапе жизни, пчелиная семья делится на части. Одна группа останется в прежнем доме, на своем старом месте. А вторая часть покидает его вместе со старой маткой, и отправляется на поиски нового, подходящего для себя местожительства. Обычное время вылета роя — май или июнь, с утра и до полудня... Так и мы, покидаем родные места в надежде найти счастье на чужбине...
Похоже, поиски шляпы у него не ладились.
- Тогда-то, - продолжал дядя, - в тёплый погожий день возле борти и можно наблюдать такую картину: пчёлы в огромном количестве мечутся над ульем. Затем они собираются в клуб и улетают. Причины тому могут быть разными – старая матка или её гибель, теснота в дупле, перегрев гнезда, но часто, как мне кажется, они одновременно слышат чью-то неведомую команду, призыв к такому отчаянному действию....
- Да, так и мы покинули родную Венгрию, - с грустью в голосе произнесла Илона. - И не только мы. Многие семьи собрали пожитки и отправились в другие уголки Европы...
- Это, конечно, печальные хлопоты, но поверьте, молодая фроляйн, ничего ужасного в этом нет. Будете жить здесь и найдёте своё счастье на этой земле... Люди всегда приспосабливаются к "изгибам" жизни. Кто как может... А насчёт пчёл... Обычно, первое время рабочие пчёлы гроздьями сидят на сотах или на стенках борти; они не заняты работой, за нектаром уже не летают и прекращают строительство сот. Они рассерженно жужжат, грызут леток и образуют внизу его клуб. Потом насекомые покидают дупло и начинают кружить вокруг него. Сначала их единицы, но скоро действо приобретает массовый характер. Вылет роя сопровождается характерным шумом, заметную роль в котором играют трутни. Затем пчёлы сбиваются в плотную массу и прививаются на невысоких деревьях или кустах. Некоторое время они там неподвижно висят и ждут вестей от своих разведчиц, которые ищут новое место для вылетевшего роя. Когда они возвращаются, то уводят всю семью за собой…
Казалось, про пчёл он может рассказывать бесконечно.
- Позволь, дядюшка, - спросил я, - ты не будешь в обиде, если мы не пойдём с тобой в лес?.. У нас ещё много дел, мы, пожалуй отправимся домой...
Похоже, я попал в точку. Илоне не хотелось тащиться в лес, да ещё в какой-то чужой и старой шляпе.
- Тогда не буду вас задерживать, молодые люди. У вас, я верю, множество более приятных дел, кроме как слушать старого отшельника... Передай батюшке с матушкой свежий мёд, я сейчас достану из погреба, а вы, фроляйн - передайте Вашим родителям мою медовуху. И да хранит вас Господь!
Обиделся дядя Клаус на мой отказ или нет, я так и не узнал. Он умело скрывал свои эмоции.
Но больше своего дядюшку живым я не видел....


Глава 10. Любовь, смерть и дух Аурифабера

Я проводил Илону до её дома, и мы распрощались. Правда, расставание наше немного растянулось: ни я, ни она не хотели уходить, и только скрип двери и выходящие из дома люди напоминали нам о том, что пора прощаться. Ненадолго. До завтра... И всё же... никак...
Я вернулся домой довольно поздно, все уже спали, или делали вид, что спят... Улёгся и долго не мог уснуть. Перед глазами мелькали луговые цветы, ощущалась близость чего-то неизведанного, великого и прекрасного...
Состояние влюблённости - это счастливый и радостный период в жизни мужчины, когда всё подчинено желанию соединиться с предметом своего обожания. Когда самой прекрасной для вас картиной становится образ любимой женщины, и праздничные  чувства переполняют сердце, не успевая порой обрести словесную оболочку. Это такое состояние души, при котором во всём обыденном начинаешь видеть чудо! И пусть будет как можно больше подобных прекрасных моментов, украшающих яркими цветами невзрачную ткань нашего повседневного бытия!
В конце концов я забылся и мне приснилась Илона. Точнее, её родинка на прекрасной, гибкой шее... Я тянулся к ней губами, но она всякий раз ускользала... Проснулся, когда уже пели петухи, а Карл с отцом собирались на работу.
- Что, гуляка, - хитро усмехнулся отец. - Понравилась дочка Лакоша?
- Ещё как, - ответил за меня Карл. - Глаз с неё не сводит... По-моему, и он ей тоже...
- Ну, дай бог, чтобы всё сладилось... - видимо, отец уже задумал и мою свадьбу. - Вот что, Петер, отнеси-ка косу дяде Клаусу. Ему она очень нужна, а мы только вчера её выковали... Она у двери стоит, на крыльце.
- Хорошо, отец...
- Можешь в помощь взять дочку Лакоша, - подтрунил Карл.
- Старшую? – в тон ему ответил я. - Обязательно!
Брат что-то пробурчал, но они с отцом уже вышли. У обоих за плечами было по мешку с железным ломом.
Было ещё рано, Илона, скорее всего, спала. Я решил не будить её, а сбегать к дядюшке самому. А уж вернувшись, непременно загляну к Лакошам!
Я оделся, взял в руки косу, на которую уже было надето крепкое древко, и направился знакомой дорогой к дяде Клаусу. Бурьян возле его дома, как я запомнил, уже поднялся выше колен, и хороший хозяин просто обязан выкосить его.
Всё было как всегда - впереди над лесом висел солнечный диск, прохладная роса вновь орошала мои ноги, без устали шагающие знакомой тропой. Только не было рядом девушки, которой я с радостью отдал бы всё самое дорогое... Но, к сожалению, «пустые дни» заканчивались, короткий отдых подходил к концу, а надо было закупить в лавке товары, необходимые для учёбы - перья и бумагу, да кое-что из одежды. Как заметила мать, я действительно вырос...
Чем ближе я подходил к дому дядюшки, тем тяжелее становилось на моей душе. Ещё издали я слышал чей-то заунывный вой, и вскоре убедился: так выл пёс дяди Клауса. Ужасное предчувствие закралось в мою душу: я испугался, что с дядей случилась какая- то беда.
Возле дома стояли незнакомые люди. Моё дурное предчувствие постепенно перерастало в уверенность. Первых, кого я увидел, поскольку они выделялись своим видом среди простых жителей деревни, были полицейские. В шляпах, мундирах, при шпагах, стражи порядка деловито расхаживали по двору дяди Клауса и о чём-то расспрашивали собравшихся.
Когда я подошёл совсем близко, люди уже разошлись, а полицейские сели на коней и поскакали в сторону Альбертхофа. У забора остался стоять одинокий Генрих Грин, живущий неподалёку старик, который обычно пас скот на лугу. Они неплохо ладили с дядей Клаусом.
Пёс продолжал выть так тоскливо, что леденела моя душа, а кожа покрывалась пупырышками. Я несмело подошёл к Генриху. Тот поднял на меня грустный, усталый взгляд и покачал головой.
- Что-нибудь произошло, дядя Генрих?
- Да, юный Коффер, - с трудом переводя дыхание, словно после долгого бега, ответил тот. - Твой дядюшка умер... Господь принял его...
Страшное известие едва не свалило меня с ног. Перед глазами всё поплыло, и я схватился за жердь забора, чтобы устоять. Внутри всё сжалось в тугой комок, стало не хватать воздуха.
Пёс тем временем положил лохматую голову на лапы. Казалось, он плакал...
- Его увезли в монастырь святого Августина...
Но как такое могло случиться? Ещё вчера дядя Клаус был жив и здоров, о какой смерти идёт речь? Может, это какая-то страшная ошибка?
- Как это произошло? - еле выдавил я из себя, прислоняя косу к забору.
- Пчёлы. Целый рой напал на него. Закусали до смерти... На моих глазах... Это было страшное зрелище... Он выбежал из леса, а всю голову его облепили дикие пчёлы... Представляешь, юный Коффер, у него была огромная чёрная голова, и всё это из-за них... На всех открытых участках тела сидели они... и жалили! Он умер в страшных мучениях!
- Не могу в это поверить! Он ведь умелый бортник, с пчёлами даже разговаривать умел!..
- Как знать... пчёлы тоже... сходят, порой, с ума. Их легко можно разозлить, например, неприятным для них запахом...
- Тут мой взгляд упал на охотничий берет, валяющийся в пыли на дороге. Я подошёл и поднял его, стряхнул пыль вместе с мёртвыми пчёлами, которых было, наверное, не меньше сотни.
- Да, старый Клаус был как раз в этом берете...
«А что стало бы с тобой, если вчера его надел ты?..»
Опять внутренний голос! Тебе-то откуда знать?.. Впрочем, сейчас этот внутренний глашатай меня мало интересовал. В голове начала складываться логическая цепочка. Дядюшка отправился в лес в своей привычной одежде, разве что надел понравившийся ему берет... Он действовал так же, как и сотни раз прежде, когда всё заканчивалось благополучно... Что же так взбесило мирных пчёл, что заставило их напасть на несчастного бортника, их заботливого хозяина? Неужели этот чёртов берет? Я понюхал зелёную материю... Пахло пчёлами... Впрочем, в этом пчелином запахе таилось нечто... какой-то странный кисло-сладкий аромат... Я принюхался. Старик с интересом наблюдал за мной.
- Если ты думаешь, юный Коффер, что кто-то специально окропил берет какой-то гадостью, чей запах вызвал такое странное поведение пчёл, то это многое объясняет... если не всё... Или сам Господь решил наказать Клауса... Хотя, за что? Бортник был добрейшим человеком.
Я попросил старого Генриха присмотреть за домом дяди Клауса и его псом, и отправился сначала в монастырь, чтобы попрощаться с дядюшкой, а потом мне хотелось навестить Томаса Кугля, который принёс ему сей злополучный головной убор...

- Ваш дядюшка был большим нашим другом, - с печалью в голосе проговорил настоятель монастыря святого Августина отец Леопольд. Он перекрестился. - Да упокоит Господь его душу... Он помогал нам мёдом и лекарствами, ни разу не отказал. Воистину, добропорядочный христианин... Пойдёмте, сын мой, я покажу вам покойного. Сейчас его трудно узнать, укусы пчёл обезобразили лицо... Произнесите над его телом молитву и ступайте с Богом. Мы сами позаботимся о погребении...
У тела дядюшки в глубокой скорби стояло несколько монахов, были тут и некоторые прихожане из окрестных деревень. Лицо старого бортника действительно выглядело ужасно, но на плече, сквозь дыру в рубахе, была хорошо видна его «пчелиная королева». Я не стану описывать свои ощущения, поскольку долго не мог смириться с тем, что здесь лежит мой дядя Клаус.
Кто-то читал молитвы, кто-то пел псалмы. Один мужчина еле слышно произнёс:
- Воровал мёд у пчёл, вот они его и наказали...
- Побойся Бога, Михель, - тут же оборвала его стоящая рядом женщина. - Этим мёдом он излечил нашего младенца!
- Да-да... прими, Господь, его душу...
Я зажёг свечу и прочёл молитву. Затем направился в город. Я устал, был измотан душевно, но мне нужно было разобраться ещё в одном деле.

Томас Кугль, насколько я знал, еженедельно запрягал лошадь в телегу и лично выезжал в ближайшие деревни покупать туши забитого скота. Он свозил их в свою лавку, где у него в погребе был оборудован ледник, и сваливал мясо туда. Последнее он продавал как свежим, большими и малыми кусками, а также делал из него солонину, различные колбасы, коптил и даже вялил. Знать, поэтому возле его лавки всегда крутилось множество кошек и собак.
Во мне крепла уверенность в том, что берет, который принёс Кугль моему дядюшке, был пропитан специальной жидкостью, вызвавшей у крылатых помощников лекаря чудовищную агрессию, и которая превратила их в безжалостных убийц. Но было невдомёк, отчего преуспевающему зажиточному торговцу замышлять против моего дяди что-то недоброе. Если мне не удастся прижать мясника к стенке, я пойду в полицию и потребую расследования! В конце концов, запах на берете до сих пор не выветрился, и вполне можно проделать ещё один подобный опыт. Я даже был готов рискнуть своей жизнью!
Но, вместо привычной суеты возле лавки я обнаружил картину, подобную той, которую наблюдал двумя часами ранее... Стоящие с понурыми лицами люди, полицейские и монахи...
- Что случилось с мясником? - спросил я мальчишку, пробегавшего по улице мимо
меня.
- Томас Кугль сегодня умер, сударь, - ответил тот. - Соседи говорят, что он был одержим последние дни...
- Как одержим?.. Кем?
- Не знаю, сударь... Но поговаривают, что в него вселился бес, да простит Господь мои слова...
Большего добиться от мальчишки я не мог, да и не пытался.
Я поплёлся домой сообщить ужасную новость своим родным, на ходу прокручивая в голове все события сегодняшнего утра. Пресвятая Дева, а как расстроится Илона!..
Итак, в нашего мясника вселился... ладно, пусть будет бес. Теперь мерзкие поступки торговца становятся понятными. Он задумал убить дядю Клауса, для чего купил берет и смочил его каким-то пахучим веществом, запах которого не терпят пчёлы... Дядя как-то говорил мне, что нельзя подходить к борти, если побрызгался духами. Пчёлы этого не выносят... Но тут, видимо, применили совершенно другую жидкость, запах которой буквально взбесил рой!..
Внезапно вспомнился отрывок из лекции профессора Майбаха: «…В облаке запахов, испускаемых живыми существами, есть те, которые играют особую роль. Они выделяются ими, чтобы повлиять на поведение других особей, например, кому-то понравиться или, наоборот, отпугнуть.
Так же и люди… Risum teneatis, amici! (27) Известно, что у кормящих женщин железы возле сосков набухают и выделяют вместе с молоком дополнительный сок. Когда сосок оказывается возле лица младенца, его запах неизменно вызывает схожее поведение: дети открывают рот, высовывают язык и начинают сосать. Они так пытаются получить питание. Важным фактом оказалось то, что сок, взятый у других матерей, вызывает у детей точно такую же реакцию.
Особые ароматы могут помочь человеку найти спутника жизни, попросту говоря, влюбиться, и колдуны повсеместно используют их для изготовления приворотного зелья. Они могут сделать человека более раскованным, подчеркнуть мужественность или помочь расслабиться во время интимной близости. А некоторые другие запахи, наоборот,  приводят людей и животных в неописуемую ярость! Причем сами они могут и не понимать, что такое с ними случилось…»
Значит, дело выглядело так: Кугль приносит в дар моему дядюшке головной убор... Постой, но он сначала удостоверился, что к дяде приеду я, а потом мы отправимся в лес! Значит...
«Наконец, до тебя дошло! Убить хотели тебя, а не дядю!»
«Я схожу с ума? Откуда он опять взялся, мой внутренний голос? Что происходит?»
«Это не твой внутренний голос, а мои мысли, дурачок!»
«Кто ты? Постой, мне надо присесть, иначе я упаду... Ноги подкашиваются...»
«Зайди в трактир и выпей пива!»
«Да... Кто бы ты ни был, но даёшь дельные советы...»
«И не в первый раз...»
Я как раз находился неподалёку от знаменитого трактира «Зелёная кошка» и в кармане у меня звенело несколько крейцеров. Я зашёл внутрь и заказал себе тёмного пива. Уселся на скамью, ладони положил на стол перед собой. Кельнер поставил передо мной кружку... Но я не торопился вливать в себя пенный напиток, хотя в горле всё пересохло. Сначала надо собраться с мыслями...
«Итак, - задал я вопрос своему «внутреннему голосу», - кто ты?»
«Дух умершего человека...»
От последовавшего ответа я вздрогнул. «Неужели...? Но, как это возможно? Зачем он здесь, во мне?»
«А ты вспомни, принимал ли участие в сеансах спиритизма? Общался ли с духами? Всё ли вышло гладко на последнем сеансе?..»
Проклятье!.. Вот в чём дело!.. Я сразу вспомнил недавние события - спиритический сеанс, проводимый мэтром Шаньоном, и «небесный огонь», проникнувший к нам в комнату, который взорвался, едва вылетев обратно... Вспомнил и слова мэтра о том, что в открывшийся «проход» вполне могло затянуть из «того» мира любую сущность... Неужели так и случилось? Неужели в меня вселился дух? И что мне теперь делать? Как изгнать его? Как вновь стать самим собой, прежним?
Отчаяние овладело мною. Слёзы навернулись мне на глаза. Я взял в руки кружку с пивом и опустошил её в несколько мощных глотков. На душе чуть полегчало. Но всё равно, ледяная рука страха сжимала моё сердце...
«Не горюй, лучше благодари Господа за то, что в тебя вселился именно я... Я не буду вмешиваться в твои мысли и дела, разве только для того, чтобы уберечь от опасности... В таких случаях я тебе просто дам дельный совет. Как внутренний голос...»
Раздумывая, что же мне предпринять в ситуации, когда во мне поселился дух (благодарю тебя, Пресвятая Дева, что не демон!), я заказал ещё кружку пива.
- Может, жаренных колбасок? - предложил кельнер.
Но у меня совсем не осталось денег, их едва хватало на вторую кружку. К тому же, абсолютно ничего из еды не лезло в рот. Да и странно было бы смотреть на человека, в которого вселился дух умершего, а он пьёт пиво, жрёт колбасу и в ус не дует! Но как понимать сей «подарок», к счастью он или к беде?
«Вместе со мной в ваш мир попало немало духов. Среди них - злой демон, который одержим желанием расправиться с тобой. Он здесь... Рядом… Бедняга мясник тоже оказался его жертвой. А твой дядя погиб случайно. Удар предназначался тебе. Но я - твой Ангел-хранитель... По крайней мере, до тех пор, пока нам не удастся уничтожить демона. Его имя - Адамем. Он может вселиться в любого, кто открыт для него, и руками человека, в котором он находится, уничтожить тебя. Покидая тело, в котором он жил, Адамем обычно убивает его...»
«Пресвятая Дева... Но смогу ли я справиться с демоном?»
«Найди человека, в котором живёт демон, и назови его имя: Адамем. И тогда он подчинится любому твоему приказу...»
«Но как я найду этого человека?»
«Он сам тебя найдёт».
В смятении я вышел из трактира и направился домой. Мне предстоит сообщить горестную весть отцу, матери и брату. О том, что во мне поселился дух, я решил помалкивать. Мало ли что… Этот факт вполне могли посчитать за колдовство, и тогда мне никогда не выйти из тюрьмы...
«Как твоё имя?» - спросил я того, кто жил во мне.
«У меня немало имён. Я жил во многих телах. Последний раз моим обиталищем был известный врач из Кёнигсберга...»
«Как его звали?»
«Зайди в букинистическую лавку…»
Следуя голосу неведомого духа, который решил играть роль моего Ангела-хранителя, я свернул в переулок и оказался перед лавкой «Книги Густава»
«Это - здесь. Заходи...»
Я спустился в подвальное помещение, заставленное полками, на которых расположились большие и маленькие фолианты, брошюры, свёрнутые в свитки листы пергамента... В глубине помещения на столе стояла подставка, на которой горели несколько свечей.
- Юноша интересуется книгами? - послышался скрипучий старческий голос. Возле стола стоял тщедушный человек, лысый, с косматыми бровями, примерно лет шестидесяти.
- Я - студент, - отозвался я. - Интересуюсь медицинскими книгами...
- О, очень похвально! У меня имеются книги по медицине, хотя, возможно, они вам и не покажутся новыми. Прошу вас, взгляните...
Я подошёл к полке, на которую указывал мне продавец. Тут были сочинения Галена, заметил я книгу Цельса «О медицине», были тут и сочинения врачей более позднего периода ... и вдруг...
«Вот...»
Мне на глаза попала книга «История янтаря». Её написал личный врач герцога Альбрехта Андреас Аурифабер. Я достал её с книжной полки и задумчиво перелистал...
- Нашли то, что вам нужно, юноша? - поинтересовался торговец. - Решили, что будете брать?
- Пожалуй, я зайду позже, - тихо ответил я.
В мозгу родилась мысль... «Уж не дух ли Аурифабера вселился в меня?»
«Ты угадал...»
Когда я появился дома, печальная новость уже дошла до моих родных. Мать плакала, хмурый отец запрягал лошадь.
- Горю не поможешь слезами, Марта, - сказал отец. - Надо вступать в наследство, пока дом Клауса не разобрали по брёвнышку... Надо пригласить нотариуса...
- Как же так?- причитала мать, - как же так?..
Я подошёл к матери и обнял её за плечи.
- Его покусали пчёлы, - сказал я. - С целым роем даже дядюшке не под силу было справиться...
- Кто теперь поможет нам, если болезнь придёт в наш дом?
- Я помогу, мама. Скоро я стану настоящим врачом и знания дяди Клауса буду применять в своём врачебном деле...

                КОНЕЦ I ЧАСТИ

СНОСКИ:

18 - отлично, прекрасно (лат.)
19 - Так прежде называли шаровую молнию
20 - Так называли каникулы
21 - Верхний пруд, сооружён крестоносцами в 1270 г.
22 - Замковый пруд, ныне - Нижний
23 - Исаак бен Солейман иль Израиль, жил в Х веке
24 - ныне г. Советск
25 - область, провинция
26 - мнимое универсальное противоядие, предназначенное излечивать все без исключения отравления, а также всесильное профилактическое средство
27 - Сдержите смех, друзья! (лат.)