Как описать чувство, когда возвращаешься домой после двух лет пребывания в четырёх стенах? Не знаю. Это непохоже на возвращение из армии или из тюрьмы, когда сплошной позитив и незамутнённая ничем радость свободы. Это больше похоже на переселение на другую планету. На которой по идее должно быть лучше, но всё тревожит, всё незнакомо. Что у них тут за жизнь вообще? Какие опасности меня подстерегают в плане срывного процесса? Я знаю, что мне нельзя допускать голода, недосыпа, стресса. Если первое и второе решаемо, то как быть со стрессом – не совсем понятно. Даже для нормального человека переезд в другой город – стресс. А я переезжаю не просто в другой город, хотя и это тоже. А в другой мир.
Хотя совсем в незнакомом городе было бы проще. Там, где я жил, о пьянке напоминает каждый кустик, каждая лавочка. Трудно найти место в городе, в котором было бы выпито меньше литра. Это мир одновременно и знакомый, и незнакомый. И новый, и пугающе старый.
Мой город встречает меня жаркой солнечной погодой. Я люблю жару. Пока ещё никто не знает, какую жару нам подарит лето 2010. Сейчас конец мая, и температура +27 очень даже радует. Можно ходить в майке и загорать. Можно купаться. Я, правда, не знаю, где тут купаются, хотя это мой родной город. Пока пил, не до купаний было, а потом два года вообще здесь не был. Многое наверняка поменялось. Будем узнавать всё с нуля.
Остаток дня приезда уходит на разбор вещей, уборку и приведение квартиры в порядок. Я её сдавал, пока был там. Поэтому у меня есть кое-какие деньги, которые помогут прожить до первой зарплаты и даже, надеюсь, записаться в спортзал. И даже, может, прикупить что-нибудь из одежды. Там-то деньги были не особо нужны, разве что на дополнительное питание к казённой капусте, вот и подкопил немного.
Лёг спать в привычное время отбоя. Но уснуть не мог долго. Всё непривычно: решёток на окнах нет, свет в коридоре не горит. Дверь не заперта. Ну, то есть заперта, но ключ-то у меня. Можно выйти на балкон подышать свежим воздухом, и никто не накажет за это лишним дежурством. Да и дежурств-то нет. Можно даже выйти на улицу и прогуляться по ночному городу. Делать я этого, понятно, не буду, но всё равно очень необычное ощущение. Лежу, думаю.
Итак, у меня есть всё необходимое: свобода, все руки-ноги и голова на месте, есть квартира и есть деньги на первое время. Больше у меня пока нет ничего. Ни работы, ни полезных знакомств, ни каких-либо возможностей. Зато есть два учёта – наркологический и психиатрический, которые очень и очень ограничивают мои возможности в социуме. Есть трудовая книжка, в которой шесть лет пустых, есть паспорт, а вот диплом и военный билет давным-давно потеряны по пьянке. С этим предстоит начать новую жизнь и чего-нибудь в ней добиться. Не ради материального комфорта, не ради какого-то самоутверждения, а исключительно потому, что жизнь в трезвости должна постоянно улучшаться. Иначе нельзя, иначе срыв. С тем, что есть, это очень непросто, а потому будет интересно. Как говорил Брюс Ли: «У тебя есть голова, две руки, две ноги, и 168 часов в неделю, чтобы добиться своей цели. Так добейся же её!»
В квартире чисто, давно нет никаких следов моих пьянок. Но как же здесь бедно! Квартира похожа на жилище Волка из «Ну, Погоди!», когда он там рыбой всё крушил. Здесь просто необходим ремонт. И другая мебель. Вообще всё надо менять. И как меня раньше всё это устраивало? Теперь я много что хочу. Хочу хорошую одежду. Хочу машину в перспективе. Хочу удобную, хорошо обставленную квартиру. Но главное, конечно же, не это.
Утром следующего дня просыпаюсь в привычное время, за несколько минут до подъёма. И понимаю, что впервые за два года подъёма не будет. И утреннего собрания не будет, и на завтрак в столовую я не пойду, а приготовлю завтрак себе сам. Очень необычно. Можно ведь даже уснуть снова и поспать ещё. Но делать этого, разумеется, нельзя. Именно так и начинается путь к срыву. Нужно делать всё по распорядку.
Иду в храм, любуюсь открывшимся передо мной широченным миром. Да, это тебе не наш внутренний дворик. И свобода. Хочу – по той стороне улицы пойду, хочу – по этой. Захочу – сверну вон к тому турнику и подтянусь двадцать раз, просто так, и пойду дальше.
Около турника тусуется молодёжь, показывают друг другу всякие сложные номера. Это мода такая пошла в последнее время, я уже успел узнать в интернете.
Подхожу, смотрю на какой-то сложный выкрутас, который демонстрирует парень на турнике. Интересно, я бы так смог? Без подготовки – точно нет, надо понять технику. Но если бы показали, после нескольких попыток, думаю, смог бы.
Дожидаюсь, когда он закончит и спрыгнет с турника, подхожу.
- Разрешите, подтянусь? – запрыгиваю на турник и подтягиваюсь двадцать раз. Последние разы идут уже тяжеловато, но ещё 1-2 раза, думаю, вышло бы. Спрыгиваю и довольный иду дальше. Свобода!
Слышу за спиной разговор этих парней:
-Двадцатку он сделал, да?
-Да. Круто. Ничего себе уголовники пошли.
- Да спортсмен какой-нибудь бывший.
До меня не сразу доходит. Уголовники? Потом понимаю. Вспоминаю, как выглядит в зеркале моё лицо и вообще весь вид, походка, манеры. Два года в изоляции среди судимых людей наложили свой отпечаток. Ну и алкоголизм ещё оставляет свой след. Это там на их фоне я выглядел чуть ли не самым интеллигентным, а здесь, во внешнем мире, люди будут воспринимать меня как недавно откинувшегося. Во всяком случае, первые недели. Это надо учесть. Купить одежду посовременней, работать над манерами и речью. Такая печать ничего хорошего в обществе не даёт. Хотя, конечно, это куда лучше, чем то, что было раньше.
Вхожу в храм. Откуда у меня такое чувство, что я вернулся домой? Я ведь здесь нечасто бывал. Но стою с чётким ощущением, что я наконец-то дома. Вот именно здесь дома, а не в своей квартире. Только теперь по-настоящему чувствую, что вернулся, насовсем. Начинается новая жизнь.
Прихожу в спортзал, узнаю цены. Записываюсь. Сегодня заниматься не буду, только беру абонемент. Ноги ещё болят после последнего приседа в реабилитации, а грудь и подавно – позавчера жим делал.
На следующий день начинаю звонить по объявлениям. Потом обходить места, куда удалось дозвониться. Раньше везде отвечали «мы вам позвоним». Интересно, сейчас так же будет?
- Здравствуйте, я вам звонил час назад. По поводу работы.
- Грузчиком?
- Да.
- Уже взяли, буквально только что.
Выхожу с заднего входа магазина и вижу двух грузчиков крайне бомжеватого вида. Хорошо, что я сюда не попал.
Подхожу к другому магазину и тоже сразу натыкаюсь на грузчиков. Смотрю на них и понимаю, что лучше бы устроился в прошлое место.
Третий магазин прямо около моего дома. Я его оставил напоследок, перед тем как возвращаться. Слишком уж хорошее место, шансы крайне малы. Но зато туда требуются и грузчик, и охранник.
Сначала общаюсь с охранником:
- Да у нас один уходит, но не ушёл ещё. Они объявление заранее дали. Пока комплект. А по грузчикам – это надо к директору, её уже нет сейчас.
- Как тут работа вообще?
- Грузчиком – не знаю. Охранником – хорошо. Мы же официально не охранники, а контролёры. Ответственность минимальная, стоим здесь, по сути, в качестве пугала. У нас лицензии нет. Ни на охранную деятельность, ни тем более на оружие.
- Это я знаю, сейчас почти во всех магазинах так. У меня лицензии тоже нет.
- А то я не вижу – усмехается охранник – Тебе ни на что опасней зубочистки лицензию не дадут.
- С чего ты взял?
- Вижу. Я мент. В ОМОНе служил. Потом залетел круто… В общем, неважно. Вижу, кто и откуда.
- Плохо видишь. Ну да не суть. Так с кем по поводу работы пообщаться? Кто ваш начальник?
- Начальник охраны. Его сейчас тоже нет. Ты оставь свой телефон, я скажу про тебя. И порекомендую. А то тут ещё двое приходили, сопляки какие-то, дети. Я лучше с тобой поработаю.
И вот я работаю грузчиком, договорившись с начальником охраны, что перейду к ним, как только освободится место.
Мой напарник – типичный алкоголик, но с большим опытом. Вроде чуть ползает, а не успеешь оглянуться – уже все коробки расставлены как надо. Я пока так не могу. Зато могу таскать мешки с сахаром и другие тяжёлые вещи, под которыми он чуть не ломается.
Приходится таскать и возить в тележках много коробок с водкой, вином, пивом. Я вспоминаю, как умирал с похмелья, и чекушка казалась кладом. Вот бы мне дали такую коробку бутылок в то время! В общем, в голову лезут дурные мысли, влияют на настроение. Перебиваю чтением про себя всяких молитв, получается плохо. Иногда приходится заходить в холодильник, в котором минус двадцать. Кратковременное пребывание в нём после жары очень бодрит, дурные мысли улетучиваются на время. В свободное время постоянно что-нибудь ем.
Жара… Беру маленькую бутылочку самой дешёвой воды, пробиваю на кассе, прикладываюсь к горлышку… И, поперхнувшись, убираю бутылку ото рта. Смотрю на неё выпученными глазами.
С какого хрена в бутылке с питьевой водой что-то спиртосодержащее?!
Потом прислушиваюсь к своим ощущениям. Нет, не было там спирта. Но почему-то у мня чувство, как будто набрал в рот какой-то бодяги, типа «Трояра», а потом выплюнул.
Принюхиваюсь к бутылке, делаю ещё один маленький глоток…
Нет, спирта точно нет. Просто какая-то чёткая ассоциация со спиртом. Где-то в мозгу. Настолько явная, что ощутилась как вкус.
Снова смотрю на бутылку, вспоминаю и понимаю. Именно эту воду, как самую дешёвую, мы брали разбавлять спирт «Трояр». Всего несколько раз, но подсознание вспомнило её и узнало. И выдало сигнал тревоги.
Поняв это, уже спокойно допиваю воду. Больше она не ощущается, как что-то опасное.
Другой случай. Беру яблочный сок. Только набираю в рот и явно чувствую спиртовой привкус. Забродил сок слегка.
Выплёвываю, не проглотив. Показываю коробку администратору:
- Сок у вас явно забродивший, испортился.
- Ну что ты хочешь, жара такая. Поставь коробку вон там, спишем. Возьми другую.
Беру другую, но такую же. То же самое. Нет уж, ну его нафиг.
Мой напарник выпивает обе коробки с удовольствием:
- Да, есть градус. Совсем чуть-чуть, как в квасе. Надо коробок пять выпить, чтобы что-то почувствовать.
Я молча разворачиваю тележку, наполненную водкой, и везу по коридору. Да, это тебе не реабилитация, это внешний мир.
Работаем два через два, с раннего утра, до позднего вечера. Доработал до выходных. В первый день иду в спортзал и занимаюсь до упаду. Во второй – в районную наркологию, отмечаться.
Продолжение следует...