Далеко-далеко отсюда, за тысячи верст от вольных донских степей, курганов и лиманов ,звучит чужая, незнакомая речь. Незнакомые люди приходят на чистое, ухоженное кладбище, дабы воздать должное памяти своих усопших родственников. Все идет своим чередом, и только надпись на одиноком надгробном камне, прочитанная мимоходом, вызывает недоумение. «Здесь покоится Григорий Нефедов. Казак станицы Грушевской». Любопытные обыватели задаются вопросом: откуда взяться станице в американском городе? Наверное, тут кроется какая-то ошибка. Но короткий текст, выбитый славянской кириллицей и латинским шрифтом, неумолим.
Почему, умирая на чужбине, этот человек, имевший американское гражданство, приказал написать на своем надгробье название давно утраченной родины? Почему, имея заслуги и воинские чины, он всем титулам предпочел гордое звание «казак»? Чтобы ответить на эти вопросы, нужно понять простую истину: слово «казак» означало не только национальную принадлежность, а слово «станица» - не только место проживания.
Казаки действительно жили в станицах, входящих в состав городка. Однако они не случайно отказались от привычного слова «село». И связано это было отнюдь не с сиюминутной прихотью, а с коренным отличием в образе жизни. Действительно, если русский крестьянин селился на земле по воле и капризу своего барина, то казак становился на земле. Становился крепко и надолго и стоял на своем до смерти. Если село целиком и полностью принадлежало своему хозяину, вместе с крестьянами, то станица принадлежала казаку. Если существование села зависело от воли доброго или злого барина, то существование станицы зависело только от доблести и отваги казаков.
Самостоятельно стоять на земле сложнее и опаснее. Кроме удали и воинских умений, нужно иметь чувство ответственности за свои слова и дела. Эти качества казакам прививали с детства через систему уникального народовластия, вершиной которого был Казачий Круг. Понятия «круг» и «станица» связаны между собою неразрывно. Будучи высшим «столпом и утверждением» казачьей жизни. Круг собирался из станичников. Именно на Кругу принимались решения, от которых зависело, как станица будет жить и развиваться в дальнейшем. Таким образом, станица была не просто административной единицей. Станица являлась особым институтом казачьего общества, через который казаки реализовывали Богом данное право на личную свободу – Базовыми понятиями, на которых строилась станичная жизнь были Вера, Терпимость, Свобода совести и Согласие.
Хлебников В.В.:
«Россия произносит имя казака, как орел клекот.»
«Слабого не обижай, сильного не бойся» - вот основополагающее правило станичников Дона.
Как ни пытаются горе - историки опорочить свободное общество Юга, непреложным остается факт: казаки не знали религиозных распрей. Священников выбирали, как и Атаманов. Религиозная нетерпимость, преследования за веру им были неведомы. В станицах торжествовал принцип согласия, однако если кто-нибудь придерживался отличных от большинства взглядов, в том числе религиозных, он имел право вместе с единомышленниками организовать свою станицу. Так, в среде казачества, исповедовавшего по преимуществу христианство, в границах городка сосуществовали татарские или калмыцкие станицы, населенные мусульманами или буддистами.
Такой жизненный порядок манил и притягивал, однако попасть в круг избранных и в прямом и в переносном смысле было нелегко. Человек должен был делом доказать свою отвагу, благородство, чувство товарищества и честность. Со временем казаки принимали достойного в свои ряды. Теперь, где бы он ни жил, куда бы его ни заносила нелегкая казачья судьба, он оставался казаком своей станицы, где был его дом и земля, в которой росли его дети, в которой он осуществлял свои права свободного, независимого человека. Каждый год казак, со своим односумом, как пчелы, несли опыт далекой жизни неведомого края в круг своих братьев, в родную станицу.
Слова «станица», «стан», «становой хребет» - однокоренные. Действительно, идеальная, невиданная нигде в мире система казачьего самоуправления и землепользования, в полном объеме реализуемая через институт станиц, была опорным костяком, становым хребтом свободного казачьего общества. И не случайно осмыслить опыт казачьего самоуправления именно на Дон приезжали и профессор, идеолог анархизма князь Кропоткин, и идеолог марксизма Плеханов, и идеолог социал-революционного террора Савенков. Не случайно именно на Дон бежали белые офицеры.
«Все промелькнули перед нами, все побывали тут». Потому что Дон был основой силы и стабильности Русского государства. И если взглянуть на гражданскую войну более глубоко, то по сути дела она стала венцом противостояния казачества и обезглавленной, покрасневшей от крови невинной России. Однако это тема отдельной статьи.
Пришедшие в семнадцатом году к власти «коммунисты», поставив своей целью тотальное истребление вольного казачества, варварски разоряли и уничтожали станицы. Многие из тех, кому удалось выжить в кровавом аду гражданской войны, вернулись домой на пепелище.
Процесс постепенного стирания станицы с исторической и с географической карты замечательно описал Шолохов в своем «Тихом Доне». Именно Шолохов дал наиболее полное и пока что единственное в мировой литературе описание трагедии казачьего народа.
«...А там, где прошлись палы, зловеще чернеет мертвая, обуглившаяся земля, Не гнездует па ней птица, стороною обходит ее зверь, только ветер, крылатый и быстрый, пролетает над нею и далеко разносит сизую золу и едкую темную пыль.
Как выжженная палами степь, черна стала жизнь Григория. Он лишился всего, что было дорого его сердцу».
В этих заключительных словах романа заключается вся бездонная скорбь казака, оставшегося без своей станицы.
О преступлениях красных сатанистов сегодня сказано много. Однако рюриковская и романовская Русь порою вела себя по отношению к казакам ничуть не лучше. Потомки старобоярской «аристократии», сидя в Москве и Петербурге, принимали решения, направленные на то, чтобы всячески ослабить этот станичный становой хребет казачества. Еще бы! Им, привыкшим к холопству подданных, было нестерпимо видеть на своем порубежье вольную, свободную жизнь. Здесь и кроется основная стратегическая ошибка российской власти. Вместо того, чтобы применить бесценный опыт казаков в области демократического устройства, самодержавие взяло под контроль колоссальную мощь казачества, чтобы всячески регламентировать жизнь казака, и загнало его в единые, приемлемые для себя, рамки служения. Непокорное, свободолюбивое племя стало служить покорению непокорных ради сохранения остатков казачьего самоуправления.
Эта трагедия продолжается и сегодня. Напрашиваются неутешительные выводы: во-первых, все благие речи о строительстве народовластия насквозь фальшивы, и, во-вторых, современной российской власти свободные люди просто не нужны, а может, представляют для нее опасность. Поэтому не признается право государственно образующего этноса на своё наследство,на землю купленную кровью, на свободу. Предлагая глумливо вместо национального образования Всевеликое войско Донское, общественную организацию, в которую может вступить любой холуй власти, чтоб исполнять её волю.
Право казаков называться народом, не признается. Геноцид казачества не признается. Священное право казаков на свою землю не признается.
Мы оплакиваем трагедию еврейского народа. Мы оплакиваем трагедию армянского народа. Мы оплакиваем трагедию русского народа. Мы оплакиваем трагедию своего народа, по имени Казаки. Но кто плачет с нами о нашем народе? Раскаялись и повинились ли палачи? Заплатили ли они за свои преступления?
...Далеко-далеко отсюда, на земле Америки, стоит надгробье с надписью: «Здесь покоится Григорий Нефедов. Казак станицы Грушевской». Эта надпись должна стать для нас, живущих на Дону и Кубани, на Волге и Тереке, Енисее и Амуре, своеобразным призывом к тому, чтобы не селиться, а стоять на своей земле. Стоять в полный рост, гордо подняв голову. Так, как это умели наши славные предки.
2005 год.