киносценарий Ромашка - Солнечный цветок

Заканчивается военный парад на Красной площади – люди расходятся по улицам праздничной Москвы.

Титр:  9 мая 2007 год.

У памятника маршалу Жукову, переминаясь с ноги на ногу, стоит старик лет восьмидесяти пяти, гладковыбритый и опрятно одетый. Он посматривает по сторонам, ища кого-то взглядом. Затем смотрит на часы ; они, показывают 11.30. Старик прячет руки в карманы плаща и начинает медленно расхаживать у постамента.
Люди, приветствуя друг друга, плачут, обнимаются. Взрослые и дети дарят ветеранам цветы. Старик еще раз глядит на часы, внимательно осматривается по сторонам и затем направляется к станции метро.

Он отворяет дверь своей квартиры и входит в просторную прихожую, потом проходит в комнату, не снимая туфель. В гостиной устраивается в кресле, вынимает из внутреннего кармана пиджака небольшую записную книжку. Палец бежит по страничке и останавливается напротив записи «А. Фуряев т.236789». Он набирает номер и прикладывает трубку к уху. Звучит длинный гудок, затем другой, третий, четвертый, и запыхавшийся женский голос отвечает.
Голос в трубке. Слушаю.
Нахаров. Катя!?
Голос в трубке. Какая Катя? Эта дурочка опять в психушке.
Нахаров. Я могу услышать Александра Никифоровича?
Голос в трубке. Поздно, милый, вчера похоронила Александра. Четвертый день уж пошел, как помер.
Нахаров.Умер? Почему не сообщили!?

Он опускает трубку телефонного аппарата. Его губы дрожат.

Голос в трубке. Претензии предъявлять будете? Рядом ни родственников, ни друзей. Денег истратила сколь…. Кто возместит? А вы кто ему будете?
Нахаров. Я ; боевой товарищ, воевали вместе. Сколько вы потратили денег?
Голос в трубке. Тридцать тысяч рублей.
Нахаров. Диктуйте адрес.
Голос в трубке. Тот же, что и у Александра, только квартира № 46, Аферкиной Нине Ивановне. Когда пришлете?
Нахаров. Завтра отправлю. Спасибо.

Он тяжело поднимается из кресла, вынимает из кармана брюк упаковку с лекарством и выходит из комнаты. На кухне запивает таблетку водой, присаживается на стул. Тяжело вздыхает и закрывает лицо руками…

Полдень. От проселочной дороги по полю идут две фигуры: одна большая ; отец, другая крохотная – сын лет пяти. Отец держит в руках воздушного змея и небольшой клубок ниток. Выбрав подходящее место для запуска, они останавливаются. Отец передает мальчику планер, а сам привязывает к модели серую нитку.

Отец. Держи, крепко. 
Мальчик. Папа, змей полетит на небо?
Отец. Куда ему лететь. Конечно ввысь!

Они бегут по полю. Порыв ветра подхватывает, легкую конструкцию, и она стремительно поднимается вверх.

Мальчик. Как высоко летит!

Отец и мальчик, запыхавшись, останавливаются и смотрят в небо. Змей, попав в поток теплого воздуха, уверенно парит над землей.
 
Мальчик. Пап, а что там, наверху?
Отец. Облака, сынок.
Мальчик. А за облаками?

Отец подтягивает пальцем нить.
 
Отец. Звезды, другой мир и там живет истина.
Мальчик. А что такое истина?
Отец. На этот вопрос люди не могут ответить тысячелетиями. Думаю, любовь, добро, милосердие, сострадание ; это и есть истина!
Мальчик. Истина живет на земле?
Отец. На земле живем мы с тобой, живут все люди, жила мама.
Мальчик. А где сейчас мама?
Отец. Она тоже на небе.

Отец отпускает еще немного нити и передает клубок сыну.

Отец. Держи крепко, не выпусти.

Мальчик сильно сжимает ручками нить, поднимает голову к небу.

Мальчик. А на землю, истина приходит?
Отец. Кто желает ее, к тому приходит!

Змей рвется ввысь, но мальчик крепко держит нить….

В прихожей хлопает замками дверь. На кухню входит светловолосый парень лет двадцати восьми - это Роман, внук Нахарова.

Роман. Дед, ты уже вернулся?
Нахаров. Никто не пришел.
Роман. Почему?
Нахаров. Александр Никифорович умер. Хорошо, что соседка похоронила.
Роман. Никому вы теперь не нужны!

Парень садится на стул и разваливается в непринужденной позе.

  Роман. Выполнили свой долг, по плечу вас похлопали ; и свободны, победители.
Нахаров. Мы служили не за похвалы.
Роман. Дурили вас, дед, как хотели!
Нахаров. Ничего не поделаешь, по ; другому жить не могли. Знаешь, какое у меня теперь желание?

Парень пожимает плечами.

Нахаров. Хочу, чтобы ты был лучше меня!
Роман. Где ж столько наград набрать?
Нахаров. Не все победы оцениваются орденами и медалями.

  Старик делает паузу, затем тычет пальцем себе в грудь.
 
Нахаров. Победы совершаются здесь. Случается, их никто не видит.
Роман.  Я за ключами от машины заскочил, пора уходить, дед, дела.
Нахаров. Вечером на салют пойдешь?
Роман. Не пойду, дед! Не для меня занятие орать с толпой «ура». За город с друзьями уезжаем к одному весьма солидному господину. Надо, как говорится, обязательно быть. Так что не до салюта.

Роман выходит из комнаты. Громко хлопает входная дверь. Нахаров быстро поднимается со стула, открывает ящик письменного стола и достает картонную коробочку. Затем спешит к выходу и выбегает на лестничную площадку.

Нахаров. Рома, погоди!
Роман. Что случилось?
 
Роман поднимается по лестнице к деду. Нахаров протягивает внуку открытую коробочку, в которой лежит старый значок.

Нахаров. Все в порядке. Хочу, чтоб отныне хранился у тебя.
Роман. Я не могу принять, он тебе принадлежит.
Нахаров. Не спорь, возьми и сохрани. Подарок от меня в День Победы.

Роман внимательно смотрит на значок.

Роман. Авиахим. Ладно, дед, сохраню. Желаю удачной поездки в Германию.

Роман выходит из подъезда дома,  подбрасывает значок, затем ловко ловит и кладет его в карман брюк.

Легковая машина, за рулем которой Роман, останавливается у станции метро. К автомобилю  подходит Маша, открывает пассажирскую дверь и легко падает на переднее кресло.

Маша. Привет, Ромка!
Роман. Здравствуй, Маша!
Маша. Как я соскучилась! В выходные хочу быть только с тобой.
Роман. Ты можешь быть всегда со мной.
Маша. Так какие у нас на сегодня планы?
Роман. Гуляем!
 
Автомобиль мчится по трассе за город. Роман вынимает из бардачка книгу в жестком переплете.

Роман. Дед откопал где-то старую тетрадь, в ней были стихи старинного товарища. Отец показал издателям, они напечатали книгу…. Этим мыслям, лет восемьдесят!

Маша листает книгу, останавливается на странице.

Маша. Пройдусь по берегу зари.
Луч меркнущий схвачу
И серебром луны
Свою судьбу предначерчу…
Ерунда какая-то… Славик подарил мне одну штучку.
Роман. Какую, штучку?
 
Маша достает из кармана куртки немецкий орден «Железный крест».

Маша. Скажи, прикольная вещица? Славик поздравил меня с Победой и подарил эту медаль – оригинал, между прочим.
 
Машина резко тормозит и прижимается к обочине.

Маша. Ты что!
Роман. Мне неприятно, что ты принимаешь подарки от других парней.
Маша. Я вправе делать что хочу, понял?
Роман. Это фашистский орден и принимать его в канун Дня Победы, как подарок…. Неужели ты не понимаешь, что это цинично по отношению к погибшим и ветеранам? Такого я от тебя не ожидал.
Маша. Ты хочешь сказать, что я дура или моральный урод?

Она выскакивает из машины и идет по обочине, автомобиль двигается за ней и, обогнав ее, останавливается.

Роман. Ты можешь никогда не разговаривать со мной и даже бросить меня, но оставить тебя одну на дороге я не могу, так что поехали.
Маша. Не поеду, отвяжись! До завтрашнего утра буду сидеть на траве, но с тобой не поеду.
Роман. Ладно, посижу рядом.

Международный аэропорт. Перед входом на контроль Нахаров, его жена Мария Васильевна и их сын Евгений Романович.

Евгений Романович. Самолет прибудет в Берлин в 17.20. Вас встретят мои друзья.  Родственники Кулиева будут ждать у обелиска.

Нахаров кивает головой и достает из внутреннего кармана плаща, аккуратно сложенный листок бумаги, несколько денежных купюр и протягивает Евгению Романовичу.

Нахаров. Сынок, здесь адрес, по которому нужно срочно отправить деньги.
Евгений Романович. Деньги оставь у себя.
Мария Васильевна. Сынок, сделай, как сказал отец.

Самолет летит над облаками. В пассажирских креслах сидят Нахаров и Мария Васильевна. Нахаров глядит в иллюминатор и вспоминает…

Рома, мальчик лет десяти, лежит в высокой траве и любуется небом. К нему ползком подбираются несколько мальчишек и, вскочив, бросаются на него с веревкой.

Старший пацан. Хватай его, братва!
Белобрысый пацан. Вяжи контру!

Ромка изо всех сил пытается вырваться. Но пацаны связав его, волокут к пруду.

Старший пацан. Ну что, сын золотопогонника, не любишь пролетарскую революцию?
Рябой пацан. Макай его!

Они погружают Ромку с головой под воду, затем вытаскивают и вновь окунают. Рядом с прудом по тропинке на велосипеде едет воспитатель Сергей Владимирович. Увидев расправу, он соскакивает с велосипеда и бежит к пацанам.

Сергей Владимирович. Прекратить немедленно!

  Детвора кидается врассыпную. Воспитатель разматывает веревки и освобождает Ромку.

Сергей Владимирович. За что тебя так? Чего молчишь?
Ромка. Сергей Владимирович не спрашивайте меня ни о чем, пожалуйста…. Я не стану больше спрашивать вас об отце, все равно не ответите. Помогите мне стать летчиком!
Сергей Владимирович. Ишь ты, так сразу и летчиком!?

Титр. Весна 1941 года.

К небольшому двухэтажному кирпичному зданию летной школы подъезжает запыленная легковушка. Из нее выбираются три офицера в форме военных летчиков. Их приветствует начальник школы Ефремов.

Инструктор Поляков показывает жестом на взлет, и курсант запускает двигатель самолета.

Поляков. Рома, наберешь высоту, выполнишь две фигуры и сажай самолет.
Роман. Есть, две фигуры и домой.

Самолет разгоняется и взмывает в небо. Он выполняет бочку, выравнивается, проходит по горизонтали, затем делает петлю.

Старший инспектор. Хорошо летит, орел!

Снизившись до предельно малой высоты, самолет с грохотом проносится над аэродромом.

Ефремов. Ну, орел, погоди! Я тебе устрою высший пилотаж.

Роман дает сектор газа до предела, и самолет резко взмывает в небо, уходя на боевой вираж. Сделав фигуру, самолет заходит на посадку и успешно садиться. Истребитель подруливает на стоянку, к нему бежит, придерживая фуражку, инструктор Поляков.

Роман. Две фигуры выполнил! Видели, как прошел на бреющем?
Поляков. Какие фигуры? Бегом к начальнику, живо!

Роман подходит к Ефремову, у которого нервно дергается щека.

Роман. Разреш…
Старший инспектор. Фамилия?
Роман. Курсант Нахаров.
Старший инспектор. Почему выполняете упражнение не по инструкции?
Роман. Товарищ инспектор, в условиях современного боя бреющий полет необходим для выполнения современных боевых задач.
Старший инспектор. Вы что, учить меня вздумали?
Роман. Никак нет, товарищ инспектор! А вдруг война?
Старший инспектор. Значит, вы знаете, как воевать надо, а мы нет?

Роман вытягивается по струнке и, не шелохнувшись, глядит на старшего инспектора.

Старший инспектор. (Ефремову) Развели бардак! Нахарова, отчислить из училища, немедленно.
Ефремов. Куда?
Старший инспектор. Да хоть в пехоту. Курс к выпуску не готов, о чем в рапорте я доложу командованию.

На лбу Ефремова пот, дергается щека. Офицеры громко хлопают дверьми автомашины, и она уезжает, оставив за собой густой столб пыли.

Роман медленно открывает дверь и входит в кабинет начальника школы, который нервно расхаживает у стола.

Роман. Курсант Нахаров прибыл.
Ефремов. Бывший курсант Нахаров.
Роман. Иван Петрович, меня отчислят?
Ефремов. Уже отчислили. Здесь армия ; и дисциплина на первом месте. Неужели не знал?
Роман. Но, может быть…
Ефремов. Ничего уже не может быть. Зачем выпендриваться было? Вставить бы тебе клизму нафталиновую!.. Ты подумал обо мне, о ребятах? Между прочим, это дело знаешь, чем пахнет ; страшно подумать.
Роман. Простите, виноват.
Ефремов. Летать надо по инструкции ; и точка... У меня жена и двое маленьких детей. Они мне дороже жизни.
Роман. Разрешите идти.
Ефремов. Погоди, Рома.

Роман останавливается и смотрит на Ефремова. Начальник училища расстегивает пуговицы на "пш", скручивает значок «Авиахим» и протягивает курсанту.

Ефремов. Он твой!
Роман. За что?
Ефремов. За умение летать.

Титр: 21 июня 1941 года.

Жаркий летний день. У государственной границы, по грунтовой дороге, обрамленной с двух сторон лесной чащей, бегом двигается рота пехоты. Бойцы утомлены – пот льет ручьем. Рядовой Юра Лебедкин держится рукой за винтовку Романа. Командир следует с личным составом и подбадривает бойцов.
 
Командир. Веселей, подтянись, ребята, осталось полкилометра.
            Юра. Ха-ха, как весело! Всего-то жалких пятьсот метров, а для меня верная смерть.

         Юра выпускает винтовку и валится на обочину. Роман тоже сходит с дистанции и останавливается возле товарища.
 
           Юра. Больше не могу, издохну здесь, оставь меня!
           Роман. Ты ещё попроси пристрелить тебя. Поднимайся, товарищи смотрят.
          Юра. Мне безразлично, как я выгляжу. Сам дойду. Иди.

      Личный состав роты прибывает на полигон и располагается для стрельб. Несколько бойцов, прицелившись, открывают огонь из винтовок. Передернув затвор винтовки, Роман с ходу ложится и стреляет. Пуля пробивает мишень в самом центре силуэта. Выполнив упражнения по стрельбе, бойцы становятся в строй и вдруг слышат песню.

         Юра. Ну-ка, солнце, ярче брызни, золотыми лучами обжигай!

       Чеканя шаг, Юра входит на стрельбище.

         Юра. Эй, товарищ! Больше жизни! Поспевай, не задерживай, шагай!
         Боец. Вот это огурец!
       Второй боец. Все, каюк мишеням!
 
       Юра стреляет несколько раз, но все пули проходят мимо мишени. Рота падает со смеху. Юра оглядывается, смотрит на бойцов и, примкнув штык, бросается на мишени.

        Юра. Ура! Ура-а!

      Он бьет штыком по силуэту. Затем, закинув винтовку на плечо, шагом направляется к командиру.

         Юра. Цель поражена.
         Командир. Вижу. Два наряда вне очереди. Кругом, марш!..

      В расположении палаточного городка военной части.

         Командир. Нахаров!
        Роман. Я!
        Командир. Срочно проверить кабель связи и при необходимости восстановить на участке от Каменки до Березовки. Рядовой Лебедкин пойдет с тобой, возьми над ним шефство, подтяни его, так сказать, морально.
        Роман. Есть, товарищ командир!

      Вдоль лесной дороги Роман с муфтой провода на плече и Юра с инструментом в вещмешке проверяют телефонный провод. Слышится гул моторов, в небе появляется немецкий самолет-разведчик.

         Роман. Сволочь, ведь специально провоцирует! Эх, истребитель бы мне сейчас!
         Юра. А мне бы в газету, я такое б написал про фашистов!
         Роман. Ты что, писатель?
        Юра. Поэт! Вот послушай:
               Вселенная в душе моей!
               А есть ли место для меня
               В обители твоей?

         Роман. Отправь в «Комсомольскую правду», напечатают.
        Юра. Не в духе времени. Не напечатают…. Тем более что я не комсомолец.

         Кабель с дороги уходит в лес. Пройдя немного вглубь, они обнаруживают обрыв провода.

          Юра. Кусачками обрезали. Странно.

        Бойцы соединяют провод и проверяют связь.

         Юра. Встряхнемся? Давай, наперегонки, до части.
        Роман. Даю, форы двести метров.
 
       Юра с места устремляется напрямки через лес. В лесу ветерок шелестит листьями. По веткам шныряют птички. Юра виражирует между деревьями, расправив руки, как птица и громко читает свои стихи.

        Юра. У Бога позволения спрошу…

Одна из веток сильно качается, будто кто ее задел.

        Юра. Усыплю небо именами…

       Склонившись над ручьем, человек в маскхалате черпает рукой воду, жадно пьет и прислушивается.

       Юра. А здесь словами напишу…

     Незнакомец замирает, затем медленно поднимается и прячется за куст. Шуршанье листьев, треск сухих сучьев приближается.
 
       Юра. Я вечно буду с вами…

     Между деревьями мелькает фигура Юры. Лицо незнакомца напряженно сосредотачивается.

        Юра. Чепуха только и получается. Никакой я не поэт, Рома. Ничего я не могу.
 
      Юра припадает губами к ручью и пьет большими глотками холодную воду. В руке незнакомца блестит нож. Юра, напивается, опускает лицо в ручей, затем быстро поднимает голову и открывает глаза. На другом берегу стоит на изготовке к броску диверсант с ножом в руке. Юра резко дергается назад и падает.
 
        Юра. Диверсант!

         Роман на крик, мгновенно останавливается. Диверсант прыгает на Юру и, закрыв ему рот рукой, пронзает ножом грудь. Роман берет в руки муфту и, медленно ступая, идет на крик. Окровавленный нож диверсант ополаскивает в ручье. Затем прислушивается и, схватив за гимнастерку безжизненное тело, затаскивает в кусты и бросает. Потом ботинками смешивает пролитую кровь с грязью, заметая следы. В это мгновение Роман сзади бьет врага муфтой по голове.

         Поздний вечер. В расположении воинской части.

          Командир. Личные вещи рядового Лебедкина оставьте у себя, родственников у него нет – сирота. Все имущество ; одна тетрадь, да и та исписана, на растопку, может, и сгодится…
         Роман. Есть!

       На следующий день уже пылает война. Свистят пули, рвутся снаряды. Черный дым застилает землю. Падают на землю солдаты и офицеры. Роман приподнимает голову, с нее сыплется земля. Метрах в трехстах находится разбитый советский аэродром. Многие самолеты сожжены, но остались еще и невредимые.

           Генерал. Бойцы, занять оборону! 
          Командир. Воздух!

        Низко над лесом летит пара Ме-109. Длинные ленты из трассирующих пуль и снарядов устремляются к земле. Взрывается грузовик. Горят живьем люди. Один из советских самолетов вспыхивает на земле. Роман наблюдает за небом. Самолеты отстреливаются и уходят на боевой разворот. Роман напрягается и, резко поднявшись, бросается к уцелевшему самолету.

         Командир. Куда? Ложись! Пристрелят, дурак!

       Роман со всех ног бежит к уцелевшему самолету. Запрыгивает в кабину и, переведя дыхание, смотрит на доску приборов, затем глядит на небо. В атаку заходит пара немецких истребителей. Он опускает голову вглубь кабины. Пули проходят рядом с самолетом и вспахивают фонтанами сухую землю. Роман запускает двигатель. Самолет разгоняется по полю вслед за мессерами. Роман тянет ручку на себя, и самолет отрывается от земли. Мессершмитты  продолжают разворот. Немецкий летчик весело насвистывает мелодию. И-16, набирая высоту и скорость, устремляется к самолетам врага. Хвост немецкого самолета попадает в прицел советского истребителя, расстояние между самолетами уже достаточно для стрельбы, и Роман нажимает на гашетки. Длинная очередь прошивает немецкий истребитель, и он, вспыхнув, падает к земле.

           Красноармейцы. Ура!
           Командир. Вот так их! 
          Генерал. Молодец, солдат!
 
        На резком вираже второй истребитель уходит от атаки советского самолета. Используя скорость и совершив маневр, мессер заходит в хвост советскому истребителю. Немецкий самолет стреляет очередью. И-16, оставляя черный шлейф дыма, летит к земле. Немецкий истребитель проходит рядом, на его фюзеляже  нарисовано сердце, пронзенное стрелой.        Советский самолет пузом бороздит  аэродром, и клубы дыма и пыли окутывают машину. Пехота безмолвствует. Роман, закашлявшись, выбирается из кабины и бросается прочь от самолета, через секунду истребитель взрывается. Нахаров бежит в сторону леса. Немецкий летчик видит бегущего по полю человека. Роман, смотрит на немецкий самолет. Летчик прицеливается в Романа. Нахаров вдруг резко останавливается и разворачивается лицом в сторону летящего истребителя.

          Командир. Ложись, Нахаров!

         Желтый кок мессера стремительно приближается. Роман стоит без движения, с широко раскрытыми глазами, сжимает зубы, и глядит на самолет. Пальцы немецкого летчика ерзают на гашетке.

         Роман. Стреляй, сволочь!

       Роман хватает рукой горсть земли с травой и бежит на самолет.
Немецкий летчик смотрит на бегущего человека и смеется. Пальцы летчика  вертятся на гашетке. Роман продолжает бежать со всех ног навстречу немецкому истребителю.  Летчик убирает палец с гашетки и тянет ручку на себя. Ветер от немецкой машины проходит по волосам Романа. Самолет, качнув крыльями, уходит за макушки деревьев и исчезает. Роман качнувшись, падает в траву. К нему бегут пехотинцы.

         Роман. Почему он не выстрелил?
        Командир. Пулеметы заело.
        Генерал. Жив, герой! Нет у меня ни медали, ни ордена. Прими, солдат, от генерала Голубева часы! Спасибо, сынок, за победу!
       Роман. Служу трудовому народу!

       По дороге большой колонной идут измученные первым месяцем войны солдаты и офицеры Красной Армии. Рычат грузовики. Медленно ползут танки. Уставшие лошади тянут скрипучие телеги. Основная масса войск двигается на восток, но некоторые пробираются на запад. Грузовик, потрепанный войной, лавирует между воронками, в кузове дремлет Роман в форме военного летчика.

Пожилой водитель. Всю душу вытрясла проклятая дорога! На таком шоссе не поспишь.

Навстречу колесит, подскакивая на колдобинах, новенький грузовик.

Молодой водитель. Ну как тут до фронта доехать? Всю протягивать придется, до винтика.

В кузове новенького автомобиля находится несколько ящиков, на которых располагается солдат лет пятидесяти с пышными усами и девушка в военной форме медика.
Не успев разъехаться, две полуторки зацепляются кузовами и останавливаются. Роман от удара открывает глаза. Молодой водитель, закусив губу, бьет кулаком по баранке и выскакивает из кабины. Водитель другой машины, улучив момент, ложится на руль и мгновенно погружается в сон. Девушка мельком смотрит на Романа и тут же отводит взгляд.

Молодой водитель. Куда прёшь? Козел безбородый!

Пожилой водитель  продолжает крепко спать.

Молодой водитель. Глаза заспал, тютя или со страху обделался?
Роман. Отставить разговоры! Здесь девушка.

Усатый солдат выпрыгивает из кузова и подходит к молодому водителю.

Молодой водитель. Казенное имущество, между прочим. Убью!
Усатый солдат. Цыц, мелюзга. Погляди лучше, как разойтись. Не видишь, люди с войны едут.
Роман (девушке). Простите его, нервное напряжение. Обстановка тяжелая.
Девушка. Я понимаю, не беспокойтесь.
Роман. Вы на фронт?
Девушка. На передовую.
Роман. На фронт мне надо ехать, а вам ; в тыл. Так справедливей. Разве женское дело ; воевать?
Девушка. Не женское и не мужское дело (ее глаза увлажнились). Утром мы выехали на двух машинах, спустя час налетели немецкие самолеты, бомба разнесла одну машину в щепки – все девочки погибли, одна из них в институте со мной училась.
Роман. Простите, я не знал.
Девушка. Причем, здесь вы. На фронт мне необходимо. Теперь не остановить, пешком дойду.
Лейтенант. Воздух!!!
 
Пара «мессеров» из-за облаков пикируют на военную колону. На обочину бросаются солдаты и офицеры, ища укрытия.
Роман выпрыгивает из кузова и залегает в канаве. Девушка глядит на самолеты и не может сдвинуться с места. Она впивается руками в край борта полуторки. Роман поднимает голову и видит девушку в кузове. Он немедля встает и  влезает в кузов машины. В это мгновение самолеты открывают пулеметный огонь. Роман кладет девушку на дно кузова и закрывает своим телом.  Пули пробивают доски кузова и проходят по кабине. Самолеты, полого развернувшись, уходят.
Молодой водила вертит баранку, давит на газ и сдает назад с метр. Но машина не идет, и грузовик возвращается в исходное положение.

Роман. На разведку прилетали.
Девушка. Подол вашей шинели пуля пробила.

Автомобили дергаются, раз другой и начинают разъезжаться.

Роман. Мне надо ехать.
Девушка. Идите, машина пошла.

Роман выпрыгивает из кузова автомобиля, пробегает несколько шагов, хватается за борт своей полуторки и влезает в кузов.

Роман. Как вас зовут?

Грузовик с девушкой удаляется, погружаясь в грохот техники, солдатских шагов и голосов. Девушка смотрит на медленно исчезающий в потоке грузовик, который опять через сотню метров застревает в воронке от бомбы.

Усатый солдат. Что, понравился? Хороший, видно, парень.
Девушка. Дядя Миша, дайте мне вашу газетку.
Дядя Миша. Маша, ты закурила, что ли? Последняя!
Маша. Пожалуйста, дайте!

Дядя Миша протягивает ей клочок газетки. Она достает из нагрудного кармана маленький карандаш и быстро пишет номер полевой почты, свою и фамилию. Но дует порыв ветра, и незаконченное письмо летит за борт.

Маша. Ребята, держи газету!

Черноволосый солдат, грузин, поймал клочок бумаги.

Маша. Товарищ сержант, передайте летчику на полуторку.
Черноволосый солдат. Письмо, оказывается, не мне? Как же мне теперь жить, красавица?

Бойцы громко смеются. Но махонькое незаконченное письмо идет по колонне, от солдата к солдату со словами:
; На полуторку, летчику передай.

Роман. Поговорить, гады, не дали. Где теперь искать ее? Ну, фашисты проклятые, этого я вам не прощу!
Солдат. Тебе письмо, летчик, от девушки с полуторки, скорей хватай, а то курить шибко хочется.
 
Роман берет замызганный газетный клочок и  внимательно разглядывает его. Несколько цифр полевой почты отчетливо видит и буквы некоторые, но в целом послание разобрать не получается. Он бережно кладет в нагрудный карман драгоценный клочок газеты. Полуторка, выскочив на более широкий участок дороги, набирает скорость. Он поднимается во весь рост, всматривается в вереницу из людей и техники, но знакомой полуторки уже не видит.

          В расположении истребительного авиаполка Роман проходит вблизи самолетов, у которых слаженно работает технический персонал.
 
            Роман. Где найти командира третьей эскадрильи? 
           Молодой техник. На краю поля.
 
         За столом из березы, на чурбане сидит командир эскадрильи и делает метки карандашом на карте.

          Роман. Товарищ капитан, разрешите. (Удивленно) Иван Петрович! Вы!
         Ефремов. Нахаров! Рома! Как ты сюда попал?
         Роман (предъявляет документы). Направлен к вам, для прохождения дальнейшей службы.
        Ефремов (смотрит документ). Значит, все встало на свои места и ты теперь летчик - истребитель, без всяких экзаменов! Ты на меня не сердись. Инспектор Рубальский разжаловал меня и отправил в авиаполк простым летчиком.
        Роман. Теперь война, прошлое не имеет значения. Как ваша семья?
       Ефремов. Под Минском остались, не успели эвакуироваться. Сердце рвется, на части!
       Роман. Детей и женщин не тронут, а там и мы вернемся.
       Ефремов. Пойдем к твоему истребителю.

      Они подходят к разобранному, установленному на козлах самолету И-16.

             Ефремов. Твоя машина, модернизированный вариант.
            Роман. Как на нём летать? Это утиль какой-то!
            Ефремов. Отставить разговоры!  Два дня на ремонт, техника пришлю. Запчасти возьмете на складе.
 
         Роман осматривает самолет, тяжело вздыхает и ложится в траву среди ромашек. Он вспоминает девушку, которую недавно встретил на военной дороге.
          К самолету подходит техник Яздурды Кулиев, он приносит запчасти, инструмент.
         
           Яздурды. Товарищ командир, прибыл в распоряжение, сержант Яздурды Кулиев.
         Роман приподнимает голову и с удивлением смотрит на техника.

          Яздурды. Буду помогат чинит самолет.
         Роман. Помогат! Это уж чересчур!

        Быстрым шагом Роман идет в направлении командирской палатки, где  группа летчиков обсуждает предстоящее боевое задание.

         Роман. Товарищ командир, разрешите обратиться.
         Ефремов. Обращайтесь.
         Роман. Иван Петрович, кого вы мне дали? Техника? Разве это специалист?
        Ефремов. Быстро ты оценил человека.
        Роман. Дайте другого техника. Война закончится, а мы так и будем собирать самолет.
       Ефремов. Отставить разговоры! Выполняйте поставленную задачу. Кругом, шагом марш!

      Роман разворачивается и огорченный быстрым шагом направляется к своему самолету.

       Фуряеев. Прыткий паренек, обязательно нужно повертеться, как вошь на гребешке.
      Ефремов. Эта вошь  "мессер" завалила. Понял?
      Фуряев. Начнем летать, и мы собьем.
 
        Техник Кулиев, профессионально занимается самолетом: крутит гаечным ключом, стучит молотком, смазывает детали.

        Яздурды. Товариш командир, думаете, что за ишак ухаживат мне нада или за верблюд?
       Роман. Ничего я не думаю, работайте.
 
        Роман рядом ложится в траву. По небу бегут белые облака. Роман поглядывает на техника, но к работе не подключается.

          Яздурды. Товариш командир, летат хочешь?
         Роман. Хочу! А что, самолет другой дают?
        Яздурды. Надо помагат, работат. Шасси поднимат нада.

       Роман лениво поднимается, но подчиняется четким распоряжениям техника и помогает установить шасси  на самолет.


Титр: 1942 г.

        На посадку заходит почтовый самолет. Пробежав по полю, У-2 замедляет ход, останавливается и глушит мотор. Весь личный состав полка устремляется к месту посадки «кукурузника»: кто подпрыгивает, кто размахивает руками, кто кричит и радуется.
 
Летчик. Почта, почта прилетела!

Летчик-почтальон спрыгивает с крыла и передает мешок с письмами в руки подоспевших получателей.

Летчик - почтальон. У меня всего лишь двадцать минут, поторопитесь с ответами.

Яздурды, прочитав письмо, целует его и улыбается. Оглядевшись по сторонам, направляется к Нахарову. Роман смотрит на газетный клочок и с сожалением разжимает пальцы. Листок подхватывает ветерок и несет в сторону техника Кулиева. Яздурды ловит клочок бумаги и подходит к Роману.

Яздурды. Почта прилетал, вы всегта смотрел, читал, крутыл эта бумажка. Зачем?
Роман. Это не бумажка, а письмо, девушка прислала. Только прочесть год не могу. Несколько букв и цифр видно, а смысла никакого. Может, это была шутка? Девушка хорошая, забыть не могу.
Яздурды. Командир, на солнца смотрел?
Роман. Нет. А что?

Техник бережно ладонью разглаживает бумажку и поднимает ее к небу на солнечный диск. Прищурив левый глаз, он двигает бумажку ближе, дальше от себя. Переворачивает ее другой стороной и смотрит другим глазом.

Яздурды. Повезло вам, товариш командир, увидел все цифра! И фамилий Тудрова! Давай писат.

Роман мгновенно достает из кармана гимнастерки маленький карандаш, лист бумаги и пишет. Пилот-почтальон затягивает шнурок на мешке с письмами и бросает его на место второго пилота.

Яздурды. Товариш командир, самолет улетат собралса!

Роман ставит подпись «Роман».

Пилот садится в кабину и запускает двигатель.

Яздурды. Товариш командир, давай адрес, полевой пошта!

Самолет делает рулежку на полосу взлета. Яздурды и Роман бросаются за самолетом.

Яздурды. Дэва, тры, пят, возем…
Роман. Какая цифра последняя? Не слышу.
Яздурды (летчику). Стой! Тормоза нажимай! (Роману) Последний цифра сем, фамилий Тудрова.

Самолет выруливает на взлет. Кулиев и Роман бегут рядом.
 
Яздурды (летчику). Стрелят буду! Не видишь, надо очен!

Пилот останавливает самолет. Роман  протягивает ему треугольник.

Роман. Ну, ты и даешь! От мессеров, драпал бы так.

Самолет поднимается в небо.

Яздурды( в след самолету). Штемпел не забуд ставит!
Роман. Письмо дочери отправил?
Яздурды. Буду другой раз писат.
Фуряеев. Ура, летчикам-перехватчикам!

Летчики громко смеются.

В штабной землянке, командир авиаполка Корнаухов ставит боевую задачу комэскам.

Корнаухов. Аэродром противника обнаружен наземной разведкой в квадрате тридцать семь. Аэрофотосъемка подтвердила данные разведчиков. Наша задача: сопровождение штурмовиков до цели и обратно, вылет в 17. 00, встреча в квадрате 45 в 17. 15. Подчеркиваю, только сопровождение, в штурмовке ; не участвовать.

Попарно истребители уходят в небо. Самолеты летят на высоте трех тысяч метров. Вскоре в заданном квадрате присоединяются штурмовики ИЛ; 2 и, сохраняя радиомолчание, самолеты направляются к цели.
На земле мелькают вспышки, к небу тянутся столбы черного дыма ; самолеты проходят линию фронта. Затем начинают бить немецкие зенитки, небо покрывается разрывами снарядов, и самолеты резко начинают снижение.
Штурмовики в боевом порядке заходят в атаку на вражеский аэродром. После первой атаки реактивными снарядами на земле полыхают четыре самолета. Два штурмовика бомбами подавляют зенитные точки противника. Вторая атака штурмовиков пушечно ; пулеметным огнем уничтожает еще несколько самолетов люфтваффе. Израсходовав боезапас, штурмовики ложатся на обратный курс, истребители следуют  за ними. Немецкий аэродром полыхает огромным костром, выбрасывая в небо клубы черного дыма.

Ефремов (по радиосвязи). Внимание, со стороны солнца восьмерка «мессеров».
 
Черные точки стремительно приближаются. Самолеты делают боевой разворот и устремляются на врага. Истребители противника пытаются прорваться к штурмовикам, но им не удается, и завязывается воздушный бой.
Ме-109 пикирует, пристраивается в хвост советскому истребителю и стреляет. Объятый пламенем самолет, кувыркаясь, несется к земле.

Роман (Фуряеву по радиосвязи). Прикрой, Саша.

Роман оглядывается по сторонам. Самолет Фуряева, оказавшись в выгодном положении, уходит за «мессером». Атака оказывается удачной, и «мессершмит», летит вниз. Мимо самолета проходят огненные трассы. Роман поворачивает голову назад. На хвосте висит немецкий истребитель. Роман резко закрывает газ и «подвешивает» свою машину, выпустив посадочные щитки. «Мессершмит» проскакивает вперед. Роман давит на гашетки, и немецкий самолет заваливается на крыло. Роман видит на фюзеляже сердце, пронзенное стрелой. Он смущенно смотрит на подбитый самолет. Немецкий истребитель вспыхивает и переворачивается. Из кабины выпадает летчик, и в небе через мгновение раскрывается белый купол парашюта.

Летчик Фуряев видит парашютиста.

Фуряев. Сейчас, ты у меня приземлишься.

Самолет Фуряева резко уходит на вираж и направляет свою боевую машину к немцу на парашюте. Спустя мгновение он открывает огонь из пулеметов. Огненные трассы проходят рядом с куполом.

Роман. Саша! Ты что творишь!?

Самолет Романа проходит близко с машиной Фуряева, едва не коснувшись его крылом. Ведомый бросает истребитель в сторону, сваливается на крыло и с трудом выравнивает боевую машину.

На аэродром приземляются самолеты. Роман глушит двигатель и выбирается из кабины. Спрыгнув с крыла, к нему подлетает Фуряев.
 
Фуряев. Ты что, гад, сделал?
Роман. Я ; гад? Ты бросил меня без прикрытия.
Фуряеев (хватает Романа за гимнастерку). Я сбил самолет, а ты фашиста защитил.
Роман. Убери руки! Он спускался на парашюте.
Фуряев. Фрица пожалел, а где ж ты был, защитник, когда старики мои в Ленинграде помирали?
Ефремов. Прекратить немедленно! Мужики, бой окончен. Противнику мы должны противопоставить нашу боевую дружбу на земле и в воздухе, иначе не видать победы. Я ничего не видел, и никто. Всё, точка!


Вечером на боевых позициях пехотного полка в траншее, по краям обложенной прутьями ивы, прислонившись друг другу, дремлют два бойца. Один ; пожилой, дядя  Миша, другой ; лет двадцати, рядовой Василий. Винтовки стоят рядом. В небе вспыхивает осветительная ракета. Дядя Миша морщится, молодой вытягивает ногу, но никто не просыпается. С нашей стороны раздается короткая пулеметная очередь, затем другая. В ответ строчат немецкие пулеметы. Молодой боец подскакивает и дергает боевого товарища за руку.

Василий. Дядь Миш, просыпайся, кажись, фрицы наступают.

Дядя Миша приоткрывает один глаз.

Дядя Миша. Ложись, спи, хвороба.

Боец Василий выглядывает из траншеи.

Дядя Миша. Куда лезешь? Это Тимошин резвится. Что-то у него по женской части не ладится.

Молодой боец с пониманием кивает головой. Раздается длинная пулеметная очередь с вражеской стороны, совсем рядом свистят пули. Низко пригнувшись, по траншее с пулеметом в руках несется худощавый, небольшого роста, сержант Тимошин. Он плюхается рядом с бойцами на дно траншеи.

Тимошин. Братцы, полундра! Фрицы полезли.
Дядя Миша (прищурив глаз). Заштормило, что ли, тебя?
Тимошин. Семь баллов!
Дядя Миша. Ты, поджигатель войны! Ни немцам покоя не даешь, ни нам. Пару раз пальнул куда попало и по траншее бегом, как таракан, взад-вперед.
Тимошин. Что вы понимаете в военной тактике, да и в жизни вообще? У меня все внутри клокочет. Простора морского жаждет душа моя, соленой волны.
Василий. Шел бы ты на флот, Тимошин, моряк ведь. Там женщин нет.
Тимошин. Чего? А ты, юнга, что про это знаешь?

  Тимошин надвинул каску Василию на нос.

  Тимошин. В следующий раз по форштевню дам! Куда родина поставила, там и воюю. А что касательно дам, всю дорогу перед глазами пышные формы стоят.
Василий. Зачем палить, женщины и в нашем полку имеются.
Дядя Миша (смеется). Васенька, так ведь не получается у него с девками.
Тимошин. Ха-ха! Вот закончится война, выучусь на капитана. Встану на шканцы и компасы наблюдать буду. Тогда поглядим.
Дядя Миша (сдерживая смех). Тимошин, есть предложение. Как прижмет в следующий раз, ты не стреляй. Сходи на немцев в штыковую атаку, махом успокоишься.

Солдаты  громко хохочут, с противной стороны стреляют длинной очередью из пулемета.

Тимошин (тихо). Вам смешно, а может, у меня по наследству передалось. К примеру, взять дядю моего. Жил себе в городке, отказу у баб не знал, и вдруг перестали любить.
Василий. Ну и что?
Тимошин (таинственно). А то, все бросил и перебрался в другой город.
 
По траншее низко пригнувшись, подходит санитарка.

Маша. Все живы? Немцы  оживились.
Дядя Миша. Не беспокойся, Маша, все в порядке.
Маша. Прохорова сильно задело. Дальше пойду.

Тимошин жадно смотрит вслед уходящей Маше.
 
Тимошин. Засиделся я тут у вас, кажись, фарватер наметился (уходит).

Василий. А я женщин не люблю!
Дядя Миша. А почему так, Вася? Разве с девочкой не дружил, когда учился в ремесленном училище? На танцы в парк не бегал?
Василий. Не, я вообще… Да какой от них толк, голубя-почтаря от чубатого отличить не могут.
Дядя Миша. Время твое еще не пришло.
Василий (зевает). Может, вздремнем? Как, не спавши, воевать будем?
Дядя Миша (потягивается). Не получится, минут через двадцать Тимошин опять палить начнет. Эта девка не по его зубам. Чувствую, накроет нас артиллерия!


В кабинет командира авиаполка, входит комэск Ефремов.

Ефремов. Товарищ подполковник, Романа Нахарова арестовывают.
Корнаухов. За что?
Ефремов. Приехали из особого отдела дивизии – двое сразу к нему, а старший сейчас у вас будет. Что ; то надо делать!
Корнаухов. (бросает на стол карандаш). Скажи, что случилось, защитник?
Ефремов. Сам не пойму. Неужели из-за того, случая, когда штурмовиков сопровождали? Нахаров помешал в воздухе расстрелять немецкого летчика на парашюте?
Корнаухов. Почему не доложили о происшествии!?
Ефремов. Решил на корню замять это дело.
Корнаухов. Ты понимаешь, что говоришь? В бою, на глазах у всех, защитил врага. Знать ничего не знаю! И ты не в курсе. Понял? Пусть сам расхлёбывает.

Техник Кулиев работает, засучив рукава, в двигателе самолета. На зеленой траве появляется пара безупречно начищенных гуталином сапог.
 
Ярцев. Капитан Ярцев. Трудно пересаживаться с ишака на самолет?

Кулиев бросает взгляд на капитана, но ничего не отвечает.

Ярцев (закуривает). Что можете рассказать о своем бывшем командире? 
Яздурды. Здесь курит нельзя, товарищ капитан, запрещено, инструкция, может взрыватца самолет.

Капитан от неожиданного замечания раздражается, но папиросу бросает в траву и тщательно гасит носком сапога. Кулиев не глядит на капитана и продолжает работать.

Ярцев (собравшись). Так что скажешь?
Яздурды. Хороший человек, очень любит Советскаю Родина. Он классный летчик, сбил уже пят самолет противник.
Ярцев. Ты дуру мне здесь не гони и митингов не устраивай! Я спрашиваю не об этом, я спрашиваю об отрицательных моментах в его биографии.
Яздурды. По русскому языку не очень хорошо понимаю, как отрицательно.
Ярцев. Ах, тебе переводчик нужен? А ну пошли в землянку.

Ярцев подходит к тумбочке, вытаскивает ящик и разбрасывает вещи. Срывает постель, хватает небольшой коврик и тычет в лицо Кулиеву.

Ярцев. А это что?
Яздурды. Туркменский ковер, товариш капитан.
Ярцев. Вижу ; не слепой. Думаешь, я не знаю, что он у тебя для молитвы? Кто знает, о чем ты Бога своего просишь? Может, о победоносном продвижении немецких войск…. Ну что, понял свое положение, мусульманин?
Яздурды. Ничего отрицательно не знаю.
Ярцев. Ну, смотри, морда!.. Коврик заберу как улику, в нужный момент пущу в дело. Если он тебе понадобится, приходи и приноси сведения. Вот так, гражданин востока.
Яздурды. Я гражданын Советского Союза.

На позициях пехотного полка боец разносит почту.

Письмоносец. Кудрова, кажись, тебе письмо.
Маша. Мне?
Письмоносец. Правда, фамилия не твоя, какой-то Тудров, но написано санитарке. От письма в полку все отказались.
Боец. Кудрову Машу к командиру полка.

Она неуверенно взяла письмо и, пригнувшись, пошла по траншее.

Маша. Разрешите, товарищ командир.
Командир полка. Входи. Я пригласил тебя по торжественному случаю. Немец, которому ты оказала помощь, выжил. Выяснилось, что он непростая птица, получена ценная информация. Командование представило тебя к награде, поздравляю.
Маша. Служу советскому союзу.
Командир полка. Как  родные, близкие?
Маша. У меня никого нет.
Командир полка. Надо же, и у меня никого нет, до сих пор сына своего не нашел.

Командир встает, проходится по блиндажу,  из-под шинели достает бумажный кулек.

Командир полка. Лично от меня, за хорошую службу, боец Кудрова.
Маша (вдыхает аромат кулька). Конфеты!? Спасибо.

В небе вспыхивает осветительная ракета. Маша останавливается в траншее у тыльного бруствера, быстро разворачивает треугольник.
Маша (читает тихо вслух). Здравствуйте, пишет вам летчик.

Ракета гаснет, и она идет дальше по траншее. В небе опять загорается ракета.
Маша (читает). Однажды, встретивший вас, на военной дороге. Обязательно напишите мне. Роман.

  Вдали грохочет гроза. Маша опускается на дно траншеи и прислоняется к задней крутости.  Идет мелкий дождик. Маша закрывает глаза и вспоминает летчика.

Тимошин (возникает из темноты).  Я тебя ищу.
Маша. Что-то случилось?
Тимошин. Понимаешь, нравишься ты мне.

Он тут же приближается к Маше и хватает ее за плечи, пытаясь прижать к себе.

Маша (Толкает Тимошина). Ты с ума сошел, прекрати!

На землю сыплются конфеты. Тимошин опять хватает девушку и прижимает к себе.

Тимошин. Ну, не ломайся, не железный я, вынужден на абордаж идти.

Маша валится на бруствер траншеи спиной. Тимошин задирает ей юбку.

Тимошин. Я понравлюсь тебе, успокойся. Никто не узнает.
Маша. Я сейчас закричу, отпусти.
Тимошин. Война кончится, к морю уедем, жить вместе будем.

Маша бьет Тимошина  коленом в пах.

Тимошин. Ой, а-а!
 
Маша одергивает юбку, поправляет волосы.

Маша. Успокойся, Тимошин, услышат, товарищи придут, накостыляют…. Еще раз повторится, застрелю!

Маша поднимает письмо со дна траншеи и исчезает в темноте.

Тимошин. Хахаль появился, письмишки пишет. Я тебя утихомирю.

Утро. На боевых позициях полка тихо. Туман еще наполняет низины. Тимошин подходит к лошади, шлепает ее по морде.

Тимошин. Где твой хозяин, старая кляча?

Затем вертит головой по сторонам. Видит между березками солдата - письмоносца, который косит траву.

Тимошин (косарю). Дело важное есть! Кудрову, санитарку, знаешь?
Письмоносец. Кто ее не знает? 
Тимошин (шепотом). Хочу проучить маленько бабу… Все ее письма, которые приходят или уходят, отдавай мне.
Письмоносец. Что ты! Не положено. Это подсудное дело.
Тимошин. Не бойся,  отблагодарю.
Письмоносец. Да какие у нее письма? Одно пришло, другое ушло. За год вся переписка.
Тимошин (достает из кармана зажигалку). Понимаю. Чистое серебро.
Письмоносец. Серебряная, говоришь?

Письмоносец  берет в руки зажигалку и щелкает кремнем, фитиль зажигается. Тимошин слюнявит палец и поднимает над головой.

Тимошин. Кажется, зюйд-вест пошел.
Письмоносец. Чего?
Тимошин. Ветер, говорю, поднимается противный. Я так понимаю, сговорились.

Особый отдел дивизии. На стуле посреди комнаты сидит Роман. Молодой, гладко выбритый и аккуратно постриженный следователь присаживается на стол.

Следователь. Ну что, сокол, будем правду говорить?
Роман. Все изложил, добавить нечего.

Следователь соскакивает со стола и проходит по комнате, скрепя сапогами.

Следователь. Значит, никаких враждебных действий и пособничества врагу, вы не совершали?
Роман. Вы же знаете, что нет.
Следователь. Может быть, и так. Как там, на фронте, летчик, жарко?
Роман. На войне по-всякому бывает ; жарко и холодно.
Следователь. Давно рвусь на фронт. «Ура» и дураки кричать могут, говорит мне начальство, толковые кадры нужны здесь. У тебя скоро вся грудь в медалях будет, а тут сидишь и задаешь один вопрос: «Признаете свою вину?» Надоело мне копаться в душах людей.
 
Следователь снова проходится по комнате.

Роман. Вы поверили мне?
Следователь. Имею образование. Пять самолетов сбито, а один фриц на парашюте не убит. Пять больше, чем один. В футболе это называется разгромный счет. Крылья тебе обрезать не стану, да и родине ты нужен. Летай!

Роман выходит на крыльцо здания особого отдела, спускается по ступенькам и направляется к автомашинам.

Роман (водителю грузовика). До деревни Любимовки подкинешь? Что молчишь?
Водитель. Мне в обратную сторону, у других спрашивай.

Роман подходит к газику. Водитель старательно выметает мусор из салона автомашины.

Роман. На Любимовку, пойдешь?
Водитель газика. Не такси, чтоб развозить, сам топай.

Водитель газика швыряет на пол к задним сиденьям веник, берет оттуда скрученный в рулон коврик и аккуратно раскладывает на своем сиденье, потом по всей площади приглаживает ладонями.

Роман. Солдат, откуда у тебя этот коврик? Он же не твой!
Водитель газика. Ты кто такой, чтоб я рассказывал? Ах, это ты, задержанный! Сбежал?
Роман. Разобрались и отпустили. Коврик принадлежит моему боевому товарищу. Мародерство какое-то.
Водитель газика. В коридоре валялся несколько дней бесхозно. Я его почистил и приспособил. Теперь он мой.
Роман. Отдай мне, очень прошу.
Водитель газика. Шустрый какой. За просто так ковер отдать!
Роман. А как отдашь?
Водитель газика (помявшись). Деньги давай или продукты.
Роман. Откуда у меня деньги?  А продукты?..
Водитель газика. А чего торгуешься? Обмануть хочешь? Мы народ неглупый, смекалку имеем. Даром не дам!

Роман садится на подножку и стягивает с себя сапоги.

Роман. Сберегай, хромовые.

Роман дергает за коврик, да так, что водитель с трудом удерживается на сиденье, ухватившись за баранку.

Роман. Не для твоей задницы, коврик предназначен.

Роман, скрывает босые ноги в траве и направляется в сторону деревни Любимовка.

Из-за физюляжа самолета видны лишь черные от придорожной пыли, босые  ноги, которые минуют шасси истребителя и подходят к начищенным до блеска кирзачам.

Роман. Невозможно, как жрать хочется!

Кирзачи радостно пританцовывают.

Яздурды. Так и думал, этот капитан еда не даст.
Роман (протягивает коврик). Случайно нашелся.
Яздурды (достает из пилотки письмо). Вчера пошта прилетал.
Роман. От нее! Как ты смог рассмотреть цифры на бумажке, Яздурды?
Яздурды. Командир, ничего там не смотрел, сам цифра придумал.

Роман и Яздурды крепко обнимаются.

Титр: Лето 1943 года.

От взрывов земля поднимается столбом. Комья земли различной величины  падают, глухо шмякаясь на сухую траву. Вскоре вся пыль оседает на поле. На полевой цветок садится пчела и собирает сладкий нектар. Из окопа высовывается голова в каске, обсыпанная землей. Боец Василий осматривает прилегающую территорию.

Дядя Миша. Что там, Вась?
Василий. Кажись, тихо. Глянь, пчелы по цветкам летают!
Дядя Миша. Где?
Василий. Как думаешь, пчелы знают, что война идет?
Дядя Миша. Делом занимаются, не до нас им. От зари до зари всю жизнь на земле работал. Ноги еле вечером волочил. Тело ломило, что не уснуть…. А теперь истосковался. Поработать на земле сильно хочется.
Василий. Голубей бы на солнышке погонять. Поднимутся и большими кругами над домом летают, потом кувыркаясь, вдруг покатятся вниз. Закончится война, заработаю на заводе денег и куплю себе московских серых турманов.
Дядя Миша. Мира хочется, Вася, мира и более ничего! Давай переползем отсюда, а то шарахнет еще раз фриц.

Пройдя несколько метров вперед, они видят пару солдатских сапог. Бойцы подбираются ближе и заглядывают в углубление для пулеметного гнезда. На дне окопа с раскинутыми руками лежит Тимошин. Часть гимнастерки и рукав  окровавлены.

Дядя Миша. Все! Отбегался наш морячок. Светлая тебе память, дорогой товарищ!
Василий (всхлипывая). Похоронить надо, фрицы попрут, так лежать останется.

Дядя Миша на четвереньках прополз по окопчику в одну сторону, затем в другую.

Дядя Миша. Рыть будем здесь и сейчас. Бери лопатку, Васенька, и действуй.

Вася  ковыряет сухую, твердую землю. Но вдруг бросает в сторону лопатку, садится и скидывает свои разбитые сапоги. Затем принимается стаскивать сапог с Тимошина.
 
Дядя Миша. Вась, ты что делаешь?
Василий. А что? Тимошину они уже не нужны. Он снял их с немецкого офицера, так что, можно сказать, ничейные они.
Дядя Миша. Да брось ты это паскудное дело!
Василий. Мне что, без сапог, родину защищать?

Василий тянет сапог, но обувь остается на ноге Тимошина.

Василий. Ну что, за человек этот Тимошин!? Толку ни от живого, ни от мертвого.
Дядя Миша. Давай, подсоблю.  Вась, держи за другую ногу. Сейчас пойдет. Взяли…

Тимошин приоткрыл глаза.

Тимошин. Ах вы, шкуродеры!
Дядя Миша. Тимоха! Живой, что ли?
Тимошин. Нет! Гвардии сержант Тимошин теперь мертв. – Эх, в каком месте бросил швартовы! Румпелем бы вас по башке.
Василий (растерянно). Мы думали, убило тебя.

Тимошин демонстративно не смотрит в их сторону.

Дядя Миша. Не обижайся, Тимошин. Мы, с мертвого снимали. У Васьки, глянь, пальцы из сапог торчат.
Тимошин. А я живой есть! На флоте вас бы за борт за такое дело бросили.
Василий. Не сердись. Хочешь, все патроны отдам?
Тимошин. Хочешь, чтоб я за тебя еще и пострелял? Ну, ты, малой, и даешь! Дуйте за фельдшером Кудровой, скажите, герой Тимошин ранен и ждет срочной медицинской помощи. Не видите, в крови весь!
 
Бойцы  трусцой бегут по траншее. Тимошин сует руку под гимнастерку, затаив дыхание, щупает окровавленное место и, не обнаружив глубокой раны, с облегчением выдыхает воздух и улыбается.

По траншее, пригнувшись, идет Маша, а за ней дядя Миша с бойцом Василием.

Дядя Миша. Вот! Лежит наш герой. Ну, мы пошли.

Маша щупает пульс, глядит на лицо Тимошина, затем прислоняет ухо к его груди. Он чуть слышно стонет. Тимошин кладет ей на спину руку, потом вторую и прижимает к себе.

Маша. Опять?
Дядя Миша (на ухо Василию). Вот теперь точно Тимошину не выжить.

По траншее быстрыми шагом перемещается ротный командир.

Командир роты. Что здесь происходит?
Маша. Оказываю медицинскую помощь.
Командир роты. Бойцы сами управятся, идите немедленно в третью роту, там бойцу осколком руку перебило. Всем по местам, немцы скоро в атаку пойдут…

Ефремов открывает крышку чемодана и, разгребая вещи, достает со дна фотографию за стеклом в деревянной рамке. На фото: он, его жена, девочка лет шести и мальчик трех лет.

Корнаухов. Можно, Иван Петрович.
Ефремов. Заходите.
Корнаухов. На днях в полк приедет корреспондент из газеты, фотографировать будет. Нужно лучшего летчика представить для очерка, (Корнаухов смотрит на фото). Не слышно о близких?

Ефремов отрицательно качает головой.

Корнаухов. Не стану возражать, если это будет Нахаров.

На травке возле самолета, заложив руки под голову, лежат Роман и техник Яздурды. По небу плывут белые кучевые облака.

Роман. Что ты видишь, Яздурды?
Яздурды. Где?
Роман. На небе, конечно.
Яздурды. Я вижу верблюд и ишак. Только ишак больше чем верблюд.
Роман. А я девушку вижу.
Яздурды. И я вижу, там направо. Да? Похожа очень на дочку мою!
Роман. Нет, моя девушка слева, плывет.
Яздурды. Я, товарищ командир, на море еще люблю смотрет. Вы, товарищ командир, море смотрел?
Роман. Не пришлось.
Яздурды. Видал один раз, когда маленький биль. Отец сказал: «Слушать будешь меня, на море пойдем». Слушалса целий год. Когда пришли, сел песок и смотрел, потом бегал вода, еще смотрел. Солнце красный стал. Потом больше не ходил ; отец умер.
Роман. Я с отцом воздушных змеев запускал из бумаги и тоненьких реечек. Змей высоко поднимался в небо, я держал его за нитку.
Яздурды. Мы в ауле асык играли целий день. Кости из баран видел?
Роман. Нет.
Яздурды. Рисуешь круг и центр полоса, ставишь свои асык, другие ребята тоже. Берешь лобан и бросаешь на кон. Эх, я играл лучше всех!
Роман. Яздурды, как думаешь, почему она не пишет мне целый год?
Яздурды. Не может, боевой обстановка не дает.
Роман. А если я ей не нужен? Может, у нее другой кто есть?
Яздурды. Командир, ты глаза ее смотрел?
Роман. Глаза у нее добрые и умные.
Яздурды. Люди с такой глаза пошта просто так не будет писат.
Роман. Сколько прилетал почтовик, столько раз отправлял ей письма. Ни единого ответа. Что делать?
Яздурды. Думат и не забыват. Когда сердца твой думат о ней будет, ее тоже.

Над лесом появляется группа самолетов У-2. – они заходят на посадку. Самолеты пробегают по полю, глушат моторы и из кабин выбираются девушки-летчицы. Мимо Яздурды и Романа бежит летчик из эскадрильи.

Летчик. Вот это подарок, братцы! Нахаров, вперед жениться, а то всех невест разберут.

Вечер, стоит тихая погода. Игла патефона касается диска, и звучит музыка. На небольшой площадке между березками стоят и беседуют летчики и летчицы. Два молодых летчика, дурачась, несутся в  танце. Летчики осмелев, приглашают на танец девушек, и вскоре вся площадка заполняется парами. Роман стоит у березы и смотрит на площадку, задумавшись о Маше. Он представляет, как с ней танцует. Его примечает летчица Ирина Уварова и подходит к нему.

Ирина. Что же вы не танцуете, товарищ старший лейтенант? Разрешите вас пригласить.
Роман. Меня?
Ирина. Именно вас, товарищ летчик.

Роман нерешительно шагает навстречу женщине, она подхватывает его и кружит  в танце.

Ирина. Лейтенант, какое прекрасное мгновение – как будто нет войны, есть только музыка. А все-таки весело жить на земле!

Солнце скрылось за деревьями. Смолк патефон. Летчики и летчицы  расходятся по укромным местам.
 
Ирина. Хочу, чтобы этот вечер был наш. Хочу забыть войну, смерть, слезы. Веселиться, как будто на всей земле только два человека – ты и я.
 
Она берет Романа  за руку и ведет, хохоча к сараю. Приставив старую деревянную лестницу, они влезают наверх и погружаются в мягкую душистую перину сена.

Роман. На самом деле, как же хорошо!
Ирина. Вы мне, товарищ старший лейтенант, очень понравились, понимаете?

Ирина прижимается к нему и гладит волосы. Затем  она целует его долгим поцелуем.

Ирина. Ну что, летчик, вперед, не жди, вдруг тревога!

Роман смотрит на Ирину, но не проявляет сексуальной активности.

Ирина. Ты что, парень?
Роман. Не могу я.
Ирина. Больной, что ли?
Роман. Здоровый я. Девушка у меня есть, она на фронте. Я ее люблю.
Ирина. Да причем здесь твоя девушка? Я за тебя замуж не собираюсь. Война идет ; сегодня живы, а завтра нет. Я хочу быть счастливой хоть мгновение, а потом… Неважно, что потом.
Роман. Простите, но я не буду.
Ирина. Может, я не понравилась тебе, сокол?
Роман. Я такой красавицы до сих пор не встречал. Вы прекрасны, как греческая богиня. Вас добиваться надо всю жизнь.
Ирина. Мне никто и никогда не отказывал. Об этом не узнают. Понял?
Роман. Что-то внутри мешает мне к вам прикасаться.
Ирина. Послушай, парень, не порти мне вечер,  иди ко мне, быстро.
Роман. Не пойду.
Ирина. Я одного понять не могу, на кой ты со мной поперся?
Роман. Мне захотелось побыть с вами рядом, поговорить. Понимаете?
Ирина. Не понимаю…. Это ж надо так опростоволоситься! Я, взрослая баба, на сопляка позарилась. Как ты только самолеты сбиваешь?
Роман. Разрешите, я вас провожу, товарищ капитан.
Ирина. От винта, товарищ летчик, без прикрытия дотянем.

Она прикладывает ладонь к виску и съезжает по сену вниз, приземлившись, выходит строевым шагом.

Ирина. Иду на запасной аэродром.

Роман встает в дверном проеме сарая и глядит на уходящую Ирину. Она   не оборачивается, только видно как вздрагивают ее плечи. Роман бежит за ней.

Роман. Погодите!  Я не нарочно.

Ирина идет и ладонями вытирает бегущие по щекам слезы. Роман на ходу  срывает полевые цветы. Он догоняет женщину, и она останавливается.

Роман. Почему вы плачете?
Ирина. Уже не плачу… Знаешь, летчик, мне страшно жаль себя!
Роман. Я не хотел вас обидеть, простите меня.
Ирина. Сама во всем виновата. Просто я непереносимо устала.
Роман (протягивает букет полевых цветов). Это вам!
Ирина (улыбается). Спасибо, мальчик, может, именно этой нелепой истории мне до сих пор и не хватало.

Утро. К самолету Романа прибегает посыльный.

Посыльный. Где Нахаров?
Яздурды. У себя, наверное.
Посыльный. В землянке его нет.
Яздурды. А что случился?
Посыльный. Срочно в штаб вызывают.

Яздурды бросает на чурбак вымазанную в масле тряпку, опускает рукава комбинезона и быстро идет вдоль самолетов. Летчик Фуряев раздетый по пояс, делает зарядку, размахивая руками.

Фуряев. Что, дехканин? Хана своего потерял?
Яздурды. Вы видел его?
Фуряев. Недогадливый ты. Где ж быть герою, образцу политической и боевой подготовки? Конечно ж, с бабой на сеновале.
Яздурды. Плохо говоришь!
Фуряеев. Как ты разговариваешь со старшим по званию, под арест захотел? Можешь посмотреть сам, сходи к сараю.
Яздурды. Зачем не любишь Нахарова? Я все вижу.
Фуряев. Какой ясновидец. Душу мою разглядел. Да разве можно ее увидеть такими узкими глазами?

Яздурды осторожно входит в сарай. Осматривается. Из сена торчат две пары босых ног.

Яздурды (тихо). Товариш командир.

Одна пара ног сразу же исчезает, другая вслед за ней.

Яздурды(громко). Где вы, товариш командир?

Из сена  появляется заспанное лицо летчика из другой эскадрильи.

Яздурды. А где Нахаров?
Летчик. Уж точно не рядом.
Яздурды. Как сам не догадался?

Под березой, развернув карту на столе, Ефремов ставит боевую задачу.
 
Ефремов. Пехоте удалось сбить немецкий почтовый самолет, там оказались секретные архивы. Наземные части находятся в крайне стесненных обстоятельствах, кругом немцы. У-2 не дошли, немцы их сбили. Садиться придется в поле. Вылетайте с ведомым немедленно. Приказано доставить документы любой ценой.

По дороге двигается пехотный полк. На обочине дымит подбитая техника. На подводе лежат раненые, рядом идет Маша. Вдалеке на небе появляется пара самолетов.

Василий. Не фашисты? До леса добежать не успеем.
Тимошин. Тебе только по кустам бегать. Если не фриц, то…. Маш, а Маш, не твой ли летчик на свиданку прет?

Тимошин заливается смехом и несколько рядом идущих бойцов в унисон ржут. Маша молчит.  Она смотрит на небо в сторону самолетов.

Тимошин. Получила одно письмо за всю войну. Да он женился давно на другой бабе и в тихой гавани прохлаждается лимонадом.
Дядя Миша. Угомонись! Верность ; великое чувство. Она ждет его…. Кончится война, что вспоминать будете, кобели? А ты, Тимошин, уже всякое приличие потерял, война всю душу твою соленую вытрясла.

Самолеты летят низко над лесом. Сбавив скорость, один из них выпускает шасси и садится в поле. Второй идет на разворот, набирая высоту. Ротный с мешком на плече бежит по полю, к месту посадки за ним солдат с рюкзаком. Маша поправляет шинель на раненом офицере и направляется за командиром роты.

Тимошин. Глянь! Она поверила и как бригантина пошла по волнам. Так-так!

Роман выбирается из кабины и бежит навстречу офицеру.

Тимошин (глядя в след Маши). На что баба столько времени надеется? Не может этого быть….

Командир роты. Молодец, летчик, это секретные документы, за них много людей полегло, обязательно долети.
           Роман. Доставлю.
Маша (кричит). Роман! Это я.
Роман. Маша?
Маша. Я писала тебе. Ответа не было.
 
Василий. Так это ее летчик, братцы!

Командир роты (кричит и размахивает руками). Немедленно взлетай!

Тимошин. Да не он! Назло мне изображает.

Роман крепко обнимает Машу.

Тимошин. Убью! Убью обоих!

У колонны на обочине дороги разрывается снаряд, и высокий, тощий солдат, сраженный осколком, падает на землю. Из-за леса ползут немецкие танки и пехота. Над горизонтом появляются черные точки самолетов.

Командир роты (хватаясь за кобуру). Взлетай!
 
Роман целует Машу и бежит к самолету. Истребитель стремительно разбегается по полю и взмывает в небо.

Маша (шепотом). Ты  адрес опять не оставил.

Полк рассредоточивается и занимает оборону. Немецкие истребители, используя высоту, короткой атакой сверху пикируют и открывают огонь по советским самолетам. Машина ведомого Алексея Сечкина дымит, резко снижается и плюхается на землю. Нахаров на подъеме делает разворот в сторону солнца и на мгновение исчезает из поля зрения немецких летчиков. Советский истребитель оказывается снизу и открывает огонь по немецким самолетам. «Мессершмитт» загорается и падает в лес. Второй самолет получает пробоины в хвостовом оперении и, потеряв управление, выходит из боя. Роман глядит на землю. По полю к подбитому советскому самолету бежит маленькая фигурка Маши. Немцы большой группой рвутся к советскому истребителю. Сечкин выбирается из кабины самолета, у него  ранена рука.

Маша. Вы ранены? А где Роман?
Сечкин. Чуть задело, ерунда. Вот он садится.

Самолет садится на поле, Роман  выбирается из кабины.
 
Роман. Сечкин, лететь сможешь?
Сечкин. Смогу.
Роман. Садись!
Сечкин. Чтоб я прилетел на твоем самолете? Никогда!
Роман. Это приказ! Она полетит в фюзеляже.
Маша. Я останусь здесь.
Роман. Выполнять немедленно!

Рядом разрывается снаряд и наносит контузию Маше. Она качнулась и упала на землю. Немцы вклиниваются между полком и самолетами. Танк и несколько мотоциклистов идут прямым ходом на советские истребители.
Летчики поднимают Машу и помогают ей влезть в люк. Рюкзак с документами не входит в технический отсек. Истребитель разгоняется и взлетает. Роман берет рюкзак с архивом и бросается со всех ног в лес.

В блиндаже, освещенном тусклым фитилем, уткнувшись локтями в грубый стол, сидит майор особого отдела и хмуро смотрит на Машу.

Майор. Куда и как исчезла часть немецкого архива?
Маша. Вещмешок с документами остался у летчика Нахарова.
Майор. А почему вместо архива он отправил вас? С чего бы это?
Маша. Мы знаем друг друга с 41-го года, переписываемся.
Майор. Конечно, встретились случайно, и личные отношения оказалось выше служебного долга. Так?
Маша. Он спас раненого летчика и меня. Немцы через минуту схватили бы нас.
Майор. А может, это хорошо продуманная операция врага, ведь часть архива осталась на немецкой территории. Сутки прошли, никто не явился.
Маша. Если летчик Нахаров жив, архив будет здесь (поднимается со стула). Я могу повторить эти слова даже перед товарищем Сталиным.
Майор (оторопев). Пока отправляйтесь в свою часть, они вышли из окружения и соединились с основными силами.

Роман идет лесом. Отдаленно слышатся звуки моторов. Низко над землей проходят немецкие истребители. Он направляется в сторону пролетевших самолетов. Впереди открывается  аэродром. По периметру  выставлена охрана и зенитные установки. На поле более десятка истребителей. Роман ложится в высокую траву и  наблюдает за движением на аэродроме. Самолеты готовят к боевым вылетам: заправляют горючим, боеприпасами.

По всей округе советского аэродрома разливается голос молящегося Яздурды. Ефремов издали смотрит на него. Когда Кулиев окончил молитву, подошел к нему.
Ефремов. Поможет?
Яздурды. Товариш командир, можно идти готовит самолет к полет? Командир придот, летат тохда нада.
Ефремов. Готовь, Кулиев.

Яздурды пошел к самолету, а Ефремов смотрит ему вслед, оглядывается по сторонам.

Ефремов. Господи, помоги Роману!

Роман глядит на часы - стрелки показывают четыре часа. Один из немецких техников направляется к лесу. Встав за дерево, справляет нужду. Когда техник возвращается к самолетам, он достает из кармана губную гармошку и играет веселую мелодию. Роман возникает на пути немца и угрожает пистолетом. Тот, испугавшись, растерянно глядит на него, потом протягивает гармошку.
 
Немец. Найн!

Роман жестом приказывает ему раздеться. Затем связывает ремнем руки и затыкает пилоткой рот. Надевает на себя немецкую форму и направляется к истребителю. Роман прикладывает к губам гармонь и отрывисто издает несколько звуков. Кто–то отвечает веселой мелодией. Роман поднимается на крыло "мессершмита", бросает в кабину рюкзак и занимает место пилота. Он мельком осматривает приборную доску и запускает двигатель. Самолет срывается с места и быстро катится на взлет. Роман прибавляет обороты, и самолет взмывает в небо. По полю размахивая руками, бегут солдаты.

Фуряев проходит столовую, нарочито отвернув голову от здания. С крыльца на него глядит официантка Нина.
 
Нина. Товарищ Фуряев, Александр! Погодите.

Фуряев неохотно останавливается и засовывает руки в карманы галифе.
 
Нина. Почему вы избегаете встречи со мной?
Фуряев. Дел полно. Война, между прочим, идет.
Нина. Вы сказали, что любите меня.
Фуряев. Это ж было на сеновале, в такой момент все про любовь говорят.
Нина. Александр, я вам не все еще сказала, я беременна, уже три месяца.
Фуряев. Поздравляю, и кто будущий отец?

Девушка покраснела, на глазах показались слезы. Она подходит к нему.

Фуряев. Ну-ну, только без этого!
Нина. Как же, так можно?
Фуряев. Я что, единственный у тебя?

Девушка вытирает ладонью на щеках слезы.

Фуряев. Ну что еще?

Сильная оплеуха от оскорбленной женщины обескураживает Фуряева. С головы слетает фуражка и падает к ногам Яздурды, в руках которого  ведро с белой краской.

Фуряев (Яздурды). Видишь, жизнь какая, не знаешь, куда деваться… Где краску раздобыл? Может, нальешь чуточку?
Яздурды. У вас посуда нет.

В небе появляется немецкий истребитель. Он выпускает шасси и заходит на посадку. Фуряев ныряет в кусты.

Фуряев. Во… Воздух!
Яздурды. Где воздух? Он сажатся будет тут, шасси открыл.

Яздурды и Фуряев бегут к посадочной полосе. «Мессершмитт» приземляется и, встав на стоянку, глушит двигатель. Открывается фонарь самолета, из кабины выбирается Нахаров. Фуряев, увидев Нахарова, останавливается.

Фуряев. Дружки новым самолетиком снабдили!?
Яздурды. Товариш летенант, разрешите ваш фуражка?
Фуряев. Зачем?
Яздурды. (берет фуражку и наливает в нее краску). Вам же краска нужен? Хватит рисовыват звездочка на самолет до конца войны.
Фуряев. Закопаю без лопаты!
Яздурды. Я не протыв этого, если меня поймает, товарищ старший лейтенант.

На следующий день к немецкому самолету идут корреспондент фронтовой газеты с фотоаппаратом на груди, Роман и Ефремов.

Корреспондент. Удачно в ваш полк приехал, хоть и задержался на неделю. Вот это сюжет вы  подбросили!
Ефремов. Сюжетов у нас много.
Корреспондент (показывает на "мессершитт"). Прекрасный самолет, новенький! На фоне этого аппарата предлагаю сделать снимок нашего героя.
Роман. Зачем? У меня имеется свой истребитель.
Корреспондент. Согласен, давайте на фоне вашего истребителя. Где самолет?

На капоте самолета красуется большая ромашка, на фюзеляже одиннадцать ромашек поменьше, а двенадцатую, чуть крупнее, старательно рисует Яздурды, расположившись на крыле истребителя. Все с удивлением переглядываются.

Корреспондент. Вы уверены, товарищ подполковник, что на этом плане надо снимать доблестного летчика?

Ефремов строго смотрит на  Романа. Он бегом направляется к самолету.

Роман. Ты что сделал? Смеяться будут на всем фронте. Смывай немедленно, корреспондент ждет.
Яздурды. Зачем так крычат, товарищ командир? Я думал, что делат.
Роман (с досадой). Почему не посоветовался?
Яздурды. Потому что подарок. Рома и Машка, получатся ро-ма-ма-шка. Понимат надо!
Роман. А говоришь, по - русскому не понимаешь.
Яздурды. Так точно, пока не понимаю (прикладывает ладонь к груди). Это здес родился, товариш командир.

Роман обнимает Яздурды.

Ефремов (корреспонденту). Кажется, фон подходящий. Как вы полагаете?
Корреспондент (прищурив глаз). Что-то в этом есть, по крайней мере, необычно.

Титр: Июль 1944 год.

Среди густой травы ветром качает ромашки. Свистят пули, побив цветы у края траншеи. В блиндаже на командном пункте полка звонит телефонный аппарат.

Телефонист. Товарищ подполковник, вас вызывает пятый.
Подполковник. Слушаю, товарищ пятый.
Голос в трубке. С высотой надо кончать к двадцати двум часам.
Подполковник. Товарищ пятый, поддержите авиацией или артиллерией.
Голос в трубке. К сожалению, в данный момент помочь не сможем.
Подполковник. Оборона на высоте крепкая, людей положим, их у меня с батальон осталось.
Голос в трубке. Действуйте  ; это приказ!

На рукав кителя командира полка падают несколько лепестков ромашки, он их стряхивает ладонью. Маша, облокотившись на плетеную стенку траншеи,  читает письмо. На листе написано: «До скорой встречи, милая, дорогая, единственная, бесконечно любимая Маша. Твой Роман». Затем она глядит на вырезку из газеты. На фотографии изображен Роман в летной форме, на фоне самолета с ромашками на борту, из-за его спины выглядывает Яздурды. Маша аккуратно сворачивает бумаги и прячет в нагрудный карман гимнастерки.

Командир полка. Как настроение, лейтенант?
Маша. Очень хочется жить, товарищ подполковник.

Вечер. Солнце касается верхушек деревьев. Бойцы, рассредоточившись по траншее, готовятся к атаке.

Ротный командир (взводит затвор автомата). Товарищи бойцы!  За мной, вперед! За Родину!

Пехота бросается в атаку на высоту. Но шквальный огонь из пулеметов и минометов кладет бойцов, и атака захлебывается. Когда рассеивается пыль и дым, слышатся стоны и крики о помощи.

Маша. Разрешите оказать помощь.  Слышите, есть живые.
Командир полка. Погоди, чуть стемнеет. Сколько людей полегло. Ах, ты!
Маша. Нельзя ждать. Надо идти.
Командир полка. Не рви мне сердце. Нельзя, накроют.

На поле опять кто-то кричит. Маша выскакивает из траншеи и короткими перебежками двигается к раненым.

Командир полка. Куда? Вернись!

Немецкие пулеметы открывают огонь. Красноармейцы отвечают залпами из всех видов стрелкового оружия. Затем на поле разрываются несколько немецких мин.  Маша ползет по полю, волоча за собой санитарную сумку. Вокруг лежат разбросанные в беспорядке тела. Маша пытается нащупать пульс у ротного, но он мертв. Затем двигается дальше, но живые не попадаются. Достигнув большой воронки, она сползает на дно передохнуть. На дне лежит, раскинув руки, человек. Маша касается пальцами лица залитого кровью  и щупает  на виске пульс.

Тимошин. Живой я, пока.
Маша. Тимошин!?
Тимошин. Не бойся, хватать не стану.
Маша. Я не боюсь.
Тимошин. Придушишь? Или так бросишь?
Маша (расстегивает пуговицы на гимнастерки у Тимошина). Буду лечить. Потерпи маленько.
Тимошин. Тельник не тронь… Теперь ты моя.
Маша. Ползком, ползком ; и дома. Мужик ты здоровый, дойдем. Дотащу.

Маша подсовывает под Тимошина плащ-палатку.

Тимошин (тихо). Хоть издохну на твоих руках, а не как скотина. Прости, санитарочка! Коряво я любил тебя…
Маша. Не держу зла на тебя… Ты не скотина ; человек, боец Красной армии.

Из-за подбитого танка выглядывает немецкий солдат и бросает гранату. Рядом с Машей раздается взрыв, и осколок пробивает ее грудь. Она падает на покатую стенку воронки. Глаза ее  широко открыты.

Маша (шепотом). Рома! Господи!

Из траншеи за высотой наблюдает командир полка, рядом солдат Гребенкин.

Командир полка. Кто там громыхнул?
Гребенкин. Кажись, немцы, товарищ командир.
Командир полка. Плохо дело! Надо идти за нашей сестричкой. Боец  за мной.

Подполковник и солдат ползком направляются в сторону врага. Взлетает осветительная ракета, и они прижимаются к земле. Затем продолжают движение. Гребенкин заглядывает в воронку и показывает командиру жестом – сюда. Они скатываются на дно.

Гребенкин. Тимошин неживой. Кудрова тоже не дышит, погибла девка.

Взлетела очередная немецкая осветительная ракета. Ночь прошивают вражеские пулеметы, они вновь прижимаются к земле.
 
Командир полка (прикладывает ухо к груди Маши). Да, не бьется. Но я не оставлю ее здесь.
Гребенкин. Она же мертвая. Зачем тащить? Немцы пристрелят, возвращаться надо.
Командир полка. Забыл, как она тащила тебя всю ночь по минному полю с осколком в спине? Отставить разговоры, выполнять приказ!

Они волокут на плащ-палатке Машу. Взлетает очередная осветительная ракета. Трассирующие пули прошивают ночь. Гребенкин опускает тело Маши в траншею, рядом свистят пули. Одна из них бьет в спину командира полка. Он вздрагивает и медленно съезжает в траншею.

Лейтенант. Фельдшера! Командира ранило! Степан Михайлович, сейчас санитары придут. Потерпите.
Командир полка. Машу похоронить отдельно.
Санитарка. Пропустите!
Лейтенант. Поздно уже.

Светает. Два солдата, дядя Миша и Василий на носилках несут Машу к деревьям, где стоит подвода.

Дядя Миша. Какая девка погибла! Васенька, не хочу, чтоб меня вот так тащили зарывать. Чем дальше война, тем жить больше хочется. Какой гад ее придумал? Достать бы его и по морде съездить, как следует.
Василий. Иду и думаю, как такую красоту в землю зарывать, рука ж не подымется. Эх, никому девка не досталась! Давай руки переменим, затекли.

Они опускают носилки на землю. Василий приближается к лицу Маши.

Василий. Дядь Миш, глянь! У нее ресница дергается!
Дядя Миша (вглядывается).  Жива девка! Жми, Вася, к подводе, да не споткнись.

Бойцы бегом несут Машу к телеге. Аккуратно укладывают ее на подводу. Над позициями полка появляются немецкие бомбардировщики, и громыхают первые разрывы.

Дядя Миша. Фрицы поперли, надо возвращаться, Васенька. Я пойду один, тебе, рядовой Ванечкин, приказываю доставить сестричку в медсанбат.

У сгоревшей деревни Василий, останавливает лошадь и подходит к мальчишке, ковыряющему борозду на которой убрана картошка.
 
Василий. Тебя как зовут?
Иван. Иваном.
Василий. Батя на фронте, небось?
Иван. Воюет! Тоже хочу бить фашистов. Они деревню нашу сожгли.
Василий (указывает рукой на подводу). Знаешь, кто там лежит?

Иван качает головой.

Василий. Там наш полковой доктор. Она спасла жизни многих солдат. А теперь сама умирает. Ей надо помочь. Понял?

Мальчик приподнимается на цыпочки и глядит на потемневшее лицо Маши.

Василий. Теперь ты боец Красной Армии (надевает на голову Ивана свою пилотку). Слушай боевой приказ: немедля доставить доктора в медсанбат, что за вашей деревней находится.
Иван. А ты куда, дядя?
Василий. Туда, к боевым товарищам.

Иван берется за вожжи.

Василий (протягивает четвертинку буханки хлеба). Держи. Иди, Ваня, гони, сынок. Шибко надо, а то доктор помрет.

Василий, закидывает винтовку на плечо и бежит на позиции. Ваня не сводит глаз с краюхи хлеба, сглатывает слюну, но не трогает. Бережно заворачивает четвертинку хлеба в лоскут и дергает вожжи. Кобыла трогается с места. Ваня спешит рядом, сверкая босыми пятками. Спотыкаясь о кочки, бежит дядя Вася, рядом с ним рвутся бомбы и снаряды.

Аэродром. Роман читает письмо: «Если бы ты знал, как я хочу тебя видеть. Твоя Маша». Он широко улыбается, кладет письмо в карман гимнастерки. Затем, раскинув широко руки, кружится и падает в ромашки. В это время в воздух взлетает сигнальная ракета. Аэродром приходит в движение. Летчики, впрыгнув в кабины, запускают двигатели самолетов.

Яздурды. Товарищ командир, краска белый закончился. Желтый есть, можно ромашка на самолет рисоват.
Роман. Да какая разница (закрывает фонарь кабины).

Шесть немецких бомбардировщиков Ю-88 в сопровождении шестерки истребителей идут на позиции советских войск. На большой скорости сверху в атаку заходит пара Фуряева, и к земле, волоча тяжелый шлейф дыма, устремляется немецкий бомбардировщик. Истребитель Фуряева, оставив ведомого, кружится с «мессером». Сделав вираж, в контратаку идет «мессершмитт». В небе крутиться карусель: советские истребители прорываются к бомбардировщикам, а немцы пытаются их перехватить.
 

Радиосвязь. Саша, пара «худых» сверху!
Прикрой, атакую!
Двое со стороны солнца.
Я выхожу из боя.

«Мессершмитт», сделав переворот, уходит в пике и сваливается на ведомого Фуряева.

Радиосвязь. Леха, справа, на три часа!

Из горящего самолета выпрыгивает советский летчик, еще секунда ; и раскрывается парашют. Немецкий истребитель с ходу стреляет в раскрытый  купол. Пули попадают в летчика и зажигают парашют.

Радиосвязь. Гаси их, ребята!

Роман закладывает крутой вираж, заходит «юнкерсу» в хвост и открывает огонь. К двухмоторному бомбардировщику тянутся огненные трассы. Правый мотор загорается, и самолет сваливается вниз. Роман осматривается. Рядом проходит два истребителя: немецкий с сердцем и стрелой на борту, за ним идет истребитель Фуряева. «Юнкерсы» поспешно сбрасывают бомбы, разворачиваются и уходят на запад. Только самолет с сердцем на борту продолжает вести неравный бой. Зажатый в клещи, его пробивает очередь из самолета Фуряева. Немецкий истребитель  дымит. Истребитель Фуряева дает  залп из пушек. Самолет горит. Роман закрывает глаза и сжимает губы. Затем самолет Фуряева, сваливается на крыло, уходит в резкое пике и поджигает еще один «юнкерс». Сверху из-за облаков на Романа сваливаются два «фоккера». Молниеносная атака ; и самолет Романа несет к земле. Он открывает фонарь и выбрасывается из кабины.

С треском Роман пролетает сквозь кроны деревьев, ударяясь о ветви. С рассеченной бровью он падает на землю и теряет сознание. Из–за дерева выглядывает чумазое лицо девочки лет десяти, затем ствол винтовки и показывается мальчишка лет шести. Держа вдвоем наперевес винтовку, они опасливо приближаются к Роману. Роман лежит без движения. Подойдя вплотную, они всматриваются в его лицо.

Захарка. Кажись, наш.
Настя. А если фашист?
Захарка. Видишь, звезды на погонах.
Настя. Может переодетый немец?

Роман открывает глаза, морщит лицо и приподнимается на руке.

Настя. Руки вверх, дяденька! Ты кто?
Роман. Я советский летчик.
Настя. А где самолет?
Роман. Мой самолет был сбит в воздушном бою, пришлось прыгать с парашютом.
Захарка. Разве советских летчиков сбивают?
Роман (встает). Сбивают.
Настя. Ни шагу дяденька, выстрелю!

Девочку ведет в сторону, она закрывает глаза и падает навзничь. Роман подхватывает  ребенка на руки. Мальчишка сигает в кусты, бросив винтовку.

Роман. Жива. Мальчик, иди сюда, пропадешь один в лесу.
Захарка. Я не боюсь, у меня есть ножик. А правда, ты наш летчик?
Роман. Ну, а чей?
Захарка. Честное слово.
Роман. Честное, пречестное. По-нашему ведь говорю.
Захарка. И ты нас выведешь из леса.
Роман. Вместе пробираться будем.

Роман поднимает девочку и идет, мальчишка направляется за ним.

Захарка. Весь хлеб отдавала мне. Сама голодала.
Роман. Сколько ж вы в лесу бродите?
Захарка. Сестра говорит, месяц.
Роман. А где ж вы хлеб взяли?
Захарка. Дяденьку убитого нашли, у него в мешке был хлеб и сало.
Настя (открывает глаза). Я сама пойду, Захарку возьмите на руки.
Роман. Давайте, ребятки, передохнем. У меня шоколад имеется!

Роман достает плитку шоколада, разламывает её и дает ребятам.

Захарка. Наш отец тоже летчик, бьёт фашистов на фронте.
Роман. А где ваша мама? Почему вы в лесу без взрослых?
Настя. Маму немцы убили, когда отходили. Мы убежали в лес.
Роман. Натерпелись!

Роман прижимает к себе детей.
 
Захарка. Вы нас не бросайте.
Роман. Не брошу, будем отца вашего искать. На фронте попробуем найти. Как фамилия ваша?
Дети (в один голос). Ефремовы!
Роман. Как Ефремовы? Отца зовут Иван Петрович? А ты Настя.
Настя (удивленно). Да!
Роман (взволновано). Дети! Да я ж всю войну с батей вашим… Он каждый день о вас вспоминал.
Дети. Ура! Папа нашелся.

Титр: Германия, май 1945 года.
 
В небо поднимается пара советских истребителей. Рядом с командиром эскадрильи Романом Нахаровым, молодые летчики лейтенанты Путивцев и Панов провожают взглядом самолеты.

Роман. Скоро, ребята, войне конец!
Путивцев. Товарищ командир, сколько будем еще сидеть? Когда воевать начнем?
Роман. Когда возникнет необходимость.

  Роман уходит в штаб.

Панов. Видел, что у него на самолете нарисовано? Цветочки… С таким разве повоюешь!?
Путивцев. Сколько цветочков нарисовано, сосчитал?
Панов. Нет.
Путивцев. Рекомендую счесть.  Только сапоги скинь.
Панов. Зачем?
Путивцев. Пальцев у тебя на руках не хватит – вот для чего! ; Он опытных летчиков  на задание отправляет, а нас бережет для будущей жизни.

На фюзеляже самолета Яздурды старательно подкрашивает облупившиеся белые ромашки.

Яздурды. Товарищ командир, самолет подготовил. Можно идти  на одну минуту?

Яздурды уходит за самолет и тут же появляется с моделью воздушного змея в руках.
 
Яздурды. Это вам, товарищ командир. Поздравляю днем рождения!
Роман. Откуда он у тебя?
Яздурды. Сам делал. Нравится?
Роман (обнимает Яздурды). Спасибо, Яздурды! Отец мой такие модели делал.
Яздурды. Маша письмо прислал?
Роман. Ни писем, ни ответа на запрос. Куда писать, да и у почты нашей полгода как номер изменился.

Вдали на горизонте появляется черная точка. На посадку заходит наш истребитель, за ним тянется хвост черного дыма. Аэродром приходит в движение. Самолет, покачиваясь из стороны в сторону, выпускает шасси. Из-за  облаков сваливаются два «мессера».

Роман. Всем в укрытие!

Немецкий истребитель стреляет и круто уходит вверх. От советского самолета летят осколки обшивки, он плюхается на землю и скользит по полю, оставляя за собой клубы пыли и дыма. Второй немецкий истребитель атакует стоящие на земле самолеты и бегущих людей.

Роман запускает двигатель и дает сектор газа на «полный».

Летчик Фуряев пытается открыть фонарь кабины. Яздурды бежит к самолету. Истребитель Нахарова, оторвавшись от земли, стремительно идет вслед за «мессером», уходящим на вираж. Яздурды открывает фонарь кабины и пытается вытащить Фуряева на крыло. Один из немецких истребителей развернувшись, заходит в атаку на аэродром. Яздурды изо всех сил тянет летчика из кабины. Фуряев теряет сознание и виснет на плече техника. Советский истребитель с ходу атакует немецкий самолет. Яздурды опускает Фуряева на землю и волочет от горящего самолета  на безопасное расстояние и валится на траву, в это мгновение истребитель взрывается. Второй немецкий истребитель открывает огонь по Яздурды и Фуряеву. Несколько пуль ложатся рядом, но одна попадает в спину Яздурды, который прикрывает собой Фуряева. Немецкий истребитель уходит крутой горкой вверх. Роман разворачивает свою машину и направляет на врага. В небе крутится воздушная карусель двух истребителей. Потом они расходятся и, развернувшись, устремляются лоб в лоб. Расстояние между самолетами стремительно сокращается, столкновение неизбежно. Но вдруг немецкий истребитель резко уходит вверх, подставив брюхо под пули и снаряды советского истребителя. «Мессер» сильно дымит и падает к земле. Из кабины выпадает летчик – спустя секунду раскрывается парашют.
Советский истребитель садится и, резко развернувшись, останавливается на полосе. Немецкий летчик падает на землю, его тащит парашютом по траве. Нахаров с пистолетом в руке бросается к нему. Раненый немецкий летчик   ползет к лесу. К месту приземления парашютиста бегут летчики и техники во главе с командиром полка. Роман, подскочив к немцу, наводит на него пистолет.

Ефремов. Отставить! Не стрелять!
 
Яздурды лежит на носилках, Роман подходит к нему.

Яздурды. Я не умру. Буду жить, только по-другому.

У холмика свежей земли стоят без головных уборов Ефремов, Роман, другие летчики и техники полка. В землю вбивают колышек с прибитой к нему фанерной табличкой: «Гвардии старшина Я.Кулиев». Летчики из пистолетов салютуют в небо. Роман остается один у свежей могилы.

Роман. Вечером перелетаем на другой аэродром, к Берлину. Добьем фашистов, приеду к тебе в День Победы, обещаю, Яздурды.
Путивцев. Товарищ командир.

Роман оборачивается. Перед ним стоит молодой летчик Путивцев, в руках он держит воздушного змея.

Путивцев. Разрешите запустить?
Роман. Давай, Сережа. Высоко, высоко, на самое небо.
 
Гурьбой  по полю несутся молодые летчики и поднимают в небо воздушного змея.

Командный пункт авиационного полка. Ефремов на КП берет в руку трубку телефона.

Ефремов. Так точно, понял, установить местонахождение противника в квадратах 39 и 40.

Входит Фуряеев, голова и правая рука перевязаны бинтами.

Фуряеев. Разрешите, Иван Петрович?
Ефремов. Слушаю, Александр.
Фуряев. Не знаю, как начать. В общем, банкрот я по всей своей жизни.
Ефремов. Кто обанкротил, Саня.
Фуряеев. Сам себя, под ноль, ничего не осталось.

Дверь комнаты приоткрывается и в проеме показывается голова Захарки, а затем Насти.

Настя. Пап, на обед пора.
Ефремов. Марш, к старшине Попцову! (Фуряеву) Александр, что стряслось?
Фуряев. Жить больше не хочу.
Ефремов. Мир на пороге, а ты про смерть рассуждает.
Фуряев. Любил девушку да потерял, друзей за четыре года не приобрел  (плачет). Кулиев погиб, спасая меня…  А я его обижал и не любил.
Ефремов. У каждого своя судьба,  изменить ничего нельзя.
Фуряев. Нахарова в сорок втором году заложил.
Ефремов. Как?
Фуряев. В особый отдел, невзлюбил его с первого взгляда.
Ефремов. Тяжело слушать тебя, Александр. Ты мой подчиненный офицер и боевой товарищ, с которым я на войне четыре года.  Правильно, что рассказал, стало быть, покаялся.

Роман изучает топографическую карту и делает в ней отметки красным карандашом. К нему подходит начальник особого отдела полка, майор Стукалов.
Стукалов (протягивает бумаги Роману). Пришел ответ на твой запрос, информация тщательно проверена. Полк был уничтожен в июле 1944 года массированной бомбардировкой немцев, а затем танковой атакой.
Роман. Как, всех до одного, разве такое бывает?
Стукалов. Они отвлекали на себя внимание, основной удар был нанесен в другом месте. Немцы их просто стерли…

Пригород Берлина. В трехэтажном доме из красного кирпича располагается госпиталь. По двору носятся санитары – привозят раненых. На операционном столе лежит боец.

Раненый боец. Доктор, больно будет, когда резать начнете?
Маша. Больнее, солдат, уже не будет (медсестре). Сделайте парню анестезию. Кость не задета, справитесь сами.

Маша выходит во двор, садится под липу и закуривает папиросу.
Подъезжает газик и, резко тормознув, останавливается у Маши. Из машины выходит начальник госпиталя.
 
Начальник госпиталя. Кудрова!

Маша бросает папиросу и подходит к начальнику.

Начальник госпиталя. Я из штаба дивизии. Никаких данных о вашем знакомом летчике пока нет. Тот полк, который вы называли, был расформирован в сорок четвертом году. Не переживайте, месяц другой после войны пройдет, может…
Маша. Когда она закончится? Объявили капитуляцию, а раненых все везут.

Маша идет по двору госпиталя, сворачивает за угол здания и, прислонившись к кирпичной стене, плачет. Её замечает военврач Удальцов.

Удальцов. В сорок четвертом году потеряли друг друга. Бегает теперь на каждый аэродром, все надеется найти своего летчика.
Сержант Михеев. У меня, товарищ капитан, дружок был в сорок втором году. Совершил человек геройский поступок, ему командование отпуск домой на десять суток к невесте предоставило. А он: «Как я поеду в родное село без медали? Сперва награду нужно получить».
Удальцов. Наградили?
Сержант Михеев. Дали ему медаль, позже, а через два дня дружка снарядом разорвало… Для нее, он есть самая большая награда. Жизнь и он!
Удальцов. Может летчик лежит в сырой земле? Что толку бегать, сердце рвать?
Сержант Михеев. А ежели не лежит? Я сколько на нее смотрю, вижу ; подвиг. Сердце мое так и забирает.

Вечер. По аэродрому идут, беседуя, Ефремов и Роман.

Ефремов. Тишина, красота кругом, словом, мир! Слово какое маленькое ; три буквы, а вместило четыре года войны.
Роман. Петрович, страшно подумать, война столько зла наделала, а я к ней привык. Мне хочется вернуться в лето сорок первого года, когда я встретил Машу. Затем в сорок третий год. Я не верю, что Маша погибла. Не верю!
Ефремов. Слушай, я предложил твою кандидатуру в испытатели. Самолеты новые в небо поднимать будешь. Согласен?
Роман. Пойду, Петрович.

Титр: Белоруссия. Июнь, 1947 год.

У печища сгоревшей избы останавливается военный грузовик. Из кабины выходит подполковник Роман Нахаров. Навстречу движется лошадь, запряженная в телегу, на которой сидит пожилая женщина.

Роман. Здравствуйте, вы из этих мест?

Женщина останавливает лошадь и глядит на Романа.

Женщина. Здешняя.
Роман. Это деревня Ожигово?
Женщина. Бывшая, сынок.
Роман. А где теперь?
Женщина. Нет больше такой деревни.
Роман. В июле сорок четвертого года эти места освобождал наш пехотный полк. Помните?
Женщина. Забыть нельзя.
Роман. После того как немцев выбили из деревни, что произошло потом?
Женщина. Немцы укрылись на холмах, наши пытались выбить их несколько раз.
Роман. Видели женщин в полку?
Женщина. Видела.
Роман. Что было потом?
Женщина. Самолетов тьма немецких налетела. Полдня бомбили. Потом разом стихло и танки пошли.
Роман. Наши отступили?
Женщина. Никого не осталось… Через два дня немцев погнали. Бойцов в общей могиле похоронили.
Роман. Где?
Женщина. Там, под липами.

Роман достает из вещмешка  буханку хлеба и отдает женщине.

Женщина. Кого  ищете?
Роман. Жену.

Роман подходит к липам. В центре холмика на колышке стоит табличка с номером захоронения. Роман опускается на колени и падает, раскинув руки, на холм. Женщина глядит на него, качает головой и  вытирает кончиком платка слезы.

Титр: Москва. Утро, 5 октября 1948 год.

Маша открывает высокую дубовую дверь и входит в просторный кабинет военного комиссара.

Комиссар. Присаживайтесь, на этот раз проверка была особо тщательной (делает паузу). Но, к сожалению, информация в сорок шестом и сорок седьмом годах была точной.
Маша. Как же так, никакой информации о человеке, о летчике. Не значится, не числится?
Комиссар. Вы кто ему?
Маша. Знакомая.
Комиссар (тыкает пальцем в стопку папок на столе). Матери не могут найти своих детей, мужья жен, а вы говорите, знакомая. Перестаньте ходить, будет информация, сообщим!

Маша быстрым шагом идет по больничному коридору, свернув, она входит в ординаторскую.

Маша. Здравствуйте! Прошу всех настроиться на работу – операция предстоит сложная.
Молоденькая медсестра. Когда мы на работу не были настроены? 
Медсестра в возрасте (шепотом). Мужика нет, на нас злобу срывает.

Мужской голос из коридора. Где она?
Женский голос из коридора. Следующая дверь направо.

Все прислушиваются, а Маша поднимается со стула. Шаги  приближаются к двери. Маша глядит в проем, ее губы дрожат. Дверь распахивается, и в комнату входит мужчина в форме летчика, он окидывает всех быстрым взглядом.

Летчик. Мама!
Медсестра в возрасте. Сынок! Ты приехал…
Летчик. Прибыл на десять дней.
Медсестра в возрасте. Что так мало? Я ж тебя не видела с сорок пятого года.
Маша. Вы можете быть свободны сегодня и завтра. Идите домой.

Они поспешно выходят из ординаторской в коридор, за ними следует Маша.

Маша. Вы не встречали летчика Нахарова? На фронте, может, после войны.
Летчик. Нет.

К Маше подходит хирург Дмитрий Михайлович, молодой человек лет тридцати.

Дмитрий Михайлович. Больной в норме, профессор у себя, так что, можно начинать операцию.

Титр: Ашхабад. 5 октября 1948 год.

На взлетно-посадочную полосу приземляется военно-траспортный самолет «Ли-2», оставляя за собой густое облако пыли.

По трапу спускается подполковник Роман Нахаров, в его руке небольшой чемоданчик, а на плече вещмешок с вышитой цветными нитками ромашкой. Он направляется к зданию местного аэропорта. У армейского газика томится в ожидании солдат. Заметив офицера с чемоданчиком, спешит к нему.

Солдат. Разрешите, товарищ полковник ваши вещи?

Роман передает вещи водителю, а сам следует за ним. Они садятся в газик и направляются в город.

Роман. На улицу Курбана Дурды.

  Навстречу попадаются редкие прохожие: пожилой человек ведет ишака, женщина несет воду, мальчишка гонит палкой несколько баранов.

Солдат. Почти приехали, за поворотом начинается ваша улица.

Посреди улицы группа  мальчишек играет в асыки. Тот, что  постарше Митяй, ловко обыгрывает последнего соперника, младше себя Реджепа.

Роман. Останови. Пешком дойду. Завтра заедешь в 8. 00, дом № 15.

Митяй. Сыграем на лабан, залитый свинцом? 
Реджеп (прячет руку за спину). Не буду!
Роман. Что за базар, пацаны? Кто у вас тут ас?
Пацаны. Митяй!
Роман. Сыграем, Митя?
Митяй. А плакать, дядя, не будете?
 
Ребята громко смеются, кроме Реджепа.

Роман (обращается к Реджепу). Тебя как зовут?
Реджеп. Реджеп.
Роман. Если дашь асык, я обыграю Митяя и верну твои мослы.
Реджеп (смотрит на награды Романа). Ты что, на фронте был?
Роман. Был.

Реджеп протягивает асык Роману.
 
Митяй. Играем в накидного.

На землю падает асык, несколько раз подпрыгивает и останавливается. Митяй прищуривает глаз и метает альчик. Мосол описывает дугу и падает рядом на землю с костью Романа. Теперь бросает Роман и попадает в асык Митяя. Потом Нахаров попадает еще раз…

Митяй (Обиженно). Больше играть не буду.
Роман (протягивает горсть маслов Реджепу). Держи, Реджеп.

Мальчишки удивленно глядят на незнакомца. Роман развязывает вещмешок и достает из него кулек с конфетами.

Роман. Разделите поровну.

Ребята налетают на кулек, как воробьи. Не шелохнувшись, в стороне гордо стоит Митяй. Роман дает ему плитку шоколада и похлопает  по плечу.
 
Роман. Самых сильных людей вообще не бывает. Так что не переживай. Где живут Кулиевы, подскажешь?
Митяй (повеселев). Через два дома по той стороне.
Реджеп. Дяденька!

Роман оглядываетсяся.

Реджеп (протягивает на ладони лучший асык). Тебе, солдат!

Роман открывает калитку и входит во двор. У деревянного топчана хлопочет по хозяйству молодая женщина, дочь Яздурды Акджагюль. Увидев незнакомого мужчину в военной форме, она идет ему навстречу.

Роман. Здравствуйте, здесь проживают Кулиевы?
Акджагюль. Вы, Роман Александрович, боевой товарищ папы?
Роман. Так точно! А вы маленькая Акджагюль.
Акджагюль. Проходите в дом.

На пороге дома появляется молодой мужчина-туркмен, он подходит к Роману.
 
Гурбан. Я муж Акджагюль, Гурбан, здравствуйте.

Нахаров, Гурбан, Акджагюль сидят на топчане, скрестив ноги, пьют чай. Роман берет в руки вещевой мешок, развязывает его и, вынимает пачку писем, коврик, награды.

Роман. Ваши письма к отцу на фронт.
Акджагюль. Спасибо.
Роман. Его коврик, он молился на нем каждый день.
Акджагюль. Благодарю вас.
Роман. Боевые награды, гвардии старшины Кулиева.

Акджагюль молчаливо смотрит на вещи, гладит их рукой, а по ее щекам текут слезы. Из дома доносится плач ребенка. Гурбан идет в дом.
 
Роман. Он вас сильно любил, меня любил, любил солнце! Я его тоже любил и сейчас люблю.
Акджагюль. Как погиб отец?
Роман. Он погиб под Берлином, оставалось несколько дней до победы. Погиб геройски, из горящего самолета спас летчика. Налет был на аэродром.

На пороге появляется Гурбан, он держит на руках мальчика лет двух.

Гурбан. Это наш сын Мерет!
Роман. Вылитый дед!

Титр: Вечер. Москва, 5 октября 1948 год.

По ступенькам больницы спускается Маша и Дмитрий Михайлович. Они идут по скверу. Дмитрий Михайлович останавливается, берет Машу за плечи.

Дмитрий Михайлович. Я давно думаю о вас.
Маша. Нам нужно идти, поздно.
Дмитрий Михайлович. Погодите, Маша! Не могу на ходу. Я не женат, вы не замужем. Почему, как вы думаете?
Маша. Потому что не сложилось, в силу различных обстоятельств…
Дмитрий Михайлович. Так давайте сложим! Подчиним обстоятельства нашей воле.
Маша. Обстоятельства ; не просто слова. За ними стоят невидимые силы, они гораздо сильнее наших желаний.
Дмитрий Михайлович. Между нами никого и ничего нет.
Маша. Вы словно рентген, пронзили всю окружающую среду.
Дмитрий Михайлович. Спустя год защитим кандидатские, пройдет десять лет ; докторские, поездки по стране, за границу, почет, уважение, слава! Там, глядишь, дети пойдут.
Маша. Где ж вы, Дмитрий Михайлович, в такой бурной жизни место для детей найдете? 
Дмитрий Михайлович. Это мы по ходу дел решим. Я делаю вам предложение. Мною все обдумано и решено бесповоротно.

Приближается трамвай.

Маша. Мой трамвай, последний. Ваше предложение хорошее, я обязательно подумаю.

Маша бегом направляется к трамвайной остановке.

Дмитрий Михайлович (кричит в след). Отныне в ваших руках наша судьба!
 
Маша оглядывается и взмахивает рукой Дмитрию Михайловичу.

Маша входит в квартиру, идет узким коридором до двери своей комнаты. Бросает пальто на стул, берет чайник и отправляется на общую кухню. Там на плите скворчит сковородка,  пожилой мужчина ложкой мешает картошку.

Маша (тихо). Здравствуйте, Андрей Николаевич! У вас нет случайно водки?
Андрей Николаевич. Что-то случилось? Вы же не употребляете.
Маша. Извините.

Она ходит по комнате. Потом садится на кровать и укрывается платком. Но сразу же поднимается и идет к шкафу. Со скрипом открывает дверцу. Маша достает плечики с военной формой, быстро раздевается. Затем надевает гимнастерку, на которой  погоны капитана, юбку и легко обувает сапоги. Поправив волосы,  надевает на голову пилотку с красной звездой, отдает честь и плачет.

Титр: Ночь. Ашхабад 6 октября 1948 год.

Роман сидит на своей постели. На ладони его руки лежит асык, подаренный Реджепом.

Военные годы. Аэродром. Яздурды расставляет на песке камушки.  Камнем поменьше бросает в них.

Яздурды. Так надо.

Роман поднимается с постели,  прохаживается по комнате, выглядывает в окно. На топчане сидит Акджагюль, перед ней лежат вещи отца, она тихо плачет. Уличный фонарь тускло освещает пустую улицу. Нахаров ложится на кровать.

Волны накатывают на песчаный берег. Мальчик в халате и тюльпеке сидит на песке, скрестив ноги, смотрит на бескрайнее море. Человек с черной бородой манит к себе мальчика, усаживает его на верблюда, и они идут берегом.

Фонарь на столбе качает.  С потолка сыплется штукатурка. Роман вскакивает с постели. Еще мгновение ; и большей силы толчок потрясает дом,  рушится  стена.

Акджагюль. Мерет, сынок!

Роман бросаетсяся в соседнюю комнату и хватает из кроватки плачущего ребенка. Гурбан лежит на полу, его придавило балкой.

Роман. Акджагюль!

Акджагюль берет Мерета и отбегает в сторону.

Акджагюль. Где Гурбан?

Роман исчезает в глубине дома. Огромной силы толчок сотрясает дом, и он весь обрушивается. Осколок строения бьёт в спину Акджагюль, она падает, выронив Мерета. Наступает оглушающая тишина. Густая пыль висит над городом и закрывает небо. Слышатся стоны и просьбы раненых о помощи. Акджагюль лежит на земле. Мерет сидит около матери и всхлипывает. Во дворе на топчане, покоятся  вещи Яздурды  и вещмешок Романа.

Титр: Москва. Эта же ночь.

В темной прихожей протяжно звониит телефон. Загорается лампочка, и к аппарату спешит Андрей Николаевич.

Андрей Николаевич. Слушаю!.. Слушаюсь.
Маша (выглядывает в коридор). Меня спрашивают?

Бульдозеры, экскаваторы, самосвалы, люди расчищают завалы после страшного землетрясения. На некоторых развалинах  служебные собаки ищут уцелевших людей. Людям раздают питание, теплые вещи. В полевых госпиталях оказывают необходимую медицинскую помощь. Маша принимает пострадавших.
 
Маша. Открой ротик, теперь покажи ручки. (Акджагюль) Глазки тоже в норме. Мальчик здоров. Ссадины скоро заживут.
Акджагюль. Спасибо, доктор.
Маша. У вас переломов нет, сильный ушиб, применяйте мазь, через неделю все пройдет.

Акджагюль берет на руки Мерета, вешает на плечо вещмешок, на котором красуется яркая ромашка.
 
Маша. Девушка! Это ваш вещмешок?
Акджагюль. Теперь мой.
Маша. Где вы его взяли?
Акджагюль. Летчик к нам приехал, вместе с отцом воевали. Его  с моим мужем завалило.
Маша. Вашего отца звали Яздурды?
Акджагюль. Да, как вы узнали?
Маша. По какому адресу вы проживали?
Акджагюль. Курбана Дурды, дом 15.

У руин рычит бульдозер. Сержант с собакой, заканчивает осмотр развалин.

Сержант. Товарищ капитан, живых нет, пес не обнаружил.

По улице гонит газик, резко тормозит, из него выскакивает Маша.

Капитан (бульдозеристу). Давай!

Труба бульдозера выпускает черную тучу дыма, и он ползет на развалины.

Маша. Стойте! Остановитесь, там люди!

Бульдозер ковшом цепляет обломки. Маша взбирается на груду развалин и руками упирается в металлический ковш.

Маша. Не смейте, остановите работы!
 
Бульдозер останавливается, и на гусеницу выпрыгивает, жестикулируя и бранясь, механизатор. К бульдозеру бежит капитан.

Маша. Товарищ капитан, прекратите работы.
Капитан. Ты что командуешь здесь?! 
Маша. Разгребайте вручную, под обломками есть люди.
Капитан. Откуда вам это известно? Мы осмотрели несколько раз. Чем мы тут, по-вашему, занимаемся? У меня приказ. Уходите с моего участка!
Маша. Не уйду! Разбирайте завал руками.
Капитан (хватается за кобуру). Да я тебя пристрелю по закону военного времени!
Маша. Стреляй!

Вокруг собираются люди. Капитан оглядывается по сторонам и прячет пистолет в кобуру и вяло дает бульдозеристу отмашку - назад. Бульдозер сдает в сторону. Солдаты растаскивают обломки руками. Навал становится все меньше и меньше. И вскоре среди обломков показывается человеческая рука.

Сержант. Есть человек, товарищ капитан!

Маша оглядывается. Солдаты извлекают тело Гурбана и кладут на брезент.

Маша. Этот человек мертв. Должен быть второй.

  Вскоре из-под обломков показалось тело второго…

Маша в белом халате идет по больничному коридору. Замедлив шаг, она останавливается у двери палаты, тихо открывает ее и входит внутрь. Медленно ступая, подходит к больничной койке и садится на стул. Забинтованная нога торчит из-под одеяла. На перевязанной руке шевелятся кончики пальцев. Голова больного  медленно поворачивается к Маше. Маша улыбается. Роман открывает глаза.

Роман. Маша! Откуда ты здесь?
Маша. Я здесь работаю.
Роман. Как ты?
Маша. Как и полагается одинокой женщине.
Роман. Почему одинокой?..

Маша жмет плечами.

Роман. Как ты нашла меня? Я человек засекреченный.
Маша. Полковая разведка помогла.
Роман. Все ли у меня цело, на месте?
Маша. Все в норме.
Роман. Тогда… выходите за меня замуж.
Маша. Я должна подумать.
Роман. Сколько?
Маша. Одну минуту.

Ладонь Маши  опускается на руку Романа.

Титр: Германия, 9 мая 2007год.

Легковой автомобиль на большой скорости едет по автобану.
В салоне на заднем сиденье располагается Нахаров Роман Александрович и его жена Нахарова Мария Васильевна. Ее ладонь покоится на его руке. Автомобиль съезжает на второстепенную дорогу и останавливается у кромки поля. Они выходят из машины, и водитель рукой указывает, куда им идти.

Мария Васильевна. Ребята Ефремовы нас поздравили, Захарка звонил. Хорошо, что мы выбрались к твоему боевому товарищу. Я была как-то обделена все это время. С кем дослуживала, встречались редко. Полк свой забыть по сей день не могу.

         Впереди показывается обелиск.

Роман Александрович. Кто-то ж вынес тебя с поля боя и доставил в медсанбат.
Мария Васильевна. До сих пор тайна. Когда на поправку пошла, уже в госпитале мне санитарка рассказала: «Былины о вас складывают, будто бой на позициях идет, дым столбом, огонь, а тут конь появляется, запряженный в телегу, без возничего и в медсанбат чуть живую везет.
Роман Александрович. Человек это сделал! Взять, к примеру, Сашу Фуряева, всю войну только о себе заботился. А в 1959 году горящий самолет от города увел на болота, сам без ноги остался.

У обелиска, склонившись над плитой, стоят Мерет и два его сына. Увидев супругов, они почтительно приветствуют их.

Роман Александрович. Здравствуй, сынок, здравствуй, Мерет! Какие хорошие у тебя сыновья!

Мария Васильевна и родственники Кулиева беседуют поодаль от обелиска, а Нахаров подходит к гранитной плите. На ней  написано: «Гвардии старшина Красной Армии Я. Кулиев».
Роман Александрович бережно кладет асык на гранитную плиту, затем  вытягивается во весь рост и отдает честь. Губы его дрожат, лицо искажается болью, он  падает. Его подхватывают Мерет и сыновья.

В немецком госпитале на больничной койке лежит Роман Александрович, подле него на стуле  Мария Васильевна.

Роман Александрович. Маша, ты здесь?
Мария Васильевна. Я с тобой.
Роман Александрович. Не плачь! Мы с тобой прожили чудесную жизнь. За все благодарю Господа нашего. Это он нас соединил.

Роман Александрович легко вздыхает и закрывает глаза. Мария Васильевна прижимается к груди мужа…

Медицинская сестра входит в кабинет врача.

Медсестра. Русские старики умерли.
Врач. Почему вы говорите во множественном числе?
Медсестра. Потому что умерли он и она.
Врач. Она почему?
Медсестра. Не знаю.

Титр: Вечер. Подмосковье 9 мая 2007 год.

Автомобиль Романа подъезжает к воротам, за ними  возвышается особняк. Роман и Маша выходят из машины и направляются к многочисленным гостям.

Роман. До ночи просидела бы на обочине?
Маша. До утра.
Роман. Характер воспитываешь?
Маша. Отстаиваю суверенитет.

Оркестр играет попурри на тему песен военных лет. На лужайке стоят столы, на которых  алюминиевые кружки, накрытые куском черного хлеба, стульев нет. Между столами толпятся в ожидании начала торжества многочисленные гости. В стороне от лужайки, огороженные козлами с колючей проволокой, готовят повара различные блюда.

Из динамиков раздается голос Гитлера.
Оркестр сбивается и затихает.
Голос Гитлера становится громче и, захлебнувшись в истерике, внезапно пропадает.
Звучит немецкий марш, исполняемый художественным свистом.
Из-за особняка, рыча старым мотором, выезжает оригинальный немецкий мотоцикл BMW с коляской.
За рулем сидит человек в форме немецкого солдата. Рядом в люльке вальяжно развалившись, сидит Славик в накинутом на плечи черном кителе эсэсовского офицера. Выставив перед собой левую ногу в ковбойском сапоге, он упирается в сошки немецкого пулемета MG-42. Крышка приемника патронов  открыта, черная лента поблескивает медными патронами.
Мотоцикл метров за десять до гостей останавливается и на холостых оборотах газует в унисон под свист марша. Раздается буря аплодисментов и крики.

Гости. Браво! Браво!

Маша стоит рядом с Романом и удивленно смотрит на мотоцикл в облаках синего дыма.

Кругленький мужчина. Каков сюжетец! Кто такое придумал?
Мужчина в желтом костюме. Он и придумал. Кто может себе такое позволить?
Девушка с длинными ногами. Славик, просто умница!

Славик поднимает руку, и марш смолкает. Мотоциклист глушит двигатель. Зрители, улыбаются, ждут продолжения необычного шоу.
Славик захлопывает крышку казенной части пулемета, передергивает затвор,  прикладывает к плечу и нажимает на спусковой крючок.
Оглушительно бьёт пулеметная очередь.
Роман закрывает собой Машу.
Гости, опешив, в ужасе подают на газон.
Холостые патроны, заправленные в ленту, заглатываются казенной частью и веером разлетаются на ствольной заглушке.

Девушка с длинными ногами. Мамочка! 
Женщина в белом платье, прижимаясь к траве, ползет к столу. Другие люди тоже ищут там убежище. Со столов летят опрокинутые кружки и черный хлеб. Человек в желтом костюме стоит на коленях, опустив голову, закрывает ее руками.
Выстрелив последний патрон, пулемет замолкает.
Роман стоит, укрыв собою Машу, она, уткнувшись в него, не двигается.
Славик легко выбирается из люльки, проходит мимо лежащих на траве людей в сторону оркестра и берет микрофон.

Славик. Добрый вечер, друзья!

Гости приподнимают головы, оглядываются по сторонам. Затем поднимаются, отряхивая одежду.

Славик. Что испугались!? С праздником, дорогие мои! Прекрасного вечера.

Повара разводят опутанные колючей проволокой козлы по сторонам, и к гостям устремляются официанты с блюдами.
Толпа оживает. За считанные секунды столы заполняются роскошной снедью. Гости набрасываются на еду и болтают меж собой, как будто ничего и не было.

Маша освобождается из рук Романа.

Роман. Пойдем отсюда.
Маша. На салют? 
Роман. Неважно куда, поехали.
Маша. Каждый год одно и то же, надоело. Мне здесь нравится. Славик такой забавный.
Роман. Едешь?
Маша. Остаюсь!
Роман (протягивает ключи от машины). Держи,  я доберусь.
 
Роман направляется к воротам усадьбы.

На дороге рядом с Романом останавливается машина легковушка за рулем девушка с длинными ногами.

Девушка с длинными ногами. В город?
Роман. В Москву.
Девушка с длинными ногами. Садись.

Маша стоит у ворот и видит, как Роман сел в машину и уехал. Маша направляется к гостям. У поливочного рассекателя со шлангом в руке стоит человек в желтом костюме и замывает пятна на брюках. Он смотрит на проходящую мимо Машу.
 
Мужчина в желтом костюме. Уехал?
 
Маша смотрит на мужчину.

Мужчина в желтом костюме. Побежишь?
Маша. Нет.
Мужчина в желтом костюме. За таким можно и побежать. Настоящий мужик! Один не согнулся. Эх, пропали брюки!
Маша. Сейчас порошки хорошие, отстираются.
Мужчина в желтом костюме. Думаешь, отмоются?  Пойду и наемся за свои штаны.

Легковушка едет по шоссе, девушка ловко управляет машиной.

Девушка с длинными ногами. Тусовка, гламур, круто… Реально, козлы.

Роман  с интересом смотрит на девушку.

Девушка с длинными ногами. Тянешься, как дура! У меня платье от «Габбана», теперь в помойку…  Левое, конечно.
Роман. Левое?
Девушка с длинными ногами. Подделка!

Они дружно смеются.

Роман, засунув руки в карманы, ходит по набережной Москвы-реки и смотрит на воду. Рядом толпятся люди в ожидании праздничного салюта. Роман поглядывает по сторонам.
Маша пробирается вдоль гранитного бордюра. Замечает Романа.

Маша. Рома!

Роман, услышав ее голос, оглядывается и машет рукой.
 
Маша. Нашла тебя!
Роман. Ждал, надеялся что придешь.

Она  раскрывает перед ним ладонь. На ней лежит немецкий «Железный крест».

Маша. Денег стоит.

Маша  бросает крест за гранитное ограждение в реку.
Роман достает из кармана руку и разжимает кулак. На расцарапанной в кровь ладони лежит значок «Авиахим».

Роман. Дороже денег. Знаешь, кто у меня старики? Сестра милосердия и летчик.

Маша берет значок и, забравшись под рубашку, пристегивает его. Затем своей ладонью прижимает значок к груди Романа.

Маша. Ты ; мой летчик, а я твоя…

Бьет первый орудийный залп, и огромная толпа как будто на мгновение замирает, пока в небе не разлетаются цветные фонтаны.

Люди. Ура!
Роман и Маша. Ура!

Еще раз разрывается залп, и вверху хлопает и разлетается огненное море разноцветных огней.

Люди. Ура-а-а!
Роман и Маша. Ро-ма-Ма-шка! Ура!  Ро-ма-Ма-шка!

Над городом во многих местах вспыхивают и расцветают гроздья салюта. Страна празднует день Победы.