Эти низко ползущие серые тучи невольно заставили меня вспомнить осень.
Тяжело сказать точно, казались ли мне эти прошедшие события такими давними или нет... За этот промежуток времени очень много всего изменилось, что на первый взгляд казалось, что всё это просто не могло произойти за каких-то два года. Но поднимаясь выше, смотря на всё в общих чертах, время в моём понимании снова теряло свою власть, свою силу, и казалось лишь отрезком на моей линии жизни, в который, как в ящик, были плотно уложены недописанные сценарии, стихи и кипы прочих бумаг.
Как легко пересматривать их спустя несколько лет. С ясной улыбкой на лице, с шутливыми и всё же печальными вздохами, с той же наивностью и простотой… Возможно, глупо, но, тем не менее, есть в этом что-то притягивающее.
Вот и сейчас. Снова.
Когда писателю нужен отдых, он откладывает свою рукопись в дальний ящик. Когда работа над произведением и вовсе не идёт, он, возможно, в порыве ярости, кидается за спичками и несётся сжигать своё «детище». Или… Берёт ключ. Поворачивает его в скважине ящика и… Выкидывает. Или наоборот, кладёт во внутренний карман пиджака. Он, конечно, клянётся себе, что никогда более не откроет тот ящик, что никогда более не приступит к работе над той рукописью и, дав себе честно слово, со спокойною душой живёт, забывает про ключ в пиджаке и даже, возможно, пишет новые романы. Но однажды он заканчивает очередной роман, выпускает в свет уже не одну книгу, и, сидя в любимом кресле-качалке грустит. Новые мысли никак не идут, вдохновения, кажется, нет, и тут, дабы занять себя, начинает писатель делать уборку, протирать пыль, выкидывать старые вещи и вдруг… находит пиджак. Носил он его несколько лет, пока тот и вовсе не протёрся на локтях, да не пропах сыростью и старостью. От того он и был убран в шкаф, куда-то далеко, чтобы, ну знаете, писатель впопыхах ненароком не надел это убожество на себя. И вот теперь «творец» встряхивает его, и в момент, когда он закрывает глаза, закашлявшись от пыли, слышит, как нечто маленькое, но весьма увесистое, с грохотом приземлилось на деревянный пол. С удивлением, он оглядывается по сторонам и видит, что маленький серебряный ключик блестит у его ног в лунном свете. В этот миг в его памяти возрождается всё: те эмоции, безумный порыв, кипы бумаг, утрамбованные в нижний ящик комода, что стоит на чердаке, скрипучий звук повёрнутого засова замочной скважины, минутное колебание с ключом, окончательное решение, пиджак, депрессия.
Он поднимает ключ и, словно безумец, вдохновлённый шальною мыслью, подрывается с места и бежит на чердак. Писатель не замечает ничего вокруг, неведомая сила тащит его к нижнему ящику старого комода. Под его ногами с протяжным скрежетом воют подгнившие доски, ведомый глупой идеей он пару раз, совсем не замечая, наступает на хвосты своих любимых кошек, спотыкается о старого слепого пса, но всё равно упорно продолжает нестись к своей цели.
Он добегает. Чердак. Комод. Огромный, суровый диск луны смотрит на него, словно зная каждый его дальнейший шаг. Писатель тяжело дышит, в груди его не хватает воздуха, руки предательски дрожат. Он не с первого раза попадает ключом в замочную скважину. Умерив пыл, он шумно выдыхает. Ящик со скрежетом отодвигается. Кажется, что кипы бумаг сами прыгают ему в руки. Писатель смеётся, так горько и в то же время заливисто, что тяжело понять, заплачет он сейчас или же сойдёт с ума от переизбытка чувства радости…
Он перечитывает каждую строчку. Заново знакомится с каждым героем. Усмехается нелепыми сюжетными клише и понимает, что всё это создал он сам, когда был так юн и неопытен.
Лунный диск смотрит на него будто бы в прицел. Странный холод проходит по спине писателя. Ему кажется, что ещё немного и луна выстрелит в него, что ещё чуть-чуть, и она раздавит его, словно прессом. Он знает, что этот недописанный роман будет принят самой малой его аудиторией и что если он вновь возьмётся за него, в его жизнь вернутся те бессонные беспокойные ночи, депрессии, непонимания…
Но тайная сила лишь подначивает писателя, шепчет ему: «Не бросай своё детище. Пиши! Пиши!» Губа его дрожит. Голова кружится. Конечности немеют. Он падает в обморок.
Приходит в себя писатель лишь под утро, когда суровый лунный диск прячется в первых лучах солнца. Когда птицы начинают свою весёлую песню, и мир оживает после недолгого летнего сна.
Судорожно потирая голову, он оглядывается вокруг, видит разбросанные листы бумаги и быстро вспоминает, что было этой странной ночью. Грудь его щемит. Он подбирает рукопись с пола и, как бы, не зная, что делать с ней дальше, устремляет свой взгляд в окно, словно ища ответы извне.
Чёрный ворон приземляется на это окно и смотрит в глаза безумцу-писателю. Секунду, две или три длится это действие… Резкое «кар» заставляет руки «творца» разомкнуться. Ворон улетает.
Писатель понимает, что это недобрый знак и лучше бы избавиться от произведения, но странное чувство вновь тянет его руки к бумаге. Как сбежавший из тюрьмы, преследуемый погоней, он хватает рукопись и бежит. Бежит из дома, из города, из страны…
Когда ему кажется, что он оторвался, он робко начинает писать. Новая глава - новые события с его героями. К нему снова вернулись бессонные ночи, истерики… Его мало кто понимает.
Найдёт ли он в этой забытой рукописи своё спасение или же, наоборот, будет обречён на погибель? Никто не знает. Но странное предчувствие склоняет его самого ко второму исходу событий…
А пока… он слушает шум дождя, и его печатная машинка постукивает в такт большим каплям, бьющимся об окно его скромного пристанища.
К чему это всё? Не знаю. Мне просто нравятся метафоры. И я сейчас тоже чем-то похожа на этого странного писателя.
Безумная мысль захватила мой разум, она тащит меня туда, к забытому ящику, где лежит недописанная рукопись. И чем больше я думаю о том, что готова сорваться и забрать её оттуда, тем радостнее и слаще становится мне на сердце. Осколки здравого рассудка всё ещё пытаются настойчиво кричать, отбиваться, предупреждать и я тайно знаю, что должна их слушаться, но…
Тучи сегодня такие же серые, как и тогда… Дождь снова льёт, как из ведра… В наушниках те же песни, что и звучали несколько лет назад… И эти воспоминания так настойчиво копошатся внутри меня: огромная лужа, промокшие сапоги, несколько секунд «полёта»… Звёзды, луна, смотрящая в прицел, скрип окна, неразборчивые фразы, странное счастье, сменившееся болью…
И почему меня снова должно туда тянуть? Ведь не от скуки же я решила возродить в себе эту шальную мысль? Нет же, она пролетела случайно, выпала из внутреннего кармана пиджака при разговоре, не более того…
Но что же будет, если я появлюсь на пороге?
Страх? Удивление? Радость?
Прогонят ли меня или же наоборот, пригласят на чай?
Уверена, тогда из задней комнаты будут доносится песни Placebo… И, возможно, когда я зайду, это будет именно «Narcoleptic»…
А огромный диск луны будет всё так же настойчиво смотреть на меня, зная каждый мой дальнейший шаг. И если это будет очередная дорога в пропасть, он лишь уныло заглянет в мою комнату, повторяя одну и ту же фразу: «Глупая, пошла на поводу у шальной мысли…»
Но пока ведь ничего не известно. И ничего не ясно. А капли, как и в ту осень, настойчиво барабанят по стеклу. На улицах появляются те же лужи… И так хочется, хоть на мгновение, замереть в воздухе во время дождя…