Мастер и Маргарита. От Ивана Грозного до Воланда

Сангье
                Об иллюстрации: Фёдор Шаляпин в роли Мефистофеля, фото 1903 г.

БУЛГАКОВ и А.К. ТОЛСТОЙ: ИОАНН ГРОЗНЫЙ - ШАЛЯПИН - МЕФИСТОФЕЛЬ - СТАЛИН - ВОЛАНД               

     «Литература – диалог сквозь века…» - затёртость этой фразы часто мешает осознанию её изумительной верности. Например, вы регулярно читаете произведения любимого писателя не настоящего времени. Возможно, и фото его в вашей квартире есть. Вы помните, конечно, что физически писатель давно не присутствует в этом мире. Но…

          Ведь вы в какой-то мере мыслите фразами с любимых страниц: обращаетесь к ним в трудную минуту. Подражаете одному из героев, возможно?.. Выходит, что писатель в какой-то живее для вас, чем реальные, но вами незнаемые современники. Представьте, насколько то же самое «родство душ» умножается в случае, когда один писатель ощущает преемственность темы? А ежели в театре, с которым работает современный драматург идёт на аншлаг пьеса близкого ему прошлого автора на интересующую тему?!  Трудно предсказать, насколько может оживиться – воплотиться беседа драматургов «сквозь века». Сцена вообще обладает потрясающей способность «уничтожать» время.

          Преемственность – отталкивание от разработки темы предшественниками – в литературе естественно: это и есть, так сказать, техническое – в слове оформление «диалога сквозь века». Помимо самой сходной темы преемственность в тексте может быть выражена открытой цитатой либо реминисценцией – незаковыченной и слегка изменённой цитатой. Сходным образом героя либо переигрыванием целой сцены с изменением жанровой трактовки: комическое начинает звучать трагически; трагическое возвращается к комизму.

          Похоже, сама судьба себе в удовольствие организовала диалог Алексея Константиновича Толстого (1817-1875) и Михаила Булгакова (1891 -1940): оба люди острые на язык, любители невинных мистификаций – театра в жизни, - об обоих сохранились близкие к анекдотам воспоминания. Тексты обоих многосмысленны: оба -драматурги, трагические эффекты предпочитающие разбавлять комическим.  Тексты Булгакова к тому же намеренно многосмысленны – многоэтажны.

        Можно сказать, что Булгаков и мыслил сам многопланово, и ещё намеренно «программировал» свои произведения от однопланового, клонящегося к лозунговости прочтения. Поэтому никаких полных «расшифровок» булгаковских произведений нет и быть не может: подобные заявления – неграмотный блеф.  Можно проследить отдельные мотивы и связи его текстов, что само по себе уже очень интересно!
                *      *      *               

           А.К. Толстой – лирик, создатель баллад, остро сатирических стихотворений, исторического романа «Князь Серебряный» (1863 г.; личная судьба во время правления Ивана Грозного); драматической трилогии «Смерть Ивана Грозного» (1866), «Царь Фёдор Иоаннович» (1868): «Царь Борис» (1870). Начиная с 1869 г. «Смерть Иоанна…» имела длинную и славную историю постановок. В 1899 г. на сцене МХАТ в заглавной роли выступали — К.С. Станиславский и В.Э. Мейерхольд.

       «Царь Фёдор…» ждал первой постановки до 1898 года – зато сразу на двух сценах: в Петербургском театре Литературно художественного общества (Суворинский) и в Московском Художественно-общедоступном театре (1): с режиссурой К.С. Станиславского роль царя Федора гениально исполин И.М. Москвин. По выражению Станиславского «Федор» стал "кормильцем театра", - этим, благодаря гастролям (1906 и 1922 -1924 гг.), всемирно знаменитым спектаклем открывали каждый новый сезон.

        Параллельно с «Фёдором» в октябре 1926 г. МХАТ поставил «Дни Турбины» - по собственному роману «Белая гвардия» первую пьесу Михаила Булгакова. Своеобразной любовью – враждой судьба Булгакова оставалась связанной с МХАТ до самой кончины драматурга. Что касается темы, то судьба тирана – большою кровью путь к верховной власти – тема во время сталинских репрессий более чем актуальная. В 1927 г. «Смерть Иоанна Грозного» - заведомо «опасная» пьеса-  поставлена МХАТом-2 в довольно чуждом Булгакову символическом духе – претендующим на обобщение властолюбия вообще. (1)

         МХАТ 2-властям не угодил: в разоблачительной статье 1931 г. в постановке «Смерти Иоанна Грозного» А.К. Толстого задним числом нашли аналогию с ожесточенной борьбой в партийных верхах с кульминацией как раз на год премьеры: «В центре спектакля стоит политический вождь, …осуществляющий одному ему ясную, осязаемую идею. Ему противостоит его окружение... В такой схеме… классовый враг с удовлетворением может найти свое понимание сегодняшней политической ситуации». (2)

     После таких отзывов во время масштабных арестов "врагов народа" новое обращение к трагическому образу Грозного было и цензурно бесперспективно и опасно. Тем не менее, словно «в пику» происходящему Булгаков в 1935-1936 пишет комедию «Иван Васильевич» с действием в двух временах: как близнецы схожие Грозный и дурак и зануда советский управдом Бунша меняются местами: «Вы, старый зуда, слоняетесь по всему дому, подглядываете, ябедничаете и, главное, врёте!» - характеризует управдома изобретатель Тимофеев.

         Дом – здесь как у Гоголя Город в «Ревизоре» символ всего государства: «ЯКИН. Ваш дом… сумасшедший! …Ещё минута здесь и меня свезут в сумасшедший дом!.. Едем скорее отсюда!.. Куда- нибудь!.. Везите меня!.. ; Бред!! Бред!! Клянусь Сергием Радонежским!..»; «ИОАНН (Шпаку). Э, да ты не уймёшся, я вижу… Что в вас, в самом деле, бесы вселились?.. (Вынимает нож…)»

      «ИОАНН. О господи вседержитель! Ведь я то забыл, где я… Забыл!..» - после подмены оказывается, что единственный, кто в современной Москве помнит имя божие и осознаёт свои поступки как злодеяния – из прошлого вызванный царь Иван Васильевич Грозный… А был ещё и царь настоящего времени! Теперь из воспоминаний известно, - деятели НКВД между собой называли Сталина – «Иван Васильевич» (Грозный). Думается, в сталинские годы шёпотом ЭТО было известно Всем.

       Комедия то комедией, но с яркими чертами реальности: в самом начале пьесы изобретателю машины времени Тимофееву досаждает искажённая плохим приёмником трагическая и с большими хорами опера «Псковитянка» (1894 г., композитор Римский-Корсаков, в 1901): «Внезапно в радиорупоре в передней возникает радостный голос, который говорит: "Слушайте продолжение "Псковитянки!" И вслед за тем в радиорупоре грянули колокола и заиграла хриплая музыка…

        ТИМОФЕЕВ (изобретатель). Мне надоел Иоанн с колоколами! И, кроме того, я отвинтил бы голову тому, кто ставит такой приемник. Ведь я же говорил ему, чтобы он снял, что я поправлю! У меня нету времени! (Выбегает в переднюю и выключает радио, и рупор, крякнув, умолкает.) …Он меня замучил со своим Иоанном Грозным! У меня нет времени! У меня колокола в голове играют» - образно говоря, были ли в то время в стране граждане, у которых не играли бы в голове колокола от страха либо от бессильного возмущения расстрелами?

        Физически Тимофеев может слышать в 1932 г. возобновалённую постановку этой оперы Большим Театром. Но театралы конечно помнили блистание в этой роли Фёдора Шаляпина постановке 1919 г. (3) Но «Псковитянка» - русская опера, для иностранных гастролей тяжеловата. Всемирно известен Шаляпин стал партией Мефистофеля в операх – Арриго Бойто «Мефистофель» и Шарля Гуно «Фауст», - нём уже первый дебют в Мариинском театре в 1895 г. прославил молодого певца. С 1901 г. партией Мефистофеля Шаляпина «гремел» в лучших театрах Европы. Доступны были и пластинки Шаляпина.

       Оперу Булгаков любил так страстно, что одно время хотел стать певцом, но «жидкий» голос подвёл. Бас Шаляпина – партия Мефистофеля стал символом уходящей эпохи.  Фауста будут играть и петь герои «Белой гвардии». Передаваемый по радио «Фауст» с Шаляпиным помешает застрелиться герою «Театрального романа (Записки покойника)» (1936-1937) Максудову. Русский литератор Влас Дорошевич (4) рассказывает о дебюте Шаляпина в Ла Скала в опере Бойто:
 
       «Всё что есть в Милане знатного, богатого, знаменитого, налицо… Аккорд, и в ответ из-за опущенного занавеса доносится тихое пение труб, благоговейное, как звуки органа в католическом соборе, словно эхо молитв, доносящихся с земли, откликается в небе.

       Занавес поднялся. Пропели трубы славу Творцу. Прогремела Аллилуйя "небесных хоров", дисканты наперебой прославили всемогущего –– оркестр дрогнул от странных аккордов, словно какие-то уродливые скачки по облакам раздались мрачные ноты фаготов, — и на ясном тёмно-голубом небе, среди звёзд, медленно выплыла мрачная, странная фигура.

       Только в кошмаре видишь такие зловещие фигуры… Публика с изумлением слушала русского певца… Шаляпин-Мефистофель с обнажённой грудью, с властными неукротимыми движениями и горящим ненавистью взглядом с первых же нот покорил миланцев. Такого Мефистофеля они никогда не видели. Это был не мелкий бес, а гений тьмы, властелин зла».

   Словом, голос и сценическое искусство Шаляпина создавали именно тот случай, когда в искусстве образ зла – но не оно само лично! - служит добру. Собственно, эта нарисованная пером блестящего журналиста картинка по общему колориту и впечатлениям аукается с «Великим балом у сатаны» в «Мастере…» Речь идёт в данном случае не о сознательной перекличке – о сходном впечатлении, рождаемым у зрителей того времени определённого круга. В СССР, однако, первенствовало партийное отношение к искусству.

      В 1827 г. находясь в длительных заграничных гастролях (что уже вызвало недовольство), Шаляпин жертвует часть сборов в пользу детей эмигрантов. За это постановлением СовНарКома РСФСР Шаляпин лишён звания Народного артиста и права возвращаться в СССР.  В 1937 общественность узнала о тяжёлой болезни певца, - 12 апреля 1938 г. Шаляпин скончался в Париже. 14 апреля супруга Булгакова в Дневнике возмущённо запишет о пропартийных газетных откликах на смерть великого артиста, – «что Шаляпин ничего после себя не оставил… и подобная дрянь» (Дневник Е. Булгаковой. М. 1990).
 
       Весь март и апрель в Дневнике идут типовые записи: «М.А. всё свободное время над романом (над – «Мастером и Маргаритой»): «Роман… Роман…».  10 марта Булгаков читал сцену – буфетчик у Воланда (Глава - «Неудачливые визитёры»), где в образ Воланда «собран» гриму Шаляпина в ролях Грозного в «Псковитянке» и Бориса Годунова. В Главе 27 «Неудачливые визитёры буфетчик приходит в Воланду: «Ошеломленный буфетчик неожиданно услышал тяжелый бас:

– Ну-с, чем я вам могу быть полезен?
Тут буфетчик и обнаружил в тени того, кто был ему нужен.
Черный маг раскинулся на каком-то необъятном диване, низком, с разбросанными на нем подушками. Как показалось буфетчику, на артисте было только черное белье и черные же остроносые туфли.

– Я, – горько заговорил буфетчик, – являюсь заведующим буфетом театра Варьете...
Артист вытянул вперед руку, на пальцах которой сверкали камни, как бы заграждая уста буфетчику, и заговорил с большим жаром:

– Нет, нет, нет! Ни слова больше! Ни в каком случае и никогда! В рот ничего не возьму в вашем буфете!»

        На пальцах Воланда «сверкают камни» в перстнях - как на известной картине А.Я. Головина –«Фёдор Шаляпин в роли Бориса Годунова» - в самоцветном царском облачении (1912 г., Русский музей). Перстни были на Шаляпине в роли Олоферна (опера «Юдифь» Серова): он лежал на в восточном вкусе ложе с подушками.
      В «Псковитянке» Шаляпин - Иван Грозный одет в монашеское чёрное одеяние с одним перстнем: не туфли – сапоги с загнутыми кверху острыми носами. Чёрные востроносые туфли и на Шаляпине Мефистофеле. Именно с этих двух партий грим замечательно подошёл под Воланда в разных эпизодах романа: поклонники созданных Шаляпиным образов властителей легко узнали бы Шаляпина в новой роли Воланда не только по тяжёлому басу.

         После бессмертного Мефистофеля в «Фаусте» Гуно видя Шаляпина в своем последнем романе в сценическом образе чёрта – сатаны, Булгаков вопреки постановлению СовНарКома «вернул» знаменитого певца на родину в роли, разоблачительной по силе искусства: истинное искусство призвано сметать ложное, лживое, жестокое.  Весь созданный А.К. Толстым образ Иоанна Грозного, без сомнения, способствовал преобразованию более сатирического «Консультанта с копытом» в философско фантастического «Мастера…»
 
       Вникание в толстовский образ можно проследить по комедии «Иван Васильевич»: отчасти это пародия зеркальное отражение «Смерти Иоанна». Александр Пушкин считал пародии на великих предшественников – непременной частью поисков своего стиля или формы новым автором. Итак, в «Иване Васильевиче» обкрадывая богатую комнату Шпака Антона Семёновича (тёзка Городничего в «Ревизоре»!), вор Жорж Милославский женским голосом разговаривает по телефону с её владельцем и одновременно читает найденную у него книгу:

     «Говорит одна артистка... Нет, не знакома, но безумно хочу познакомиться. Так вы до четырех будете?.. Я вам еще позвоню, я очень настойчивая... А уютно у него в комнате... Он и почитать любит... (Берет книгу, читает.) ”Без отдыха пирует с дружиной удалой Иван Васильич Грозный под матушкой Москвой... Ковшами золотыми столов блистает ряд, разгульные за ними опричники сидят...” Славное стихотворение! Красивое стихотворение!.. ”Да здравствуют тиуны, опричники мои! Вы ж громче бейте в струны, баяны-соловьи...” Мне нравится это стихотворение.
 
    (По телефону.)  …Добавочный пятьсот один... Мерси. Товарища Шпака. Мерси. Товарищ Шпак? Это я опять... Скажите, на чем вы водку настаиваете?.. Моя фамилия таинственная... Из Большого театра... А какой вам сюрприз сегодня выйдет!.. ”Без отдыха пирует с дружиной удалой Иван Васильич Грозный под матушкой Москвой...” (Кладет трубку.) Страшно удивляется. (Выпивает.) ”Ковшами золотыми столов блистает ряд...”» .
 
     Под выскакивающие в памяти Милославского отдельные строки из стихотворения пройдёт действие всей пьесы. Продолжим же это цитируемое в комедии в трагической тональности стихотворение А.К. Толстого «Князь Михайло Репнин»: Грозный велит плясать в масках как на «машкараде». Князь Репнин один отказывается:

    "О царь! Забыл ты бога, свой сан ты, царь, забыл
     Опричниной на горе престол свой окружил.
     Рассыпь державным словом детей бесовских рать!
     Тебе ли, властелину, здесь в машкаре плясать!

     Но царь, нахмуря брови: "В уме ты, знать, ослаб
     Или хмелен не в меру? Молчи, строптивый раб!
     Не возражай ни слова и машкару надень -
     Или клянусь, что прожил ты свой последний день!

     Тут встал и поднял кубок Репнин, правдивый князь:
      "Опричнина да сгинет! - он рек, перекрестясь. –
      Да здравствует во веки наш православный царь!
      Да правит человеки, как правил ими встарь!
      Да презрит, как измену, бесстыдной лести глас!
      Личины ж не надену я в мой последний час!"… 

      … "Умри же, дерзновенный!"- царь вскрикнул, разъярясь,
      И пал, жезлом пронзенный, Репнин, правдивый князь.
      И вновь подъяты кубки, ковши опять звучат…      
      Но звон ковшей и кубков царя не веселит: 
      "Убил, убил напрасно я верного слугу,
      Вкушать веселье ныне я боле не могу!"…  (1840-е годы)

      Известная нам по забавнейшему фильму «Иван Васильевич меняет профессию» комедия теряет политическую остроту, -  времена другие. А представляете, как бы эта вещь звучала со сцены в 1937-м, - когда не прямо со сцены - для грамотного зрителя «в уме» окончание стихотворения совместилась бы с происходящим в стране?..
 
      Об этом «происходящем» в пьесе проскакивают уже совсем недвусмысленные реплики: «ИОАНН. О, боже мой, господи вседержитель!» - «Тсс… тише, тише! Только не кричите, умоляю! Мы наживём страшную беду и, во всяком случае, скандал. Я сам схожу с ума, но я стараюсь держать себя в руках», - просит Тимофеев Иоанна. Можно прояснить дело ещё и цитатой из «Смерти Иоанна…»: ГОДУНОВ. Пожалуй, на меня царю нашепчут;А до беды у нас недолго, князь!» В пьесе Булгакова «божьим соизволением царь» Иван Васильевич будет упорно именовать Тимофеева «князем»: «ТИМОФЕЕВ. Я понимаю, что вы царь, но на время прошу вас забыть об этом… Для вашей же пользы».

       Так что сравнения могут многое прояснить! Оставаясь как бы «за кадром», горькая сатира - обличение этого «происходящего» очевидна. Длинные и мучительные переговоры Автора подобной «просто» весёлой пьесы с театрами ни к чему не привели: в мае 1936 г. на генеральной репетиции «зарезанная» при жизни Автора комедия не ставилась.

      Ход мысли Булгакова станет ещё более ясен, если припомнить впечатляющий эпиграф А.К. Толстого к своей трагедии «Смерть Иоанна Грозного» из Ветхого завета: «Рече царь: "Несть ли сей Вавилон велики его же аз соградих в дом царства, в державе крепости моя, в честь славы моя!" Еще слову сущу во устех царя, глас с небесе бысть: "Тебе глаголется, Навуходоносоре царю: царство твое прейде от тебе, и от человек отженут тя, и со зверьми дивними житие твое!» (Кн. пр. Даниила, гл. IV. ст. 27.)
 
     Когда пророчество о гибели злодея библейское, то потусторонним супротивником – соблазнителем царя тирана должна быть сама судьба либо Властелин тьмы – не мелкий чёрт. Подобный персонаж может быть оформлен сценически, либо может существовать как видение больной совести - это уж дело Автора. Видение – сон совести – реалистичнее. Сценический образ (Тень отца Гамлета, например) – сразу впечатляет зрителей.

       Булгаков к тому времени уже сам создал портретную галерею тиранов и тиранчиков: из «кровавой оперетки» мифический Петлюра и Гетман в «Белой гвардии». Главнокомандующий в «Беге» является как бы зеркально-пародийным отражением – Александр Македонский.
        - в «Кабале святош» (1936) зеркальное отражение в друг друге – короля – солнце Людовика XIV и ставленника дьявола епископа Парижа де Шаррона со всей инквизиторской «кабала святош» без излишних сентенций раскрывает сущность власти.   
        - являющийся только в видении Пилата капризный и жестокий император Тиверий, тоже отражающийся в тех, кто управляет современной Москвой. Все перечисленные - потенциальные гости на балу Воланда.  Сатана – царь творивших жестокость - эту портретную галерею тиранов и увенчает.

        Сатана - Воланд – супер реминисцентно собранный образ: Мефистофель Гёте и его исполнение Шаляпиным, – все тираны из авторской галереи, - самым последним по времени отражением включает в себя и образ Сталина, на которого проецируется сходное по жестокости правление Грозного, коего не будет на великом балу сатаны! Приспешник Малюта Скуратов есть, а Грозного нет, - мало назлодейничал?!
 
        Дело в другом: созданный А.К. Толстым образ в какой-то мере затмевал в читательском сознании историческую личность. Позаимствовав черты этого литературного образа для хозяина бала – Сатаны, неудобно было и самый образ «посылать» на бал: неудобно и неэтично по отношению к Толстому. Безмерно уважающий своих учителей - русских писателей Булгаков этого и не сделает, – когда дойдёт дело до окончательной отделки романа.
 
          В нашей многоплановой истории по времени многие события слепляются воедино: одновременно шли во МХАТе «Дни Турбиных» и «Царь Фёдор Иоаннович», во МХАТЕ – 2 шла «Смерть Иоанна Грозного».  Уже замышлялся и разгар репрессий 1930-х писался роман «Мастер и Маргарита»: в нём сатане – Воланду требовался не только оперно узнаваемый шаляпинский грим и ветхозаветная философская подкладка, но и нечто слегка человеческое – чтоб можно в современном обществе явиться.

           Текст «Ивана Васильевича» являет пристальное, но ещё как бы ученическое – на уровне игры фразами - внимание его автора к «Смерти Ивана Грозного» А.К. Толстого. Сравним ещё в обоих пьесах описание в авторских ремарках первого явления Иоанна: «ЦАРСКАЯ ОПОЧИВАЛЬНЯ. Иоанн, бледный, изнуренный, одетый в черную рясу, сидит в креслах, с четками в руках. Возле него, на столе, Мономахов шапка; с другой стороны, на скамье, полное царское облачение», - именно как в этих ремарках А.К. Толстого, являлся в «Псковитянке» Шаляпин в образе Иоанна.

       В «Иване Васильевиче»: «Звон. Тьма. Внезапно возникает палата Иоанна Грозного. Иоанн, с посохом, в царском одеянии, сидит в кресле, а перед Иоанном, примостившись у стола, пишет Дьяк. На плечах у Иоанна наброшена поверх одеяния опричнинская ряса. Слышится далекое церковное пение, колокольный мягкий звон», - образ сходен с толстовским, только ряса – опять же от Шаляпина из «Псковитянки» (См. иллюстрацию к статье.)

       В «Мастере и Маргарите» из трагедии Толстого нужное будет уже не в деталях – в целом найдено, взято и преобразовано. Нового драматурга особенно и крайне остро интересовало драматургическое раскрытие темы власти: Булгаков ощущал себя как следующий в этом ряду. Суть власти так хорошо была раскрыта Толстым, что «Смерть…Грозного» нечаянно (ведь её Автор не дожил до сталинизма!) предоставляла острые аналогии с текущим временем.

        «СМЕРТЬ ИОАННА ГРОЗНОГО». Действие 1. Бояре решат молить вернуться на трон отрекшегося от венца Грозного. Звучит только один разумно предостерегающий голос:
              С И Ц К И Й.
  Бояре! Бога ли вы не боитесь?
  Иль вы забыли, кто Иван Василич?
  Что значат немцы, ляхи и татары
  В сравненье с ним? Что значат мор и голод,
  Когда сам царь не что как лютый зверь! <…>

   М С Т И С Л А В С К И Й. Князь Петр Ильич! Да ты с ума сошел!

                С И Ц К И Й
  Не я, а ты, вы все ума лишились!
  Иль есть из вас единый, у кого бы
  Не умертвил он брата, иль отца,
  Иль матери, иль ближнего, иль друга?
  На вас смотреть, бояре, тошно сердцу!
  Я бы не стал вас подымать, когда бы
  Он сам с престола не хотел сойти,-
  Не хуже вас Писание я знаю -
  Я не на бунт зову вас - но он сам,
  Сам хочет перестать губить и резать,
  Постричься хочет, чтобы наконец
  Вздохнула Русь,- а вы просить его
  Сбираетесь, чтоб он подоле резал!
              * * *

       ИОАНН размышляет: «…Так вот куда приводит Меня величья длинная стезя! Лишь длинный ряд я вижу за собой Ночей бессонных и тревожных дней! Не кротким был я властелином – нет. Я не умел обуздывать себя!» - не в бровь, а в глаз.
 При этом Автор рисует Грозного не сумасшедшим, - совершенно нормальным, а значит и ответственным: «Тебя, должно быть, злая мучит совесть И память всех твоих безумных дел... Войди ж в себя!» - пишет Курбский Иоанну. Выходит так, что бояре действительно не дают Иоанну укрепить слабое раскаяние: упрашивают продолжать злодейства:

                БОЯРЕ
  Царь-государь! Ты нам дарован богом!
  Иного мы владыки не хотим,
  Опричь тебя! Казни нас или милуй! <…>

                ИОАНН
Свидетельствуюсь богом - я не мнил
Я не хотел опять надеть постылый
Венец мой на усталую главу!
Меня влекли другие помышленья,
Моя душа иных искала благ!
Но вы не так решили. Кораблю,
Житейскими разбитому волнами,
Вы заградили пристань. Пусть же будет
                По-вашему!

      В сюжет трагедии вплетается мистика, - царь боится волхвами предрекаемую ему смерть в Кириллин день – 18 марта: «2-й ВОЛХВ. Мы не виновны, царь! Не наша власть Из наших уст к тебе вещает.
 
 И О А Н Н. Чья же?
 1-й  В О Л Х В.  Не спрашивай.
 2-й  В О Л Х В.  Не спрашивай нас, царь, - Ты знаешь сам.

 ИОАНН. Нет! Бог свидетель мне, От власти той я отрекаюсь!» 

          Дьявола равно боятся прямо назвать и волхвы, и весьма сведущий в Святом писании Иоанн. Ему ли не знать, что искушение властью земной он не выдержал: «Моим грехам несть меры ни числа! Душою скотен - разумом растлен - Прельстился я блещаньем багряницы, Главу мою гордыней осквернил…  Убийством руки…» 

         И страшною истиной вторит царским мыслям письмо бежавшего Курбского: «Ты понял ли, о царь, Что все твои шуты и скоморохи Не заменят замученных вождей? Ты понял ли, что в машкерах плясанье… Не все равно, что битвы в чистом поле? Но ты о битвах, кажется, не мыслишь? Свое ты войско бросил...» (Ещё более страшны эти строки совпадаемостью – приложением к ситуации началу Великой Отечественной войны, до чего оба гения - ни А.К. Толстой, ни Булгаков не дожили.) Вторят и слова старого честного боярина ЗАХАРЬВА:

  Взгляни на Русь! Каков ее удел?
  Ты, государь,- скажу тебе открыто,-
  Ты, в юных днях испуганный крамолой,
  Всю жизнь свою боялся мнимых смут
  И подавил измученную землю.
  Ты сокрушил в ней все, что было сильно,
  Ты в ней попрал все, что имело разум,
  Ты бессловесных сделал из людей -
  И сам теперь, как дуб во чистом поле,
  Стоишь один, и ни на что не можешь
  Ты опереться…

        Чуждый мистическим суевериям иностранный врач Якоби говорят Годунову: «Его болезнь, боярин, многосложна: Не плоть одна страдает - болен дух…» - буде царь не разгневается, – от звёзд смерть ему не грозит. Но Годунов уже почти в немилости у Иоанна… Военными неудачами одновременно и униженного, и раздражённого монарха пытаются развлечь: «Шут берет ящик с шахматами и подносит к Иоанну.

ШУТ. Надежа-царь! Вишь, куколки какие! <…>
ИОАНН. (боярам) Вы как будто ждете  Чего сегодня? А? Чего вы ждете? 
ШУТ. Царь-солнышко! Да посмотри ж сюда,
                На куколки! <…> (разглядывая фигуры) Нарядные какие!

БЕЛЬСКИЙ (берет со стола доску) Вот и доска к ним!
 
ИОАНН. Покажи сюда! (Осматривает шахматы.)
                Давно в игру я эту не играл.
                Садись, Богдан, посмотрим, кто сильнее! <…>

ШУТ. (к Иоанну, указывая на шахматы)
                Точь-в-точь твои бояре! Знаешь что?
                Живых-то ты всех побоку, а этих
                Всех в Думу посади. Дела не хуже
                У них пойдут, а есть они не просят!

ИОАНН. Ха-ха! Дурак не слишком глуп сегодня!
Подвигает пешку. Игра начинается. Все становятся полукругом за царскими креслами и смотрят.
 
ШУТ. Иль вместо их меня поставь в бояре!
                Я буду в Думе заседать один,
                И разногласья у меня не будет!
                Не то пошли меня, надежа-царь,
                Послом в Литву, поздравить короля! <…>

ИОАНН. Тебя послать недурно…
                На сейме ихном королю в пособье
                Отказано! Достойно, право, смеху!
                Свои же люди своему владыке
                Да денег не дают!

ШУТ. У нас не так! Понадобилось что - хап, хап! - и есть!
БЕЛЬСКИЙ. (подвигая ферязь) Шах, государь.
ИОАНН.  (заслоняется слоном) Шах ферязи твоей! <…>
БЕЛЬСКИЙ. Как есть пропала ферязь!

ИОАНН. Сдается нам, мы не совсем еще
                Играть забыли! Наш недуг у нас
                Еще не вовсе отнял разуменье!
                Кириллин день! Вишь, выдумали что! <…>

БЕЛЬСКИЙ берет царского слона. Иоанн хочет взять его ферязь царем и роняет его на пол.

ШУТ.  (бросаясь подымать) Ай-ай-ай! Царь шлепнулся!
ИОАНН. (вспыхнув) Шут!  Ври, да меру знай! …

ГОДУНОВ подходит и становится напротив Иоанна» - Годунов нарочно гневит царя: напоминает ему, что «Кириллин день ещё не миновал…»

ИОАНН.  (встает шатаясь)
Не миновал? - Кириллин день?- Ты смеешь -               
Ты смеешь мне в глаза - злодей! - Ты - ты -
Я понял взгляд твой! - Ты меня убить -
Убить пришел! - Изменник! - Палачей! <…>
(Падает навзничь на пол.)  …Духовника!               

БЕЛЬСКИЙ.  Позвать врачей! Скорей позвать врачей! <…> Бегите за попом! Скорей бегите! Люди! Люди! Гей! - вбегают скоморохи (приглашённые ранее) с пеньем, свистом и пляской.
 
СКОРОМОХИ. Ой, жги, жги, жги!  Тащи козла за рога! <…>

ЗАХАРЬИН.  Свершилося! Так вот ты, царь Иван,
                Пред кем тряслась так долго Русь! Бессилен,
                Беспомощен лежишь ты, недвижим,
                И посреди твоих сокровищ беден!

        Условный и традиционный символизм в трагедии Толстого служит тонкому психологическому анализу страха Иоанна: царь как бы проигрывает свою душу жажде власти и собственному гневу. Выходит, что словом убив Иоанна, Годунов сделал практически сделал чуть ли не доброе дело… Выдержит ли Годунов испытание властью?! Как три ведьмы у Шекспира предсказали Макбету трон и падение, так и три волхва туманно предсказывают Годунову венец и тень царевича в супротивники. Сама копия этой сцены с Шекспировой пьесы уже отвечает: как Макбет не выдержал испытание властью, - так же и Годунов не выдержит.

         Благие намерения - спасти государство от тирании Грозного – не следовало бы начинать с крови… (Кстати: Шаляпин блистал и в роли Бориса Годунова в одноимённой опере Модеста Мусоргского – 1869 г. - на либретто по трагедии Пушкина.) Когда Толстой с успехом переиграл сцену из Шекспира, почему бы Булгакову то же не проделать со сценой из трагедии Толстого?!

      Следы раздумий Булгакова - ауканье со «Смертью Иоанна...» рассыпаны в мелких фразах «Ивана Васильевича»: «БЕЛЬСКИЙ.  Позвать врачей! Скорей позвать врачей!»  «Иване Васильевиче»:

«ЗИНАИДА (Якину) ...Я ухожу к Косому в постановку «Бориса Годунова» <…> Я буду играть царицу!
ЯКИН. У Косого нет никого на роль Иоанна Грозного! <…>
ЗИНАИДА. Нет Иоанна? Простите, я уже репетировала с ним. <…> И когда мы проходили то место, где Бориса объявляют царём…
ЯКИН. …Кто играет Бориса царя? Кто?

ИОАНН (выходя из-за ширмы) Какого Бориса царя? Бориску?! <…> Бориса на царство?.. Так он, лукавый, презлым заплатил царю за вседобрейшее!.. Сам хотел царствовати и всем владети!.. Повинен смерти! <…>

ЯКИН. Браво! <…> Замечательно! Поразительно! Невиданно!.. Я не узнаю вас в гриме. Кто вы такой? <…> Как ваша фамилия?

ИОАНН. Ах ты бродяга! Смертный прыщ! (Бьёт Якина жезлом)
ЯКИН. Позвольте! Что вы, спятили!.. Довольно!..»

      Вот в какую забавную сценку вылилась вполне серьёзная реплика трагедии: «БЕЛЬСКИЙ.  Позвать врачей! Скорей позвать врачей!» И как эхо реплика ЯКИНА: «Доктора мне!.. Я, кажется, сошёл с ума. Да ведь он же мог меня зарезать!»  В жизни мог бы зарезать, -  в комедии не полагается.

      В применении к Воланду – фигуре условно символической - психологизм склонения души ко злу не нужен. Воланд – изначально дьявол – воплощения всяческого зла и небытия. Возмездие для дьявола пока ещё не явила история: надгробное слово невозможно. С одной стороны - это трагедия человечества, с другой стороны – и комедия тоже.
 
       Булгакову нужно было эту слишком уже расхожую условно драматургическую дьявольскую роль перевести в прозу и «оживить»: как шут при Иоанне, так и шут при Воланде будет очень удобен Автору. И нужно доходчивое и как можно более «невинное» по виду сравнение отношений в воландовской компании с – другой, кремлёвской. Отсюда, понравившуюся сцену с шахматами Булгаков переигрывает в сатирическом ключе.
 
        Как помним, согласившуюся быть хозяйкой на балу у сатаны представляют последнему: «В комнате пахло серой и смолой, тени от светильников перекрещивались на полу… Был еще в комнате сидящий на высоком табурете перед шахматным столиком громаднейший черный котище (штатный шут), держащий в правой лапе шахматного коня. Гелла (штатная ведьма) приподнялась и поклонилась Маргарите. То же сделал и кот, соскочивши с табурета; шаркая правой задней лапой, он уронил коня и полез за ним под кровать.

        Все это замирающая от страха Маргарита разглядела в коварных тенях от свечей кое-как. Взор ее притягивала постель, на которой сидел тот, кого еще совсем недавно бедный Иван на Патриарших прудах убеждал в том, что дьявола не существует. Этот несуществующий и сидел на кровати.

       Два глаза уперлись Маргарите в лицо. Правый с золотою искрой на дне, сверлящий любого до дна души, и левый – пустой и черный, вроде как узкое игольное ухо, как выход в бездонный колодец всякой тьмы и теней. Лицо Воланда было скошено на сторону, правый угол рта оттянут книзу, на высоком облысевшем лбу были прорезаны глубокие параллельные острым бровям морщины. Кожу на лице Воланда как будто бы навеки сжег загар» - кроме разных глаз перед нами точный грим Шаляпина в роли Мефистофеля. Воланд «играет» роль Иоанна Грозного; кот – роль шута при нём. Итак, Маргарита входит:

– Приветствую вас, королева, и прошу меня извинить за мой домашний наряд.
Голос Воланда был так низок, что на некоторых словах давал оттяжку в хрип. Воланд взял с постели длинную шпагу, наклонившись, пошевелил ею под кроватью и сказал:
– Вылезай! Партия отменяется. Прибыла гостья.

– Ни в каком случае, – тревожно свистнул по-суфлерски над ухом Маргариты Коровьев…
– Ни в каком случае, мессир, – справившись с собой, тихо, но ясно ответила Маргарита и, улыбнувшись, добавила: – Я умоляю вас не прерывать партии. Я полагаю, что шахматные журналы заплатили бы недурные деньги, если б имели возможность ее напечатать.

– Ну, уж если вы так очаровательно любезны, – проговорил он (Воланд), – …так будем без церемоний, – он опять наклонился к краю кровати и крикнул: – Долго будет продолжаться этот балаган под кроватью? Вылезай, окаянный ганс!

– Коня не могу найти, – задушенным и фальшивым голосом отозвался из-под кровати кот, – ускакал куда-то, а вместо него какая-то лягушка попадается.

– Не воображаешь ли ты, что находишься на ярмарочной площади? – притворяясь рассерженным, спрашивал Воланд, – никакой лягушки не было под кроватью! …Если ты сейчас же не появишься, мы будем считать, что ты сдался, проклятый дезертир.
– Ни за что, мессир! – заорал кот и в ту же секунду вылез из-под кровати, держа в лапе коня. <…>

– Ах, мошенник, мошенник, – качая головой, говорил Воланд, – каждый раз, как партия его в безнадежном положении, он начинает заговаривать зубы, подобно самому последнему шарлатану на мосту. Садись немедленно и прекрати эту словесную пачкотню.

– Я сяду, – ответил кот, садясь, – но возражу относительно последнего. Речи мои представляют отнюдь не пачкотню, как вы изволите выражаться в присутствии дамы, а вереницу прочно увязанных силлогизмов, которые оценили бы по достоинству такие знатоки, как Секст Эмпирик, Марциан Капелла, а то, чего доброго, и сам Аристотель.

– Шах королю, – сказал Воланд.
– Пожалуйста, пожалуйста, – отозвался кот и стал в бинокль смотреть на доску.

– Итак, – обратился к Маргарите Воланд, – рекомендую вам, донна, мою свиту. Этот валяющий дурака – кот Бегемот. С Азазелло и Коровьевым вы уже познакомились, служанку мою Геллу рекомендую. Расторопна, понятлива, и нет такой услуги, которую она не сумела бы оказать.
        …Он умолк и стал поворачивать перед собою свой глобус, сделанный столь искусно, что синие океаны на нем шевелились, а шапка на полюсе лежала, как настоящая, ледяная и снежная.

       На доске тем временем происходило смятение. Совершенно расстроенный король в белой мантии топтался на клетке, в отчаянии вздымая руки. Три белых пешки-ландскнехты с алебардами растерянно глядели на офицера, размахивающего шпагой и указывающего вперед, где в смежных клетках, белой и черной, виднелись черные всадники Воланда на двух горячих, роющих копытами клетки, конях.
Маргариту чрезвычайно заинтересовало и поразило то, что шахматные фигурки были живые. Кот, отставив от глаз бинокль, тихонько подпихнул своего короля в спину. Тот в отчаянии закрыл лицо руками.

– Плоховато дельце, дорогой Бегемот, – тихо сказал Коровьев ядовитым голосом.
– Положение серьезное, но отнюдь не безнадежное, – отозвался Бегемот, – больше того: я вполне уверен в конечной победе. Стоит только хорошенько проанализировать положение.

        Этот анализ он начал производить довольно странным образом, именно стал кроить какие-то рожи и подмигивать своему королю.

– Ничего не помогает, – заметил Коровьев.
…Мигание Бегемота приняло усиленные размеры. Белый король наконец догадался, чего от него хотят, вдруг стащил с себя мантию, бросил ее на клетку и убежал с доски. Офицер брошенное королевское одеяние накинул на себя и занял место короля. <…>

– Ну, что же, долго это будет продолжаться? – спросил Воланд, – шах королю.
– Я, вероятно, ослышался, мой мэтр, – ответил кот, – шаха королю нет и быть не может.

– Повторяю, шах королю.
– Мессир, – тревожно-фальшивым голосом отозвался кот, – вы переутомились: нет шаха королю.

– Король на клетке г-два, – не глядя на доску, сказал Воланд.
– Мессир, я в ужасе, – завыл кот, изображая ужас на своей морде, – на этой клетке нет короля.

– Что такое? – в недоумении спросил Воланд и стал глядеть на доску, где стоявший на королевской клетке офицер отворачивался и закрывался рукой.– Ах ты подлец, – задумчиво сказал Воланд.
– Мессир, я вновь обращаюсь к логике, – заговорил кот, прижимая лапы к груди, – если игрок объявляет шах королю, а короля между тем уже и в помине нет на доске, шах признается недействительным.

– Ты сдаешься или нет? – прокричал страшным голосом Воланд.
– Разрешите подумать, – смиренно ответил кот, положил локти на стол, уткнул уши в лапы и стал думать. Думал он долго и наконец сказал: – Сдаюсь.

– Убить упрямую тварь, – шепнул Азазелло.
– Да, сдаюсь, – сказал кот, – но сдаюсь исключительно потому, что не могу играть в атмосфере травли со стороны завистников! – он поднялся, и шахматные фигурки полезли в ящик».

     Собственно, перед нами в лицах ожившая аллегория системы - «люди – только фигурки в игре дьявола» Но как ярко живёт эта аллегория! Жизненность – здешнее присутствие подкрепляется ещё волшебным глобусом: «Маргарита наклонилась к глобусу и увидела, что квадратик земли расширился… и превратился как бы в рельефную карту. А затем она увидела и ленточку реки, и какое-то селение возле нее.
 
      Домик, который был размером в горошину, разросся и стал как спичечная коробка. Внезапно и беззвучно крыша этого дома взлетела наверх вместе с клубом черного дыма, а стенки рухнули, так что от двухэтажной коробки ничего не осталось, кроме кучечки, от которой валил черный дым. Еще приблизив свой глаз, Маргарита разглядела маленькую женскую фигурку, лежащую на земле, а возле нее в луже крови разметавшего руки маленького ребенка.
– Вот и все, – улыбаясь, сказал Воланд, – он не успел нагрешить».

      Есть вещи, о которых всё-таки нельзя говорить «улыбаясь», - следует помнить любителям утверждений, что дьявол-де в этом романе наказывает зло. Воланд - господин зла. Он, как Иоанн Грозный может топнуть: «Молчи, холоп! Я каяться и унижаться властен Пред кем хочу!»

       В Дневнике Е. Булгаковой за март 1938 следующие записи: «М.А. читал мне сцену – буфетчик у Воланда» (9 марта); «Ну что за чудовище этот Ягода. (5) …Как мог Горький, такой психолог, не чувствовать – кем он окружён… Я помню, как М.А. раз приехал из горьковского дома… И на мои вопросы… отвечал: там за каждой дверью вот такое ухо!» (10 марта); «Все присуждены к расстрелу, кроме Раковского, Бессонова и Плетнёва» (6) (13 марта); «М.А. больной, сидит в халате, в серой шапочке – над романом» (18 марта в Кириллин день, – добавим мы); «Роман производит сильное впечатление на всех…» (8 апреля). Ещё бы – он не производил особенно Тогда впечатления! Только сейчас у нас впечатление процентов на 80 эстетическое от художественности текста. Тогда же в глаза бросалась политика.

       В 1937 – 1938 гг. в СССР шла полная смена окружения Сталина (Старые - слишком много знали!) По полностью сфабрикованному делу Антисоветского троцкистского блока бывший всесильный руководитель всех карательных органов Г.Г. Ягода приговорён к расстрелу. Под руководством Н.И. Ежова в заговор против начальника вступил один из заместителей Ягоды Я.С. Агранов, после преданного начальника тоже расстрелянный 1 августа 1938 года по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР. На суде ответы Ягоды прокурору А.Я. Вышинскому удивительно напоминают беседу за шахматами Воланд – кот Бегемот:

ВЫШИНСКИЙ: Скажите, предатель и изменник Ягода, неужели во всей вашей гнусной и предательской деятельности вы не испытывали никогда ни малейшего… ни малейшего раскаяния? И сейчас, когда вы отвечаете…  перед пролетарским судом за все ваши подлые преступления, вы не испытываете ни малейшего сожаления о сделанном вами?
ЯГОДА: Да, сожалею, очень сожалею…
ВЫШИНСКИЙ: Внимание, товарищи судьи. Предатель и изменник Ягода сожалеет. О чём вы сожалеете, шпион и преступник Ягода?
ЯГОДА: Очень сожалею… Очень сожалею, что, когда я мог это сделать, я всех вас не расстрелял.

       Усердвовавший в уничтожении «ленинской гвардии» уже бывший генеральный секретарь госбезопасности Н.И. Ежов в свою очередь расстрелян 4 августа 1940 г. по предъявленному ему Лавр. Павл. Берией и Геог. Максимил. Маленковым обвинению в антисоветском заговоре. На посту наркома внутренних дел Ежов стал, стал символическим обозначением массовых репрессий 1937 – 1938 Годов, которые назвали «ежовщиной». По их окончании Ежова просто убрали как главного свидетеля, да заодно на него же и свалили всю вину за убийства.

       На суде Ежов тоже отвергал все обвинения и единственной своей ошибкой считал, что «мало чистил» органы госбезопасности от «врагов народа». Последний из «цепочки», но один из главных организаторов сталинских репрессий Берия расстрелян уже после смерти Сталина - в 1953 г.

        Ушедший из жизни 10 марта 1940 г. Булгаков не узнал окончания цепочки взаимных предательств, Но история с Аграновым инкогнито – без фамилии - попадает в «Мастера…»: в главе «Бал у сатаны» появляется «новенький», который, чтобы избавиться от человека, «разоблачений которого он чрезвычайно опасался», «велел своему знакомому, находящемуся от него в зависимости, обрызгать стены кабинета ядом», - Агранов.

       Можно усомниться: жульническая игра кота Бегемота в шахматы и дело Антисоветского троцкистского блока (дело Н. Бухарина) – что общего, казалось бы? «Эх, Коля, академик! Не плачь! Видно, уж такая судьба!» - будет утешать Милославский потрясённого уничтожением своей машины времени Тимофеева в то время, когда их вместе арестовывает милиция. «Коля – академик» - явный намёк на судьбу Николая Бухарина, действительно – академика с 1929 г.
 
       На политбюро 1928 г.  в ответ на требование генерального секретаря «прекратить линию торможения коллективизации» Бухарин назвал Сталина «мелким восточным деспотом»: такое вождь забыть не мог! Кроме того «вчерашний друг» - прекрасный шаржист» - осмелился рисовать их и на вождя… С 1929 г. неуклонно впадавший в немилость в 1936-м и обвинённый в ходе первого Московского процесса над Каменевым и Зиновьевым Бухарин оправдан на первый раз. В 1937-м в течении Второго Московского процесса Сталин, как кошка с мышью, поиграл с Бухариным – измучил и расстрелял. Иван Грозный, по крайней мере, казнил сразу.

      В трагедии Толстого озвученные точно политические события на Руси времён Иоанна не мешают художественности. Толстой мог писать о далёком прошлом открыто, Булгаков о настоящем открыто писать не мог. В Главе 24 - «Извлечение Мастера» «милые» отношения сталинского окружения спроецированы на отношения в свите Воланда в – так сказать, психологической аллегории:
 
«– Ну, теперь все ясно, – сказал Воланд и постучал длинным пальцем по рукописи.

– Совершенно ясно, – подтвердил кот, забыв свое обещание стать молчаливой галлюцинацией, – теперь главная линия этого опуса ясна мне насквозь. Что ты говоришь, Азазелло? – обратился он к молчащему Азазелло.

– Я говорю, – прогнусил тот, – что тебя хорошо было бы утопить.
– Будь милосерден, Азазелло, – ответил ему кот, – и не наводи моего повелителя на эту мысль. Поверь мне, что всякую ночь я являлся бы тебе в таком же лунном одеянии, как и бедный мастер, и кивал бы тебе, и манил бы тебя за собою. Каково бы тебе было, о Азазелло?»

      Так аналогии с трагедией А.К. Толстого – с личностью Иоанна Грозного помогли Булгакову вместить в подтекст своего последнего романа практически все политические события тех лет. При незнании же читающим этих событий блестящий всеми красками остроумия роман являет общие свойства человеческой натуры, одной из не слишком привлекательных возможных черт которой является - непомерное властолюбие.

       Как уже говорилось, чёрт – Мефистофель весьма древняя ещё из фольклора в высокую поэзию выскочившая фигура.  Бесчисленные ещё сказочные и литературно оперные «похождения» и простых чертей, и их господина сатаны, в принципе, как бы «всасывают» - затмевают некоторую долю прототипизма Сталина в фигуре Воланда. О прямом прототипизме здесь речь вообще не может идти: в ряду властителей-злодеев, и живых, и литературных Сталин не первый и не главный. Кроме того все литературные черти обычно только искусители главного героя – как в «Фаусте». Нет главного героя – не нужен и чёрт.

      С точки зрения эстетики на фоне исполнения Шаляпиным партии Мефистофеля в «Ла Скала» исчезает… сам Мефистофель! Ведь совсем не для торжества злых сил – для противоположных целей поётся ария чёрта! Так же и «Мастер и Маргарита» останется актуальным пока существует бесчеловечная сущность власти: люди – куклы или шахматные фигурки.  После потери такой актуальности – буде этот счастливый миг возможен на земле! - «Мастер и Маргарита» останется актуальным пока живо искусство: пока искусством называют – стремление к прекрасному, доброму вечному.
                *    *    *
 
      «Смертью Иоанна Грозного» аналогии Булгакова с творчеством А.К. Толстого не кончаются: остроумнейший человек Алексей Константинович Толстой в ранних рассказах «завещал» свои последователям полный набор поведения матёрых вампиров, что в «Мастере…» тоже будет использовано опять-таки для характеристики воландовской кампании.
                …………………………………………………………………………………………

1. Московский Художественный театр — драматический театр, основанный в 1898 г. К.С. Станиславским и Вл. И. Немировичем – Данченко назывался Художественно-общедоступный театр. С 1901 г. — Московский Художественный театр (МХТ), с 1919 г. — Московский Художественный академический театр (МХАТ), с 1932 г. — МХАТ СССР им. М. Горького. В 1832 г. разделился на два театра — Московский Художественный академический театр им. М. Горького (сокращённо МХАТ им. М. Горького) и Московский Художественный академический театр им. А.П. Чехова (МХАТ им. А. П. Чехова).
 
2. Начиная со времени до начала репрессий 1937 года - в 1936—1938 годах многие московские театры были объединены или закрыты; закрыт и МХАТ 2-й: «О Втором Московском Художественном театре»: «СНК СССР и ЦК ВКП(б) считают, что так называемый МХАТ 2-й не оправдывает своего звания МХАТ и на деле является посредственным театром, сохранение которого в Москве не вызывается необходимостью…» - статья Б.В. Алперс, «Советский театр», 1931, № 5/6, с. 18.

3.  Опера «Псковитянка» - 1804 г., композитор Римский-Корсаков. В 1919 г. «Псковитянку» поставил Петроградский Акад. Театр оперы и балета: сценическое возобновление Шаляпина, дирижёр – Купер, худ. – Головин; Иван Грозный – Шаляпин.

4. Влас Миха;йлович Дороше;вич (1865 -1922) — русский журналист, театральный критик и один из известнейших фельетонистов конца 19 – начала 20 века. Дорошевич стал известен во время работы в 1890-х в одесских газетах, 1891 г. он предпринял путешествие на Восток. Издал книгу очерков о Сахалине и о Сахалинской каторге. С 1902 по 1917 г. редактируя газету И. Д. Сытина «Русское слово», сделал издание самым читаемым и тиражным в Российской империи.

5.  Г. Г. Ягода (1891 – 1938) - один из главных руководителей советских органов госбезопасности (ВЧК, ГПУ, НКВД, ОГПУ), Нарком внутренних дел ССР (1934—1936) Под руководством Ягоды был учреждён ГУЛАГ и увеличилась сеть советских исправительно-трудовых лагерей. В честь заслуг Ягоды по организации лагерных строек был даже воздвигнут специальный памятник на последнем шлюзе Беломорско-Балтийского канала в виде тридцатиметровой пятиконечной звезды;, внутри которой находился гигантский бронзовый бюст Ягоды. В сентябре 1936 г. Ягода был снят с поста наркома внутренних дел и назначен наркомом связи.  Участвовал в организации судебных процессов над «убийцами» С.М. Кирова, однако противился фабрикации дел о подпольных антисоветских организациях.  Фактически сталинскую линию в следствиях по этим делам проводил Ежов который устроил заговор против наркома внутренних дел с одним из заместителей Ягоды Я.С. Аграновым. В сентябре 1936 г. Ягода был снят с поста наркома внутренних дел и назначен наркомом связи.  В 1938 году приговорён к расстрелу по делу Антисоветского троцкистского блока.
 
6. Христиан Георгиевич Раковский (псевдоним Инсаров, наст. фамилия Станчев : 1873 - 1941) – видный политический деятель, в 1918 вёл мирные переговоры с Украинской Центральной Радой. Кроме Раковского, полномочными делегатами были подчинённые уму Сталин и Мануильский. Раковский - председатель СНК и нарком иностранных дел Украины. На XII съезде РКП(б) решительно выступал против национальной политики Сталина. С 1923 года принадлежал к Левой оппозиции, был одним из её идеологов. В 1927 году был снят со всех должностей, исключен из ЦК и на XV съезде ВКП(б) исключён из партии в числе 75-ти "активных деятелей оппозиции, "Особым совещанием ОГПУ сослан. В 1934 вернулся и получил управленческую должность в наркомате здравоохранения.

     27 января 1937 Раковский арестован по делу Антисоветского троцкистского блока (дело Н. Бухарина). Под давлением признал себя виновным в шпионаже. По просьбе руководства компартии Румынии 13 марта 1938 г. вместе с Бессоновым и Плетнёвым), приговорён не к расстрелу, а к 20 годам тюремного заключения. Во главе с Н.Н. Бухариным остальные 17 человек расстреляны -  в том числе  Г. Г. Ягода.

      В последнем слове заявил: "Наше несчастье в том, что мы занимали ответственные посты, власть вскружила нам голову. Эта страсть, это честолюбие к власти нас ослепило". По поводу поведения Раковского на суде другой оппозиционер, Виктор Серж, писал: "Он как будто намеренно компрометировал процесс показаниями, ложность которых для Европы очевидна...".
Наказание отбывал в Орловском централе. После начала Великой Отечественной войны Христиан Георгиевич Раковский, как и осуждённые вместе с ним Бессонов и Плетнёв, был расстрелян 11 сентября 1941 г. без суда и следствия по личному указанию Л. П. Берии и И. В. Сталина