- Мишка! Привет! - Юрьна задирает голову, сидя на ступеньках своего первого этажа с горючей палочкой, чтобы понять, кто так настойчиво скребется в дверь Марии Марковны на втором этаже.
- А… это ты, - Михаил Ильич разглядывает сквозь решетку перил мордочку Юрьны.
- Как ты? Мишка?
Ильич пожимает плечами:
- Как, как…
Соседка выжидает, скажет сосед её любимую фразу или нет.
- Плохо без тебя! – наконец произносит Мишка, не выходя из рамок отработанного стандарта, Юрьна стандартно сияет.
- А что сияешь?
- Тебя увидела. Ты моё счастье, Мишка!
- И ты моё. Так почему же мы до сих пор … не вместе? – поднимает бровь бывший сосед с шестого этажа.
- Потому что это - залог нашего счастья! - не сомневается Юрьна.
- Ну, тогда ладно… - отвечает в прошлом героический бабник и хорошо начитанный интеллигентный пьяница.
Марь Марковна отпирает сыночку дверь.
Ильич женился в первый раз слегка за пятьдесят, уже имея двух детей-погодков от вдвое младшей по возрасту тростинки. У тростинки нет мозгов, нет желания ходить на работу, стирать, готовить, убирать, читать детям книжки. У нее есть Мишка, который всё это делает за нее, и коттедж где надо.
У Мишки есть работа и трое детей – мальчик, девочка и жена. Мишка на год старше своей бывшей соседки Юрьны, которой оставил на память, отбыв с детьми в коттедж, свою любимую до драки родную мать - Всадницу без головы восьмидесяти шести лет. Марь Марковна серьезно переживает за сына.
Идет второй год после печальной утраты подъездной батареи, на которой в славные времена происходили главные события Дома номер четыре. Там пили кофе, там обменивались новостями каждый день. Туда приходили с бокалами шампанского отметить радостные события. Там понимали без слов. Там ты был не одинок, что бы с тобой не случилось.
Давным давно, во времена далекой юности Дома 4, сосед с двенадцатого этажа произнес мудрые слова: "Друг это хорошо, это много. Но сосед - это больше".
Теперь батарея заперта в клетку, и если Юрьна отопрет дверь клетки своим ключом и усядется как прежде на теплую батарею с горючей палочкой, то будет сильно смахивать на курящую макаку в зоопарке. Ей надо срочно бросать курить.
А ведь еще совсем недавно, всего два года назад, были возможны комические сценки. Всего два года назад, спускаясь по лестнице на первый этаж в контору кооператива, Ильич запросто мог внезапно испугаться, увидев ехидное личико сидящей на батарее Юрьны:
- Нет! – законный муж и счастливый папашка двух малых детей картинно закрывал лицо растопыренной пятерней.
- Нет! – Мишка отпрянул к стене и криво сползал по лестнице, спиной обтирая стену и нащупывая ногой последнюю ступеньку.
- Я сегодня трезвый!!! – издал последний вопль.
- Трезвый говоришь? – мило улыбнулась бизнесмену бывшая программистка, - ну раз трезвый, ладно, иди.
Накануне вечером Юрьна подверглась стремительной атаке соперника. Соперник был ниже на голову, но смел и отчаян. Юрьна даже не успела сообразить, как будучи смертельно пьяным можно так молниеносно сверзиться с последнего лестничного марша, развернуться на сто восемьдесят градусов и, не потеряв равновесия, налететь на соседку. Намертво прижать к стене, задрать подбородок повыше, чтобы достать глазами до её глаз и драматично взвыть:
- Ты будешшь… моеей…?
- А когда я была не твоей? - округлила глаза возмущенная Юрьна,
- Я всегда твоя, Мишка! Я навеки твоя! - поклялась на всякий случай, - Тебя целовать?
- Целуй.
Ильич отлип от соседки, встал по стойке смирно, руки по швам, закрыл глаза и ждал, когда она чмокнет его в щечку. Это был ритуал, это была традиция.
Возвращаясь с работы под градусом выше нормы, Михаил Ильич в прежние времена традиционно навещал батарею. Клал на нее портфель, вставал по стойке смирно, закрывал глаза и терпеливо ждал, когда Юрьна докурит сигаретку, слезет с батареи и чмокнет его в щечку.
Не надо грязи! Всем хочется нежности, поцелуев хочется, комплиментов, просто так, ни за что, просто потому, что ты есть на свете. У вас не так? Странно.
Осознавая всю меру ответственности перед прискорбным фактом недостатка любви у граждан, большая гуманистка и общественница Юрьна всегда готова помочь товарищу, провести с ним, так сказать, общественную работу.
А благодарный Мишка нет- нет, да и порадует Юрьну приятным заявлением:
- Ирка! Ты самая красивая женщина на свете! – разводит руками не вовсе трезвый бизнесмен, наткнувшись на Юрьну по пути из конторы на второй этаж к любимой маме.
Сосед так искренно и так добросердечно любуется возникшим на пути препятствием, так сияет умилением, что Юрьне ничего другого не остается, как зеркально засиять в ответ. Соседи с нежным восторгом смотрят друг на друга:
- А ты, Мишка, самый красивый мужчина в мире! Правда, правда. Смотрю в телевизор – одни жуткие рожи. Каждый раз тебя вспоминаю. Тебе бы в телевизор, Мишка.
- Зачем в телевизор? – Ильич припадает на одно колено, - Будем целоваться!
Обездвиженная неожиданным объятием, Юрьна отбивается, размахивает ручонками, указывает на дверь своей квартиры, находящейся в метре от событий:
- Что ты делаешь! Там муж сидит!
Мишка нехотя встает с колен:
- А кому? И когда? Это мешало? –как бы разочарованно, не выходя из образа, завершает импровизацию мудрым словом и идет по ступенькам вверх. Там его ждет родная мать.
Юрьна уходит за свою дверь, чтобы еще полчаса от души смеяться, вспоминая шедевр общения.
Ильич ревнует мать к Юрьне. Мать ревнует Юрьну к ученикам. И чтобы соседка с первого этажа не сильно расслаблялась и тоже немножко поревновала, каждый раз при расставании намекает, что не прочь закадрить её мужа:
- К ученикам едешь? А муж где?
- Дома.
- Так что я стою, время теряю? Мне судьбу устраивать надо! Спущусь к твоему мужу, пока тебя нет. Ты не возражаешь?
- Не возражаю, Марь Марковна, - улыбается соседка, ревновать ей некогда.
Таким образом, можно смело утверждать, что жизнь в Доме четыре еще теплится, несмотря на печальную утерю отопительного прибора - сакраментальной подъездной батареи