Моя Мадонна

Ольга Фок
Моя Мадонна
(неслужебный роман)

1.

Исполнились мои мечтания. Творец
Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадонна,
Чистейшей прелести чистейший образец.

Гелька закрыла томик Пушкина и подняла глаза. Ее 9 «А» завороженно смотрел на нее. Любимый солнечный Пушкин, как бы ей хотелось, чтобы он открылся и им, детям стремительного информационного века, воспитанным на Интернете и сотовых телефонах. Громыхнул звонок, она опять не успела дать домашнее задание. Не хотелось разрушать волшебной ауры урока, но звонок возвестил о начале законной перемены, и Гелька по-учительски заученной фразой спустила своих чад на землю:
- Откройте дневники, задание на следующий урок: любое стихотворение из любовной лирики Пушкина выучить наизусть.

Класс активно завозился, собирая свои ученические пожитки. В открывшуюся дверь просунулось хорошенькое личико секретарши Светочки:
- Ангелина Пална, Вас Сергей Сергеич к себе зовет. У Вас же последний урок? – не то утверждая, не то спрашивая, проворковала Светочка.
- Да-да, Света, я сейчас класс провожу и спущусь в приемную, - отозвалась Гелька, размышляя о том, зачем она могла понадобиться директору.
Последнее время никаких особых событий не происходило: время неумолимо клонилось к концу учебного года, ее 9 «А» в плане успеваемости и учебной дисциплины никаких из ряда вон выходящих штучек ей не подбрасывал – в общем, все было в пределах нормы. «Возьму на всякий случай классный журнал, - решила Гелька, - не о поэзии же он со мной собирается беседовать».

Гелька, она же Ангелина Павловна Волхова, работала в школе уже пять лет, успела за это время полюбить свою работу и своих учеников. Она никогда не видела себя учителем, в школе училась хорошо, любила литературу и английский – ей повезло с учителями. В конце одиннадцатого встал вопрос: куда поступать? Гелька не знала. Сдала документы на филологический, по конкурсу удалось пройти на литфак – и Гелька не стала сопротивляться судьбе. Мать с отцом закатывали глаза, ругались, бурчали, молчали – мол, всю жизнь будешь сидеть обложенная тетрадками, получать три копейки и к старости станешь на этой сумасшедшей работе маразматичкой. Дай Бог, еще бы замуж выйти, а то всю жизнь будешь общаться только с отцами своих учеников. Ну и что, решила Гелька, с филологическим образованием не только в школе работают. Где еще работают, Гелька не знала,  но расстраиваться заранее не собиралась. После окончания университета она устроилась в первую попавшуюся школу, где нужен был учитель русского языка и литературы. Ей дали 5 «А», шумный, привыкший в начальной школе к тому, что учителя не задерживались в их классе, и Гелька неожиданно для себя ушла с головой в работу. Сейчас ей было 27, замуж она не вышла, каждый день сидела обложенная ученическими тетрадками, времени на личную жизнь почти не оставалось, но она считала себя вполне счастливым человеком.

«Что директору от меня надо?» - по дороге в приемную думала Гелька. Директора она немного побаивалась: все-таки сказываются впечатления детства, когда директор был воплощением строгой верховной власти. Сергей Сергеевич работал в их школе три года, за это время он успел навести порядок во всем, о школе заговорили, дети стали завоевывать в конкурсах и на олимпиадах призовые места, учительский коллектив как-то внутренне собрался, дамы-учительницы даже красивее стали, во всяком случае, так казалось Гельке. Директору было слегка за сорок, досужие педагогини выяснили, что он не женат, но никому не приходило в голову закадрить неженатого Сергея Сергеича. Говорил он мало, вникал во все основательно, на работе был с восьми до восьми и прекрасно преподавал физику. Дети его уважали, побаивались и любили как учителя. Однако Сергей Сергеевич в школьную демократию играть не любил, строго спрашивал с нарушителей школьного порядка, независимо от того, кто перед ним стоял – учитель или ученик, поэтому всеобщим обожанием не пользовался.

Увернувшись от группки несшихся по коридору малышей, Гелька открыла дверь в приемную. На столе Светочки стояла табличка «Обед». «В столовой заседает», - ухмыльнулась Гелька. Светочка была ревностной сторонницей Трудового кодекса и никогда не тратила обеденное время на работу.
Гелька протянула было руку к дверной ручке директорского кабинета, как дверь резко распахнулась, и со словами «В таком случае поговорим в районо» из кабинета вылетела мать Саши Прохорова из 9 «А».

- Здравствуйте, Татьяна Александровна, - растерянно проговорила Гелька. В голове вихрем пронеслись несколько мыслей, не задержались и исчезли.
- Здрасьте, - кинула Прохорова и вылетела из приемной.
Гелька осторожно потянула дверную ручку:
- Сергей Сергеевич, вызывали?
- Заходите, Ангелина Павловна, присаживайтесь, - как обычно ровно и почти бесстрастно проговорил директор. В кабинете стояла грозовая атмосфера, еще пахло духами только что выбежавшей матери Саши Прохорова, а Сергей Сергеевич будто бы ничего этого не замечал.

«Силен», - с уважением подумала Гелька. Саша Прохоров учился в ее классе первый год, хорошо учился. Воспитанный, спокойный, с задумчивыми серыми глазами в пушистых ресницах. Его мать, Татьяна Александровна, руководила какой-то риэлторской конторой, была вечно занята, но раз в четверть выделяла время на посещение родительских собраний. Сидела тихо, все аккуратно записывала в свой деловой блокнот, поддерживала все решения родительского комитета и никогда не задерживалась после собраний. Гелька не могла представить ее кричащей, хлопающей дверью и раздраженно угрожающей вышестоящими инстанциями. «Надо было с ней как-нибудь поговорить раньше. Вот тебе и беспроблемная мамаша!» - огорченно подумала Гелька.

- Ангелина Павловна, как у Вас учится Саша Прохоров? – Сергей Сергеевич уставил на Гельку усталый взгляд.
- Хорошо учится, Сергей Сергеевич. Имеет две «четверки» - по физкультуре и русскому языку. По физкультуре что-то у него не выходит выполнять нормативы, а русский есть русский, по нему не стыдно иметь «четверку», - тщательно подбирая слова, ответила Гелька.
- Он что, неграмотно пишет или задания не выполняет?
- Почему неграмотно? Был бы неграмотный – имел бы отметку ниже. И задания все выполняет, но в контрольных работах одну-две ошибки обязательно допустит. Впереди еще десятый и одиннадцатый класс – выпишется, - неожиданно для себя стала защищаться Гелька. По-дурацки она себя чувствовала: складывалось впечатление, будто она неверно оценила гениального ребенка и теперь его жизнь помчится под откос. – Вот журнал, можете посмотреть: ни одной контрольной не выполнено на «отлично». Но и «троек» нет, мальчик старательный и вполне грамотный.
- Я видел журнал, - проговорил Сергей Сергеич. И, как будто спохватившись, добавил:
- Я журналы всех девятых проверял – скоро итоговая аттестация, в конце журнала и запись моя есть. К Вашему классу никаких претензий. Можете идти, спасибо.

«Зачем вызывал, если журналы недавно проверял? А что от него хотела мать Сашки Прохорова? Почему ко мне не зашла? Может, домой к ним сходить? А что я скажу?» - мысли роились в голове Гельки и никак не укладывались по полочкам. Она прокручивала разговор с директором и не могла ухватить суть проблемы. В конце концов, ей-то что делать? Идти к физкультурнику и уговаривать его снисходительно отнестись к Прохорову? А почему? Директор просил? Не просил. Рассказывать о вылетевшей из кабинета директора матери Сашки. Но она не знала, о чем там шла речь. По русскому дать ему переписать контрольные? Гелька никогда ни для кого не делала исключений. Он что, убогий или больной какой, этот Сашка Прохоров?

Она шла домой. Был конец зимы, рыхлый снег чавкал под ногами. Гелька не любила эту смену сезонов. Даже в солнечные дни все казалось серым и уставшим от холода. Кое-где снег сошел, и обнажилась безжизненная, еще не очнувшаяся от зимы земля. Дома, стоявшие в подтаявшем снегу, казались мокрыми, холодными и неуютными. Кажется, одни воробьи радовались всему, что происходит в мире. «Счастливые птахи, эти воробьи, во все времена года суетятся, чему-то радуются, чирикают», - подумала Гелька тоскливо.

 Надо еще зайти в супермаркет, купить себе пельменей, а Сеньке – собачьей еды. Сенька – эрдельтерьер Сенатор Интер, Гельке его подарила Иринка, ее подруга. Иринка была каким-то общественным деятелем в клубе собаководов, ну и выпросила щенка у председателя. Забавный черный неуклюжий комочек вырос в красивого пса с хитрющими глазами. Гелька возилась с прививками Сеньки, которые нужно было делать по схеме, систематически водила его к собачьему парикмахеру, все прошлое лето провела на дрессировочной площадке, пару раз они с Сенькой приняли участие в смотре, получили малые золотые медали и остались довольны собой. Сенька, выполнявший все команды дрессуры, был вполне управляемым псом, но позволял себе гулять столько, сколько считал нужным. Причем, он прекрасно вел себя, если вокруг были люди, но стоило Гельке увести его в безлюдную часть парка, как Сенька считал себя свободным от обязанностей домашней собаки и, яростно нарезая круги, наслаждался волей и не реагировал на команды замерзшей Гельки. Набегавшись, Сенька с виноватым видом подходил к окончательно закоченевшей хозяйке, тянул поводок и милостиво соглашался идти домой. «Вот зараза хитрая, - ругалась Гелька, - в следующий раз будешь гулять на длинном поводке». Сенька слушал, повесив уши, поглядывая на Гельку, чувствовал себя виноватым, примерно трусил рядом, а дома терпеливо ждал, когда ему вытрут лапы. Потом садился около миски в ожидании еды, а после ужина со вздохом укладывался в ногах Гельки.
 
День постепенно уходил. Гелька вышла из супермаркета, натянула поглубже шапку и поспешила к дому. Мысли о странном разговоре в кабинете директора не оставляли ее, Гелька не любила неясностей, поэтому к недоумению присоседилось раздражение. «Надо поступить, как Скарлетт, и подумать об этом завтра», - решила Гелька, открывая дверь квартиры.
На звук замка выбежал заспанный Сенька и радостно завертелся около ног.
- Сенька, сегодня гуляем на длинном поводке – у меня много тетрадей и настроение не очень, - начала договариваться с псом Гелька. – Не обижайся, пожалуйста, можно подумать, что ты самый несчастный кобель в мире. Вчера чуть не заморозил меня в парке.
Сенька, сделав обиженную морду, со вздохом улегся под журнальный столик. Теперь будет делать вид, что это он Гельку гулять выводит: мол, так и быть, сударыня, выведу Вас на прогулку, моцион-с барышням полезен.
 
Затрещал телефон. Наверняка мама, вчера Гелька забыла ей позвонить. Маме она должна была отзваниваться через день, такой уж порядок был заведен, когда Гелька начала жить отдельно от родителей.
- Гелька, давай собирайся, у меня случайно оказались билеты на концерт, - тараторила в трубку Иринка. – И нечего говорить мне, что у тебя тетрадей полно, а завтра уроки. Билеты пригласительные, бесплатные. Слушать ничего не хочу, иначе ты состаришься в своей школе, так и не насладившись всеми прелестями нормальной девичьей жизни. Сеньку быстро выведи немного погулять, через полтора часа я за тобой заезжаю.
- Ир, у меня правда тетрадей полно, да и настроение не очень что-то. А Сенька уже лежит обиженный на меня, ты рискуешь попасть к нему в немилость, если на весь вечер меня из дому заберешь, - Гелька пыталась отговориться от неожиданно свалившегося на нее предстоящего развлечения.
- Все, никакие возражения не принимаются, Сеньку я беру на себя, - Иринка отключилась.

- Сенька, я не виновата, ты вообще пробовал спорить с Иринкой? Я пробовала, но моего красноречия не хватает. Давай собирайся на прогулку, хватит дуться. Я тебе на ужин вкусненького купила, - заискивающе сообщила Гелька.
С Сенькой она ссориться не любила, особенно когда чувствовала себя виноватой перед ним. Его можно понять: целый день была на работе, пришла к вечеру и опять куда-то собирается. Можно, конечно, пока Гельки нет, поваляться на диване или в кресле, нет, лучше на диване, там Гелькой пахнет, но Сенька любит, когда Гелька дома. Он может долго стоять возле нее, положив морду ей на колени, и закрыв глаза от блаженства, вдыхать ее запах. Или лежать у нее в ногах, подремывая и мечтая: когда наступит лето, они пойдут купаться – Сенька очень любит плавать.
 
Сенька понял, что звонила Иринка, ее голос доносился из трубки, она куда-то звала Гельку. Иринку он любил, она всегда приходила с пирожным для Сеньки. Гелька ругалась, говорила, что собакам сладкое нельзя, от него портятся зубы, а лечить собачий кариес на свою учительскую зарплату Гелька не в состоянии. Иринка смеялась и скармливала Сеньке все пирожное. От сладкого Сенька отказаться не мог и заранее простил и Гельку, и Иринку. На прогулке вел себя хорошо, все дела сделал быстро и решил не омрачать вечер ни себе, выслушивая упреки в адрес своей свободолюбивой натуры, ни Гельке.

Иринка примчалась ровно через полтора часа, скормила Сеньке заготовленное пирожное и, пока Гелька одевалась и подкрашивалась, тараторила:
- Гель, представляешь, мне сегодня Валерка Шустов, ну, наш экспедитор, говорит: «Ир, у меня билеты на сегодняшний концерт столичной балетной труппы пропадают. Верка (это жена его) приболела. Может, ты с кем-нибудь сходишь?» Я думаю, а что не сходить, мы с тобой последнюю вылазку в свет перед Новым годом делали. Так и молодость пройдет за этой бесконечной работой. Женихи у нас с тобой что-то не задерживаются, видно, им женщины, сгорающие на работе, не нужны, поэтому надо самим свой досуг организовывать. Ну что ты эту мрачную блузку напялила, не на гражданскую панихиду идешь, а на концерт. Вон ту, с глубоким вырезом надень. Все-таки твоя педагогическая деятельность на тебя плохо влияет, так и синим чулком заделаешься. Сенька, не скучай, можешь на Гелькином диване поваляться, раз вечер для тебя не удался, - подмигнула Иринка.


2.

Гельке так и не удалось избавиться от мрачных мыслей. Балет она смотрела отстраненно, в антракте они с Иринкой выпили по чашечке плохого кофе, и настроение совсем испортилось. «Неужели за такие деньги нельзя подавать нормальный напиток, а не бурду?»- подумала Гелька. Иринка, похоже, всем была довольна, трещала без умолку о каком-то новом знакомом, который никак не решится пригласить ее куда-нибудь.

После неудачной попытки выйти замуж сразу же после университета Гелька несколько раз знакомилась с молодыми людьми, какое-то время встречалась, но без сожаления расставалась с очередным вздыхателем. Она решила, что судьба ей уготовила воспитывать чужих детей, и смирилась. Нет, она была вполне хороша собой: высокая грудь, длинные стройные ноги, роскошные пшеничного цвета волосы, большие глаза и матовая чистая кожа. Однако рядом с дерзко красивой Иринкой она как-то терялась. У Иринки кавалеры менялись, как картинки в калейдоскопе, не оставляя следов в ее сердце. Подруги потом вместе посмеивались над рассыпавшейся в очередной раз любовной историей, выходили в свет, как говорила Иринка, знакомились с новыми женихами. Гельке некогда было добросовестно исполнять все современные светские рауты – ночные клубы, дискотеки, кафе, прогулки – у нее была вечная гора тетрадок и ожидающий ее Сенька, поэтому мимолетное знакомство так и оставалось в неразвитом виде и быстро умирало. Иринкины истории были длиннее, полны событий, интриг, но и она пока не остановила надолго свой красивый взгляд ни на одном из мужчин и довольствовалась свободой.

- Гелька, давай в кафешку заскочим, поедим чего-нибудь, я не успела поужинать, - по пути к гардеробу предложила Иринка.
- А может, у меня дома пельменей поедим. Еще у меня чай хороший есть, в чашке цветком распускается, - Гелька надеялась, что хорошим чаем можно отговорить подругу от похода в кафе. Да и с деньгами у Гельки перед зарплатой не очень густо было.
- Нет, в свет так в свет, - решительно отрезала Иринка. – Расходы беру на себя, мне премию в конверте дали на работе, я этот договор наконец-то провернула. Шеф отчаялся уже с ними договариваться, а я предложила свои услуги. Представляешь, как эти жлобы обалдели, когда я к ним в своем красном костюме приехала по поводу заказа? Ну, все и решили ладненько. Шеф растрогался и сегодня конверт мне вручил. Пошли, не горюй, подруга, всех денег не сбережешь.

Слушать Иринку и что-либо понимать могла только Гелька. Иринка не успевала переводить в слова все свои мысли, поэтому они извлекались на свет в урезанном виде. Иринка работала в частной типографии, правила тексты, а также придумывала какие-то буклеты, короче, свое филологическое образование она использовала с финансовой точки зрения более выгодно, чем Гелька. Их типография долгое время крутилась вокруг одной преуспевающей фирмы, желая получить у них заказ на печатную продукцию. Иринка раньше рассказывала, как мучительно шли переговоры по поводу оплаты заказа – деньги богатые люди считать умеют и не желают переплачивать ни рубля. Выходит, Иринке удалось сдвинуть заказ с мертвой точки при помощи своей неземной красоты, обаяния, напора и красного костюма, за который отвалила ползарплаты.

- Добрый вечер, Ангелина Павловна.
Гелька вздрогнула от неожиданности и резко обернулась. Она ждала, когда Иринка оденется и держала в руках свое пальто, сумочку свою и Иринкину, не найдя место, куда бы все это пристроить.
- Позвольте, я помогу Вам, - Сергей Сергеевич взял Гелькино пальто.
Гелька не сразу попала в рукава, смутилась и рассердилась на себя. Что он делает на балете, неужели один пришел?
- Вы любите балет, Сергей Сергеевич? – не зная, что говорить, спросила Гелька.
- Люблю. Вы удивлены? В студенческие годы пристрастился. Я ведь в Москве педагогический закончил, часто в Большой с друзьями ходили. Очень обрадовался, когда узнал, что с гастролями балет к нам приезжает. А Вы одна или со спутником?

Тут подлетела Иринка:
- Гель, ты готова? Ой, извините, я прервала вашу беседу, - кокетливо проворковала Иринка.
- Познакомьтесь, Сергей Сергеевич, это моя подруга Ирина. Сергей Сергеевич, директор нашей школы, - представила Гелька.
- Серега, ты куда запропастился, я уже и к выходу сбегал, думал, ты там меня ждешь, - запыхавшись, подлетел к ним странный, взъерошенный моложавый мужчина.
- Знакомьтесь, мой товарищ Константин Иванович, совершенно талантливый инженер, - проговорил Сергей Сергеевич. – Тоже любитель балета, еще симфонической музыки и поэзии. Как говорится, физики читают лирику…
- А лирики уже ничего не читают, - закончила фразу Гелька и рассмеялась. Почему-то исчезло мрачное настроение. Приятель директора был такой забавный, с дурашливыми глазами и совершенно детской улыбкой. – Ангелина, а это моя подруга Ирина, - представилась за двоих Гелька.
- Какое редкое имя – Ангелина. Оно Вам удивительно идет. Ангелина, ангел… потрясающе! – улыбнулся Константин Иванович. – А давайте пойдем в какую-нибудь кафешку и отметим наше знакомство.

Гелька смутилась: не хватало еще с директором школы по кафешкам шастать, разговоров потом не оберешься; город небольшой, все друг друга знают, да и за пять лет работы в школе Гелька столько знакомых в глазах родителей своих учеников обрела, что всех и не помнила, но ее-то эти родители знают. Похоже, Сергей Сергеевич тоже находился в некотором замешательстве.
- Какое совпадение, - заворковала Иринка, - мы как раз собирались где-нибудь посидеть. Здесь недалеко от концертного зала есть уютный погребок, там подают вкуснейшее домашнее жаркОе и глинтвейн. Я, правда, за рулем, а всем остальным не возбраняется.

Константин Иванович с Иринкой взяли мероприятие в свои руки. Гелька и Сергей Сергеевич притихли, поняли, что сопротивляться двум бешеного темперамента товарищам бесполезно. ЖаркОе было действительно по-домашнему очень вкусным, глинтвейн согревал изнутри, и Гелька почти забыла неприятности дня. Иринка трещала с Константином Ивановичем, Сергей Сергеевич пытался участвовать в беседе, даже рассказал какой-то анекдот, потом удобно расположился в кресле и, закурив, наблюдал за всеми со стороны. Константин Иванович оказался смешливым, по-детски непосредственным, компанейским человеком. Гелька решила, что торчащие во все стороны волосы и дурашливые глаза Константина Ивановича представляют собой удивительно гармоничное сочетание, отражающее суть его натуры. Было в нем что-то эйнштейновское, ну, как на том портрете великого физика, где он показывает язык. С ним было легко и уютно, как будто они были знакомы сто лет. Даже Иринка не корчила из себя гламурную диву, а была той Иринкой, живой и непосредственной, которую Гелька знала много лет. «Как они похожи, моя божественно красивая, лощеная подруга и этот смешной, в чем-то неуклюжий Константин Иванович!» - неожиданно подумала Гелька, знавшая  всех ухажеров Иринки. Они приезжали за ней на иномарках, были одеты с иголочки, картинно дарили цветы, и во всем этом был какой-то налет искусственности, сюжетов, позаимствованных из модных глянцевых журналов.

- Ангелина, Вы что притихли? Заскучали? Уж не засыпаете ли? Боже, какое у Вас красивое лицо и, я повторяю, Вам идет Ваше имя, оно ангельское! – смутил Гельку Константин Иванович.
- Нет-нет, Константин Иванович, я не засыпаю и мне не скучно – мне очень уютно и спокойно. В школе на уроках наговорюсь, а вечерами уже говорить не хочется. Расскажите еще что-нибудь, Вы так забавно рассказываете о всяких механизмах, - улыбнулась Гелька.
- Да поздно уже, мы, Серега, девушек совсем утомили, пора и по домам, - не соблюдая церемоний, завершил вечер Константин Иванович. – Так что поднимайтесь, барышни, прошу на выход.

Гельке не хотелось уходить из уютного погребка, она пригрелась в кресле, как-то растеклась по нему. Мысль о том, что сейчас надо подниматься, садиться в остывшую на холоде машину, ехать домой, смывать макияж, разбирать диван и стелить постель, вернула Гельку в реальность, она опять вспомнила мать Сашки Прохорова, хотела спросить Сергея Сергеевича, зачем она приходила к нему и чем все дело закончилось, но… Сергей Сергеевич был спокоен или сдержан, Гелька не поняла, он опять смотрел усталым взглядом и был похож на директора школы.
Иринка долго уговаривала мужчин сесть в машину, первым сдался Константин Иванович, Сергей Сергеевич был почти насильно посажен в автомобиль. Всем оказалось по пути. Первым вышел Сергей Сергеевич, как заметила Гелька, с радостью выскочил на площади Светлой; Константин Иванович оказался почти соседом Иринки, и у них появилась новая тема для разговора.

Подъехали к Гелькиному дому, подруги пообещали завтра созвониться, и Гелька побрела на третий этаж. На звук замка вышел Сенька, посмотрел, что с Гелькой все в порядке, и пошел досматривать сон на свою подстилку. Диван был теплым от Сенькиного сна. «Неисправимый лежебока, - в очередной раз подумала Гелька. – Все-таки отучить Сеньку валяться на диване невозможно. Ну и пусть». Гелька тотчас же заснула, завтра только к третьему уроку, так что ночь обещала быть длинной.

3.

Гелька стояла перед матерью Саши Прохорова, как нашкодивший первоклассник, и никак не могла ответить на вопрос, как учится ее сын. Где-то вдали кабинета курил Сергей Сергеевич и не собирался приходить Гельке на помощь. В открытую дверь просунулась лохматая голова Эйнштейна и показала язык. Напряженную тишину разорвал школьный звонок, и Гелька проснулась. «Бред какой-то, - тряхнула она головой. - Приснится же такое!»

Она пошлепала на кухню, включила кофеварку и отправилась в ванную. Душ привел ее в чувство. Если поторопиться, то можно успеть проверить тетради по русскому пятого класса. Диктант был небольшой, так что часа за полтора должна уложиться.
Сенька уселся рядом с Гелькой на кухне, склонил голову и провожал с вожделением каждый съеденный ею кусок пирога.
- Сенька, прекрати попрошайничать. В миске твоя геркулесовая каша. Сладкий пирог собакам вреден. Придет кариес и съест твои зубы, - пыталась увещевать пса Гелька. – Сейчас позавтракаю и поведу тебя на прогулку.

Сенька тяжко вздохнул и побрел в прихожую сторожить поводок. Утренние прогулки он воспринимал как обычную необходимость: Гелька в будние дни по утрам подолгу гулять с ним не могла, и Сенька смирился. Но каким-то собачьим чутьем он высчитывал дни недели и с утра по воскресеньям радостно таскал поводок по квартире, напоминая Гельке, что шесть дней уже прошли и сегодня долгожданная длинная утренняя прогулка. По воскресеньям Сеньку не интересовал даже завтрак, он готов был променять его на бешеные скачки в отдаленном углу парка. Правда, после прогулки он тыкался носом Гельке в руку, напоминая, что кашу еще не подавали.

Утро сложилось как нельзя лучше: Сенька выгулян, тетрадки пятиклашек проверены, матери отзвонилась, день обещал быть солнечным. Гелька решила отказаться от трамвая и пройти три остановки пешком. С утра немного приморозило, было безветренно, небо как-то поднялось повыше и стало светлее. Гелька вдыхала сладкий воздух, и ей казалось, что, несмотря на легкий морозец, сегодня немного запахло весной. Февраль перевалил за вторую половину, и скоро март, с запахом мимозы и тюльпанов. Март пройдет быстро, наступят весенние каникулы, и четвертая четверть завершит учебный год. Потом будут экзамены, выпускной в ее девятом и долгожданный двухмесячный отпуск. Она возьмет Сеньку и поедет к бабушке в деревню. Там замечательная тихая речка, а в лесу грибы и земляника. Сенька тоже любит землянику, он вообще любит все фрукты и овощи. А еще он смешно плавает, задрав морду над водой, боясь замочить свои висловатые уши.

- Здрасьте, Ангелина Пална! – радостная толпа пятиклашек вывалилась из дверей школы. – А сёдня воду отключили, и нам можно по домам, Сергей Сергеич сказал по школьному радио.
«Ура, уроков не будет!» – радостно подумала Гелька. Она потом нагонит материал. Даже солидный пятилетний учительский стаж не притупил в ней детского чувства облегчающей радости, когда по каким-то непредвиденным обстоятельствам отменяли уроки. Ей всегда было немного совестно от этого, но она искренне порадовалась нечаянному счастью своих учеников.

Уроков не будет, но в школе всегда есть дела. Наверняка директор соберет какую-нибудь летучку, чтобы спокойно, без поглядывания на часы, обсудить текущие вопросы.
- Ангелина Павловна, директор просит всех классных руководителей выпускных классов собраться у него, - торжественно сообщила Светочка входящей в школу Гельке. – Через двадцать минут, без опоздания, пожалуйста, - уточнила она и пошла оповещать остальных классных дам.
Совещание прошло как обычно, по-деловому кратко и четко – директор не любил долгих заседаний и приучил всех к конкретным докладам. Есть ли неуспевающие в выпускных классах, сколько предполагаемых отличников, медалистов, у кого по одной «тройке», можно ли поправить ситуацию. С выпускными решение было принято еще на родительском комитете: всю развлекательную часть готовят родители согласно своим кошелькам и представлениям о том, каким должен быть выпускной вечер. Торжественная часть должна пройти в школе, и за нее отвечают классные руководители и зам по воспитательной работе.

- Совещание закончено, всем спасибо, можете сегодня отдыхать – воду до конца дня не включат, - сообщил Сергей Сергеевич. – Ангелина Павловна, а Вас я попрошу остаться.
«Прямо как Мюллер Штирлецу», - про себя усмехнулась Гелька.
- Ангелина Павловна, я хочу поблагодарить Вас за вчерашний прекрасный вечер и извиниться, если мы доставили Вам и Ирине лишние хлопоты, - несколько смущаясь, сказал директор.
- У Вас замечательный приятель, Сергей Сергеевич, и все было очень мило, - Гелька замешалась немного и все-таки спросила:
- А что с Сашей Прохоровым?
- А что с Сашей Прохоровым? – пожал плечами Сергей Сергеевич. – Есть какие-то проблемы?
- Ну-у, его мать чем-то недовольна? – промямлила Гелька, проклиная себя за вырвавшийся вопрос.
- Поверьте, Ангелина Павловна, родители всегда чем-то недовольны, такова их природа. Забудьте об этом, если что-то другое Вас не волнует, работайте спокойно, готовьтесь к итоговой аттестации и выпускному. И передавайте привет своей зажигательной подруге. Вам не показалось, что они с Костей чем-то похожи?
Гелька удивленно подняла глаза: «Как странно, и он это заметил». В ответ же проговорила:
- Хорошо, передам. Я свободна?
- Да, конечно, отдыхайте.

Гелька вышла из кабинета директора с каким-то смешанным чувством недоумения и в то же время легкости. Впереди свободный день, можно с Сенькой погулять подольше днем, потом поехать к Иринке и обсудить вчерашний неожиданный вечер. Завтра пятница, у нее методический день, и она сделает кучу дел: проверит оставшиеся тетради, перегладит накопившееся за месяц белье и вечером с Сенькой поедет к родителям. Сенька любит бывать там, он скучает по Гелькиному отцу, который умеет разговаривать с псом, как с товарищем, разрешает ему гулять сколько хочется и грызть посреди комнаты косточку. Гелька ругается, но отца переубедить невозможно. «Вы нас, мужиков, всю жизнь дрессируете поодиночке, теперь между мужским и женским населением паритет. Грызи, Сенька, косточку, не обращай внимания на Гельку, пусть учеников своих в школе воспитывает», - довольно басит отец, и Гелька подчиняется, потому что от отца всегда исходит какая-то волна уверенного властного магнетизма, и перечить не хочется.
 
Планы Гельку порадовали, она решила подняться в учительскую немного поработать с классной документацией – никогда времени на нее не хватает. У учительской, как часовой, стоял Саша Прохоров. Гелька насторожилась: ждал он ее – это она почувствовала сразу – и по решительному выражению лица к разговору был готов заранее.

- Саша, ты почему домой не ушел? – решила взять инициативу в свои руки Гелька.
- Я вас жду, Ангелина Павловна, - глядя прямо ей в глаза, спокойно проговорил Сашка. – Мы можем где-нибудь поговорить, чтобы нам никто не мешал?
Что-то в интонации Сашки показалось ей знакомым, но она ничего не припомнила и ответила:
- Конечно, пойдем в класс и там все решим.

Кабинет литературы находился на третьем этаже, и у Гельки было несколько минут, чтобы подготовиться к разговору. А к чему готовиться? Гелька не знала. Знает ли Сашка, что мать вчера приходила к директору? Уж не по одному и тому же поводу они с сыном ведут переговоры? Две «четверки» не дают покоя? Что еще? У нее есть только один выход – выслушать, не перебивая, Сашку, а по ходу его рассказа, решить, что она будет отвечать. Пока шла к кабинету литературы, вспоминала спецкурс по конфликтологии, который вела в университете молодая аспирантка, почти ничего не вспомнила, кроме того, что сначала надо выслушать другого, а потом представлять свою позицию.

- Ангелина Павловна, я знаю, что вчера мама была у директора, - глядя прямо ей в глаза, сказал Сашка. – Ее волнует моя успеваемость. Я в той школе отличником был, а здесь пока не получается. Мы с ней даже поссорились, я не знал, что она собирается в школу. Ангелина Павловна, вы извините ее, если что не так было, у нее работа нервная.
- Саша, может, мы с тобой позанимаемся по русскому? Давай я тебе объясню что тебе не понятно, задания давать буду… - начала Гелька, стараясь не продолжать разговор о его матери.
- Я занимаюсь сам, у меня книжка хорошая есть по русскому языку. «Сам себе репетитор» называется. У меня не все пока правильно выходит, но я все равно этот русский осилю, - спокойно и твердо сказал Сашка. – А за маму вы не волнуйтесь, она в районо не пойдет. Я сказал ей, что тогда школу брошу.
- Саш, а в районо она зачем собиралась? – любопытство взяло верх, и Гелька на время забыла, что давала себе слово о матери Сашкиной не разговаривать.
Сашка смотрел на Гельку своими задумчивыми глазами, видно, не решаясь что-то сказать.
- Она считает, что директор не заинтересован, чтобы в его школе больше отличников было. Принципиальный очень. Ну, она много чего мне наговорила вчера в сердцах, вам это не надо. Вы не волнуйтесь, она в районо не пойдет, а с русским я сам справлюсь. Я ей обещал, что аттестат будет отличный, - спокойно и твердо проговорил Сашка.

Гельке снова показалось, что похожие интонации она уже где-то слышала.
«Господи, с этими подростками с ума сойдешь! Ишь ты, матери обещал отличный аттестат! И ведь ты смотри, хоть бы один мускул на лице дрогнул! Упертый», - глядя в серые, опушенные густыми ресницами, глаза Сашки, подумала Гелька. Как-то по-новому он ей открывался: полгода молчал, отвечал, когда спросят, старательно выполнял все дополнительные задания, немного особняком держался в классе, хотя, впрочем, ни с кем не ссорился, наоборот, со всеми был в ладу, и нате вам – какая внутренняя сила!

- Саша, может, мне с мамой поговорить? Когда она домой приходит?
- Я думаю, не стоит, Ангелина Павловна. Приходит она поздно, очень устает. Ни к чему вам эти лишние хлопоты.
- А отец? Ты с ним видишься? – Гелька знала, что родители Саши в разводе, но бывает, что отец, живущий от ребенка отдельно, принимает участие в его воспитании.
- Вижусь. С ним не надо ни о чем разговаривать. Он не разделяет мнения мамы. Я сам, Ангелина Пална, у меня все получится. До свидания. Не говорите маме, что мы с вами разговаривали, хорошо?

Гелька кивнула. Она не знала, как себя вести в такой ситуации. Мальчишка странный все-таки. Какая-то несгибаемость в нем есть, настырство, и это нравилось Гельке. Сашка, казавшийся ей сереньким, неприметным, оказался незаурядным, цельным и каким-то не по возрасту взрослым. От этого открытия Гельке стало легко и радостно на сердце. «Нормальная у меня работа, вон ребята какие замечательные есть. А еще говорят, современные дети другие. Такие же они, как и мы были, и родители наши, и дедушки с бабушками. Выглядят по-другому, а так все те же мечты, та же уверенность, что все будет о’кей, и все та же… бескомпромиссность».

4.

- Сенька, у меня сегодня неожиданный выходной, - открывая дверь, возвестила Гелька. – Все спишь, бездельник, собирайся на прогулку!
Сенька волчком крутился у Гелькиных ног, выражая собачий восторг от раннего прихода хозяйки. Шерсть с одной стороны морды была примята от дневного сна, но глаза уже проснулись и блестели, хвост радостно-возбужденно дрожал. Сенька схватил поводок и, припадая от счастья на передние лапы, мотал его из стороны в сторону, выражая готовность идти на прогулку, тихонько повизгивая.
- Подожди, дуралей, дай куртку сменю, - смеялась Гелька, наизусть зная, что небольшое ее замешательство обернется громким лаем кобеля: «В чем дело? Почему задерживаемся? Я уже готов».

В парке было тихо, вечерние собаки с хозяевами еще не вышли на прогулку. День разошелся, солнышко не пряталось, как вчера, за тучки, отсутствие ветра делало незаметным легкий минус. Сенька носился по своим собачьим делам, играл с палочками, подбрасывая их и радостно ловя зубами. Гелька присела на поваленный ствол дерева и наслаждалась тишиной, безветрием и скупым солнечным теплом. Мыслей в голове не было никаких – умиротворение, граничащее с ощущением бестелесности, на время выключило Гельку из обыденности. Она не заметила, как подбежал Сенька, устало положил мокрую морду ей на колени, немного постоял и начал тихонько поскуливать, мол, что сидим, кого ждем, я уже погулял, пора домой. Домой шли в полном молчании; Сенька, чувствуя настроение хозяйки, почти бесшумно семенил рядом, боясь спугнуть ее душевный покой. Врожденная интеллигентность была одним из удивительных достоинств Сеньки, за что его любили не только Иринка, Гелькины родители, но все жители родного подъезда. Гелька не боялась брать его с собой в гости, и Сенька ни разу ее не подвел.

Вечером они ездили к Иринке. Сенька съел в гостях свое законное пирожное, подруги о чем-то тихо ворковали, а он, утомившийся за день, дремал у них в ногах. Замечательным выдался неожиданный выходной, и это ощущение тихой радости снилось Сеньке, он тихонько повизгивал во сне и подергивал лохматой лапой. К счастью, не надо было тащиться домой через холодный вечерний город: Гелька осталась у Иринки ночевать, и это стало завершающим счастливым аккордом всего дня.

«Как хорошо сегодня, тихо, покойно, - думала Гелька, засыпая. – О чем-то своем, собачьем, бормочет во сне Сенька. Иринка завтра умчится на работу, а я буду досыпать… Завтра методический… тетрадки надо проверить… к родителям бы еще заехать… или дома лучше остаться…ладно, спать. Подумаю об этом завтра…»

…Цок-цок, цок-цок… Сквозь сон Гелька слышала, как пес цокает когтями по полу, блуждая по квартире. «Господи, и что поднялся ни свет ни заря! Сегодня методический… видит же, что сплю…»
- Сенька, прекрати блуждать, еще рано!
- Подъем, подруга! Еду в вашу сторону в одну фирму, могу подбросить. Или хочешь – спи, потом сама добирайся. На улице черт-те что: не то снег, не то дождь, - крикнула из кухни Иринка. – Кстати, забыла тебе вчера сказать: мне Константин Иваныч звонил, помнишь такого?

Гелька враз проснулась. Константин Иванович? Зачем он звонил Иринке? Ясно зачем. Иринке звонят все персоны «мужеского полу», как говаривала бабушка.
- Что хотел? – осведомилась Гелька.
- Предлагал всем нам встретиться, - отхлебывая из чашки кофе, хитро улыбаясь, проворковала в своей привычной манере Иринка.

Гелька села, все еще кутаясь в одеяло:
- Ир, ладно тебе разыгрывать. Кому – всем нам? Втроем что ли? И что делать будем? Изображать дружную шведскую семью?
- Гелька, ну и пошлячка же ты, а еще учительница! – хохотнула Иринка. – Все мы – это мы четверо – прежняя компания с концерта.
- Норма-ально! Меня перед фактом ставишь, а Сергею Сергеичу официальное приглашение как vip-персоне послали? И как он – нижайше изволил согласиться или всех послал… на концерт? – Гелька ничего не понимала, но Иринку на всякий случай побаивалась: ее бредовые выходки невозможно было предугадать.
- Ладно, Гель, расслабься. Приглашал он меня одну, я сказала, что тебе тоже светская программа не помешает, а он ответил, что тоже любит с другом разделять культурно-массовые мероприятия. Еще вопросы есть? а то я на деловую встречу опоздаю, - отрапортовала Иринка.

Гелька, подпрыгивая, натягивала джинсы, Сенька крутился с поводком рядом, подгоняя ее. Иринка стояла в дверях кухни, оперевшись о дверной косяк; в глазах прыгали чертики, на лице блуждала загадочная улыбка, которую хорошо знала Гелька, и поэтому тревожное чувство постепенно протискивалось в ее сердце – не к добру все, опять какую-то авантюру затеяла подруга.

- Ир, ну, пожалуйста, не втягивая меня в свои игры амазонок, - тихонько заныла Гелька. – Сергей Сергеич – мой начальник, он директор не просто какой-то фирмы по продаже фантиков, а школы. Не хватало еще разговоров в нашем серпентарии. Да и не пойдет он никуда с вами, сумасшедшими. Вот уж сошлись на почве безумия! И я никуда с вами не пойду, и не уговаривай! – Гелька разошлась не на шутку. – Ну что ты молчишь? Что за планы опять? Я тебя знаю, ненормальную.

Ехали молча. Вернее, молчала Гелька. Иринка мурлыкала мелодию последнего шлягера, похоже, настроение у нее было отличное. Вот чертовка, все-таки что-то задумала. Гелька с Иринкой никогда не ссорились, даже тогда, когда на божий мир и его население смотрели по-разному. Иринка обладала удивительной способностью никогда ни о чем не жалеть и не расстраиваться ни по какому поводу; Гелька сердилась порой на подругу, как, например, сейчас, выговаривала ей все свои «фи», горячилась, переходила на поучительно-строгий учительский тон, призывая ее к благоразумию, но пробить броню Иринкиного авантюризма и жизнелюбия было просто невозможно.
 
- Все, до дома не повезу, уже некогда. Добежите, тем более что Сенька влажной погоды не боится, а девушкам иногда полезно подставлять свое личико воздушной росе. Пока, вечером позвоню, - взвизгнув тормозами, Иринка умчалась, как пишут в книгах, «в туманную даль», то есть в дожливо-снежную, или как там ее - не поймешь, что с неба сыплется.
«Какой вчера был хороший денек, - тоскливо подумала Гелька, - а сегодня… Ирка еще со своими фантазиями. К родителям не поеду. Дома дел полно».

5.

День прошел никак, в какой-то мелкой суете и бесконечно звонившем телефоне. Сначала позвонила мама уточнить, приедет ли Гелька: они с отцом налепили пельменей, а Гелька их обожает, но сама лепить ленится. Три раза не туда попали, спрашивала то теплосети, то какую-то компанию с мудреным названием, то квартиру Геннадия Петровича. Потом дважды позвонили из родительского комитета две мамаши-активистки: когда Ангелина Павловна сможет с ними встретиться, времени осталось мало, выпускной скоро, и вообще, как их дети учатся. Отметилась звонком секретарша Светочка: надо принести завтра медицинский полис на продление.

После обеда Гелька решилась вздремнуть – снова раздался звонок.
- Кремль слушает, - бесстрастно произнесла Гелька в трубку.
После некоторого замешательства трубка заговорила голосом директора:
- Добрый день, Ангелина Павловна, извините, что беспокою дома в выходной. Захватите завтра сценарий выпускного, попробуем посовещаться с классными руководителями. У меня в кабинете в час дня. Всего доброго, - отключился Сергей Сергеевич.
- Здрасьте, всего доброго, - ответила в пипикающую трубку Гелька. – Черт, неловко вышло. Юмористка нашлась…

С утра все шло кувырком. Сергей Сергеич, нарвавшийся на Гелькины юмористические потуги, стал завершением ее сегодняшних неудач. Осталось Иринке к вечеру что-нибудь выкинуть, и в календаре можно закрашивать дату черным.
Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, Гелька достала пяльцы. Когда-то в детстве бабушка научила ее вышивать крестом и гладью. Занятие в те годы было немодным, отдавало прошлым веком. Матрицы для вышивания в магазинах найти было невозможно, и приходилось самостоятельно рассчитывать рисунок. Но Гелька любила это вышедшее из моды занятие, часами просиживала над каким-нибудь сложным узором. Зато, когда все девчонки в школе на уроках труда шили фартуки и трусы (не понятно, зачем нужно было обучать этому?), Гельке учительница разрешала заниматься вышиванием, и в кабинете трудового обучения на стендах по рукоделию всегда было полно ее работ. Трусы она шить так и не научилась, а вот вышитые узоры с годами  становились все сложнее и интересней. В последние годы часто брать в руки пяльцы не удавалось, и, тем не менее, в квартире Гельки висело несколько вышитых ею сюжетов, с гордостью забранных отцом в рамки для фотографий.
 
Несколько месяцев назад она возила на экскурсию в Москву свой класс, и там совершенно случайно в одном из магазинов разной ненужной мелочи и сувениров купила матрицу для вышивания с портретом Натальи Николаевны Гончаровой, жены Пушкина. Это было так неожиданно среди прочих слащаво-пошлых сюжетов и национальных узоров увидеть портрет Натали, что Гелька на какое-то время забыла о разбредшихся по всему магазину учениках. Она даже не помнит, сколько стоила эта матрица – это было неважно. Ей хотелось сделать эту работу особенно хорошо, поэтому долго не решалась начать. Были подобраны все необходимые оттенки ниток, пришлось просить отца смастерить большую рамку-пяльцы, чтобы ни один кусочек ткани не вытянулся где не нужно. Все было готово к началу работы, но Гелька долго была не готова эту работу начать. Вдохновение пришло недавно, когда Пушкина стала изучать со своим 9 «А» по программе.

«Самый нормальный гений в нашей литературе, - вспомнила слова Лотмана Гелька, - любил свою Натали, нарожал детишек и погиб, защищая честь жены».
Чуть косоватые глаза Натальи Николаевны смотрели на Гельку кротко и грустно. Иголка мелькала в ткани, выбивая рисунок крестом, а Гелька с тихой, светлой грустью думала о любви Пушкина и Натали. Возможно, так же, как и она, Наталья Николаевна сидела за вышиванием, ожидая приезда мужа. Он шумно, радостно влетает в дом, распространяя запах мороза, скорыми шагами летит к ней, целует руку, что-то возбужденно говорит, и никто на целом свете не подозревает, как он ее любит, каждую черточку ее прекрасного лица, каждое движение ее чуть косоватых глаз и аристократически тонких рук, каждое колыхание ее платья.
«Моя Мадонна» - это о ней, любимой Натали, такой земной и такой божественной. Бывает ли еще такая любовь, может, ее придумали специально для Пушкина как дань светлой памяти первому поэту России? Гелька не знала ответа на этот вопрос, в ее жизни все всегда было гораздо прозаичнее.

Запел сотовый… Иринка. «Гель, ты дома? Я мимо, сейчас заеду. У тебя все нормально? Ставь кофе», - подруга ответов не слушала, Гелька к этому привыкла. Почему-то сейчас ей не хотелось, чтобы кто-то приходил, о чем-то говорил. Она с сожалением отложила работу и пошла варить кофе, с пенкой, как любит Иринка.
Сенька поплелся следом, заглядывая хозяйке в глаза.
- Иринку встречай – вон на метле мчится, чертовка, - ответила псу Гелька. Он радостно потрусИл к двери в ожидании пирожного.

6.
Это было полной неожиданностью! Гелька готова была растерзать Иринку, внутри что-то ширилось, подступало к горлу и должно было разразиться громом и молниями. Гелька не могла вымолвить ни слова, она молча наблюдала, как в прихожей снимают куртки Иринка и Константин Иванович, тут же сидит в картинной позе Сенька, интеллигентно выпрашивая свое лакомство. Иринка что-то ворковала, доставала из пакетов какие-то другие пакеты, все это впихивала Гельке в руки…

Ужас! Гелька в домашнем спортивном костюме, на голове домашняя косичка, на лице – домашний макияж, то есть никакого макияжа. А в прихожей – Константин Иванович, которого Гелька видит второй раз в жизни, еще он приятель ее директора… Дальше мысли Гельки путались, рисовали в один миг какие-то смутные картинки-комиксы, в общем, ужас! Она не знала, что говорить, кроме «здравствуйте», да и это приветствие выговорила не она, а ее сдавленный разными эмоциями голос, который в данный момент жил от нее отдельной жизнью. Ужас!

- Ангелина, простите великодушно, вашей подруге сопротивляться невозможно, я ей-богу не хотел вас смущать дома, - неловко жестикулируя руками, говорил Константин Иванович, и от этих извинений Гельке становилось еще хуже: он заметил ее состояние, наверняка понимая, что причина ее столбняка – именно он.

- Кофе убежал, - невпопад ответила Гелька. – Сейчас снова поставлю. Проходите в комнату, Константин Иванович, располагайтесь. Сенька, подойди, познакомься.
Сенька сел перед гостем и, склонив голову набок, поднял лапу.
- Его зовут Сенатор Интер и он вам рад, - прокомментировала Иринка.
- Добрый день, Сенатор, - пожал лапу Константин Иванович. – Извини, что смутил твою хозяйку. У меня тоже для тебя есть пирожное, Ирина сказала, что ты их очень любишь.

Константин Иванович открыл бумажный пакет. Сенька мужественно отвернул морду – без разрешения Гельки он никогда ничего не брал, даже если это были пирожные. Иринка – не в счет, она его подруга.

- Вот это выучка! - восхитился Константин Иванович. Он только что видел, как Сенька с большим удовольствием слизал с рук Иринки последние крошки лакомства. – Ангелина, как же мне его угостить за знакомство? – и так же, как Сенька (вот смешно!), склонил набок свою лохматую эйнштейновскую голову.
- Сенька, можно, - крикнула Гелька из кухни, и пирожное вмиг исчезло.
- Сенатор, вы джентльмен, - рассмеялся Константин Иванович. – Ирина, Ангелина, давайте я вам помогу, - переключился он на девушек, - может, что-то надо подвинуть или расставить чашки?
- Поставьте к креслам журнальный столик, Ирин, достань салфетки, кофе уже готов, - стала распоряжаться Гелька, чтобы отвлечь от себя внимание. Она поставила на поднос турку, сахар, чашки, направилась в комнату.

Константин Иванович держал в руках ее пяльцы, казалось, он ничего уже не слышал, разглядывая Гелькину работу.
- «Чистейшей прелести чистейший образец», - проговорил он. Увидев Гельку, спохватился:
- Ангелина, это чудо! Извините, лежало на журнальном столике, я случайно вторгся в ваше творчество.

Гелька смутилась: старая дева за пяльцами. Хотя, почему старая? Ей всего двадцать семь. И ей нравится вышивать. И она любит Пушкина. Ничего удивительного – она учитель литературы. Черт, что это она оправдывается перед собой, или еще перед кем-то?
- Давнее школьное увлечение, помогает расслабиться, - пожала плечами Гелька. – Положите на полку, чтобы не мешало.
- Гель, а я не видела эту работу. Давно начала? Здорово! Какие все-таки у тебя руки! – восхитилась Иринка. – Вы знаете, Костя, вот эти рамки с картинами – это тоже ее вышивка, а смотрится издали как написанные маслом, правда?
- Ладно, кофе стынет, - переключила их Гелька, попутно отметив про себя, что Константин Иванович уже стал Костей, хоть и на «вы». – Ир, где там твои хваленые пирожные? Только, умоляю, Сеньке больше не давай.

Гелька не знала, о чем говорить, она еще чувствовала скованность, смущение от своего домашнего вида. Ирку убью, подумала она. Потом, завтра. С Константином Ивановичем было легко, он был прекрасным собеседником,  оригинальным рассказчиком. Истории  в его изложении выходили какими-то легкими, забавными, не обременявшими голову. Сенька, не любивший посторонних, почему-то сидел около гостя, попеременно склоняя голову то направо, то налево, слушал его россказни, будто бы что-то понимая.

Гелька с удивлением наблюдала за псом. Сенька не может ошибиться: Константин Иванович, обладая каким-то внутренним обаянием, не мог не заслужить расположения пса. И это почему-то радовало Гельку. И еще она была приятно удивлена тому, что Константин Иванович знает ее любимое пушкинское стихотворение. Он был смешной и неловкий, этот Константин Иванович, но он понравился Сеньке, а это дорогого стоит. Смущение постепенно ушло, Гелька даже не заметила, в какой момент. Она забыла и про свой домашний спортивный костюм, и про домашнюю косичку, и про домашний макияж, то есть отсутствие всяческого макияжа. Ей почему-то тоже захотелось называть его просто по имени, как это делала Иринка. Они смотрелись отличной парой, ее подруга и этот забавный Костя. «Может, у них что-нибудь получится, - с надеждой подумала Гелька. – Он хороший человек, вон Сенька сразу определил».

- Ой, Костя, мне еще машину на стоянку ставить, а уже десятый час, - спохватилась Иринка. – Поедемте уже, да и Сенька ждет вечернюю прогулку, просто его врожденная порядочность не позволяет ему указать нам на дверь. Гель, спасибо тебе, ты уж прости, что я сегодня вот так…
- Ладно, Ир, проехали. Мы с Сенькой проводим вас до машины.
На улице оказалось неожиданно светло: лег зернистый февральский снежок, прикрыв черноту асфальта. Было тихо, светло и чуть-чуть морозно.

- Ангелина, обещайте мне, что покажете уже готовую работу. Клянусь, без предупреждения мы с Ириной больше не явимся, - садясь в машину, говорил Константин Иванович. – И еще: в воскресенье идем в ресторан. Я приглашаю. Есть повод – получил патент на одну из своих заморочек. Отказа не приму. Кстати, Ангелина, вам очень идет коса, вы будто барышня из старинной русской усадьбы. И еще: вы чем-то похожи на Натали Гончарову – какой-то задумчивостью что ли, внутренней просветленностью. Извините еще раз за вторжение!

Машина медленно тронулась, набрала скорость и скрылась за поворотом. Гелька смотрела вслед и по-старушечьи, неожиданно для себя, думала: «Дай бог, все сладится у Иринки с Константином Ивановичем. Дай бог…»

7.
В пятницу, в свой законный методический, Гелька встала ни свет ни заря. Почему-то не спалось. Выгулять Сеньку, взять сценарий и в школу. Подумала, что сегодня опять встретится с директором.

Фу, глупая! Каждый день встречаемся, по долгу службы, так сказать. Чего радуешься? «Да я и не радуюсь», - сама себе ответила Гелька. Просто в последнее время эти встречи стали какими-то другими, чем-то наполненными, что ли. Гелька впервые выпускала класс. Может, так часто встречаются на «летучках» с директором все классные дамы перед окончанием года? Но ей почему-то хотелось думать, что ее история отлична от других. Сергей Сергеевич привлекал ее, неудержимо вызывал в ней особого рода интерес. Возможно, это ее девичьи фантазии – никакого повода так думать у нее не было. Он ее начальник, он терпеть не может никакого панибратства, землячества – он вообще не демократ по натуре. Он ее начальник. Но Гелька вспоминала его серые печальные, какие-то усталые глаза, и ей очень хотелось знать, откуда эта печаль.

«Дура ты, Ангелина Павловна, посиди на работе по двенадцать часов, взвали на себя хозяйство, чужих детей и их родителей, посмотрим, какие у тебя глаза будут», - снова ответила себе Гелька. Она гнала от себя размышления о Сергее Сергеевиче, но ей казалось, что он видит, как она варит кофе, кормит собаку, прогуливается в парке в ожидании конца Сенькиных скачек… А что, собственно, произошло? Встретились на концерте, посидели компанией в кабачке, и что? Все остальные разговоры – исключительно по работе, по этому Сашке Прохорову. Рабочие моменты. «А зачем он сам звонил мне домой? – радостно ухватилась за вопрос Гелька. – Мог бы поручить и своей Светочке, это ее работа».

У Гельки улучшилось настроение, и она почти бежала в школу. «Захватите завтра сценарий выпускного, попробуем посовещаться с классными руководителями. У меня в кабинете в час дня». Гелька сценарий «захватила». Времени - двенадцать дня. Еще успеет своих «ашек» в школе застать.
 
ПахнУло школьным запахом, когда Гелька толкнула тяжелую дверь школы: смесь разгоряченных детских тел, пирожков и котлет, баскетбольных мячей и еще чего-то, что невозможно определить, но точно знаешь, что так пахнет школа. Гелька любила этот запах, он напоминал ей ее школу, ее детство, и еще она знала, что на каникулах школа пахнет иначе. Все учителя, как и дети, ждут каникул, наслаждаются тихими школьными коридорами.
В эти дни в школе поселяется другой запах, чем-то похожий на офисный или конторский; коридоры становятся гулкими и одинокими, но учителя все равно по привычке осторожно преодолевают углы поворотов и ходят мелкими шагами, всегда готовые увернуться от юрких и стремительных ребятишек. Хороший учитель (то есть тот, который учитель по призванию, думала Гелька) в свой длинный, двухмесячный отпуск отдыхает от школы недели три-четыре, наслаждаясь тишиной, покоем и отсутствием тетрадок и педсоветов. Остаток отпуска он готовится снова окунуться в сумасшедший школьный водоворот, скучая и по шумным коридорам, и по тетрадкам, и по неугомонным деткам, и по их родителям (те еще сложнее своих деток, это Гелька знала абсолютно точно).

У нее почему-то сегодня было «размыслительное» настроение; машинально лавируя по школьным коридорам, Гелька думала о своем месте в этой школьной империи. Оказавшись когда-то в ней совершенно случайно, Гелька вдруг отчетливо поняла, что не сможет без этой внешне хаотичной, непредсказуемой, но такой необходимой ей школьной жизни со всем ее населением.

- Ангелина Пална, Ангелин Пална-а, а мы всем классом едем в Москву, по Пушкинским местам! - окружили Гельку пятиклашки, припрыгивая вокруг нее с объемными ранцами на спинах, внешне похожие на черепашек с домиками. – Наша классная Катерина Викторовна сказала, что Вы очень любите Пушкина… Правда? А Вы с нами поедете?.. А Сашка Мазин сказал, что ничего Вы и не поедете… Он сказал, что у Вас свой класс есть, очень мы Вам нужны с нами ездить… А Катерин Викторовна сказала, что нужен еще один учитель, можно бесплатно поехать… Поедете? Ну пое-ехали-и, а?

Гелька не успевала поворачиваться на голосящих пятиклашек. Окруженная плотным кольцом, взятая в плен своими малышами, требовавшими от нее немедленных ответов, Гелька открывала рот, чтобы ответить на очередной вопрос, но тут же следовал другой. Она так и стояла, обезоруженная их напором. Пока они галдели, прыгали вокруг нее, теребили за рукав, Гелька решила, что еще раз поедет по знакомому уже маршруту. Потому что, во-первых, она их учитель литературы, во-вторых, скоро весна и хочется перемен, в-третьих… А что в-третьих? В-третьих, она их любит и они любят ее. И это главное.

- Ребята, отпустите Ангелину Павловну, у нее сейчас совещание, - раздался голос директора. – Вы потом договоритесь с ней о поездке, - уже мягче сказал Сергей Сергеевич и улыбнулся Гельке.
Гелька смутилась, высвободилась из окружения пятиклашек и тихо произнесла:
- Здрасьте, Сергей Сергеевич. Извините, я не опоздала? Я сразу же иду к Вам в кабинет и… я взяла сценарий… я … у меня есть кое-какие предложения…

Она не знала, что еще нужно говорить, да и вообще – нужно ли сейчас, здесь, в коридоре? Директор стоял и не собирался двигаться с места. Не пойдет же она без него к нему в кабинет! А куда надо сейчас идти? Дети, не замечая конфузной ситуации, волной перетекли в раздевалку и галдели уже там, толкаясь, пробирались к вешалке своего класса. Из раздевалки  вытекали обратно, таща за собой куртки, тут же опять толкаясь и смеясь.

Гелька взяла себя и ситуацию в руки:
- Сергей Сергеевич, мы где собираемся, у Вас? сейчас? или у меня есть еще несколько минут?
- Все уже собрались. Я услышал, как Вас атаковал пятый класс, и вышел. А они любят Вас, Ангелина Павловна. Поезжайте с ними, я приказ подпишу, - почти бесстрастно проговорил директор, а глаза смотрели тепло и были не серыми, как обычно, а какими-то серо-синими.

А потом никаких других событий не было. Было совещание, прошло по-деловому четко. Потом Гелька зашла на последний урок к своему 9 «А», сделала текущие объявления, спросила, все ли хорошо сегодня? Все было хорошо, без происшествий и даже без «двоек». Все хорошо. Все хорошо. Ну что ж, значит, все хорошо. Иди, Ангелина Павловна, домой, тебя там Сенька ждет. А вечером – Иринка с Костей, то есть с Константином Ивановичем.

«Господи, вечером меня ждет Иринка с Костей в ресторане! Там же наверняка будет Сергей Сергеевич. Я боюсь… чего я боюсь? Своего директора, потому что он не только мой директор, а еще друг Иринкиного Кости. А это уже неслужебные отношения… у кого неслужебные отношения? У меня с ним или у него со мной? У нас с ним. Нет, у нас нет никаких отношений. То есть есть – служебные. Все. Точка. У нас служебные отношения. А в ресторане мы сегодня встречаемся случайно… То есть не случайно, а по случаю премии Кости, то есть Константина Ивановича. Он, Костя, Иринкин друг, то есть друг Сергея Сергеевича, а Иринка – моя подруга и еще она подруга Кости. А Сергей Сергеевич его друг, а Иринка – моя подруга… В общем, все друг другу друзья, а я - при них. Дурдом! И я дура, потому что всего чего-то боюсь и поэтому у меня что-то с речью, то есть с порядком слов и мыслей, короче, с головой у тебя, Ангелина Павловна, непорядок».

Так лихорадочно думала Гелька и пыталась найти повод, чтобы никуда не ходить. В Москву, в Москву, по Пушкинским местам! Вот туда бы, и лучше прямо сегодня вечером. Сидя в учительской и тупо пялясь в окно, Гелька не услышала звонка с урока, вздрогнула от неожиданно открывшейся двери.

- Ангелина Павловна, можно Вас? – в дверях стоял Сашка Прохоров. – Я принес тетрадь с выполненными упражнениями по русскому. Вы проверите?
- Да, Саша, проходи. Что за упражнения? – Гелька открыла наполовину исписанную тетрадь. – Да ты славно потрудился. И задания не из легких. Я возьму домой, хорошо?
- Я сам делал все. Если у Вас будет время, Вы погоняйте меня еще по теории, ладно? Но с теорией мне легче, у меня память хорошая, а вот когда пишу, не всегда ошибки вижу. Я еще заниматься буду.
- Договорились, - улыбнулась Гелька. – Мне нравится твоя настойчивость. Саш, ты не переживай, у тебя все получится. Упертый ты!
Сашка улыбнулся, нет, улыбнулись его глаза, каким-то серо-синим цветом, и Гельке показалась знакомой эта улыбка.

8.

Боже, ресторан – это было ужасно! Вернее, все наоборот: и закуски, и программа, и рассказы Константина Ивановича, и глаза Иринки лучились счастьем, и Сергей Сергеевич был и галантен и по-дружески раскрепощен, и… в общем, все было как раз очень хорошо.

Гелька была в панике. Что она здесь делает? Как завтра будет работать со своим директором, если сегодня пьет в компании с ним замечательное, удивительно вкусное и ароматное вино? А еще почему-то горячая волна поднимается от пяток к самой макушке, когда он приглашает ее на танец. А еще почему-то очень трудно, почти невозможно смотреть ему в глаза, и Гелька их все время отводит в сторону, как бы рассматривая присутствующих в ресторане. Черт, рассматривать присутствующих – это очень неприлично, так ее учили родители. А если больше нечего рассматривать?

А Сергею Сергеевичу как будто все нипочем: он сегодня отдыхает, радуется за своего друга, смотрит на него теплыми глазами, танцует то с Гелькой, то с Иринкой по очереди, в общем, у него жизнь удалась, а вечер тем более.

Так думала Гелька, не чая, когда закончится этот вечер и она снова будет дома, а Сенька уляжется ей в ноги и будет сочувствовать ей, любимой своей хозяйке. Гелька даже не помнила, о чем шел разговор весь вечер, она все время решала задачку со многими неизвестными, и у нее никак не складывался ответ – простой, ясный ответ на вопрос, как жить и работать дальше, если в этой жизни появился ее директор и каким-то странным образом занимал ее мысли. Почему этого не было раньше? Что случилось такого особенного, что стало трудно дышать? Где этот пункт А, из которого Гелька начала совершать движение в неизвестном направлении? Гелька была в панике. В Москву, в Москву, по пушкинским местам, с пятиклашками!

Всю ночь она опять решала какие-то задачки с дурацкими вопросами, и у нее опять не выходил ответ. Сашка Прохоров приходил со своей тетрадкой и просил проверить правила. И так несколько раз за ночь. День сурка во сне!

Гелька встала утром с больной головой и разбитым телом. Сенька ткнулся носом в ее ладонь, поднял глаза и удивленно склонил голову набок: понял, что ей не очень хорошо.

По дороге на работу Гелька с удивлением обнаружила, что в природе весна. Воздух легок и прозрачен, пахнет кислородом и мокрыми деревьями. Мокрые деревья весной пахнут иначе, чем осенью. Осенью это какой-то усталый запах потрудившейся за лето плоти деревьев, тяжелый, терпко-созревший. А весной деревья пахнут молодо, как юность, легко и тонко, легкомысленно надеясь прожить еще одну, новую жизнь. Гелька всегда чувствовала, когда весна наступала окончательно, она ее унюхивала, и теперь радовалась еще одной весне, по-юношески легкомысленно, как эти проснувшиеся деревья, уверенная в том, что все самое счастливое впереди.
 
Школа, галдевшая детскими голосами, топавшая множеством ног, заглотнула Гельку в свое чрево, и Ангелина Павловна напрочь забыла свои сомнения, тревоги, сны и даже наступившую весну, потому что школа всегда заставляла ее жить по давно установленным в этом царстве законам, решать те задачи, которые положено решать здесь, в этих гулких коридорах и тихих кабинетах. Всё стало ясно и правильно, как закон Ньютона. Уроки, тетради, дневники, пятиклашкам обещание поехать с ними в Москву, своему 9 «А» еще раз напомнить о родительском собрании, сдать завучу сведения о выборе экзаменов, другому завучу – участников выпускного концерта, учителю физкультуры напомнить, чтобы не портил аттестаты детей своими нормативами (хотя он, конечно, прав, но и дети сейчас не ахти какие здоровые – какие уж там нормативы, написанные полвека назад!). Ого, уже три часа дня – день пролетел, правда, через час у Гельки литературный кружок.

Дверь с шумом распахнулась, на пороге появились старшеклассники.
- Ангелина Пална, мы пораньше, ничего? – Никита, десятиклассник, просунул свое вечно сияющее лицо в проем открытой двери.
- Заходите, я уже освободилась. А что, все собрались? – Гелька была рада им. Многие их тех, кто занимался в литературном кружке, у нее не учились, но с удовольствием приходили на занятия кружка дважды в неделю.
Одиннадцатиклассница Наташа, задорная, жизнерадостная, очень современная, всегда озадачивала Гельку своими вопросами:
- Ангелина Павловна, а почему многие гении литературы были так несчастливы в личной жизни?

Вечный вопрос, на который и Гелька не знала ответа.
- Гениальность всегда выпадает из обыденной реальности, Наташа. С ней тяжело и тем, кто ею обладает, и тем, кто находится рядом с гением. Гениальные поэты, писатели – это люди без кожи, у них обострено восприятие мира со всеми его пороками и достижениями. Я так думаю. А вы как? – Гелька смотрела на ребят, современных детей информационного века: они решали вечные вопросы, такие далекие от проблем Интернета и нанотехнологий. Стремительный век как бы остановился в своем бешеном движении перед таким простым и таким сложным вопросом – что есть счастье.

- Пушкин был женат и счастлив, Блок просто был женат, а Лермонтов так и не нашел ту, с которой смог бы разделить свою жизнь.
Все обернулись к двери. У входа стоял Саша Прохоров, никто не заметил, как он вошел.
- Можно, я тоже буду приходить? – Сашка смотрел на Гельку своими печальными серыми глазами.
- Конечно, Саша, у нас вход открыт для всех.

Заседание кружка прошло как-то незаметно быстро. Уходя, ребята все еще спорили о том, что гений и счастье – две вещи несовместные, а Гелька в очередной раз удивилась этим современным детям. Хотя, нет, уже не детям, почти взрослым людям, в который раз, как и во все времена, решающим уравнение на счастье.

За порогом школы уже смеркалось. Было тихо и вкусно пахло весенним дыханием. Гелька неспешно пошла домой, в который раз перебирая в памяти события сегодняшнего спора о счастье. В памяти всплыло лицо Саши Прохорова, его печально-серые глаза. Какой несовременно серьезный мальчик, подумалось Гельке, будто из прошлого века, вернее, позапрошлого, девятнадцатого. Откуда он знает про Блока? Изучение его творчества только в одиннадцатом классе. Да причем здесь программа, сама себе возразила Гелька. Что у этого мальчика в душе, коль так озабочен, кто и как был счастлив в браке? Ах, да, растет без отца, вспомнила Гелька. Почему без отца? Может, с отцом, просто отец не живет с его матерью. А почему не живет?

 Вспомнилась сцена в кабинете директора: мать Саши, женщина с противоречивой натурой. Гелька отбросила воспоминания о Сашкиной матери – зачем они ей, когда так необыкновенно вкусно пахнет весной.
- Ангелина Павловна, я смотрю, вы домой не торопитесь. Разрешите присоединиться, - раздался голос директора Сергея Сергеевича за спиной.
Гелька вздрогнула, испугалась, растерялась и, удивленно обернувшись, глаза в глаза встретилась со своим директором.
- Я гуляю, хорошо весной пахнет, - пробормотала растерявшаяся Гелька.
- Ага, вкусно и молодо, - отозвался Сергей Сергеевич.
Гелька внутренне замерла: она только что об этом думала, как он узнал? Помолчала, не найдя, что сказать в ответ.

- Я решил сегодня пораньше домой отправиться. На дворе весна, работать совсем не хочется. Я вас провожу, - не то спрашивая, не то утверждая, сказал Сергей Сергеевич. – А вы что задержались, у вас ведь уроки давно закончились?
- Был литературный кружок, - радостно спохватилась Гелька: разговор о работе спасал неловкое положение. – Представляете, на заседание кружка пришел Саша Прохоров, ну, помните, еще мать его скандалила у вас в кабинете? Очень интересный мальчик, как-то по-другому открылся сегодня.

Сергей Сергеевич остановился:
- Что это он решил литературой заняться, его же всегда точные науки привлекали?
Гелька тоже остановилась:
- А вы хорошо знаете его, Сашу то есть? – она смотрела в глаза директору и вдруг увидела, как что-то заметалось в его душе, смутилось и разбежалось на тысячи маленьких сомнений. Потом вдруг что-то вспыхнуло, и шторки души закрылись, остались привычные директорские глаза, серые, в пушистых ресницах, немного усталые.
- Нет, я просто знаю, что он всегда в олимпиадах по математике и физике участвует, причем, очень успешно. Уж школьных победителей и призеров я как директор должен знать, не так ли?
- Да, конечно, извините, мне что-то показалось. Извините, Сергей Сергеевич, - поспешно пробормотала Гелька.

Разговор перестал быть по-рабочему простым, что-то опять встало между ними, и Гелька заторопилась домой. – Извините, мне домой надо, пес ждет, когда я поведу его на прогулку.
- Ангелина Павловна, простите за назойливость, нам же по пути, я провожу вас. Не умрет ваш пес от тоски за лишние десять минут. Кстати, мне Костя про вашего Сенатора рассказывал, восхищался, какой потрясающий пес-джентельмен, - широко улыбнулся Сергей Сергеевич. – Представьте как-нибудь меня ему, вашему Сенатору, чем я хуже Кости?
- Да-да, как-нибудь…- растерялась еще больше Гелька. – Он, как ни странно, Константина Ивановича сразу принял, хотя вообще-то мужчин не любит. Кроме моего отца, они большие с Сенькой друзья.
- Просто ваш пес считает себя полновластным хозяином вашей души, Ангелина Павловна, вот и не приемлет боле никого из мужского пола, - хитро улыбаясь, как-то задорно и в то же время старомодно проговорил Сергей Сергеевич.

Гелька с облегчением обнаружила, что они уже подошли к ее дому, и поспешно, даже слишком поспешно, распрощалась с неожиданно свалившимся на ее голову директором-попутчиком. Мир показался ей совершенно виртуальным, ненастоящим, иррациональным, пока они шли вместе, и Гелька совершенно не знала, как себя в этом мире вести. Мозг подбрасывал ей рациональные решения этой ситуации: ничего особенного не происходит, идут по пути педагоги-коллеги, потому что им в одну сторону, какая разница в их неравных статусах – на улице они становятся просто людьми, коллегами, что ты, дорогая, заметалась? Однако эти рациональные решения становились в сознании Гельки абсолютно нерациональными, потому что мир вокруг нее этой рациональности напрочь лишился. Одно спасение – дверь в подъезд, к Сеньке, ее псу-джентельмену, самому настоящему и рациональному.

Вихрем поднялась на свой этаж, открыла дверь, обняла подбежавшего, теплого от сна, Сеньку и замерла, немало удивив его, толком ничего не понявшего. Слава Богу, через два дня в Москву, по пушкинским местам, с пятиклашками! Завтра Сеньку к родителям и собираться в дорогу!

9.
Несколько дней в Москве пролетели незаметно. Гелька  в очередной раз погрузилась в начало девятнадцатого века, забыв про все. Правда, про подарки из столицы не забыла, купить новые книжки тоже не забыла, и теперь, сидя в комфортабельном автобусе, отдаленно слышала возню пятиклашек и думала о том, как удивительно быстро пролетело время в Москве, какой замечательной была экскурсовод, седовласая дама неопределенного возраста, по-старомодному сдержанная, с горделивой осанкой и совершеннейшим литературным языком. Сплошное наслаждение!

На автовокзале Гелька увидела издалека свою сумасшедше красивую подругу, стремительно несшуюся ей навстречу и, о Господи, позади нее широко шагавшего Константина Ивановича.
- Гелька, мы уже тут замерзли и оголодали, тебя дожидаючись, - закричала Иринка издалека. – Давай свою сумку, Костя, возьмите и несите в машину, и айда ужинать.
Все распоряжения были отданы на одном дыхании и не предполагали возражений.

 Гелька не нашлась, что сказать. Да и что говорить: все уже без нее решено. Сумка перекочевала в Иринкину машину, Гельку усадили на заднее сидение, и машина вывернула со стоянки. Иринка что-то спрашивала, Гелька что-то отвечала, и мир опять стал ирреален, потому что смешливый Костя тут же своим присутствием напомнил Гельке, что есть еще в этом мире его друг – Сергей Сергеевич, Гелькин директор.

- Ангелина, вы что-то загрустили. Мы как-то нарушили ваши планы? – Константин Иванович обернулся к Гельке. – Сейчас поужинаем и отвезем вас домой. Если не возражаете, заедем к Сергею, я обещал ему завезти одну книжку. Он приболел немного, на больничном мается.
- Возражаю… то есть, конечно, вы завезите Сергею Сергеевичу книжку, но… а что с ним? – Гелька совершенно запуталась в порядке своих мыслей и теперь не знала, как все исправить. – Нет, Ирин, давай, вы меня домой сейчас, а сами уж как-нибудь сами… Просто я устала и вообще есть не хочу…
- Гелька, кончай гундеть! Ужин, потом книжка, потом к тебе домой. Все, порядок протокола встречи моей подруги утвержден и обсуждению и корректировке не подлежит, - решительно заявила Иринка. – И вообще, тебя никто не собирается заставлять ходить ногами. У Сергея радикулит, так что лежа можно только книжки читать да телевизор смотреть. У тебя хоть капля сочувствия к болезным есть или ты совсем совесть потеряла? Начальство надо уважать и проведывать во время болезни, - подвела итог Иринка.
- Может, он нас совсем не ждет, да и не все люди любят, чтобы их видели во время болезни, - пошла в решительное наступление Гелька.
- Он ждет, знает, что мы заедем, - ответил Костя, и Гелька сникла, испугавшись того, что вопрос уже решили, без нее, и Сергей Сергеевич знает, что она тоже приедет.

Дурацкая ситуация! Спорить дальше было бы глупо, нелогично, потому что все почему-то решили, все, кроме нее самой, что они – это одна компания. Почему все так решили? Мир иррационален, это очевидно. Но почему-то этого никто не замечает, кроме Гельки. Может, она сошла с ума? Или у нее, на крайний случай, легкое изменение сознания?

Ужин показался Гельке безвкусным: ни соленым, ни перченым, ни мясным, ни рыбным – просто никаким, без вкуса и запаха. Она что-то жевала и с ужасом думала, что они все вместе должны ехать домой к ее директору, у которого радикулит (почему у него радикулит, он же не старик какой?). Он будет лежать на кровати или диване, а они, столпившись у двери, должны будут что-то говорить, изображать сочувствие (или, наоборот, не надо изображать сочувствие?), потом надо говорить «поправляйтесь» и уходить (слава богу!). А у него, наверное, перевязана шерстяным платком спина, пахнет мазью от радикулита, а сам он еле передвигает ноги, потому что в спину стреляет (так у бабушки было, Гелька помнит).


Они стояли у двери Сергея Сергеевича – Константин Иванович, за ним Иринка с Гелькой - и ждали, когда им откроют. Дверь распахнулась.
- Здравствуйте, дядя Костя! Заходите, папа ждет, - услышала Гелька знакомый голос. – Ой, Ангелина Павловна, здравствуйте!
На Гельку смотрели серьезные серые глаза Саши Прохорова, несколько смущенные, в пушистых ресницах. Гелька смотрела на Сашу и думала: «Почему папа? Саша - Прохоров, Сергей Сергеевич – Денисов. Почему папа? Почему я не знала? Почему он не сказал? Они оба почему не сказали?»

- Ангелина Павловна, проходите, раздевайтесь. Давайте я вам помогу. Вот здесь вешалка. Вы располагайтесь, мне к маме надо, я отцу продукты принес и уже ухожу, так что вы тут сами, дядя Костя вам поможет. Чайник на плите горячий, - Саша не суетился, просто был гостеприимным, будто Ангелина Павловна всегда приходит в гости к его отцу вместе с дядей Костей и своей подругой.

Сергей Сергеевич сидел в кресле и приветливо улыбался. Никакого платка на нем не было и мазью тоже не пахло. И вообще в квартире было тепло и уютно, правда, сразу было видно, что здесь живет мужчина: все было просто и рационально.
 
- Извините, встать не могу. Только что сделали блокаду, сижу смирно. Всем привет, располагайтесь. Костя, давай чай, Сашка все приготовил. Ирина, пока ваша подруга пребывает в некотором замешательстве, вы уж берите приготовление к чаепитию в свои женские руки, а Костя вам поможет, - Сергей Сергеевич, похоже, ничем смущен не был. -  Саш, ты завтра придешь? Книжку свою по физике захвати – порешаем что-нибудь из забавного. Ладно, пока, матери привет.

Хлопнула входная дверь. Сергей Сергеевич смотрел на Гельку и улыбался:
- И все-таки прав Костя: у вас, Ангелина Павловна, удивительно красивое лицо, особенно когда вы пытаетесь как-то рационально решить вопросы в нашей иррациональной действительности. У Саши фамилия матери, а всей школе совершенно необязательно знать, что он мой сын. Зачем мальчику осложнять жизнь? Он живет с матерью и со мной,  мы его любим и дорожим его доверием, просто его мать и отец не живут друг с другом. Вот и все. Есть еще вопросы? Тогда, пожалуйста, присядьте на кресло и расскажите, как вы съездили в Москву. Я давно вас не видел и, признаться, скучал.

Гелька смотрела на своего директора и ей хотелось рассказать ему, как долго она была в Москве и как давно она его не видела и тоже скучала. Она это поняла сейчас очень отчетливо. Но смотрела в эти серые задумчивые глаза, такие же, как у несовременно серьезного мальчика Саши Прохорова, и молчала.

Иринка что-то говорила на кухне смешливому, похожему на Эйнштейна Косте, счастливо смеялась, в ответ басил голос Кости, и мир вдруг стал опять близким, по-хорошему рациональным и понятным. А Гельке очень захотелось познакомить директора Сергея Сергеевича со своим псом-джентельменом Сенатором Интером, потому что она точно знала, что они подружатся.