***

Георг Альба

Почему Лев Толстой не верил в пятна на солнце, в медицину... и дирижирование?
(шуточное эссе).

Своеобразной личностью был этот великий писатель. Как и все, в молодости испытавшие множество пороков, в зрелости он стал образцом нравственности, порой граничившей с ханжеством.  Непротивление злу и насилию, вегетарианство, познание тяжкого крестьянского труда («сено покосишь — попишешь стихи») - всё это характеризует классика. Стремление всем давать полезные советы увлекало писателя настолько, что даже стало мешать творчеству.
Но мы  слишком ударились в серьёзный тон. Пора, дорогой читатель,как говорится, сменить пластинку. Кстати, о пластинке. Голос писателя пытались увековечить с помощью появившегося в начале ХХ века звукозаписывающего устройства. Лев Николаевич очень испугался большого раструба, в который его просили что-то сказать, считая сие настоящей дьявольщиной. Хотя, кажется, его всё-таки удалось уговорить, и голос  сохранился для потомков. Но мы отвлеклись. Как же быть с пятнами? 
Да кто же и впрямь поверит, что на такое яркое светило кто-то наляпал пятна? Оно ведь тогда бы стало более тусклым. Придумают же эти учёные! Нет, чтобы подлететь к светилу и, если оно действительно заляпано, то протереть его лик чистой тряпкой. Человеки всей Земли спасибо учёным скажут.
Ну, и с медициной вопрос ясен, потому что все болезни от грехов и непотребного образа жизни. Придумают же доктора! А ещё давали клятву Гипократа. Не навреди, мол ! Им главное, чтобы было побольше кого лечить. Вот Лев Николаич вёл правильный образ жизни, поэтому ничем серьёзным не болел (чиханье и кряхтенье не в счёт) и прожил достаточно долго. Только вот к концу программы немного стал того:  решил отречься от написанного и вообще ушёл из дому куда глаза глядят.
Теперь коснёмся главного. Дирижирования, будь оно не ладно. И что же делают полезного эти дирижёры? Махают себе руками как ветряные мельницы, а музыканты сами  по себе играют, уткнувшись в ноты, лишь изредка косясь на «махальщика» (как бы от излишнего усердия тот не свалился со сцены в зал). Но это шутка, господа! Будем надеяться, что дирижёры за это на нас не обидятся. Великий писатель, названный вождём мирового пролетариата «глыбой и могучим человечищем», наверное, и не подозревал какую громадную предварительную работу проводят дирижёры на репетициях. Помимо элементарных вещей, как-то выявление и исправление не тех нот, проставление нюансов и штрихов, выяснение темпов, разучивание с оркестром особо неудобных и сложных мест, каждый дирижёр  по-своему трактует исполняемое произведение.  Поэтому одна и та же симфония, увертюра или инструментальный концерт у каждого дирижёра звучит по разному. Известно, что оркестровые музыканты всегда испытывают нового дирижёра, специально, например, играя не те ноты. Услышит фальшь или нет? Если не услышит, то грош ему цена. Но, как правило в дирижёры идут люди с хорошим слухом, преимущественно с абсолютным. Случается, что опытные дирижёры порой «улучшают» авторское произведение, меняя инструментовку, если находят её не достаточно эффектной. Известен случай, когда знаменитый Артуро Тосканини по своему оркестровал какое-то произведение Клода Дебюсси, не посоветовавшись с автором. А тот на концерте ничего не заметил, решив, что столь блестящий оркестровый наряд его заслуга.  Известен случай и из отечественной практики, когда  наш Геннадий Рождественский что-то даже дописал в партитуре больного Альфреда Шнитке за что автор на дирижёра обиделся.
Существуют различные манеры дирижирования (кто с палочкой, а кто и без неё). В давние времена дирижировали тяжёлым жезлом, стуча им об пол, отбивая  такт. Кажется, композитор Люлли нечаянно вонзил себе это жезл в ногу отчего вскоре скончался. Ранее также дирижировали, стоя лицом к публике (уважение) и спиной к оркестру, что создавало проблемы для музыкантов. И только, говорят, революционер в музыке Рихард Вагнер это изменил, став спиной к залу и лицом к оркестрантам.
Теперь нечто критическое напоследок. Сейчас, грубо говоря, дирижирует всяк, кому не лень. Был солистом-инструменталистом (чаще скрипачом или альтистом) или играл на чём-нибудь ином в оркестре и вдруг, прельщённый лаврами дирижёра, уже стоит за пультом. Подобное поветрие наблюдается и в кино. Снимался, снимался и вдруг захотел сам снимать. И снимает, найдя спонсоров.
Ещё кое-что забавное. Если в произведениях мировой музыкальной классики, как музыкантам, так просвещённым слушателям известна почти каждая нота, и любая фальшь или ошибки будут сразу заметны, то в опусах композиторов современных дело иное. Особенно в авангардных, где порой, играй что хочешь. Автор не заметит, а слушатель не знает как должно быть. 
Такое происходило в Большом Театре во время исполнения балетов одного известного композитора, чья супруга плясала под его не простую по музыкальному языку музыку. Вот уж оркестранты отводили душу, играя «от фонаря», когда автор не присутствовал на спектакле, а дирижёр делал вид, что непотребства не замечает. Другое дело в классике. Там не забалуешь. Музыка у всех на слуху, и нужно играть аккуратно. То, что написано в нотах...

Вернёмся снова к дирижированию, но не к симфоническому, а в ином, более лёгком жанре. Например, в армии. Произошёл там одиозный случай. Один военный дирижёр на ответственном концерте весьма оконфузился. Встал за пульт. Оркестр замер. Заметим, что наш герой весьма дружил с Бахусом, отчего и пострадал. Дирижёр излишне энергично взмахнул руками и из внутренних карманов форменного кителя вылетели, блестя стеклом в свете софитов и прожекторов, две чекушки как два голубя у мастера-иллюзиониста. Кто не в курсе, разъясняем: чекушки или четвертинки это маленькие бутылочки водки объёмом в четверть литра. Поэтому и «чекушки». От изменённого слова «четверть». Дирижёра разжаловали. Перед высоким начальством опозорился.  Но он не пропал, а чудесным образом возник на музыкальном поприще снова, даже преуспев в карьере, Возглавил эстрадный оркестр на радио. Теперь он, учтя свой печальный опыт, стал махать менее эмоционально да и во внутренние карманы концертного костюма перестал класть ёмкости с алкоголем. Хотя происшествие случилось давно, но вспомнить всё равно приятно.
На этом и закончим наше с потугой на юмор эссе, хотя кому-то, возможно, подобное смешным и не покажется, а вызовет благородный порыв возмущения. Но как любил петь Михаил Горбачёв, затеяв Перестройку: «Не корите меня, не браните...»