Доктор в который раз изумлённо сравнивал отчёт об уже произведённом вскрытии с выводами, сделанными только что над повторным обследованием трупа. Как он мог не заметить этого! Это всё так очевидно! Человек умер вовсе не от рваной раны на голове, череп ему проломили уже потом. А образцы крови! Это же подсказка! Только вот к чему она ведёт? К решению какой задачи?
На вновь созванном совещании Коннели растерянно докладывал о новых данных, полученных десять минут назад:
— Я обследовал тело человека, которое мы подняли на борт, и должен сознаться, что не понимаю, как с самого начала мог упустить такую важную деталь.
— Яснее, доктор, — потребовал капитан.
— Он умер от инфаркта миокарда.
— Не уверен, что понимаю вас, — заметил Таг.
— В тех образцах крови, что мы взяли, включая и кровь нашего «пассажира», уровень адреналина увеличился сам собой. В обычной практике у покойников этого не бывает, и утром этого тоже не было. Я бы заметил. Но приборы не лгут. Что если у этих людей повысился уровень адреналина в крови гораздо выше обычной концентрации?
— То есть они испытали стресс? — уточнил Стэнсон. – Но даже в стрессовых ситуациях люди не всегда хватаются за оружие. А у нас полная станция мертвецов-убийц. И причем тут инфаркт?
— Подождите, Джереми, я к этому и веду. Когда возникает стресс и происходит выброс адреналина в кровь, это всегда отражается на нервной и сердечно-сосудистой системах. Резко повышаются артериальное давление и пульс, увеличивается выработка триглицеридов, т.е. жирных кислот, и сахара... Ну, это в числе прочего. А результатом чрезмерной дозы адреналина часто бывают инфаркт миокарда и инсульт.
— И что? — всё ещё не уловил идею мистер Дин. Зато понял Таг:
— Если я правильно понимаю вашу мысль, доктор, вы полагаете, что что-то могло спровоцировать в этих людях выработку фатальной дозы адреналина, что заставило их убить друг друга?
— Именно, мистер Спири. Давайте вспомним про то, что вам совершенно чуждо, — не удержался от маленькой подколки медик. — Про эмоции. Как известно, одним из симптомов стресса являются чувство собственной ничтожности и весь спектр агрессии: злость, гнев, ярость, бешенство. А также страх преследования. Что и способствует совершению панических атак на тех, кто находится поблизости и ведёт себя подозрительно. Вот эти-то эмоции, или как их называют ещё — смертельные эмоции — и привели к такому массовому летальному исходу.
— Ну, это уже что-то, — повёл плечом капитан, словно отталкивая тупую боль. — Хотя ведь вы проверяли всех и каждого, кто спускался сегодня на планету. И ничего.
— Да, включая и меня самого. Однако концентрация гормона неожиданно выросла и в нашем трупе, и в образцах крови других трупов. Не забывайте об этом. Этот гормон здесь ведёт себя довольно непредсказуемо.
— Думаю, нам всем следует пройти повторный осмотр, — предложил старший помощник.
Капитан нашёл эту мысль здравой, и восемь человек (и не человек) вернулись в медотсек. Не было только сотрудника охраны, но первый помощник начальника службы безопасности доложила, что передала ему приказ явиться в лазарет и что он уже в пути.
***
Ричард Джонс медленно шел по коридору второй палубы. Голова как-то странно кружилась. Он пошатнулся и схватился рукой за стену. Второй раз за утро всё поплыло перед глазами. Сердце-то как колотится! Капитан только глянул на него и немедленно отправил в медпункт. Хотя можно этого было и не делать. Вот ещё! Что он, тяжело больной? Подумаешь, в ледяном склепе побывал!
Старый маразматик вечно из всего делает драму. Ещё, глядишь, спишет на Землю как несоответствующего по состоянию здоровья. С него станется! А что? Что такого Джонс делает на этом корабле, что его нельзя заменить? Очень даже можно! Кругом много классных специалистов. Только он — как пятое колесо в телеге. Его и взяли-то по протекции, самому бы ни за что сюда не пробиться. Вся жизнь — по протекции… Ничтожество — вот кто он. И всегда таким был... Какая гадость!
Да, видать, это все чувствуют. Накануне Келли устроил ему выволочку за какую-то мелочь. Ведь ерунда же, а как неприятно! И всем понятно, что он не входит в число избранных. А любимчиков здесь хватает! Одна Мак-Таггерт чего стоит! Единственный взгляд — и сразу понятно, что он ей неинтересен и им можно помыкать, сколько душе угодно. Феррис ещё ничего, ну да он всего второй помощник офицера Келли. А океанка — первый. Старший мичман, чёрт бы её побрал! А от первого помощника капитана вообще ни одного доброго слова не дождёшься, хоть умри перед ним! Понаставили тут!..
Проклятый нож! Порез так и болит и снова кровью сочится. Надо к доктору, так тот опять занудит, что нужно было ещё с утра явиться! Пора бы выкинуть эту железяку, и без неё обойдётся! Джонс долго смотрел на изящную вещицу, повернув её к свету. Домашняя реликвия. Никогда ему особо не нравилась, но хоть какая-то связь с домом, с семьёй… Ведь до Земли ещё так далеко!
— Мистер Джонс, вы в порядке? — услышал он позади себя. Сердце остановилось от внезапного страха. Голос какой-то не тот. Незнакомый. Что ему надо?! Смерти моей хотите?! Не выйдет!
Джонс молниеносно повернулся и полоснул лезвием наугад. Страха уже не было. Только ярость и стремление защититься от тех, кто его ненавидит. Он имеет право жить, кто бы там что ни думал!
В ту же минуту он оказался почти намертво вдавленным в стену с заломленной назад рукой. Старший помощник капитана отличался силой, в разы превосходящей человеческую. Кто ж знал, что это он стоит сзади!
Подоспевшие охранники схватили его под руки и увели, оставив старшего помощника одного с хлещущей из распоротой ладони голубой кровью.
Таг поспешил им вслед, он хотел убедиться, что всё под контролем. Никаких особенных причин не доверять службе безопасности у него не было, но ему хотелось быть уверенным, что этот инцидент уже исчерпан.
Вид капающей на пол голубой крови привёл доктора Коннели в замешательство. Порез был глубоким, возможно, следовало бы даже наложить шов. Впрочем, кровь остановилась совершенно внезапно, и Коннели вынужден был признать, что понятия не имеет, нормально ли это для ассирианцев или нет. Спири пожал плечами и хладнокровно объявил, что в швах необходимости нет, и врач наложил повязку на рану.
С мистером Джонсом ситуация обстояла довольно обычно. Он всё повторял, что ему ужасно жаль и что он ни в чём не виноват. Это было похоже на запрограммированное повторение одной и той же реплики. Уровень гормона, конечно же, оказался высок. Дело кончилось тем, что Коннели дал ему успокоительное и оставил в лазарете на кушетке до утра.
***
— Думаю, стоит остаться на орбите Яреуса, пока мы не будем абсолютно уверены, что никто из десанта не представляет угрозы для нас всех, — высказал Стэнсон предложение своему помощнику.
— Согласен с вами, капитан, — невозмутимо ответил Спири. — Нужно убедиться, что мы не причиним беды другим мирам.
— Таг, попрошу вас об одолжении… — старший помощник чуть нагнулся к командиру. — В моей каюте на столе лежит папка с докладами. Некоторые я вчера так и не успел просмотреть. Будьте любезны, принесите её сюда.
Спири кивнул и направился к дверям, ведущим с Мостика в кабину лифта. Выбрав восьмую палубу, он нажал кнопку, и лифт быстро полетел вниз. Выйдя оттуда, он направился к каютам и уже проходил мимо медчасти, когда услышал звук разбившегося стекла и сдавленный крик. Охраны у дверей не было, её никто не ставил, поскольку нужды в том не было.
Вбежав в приёмную, Спири бросился к двери, ведущей в лазарет. Дверь покорно отъехала в сторону, и внутри большой комнаты с койками ассирианец обнаружил доктора, озадаченно взирающего на собственную окровавленную ладонь. На койке сидел Джонс, похоже, в совершенно невменяемом состоянии, и сжимал в кулаке рукоятку ножа, на лезвии которого было несколько капель крови.
— Он напал на меня, — полувозмущённо, полуиспуганно сообщил врач, поворачиваясь к вошедшему.
Общими усилиями им удалось снова уложить буйного больного в постель и привязать ремнями к койке. Врач ввёл приличную дозу транквилизатора в вену пациента, это как будто успокоило его, глаза закрылись сами собой, и Джонс быстро уснул.
***
Запись в судовом журнале
2676 год, 15 декабря
Капитан Джереми Стэнсон
Мы находимся на орбите космической станции на планете Яреус. Сюда мы должны были доставить запас провизии и медикаментов для группы учёных, проводящих здесь свои исследования. Однако все члены группы найдены мёртвыми. На первый взгляд — массовые убийства. Причины смертей выясняются.
***
Сдав смену второму помощнику капитана, мистеру Дину, Таг на минутку зашёл в комнату отдыха. Тут лежали несколько забытых капитаном книг, и он собирался забрать их. Здесь было тихо, если не считать увлечённо играющих в шахматы доктора и мисс Мак-Таггерт. В свободное от службы время Коннели решил посвятить время своему маленькому другу — Лее. Разница в возрасте была приличной, почти десять лет. Но она нравилась ему чисто по-человечески, а также в какой-то степени и как соотечественница. В конце концов, на борту «Starwalker» было много ирландцев, а по отцу девушка принадлежала к этому гордому и свободолюбивому народу.
Доктор попивал что-то из своего бокала, и это что-то напоминало красное вино. Такой же бокал стоял перед Леей, но она его не пригубила.
Спири покачал головой: весьма сомнительно удовольствие от этого напитка! Представители солнечной системы Трига, куда входили такие планеты как Ассириан, Тира, Вулкан, Эраган, Ромул и Рем, Данн и многие другие, не ценили хмельных прелестей алкоголя, искренне полагая, что расслабление целесообразнее всего получить просто отдыхая. И он не одобрял употребление алкоголя не только на «Звёздном страннике», но и где бы то ни было.
Лея Мак-Таггерт сидела у столика и перебирала струны арфы, оставленной Тагом накануне вечером. Таг остановился у двери, готовый выйти, и окинул её внимательным взглядом. Он не находил её красивой. Да, черты лица были тонки и выразительны. Но не больше. Ассирианские женщины, как и тригианки вообще, блистали красотой. Океанки были, по общему мнению тригиан, всего лишь миловидны. Ассирианки высоки и худощавы, как и мужчины этого народа, хотя доктор, не стесняясь, назвал этот тип женского телосложения евнухоидным. Таг не видел причины оскорбляться. Такие эмоции были ему неведомы, да и термин был исключительно медицинским, а стало быть, объективным. Океанские же дамы, на вкус ассирианца, казались полноватыми, ибо все положенные выпуклости (что доктор замечал с особенным удовольствием) находились там, где надо. Женщины с Океана были маленькими, мужчины же, наоборот, высокими. Эти существа славились своей эмоциональностью и тонкой интуицией, в то время как тригианцы – блестящей логикой и приверженностью к дедукции. И вообще океанцы казались Тагу, мягко говоря, странными: словно состоящие из ветра и солнечного света, они с извечной улыбкой бродили по своим туманным лесам, распустив роскошные волосы, и казались бесплотными духами из мира тайн и видений. И всё это относилось к мисс Мак-Таггерт в той же самой степени.
— Спойте мне что-нибудь, Лея, — как-то очень уж мягко, на слух старшего помощника, предложил врач. — Что-нибудь старинное. Мне нравится ваш голос. Вы удивительная!
Это уж точно! Спири приподнял бровь, вспомнив, как ей удалось поколебать его нерушимую доселе веру в тригианскую философию здравого смысла и рационального поведения. Доктор не подвергся её невероятному по силе испытанию, возможно, поэтому она ему приятна. И, кажется, даже слишком приятна.
Девушка задумалась на минутку, потом принялась что-то наигрывать. Наконец, она запела. Таг было решил, что ему это слушать ни к чему. Однако мелодия и слова песни показались незнакомыми, а он довольно живо интересовался культурными и научными достижениями землян. И он замер у двери, вслушиваясь в голос и в балладу.
На ярмарку в Скарборо держишь ты путь?
Петрушка, шалфей, тимьян, розмарин…
Тому, кто живёт там, сказать не забудь, —
Когда-то он был любимым моим.
Попроси его сшить мне рубашку без швов.
Петрушка, шалфей, тимьян, розмарин…
Пусть нить и игла не коснутся шелков.
Тогда лишь он станет любимым моим.
Она пела и, казалось, её здесь не было. Только звуки арфы и голос, в котором чудился шелест волн и стук капель дождя в безмолвном летнем лесу.
Попроси его место найти для меня.
Петрушка, шалфей, тимьян, розмарин…
Где сойдутся морская вода и земля.
Тогда лишь он станет любимым моим.
Попроси его кожаным серпом сжать
Петрушку, шалфей, тимьян, розмарин,
Жгутом из вереска перевязать.
Тогда лишь он станет любимым моим.
Врач слушал, закрыв глаза. Лицо его почему-то не выражало ничего, хотя песня явно была очень красивой. И певица обладала большими вокальными способностями. Таг знал это уже давно и без этой песни. Текст, однако, показался ему нелогичным. Судя по всему, девушка просила своего возлюбленного выполнить невыполнимое, обещая свою взаимность только в случае удачи. Для чего загадывать такие загадки, если она явно не хочет, чтобы они были разгаданы? Нет, иногда он решительно не понимал людей.
На ярмарку в Скарборо держишь ты путь?
Петрушка, шалфей, тимьян, розмарин…
Тому, кто живёт там, сказать не забудь, —
Когда-то он был любимым моим... [1]
Едва затихла последняя струна, он отправился по своим делам и не увидел того, что случилось после его ухода.
Зато Лею доктор изрядно удивил. Когда отзвучали последние аккорды, словно дождавшись, пока за старшим помощником закроется дверь, Коннели вдруг резко встал со своего стула и со всего размаху ударил кулаком по столу, отчего предмет мебели покачнулся. Вино из бокала немного пролилось на столешницу.
— Чёрт возьми, Лея! Что с вами происходит?!
— О чём вы, Лео? — испуганно, почти шёпотом спросила она.
— Вы здесь, но ваша душа далеко. И я никак не могу дотронуться до вас.
— Я вас не понимаю.
— Нет, понимаете! Знаете, почему на корабле много женщин?! Потому что только женщина в состоянии успокоить мужчину. Только корова может успокоить быка. Но вы — просто бесплотный дух. Ветер. Вас как будто нет. Вы — иллюзия!
Лея мгновенно очутилась у двери. Там рядом был интерком, и она серьёзно подумывала о том, чтобы вызвать отряд охраны сюда, уж слишком перевозбуждённым выглядел добряк доктор.
— Доктор Коннели! Вы так много работаете… Вам нужен отдых. Давайте я провожу вас в медотсек?
Коннели угрожающе шагнул к ней.
— Не говорите о том, чего не понимаете! Вы вообще ничего не знаете. Ни обо мне, ни о ком-то ещё. Вы не в состоянии подарить тепло кому бы то ни было. Вы не умеете читать в душах. Вы хороший подрывник и хороший помощник, но и только. Уходите! Вы мне больше неинтересны!
Какая-то стеклянная вещица полетела в её сторону и ударилась об дверь в непосредственной близости. Лея, надо сказать, не обладала качеством идти напролом и переламывать ход событий насильно. Она была подобно реке, которая огибает препятствия и всё равно находит удобное для себя русло. Поэтому она послушно выскользнула из помещения и бросилась к ближайшему интеркому:
— Охрана! Срочно троих в комнату отдыха! Доктора нужно сопроводить в лазарет.
В это время Коннели грохнул об пол ещё какую-то вещицу и только тогда остановился. Дышать было трудно, сердце колотилось о грудную клетку, как колокол. Кровь пульсировала в голове, он чувствовал, что ему жарко. Гнев. Он схватился руками за край стола и сжал пальцы добела. Почему он разозлился? Она такая же как и всегда. И он ждал от неё сегодня только, максимум, доброго слова, что и ей приятна его компания. Просто как хорошего друга. Только и всего. За что он так обрушился на девушку?
Адреналин, вспомнил он. Нужно прилечь и выровнять дыхание. Он уже собрался отправиться к себе в лазарет, чтобы отдаться заботам старшей медсестры, когда появились охранники. Что ж, сопротивляться глупо.
В медотсеке его ждал новый сюрприз: кровать Джонса была пуста, а старшая сестра лепетала что-то маловразумительное. Коннели вовсе не был уверен в том, что с пациентом уже всё в порядке. Если адреналин ещё бурлит в крови, в таком состоянии парень способен наломать целую кучу дров, Доктор сообщил об этом на Мостик, и капитан объявил тревогу.
Примечания:
[1] Старинная песня “Scarborough fair», созданная предположительно в 16-17 веках. Перевод мой.