Доверие

Владимир Воропаев
Какое счастье творца явил на мне Господь! Он доверил мне создавать «не взирая на лица»: писать картины, акварели, миниатюры масляными красками так, как я того хотел или куда влекло мою душу и руку с кистью, и рождать их из себя по вдохновению. А я и не понимал тогда этого высокого доверия…

Создание миниатюр пришлось на самые трудные 90-е годы. Я написал их около 3-х тысяч штук. Почему такая точность? У моего отца в сарае лежал ящик с пластмассовыми облицовочными плитками. Я как-то кинул на них взгляд и подумал: «Какой хороший размер 10х10 см. для основы живописной миниатюрки – не надо грунтовать, обрабатывать: бери да пиши».
Большинство плиток были белого или кремового цвета, но встречались синие, красные, с мраморными разводами. Тоже хорошо! – разнообразие для творческой фантазии.
-Батянь! А что это за плиточки лежат у тебя в сарае? Ты куда-то их наметил применить?
-Намечал, да передумал. Тебе нужно? Если нужно – забирай, а то валяются тут под ногами, только место занимают.
Я и забрал их. Дома мудрил, какой связующий слой нанести между масляной краской и пластмассой потому, что без этого краска будет осыпаться  по высыхании. И нашёл очень простой и доступный способ! Плюнул, тряпочкой растер гладкую поверхность плиточки – вот и готово! Пиши себе!..
Способ действительно оказался классическим с его простотой и всегдашней доступностью и верный в химической основе. Здесь как нельзя точно подходит поговорка:  «Голь на выдумки хитра».

Итак, основа положена и процесс пошёл. В эти годы невозможно было наладить процесс изготовления рамочек – в стране ещё не было доступного по цене багета. И я отливал из крепкого гипса квадратные и круглые рамки, которые изготавливал сам, заливая их в формопластовые формы. А чуть позже по моему рисунку изготовил один мастер краснодеревщик фрезы и по договорной цене настрогал из сухого без сучкового дерева фигурного багета, потом на станке попилил в рамочный размер заготовки – моё дело оставалось только склеивать сами рамки. Для этого дела я сделал приспособление, с которым и клеил по вечерам рамки, а световой день полностью уделял живописи.
Благодаря этому занятию наша семья прожила несколько трудных лет.
Миниатюрки давались мне легко, фантазия рождала их по ходу – беря очередную плиточку, я даже не предполагал, что изображу на ней: будет ли то пейзаж или какая композиция. Но пейзажу я отдавал предпочтение потому, что любил воображать, а зрительный багаж натуры уже имелся, как оказалось достаточный, ибо миниатюры действительно давались легко. Иногда в день выходило до 15 картинок, поэтому с ценой я был достаточно уступчив, а реализовывал их через комиссионные магазины.

Однажды летом поехал в Ялту поторговать на набережной вместе с другими художниками, нужда которых гнала выходить в люди. Каждый день в течении двух недель я стоял на набережной  недалеко от концертного зала, особой продажи, на которую, я рассчитывал не было сказывались тяжёлые времена для всех слоёв общества.
Утром мимо меня быстрой походкой проносился какой-то сухощавый человек, издававший себе под нос некие музыкальные звуки. У стенда с моими работами он внезапно замирал, резко упирался взглядом в какую-нибудь миниатюру, музыкальные звуки выходящие из него обрывались. Несколько минут он стоял неподвижно, затем также резко продолжал свой ход. Так продолжалось три дня. На четвертый он громко изрёк, глядя на меня:
-Я вот прохожу мимо ваших картин и вдруг, как литавры!.. Ба-а-м! Ну, невозможно не остановиться и не вглядеться в какую-нибудь из них – это же целый мир! Я вдохновляюсь перед концертом. Спасибо…
И опять продолжил свой ход.
Этот случай поразил меня тем, как на человека оказывает влияние моё незаметное искусство. Гордость во мне никак этот случай не оживил – нужда сбила её давно, но чувство, что кого-то на белом свете так трогает моё незатейливое искусство, тихо радовало. Однако, вскоре, сдав оптом под реализацию в частные руки свои работы, я уехал.
Но человеческое доверие штука шаткая и часто по существу плачевная – около двух лет я ожидал хоть какого-то возмещения, но, в конце концов, моя настойчивость в телефонных звонках увенчалась успехом.  Деньги за работы были присланы.
И что же? – я стал менее доверчивым? Да, менее, но всё равно доверял, доверял, доверял…

Когда же пришёл к вере, то в своей доверчивости потерпел гораздо больше от своих единоверцев, православных христиан, но ни на кого из них не обозлился.
И, слава Богу! Теперь, спустя годы, понимаю, что это Господь испытывал меня слабым человеческим орудием. Я ведь тоже где-то, когда-то был таким же орудием… слабым.
Прости нас, Господи, и порадуйся с нами за то, что мы всё-таки не теряем доверия друг к другу, несмотря ни на что!

Июнь, 2017
г. Алчевск