Борис Иванович жутко волновался. Ему предстояла очень сложная и рискованная операция. Как человек, весьма далекий от медицины, он предполагал самой худшее. Прочитав в Интернете, что при подобных операциях послеоперационная летальность составляет около 10%, он решил, что именно он будет тем десятым, который не встает с операционного стола. Как человек, который за всю жизнь ничем серьезным не болел, он относился к медицине как никому ненужному занятию. Но полгода назад с ним случился инфаркт миокарда. И как ему потом сказали врачи в больнице, ему сильно повезло, что его успели довести до больницы, где хорошая кардиологическая помощь. Откачивать его пришлось еще в приемном покое, потому что инфаркт был очень обширным и начался отек легких из-за сердечной недостаточности.
За те полгода, что Борис Иванович провел в больницах на лечении и обследовании, он, как человек с высшим образованием, хоть и инженерным, стал очень хорошо разбираться во всех медицинских терминах, диагнозах, исследованиях, которые ему проводились за это время. А их действительно было очень много. И он хорошо понял, что сейчас у него там внутри, с его сердцем. А там ничего хорошего нет. В его левом желудочке сердца из-за закупорки сосуда тромбом умерла часть сердечной мышцы, которая со временем не только отмерла, но и истончилась, и у него образовалась грыжа на сердце. Он, как заядлый автомобилист, знал, что такое грыжа на колесе. В любой момент может лопнуть и из камеры выйдет весь воздух. А если лопнет его грыжа, или как по-медицински правильно назвать, аневризма, то из сердца выйдет его кровь. Конечно, не вся, потому что сердце находится в оболочке, которая может вместить лишь часть из пяти литров крови, что есть у него в организме. Но от этого ему не легче. Как он прочитал, наступит тампонада сердца, и оно прекратит сокращаться. А это значит, наступит смерть.
Как автомобилист он знал, как «лечить» грыжу на колесе. Надо наложить заплатку. Примерно тоже самое собираются сделать и ему. Вчера все очень понятно и доступно ему объяснил хирург, который будет его оперировать. Борису Ивановичу сказали, что это ведущий хирург в стране по аневризмам сердца, профессор, который делает и пересадки сердца в этом научно-исследовательском институте, куда его направили. И этот профессор пришел к нему познакомиться и сказать, что именно он будет Бориса Ивановича оперировать. Пояснил, что окончательно все будет решаться непосредственно во время операции после осмотра сердца. А пока планируется сделать следующее: Часть сердечной мышцы вместе с аневризмой будет иссечена. Потом стенки левого желудочка будут наложены одна на другую и защиты, как профессор сказал, матрацным швом, чтобы не прорезались лигатуры (К этому времени Борис Иванович узнал, что лигатура есть нитка, которой будет зашиваться его сердце). Затем на все это сверху будет наложена и пришита синтетическая заплатка. И профессор еще планирует сделать аортокоронарное шунтирование, для чего возьмет вену из ноги. Про это шунтирование, или АКШ много писали в середине 90-х годов, когда такую операцию делали Президенту Ельцину. Все это Борис Иванович читал. Профессор сказал, что операция будет делаться на открытом сердце, с использованием аппарата искусственного кровообращения. Но и об этом Борис Иванович уже знал, когда утром у него забрали очень много крови в многочисленные пробирки. И на его вопрос, почему так много, процедурная сестра сказала, что так надо, коль будут подключать АИК. И на его удивленный взгляд сказала, что АИК – это аппарат искусственного кровообращения.
Профессор-хирург ушел, но вскоре пришел другой врач, анестезиолог-реаниматолог. Он представился и сказал, что именно он будет давать Борису Ивановичу наркоз, и стал его расспрашивать, есть ли у него аллергия на какие-нибудь лекарства. Потом послушал, нет ли хрипов в легких, посмотрел, что творится во рту, потому что наркоз будет эндотрахеальный. Когда и этот врач, попрощавшись с ним и его соседями по палате ушел, пришла медицинская сестра и принесла набор одноразовых лезвий и сказала, чтобы он сбрил все волоса со своего тела, за исключением спины и ягодиц. Потом она придет, проверит и сама еще раз выбреет грудную клетку. Борис Иванович призадумался. Он был довольно волосатым мужчиной, побрить все тело для него была большая проблема. И решать её он решил попозже, перед сном.
Палата, где лежал Борис Иванович, была пятиместной, но разделена на два отсека. В одном, трехместном, лежал Борис Иванович и два пожилых человека. Один уже после операции, профессор из какого-то дальневосточного города. Ему сделали АКШ и еще удалили часть легкого из-за обнаруженного там округлого образования. Оказалась туберкулема, после операции возникло осложнение - нагноение внутри грудной клетки. Из-за этого не срослись кости разрезанной посредине грудины, и при дыхании у него образовывался провал в середине груди, прикрытый лишь кожей. Жуткое зрелище. Такое соседство совсем не добавляло оптимизма Борису Ивановичу.
Второй его сосед, очень старенький и щуплый дедушка, отличался скверным характером. Тоже после сложной операции, он постоянно нарушал предписанный ему режим. Вставал, когда ему было это запрещено делать, пошел в санузел и закрыл за собой дверь на защелку, хотя ему категорически запретили это делать. А там упал в обморок и потребовалось вызывать слесаря, чтобы попасть в санузел. А в завершении нечаянно вырвал вставленный в сонную артерию катетер и залил половину своей кровати кровью, пока не прибежали медицинские работники и не отвезли его на сутки в реанимацию.
Во втором отсеке лежали два пациента, которых недавно прооперировали в этой клинике. То есть на его глазах. Обоим было сделано АКШ, но если у одного все прошло без осложнений, на вторые сутки его перевели в палату из реанимации, и он уже сам ходил по коридору, как ему предписали, то вот у второго уже после перевода в палату развилась кишечная непроходимость и его снова вернули в реанимацию. Так что окружение Бориса Ивановича было таким, что его страхи на счет риска операции только нарастали.
Вечером попытка Бориса Ивановича побрить свое тело привела только к тому, что он изрезался, но пучки волос торчали в разных местах. Он позвал дежурную медсестру и вместе с ней пошел в палату с громким названием «Клизменная». Там сестра не только побрила его новым набором лезвий, но и поставила три очистительных клизмы. До тех пор, пока из его заднего прохода не полилась одна вода. Все эти процедуры заняли изрядное время, и в палату Борис Иванович пришел почти к полуночи. Но уснул он сразу, подействовали таблетки – успокаивающая и снотворная. И когда он уже засыпал, пришла опять сестра и поставила ему в живот укол, чтобы свертываемость крови была такой, как требуется при такой операции – средней. Если будет большой, может случиться тромбоз, а маленькой – кровотечение.
Проснулся Борис Иванович как обычно в 7 часов, его разбудила сестра, которая дала градусник и велела померить температуру. Завтракать ему было нельзя, хотя его должны были оперировать во вторую очередь, ближе к обеду. Лежа в палате в ожидании, когда за ним приедут и отвезут в операционную, Борис Иванович вспоминал, как у него случился этот злополучный инфаркт. Он никогда не жаловался на здоровье и тем более на сердце. Среди его родственников не было ни одного, кто бы умер от инфаркта или инсульта. А вот ему не повезло. Уж больно нервная работа была у него, с большими эмоциональными перегрузками. Да он еще очень болезненно реагировал не всякие неурядицы и особенно на несправедливость.
Как у человека в минуту смертельной опасности пролетает перед глазами его жизнь, так и Борис Иванович вспомнил, как произошел этот проклятый инфаркт, когда было такое состояние и боль, будто ему кол в грудную клетку забили. Хорошо, что были дома жена и дочь, которые сразу вызвали скорую помощь и та быстро приехала. Врач этой скорой снял ЭКГ и тут же вызвал реанимационную бригаду. И та приехала довольно быстро и сразу повезла его в больницу. Он слышал, как врач разговаривал с диспетчером и говорил, чтобы больного встречали реаниматологи в приемном отделении. А потом он стал задыхаться и кашлять, ему дали подышать кислородом и он на какое-то время потерял сознание. Очнулся, когда его на каталке уже везли в реанимацию. И там он почти сутки находился между жизнью и смертью. Ему подключили следящую аппаратуру и капельницы в обе руки и постоянно что-то капали и капали.
А потом щадящий режим дома, когда он боялся лишний раз повернуться, чтобы не лопнула аневризма. Новая госпитализация для проведения коронарографии, как он уже знал, так называли рентгеновское исследование контрастированых сосудов сердца. После этой процедуры ему целые сутки не разрешали вставать с кровати и шевелиться, чтобы затромбировалась бедренная артерия, через которую ему вводили зонд в сердце.
Потом была консультация кардиохирурга, консилиум и, наконец, врачи вынесли вердикт – будем вас отправлять на оперативное лечение в научно-исследовательский институт кардиологии. Пока подготовим документы, пока их рассмотрят в НИИ и придет ответ, пройдет время. Так что надо ждать и продолжать щадящий режим. И лишь через полгода после инфаркта его госпитализировали в этот ведущий в стране кардиологический Центр. И хотя он вроде прошел все нужные исследования у себя в больнице, включая противную гастроскопию, кое-что пришлось повторять снова. Борис Иванович вспомнил, как два дня назад после анестезии рта и пищевода ему вталкивали толстый датчик от аппарата УЗИ в пищевод, чтобы точно определить зону омертвения сердечной мышцы. Вспомнил и вздрогнул. Очень уж мучительная процедура была.
Чтобы быстрее пролетело время ожидания, Борис Иванович стал представлять, что будет делать врач с его организмом. Обладая богатым воображением и начитавшись всякой медицинской литературы, он представил, как сам профессор или его ассистенты разрежут посредине его грудину и раздвинут в стороны ребра. И тогда можно будет потрогать его сердце, пока еще в оболочке. Хирурги вскроют сердечную сумку и тогда увидят ту самую грыжу, из-за опасности разрыва которой он пошел на операцию. Ну уж дальше будет оперировать только профессор. Ведь надо будет отрезать ткань сердца именно там, где есть зона омертвления, чтобы потом зашивать еще живую ткань. А вот вену из его ноги может взять и ассистент. Но это если потребуется. Может ведь и так статься, что профессор не сможет зашить его сердце или оно не будет сокращаться. Ведь умирает же каждый десятый во время этой операции. Отчего, Борис Иванович так и не вычитал. Но вот если потребуется его вена, то её точно будет вшивать в аорту и в коронарный сосуд сам профессор. Это тоже очень ответственная часть операции. А зашивать грудину и мышцы, кожу на грудной клетке могут и ассистенты.
Он заметил, что его снова повело на всякие нехорошие ассоциации и он решил сменить объект своих мыслей. Подумал, что у него очень красивая лечащий врач, молодая, но уже кандидат медицинских наук. Она очень обрадовала Бориса Ивановича, когда сказала, что врачебный консилиум решил, что есть показания к операции и что непосредственно её будет делать сам профессор. Да, случай тяжелый, но профессор уверен, что справится. А уже там многое будет зависеть от организма Бориса Ивановича. И тут он подумал, что, в общем-то, не болел, так что его организм должен справиться. А иначе зачем он тогда согласился на эту операцию? Он же сам хотел продолжать жить относительно полноценной жизнью, не опасаясь разрыва своей аневризмы. Ему же не так еще много лет, подумал Борис Иванович. Так что будем жить! И с этой мыслью Борис Иванович успокоился и стал ждать операции.
Ближе к обеду пришла медсестра с новым набором одноразовых лезвий и снова тщательно выбрила ему грудную клетку. Сказала, что если бритье забракует врач, то её лишат премии. И потом предложила сходить в туалет и больше никуда не отлучаться и не вставать. Скоро за ним приедут. И действительно, минут через пять дверь в палату распахнулась, и две санитарки вкатили пустую каталку. Предложили ему раздеться догола и лечь на неё. Все его соседи стали желать ему удачи и скорой встречи в палате. Борис Иванович пожелал и им всего хорошего и, прикрытый простыней, отбыл из палаты в операционную. В неизвестность!