Рыбачка

Наталья Коноваленко
                Фото автора. Совпадения случайны: персонажи и
                описываемые ситуации вымышлены.)

          Она выудила меня из Интернета, как рыбачка - золотую рыбку. А я и не почувствовал, что на крючке, только слушал:
- Котик мой, лапочка моя…
          Это неправда, что мужчины любят глазами: ушами – тоже, как, впрочем, и женщины.
- Ты мой любимый, до тебя – всё пустое…
         И я, словно дитя малое, рад верить, мозги отключил. Нет бы – подумать!.. Ну, какое же оно, в самом деле, «пустое», её прошлое, если дочь – первоклассница, и сама она – на восемь лет меня старше! Когда впервые встретились, мне и в голову мысль о возрасте прийти не могла:  стройная, высокая, волосы в хвостик собраны, грима на лице нет, глаза зелёные, строгие, губки маленькие, аккуратные, не подкачанные ботоксом, и когда  она умудрилась стать матерью?
         Это потом уже выяснилось, сколько ей лет, когда уже на крючке-то…
         Вначале мне  даже нравилось, что она с таким характером. Даже имя у неё звучало жёстко – Эмма. Бывало, так перевернёт всё происходящее или сказанное, что тебе и не снилось. Я всё удивлялся, как можно с ног на голову этак поставить… Неважно, что это: слова, поступки, чьё-то поведение…
         Потихонечку всех друзей от меня отвадила:  ревнивая донельзя - хотела, чтобы только она для меня всем была: и женой, и матерью, и другом.
         Почему я вляпался-то, ведь по характеру змея ещё та? Энергией она меня и притянула. Мне всегда почему-то нравились такие девушки, немного «стервочки»: самостоятельные, изворотливые, эмоциональные. Наверное, потому, что во мне самом этого никогда не было. И в семье нашей ничего похожего не было. Мать у меня – женщина интеллигентная, преподаёт  искусство в консерватории, каждые две недели – театр, выставки разные, какие-то конференции, встречи. Отец – пианист, постоянно на гастролях. Когда дома бывает - весь в музыке, ни слова крепкого, ни жеста резкого, ни гвоздя, ни отвёртки в руках, отродясь, не держал. И я такой же рос, до девятого класса, бесхитростный. И всё тянуло меня к тем, которые могли и брякнуть что-либо к месту или не к месту, и желаний своих не скрывали, и защитить себя, если нужно, умели.

            Летом после девятого я на рынке зацепился: хотел личные деньги самостоятельно заработать.
           Мать обиделась даже:
- Сынок, тебе что нужно, скажи? Ты у нас единственный, всё - для тебя! Что тебя может заинтересовать в таком месте? Это же жуть просто!
           Отец спорить не стал.
- Хочет попробовать – пусть пробует. Может, в писатели потом пойдёт, напишет новую версию «На дне», - сказал он матери.
 - После одиннадцатого – в литературный институт, с готовым произведением. Пробуй, сын! – и укатил в очередное турне.
           На рынке я нашёл магазинчик, на местном сленге – точку, где требовались сноровка, честность и сила. У меня набор был в наличии. Машина привозила провод, кабель, электрические лампы, люстры, выключатели – всё это нужно было разгрузить, как можно скорее разложить по местам, запомнить характеристики, куда что положено, и по требованию покупателя быстро доставить на прилавок.               
           Хозяин, он же кассир, был мной приятно удивлён, а через неделю уже не мог без меня обходиться. Он доверял мне кассу, приводил какого-нибудь парня для роли грузчика, и исчезал на полдня. А я крутился, как белка в колесе, всё успевал и к вечеру выкладывал ему выручку, а он мне - дневной заработок. Оба оставались довольны друг другом.

         Хозяин был типичный вышибала: для него не существовало слов «нельзя» или «некрасивый поступок». Я сам видел, как он однажды через опущенное стекло дверцы иномарки заехал кулаком в лицо её водителя, вполне взрослого дяди,  который, не предполагая такого поворота событий, начал, было, воспитывать его по поводу не так припаркованной машины. Я подумал, что потерпевший выйдет  из автомобиля и вызовет полицию по факту рукоприкладства, но он только пробормотал что-то выразительное  и, нажав на газ, покинул место неожиданного инцидента. И правильно сделал, потому что рассвирепевший вконец от нравоучения в свой адрес, Тимур, (именно так и звали моего шефа) успел-таки «долбануть» носком своей ноги колесо уезжающего авто.
           Тимур оказался старше меня всего на шесть лет, но уже два года, как женат, и на жену был записан этот магазинчик. Её он не любил, поскольку в адрес супруги отпускал довольно нелюбезные словечки. Скорей всего, их связывал бизнес, потому что он был моложе жены лет на семь, а у неё уже рос сын от первого брака. Тимур удивлял щедростью, но в присутствии жены его словно подменяли, потому что Лидия была не просто скупа, но патологически жадна до денег. Как знать, может пример той странной семьи сыграл роль и в моём выборе?
            Это с годами я понял, что с желаниями надо обращаться осторожней – им принято сбываться, причём, в самый неожиданный момент, когда уже и забылось всё, актуальность былую растеряло, и былое желание становилось уже ни к чему вовсе. Но семнадцать лет назад я даже представить  подобного не мог.

        Тимура отличала слабость  к женщинам фривольного поведения. Я тогда ещё был очень юн  и наивен для подобных встреч, но в один из особо прибыльных рабочих дней Тимур закрыл свою точку пораньше, сунул мне в руку приличное вознаграждение за работу и сказал:
- Всё, Лёха, пора тебе начинать мужскую жизнь. Едем в сауну. Расслабимся, отметим удачный бизнес.
           Ничего не подразумевая, я занял в его «Лексусе» место рядом с водителем, и моё погружение в мужскую жизнь началось скоростным пробегом по проспектам вечернего города. Сначала была, действительно, сауна, с превосходным бассейном, парилкой, горячительными напитками. Потом появились две девушки, довольно привлекательные, открывшие для меня массу новых впечатлений и ощущений. Расставшись с невинностью, я получил одобрение своего шефа в виде посещения какого-то ресторана, где мы встретились с двумя мощными парнями – напарниками Тимура по бизнесу. Я внимательно слушал их разговоры и наматывал на ус, что другая жизнь бывает не менее насыщенной и любопытной.

            Видимо, Тимур нашёл во мне то, чего у него не могло быть в силу образа жизни: он рос совершенно в иной среде. Он с гордостью наблюдал, как я окончил школу с серебряной медалью и поступил в институт. Летом я подрабатывал у него днём и отдыхал с ним весёлыми ночами.  За виртуозность работы Тимур прилепил мне кличку «неподражаемый студент», а я ему – «Пумба», потому что он всегда оставался непредсказуемым и агрессивным, словно дикий кабан. Конечно, с героем мультика у него не было ничего общего, кроме гороскопа и силы, но о том, что он – Пумба, Тимур не догадывался. Я не знал, из какой он семьи, вопрос об этом никогда не поднимался, однако у него кругом были связи. Он помог мне избежать службы в армии, потому что и там у него кто-то был.

           Много раз Тимур приезжал ко мне на выручку, причём, в любое время дня или ночи, если нужно было кого-то «поставить на место», с кем - то «поговорить», «забить стрелку» или честно «разрулить», как он выражался, ситуацию. Именно так и назывались тогда «пацанские» разборки по различным поводам среди молодёжи.
           Я, в свою очередь, гордился старшим приятелем, его бесшабашным характером и умением одерживать победу. Однако, считать его другом я бы не рискнул. Разошлись мы незаметно, но в дни рождения всегда созванивались или даже пересекались в каком-либо кафе.
            В период моего студенчества меня  вполне можно было бы сравнить с молодым гончим псом: я хватался за уйму идей, пробовал себя в разных направлениях.   Кроме работы у Тимура, я подрабатывал на случайных стройках, развозил чистую воду и с упоением вычерчивал чертежи  сокурсникам, поскольку любил чёткость линий на белом ватмане.
            При великолепном росте метр восемьдесят восемь я отрастил тогда себе тёмные кудри. Девушки висели на мне, словно грозди репейника, потому что оторвать от себя ту или иную мне было просто некогда. К тому же, благодаря родителям, я имел музыкальную школу за плечами, всегда хорошо разбирался в музыке и прилично играл на гитаре в институтском ансамбле.

           К окончанию института я немного обтесался и заматерел внешне, но в душе по-прежнему казался себе слишком добрым и постоянно боролся с этим  «недостатком».
            Сколько раз я занимал приятелям заработанные честным трудом деньги, превыше всего ставя мужскую дружбу, солидарность и взаимовыручку, постепенно осознавая, что далеко не все они считают так же, а иные и вообще далеки от порядочности.

            Шло время, многие друзья по институту успели обзавестись семьями, половина из них - развестись, а я всё не  мог остановить свой выбор на одной, хотя мимолётных увлечений случалось, как говорится, "выше крыши".
            Я пробовал, как и все. Сначала это была Оля, похожая на девочку-старшеклассницу, из далёкой деревни, приехавшая в город на заработки. Мне казалось, что там, в глубинке, девушки чище и не так развращены, как в городе, но Оля оказалась ничуть не менее опытной в делах интима, и ругалась нецензурными словами без всякого смущения. Она выдумала печальную историю о несчастной жизни в семье с отчимом, я легко поверил, но через полгода её мать, работавшая в овощном ларьке, случайно проболталась, и я, наконец, понял, что в Оле всё лживо и  грубо. Любви там, наверное, не было, но я её жалел и заботливо пытался отогреть то, что не могло отогреться, поскольку было покрыто жёсткой и сухой коркой равнодушия.

             Потом я  на некоторое время самозабвенно влюбился в куклу. До сих пор удивляюсь себе, но по-другому и не сказать. Юля умела хлопать ресницами, звонко смеяться и бесконечно объяснялась мне в вечной любви, пока мне всё это не надоело. К тому времени она успела прикупить себе в качестве подарков от меня золотые колечко и цепочку, модное пальтишко, сапожки, три пары туфлей, две сумочки, о косметике и прочих мелочах я даже не помню. Юлина глупость и капризы настолько утомили меня, что однажды я сложил все её вещи в чемодан, оплатил такси и отправил в родную семью, к родителям.

         Я решил, что семейная жизнь – штука очень туманная, и тут ко мне на страничку в  сетях  Интернета заглянула Она.
      Меня привлекла её житейская рассудительность и строгое выражение лица. Эмма не старалась мне понравиться, не вызывала жалости. Она сама делала вызов, и я его принял.
      Мы долго не переступали определённый барьер наших отношений, а когда это случилось, она сказала:
- Ты мой мужчина, до тебя – всё пустое…

      Мы сняли квартиру в недорогом районе города и стали жить вместе.
      Как ни странно, дочь её жила у матери бывшего мужа, в пригороде, но я в их прошлое не вникал – у всех, как говорится, свой скелет в шкафу. Время от времени девочку кто-нибудь привозил - навестить мать, и я заметил, что материнский инстинкт в моей подруге ещё не проснулся. Я и её дочка  сразу подружились. Это была маленькая хрупкая девчушка, тоненькая, словно колосок, со светлыми прядями волос, собранными в хвостики.  Девочку звали Жанна, жила она с нами пару недель, потом Эмма отвозила дочь, и до следующей встречи были только звонки.
       Эмму отличала чистоплотность, неизменная ласка и заботливость по отношению ко мне, словно это я был её ребёнком. Она следила, насколько я сытно поел, насколько свежее у меня бельё, пора ли подстричь волосы, ногти. Меня всё это немного забавляло, но было приятно. Любому понравится, когда с ним возятся, как «с писаной торбой».
       Я долго искал, где устроиться, чтобы хватало на жизнь, работа по специальности не могла обеспечить этого. Постепенно пришёл к выводу, что самое подходящее – это стройка. Там всегда крутились какие-то проценты, метры, площади, объёмы. Работа, конечно, нелёгкая, хлопотная, но голова у меня работала, математика в школе была любимым предметом, я оформил себе ЧП, и колесо завертелось, а в нём и я, словно та же белка, без возможности остановки.  Брал объект, находил мастеров, доставал материалы, соблюдал сроки сдачи.
          Эмма оказалась сообразительным напарником – не боялась никакой работы – и стенку вымыть, если нужно, и выложенный плиткой пол  шпатлёвкой затереть, и подсчёт зарплаты сделать, и работников подобрать. Конечно, она была со мной не ежедневно, ведь есть дела домашние, уборка, магазины, то да сё, но помогала хорошо.

       Жили мы дружно. Одно её не устраивало – гражданские отношения. Хотелось ЗАГСа и "штемпеля" в паспорте, что жена. Возможно, в отместку бывшему, думалось мне. Два года я присматривался, а потом согласился: хочешь мужа – будет тебе муж! Хотели расписаться тихо, но родители мои заахали – как же так, сын впервые женится, и без свадьбы? Пришлось согласиться на небольшой семейный ужин, без фаты и без фрака.
           Всё прошло отлично, но в конце торжества Эмма внезапно вспылила, когда моя матушка решила поинтересоваться, почему никто не пришёл на ужин со стороны невесты.
- Вам это знать незачем, я взрослая женщина, обойдусь без сопровождения, - заявила она резко.
          Мать от неожиданности замолчала, но потом собралась и всё же смогла перевести разговор в  мирное русло. Эмма успокоилась, но переночевать в семье моих родителей не согласилась.

          На третьем году нашей совместной жизни произошла эта история.
          Была очень снежная зима. В январе замело дороги в городе  и на подъезде к нему. По улицам всё время курсировали снегоуборочные машины.
           В то утро мы  с Эммой решили проехать по магазинам, поискать Жанне подарок: через месяц у неё намечался день рождения.
          Мы стояли на тротуаре возле крытой остановки, чуть с краю от толпы людей, поджидавших автобус. Дороги практически расчистили – и городской транспорт мчался по белому накатанному асфальту, почти не сбавляя скорости.
         Я разговаривал с заказчиком по телефону, повернувшись спиной к проезжей части.
        Эмма стояла сбоку, слушала меня и смотрела на дорогу.
        Внезапно она схватила меня обеими руками и так резко потянула на себя, что я от неожиданности выронил телефон, потерял равновесие и упал прямо на неё. В последние мгновения падения я успел всё же самортизировать руками, каким-то чудом не придавив её сверху своим восьмидесяти килограммовым весом.
      За моей спиной пронёсся какой-то холодный вихревой поток, раздались вопли, громкий треск, скрежет, потом на мгновение всё стихло...
      Чьи-то сильные руки стали приподнимать меня с земли, тормошить, отряхивать снег. В мою озябшую  ладонь кто-то вложил телефон. Меня о чём-то спрашивали...
      Было видно, как Эмму тоже подняли и уже вели к скамье остановки, а я всё никак не мог понять, что случилось. Очень болело запястье.
      Оглянувшись, я увидел  на земле, почти рядом с собой, молодую женщину с белым лицом, искажённым болью, прижимающую к себе согнутую в колене ногу, и пожилого мужчину, неподвижно лежавшего на тротуаре в противоестественной позе. Его сумка была вмята в снег.
      Чуть дальше, уткнувшись смятым бампером в дерево, стоял легковой автомобиль. Голова водителя лежала на руле, и в приоткрытую дверцу, державшуюся лишь на одной петле, можно было разглядеть безвольно свисающую руку.
      Наконец, сообразив, что произошло, я встал и поковылял к Эмме. Она сидела на лавочке остановки, опираясь спиной, и всё это время неотрывно смотрела на меня. Этот взгляд описать невозможно. Я опустился рядом  и обнял её. Тогда Эмма прикрыла глаза, и я впервые увидел, как она плачет.
      Мы сидели молча, чувствуя друг друга так, словно между нашими сердцами не было ни толщины зимней одежды, ни мышц, ни кожи, словно эти сердца бились рядом, даже не рядом, а едиными толчками одного большого и сильного сердца. В тот момент я понял, что  такое любовь.
     - Когда  в детстве в меня летели сковородки или пустые бутылки, которые бросали пьяные родители, я научилась уворачиваться, - тихо сказала Эмма, - видишь, пригодилось.
      Она усмехнулась одними губами и добавила:
- Выработалась скорость реакции. Всего-то раз и попали. После этого я  ушла от них…
      Приехала машина скорой помощи и следом – служба автоинспекции.  Когда мы сказали подошедшему врачу, что с ушибами справимся самостоятельно, он стал помогать напарнику, который суетился возле девушки. Наверняка, у неё был перелом.   
     Водителя привели в чувство. Его сопроводили к своей машине полицейские. Печальней  всего дела обстояли у пожилого мужчины…
     Выждав ещё некоторое время, мы вернулись домой. Сказать, что нам повезло – всё равно, что не сказать ничего. Словно кто-то незримый и могущественный распростёр над нами огромное светлое крыло и защитил нас от беды.
     Когда мы пили чай с пирожными, прикупленными в соседнем магазинчике, я смотрел на неё и думал, что никакая она не рыбачка. Она сама  и есть золотая рыбка, которую мне послал случай, а может, и не случай вовсе, а Создатель, как говорит моя мама.
       Кто его знает, может быть, мама права, а то, что случилось, и есть особый  знак?
       Я подошёл к окну и посмотрел в перламутровую даль неба. Внезапно губы мои приоткрылись, и с глубокой благодарностью я  прошептал молитву, которую знал с детства, но, будучи взрослым, никогда не произносил вслух.
       Эмма неслышно приблизилась ко мне сзади и прижалась лицом к спине.
- Слава Богу, что мы вместе, - сказала она.
- Слава Богу, - откликнулся я, поворачиваясь к ней.- А хочешь, Жанна будет жить с нами постоянно?
- А ты не устанешь от этого, не уйдёшь?
- Нет, конечно, мы ведь – семья.
- До тебя - всё пустое, - сказала Эмма.
        Неожиданно за окном пошёл снег. Он падал лёгкими сухими пушинками, кружился и сверкал в воздухе, словно множество сказочных фей или эльфов исполняли для нас под неуловимые звуки ветра восхитительный неземной танец.
                Наталья Коноваленко