Самый первый, настоящий вещий сон случился в то лето, когда очень болел папа.
Как всегда в начале летних каникул, мама проводила до электрички, а она понесла в бабушкин сад. Сад стоял рядом с железной дорогой. Стоял и вместе со старым домом смотрел на останавливающиеся поезда дальнего и ближнего следования, на частые электрички, вглядывался морщинками в шагающих мимо приехавших пассажиров, отыскивал носик с веснушками, прислушивался в ожидании знакомого детского голоса.
Электричка остановилась. Девочка прыгнула с высокой подножки на железнодорожную платформу и понеслась вдоль знакомых одноэтажных довоенных домов к родной деревянной низенькой калитке. Дотронулась до щеколды, вдохнула запах отдыхающих на заборе ветвей яблони-антоновки, пропрыгала по узкой тропинке, касаясь ладошками распустившихся цыганочек и тихо отворила дверь дома, тайно-тайно, чтобы бабушка раньше времени не обнаружила долгожданную радость. Телефона у бабушки не было, так что о приезде внучки только чуткое сердце могло поведать, да быстрый ветер.
Потом целовались, обнимались, дарили друг другу подарки, накопленные за зиму. Бабушка дарила платья, кофточки, носочки. Девочка рисунки, открытки, самолично связанные шарфики. Садились за круглый деревянный стол с рыжей столешницей. Стол стоял посреди большой комнаты, украшенный льняной скатертью, белыми чашками и блюдцами в незабудках, серебряными ложками. Ели блины со свежей земляникой, запивали чаем из настоящего пухлого самовара и смеялись.
Говорили, перебивая друг дружку, наперегонки, о зимней раздельной жизни. Бабушка рассказывала, какие книги ей удалось перечитать студёными вечерами, о произведениях молодых писателей из журналов, которые она аккуратно выписывала. Девочка делилась своими новыми увлечениями, школьными успехами, спортивными разрядами. Очень быстро. Ведь все это осталось в прошлом. А прямо сейчас - сад. Он ведь скучал, ждал, тщательно принаряжался к встрече.
Бабушка любила пройтись до каждой грядки, клумбы, каждого дерева. Подвести и рассказывать, как растут, цветут, плодоносят, как слушаются её немолодых рук. Вот салат светло зеленеет. Нарвём его к обеду к редиске и огурчику. Вот крыжовник семечками светится. И ничего, что ещё кислый, зато молодой и свежий. А вот и гамак, заботливо повешенный для любимицы. А под ним белые яблоки, самые ранние, червяками облюбованные. Клубничная поляна. Чайные розы. Белые пионы. Рай.
Спалось в раю крепко, сладко, без снов. А тут вдруг так отчётливо-ярко. В деталях.
Доктора боролись за папу, и он тоже боролся. Он спортсмен. И он молодой. У него любимая жена, дети. Две девочки. Наверное, он сказал наверх: "Рано, не всю свою мудрость отдал, не всю доброту". Рано. Твёрдо сказал. Понятливо.
Девочка никому не говорила о своих слезах и переживаниях, о том, как боялась и гнала прочь страхи навязчивые. Сестрёнка ведь ещё младшая. Белоголовая кроха.
Во сне был бабушкин дом, этот самый дом. И печь, которая топилась докрасна. Изнутри по трубе пробирался кудрявый дым цвета сажи, тяжелыми кольцами поднимался к ночным звёздам. И вдруг звук полёта. Показалось, что ведьма на метле летит. Пригляделась. Лицо знакомое. Ой, это ведь не так давно ушедшая бабушкина сестра метлой управляет. Подлетает к трубе близехонько, кружится и метёт, метёт, дым злой разметает. И ясно стало. Звезды ярче, Луна улыбается.
Пшеничные косы на цветочной подушке. Глаза смотрят в освещенный первыми лучами беленый потолок. Вдыхается свежесорванная клубника росою на губах. Легко.
Верхом на велосипеде вдоль железнодорожных путей со слезами радости, молитвами, с верой. К заросшим полесским прудам. В камыши. Там, где желтые ирисы-петушки. Туда, где белые кувшинки с рассветом раскрываются, одолень-травою в народе названные. Взять чистые белые лепестки милосердные и приложить к сердцу. Для защиты. Для силы сильной. Такой, какую может дать только любовь.