«Ах, какое это утро, разбудившее меня для тупости жизни и
для ее большой нежности! Я почти плачу, видя, как проясняется
передо мною, подо мною, узенькая старая улочка, и когда ставни
бакалейной лавочки на углу уже обнаруживают свой грязно-
коричневый цвет в лучах понемногу разливающегося света».
Фернандо Пессоа
Олег Сенатов
Вид из окна
Проснувшись утром каждого из примерно двадцати восьми тысяч дней моей жизни, я неизменно убеждался в своем бытии, после чего, встав с постели, и посмотрев в окно, обнаруживал себя в Моем Мире. У меня, человека оседлой жизни, этот мир не менялся подолгу; так, вот уже в течение пятидесяти лет я взираю на Вселенную через амбразуру одного и того же окна.
Давайте же вместе посмотрим на картину Моего Мира, не ограничиваясь общим обзором, но и обсудим детали, проведя деконструкцию всего видимого по Дерриде.
Итак, приступаем: первое, что бросается в глаза – это стена такой же двенадцатиэтажной башни, как та, в которой живу и я, как если бы за моим окном от земли до неба и во всю ширь располагалось сплошное зеркало; по крайней мере, я неоднократно всматривался в противолежащее окно десятого этажа – не мое ли белеет в нем лицо.
Затем обратим внимание на прямую ленту улицы, которая пересекает поле зрения наклонно, то есть мой Мир заметно косит (на самом деле, как вы догадались, стены башен поставлены под острым углом к прямоугольной сетке улиц, но когда просто смотришь в окно, то интуитивно кажется косым все здешнее пространство). В нем вдоль улицы через равные интервалы расставлены и другие одинаковые башни, создавая ощущение хотя и косого, но все-таки порядка. Однако стоит только взгляду соскользнуть влево от фасада противоположного здания, или провалиться в зазор между первой и второй башнями, как этот порядок тотчас разрушается, сменившись хаосом разновысотных, разнокалиберных, находящихся на разных расстояниях и стоящих под разными углами друг к другу, разной степени изношенности разноцветных построек, закрывших вид на линию горизонта, и оставивших от затянутого плотной облачностью неба лишь неширокую полоску, прижавшуюся к верхнему обрезу моего окна. И Мир сразу представляется тесным и закрытым, и на тебя наваливается приступ клаустрофобии, и ты обращаешься к единственной отдушине – перспективе улицы, наискось уводящей туда, где тебе померещилась даль.
Улица тесно обсажена деревьями, под чьими густыми кронами прячется, убегая, грязная полоска асфальта проезжей части, так что в перспективе она представляется, как убегающая вдаль лесополоса, чернеющая зимней чернотой. Так она добегает до стоящего в отдалении мрачного фасада клинической больницы, и перед ним, как вкопанная, останавливается. Но я не отчаиваюсь, и смещаю взгляд влево от больничного корпуса, где он через прогалину между зданиями прорывается вдаль, пробегая над слившимися в сплошную черноту вершинами деревьев обширного парка, за границей которого, уже на самой линии горизонта, как белые крупинки, виднеются многоэтажные дома, и я знаю: за ними лежат пространства, заполненные такими же зданиями, за которыми может опять появиться чернеющий лесом промежуток, но и после него обязательно возникнут новые вереницы домов, и так ad infinitum.
Эта ежедневно созерцаемая картина Мира сделала меня таким, каков я есть, и пока она существует, будет сохраняться свойственный мне тип видения, мышления и поведения, и даже та же разновидность судьбы; - Мир, зримый постоянно и непосредственно, накладывает неустранимый отпечаток на жизнь, на ощущение жизни и на все мировоззрение, и никуда от этого не деться.
Декабрь 2016