Элла стояла, держась за подоконник и вперившись в окно невидящим взором, который иногда туманился от слез, наполнявших глаза и срывавшихся вниз по щекам печальными влажными дорожками. Да хоть бы и совсем глаза не видели эту опостылевшую плоскую пустошь, которая ни степь-ни поле и простирается, покуда глаз видит, разбавленная только поселковым кладбищем и дымящими чуть дальше заводскими трубами.
Наши дороги однажды нас куда-то обязательно приводят, но чаще всего не в ту точку, которую мы себе когда-то, возможно, назначили, а в ту, в которой мы осознали, что куда-то пришли. Мы можем менять города, веси и даже страны, взлетать по карьерной лестнице и падать по ней же, создавать, разрушать и создавать вновь семью, и всё же это будет как во сне, без отношения и осознания. Как будто мы бежим, страшась остановиться, потому что, если остановимся, придется оглядеться снаружи и - самое страшное - внутри. Придется ответить себе – и куда это я прибежал? И что это я тут делаю? И кто все эти люди? И я..., кто я-то?? Поэтому лучше просто нестись вскачь, даже если ты плетешься – не останавливаясь и не задумываясь.
Коварство жизни, однако, заключается в том, что бежать все время – невозможно, и однажды ты все-таки останавливаешься и начинаешь робко оглядываться. Ты можешь остаться, в целом, довольным или довольной увиденным, а можешь обнаружить себя вцепившейся в подоконник сорокалетней женщиной, глядящей невидящим, застланным соленой влажной скорбью взором в окно, на пустошь, кладбище и заводские трубы...
Элла бежала до этого момента всю жизнь, в которой бег часто превращался в сбегание – от первого мужа, потому что показалось трудным жить в чужом городе и заботиться о мужчине и ребенке. Из хорошего вуза в средненький, потому что показалось трудным учиться. Из красивого яркого центра в серый провинциальный пункт, потому что показалось трудным жить в большом городе. От второго мужа – только что уволенного из армии блестящего офицера, потому что оказался запойным алкашом, к тому же скорым на руку. Из региональной администрации в учительницы, потому что показалась непосильной ношей ответственность. Из незнакомого города в знакомый, где жила мама, потому что мама всегда брала на себя решение особо тупиковых проблем. От третьего мужа, потому что на десятый год совместной жизни с ужасом и полной беспощадностью поняла, что связующего их, кроме ребенка, вообще ничего нет и не было никогда! Впрочем, этот побег удался только отчасти, потому что общая квартира, а ещё деньги и ребенок, конечно. Так и жили – муж в разъездах по северам и Элла – в полусбежавшем состоянии.
Именно это состояние сопровождает тебя, когда ты вдруг понимаешь, что стоишь, вцепившись пальцами с побелевшими костяшками в подоконник окна спальни квартиры на четвертом этаже панельного дома, вперившись застланным слезами невидящим взором в пустошь, разнообразие в которую привносят только кладбище, дымящие заводские трубы поодаль и серый ковыль, склоняющийся и трепещущий под нескончаемым пыльным ветром.