Роман в стихах Зейнап

К.К.Торчинов
Зейнап
роман в стихах
Третье, переработанное
и дополненное издание
г. Владикавказ

Дорогие читатели!
В ваших руках – третье, переработанное и дополненное издание романа в стихах «Зейнап».
В 2001 году увидело свет первое издание романа, после чего автором было получено более
400 писем с пожеланиями, поправками, рекомендациями и впечатлениями о прочитанном.
Ваши письма помогли мне переосмыслить все то, о чем я хотел рассказать. Они помогли внести в роман ряд уточнений, которые придали ему особый колорит, раскрыли более ярко образ одного из главных героев – Хасана. Хочется надеяться, что и после третьего издания вы не останетесь равнодушными и направите свои отзывы о прочитанном по адресу:
363020, РСО–Алания, г. Беслан, ул. Коминтерна, 122.
Тел.: 8 906-495-22-32; 8 (867 37) 3-38-38.


Часть 1. ВИХРИ ЭПОХИ

«Ты слышишь, мой век?
Ответь нам, сугубо не пьяным,
Скажи, почему же
Так много калек
С руками-ногами, но как бы с изъяном
Души?
Скажи!
Почему же? Скажи!
Геворк Эмин (Карен Мурадян)

            1
Свой долг отдав на поле боя,
Вернулся воин в свой аул,
Хлебнул в боях немало горя,
Потом в колхозе спину гнул:
Растил он скот, сажал овес,
И тяжкий труд плоды принес –
Построен вскоре новый дом,
Сыграли славно свадьбу в нем.
Трудился он и день, и ночь,
Был одержим одной работой.
Супруга, окружив заботой,
В придачу дарит ему дочь.
Зейнап он дочь свою назвал,
И весь аул на той1 собрал.
1 Той – праздник, торжество.

             2
Казалось, счастья полно в доме –
Сбылась отцовская мечта,
Но ведь судьба не в нашей воле,
Когда беда стучит в врата.
Простых дверей ей не хватает...
А чаще так еще бывает:
Когда нагрянет вдруг беда.
То отворяйте ворота.
Слегла супруга молодая
И, у чужих оставив дочь,
К врачам уехав в ту же ночь,
Погиб в пути наш божий раб...
Осталась сиротой Зейнап.

          3
Туманы белой пеленой
Аул одели покрывалом,
С гор ветер шумною волной
Сквозил по улицам шакалом.
На клочья рвет он покрывало,
Но видно, это ветру мало:
Он в окна яростно стучится,
Крушит заборы, дальше мчится,
Деревьям больно гнет он кроны,
Легко срывает листья с них...
Вдруг успокоился и стих.
Наверно, вновь умчался в горы.
В ауле снова радость смех,
А с неба валит тихий снег.

           4
Вдову зовет ее сестрица:
Оставь, мол, дом, аул и скарб,
Их ждет давно уже столица,
Ее с племянницей Зейнап.
Вдова недолго колебалась,
Вначале вроде не решалась,
Потом все оптом продала
И курс к сестре своей взяла.
Шли годы быстро и сменялись –
Этапы маленькой Зейнап:
Вначале первый – детский сад,
И годы школьные промчались...
На радость всей ее родне
Их чадом восхищались все.

            5
Высокий рост и голос нежный,
С улыбкой яркое лицо...
О, где же, где была ты прежде,
Бывает властно ль так вино?
Стать этой девушки, друзья,
С моим умением нельзя
Вам описать. Ее красу
Смог передать бы лишь Расул.
Те чары, коими владела
Моя прекрасная Зейнап,
Назвать могли и царь, и раб
Вполне божественными смело.
Зейнап, прелестную мою,
Я всей душой люблю, люблю!
Те чары, коими владела
Моя прекрасная Зейнап,
Назвать могли и царь, и раб
Вполне божественными смело.

           6
Вот споры начались в семье –
Учебу где продолжит чадо?
Да так, чтоб вновь не жить в селе,
Сельхоз и пед «за так» не надо.
Юрфак давай-ка подавай,
Туда «за так» нельзя, и знай –
Медаль ее в расчет не брать:
Кому-то взятку нужно дать.
Друзей не будем обижать
Мы фразой этой – злой и меткой...
Зейнап становится студенткой.
Науки смело штурмовать
Она ответственно взялась
И вся учебе отдалась.
         
            7
Закончен вуз , и на «отлично»
Она экзамены сдала,
И ректор жал ей руку лично,
Из уст его текла хвала.
Но вот в один прекрасный день,
Когда уже цвела сирень,
Сверкнула молния в душе,
Которую мы знаем все:
Когда на жизненной дороге
Встречаем вдруг кого искали,
Хотя мы ранее считали,
Что нам никто не нужен, вроде.
Неизлечима в сердце рана,
И жизнь померкла без Султана.

           8
Сын педагога и врача
И сам на службе в медицине,
Султан, по случаю, вчера
Зашел к родным на именины.
Дочь тети, смуглая Роксана,
Зейнап сестру свою позвала.
Двенадцать месяцев назад
Родился сын ее Азат.
Пришел сюда и дед Азата,
Который дядей был Султану...
В детали, впрочем, лезть не стану.
В законах нашего адата
Запретов не было иных –
Сама судьба сводила их.

             9
Султан, как встретился с Зейнап,
Пленен ее был красотой.
Хоть был он год уже женат
И ждал дитя на днях с женой.
Он приложил немало силы,
Скрывая то, как были милы
Черты возлюбленной Зейнап,
И понял, что отныне – раб
Ее чарующего взгляда.
На протяженье долгой ночи
Не смог на миг сомкнуть он очи.
В раздумьях, что ему не надо
Ее, невинную, порочить.
Она ведь тоже счастья хочет...

            10
И в ту же ночь Султан решил,
Что свой недуг он пересилит,
Любовь в зародыше душил,
Но был в борьбе своей бессилен.
Зейнап же, встретив вновь Роксану,
Секрет раскрыла ей «про рану»:
Не в силах свой конфуз скрывать,
Она совет просила дать.
Роксана старше, чем кузина,
Сама была в клещах Амура,
В вопросах тех была не дура
И опыт жизненный имела.
Да только невесть почему
Не заикнулась про жену.

           11
Султана без конца хвалила,
В ней страсть все больше разжигая,
И встречу новую сулила,
Себе отчет не отдавая,
Что будут тяжкими следы,
Что недалече до беды.
Услуги делал и медведь –
И результат известен ведь:
Заноза душу больно гложет,
Любовь нам голову дурманит
И зачастую в пропасть манит.
Зейнап бороться с ней не может
И вновь встречается с Султаном,
Но обернулось все – романом.

            12
За встречей встреча повторялась,
Зейнап счастливою была,
А в душу глубже все врезалась
Любви коварная стрела.
Султан не менее любил,
Зейнап во всем благоволил.
Не мог, однако, он сказать,
Что счастья ей не может дать.
Молчал о том, что сын родился...
За слабость духа своего
Он презирал себя всего.
И укорял, ругался, злился,
Но лишь одно он твердо знает –
Зейнап свою не променяет

             13
На все и всех, что в мире есть.
Себя отдаст, а коль случится...
Всех благ ему не перечесть,
Которых он готов лишиться.
Султан все планы составлял
В сердцах, случалось, он решал, –
Жене сегодня скажет лично,
Молчать и дальше – неприлично:
«Прости, но жил я без любови,
К другой душа моя лежит.
Прости меня, пусть сын простит,
В ком доля и моей есть крови,
Но если вдруг беда коснется...
Султан от вас не отвернется».

             14
Но так планировал в сердцах,
На самом деле же молчал.
Вот-вот наступит полный крах,
Как быть ему, Султан не знал.
Как объяснить своей супруге,
Любовь к Зейнап весенней вьюгой
Его пленила, как юнца.
Он выход ищет без конца...
Зейнап себя как поведет,
Когда раскроет тайну ей
Признавшись в низости своей?
Не лучше ль, если он умрет?..
Свою Зейнап Султан призвал,
И все, как есть, ей рассказал.

           15
Она, как раненая лань,
Бледнея, тихо зашептала:
«То за грехи плачу я дань.
Не думай... я не испугалась.
Снесу, Султан, любой удар,
Ты для меня, как божий дар.
Когда бы в точности все знала,
То встречи все равно б искала.
За миг, подаренный судьбой,
Всю жизнь я буду благодарна,
Пусть и обманута коварно,
Но жизнь моя полна тобой.
Себя же строго не суди –
Семья священна, с ней живи...

            16
Себя, Султан, не уроню
За жизнь, я вижу, надо драться,
Я и сейчас тебя люблю,
И все же мы должны расстаться».
«Не смей, Зейнап, так говорить,
Я без тебя не буду жить.
Померкнет мир мой без тебя,
И врозь нам жить никак нельзя».
«Возможно, милый, ты и прав,
Но в пору собственного счастья
Случится рядом и ненастье.
Поступок наш, как дикий нрав,
И наш же жизненный успех
Вокруг сочтут за тяжкий грех.
 
             17
В тебя я верила, как в Бога.
Позор, считала, обойду,
Терниста впредь моя дорога,
Я ровной, знаю, не найду.
Послушай, милый мой Султан,
Ты видишь, округлился стан?
Теперь и я хочу признаться:
Вокруг вот-вот начнут смеяться.
Позор свой мне уже не скрыть,
Ты разделять его не должен,
Найти с тобой мы вывод сможем:
О том, что знал меня – забыть.
Одна Роксана тайну знает,
Сестра молчать мне обещает».

           18
Султан ее обнять хотел
И молвить что-то в утешенье,
Но бледная, как будто мел,
Зейнап отвергла то решенье.
«Тебе еще раз говорю:
На грани гибели стою.
С судьбой нам лучше примириться,
Спокойно дать дитю родиться,
Пусть будет память о тебе.
Тебя душой не отвергаю,
Нам вместе быть, вперед я знаю, –
Страдать всегда, во всем, везде.
Спасись один – ты это можешь,
А согласившись – мне поможешь.

            19
Прошу, мой друг, пообещай
Со мною встречи не искать.
Сведет коль случай – твердо знай, –
Тебя не стану признавать.
Дитя, которое родится,
Нередко мне ночами снится.
Свою любовь, мой Бог Султан,
Ему я только и отдам.
Мне больно, много я теряю,
Малыш потерь не возместит
И пусть уже сейчас простит,
Что идеал свой не меняю.
Удар жестокий, признаюсь,
Но все ж люблю тебя, клянусь.

            20
Легко снесу я все лишенья,
Мне б только знать, что счастлив ты.
Решись, прошу, отбрось сомненья,
Ты ж видишь, рухнули мечты.
Уйди, Султан, и поскорей,
Собою жертвовать не смей!
Ты должен быть на высоте,
То будет главным благом мне.
Тобой, мой милый, я горжусь,
Не опускай так низко взор
И не дели со мной позор.
В противном случае, клянусь,
Найду в себе такую силу –
С ребенком я сойду в могилу».

            21
«Зейнап, послушай и меня,
Тебе не дам я умереть.
Безумно так тебя любя,
Смогу легко я смерть презреть.
Но только смерть презреть свою,
Твоей же смерти я не жду, –
Ты – боль моя теперь навек.
Найдется ль в мире человек,
Который сможет убедить
Забыть прелестную мою,
Избрать удобную судьбу
И без тебя счастливым быть?
Нет, нет, Зейнап, я не смогу...
Ведь ты не думаешь, что лгу?»

            22
«Опомнись, милый мой Султан,
Нам рассуждать сейчас не время,
Я предлагаю верный план:
Одна снесу я это бремя.
Не стану больше повторяться,
Но точно то, что нам расстаться
Необходимо в тот же час –
То будет выходом для нас.
Я даже думать не хочу,
Что мог поставить цель одну:
Отдать на откуп жизнь мою.
Коль скоро так – к утру умру...
А если нет, то докажи, –
Сейчас вставай и уходи».

            23
Померкло все в душе Султана –
Зейнап решительной он знал.
Потомок знатнейшего клана,
На этот раз он духом пал.
Горянка гордая решится –
И может так сейчас случиться,
Что если тут же не уйдет,
Зейнап, быть может, и умрет.
Судьбу не следует дразнить.
Ведь он один за все в ответе.
Коль хочет все сдержать в секрете,
Ему придется уступить.
Их встречи кончились на том...
Но как Зейнап вернуться в дом?

            24
Любовь сильней была натуры, –
Зейнап ей проиграла бой...
Заметив контуры фигуры,
Мать закатила крик и вой.
И тетя громче всех вопила,
Виновной грубо говорила,
Что смерти лишь она достойна,
Что ей и матери так больно,
Что нет прощенья за позор.
Теперь должна покинуть их,
Коль ей дороже был «жених»...
Зейнап потупила свой взор,
В ответ ни слова не сказала.
Услышав шум, пришла Роксана...

           25
«Скажи нам, милая Роксана,
Кого Зейнап так приютила?»
«О, тетя, мама! Я не знала,
Кого она ждала, любила.
Помочь же все мы можем горю –
Вы на себя возьмите долю.
Лицом к лицу ей с горем трудно...
Зачем скандалить?.. Слушать нудно».
Но непреклонны две сестры,
Их гложат злоба и обида,
Их не унять, и это видно –
Они в решении тверды:
«С позором можно ли мириться?
Ни шагу в дом, пусть удалится!»

            26
«Коль так, Зейнап я забираю!
Развею горе ей, тоску,
А вам жестокость не прощаю...
Мы едем завтра же в Москву».
Зейнап не стала колебаться:
Сильна натура, нужно драться
За жизнь свою и жизнь дитя.
Сейчас бездействовать нельзя!
Где ж средства взять ей на дорогу?
Никто не ждет ее в столице.
И вновь к Зейнап ее сестрица
Спешит с деньгами на подмогу:
Крепка их дружба с давних пор.
Мигнул прощально светофор...

             27
Москва не верит ведь слезам,
Покорна разуму и духу.
Читатель, может быть, и сам
Москву знавал, и не по слуху.
Здесь можно так осесть на дно,
Что станет вдруг нам все равно
Пытаться жить иль умереть,
Молчать, заплакать или петь.
Набрать здесь можно высоту,
Прибрав к рукам большие блага,
Нужна для этого отвага,
Чтоб мог ковать свою мечту.
Здесь рядом с дикой нищетой
Мы видим роскошь и покой.

             28
Такой контраст по всей России –
В Москве ж повсюду только бой:
Один здесь корчится в бессильи,
Другой приравнен вдруг к звезде.
Здесь скромность вашу не заметят,
Не поспешат вам и ответить...
Балы и шоу повсюду здесь,
Когда Восток голодный весь,
Камчатка вон покрылась горем –
Там нет ни света, ни воды...
Эффект имеют все труды
Владык, которые за морем.
Коль силой взять нас не смогли,
Так мы им сами помогли.

             29
Москва – сегодня, но тогда,
Когда Зейнап в ней оказалась.
Она совсем иной была,
Тогда еще не задыхалась
В объятьях лживых демократов,
Еще не знала тех откатов,
Что испытать пришлось нам всем,
Не знала фирм: ни МММ,
Ни «Селенг» прочих, ни «Алис»...
Еще сберкнижки были ценны,
А вклады наши были целы,
Тогда еще не родились
Десятки партий и движений,
Опасных не было брожений...

            30
Султан терялся весь в догадках,
Куда Зейнап исчезла вдруг.
Их жизнь описывают в сказках,
Про то, как против все вокруг.
Искать Зейнап он не решился,
Ведь он легко тогда б раскрылся.
И помня то, что клятву дал,
Ее открыто не искал.
Могла помочь одна Роксана.
Султан к кузену зачастил
И каждый раз сноху просил,
Чтоб рассказала все, что знала.
Просил пролить на тайну свет
И дать ему на все ответ.

            31
Роксана твердо заявляла
Что «знает ровно ничего»,
Но если б даже что-то знала,
То не пошла б она на то,
Сестре чтоб рану теребить, –
Пусть ране той он даст зажить.
Одно бесспорно – здесь, в столице,
Давно уж нет ее сестрицы.
То было, может, не по праву,
Но средств других он не имел –
Султан сноху свою задел
Тем, что расскажет людям правду.
Она того не ожидала
И... все Султану рассказала.

            32
«Три года уж тому назад
Судьба дала сестрице сына.
Не знаю, рад ты иль не рад,
А все по-прежнему чтоб было.
Но в жизнь ее не смей входить,
Зейнап продолжила любить
Тебя, как прежде, только знай,
Ей на глаза не попадай.
Сейчас вся отданная сыну,
Она нашла себе покой,
Хотя доселе образ твой
Ее, я знаю, не покинул.
Себе, уж точно, не простит,
Коль вновь она не устоит.

           33
Все это должен ты учесть,
Оставшись жить в своей семье.
На высоте пусть будет честь,
И клятву в этом дай ты мне».
«Клянусь, я к ней не подойду,
Не ввергну в новую беду.
Мне дай возможность ей помочь,
И сей же час уйду я прочь.
Хочу поблизости быть с ней...
Где коротает дни и ночи?..
Скажи, не мучь, уж нету мочи,
Опорой тайной буду ей».
«Боюсь, умрешь в своей тоске, –
Зейнап и сын живут в Москве».

            34
Едва концы сводя с концами,
Жила изгнанница в Москве.
Была богата только снами –
Угодно было так судьбе.
Юристом принята в НИИ,
Жилье и мебель – не свои,
А место сыну в детский садик
Ей получить помог начальник.
Не густо, скажем прямо так,
Но у нее была забота
И был еще немалый факт,
Читатель, я скрывать не стану –
Зейнап вздыхала по Султану!

           35
Никак забыть его не может, –
Стоит всегда он перед взором.
Султан ей душу так же гложет,
Хотя покрыл ее позором.
Навеки рухнула мечта,
А тут еще и нищета.
Отвергли мать и все родные,
Был смысл жизни только в сыне.
А мальчик рос довольно шустрым,
В четыре года мог плясать,
Старался музыке внимать,
Не по годам был очень умным,
Он много в жизни обещал,
Хоть жизнь, как есть, пока не знал.

            36
В воскресный день гуляя с сыном,
Зейнап на лавочку присела,
Где перед ней на ели сизой
Ворона жадно что-то ела.
«Я можно, мама, к ней залезу?» –
Но та закончила трапезу,
Слетела вниз и нагло к ним,
И жутким голосом своим,
Как бы пугая, каркать стала.
Зейнап схватила малыша,
Вокруг хотя б одна душа...
Вдруг рядом с лавкой увидала
Из сумки клочья целлофана –
В ней много всякого лежало...

            37
Здесь были плитки шоколада
И сверток, стянутый тесьмой.
Понятно, что вороне надо:
За шоколад готова в бой...
Но хватит ей, свое сожрала,
Находку ту Зейнап забрала, –
«Такое» может съесть малыш.
Ворона, прочь отсюда! Кыш!
А дома сверток развернула,
Большую сумму в нем нашла,
Негаданно в восторг пришла,
Когда златая цепь сверкнула
На цепи той кулон – мечта:
Луна и яркая звезда.

           38
Уже привыкнув к нищете,
Теперь могла купить квартиру,
Возможность дали деньги те
Иной себя представить миру...
Зейнап, копейке цену зная,
С умом и время не теряя,
Другой дает для денег ход –
Таков уж мудрый женский род...
Буквально года два спустя,
Зейнап одета уж по моде,
И чадо учится в спецшколе...
А, чтоб не тратить время зря,
Сама пошла в аспирантуру –
Повысить знанья и культуру.

           39
Прошло с тех пор пятнадцать лет,
В стране повсюду беспредел
И референдуму в ответ
Не стало вдруг СССР.
В Москве главенствовали «группы» –
И в результате только трупы.
Везде бездействовал закон –
Ошибок полно было в нем,
Тянули кто куда хотел.
Пошли заводы с молотка –
Реформа выдалась не та.
Народ роптал, но все ж терпел.
И, осознав реформы блеф,
Стал звать к рулю КПРФ.

           40
Зейнап всегда была в сторонке
От этих вихрей и невзгод,
Но как-то раз меж книг на полке
Она увидела вдруг кольт.
Сама юрист уж точно знала,
Чем эта штука угрожала.
«Неужто рушится мой мир?!
Возможно, это сувенир:
Сын часто ездил за границу,
Был мастер спорта по дзюдо...
Ну, точно, что-то здесь не то,
В нем сомневаться не годится!
Хасан не глуп, давно созрел
Уж черный пояс он имел».

           41
Но вскоре стало проясняться,
Откуда, что и как взялось, –
Хасан под утро появлялся,
Какой ни задавай вопрос,
Зейнап ответ не получала.
И грянул гром! Она не знала
Как можно справиться с бедой.
Ей захотелось вдруг домой,
Москву оставить и лететь
В свой город, где живет Султан,
Пусть солнце светит в нем, туман –
Там можно будет все стерпеть.
В то утро был конверт ей подан:
«Ваш сын, преступник, арестован».

            42
И тут же «гости» у квартиры
На обыск ордер предъявили.
Зейнап держалась что есть силы,
Когда все в доме перерыли:
Нашли в нем деньги, арсенал –
Не каждый склад такое знал.
Вели законно протокол,
Что обыск был, не произвол.
Зейнап-юрист прекрасно знала,
Что ждет Хасана впереди:
Пятнадцать лет – не раньше жди.
Она совсем уж духом пала...
Но страхи те не оправдались –
Сын не виновен, оказалось.

           43
Зейнап моя, ты сыну рада –
Хасан вернулся вновь домой.
Судьбы великая награда –
Аллах услышал голос твой.
Хасан твой дома, но Закон
Поставлен фишкой был на кон.
Исход возбужденных всех дел –
Плати и узник улетел,
Чтоб в мир преступный воротиться,
Чтоб грабить вновь и убивать,
Свободно деньги в банках брать,
Да так, чтоб ими «прокрутиться»...
А всюду люди голодают
Страдают, ждут и умирают.
И тут же «гости» у квартиры
На обыск ордер предъявили.
Зейнап держалась что есть силы,
Когда все в доме перерыли...

           44
Зейнап была лишь теоретик,
Ей «степень» пользы не давала,
И даже маленький секретик
Реальной жизни не знавала.
Во всем одна лишь прямота,
Но жизнь была уже не та,
В какой жила и воспиталась.
И не одна она пугалась
Всех этих новшеств и тревог,
Всех «новых русских» и «крутых»,
Голодных, малых и седых.
Короче, жили кто как мог:
Одни, как в сказке, богатели,
А большинство – в «трубу летели»...

           45
И вдруг к любимой героине
Вдруг обратился сын Хасан:
«Я здесь, в Москве, «сижу на мине»,
Братвой мне ровно месяц дан.
Она здесь делает погоду.
Как я обрел себе свободу
И мне, и им – большой секрет,
Никто не может дать ответ:
Кто так внезапно мне помог?
Считают, будто я продался,
Сказали, чтоб скорей убрался
Не позже, чем мне дали срок.
Вопрос быстрей должны решить –
Братва ведь может и убить.

           46
Там жизнь другую я начну,
Хозяин буду сам себе.
Поверь мне, мама, я не вру
И благодарен, знай, судьбе,
Что все сложилось так, как есть.
Я в дебри впредь не стану лезть,
А здесь никак нельзя остаться –
Сильней они, чтоб с ними драться».
Зейнап, конечно, испугалась,
Ни слова сыну не сказав,
Дела в Москве все подобрав,
В родной столице оказалась.
Но и тогда была в тревоге –
Хасан по прежней шел дороге.

            47
Но вдруг он призван был на службу,
В столице связей – никаких,
С Москвой давно утратил дружбу,
Что толку в том, что сам был лих?
Он обойти призыв не мог
И пару кирзовых сапог
Обул смиренно вместо «Топман»1,
Затем в Чечню служить потопал.
Пробыл там долгие два года,
Был костью в горле сослуживцев,
А для начальства был любимцем –
Такая есть средь нас порода.
Давно испытанной тропой
Домой вернулся непустой...
1 «Топман» – обувная фабрика.

           48
Могучим, сильным стал Хасан –
Во всей округе нет такого,
Он – покровитель всех селян,
В его поступках нет дурного.
Не дом, дворец построил он,
В нем сауна, фонтан, салон,
В нем мрамор всюду, там и сям,
Такое только снится нам.
И слуг десятка два, не меньше, –
И все при деле, как один,
Живи привольно до седин,
Не появился б только Пельше1...
К дворцу подъехал “Мерседес”.
Вдали с ветрами спорил лес...

            49
Он из машины вышел хмурый,
Ему навстречу тут как тут
Спешат охранник с кличкой «Бурый»
И, кувыркаясь, мерзкий шут.
Лягнув шута под зад ногой,
Довольный, видимо, собой,
Хасан придал устам улыбку,
А шут, стремглав, в собачью будку
Залез и жалобно визжал.
Не меньше часа там сидел,
То плакал шут, то вдруг он пел,
То вдруг к себе кого-то звал.
Не раз он дворне говорил:
«Хасан мильоны заплатил
1 Пельше – председатель комитета партконтроля при ЦК КПСС.

            50
За то, чтоб жил я при дворе,
Чтоб мог и прыгать, и скакать,
Чтоб мог будить всех на заре
И мог умело развлекать».
Наш шут насмешек не прощал,
Не сомневаясь, твердо знал –
Патрон не даст шута в обиду.
Он защищен его эгидой.
За то хозяина любимчик
Презренной тварью величался,
Нередко шут за это дрался.
Порой в бессилии в графинчик
Мог тайно горе окунуть,
Затем в забвении уснуть.

             51
Но шут есть шут, и вряд ли надо
О нем так много говорить,
Пора на личности отряда
Побольше ясности пролить.
«Скелет», «Мартын», «Удав» и «Тит»
Хасану были тень и щит.
За шефом следуя четверкой,
Служили яростно и бойко.
Случалось кто-то ненароком
С Хасаном смел быть неучтив,
Чтоб не возникнул рецидив,
Чтоб это было всем уроком,
Хасан мог бросить только взгляд –
И неучтивый был не рад.

             52
«Скелет», детина с бычьей силой, –
Которому лишь двадцать пять,
В шестнадцать «неучтив» был с милой,
Пришлось его под суд отдать.
Вернувшись восемь лет спустя,
В безделье мучилось «дитя».
Друг детства, силу в нем подметив,
Позвал к себе, случайно встретив.
Неплохо друга приютил:
Дал денег и купил машину,
Подставил юную Сабину...
С тех пор «Скелет» неплохо жил,
Но он тогда еще не знал,
Как дешево себя продал.

            53
«Мартын» давно уже с Хасаном,
А до – наперстком баловал.
О нем молва слыла недаром,
Что он – мерзавец и нахал.
Он всюду в спорах и скандалах
Вопрос решал в кровавых драках.
Убить коль надобно кого –
Хасан всегда пошлет его...
Сам по природе жалкий трус,
Имевший склонности к садизму,
Глядит сквозь собственную призму
На все вокруг, не дуя в ус.
Мне так и хочется спросить:
Могла ли женщина родить

            54
Такого гнусного урода,
Который сущностью своей
Являет для всего народа
Позор и низменность людей?
«Удав» душой и внешним видом,
Как и «Мартын», был незавиден:
Всегда нахмуренные брови,
По венам яд тек вместо крови.
Коварство рядом было с ним,
Он говорил, как будто рыкал,
На жизнь пенял и часто хныкал,
И без нужды всегда дерзил.
Ему порок природой дан –
Таких как раз искал Хасан.

            55
Четвертый, «Тит» – был не подарок,
Ему три первых не чета,
Любил всегда во всем порядок –
Такая редкая черта.
Все те, кто связан был с Хасаном,
Его чурались и недаром.
Терпеть не мог он возражений –
И не должно других быть мнений.
Хоть близок «Бурый» был к Хасану,
Не раз был «Титом» он избит,
И шрам на лбу его горит –
То Тит нанес большую рану.
Хасан им всем благоволил –
Он разделял, он власть любил.

           56
Все остальные – пешки были,
Режим создал их, не Хасан,
От унижений часто ныли,
Терпели все: и стыд, и срам.
За явно малую провинность,
Был стар он иль в расцвете юность, –
Бывал тот час же удален
Он еле ноги уносил,
Да так, чтоб против не был он.
Когда ж случалось, что смельчак
Что либо вдруг заговорит,
За дело тут же брался «Тит»,
Всем было ясно, что чудак
За смелость горько пожалеет...
Да кто ж с Хасаном спорить смеет?!

           57
Под взором пристальным Хасана
Жила прекрасная Зейнап,
А «Бурый» был ее охраной –
За ней он следовал как раб.
Давно за сорок героине,
Но мало есть в подлунном мире
Таких красавиц, как она,
Да только вот беда одна:
Зейнап на людях не бывала...
Грустна всегда и молчалива
В саду сидела сиротливо,
Подальше б только от Хасана.
Друг друга стали избегать,
Хотя и были сын и мать.

           58
И вот лишь за четыре года
Зейнап зачахла на глазах –
Меняет так свой лик погода
У нас на родине, в горах.
Вся жизнь бедняжке опостыла,
Душа ее от боли ныла.
Была на то своя причина –
Мечтала видеть господина,
Кто так душой ее владел.
А сын грубил ей, как рабыне.
Хасан, как в детстве, так и ныне
Чужой свободы не терпел.
Не мог найти себе покой
За то, что вырос суразой1.

            59
Во всем винил он только мать.
Ее пугая мрачным взглядом,
Он властно требовал сказать,
Кто отравил всю жизнь их ядом.
Зейнап молчание хранила,
Виновный был поныне мил ей.
Никто не сможет никогда
Узнать того, кто есть – судьба.
Хасан же в бешенство впадал –
Он имя знать хотел отца –
И ежедневно, без конца,
Он нервы матери трепал.
Любовь ее была сильна –
Не выдаст имени она.
Сураза – рожденный вне брака 1

            60
Под страхом смерти бы не стала
О нем что-либо говорить,
Лишь только с именем Султана
Она могла бы дальше жить.
Невыносим порой Хасан –
Он чувства жалости не знал,
К Зейнап все чаще придирался,
Порой, как зверь, на всех бросался...
Бог упаси, чтоб вдруг лишиться
Тех чувств, которые питала
К тому, кто силою Титана
Ее пленил. Тогда решится
Покинуть этот мир пустой
И только так найти покой.

           61
Печальна жизнь моей горянки,
Гнет сына стал ей невтерпеж,
Весь день разборки и гулянки,
И сын на сына не похож.
Ей за порог ступить нельзя –
Следят за ней его друзья.
Одна Роксана вхожа в дом,
Но третий должен быть при том:
Подробно «Бурый» передаст
Все содержание беседы.
И ждут их всяческие беды,
Когда найдет сын вдруг контраст
Меж тем, что сестры говорили,
И тем, как то «мозги сварили».

           62
И все ж при строгости Хасана,
Когда отвлекся «Бурый» вдруг,
Шепнула смелая Роксана,
Что ищет встречи с нею друг.
Он передал: «Скажи сестрице
Пускай придет ко мне в больницу».
Просил поверить, что, как прежде,
Он не обманет ей надежды,
Что будет сдержан, вновь клянется:
В себе все силы соберет
И близко к ней не подойдет,
Пусть даже сердце разорвется.
Ему несносна больше мука –
Уж слишком тянется разлука.

            63
«Взяла я клятву у него,
Что встречи он искать не будет,
И кроме прочего всего
Он навсегда меня забудет.
Султан был верен клятве той.
Считала, что нашел покой,
И тем все боль свою гасила,
О том и Бога я молила,
Чтоб только был бы счастлив он,
Чтоб в жизни мог не знать тревоги.
Увы, Султан все эти годы
Любовью, как и я, пленен.
Пусть будет жизни стоить мне,
Но брошу вызов я судьбе.

            64
Пускай простит его супруга,
Но верю твердо я Султану,
Увидим только лишь друг друга,
И больше встреч искать не стану.
Тебе, Роксана, лишь признаюсь,
Что и сама я задыхаюсь.
Желанье видеть вновь кумира
Превыше, чем богатства мира,
Его мне страшно искушать,
Но и сама я так устала...
О, если б ты, Роксана, знала,
Как трудно было встречи ждать.
Судьба таких, как я, карает...
Скажи Султану, пусть встречает».

            65
Сказала «Бурому»: «Хвораю,
Иду к врачу я на прием.
Готовь машину, я же знаю,
Что ехать надобно вдвоем».
И вот в фойе большой больницы
Стоит Султан... Неужто снится?!
Такой же стройный, как и раньше.
Зейнап – в сторонку, чтоб подальше
Быть от манящего соблазна,
Чтоб «Бурый» мельком не заметил
То, как Султан кивком ответил,
Когда она с улыбкой праздной
Кивнула молча головой,
Как бы сказав: «Любимый мой».

           66
Та сцена мне напоминала
Момент в берлинском кабаке,
Когда на Штирлица взирала
Жена, усевшись в уголке.
Малейший промах был провалом,
Риск был смертельным, но недаром
Они пошли на этот риск.
Не крик души, хотя бы писк
Мог успокоить боль души
Лишь тем, что эти два созданья
Пришли на тайное свиданье,
Друг друга зрили и ушли,
Ни слова вслух не проронив,
Но жажду встречи утолив...

           67
Увы, Зейнап не оценила
Того, как «Бурый» был хитер,
И из того, что допустила,
Тот понял замысел сестер.
И был теперь чрезмерно рад
Пойти к Хасану на доклад.
«Я раскусил всю тайну их –
Хотели скрыть от глаз людских
Свое стремление друг к другу.
Но слышал шепот я Роксаны
И разгадал такие планы:
Султан позвал свою подругу,
В больнице встреча состоялась...
К нему она не приближалась.

           68
Но видел я ее глаза:
Когда Султана увидала,
О них сказать легко нельзя,
Я точно знаю, что страдала.
Султан был тоже сам не свой,
С трудом он овладел собой
И что к чему один я знал,
Как он держался, как страдал.
Его мне все же не понять.
Узнал, что клятву он давал,
И верно то, что не соврал,
Достойно слово смог сдержать.
Добавлю – он собой хорош,
Ты на него лицом похож».

             69
Вопрос, терзавший так Хасана,
Казалось, стал вдруг проясняться:
Зейнап, ему, конечно, – мама,
Но с сыном надо ж объясняться.
Зачем все долго так скрывала,
Ответ Хасану не давала
Кого б отцом назвать он мог,
Чтоб ныне к ней он не был строг?!
Султана он прощать не станет.
Причину выяснит вначале.
Заставит, все чтоб рассказали.
И горе, если кто обманет.
Не станет он обид прощать –
Неважно кто – отец иль мать!

             70
Провел Султан всю ночь в больнице,
Борясь с недугом пациента, –
Хирург, известный всей столице,
Жизнь продлевал на многи лета.
И вот уже в который раз
От верной гибели он спас
Того, кто был на смертном одре,
И жить теперь тот будет вроде
Не хуже, чем он жил вчера...
Плодом трудов своих довольный,
К утру от всех забот свободный,
На отдых ехать уж пора...
Увидел – «Тит» у «Жигули»,
Добра от этого не жди.

             71
«Здоров, Султан! Мое почтенье!
Я поджидаю целый час.
Хасан просил, чтоб в воскресенье
Ты вечером проведал нас:
Мы будем в баре «Мой Шанхай».
Смотри, Султан, не опоздай.
С тобой хотим мы разобраться,
Коль не виновен, то бояться
Тебе не следует, старик.
Знай, нам с Хасаном то не в счет,
Что окружил тебя почет...
С начальством яшкаться привык...
Но если ты на честь посяг,
То знай, такое не простят.

             72
Мы знаем, за тебя закон
Серьезно с нас спросить захочет.
Но только как узнает он
Того, кто вдруг тебя замочит?
Себя марать, поверь, не станем:
Охотников немало знаем,
Кому монету сунем в руки
И он любого ввергнет в муки.
Умом, известно, ты не слаб,
Пошевели чуть-чуть мозгами
И согласись покорно с нами
Что ты всего лишь жалкий раб.
А не захочешь в том признаться,
Знай, мы не станем повторяться.
              73
Хоть ты при чести, но управа
И на тебя у нас найдется,
По чести будет и расправа –
Кто прав, последним тот смеется».
Султан понять его не мог,
Ему был чужд подобный слог.
В машину молча он садится
С одним желаньем – удалиться,
Но «Тит» берется за баранку,
Ощерив зубы, словно барс, –
Таким всегда плевать на нас,
Подай скорей им только драку.
Султан слегка нажал на газ
И был таков – он скрылся с глаз.

             74
Хасан был в ярости, узнав,
Что им Султан пренебрегает,
Дружков своих тотчас собрав,
Он план отмщенья предлагает:
«Коль скоро сам к нам не придет,
То, значит, в позу он встает.
К нему домой заглянет «Тит»
И там его измолотит».
Хасан так вышел из себя,
Что не заметил под столом
Шута с испуганным лицом.
Порой бывает, что дитя
Каприз вот так же выражает –
Кому, зачем – и сам не знает...

            75
Вот все из комнаты ушли, –
Шут мигом бросился к Зейнап.
Все рассказал ей, не юлив,
Ну что поделать – раб есть раб.
В столице каждый точно знал,
На что способен был Хасан.
И если жертву намечал,
К ней он пощады не знавал.
Зейнап же, как никто другой,
Всем планам сына цену знала,
Шута к Султану отослала,
Чтоб последил он за собой.
Шут плату взял, но не Султана,
А известил о том Хасана.

            76
Быть может, шут напоминает
Тебе, читатель, кой-кого,
У нас ведь каждый нынче знает,
Как ради блага своего
Меняли взгляды и вожди –
От них добра, мой друг, не жди.
Продал же Горби коммунистов
И Ельцин был в борьбе неистов,
Просил же слезно он прощенья
За то, что каркал в октябре,
Но, силу чувствуя в себе,
Опять смотрел на всех с презреньем.
Неужто люди не поймут, –
Они продажны, как и шут.

            77
Держава в прах разбита ими,
Россия вогнана во тьму,
Сто тысяч юношей сгубили,
Покрыли саваном страну.
А им бы продолжать реформы,
И с этой не сходить платформы...
Что в холод ввергли россиян,
Что стон и голод там и сям.
Плодятся всюду олигархи –
Во власть полез «Удав», «Скелет»,
И уж сегодня не секрет –
Получат все приставку «архи».
Читатель пусть меня простит –
Строка тревогу вновь гласит.

             78
Что ждет нас в будущем, читатель?
Его у нас, увы, уж нет –
Сегодня нужен острый скальпель,
Чтоб был здоров умом «Скелет»,
Чтоб появились поколенья,
В ком будет лишь одно стремленье:
Быть честным, Родину любить,
А если надо – защитить.
Чтоб вновь и вновь не нарождались
Удавы, бурые, титы,
Чтоб бурей жалкие шуты
К нам в жизнь цинично не врывались,
Чтоб всем им стало неповадно
Державу грабить кровожадно!

             79
Теперь я вновь вернусь к горянке –
К финалу движется рассказ –
Хасан вошел к ней после пьянки,
Прищурив злобно левый глаз.
Лицо его перекосилось.
Бог упаси, чтоб даже снилось
Тебе, читатель, «чудо» то,
Которое к Зейнап вошло.
«Послушай, мать, мне надоело
Расхлебывать, что ты плетешь,
Терпеть всегда, что нагло врешь...
До мук моих тебе нет дела.
Ты, может быть, сама не знала
Когда и с кем меня зачала?»
Лицо его перекосилось.
Бог упаси, чтоб даже снилось
Тебе, читатель, «чудо» то,
Которое к Зейнап вошло...

            80
Горянку словно подкосило.
Добро, что в кресле сын застал.
Ничем ему не возразила,
А тот надменно продолжал:
«Да, я согласен, что растила
Меня ты с детства... что кормила,
Да так, что голода не знал,
И жизнь, как есть она, познал.
Но был я с детства суразой,
Мечтал всегда отца иметь –
Как больно было мне терпеть,
Когда смеялись надо мной...
А ты к мужчинам ходишь вором,
И не считаешься с позором.

            81
Так знай – мне стыдно за тебя,
Мои друзья ведь не слепые
И часто, вроде бы шутя,
Пускают колкости крутые.
Решил конец я положить –
Так невозможно дальше жить!
Хочу, чтоб мне ответ был дан:
Что хочет лекарь твой Султан?
Скрывать нет смысла ничего –
Имею точный я донос,
Со всех чиню жестокий спрос.
Добьется лекарь своего:
Коль скоро посягнул на честь –
Ждать не заставит себя месть.

            82
Авторитет мой безупречен,
Со мной считается весь верх
Как я, никто не обеспечен,
В бараний рог согну я всех.
Когда мне кто-то шлет привет,
Я лишь кивну ему в ответ
Едва заметно головой,
И он от счастья сам не свой.
И вдруг твой лекарь, вместе с тем,
Посмел чернить меня перед миром.
Его убью я вместе с сыном,
Уроком будет это всем!
Чего молчишь, мать, отвечай,
Прошу, на грех не подбивай!»

             83
«Ну что ж, мой сын, не возражаю,
Давно пора понять друг друга,
Все рассказать я обещаю,
Вот только мыслишь нынче туго:
Проспись как следует сначала,
Коль хочешь, чтоб тебе сказала,
Кто я такая, как жила,
Кем стала ныне, кем была.
Причины нет, мой сын, стесняться,
Вполне достойна я как мать,
Зачем мне прошлое скрывать?
Сейчас прошу тебя проспаться.
Свой разговор продолжим позже.
Быть пьяным, сын, тебе негоже».

            84
Хасан, как в прошлые года,
Поник главой и удалился.
О, если б было так всегда,
Чтоб с ней по-прежнему мирился.
Но он все чаще избегает,
Уходит прочь, когда встречает
Ее случайно во дворе.
Зейнап в тревоге – быть беде.
Хотя, беда давно случилась,
Когда пятнадцать лет назад
Хасан стал архиавтокрад.
И жизнь, как вихрь, закружилась
Среди «крутых» и мафиози.
С тех пор лила горянка слезы.

             85
И льет их, горькие, поныне –
В клещах эпохи было чадо.
Заботы матери о сыне
Теперь ему на грош не надо.
Глава он местной группировки
И власть держать довольно ловкий.
Себя старался не марать,
Другой рукой мог убивать.
Поскольку деньги шли потоком,
Властям немало отдавал,
Был щедрым, скупости не знал.
За то прославлен патриотом:
Случалось, власть, не зная мер,
Его всем ставила в пример.

             86
Поверив полностью в безгрешность
Своих поступков и побед,
Он соблюдал лишь только внешность,
На деле ж был источник бед.
Арбитром состоял при спорах,
Пускал он в ход и нож, и порох,
А если кто-нибудь перечил,
Жалел потом? В том нет и речи.
Доход стоял на первом месте,
Какой вопрос бы ни решался
Хасан за прибыль круто дрался,
Любил слова он сладкой лести.
Идею кто-то смог подать:
«Хасан, ты мэром можешь стать!»
 
             87
И он вступил в борьбу за кресло,
Пошли подачки впрямь и вкось:
Простым быть боссом стало тесно,
Вот мэром – лучше бы жилось.
Любой ценой возьмет он власть
И будет жить, конечно, всласть.
Покажет он родной столице,
Как и на что Хасан годится.
Зейнап, прекрасно это зная,
Стыдилась замыслов Хасана,
За блеф задуманного плана,
За то, что он, желая рая,
Спокойно мог презреть закон,
Вины не чувствуя при том.

            88
Он заблуждался, твердо веря,
Что уважаемый в народе.
Овечка внешне – сущность зверя,
Цена известна той породе.
В глаза им льстят, на самом деле
Давно в сердцах таких презрели.
С них брать подачки могут впрок –
С овцы паршивой шерсти клок.
Еще Некрасов нам сказал:
«Господ холопы возвышают,
Когда их даже унижают».
Не раз нам классик показал,
Как кровью собственной народ
Не раз создал себе господ.

             89
Зейнап ночь провела в тревоге,
Как повести ей разговор?
Вдруг разойдутся их дороги,
Вдруг непристойным выйдет спор?!
Признаться, что Султан – отец,
То будет значить, что конец
Ее любви и твердой клятве.
Пойти на это сможет вряд ли.
Самой себе стыдясь признаться
О том, что ближе всех Султан,
Что жизнь калечит ей Хасан,
Что невозможно унижаться,
Когда ее любимый сын
Погряз во множестве трясин.

             90
Но час развязки все ж настал,
В то утро все покрылось снегом.
Вот дворник чистит тротуар,
Здоровье правит тихим бегом
Старик в костюме «Адидас».
Давно привычные для нас,
Стоят под снегом сиротливо
Халупы жалкие. На диво,
Дворцы вплотную к ним прижались,
Нас потрясая красотой,
Владельцев их зовут «крутой».
Про то, как все они рождались
Из их же уст цинично слышим,
Спасибо им, что мы хоть дышим.

             91
В дверях раздался робкий стук.
Зейнап вдруг дрожью охватило,
Но не Хасан, а жалкий шут,
К ней жалким чучелом входило.
Минуту целую молчал,
Потом невнятно замычал,
Уселся в кресло поудобней
И молвил, как из преисподней:
«Хасан вас видеть был бы рад...
Меня затем он и послал,
Чтоб вы поднялись срочно в зал.
Он там играет в бильярд...
Мужчина с ним... он – ваш знакомый,
Он волей «Бурого» влекомый».

              92
Зейнап мгновенно догадалась,
Что гость в бильярдной он – Султан.
Тут духом вся она собралась,
Рванулась в тот звериный стан,
Где (точно знала то горянка)
Велись разборки, драки, пьянка.
Бывало, призванный сюда
Прощался с жизнью навсегда.
И каждый раз сходил им с рук
Разгул преступных приговоров,
Свою имея сеть дозоров
В среде продажных наших слуг.
За честь его любой ценой
Ей постоять был долг святой.

           93
Читатель, вот она развязка
Всего того, что я поведал.
То был не сон, была не сказка,
То хладнокровно «Бурый» резал
Ножом рубашку на Султане.
Вошла Зейнап, и в шумном зале
Вдруг наступила тишина...
К Хасану движется она,
Огромный кий из рук забрала,
В упор ему в глаза глядит
И еле слышно говорит:
«Еще вчера тебе сказала,
Что дам возможность разобраться,
Теперь же пусть все удалятся.

            94
Мы здесь останемся втроем:
Я, ты и гость, который в доме.
Здесь эта нечисть ни при чем.
Они достали нас до боли».
Хасан кивнул лишь головой,
Братва прочь бросилась гурьбой.
Остались в зале три героя,
Всю жизнь не знавшие покоя:
Хасан, с болезнью сей эпохи,
В плену любви Султан был раб,
И с тем же диагнозом Зейнап
О счастье в жизни знала крохи.
Впервые трое все сошлись...
Хасан, где разум? Примирись!

           95
«Не отрицаю, ты – хозяин,
Но здесь я мать, а потому
Мне дайте слово. Мы связали
Единой нитью всю судьбу.
Мой сын! Султан – тебе отец,
И прав ты в том, что наконец
Сказать пора тебе об этом,
Пусть перестанет быть секретом,
То, что вот-вот прорвет наружу
Чужими злыми языками.
Решенье лучше примем сами.
И смысл в этом явный вижу.
Вчера узнала – твой отец
Вот десять лет уж как вдовец...»

            96
«Остановись! Тебя прошу,
Дадим сказать пока Султану,
Хоть я его не выношу,
Но прерывать его не стану.
Что скажет он нам в оправданье
С чего позвал вдруг на свиданье
Тебя, кто матерью зовется...
Откуда смелость-то берется?»
«Хасан, послушай и меня,
Ты – сын мне, знал я это раньше,
Но разошлись дороги наши...
Страдал всегда я, вас любя.
Живу один. Хоть овдовел –
Другую взять не захотел.

             97
Любил всю жизнь одну и ту же,
Но клятвой был я ограничен.
Все оказалось много хуже
И стать, увы, пришлось двуличным.
Следил за тем, как ты живешь...»
«Молчи, Султан, ведь ты же врешь!..»
«Меня ты слушать обещал,
А я еще не все сказал.
Привык я правду говорить,
Не мой удел лукавить словом
Готов поклясться перед Богом –
Тебе, Хасан, помог я жить.
И в доказательство я дам
«Луну», где вписано: «Султан».

            98
Она на цепи золотой
Висит на шее у тебя,
То был подарок первый мой.
Тайком его Зейнап даря,
Я был почти что рядом с ней,
И будь тогда хоть чуть смелей,
Возможно, счастлив был теперь.
Но клятва данная, поверь,
Мне шаг к ней сделать не давала.
Я пламенел при виде вас,
Сломать готов был клятву враз...
Зейнап такое ж ощущала.
С ней клятвам дань сполна отдали
И видит Бог, как мы страдали.

           99
Хасан, ты в спорте преуспел
И этим был обязан мне.
Ты помнишь, как к тебе подсел
Твой тренер, что в твоей судьбе
Сыграл огромнейшую роль?
Не он – так ты б был ныне ноль.
Его ведь я к тебе послал,
Но прежде строго наказал,
Чтоб обо мне тебе ни слова.
Ему я щедро заплатил
За то, что он тебя учил.
Но ты проблему задал снова –
Разбой свой первый совершил
И за решетку угодил.

              100
Я отпуск взял на целый месяц,
Собрал все деньги, продал скарб,
Плевки терпел московской спеси,
Но сделал все я для Зейнап.
Порогов много я оббил
И все ж тебя освободил.
Твоей свободы я добился,
А ты, Хасан, вновь устремился
К братве преступной, как сатрап.
То, что они тебя прогнали
И срок всего лишь месяц дали –
Добился тайно твой же брат.
Как жаждал встречи он с тобой...
К несчастию он обрел покой.

              101
Он принял смерть во имя чести,
И смерти той я не стыжусь,
Сын жертвой стал бандитской мести.
Убийц я знаю, но клянусь,
На них не сделаю доноса...
Я знаю суть того вопроса,
Который встал перед тобой:
«Как примирился ты с судьбой?»
О, нет, Хасан, марать не стану
То имя, что ношу я гордо.
Убийцей быть, увы, не модно.
Я с «Бурым» в ряд один не встану.
Он у меня б главой поник, –
Твой тренер был мой ученик.

             102
У нас он жил и был студент.
По данным всем быть обещал
Источником больших побед.
Тогда еще никто не знал,
Что был моим учеником.
Я обучал его при том
Искусству самбо, той борьбы,
Какую так презрели вы.
Вы в ней берете только то,
Что мы насильем называем,
К богам о помощи взываем,
Когда нас бьют иль рвут пальто.
Хоть «Бурый» резал мне рубашку,
Сравнить его могу с букашкой...

            103
Я знаю, тренера ты любишь
И даже связь у вас доныне:
И подтвержденье ты добудешь
Чему и где его учили,
В те дни кто тренер его был,
С кем славу он себе добыл,
С кем смог себя он утвердить,
Затем таких, как ты, растить.
Мое он имя назовет!
Отсюда, сын мой, сделай вывод:
Меня б не одолел урод,
Который нагло вещи рвет,
Твоей опеки не стыдится,
Цинично над людьми глумится.

            104
Любой подонок тем силен,
Что с ним связаться не захочет,
Кто не теряет честь, как он.
Кому понятие «замочит»
Чуждо, как что-то нелюдское
И знает точно, что такое
Всегда в народе осуждалось
И даже Богом не прощалось.
Не осуждай, что я молчал,
Когда с ножом он стал глумиться:
Не мог я низко спуститься –
Меня таким никто не знал.
Твой «Бурый», верно, заблуждался:
Коль я молчу, – то испугался.

           105
Меня сюда позвал «Удав»,
Я молча сел в его машину,
Считал, Султана испугав,
В моих глазах возьмет вершину.
Но только грош ему цена,
Он – гад ползучий, сатана.
Народ таким презреньем платит,
По нем давно тюрьма уж плачет.
А был покладист я затем,
Что сына встретить был бы рад,
К тому ж увидеть мог Зейнап.
Известно пусть вам будет всем:
Преградой страх нигде не был,
Я честь себе трудом добыл.

             106
Хочу я к жизни вновь вернуть
Тебя, но к жизни настоящей,
Чтоб впредь не мог бы упрекнуть
Нас в новой жизни предстоящей
Любой твой недруг или друг.
И если встретишься ты вдруг
С «Удавом», «Титом» иль «Скелетом»,
Достойно прочь уйти при этом.
Получишь имя ты отца,
Зейнап согласна, в это верю...
Довольно жить подобно зверю,
Дождаться можно так конца
Того, что многие дождались –
Богатства их другим достались.

             107
Не думай, что никто не знает,
Как ты два года отслужил.
Таких, как ты, закон карает.
Тогда себя ты обнажил.
Твой каждый шаг был мародерством
Ты с удивительным упорством
Свое богатство умножал,
А коль случалось, что иной
Пытался в пику тебе встать –
Тогда никто б не смог сыскать,
Где тот смельчак обрел покой.
Тебя боялись, как огня,
Об этом знал не только я.

             108
Мне было стыдно за тебя,
Когда об этом узнавал,
Но все ж, Зейнап свою любя,
Хоть через силу, но молчал.
Известно также было мне –
Ты был не в армии, а вне.
Отдав с награбленного взятку,
Покинул часть и дал ты клятву
Тому, кто предал свой народ.
При этом цель была одна –
Была б мошна твоя полна.
И к цели б двигался вперед,
Не зная жалости и чести
Забыв, что будет время мести.

            109
Когда же цели ты достиг,
И все награбленное сплавил,
Ты подло, в тот же самый миг
Троих убил и столько ж ранил...
Вернулся в часть, там шито-крыто
Полковник куплен, все закрыто.
Отлично выполнил заданье,
Мог получить легко и званье.
Но этого тебе не надо,
Тебе б скорей попасть в столицу
И там опять ловить «жар-птицу».
А званье, что? Лишь для парада...
Мораль и честь в крупу кроша,
Иного жаждала душа.

             110
Свою казну пополнив в части,
Ты вновь на взятку отдаешь,
Уходишь прочь от всех напастей,
В столице снова ты живешь.
Теперь глава ты всей братве,
Вокруг и равных нет тебе.
Дворец построил, а не дом
Да кто же спорит-то о том?
Встречая, дарят все улыбки,
Восторг свой пылко выражают,
Здоровья, счастья все желают...
Придумай, как все это зыбко!
На деле ж ты для всех презренный,
Богатства нажитого пленный.

             111
Весь этот мрамор и хрусталь
Добыты ложью и обманом,
На шаткий путь, Хасан, ты встал,
Покрыв себя позором, срамом.
Хасан, опомнись, вот момент
Порвать с преступностью тех лет,
Какие жил во тьме, без света,
В кругу «Мартына» и «Скелета»...
У нас все знают Фатимат,
Ей в мае будет девяносто.
Твои дружки довольно просто,
К груди приставив автомат,
У ней забрали, что могли,
А «Тит» с «Мартыном» дом сожгли.
Весь этот мрамор и хрусталь
Добыты ложью и обманом,
На шаткий путь, Хасан, ты встал,
Покрыв себя позором, срамом.

              112
У нас, в столице знают точно,
Ни для кого уж не секрет
То, что дела твои порочны,
Что их вершат «Мартын», «Скелет».
Известно также и о том,
Что «Тит» проник к соседу в дом.
Похитив девочку, сбежал,
Ее «Удаву» тайно сдал.
Потом родителей терзал,
Пока они с сумой сбирали
Огромный выкуп, что назвали.
Взяв деньги, жертву он отдал,
Сосед твой мучился, страдал,
А ты, Хасан, барыш считал».

             113
Хасан, внезапно побледнев,
Хватает резко длинный кий
И зверем раненым взревев,
Идет к Султану быстро с ним
Зейнап становится меж ними,
Но сын во власти грубой силы
Ее в сторонку отстранил
И кий в Султана устремил.
А тот, подняв спокойно руку,
Стал продолжать свой разговор:
«Не горячись, ты словно вор,
Тушить стал шапку. Только муку
Дает твой образ жизни нам,
Ты выбор должен сделать сам.

               114
Иль ты продолжишь честных грабить,
Погрязнешь в тине темной сени,
Иль станешь с нами жить и ладить
И рассчитаешься со всеми,
Кого обидел хоть бы раз.
Тем успокоил бы ты нас».
«Молчи, старик, я запрещаю!
Твою тираду презираю...»
«Коль каплю чести ты имеешь,
То будь любезен, помолчи
И слово данное сдержи.
Не делай вид, что мне не веришь, –
Все, что сказал тебе, то правда,
Земля таким, как ты, не рада.

              115
Предприниматель есть в столице,
Ты быстро дал ему понять,
Что так работать не годится, –
Тебе процент придется дать.
И он налоги сократил,
Зато исправно дань платил.
Трещал от этого бюджет,
И ты, Хасан, тому в ответ
Решил легко во власть пролезть,
Чтоб мог и нами управлять
И тон желанный задавать.
Я знаю, сын мой, любишь лесть.
Любви такой наперекор
Прими отцовский мой укор.

             116
Чтоб слышно было всей столице
Ты барский делаешь вдруг жест –
Большой ремонт во всей больнице,
Плюс строишь сорок лишних мест.
Кто глуп – такому восхищенье,
А умный здесь найдет хищенье.
Налог в бюджет ты сократил
И за ремонт тем заплатил.
Но на похищенные деньги,
Какие ты с братвой крадешь,
Намного больше ведь возьмешь, –
Больниц и школ на две шеренги.
Своими кровными деньгами
Распоряжаться сможем сами.
 
            117
Пускай идут они в казну,
Пусть укрепляют нам бюджет,
Мы только так спасем страну.
Пути другого, сын мой, нет.
Ты не один такой в России,
И оттого народ в бессильи
Измучен голодом, нуждой,
Что правит мафия страной.
Никто не может в мир иной,
Какие б ни были богатства,
За исключеньем, разве, братства,
Забрать хоть чуточку с собой.
Известно, что добро все – прах.
Испачкать имя – вот в чем страх.

            118
Мне недосуг следить за вами,
Но зная то, что сын ты мне,
Хоть и загружен был делами,
Я уделял свой час тебе.
Твой каждый шаг я отследил,
Не раз беду предотвратил.
Ты помнишь горькую досаду,
Когда устроили засаду
Зимой в горах? Но жертва ваша
Там, где вы ждали, не прошла
И путь другой она нашла,
Иначе там была бы «каша».
Ты думал, жертва безоружна...
В неуязвимость верить нужно ль?

            119
Но главный ваш источник – спирт,
На нем разгул был беспредельный.
Молва в народе говорит,
Что с ним и стал ты князь удельный.
От водки деньги шли большие,
Платили жизнью вам иные.
Жестокость та границ не знала,
Вам только прибыль бы давала
Вся эта бойня и разбой.
Как семьи горько причитали,
Когда сынов своих теряли,
Проклятья слали в адрес твой.
Столица все об этом знала –
В вас совесть наглухо молчала.

            120
Все это я напоминаю,
Чтоб разум в сыне пробудить,
Хоть наперед я точно знаю,
Что трудно чудо сотворить.
Но в сердце я храню надежду,
Что убедить смогу невежду
В том, что добро превыше зла,
Что распылять не стоит зря
Свой век в погоне за наживой,
Что попадаешь в заблужденье
А лесть считаешь уваженьем,
Не усмотрев в ней сути лживой...»
«Молчи, совок, ты лжешь опять
Желаешь нас в дерьмо втоптать».

            121
«Я вижу, сын мой, ты хамишь,
Хотя тебе желаю благ,
И взглядом злым меня сверлишь,
В твоих глазах я – лютый враг.
Но то ошибка, сын, пойми
И к нам с Зейнап душой приди.
Познаешь радость ты бесспорно –
Быть нашим сыном непозорно.
И мать твоя того желает,
Легко все зло тебе простит,
И голос разума твердит,
Что счастья большего не знает,
Как жить с тобой, чтоб, наконец,
Был у тебя родной отец».

           122
Тебя хочу я попросить
Меня корыстным не считать.
Поверь: способен лишь любить,
В любви лишь вижу благодать.
Себя всего отдам в залог
За то, чтоб рядом быть с тобой,
И вряд ли кто-нибудь другой,
Быть бескорыстным так бы мог.
С надеждой я тебя прошу, -
Готов о том в слезах молить,
Чтоб как отца ты мог любить…
Мечту о том в груди ношу.
Пойми ж, мой сын, ты наконец,
Что кровный я тебе отец.

           123
«Моим отцом ты быть не можешь,
Хотя я верю – кровь одна,
И жизнь мою не растревожишь –
С трудом досталась мне она.
Стать завтра в робе за станок?
Увы, такое б я не смог.
Забыть о славе, что имею,
И думать даже я не смею.
За мной шпионил очень долго
Быть хочешь автором чудес:
Из «Жигулей» лезть в «Мерседес»,
Не зная, что такое «Волга».
Твой план легко я раскусил:
В чужое лапы запустил.

           124
Твой план – задумка подлеца:
Стать обладателем чужого
Под маской кровного отца.
Войти в мой дом и прям с порога
Мне волю строго диктовать,
А будет случай и прогнать.
Вдвоем нам в жизни будет тесно,
Быть полноправным интересно.
Так нет, старик, ошибся ты,
Я раскусил тебя мгновенно
И заявляю откровенно:
Напрасны все твои мечты.
Тебя сюда я притащил,
Чтоб ты навек свой план забыл.

           125
Я воевал под Ведено,
И смерти там смотрел в глаза.
Тебе такое не дано
И для меня ты – не гроза.
Я в людях разницы не ведал
Не одного, как скот, зарезал,
А сам, как видишь, жив-здоров,
К тому ж еще – глава воров.
Все то, что я привез оттуда
Дало возглавить мне братву
И воплотить свою мечту –
Взять в руки власть довольно туго.
Коль скоро власть в руках держу,
То загребаю и деньжу.

           126
Тебя не стану я терпеть.
Чтоб жить нам далее спокойно,
Кончай про разум сказки петь
И уши резать мне довольно.
Тебе Зейнап нужна в постель?
Не против я, и мне поверь,
Ну что с того... Пусть повторится –
Дождя ведь мокрый не боится».
«Молчи щенок, не смей дерзить,
Во мне еще найдутся силы,
Чтоб смог презреть я свод могилы.
У ней прощения просить
Тебя заставлю. Не привык
Терпеть до боли злой язык».

            127
Зейнап как будто бы во сне
С тревогой ссору наблюдала
И видя то, что быть беде,
Она вдруг чувство потеряла.
Султан стремглав к ней подскочил,
Под руки тело подхватил,
Прижав сокровище к груди,
Сказал Хасану: «Уходи,
Твоей жестокости предела
Я вижу, сын мой, не найти,
Дай в чувство матери прийти.
Иль до нее тебе нет дела?
Прислуг зови, нужна вода...
Случится, может быть, беда».

           128
Хасан, как статуя, безмолвно
Стоял, ехидно улыбаясь,
Подвох здесь чуял, безусловно –
Был убежден, что притворялась.
И тут Зейнап вдруг застонала,
Глаза открыла, тихо встала.
Султан помог ей в кресло сесть,
Хасан подумал: «Так и есть –
Они здесь сцену разыграли.
Меня считают простаком,
Но не подумали о том,
Что сами глупо в сеть попали.
Ужель настолько лекарь глуп:
Понять не может, что он труп?»

           129
Султан как мысли прочитал
И им в ответ сказал Хасану:
«Что ты жесток, я раньше знал,
Мириться с этим впредь не стану.
Ты болен жаждою наживы,
Богатства мира нам нужны ли,
Когда вокруг ты слышишь стон?»
«Оставь, Султан, все знает он,
Но так судьба его сложилась.
В нем чувство жалости молчит...
Сейчас придут «Удав» и «Тит» –
Как бы чего здесь не случилось...
Я сына знаю, подлеца, –
Не пощадит он и отца.

            130
Ты видишь кий в его руках
Так он иного назначенья:
Он избивал им жертву в прах
Да так, чтоб в будущем леченье
Не нужно было. Ты сейчас
Скорей покинуть должен нас,
Пока дружки не появились
И в схватке здесь вы не сцепились.
Пощады тут никто не знает,
Святого в них и грамма нет.
Тебе твой сын не даст ответ,
Родству и крови не внимает.
Добра от них, Султан, не жди,
А потому скорей уйди».

             131
«Пускай приходят хоть с «Мартыном»
Готов я к бою, спору нет,
Пусть будут вместе с господином,
Пускай придут «Удав», «Скелет»...
Тряхну немного стариной,
Почует силу здесь иной.
Вот только жаль, что господин
Единой крови – мне он сын.
А может, есть еще возможность –
Поймут отец и сын друг друга,
И пронесется мимо вьюга.
Нужна здесь, сын мой, осторожность.
Единой будем жить семьей.
И нам дворец не нужен твой».

            132
«Не стану с трупом толковать.
Надежды все свои забудь,
Пора тебе, старик, понять:
Сам разберусь я как-нибудь,
Куда дворец мне свой девать,
Кого, когда, куда позвать.
С такой развалиной, как ты,
Нужны ли будут мне кенты?
Тебя и сам я завалю,
Но только пусть уходит мать,
Ей было б лучше не узнать,
Как ты убит. Я не люблю,
Чтоб был в делах моих свидетель,
Пусть даже он – мой благодетель».

            133
«Хасан, отсюда не уйду,
И ты не смей его коснуться,
Ему вверяю я судьбу:
Возможность он мне дал проснуться.
Все это время как спала,
В кошмаре жизнь я прожила.
Терпеть подобного не стану,
Отныне я барьером встану
Твоей преступности жестокой.
Дружков твоих не пощажу,
Тебя я с ними посажу,
Пусть и останусь одинокой.
Теперь решимости полна –
Хоть понимаю, что война...»
Исход такой я не ждала».

            134
«Спасибо, мать, что ты призналась,
Что нужен он тебе – не я,
Что некогда под ним валялась
И вам судьба дар т меня.
Но вновь к нему ты устремилась,
Сказать о том не постыдилась:
Со мною жить тебе терновник,
Душе твоей милей любовник.
Но ты, по-моему, свихнулась,
Забыла то, как обманул,
В позор навечно окунул,
А ты в объятия вернулась».
«Тебе, я вижу, не понять,
Что значит клятву чести дать.

             135
Султан повязан клятвой был,
Но сделал все, чтоб сын мой рос
И нас с тобой он не забыл...»
«Позволь задать тебе вопрос:
Когда была с ним в первой случке
Подобно нашей белой сучке,
Он знал иль нет, что есть жена,
И что беременна она?»
Вновь зашумело в голове,
Глаза застлало пеленой,
Но, овладев с трудом собой,
Зейнап с проклятием судьбе
Вдруг видит сына на полу –
Удар пришлось принять ему.

            136
Встряхнул он головой слегка,
Привстал на правое колено...
«Да, тяжела твоя рука,
Узнать такое не хотел я.
Теперь познай и ты меня»...
Хасан привстал, как зверь скуля...
Вдруг кий, как будто бы копье
Летит в Султана. Но назначение его
Стрелять по лузам острием.
Не так легко-то в цель попасть –
Бессильна здесь Хасана власть.
И в том бессилии своем
За промах будто бы в ответ
Хасан достал вдруг пистолет.

             137
Развязки, друг мой, долго жду я
Затвора щелк, секунда... две...
И шар бильярдный, словно пуля,
В его горячей голове.
Как колос, скошенный косой,
Хасан свалился, и ногой
Он дернул дважды и затих.
Не в силах будет этот стих
Всю боль горянки передать,
Какой охвачена она.
За что карает так судьба,
За что пришлось ей так страдать?!
О, как мне жаль, мои друзья,
Что горе с ней делить нельзя.
Развязки, друг мой, долго жду я
Затвора щелк, секунда... две...
И шар бильярдный, словно пуля,
В его горячей голове.

           138
Султан стоял как изваянье,
Был бледным, словно полотно,
И полный ужаса, отчаянья
Облокотился на окно.
С минуту молча постоял
И лишь затем он только внял
Всему тому, что приключилось.
И сердце кровью все залилось.
Зейнап смотрела в потолок:
Ей трудно было осознать,
Что сына так лишилась мать.
«Прошу тебя простить, сынок,
Но умер ты не только что.
Видать, судьбой тебе дано

            139
Покинуть мир в столь ранний час,
Насильно вырвать эту смерть
И разлучить навеки нас,
Весь смысл жизни в прах стереть.
И вот, достиг ты своего –
В крови, мой сын, твое чело,
Все, что награбил ты с друзьями,
Теперь они разделят сами.
Такой исход давно я знала...
Тебе себя я посвятила,
Но не смогла, не убедила...
И вот лежишь ты среди зала.
Спокойным, тихим стал теперь...
Умру я следом, сын мой, верь.

           140
Султан, тебе должна сказать:
Здесь налицо самоубийство.
Тебя не стану упрекать –
Весь результат – Хасана буйство
Дал знать себя само собой.
Нельзя никак поступок твой,
Как ни старайся, осудить –
Ведь мог и он тебя убить,
Но мне от этого не легче.
Я б жить не стала все равно,
И сердце чуяло давно,
Что мой наступит нынче вечер.
А ночь судьбой нам так дана,
Что вечно тянется она.

           141
Весь мир не нужен без тебя,
Родной Султан, я умираю,
К тебе любовь в душе храня,
Я словно с каторги сбегаю.
Ты видишь, в локоны мои
Страданья тяжкие вплели
Змеей ползущей седину,
А ведь имела цель одну:
Всю жизнь страдала по тебе,
Жила мечтой о нашей встрече.
Прошел мой век, настал и вечер.
Угодно было так судьбе,
Чтоб счастья в жизни не познала,
Жила чтоб в муках и страдала.

           142
Мне жаль с тобою расставаться,
Теперь, я вижу, навсегда.
С судьбой не в силах больше драться.
Сейчас подумать нам пора,
Как поступить бы по уму.
Внизу «Удав», и знай, ему
Дано Хасаном порученье,
И он готов свое уменье
Тебе охотно показать.
Но укажу тебе я ход,
Его не знал преступный род.
Обязан ты, Султан, признать, –
Коль в драку ввяжешься ты вновь,
То неизвестно, чья же кровь

            143
Пролиться может в этот раз.
Сейчас гордыню усмири
Пока здесь не застигли нас,
Ты незаметно прочь уйди.
Тебя по-прежнему любя,
Вину возьму всю на себя.
С тобой остаться не могу...
Прости, Султан, но я умру.
Ты видишь кнопку на портрете –
Нажми ее, и черный ход
Тебя к каскаду приведет:
Его Хасан держал в секрете.
Я вслед за тем закрою очи,
Мне пожелай спокойной ночи».

            144
«Зейнап, опомнись, не спеши,
Не убивай обоих сразу...»
Горянка пылко из души
Вдруг обрывает его фразу:
«Клянись, Султан, в последний раз,
Ведь не должны ж сказать о нас,
Что жизнь мы прожили порочно,
Все что случилось – не нарочно».
«Ты клятвы новой не дождешься,
Я предал раз, ну, а теперь
Умру с тобой, Зейнап, поверь,
Коль навсегда ты не вернешься
Ко мне законною женой,
По гроб чтоб был я спутник твой».

            145
«Зачем ты говоришь о том,
Чему не суждено случиться,
Мне слишком больно, в горле ком...
Наш сын уснул и мне как снится.
Хоть вел себя, как истый хам,
Но все же сыном был он нам.
Как ты страдаешь, это знаю,
И потому тебя прощаю.
Вины не вижу здесь твоей,
Ты всей душой к нему тянулся,
Но он надменно отвернулся.
И мне с трудом представить злей
В своих поступках человека...
Он – результат пороков века.

            146
Иди к портрету, дай возможность
Мне сыну веки опустить,
Но будь предельно осторожен –
В пути попасться может «Тит».
С ним трудно будет совладать.
Его коварство может знать
Лишь только тот, кто с ним встречался,
В смертельной драке жив остался.
Прошу я вновь мне не перечить,
Дать слово твердо, что уйдешь,
Сквозь годы память пронесешь...
О том, что жить мне – нету речи.
Коль путь другой ты изберешь –
Меня, Султан, сто крат убьешь».

            147
«Суров, Зейнап, менталитет,
Которым вновь меня сражаешь.
Пусть будет так, в том спору нет,
Но только если обещаешь
Вину, как есть, оставить мне.
Воздам хвалу своей судьбе,
Коль по заслугам и накажут,
Худое в адрес мой не скажут.
Закону дань сполна отдам,
Чтоб вновь к тебе вернуться мог, –
Одна ты в жизни мне исток,
Ради кого бы я страдал.
О смерти более ни слова,
А если нет – умрем мы оба».

            148
«Как никогда хотела жить,
Теперь мне лучше умереть,
Сумей и ты меня простить –
На жизнь противно мне смотреть.
Она – отравленная ядом,
Мне жаль, что мы не будем рядом.
Сейчас, напомню, поспеши,
Пути другого не ищи,
Вот-вот дружки сюда придут.
Один ты с ними не поладишь,
Возможно, рядом с сыном ляжешь,
Коль не закрепишь свой редут.
Скорей, мой друг, ступай к портрету,
Не упусти возможность эту».

            149
Но поздно, будто ей в ответ
Протяжно кто-то замычал,
То были «Бурый» и «Скелет».
Взглянув туда, где босс лежал,
«Скелет» с презрением спросил:
«Хасана кто из вас убил?
Здесь не иначе – заговор,
Кто смел исполнить приговор?»
И с тем играть стал желваками,
Достав блестящий финский нож.
Он словом в душу был не вхож,
Такому цену дайте сами.
На редкость сильная рука:
Свалить ударом мог быка.

            150
«Со мной мой сын был неучтив
И в гневе, жаль, что не сдержалась,
Я шар бильярдный подхватив,
К несчастью всех – перестаралась.
Но сожалений не имею,
Неплохо данными владею
О том, что вы творили с сыном,
Прошу вас всех – уйдите с миром.
Сама закону дам ответ,
Как наказать меня, он знает
И по заслугам покарает.
Сейчас ни «Бурый», ни «Скелет»
Не станут здесь меня судить.
И чашу горькую испить

            151
Позвольте мне одной до дна.
Во всем, что только что случилось,
Виновна только я одна...»
На том Зейнап вдруг опустилась,
Минуя кресло, и на пол...
Султан задравшийся подол,
Слегка нагнувшись, опустил.
«Скелет» в тот миг свой нож пустил –
В Султана метил угодить.
Но тут удар по подбородку, –
Султан неплохо знал уловку,
И с ним не следует шутить.
Тут «Бурый» в воздух вдруг взлетел,
И охнуть даже не успел –

            152
Ступня Султана под живот
Довольно точно приложилась,
Не вскрикнув даже, скривив рот,
Вся туша на пол уложилась.
Султан склонился над Зейнап,
«Скелет» в то время, словно краб,
Подполз к балкону и как мог
Кричал, чтоб кто-нибудь помог.
А «Бурый», чуть дыша, привстал,
Был на лице его оскал.
Обшарил мутным взглядом зал
И, сделав шаг, опять упал.
Зейнап лежит уж на диване,
«Удав» и «Тит» стояли в зале.

            153
«Прощайся с жизнью, жалкий лекарь,
Тебя сотру я в порошок.
Свое петух откукарекал...»
«Да не петух он – петушок.
Позволь мне, «Тит», не пачкай руки,
Умрет сейчас он в страшной муке,
Но прежде пусть он убедится,
Что лучше б было не родиться».
Султан вдруг громко-громко охнул,
Издал протяжный тонкий визг
И тут же, в этот самый миг,
Всем телом разом на пол грохнул.
Обманут этим был «Удав»,
Султану должное не дав,

           154
Легко в иной мир отошел.
Добро, что в смерти таковой
Никто потери не нашел,
Не будет слез, лишь ветра вой.
Но вот вбегает в зал наш шут
И взглядом шарит там и тут.
Шут неподдельно удивлен,
Прикинув, сделал вывод он:
«Султаном каждый здесь убит
Его и надо бы держаться.
Не стоит долго сомневаться,
Что им вослед пойдет и «Тит».
Тут шут обоих удивил –
Он пальцем «Титу» погрозил.

            155
К себе шута «Тит» подозвал,
Влепил внезапно оплеуху.
Бедняга вмиг под стол упал,
Но в нем осталось столько духу,
Что выполз он, но в тот же миг
Ему за горло взялся «Тит».
Раздался тихий резкий хруст –
У жертвы кровь пошла из уст.
Султан весь в ужасе затрясся,
Неужто он потерпит крах?
А тут у «Тита» кий в руках.
Он правил строгих не держался –
Ему б противника убить,
А честь пусть наглухо молчит.
Ступня Султана под живот
Довольно точно приложилась,
Не вскрикнув даже, скривив рот,
Вся туша на пол уложилась.

            156
Та схватка длилась целый час.
Легко ль описывать такое?!
Султан, родной уже для нас,
Живым остался после боя.
Но был без памяти при том,
Когда собрались люди в дом.
Вот скорой помощи карета
Героев наших и «Скелета»
Свезла в больницу сей же час.
А утром дюжие сержанты
Султана взяли из палаты.
Дополню малость свой рассказ:
Всех остальных забрали в морг,
Носить их трупы я помог.

            157
Хочу в тот зал, читатель мой,
Вернуть тебя чуть-чуть назад,
Как только был закончен бой,
Пришла в себя моя Зейнап.
Врагу, мой друг, я не желаю,
Как пережить могла, не знаю,
Все то, что в зале увидала.
Хасана труп и труп Султана
Лежали оба вверх лицом.
В крови Султана грудь, рука...
Вдруг ей почудилось – река
По залу красная течет.
Она ее волной сжимала...
Горянка чувства потеряла.

            158
«Скелет» скончался через день,
Как и «Удав», он был бездомным.
Больничный сторож, сбросив лень,
Земли клочок нашел удобный.
Хасан из морга взят друзьями –
Похоронить решили сами.
И вместе с ним забрали «Тита» –
Носил он титул сверхбандита.
Людей собралось тысяч пять:
Братва в столице всколыхнулась,
Как бы от спячки вдруг проснулась,
Чтоб дань как следует отдать.
Но не одна пришла братва, –
Как близкий друг здесь был Глава.

            159
Гробы из дуба, всем на диво,
Ценой не меньше, каждый, ста...
За ними, шествуя лениво,
В печали сжатые уста,
Идут министры и банкиры,
Как будто в этом тленном мире
Не умирал Хасан иль «Тит».
И кто теперь их защитит,
Когда не стало двух бандитов,
Всегда готовых к их услугам,
Наперекор ходившим вьюгам
И дань дающих от «кредитов»?
Все причитали без конца:
«Убить такого молодца!»

            160
«Мартын» отсутствовал в тот день –
Он на разборках был в Ростове,
Арбитром быть ему не лень –
Нужда была во властном слове.
Любым событиям свой ход
«Мартын» умело придает,
И безразлично, кто был прав.
Закон один – «Мартына» нрав.
Он возвращался «выиграв сечу»,
С очередной командировки.
Не знал, что нет уж группировки,
Что счет везут ему навстречу,
Что он идет к конечной славе,
Что труп его найдут в канаве...

            161
Зейнап пришла в себя нескоро,
Печальным взглядом осмотрелась,
К стене прижалась до упора,
Вдруг в танце вихрем завертелась:
Потом в палате, к диву всех,
Ее раздался громкий смех.
Затем внезапно зарыдала,
Присела на пол, замолчала...
Врачи не сразу к ней пришли.
Больные в страхе разбежались –
В других палатах размещались.
Как перст одна Зейнап в тиши.
Пришла врачей к ней вереница:
Один был вывод – спецбольница.
Не знал, что нет уж группировки,
Что счет везут ему навстречу,
Что он идет к конечной славе,
Что труп его найдут в канаве...

              162
Султан в тюремной медсанчасти
Терзался о судьбе Зейнап,
Но было большее несчастье –
С потерей крови он ослаб,
И кость руки была разбита.
Узнав об этом вся элита
Подняла против голос свой,
Но выход был один с рукой –
Ее отняли без труда.
Культя слегка уже зажила,
Фемида волю предложила,
Но правда, только до суда.
Юрист был сильный приглашен –
Султана оправдал Закон.

            163
Султан с профессией расстался,
Себя борьбе он посвятил,
И разъяснять суть жизни взялся –
Свою газету учредил.
Хотел, чтоб голос его слышать
Могли все те, кто еле дышит,
Кто тяжесть всех реформ познал,
Кто нищим был, кто голодал.
Газета та, как рупор громкий,
Звала сливаться воедино.
С ее страниц всем было видно,
Что голос тот правдивый, звонкий.
Вокруг других газет не знали,
Где б так порок изобличали.

            164
На том закончен мой роман.
Да, да, роман – я не ошибся!
И заявить я смею вам –
Над ним изрядно потрудился,
Чтоб о любви вам рассказать
Такой, что нынче не сыскать
Среди грядущих поколений,
С кем не нашел единых мнений...
В нем смог я вскрыть пороки дня.
Вся их жестокость, корысть, слава
Намного хуже, чем отрава,
Всегда ввергают в шок меня.
Я, уподобившись Султану,
Пороки те терпеть не стану.
Ростовская область, г.Каменск-Шахтинск,
ноябрь-декабрь 1998 г.

Часть 2.

К НОВОМУ ВЕКУ

...Мой друг, Отчизне посвятим
Души прекрасные порывы.
А.С. Пушкин
         
            1
Я знаю то, что мой читатель
В большой обиде на меня.
Финалов ярких обожатель,
Как я, мою Зейнап любя,
Он не доволен спецбольницей,
Где тяжко, мрачной вереницей
Все дни моей Зейнап текли.
Меня жестоким нарекли,
Свели на нет труды мои.
Всем в тягость участь героини,
Забыв о такте, вдруг учили:
Достойна не такой судьбы.
Писал о ней, что видеть мог.
Вершить судьбу?! Ведь я ж не Бог!

             2
Под тонким льдом бежит ручей,
Прозрачных вод своих поток
Несет исправно много дней
К равнине, к солнцу, на восток.
Чтоб легче путь себе найти,
Сшибает камни на пути.
Преграду если вдруг познает,
То гнев свой пеной выражает.
В его объятия спешат
Десятки горных ручейков,
Удел их, видимо, таков,
Что здесь в последний раз журчат.
Себя отдав речным порогам,
В чужих брегах кладут дорогу.

             3
Вобрав в себя чужие силы,
Стал неудержим его поток,
Как конь младой красив, ретивый
Минул столицу и Моздок.
Затем на Грозный держит путь,
Чтоб вскоре мог бы отдохнуть
В объятьях Каспия седого, –
Таков удел и нет другого.
Всему и всем конец бывает –
Родившись, надо жизнь прожить,
Украсить мир собой, любить...
А если кто-то не познает,
В чем смысл жизни заключен,
Считай, что не был и рожден.

             4
Зейнап с Султаном – два героя,
Была жестокой их судьба,
Их поглотило вместе горе:
В больнице год уже одна,
Другой отдался весь газете...
Хотя вращался в высшем свете,
Но радость жизни потерял,
Душой он целый год рыдал,
Как потерял свою Зейнап.
И жил с тех пор он, как попало,
Газета искру лишь давала,
Которой был он все же рад.
Султан тогда был убежден,
Что жизни смысл не видит он.

             5
Мне очень трудно примириться,
Что мной любимую Зейнап
Хранит в стенах своих больница
(О ней напомнить вам я рад).
Еще о том, что героиня
Недуг свой все же победила.
В начале же который день
Была безмолвной, словно тень.
Усилий много персоналу
Пришлось прикладывать к тому,
Чтоб есть она могла еду,
И поскорей забыла рану.
Врачи старались день и ночь,
Не отходя ни шагу прочь.

             6
С врачами вместе и Роксана,
Забыв покой, семью и дом,
С Зейнап бессменно пребывала,
Всем доказав своим трудом,
Что любит искренне сестру.
Одну имеет лишь мечту –
Ее заставить в жизнь поверить,
Боясь одним врачам доверить,
Сама все делает в поту:
Сидит ночами в изголовье,
В молитвах просит ей здоровья
И засыпает лишь к утру...
Читатель мой! В который раз
Нас восхитил седой Кавказ!

             7
Плоды трудов сестры сказались,
И вскоре в памяти, как в сказке,
Картины прошлого рождались,
Притом рождались без подсказки.
И горе новою волною
Ее давило под собою.
Опять, не выдержав удара,
Н а сердце вновь вскрывалась рана.
И вновь молчание подолгу,
Роксану в ужас повергая,
Отчет поступкам не давая,
Зейнап рвалась всегда к порогу.
Замком Роксана держит дверь,
Два нежных слова – и в постель.

             8
Так повторялось раз за разом,
И рядом не случись Роксаны,
То не моргнула бы и глазом,
Чтоб сразу же «зажили» раны.
Оставшись хоть на миг одна,
Пыталась убежать она.
И все ж забота и халат
Давали нужный результат.
Врачи старались дать покой,
Проделки мягко пресекая,
К Зейнап вниманьем поражая,
Бывали няней и сестрой.
Совет Роксане ими дан:
«Больной помочь бы мог Султан.

             9
Он врач, известный всей столице.
Да только вот одна беда,
Его давно уж нет в больнице,
Изчез куда-то без следа
Большому горю он подвластный.
А был Султан врачом прекрасным:
К нему ходили за советом
И не жалел никто об этом.
Всевышним все ему дано.
Готовый всем всегда помочь,
На помощь шел хоть день, хоть ночь.
Его удел вершить добро.
Быть может, ныне и ослаб,
Но все ж помог бы он Зейнап».

           10
Больничный сторож дед Матвей
Роксаной тут же приглашен.
И вот стоит он у дверей, –
Не ждал такого и смущен.
«Вот адрес, добрый мой дедуля,
Другого друга не найду я.
Сходи с ним, дедушка, в мой дом,
Доволен будешь ты трудом.
Там мать моя живет одна.
Скажи, что прислан ты Роксаной.
Она сейчас с глубокой раной –
Скончалась месяц как сестра.
Пускай как может поспешит,
Меня на час-другой сменит».

           11
Матвей, не мешкая, исчез,
Но вскоре вновь сюда явился.
В карман, конфузясь, он полез
И не понять, чего стыдился.
Лицом страданье выдавал,
Роксане он конверт подал
Учтиво, молча поклонился,
Блеснул слезой и удалился.
Старик, неграмотен сполна,
Не знал, что сказано в конверте,
Но видел многое на свете,
И суть была ему ясна.
Роксана весточку достала,
И вот что мать ей написала:

            12
«Бесстыдству младших нет предела –
А мы всегда за них в ответе.
Всю жизнь свою я не терпела,
Что презирали старших дети.
Когда б Зейнап скромней была,
И ныне б мать ее жила.
Поступок не был ей прощен,
Сам Бог подобным возмущен
И пусть теперь в страданьях стонет.
Угодно, вижу, так судьбе,
Противно знать ее и мне,
Пусть даже в чреве ада тонет.
Ты ж лучше воротись в семью –
Тем успокоишь мать свою.

           13
Зейнап простить никак нельзя,
На то пойти я не могу.
Пусть не рассчитывает зря,
Что в чем-то ей я помогу,
И даже мать ее изгнала,
Всегда она о ней молчала,
Да так, как будто бы не знала,
Что есть на свете ее дочь.
По всем законам нашего адата
От тех, кто вверг себя в позор,
Все отворачивали взор,
Не допускали к ним возврата.
Дитя мое, меня прости, -
И ношу ту сама неси».

           14
Пусть будет поздно или рано,
Пусть отвернутся все вокруг,
Но не отступится Роксана,
Осилит натиск бурь и вьюг.
Свою Зейнап в беде не бросит,
Здоровья ей у Бога просит.
И, одержимая борьбой,
Достойно долг исполнит свой.
Найти Султана поскорее...
Как врач он вряд ли будет ценен,
Но если он как прежде верен,
То этим будет ей нужнее.
Зейнап нельзя одну оставить,
Кого б на поиски отправить?

           15
Друзей таких она не знает,
Но выход надо находить.
И вновь Матвея приглашает –
Совета у него просить.
Матвей хотя был озабочен,
В догадках был своих он точен:
Ведь есть же внучка-медсестра –
С Зейнап побудет до утра.
Роксана же, за это время,
Султана сможет отыскать.
К Зейнап любовь его, как знать,
Разделит с ней заботы бремя...
И вот пред нею «Дом печати»,
А там Султан «средь мелкой знати».

            16
Его, как громом, поразило,
Не верил он своим ушам,
Ему казалось это дивом,
Коль не увидит ее сам.
Султан, не мешкая, собрался,
Стремглав в больницу он помчался.
За ним, едва лишь поспевая,
Роксана мчалась, с ног сшибая
Навстречу шедших ей людей.
И радость грудь переполняла,
Тогда она еще не знала –
Страдать придется сколько дней...
Мне встречу трудно описать –
Предпочитаю промолчать.

             17
И в тот же день себя взял в руки
Герой романа, наш Султан,
Он ясно понял – будут муки,
Но колебаться все ж не стал.
Себя представив в роли мужа,
Забрал возлюбленную тут же.
Обычаи убрав долой,
Привел Зейнап к себе домой.
Он много лет знаком с Эдит, –
Своей бессменной медсестрой.
Живет одна: уют, покой.
Султан, не медля, ей звонит,
Чтоб срочно ехала к нему
И разделила с ним беду.

             18
В Москве, где Сербский изучал
Болезнь людей умалишенных,
Султан профессора знавал
Из круга знатных и ученых.
С Зейнап оставил он Эдит,
Нанес профессору визит,
Который выслушав Султана,
Сказал, что излечима рана.
В Москву больную бы доставить,
Чтоб не тянуть с ее леченьем.
Султан, вздыхая с облегченьем,
В душе судьбу свою стал славить.
Затем он вновь звонит Эдит –
Зейнап в Москву везти велит.

             19
Москва голодных не встречает –
Приехать можно, но с мошной:
Друзей и пасынков не знает, –
Был только б кошелек тугой.
Султан иллюзий не питал,
Куда он едет – точно знал,
Расчет был только на себя.
Эдит с Зейнап с собой беря,
Надежный отыскал источник:
Продал добротный отчий дом –
Свое он детство прожил в нем.
Отцовский отчим, старый склочник,
Нахально годы в нем прожил...
В Султана пользу суд решил.

             20
К тому ж имел он сбереженья:
Отец и мать как будто знали –
Ему копили от рожденья,
И вот сейчас сполна отдали.
Эдит удачно взята в пару,
Сильна помощница Султану.
Она всегда была сверхскромной,
Не тяготела к жизни модной,
Была подспорьем ей игла –
Бралась портняжничать немного,
Распределяла средства строго,
Жила по средствам, как могла,
А в час тяжелый, роковой,
Султану послана судьбой.

             21
Теперь, хоть не было вольготно,
Султан мог цели достигать,
И номер снят был без комфорта –
Не мог же люкс себе он взять.
Эдит всегда была с Зейнап
Не в самой лучшей из палат,
Зато никто им не мешал.
Султану доктор обещал,
Что не положит к ним другую,
Что лучше так процесс пойдет,
Зейнап вот-вот в себя придет,
И не пойдут труды впустую.
Султан с утра к ним приходил
И жадно взор ее ловил.

             22
Он искру жизни в ней искал,
В выздоровленье твердо верил,
В успех надежду не терял,
Себя судьбе во всем доверил.
В один из многих этих дней
Спешил Султан к Зейнап своей.
Он в холле встретил вдруг Эдит,
Та вот ему что говорит:
«Твои, Султан, труды, молитвы
Услышал, верь мне, Бог сполна,
Вчера пришла в себя она
И вдруг спросила, жив ли ты?
Что жив, не стала убеждать, –
Болезнь нам нужно побеждать.

             23
Сейчас она в своей палате,
Сказала, хочет быть одна,
С постели встала и в халате
Сидит вот час уж у окна.
Пыталась тщетно я остаться,
В такой момент не буду ж драться,
Пришлось спуститься мне сюда...
Боюсь, не грянула б беда.
Ты к ней, Султан, поторопись,
Она тебя должна узнать...
Врача туда не надо звать...
Момент серьезный, ты крепись.
Похоже, все идет к финалу...
Иди скорей, мешать не стану».

             24
Султан, как птица, полетел
Туда, где ждет его судьба.
Все марши вмиг преодолел, –
Заждалась, видимо, она.
Услышав четкий шаг Султана,
Зейнап тихонько с кресла встала.
Открылась дверь и перед ней
Тот, кто на свете всех милей.
Секунду молча постояли,
И, видя прежнюю Зейнап,
Глаза блеснули в сто карат.
Друг друга крепко вдруг обняли,
Щекой к щеке они прижались...
О чем, не знаю, но шептались.

             25
«До сей минуты я не знала,
Насколько ценна наша жизнь,
Зачем я лишний раз роптала,
Зачем рвалась без крыльев ввысь?
Как не смогла я примириться,
Зачем мне было так стыдиться
Того, что мне дано любить
И чувства лучшие губить?
Все то, что нам дается Богом,
Должны как должное принять.
И впредь, Султан, придется внять,
Что проживем теперь мы долго.
За жизнь готова я к борьбе,
Могу поклясться в том тебе.
Секунду молча постояли,
И, видя прежнюю Зейнап,
Глаза блеснули в сто карат.
Друг друга крепко вдруг обняли...

            26
Сберечь я сына не смогла,
Не я виновна, а эпоха.
Она во всем тогда врала,
Чтоб нам с тобою было плохо.
И ныне в ней с тобой живем,
Никак мы сути не поймем.
Когда ж в нее с тобой не вникнем,
То будет ясно: все погибнем.
Нет никого, Султан, за нами.
Из поколения молодых
Эпоха делает крутых,
И губит, бцдто бы цунами.
Самим нам надо вожжи брать
И создавать в противу рать».

             27
«Зейнап, прошу я, воздержись.
Тебе б побольше отдыхать,
Ты хочешь сразу рваться ввысь,
И за рога быка бы брать.
Нам одолеть бы твой недуг...»
«Нет, нет, помилуй, мой ты друг!
В себя пришла я не сейчас,
Не посвящая в тайну вас.
Как только прибыла сюда,
Твой друг – профессор – принял меры,
В меня вселил он столько веры...
И вот плоды его труда –
Вернулось полностью сознанье, –
Ему поклон мой и признанье.

            28
Я замечала много раз
Все то, что делает Эдит,
Что не спускает с меня глаз –
Как за дитем за мной следит.
Отрадно было видеть то,
Что в каждом действии добро
Она старалась передать,
На труд тяжелый не роптать.
И как обидно, что такие
Живут в натяжку и с трудом,
А вот наш сын построил дом,
Какие строят лишь лихие.
Придется этот дом продать,
Эдит подобным все раздать.

             29
На жизнь смотрю теперь иначе
С тех пор, как я пришла в себя,
Любой обиде дам я сдачу –
Пусть даже будет то родня.
Тебя расспрашивать не стала
Лишь потому, что раньше знала,
Что ты едва остался жив,
То – плод, Султан, моих молитв.
Не стану, милый, домогаться,
Ты любишь так же или нет –
Твоя забота есть ответ.
Зачем же нам друг другу клясться
Любовь мы видим без труда –
Теперь у нас одна судьба.

             30
Мы вместе! Будет ли помехой,
Что у тебя одна рука?
Позора нет и нету смеха –
Не быть бы только вне труда.
И труд большой нам предстоит:
На грани гибели стоит
Вся жизнь огромного народа,
Хоть одарила нас природа
Огромным множеством богатств.
Коль все мы пустим самотеком,
Не станет Ельцин нам уроком –
Никто вернуть нам их не даст.
Сам Бог не дал нам лечь в гробницу, –
Мы едем завтра же в столицу».

             31
Вернувшись вновь в свою столицу,
Зейнап спешит к себе домой.
Роксану, верную сестрицу,
Она берет туда с собой.
«Роксана, милая, пойдем,
И злобу тетину уймем.
Потом у маминой могилы
Я извинюсь, прося о мире.
Простить попросим мы с тобой,
За то, что ей не угодила.
Сама все годы я ходила
С поникшей низко головой,
Но если б все начать сначала, –
Пути другого б не искала.

            32
Султан мне ныне так же мил
И я, бесспорно, им любима.
Он тоже с раной в сердце жил,
И верность наша – это сила.
А с этой верою друг в друга
Нам не страшна любая вьюга,
И жизнь сама всех убедила:
С Султаном я непобедима.
Всю силу нашего союза
Никто не сможет исчерпать,
Другим бы силу передать,
Чтоб можно было тяжесть груза
С народа хоть немного снять
И жизни лучшей ему дать.

             33
Меня с Султаном не хватает,
Неплохо было б к нам примкнуть
Таким, кто жизни корень знает,
Кто мог бы блага все вернуть,
Какие отняты бесстыдно.
Конца и края нам не видно,
Как за кордон ручьем текут
Все блага. А взамен дают
В газетах лишь сплошной обман.
В народ, доверчивый предельно,
Его вливают ежедневно,
И он глотает тот дурман.
Кто сможет всем открыть глаза
На то, что движется гроза?

             34
На то, что наше безразличье,
Какое мы подчас имеем,
Под корень сменит нам обличье,
Все потому, что мы не смеем
За интерес свой постоять,
Чтоб жизнью данное забрать.
Привыкнув вечно быть ведомым,
На завтра можно стать бездомным!
Вокруг Султана б нам сплотиться,
Таким, как ты и как Эдит.
Реальность истово твердит:
Нельзя с насилием мириться!
Мне жизнь моя не будет милой:
Коль горе есть – не быть счастливой»

             35
«Зейнап, в тебе не узнаю
Святую, кроткую сестру.
Я слово честное даю,
Что, будь то ночью иль к утру,
За вами следом хоть куда
Идти готова я всегда.
Такое ж восемь лет назад
Мне говорил мой сын Азат.
Всегда с отцом он заодно, –
Сошлись, я вижу, их дороги,
Они, как ты, всегда в тревоге,
Что тяжесть испытать дано
Всем тем, кто строил нам державу,
И создавал былую славу.

            36
Кто не щадил себя в боях,
Добыв свободу для Отчизны,
Кто мог терпеть нужду, и страх,
Чьи дни текли мрачнее.
Себя им посвятить не прочь,
Мне только чем-то им помочь.
С тобой согласна я вполне,
Что захлебнемся мы в волне,
В которой тонет вся Россия.
Пора, открыв глаза, взглянуть,
Чтоб выбрать самый лучший путь,
Не пребывать в сплошном бессильи.
Костьми за правду нужно лечь,
Чтоб жизнь свою зазря не сжечь».

            37
«Спасибо, милая сестрица,
В тебя я верила всегда.
Отныне новая страница
Прочтется нами: «Жизнь – борьба».
Себя борьбе той посвящаю,
И ты, Роксана, твердо знаю,
Пойдешь со мной плечом к плечу,
Другого счастья не хочу,
Как жизнь свою отдать народу,
В его беде быть рядом с ним,
В истоках нового стоим,
А финиш дарит нам свободу.
Хоть срок на то нам малый дан,
Но рядом будет ведь Султан».

            38
Шло время, и менялись люди,
Менялись взгляд и кругозор.
Настанет день, и внуки-судьи
Нам зачитают приговор,
За то, что были мы трусливы,
Плаксивы, словно ветви ивы,
Пустили все на самотек,
Никто в борьбе костьми не лег.
Беспрецедентный был пример –
Губить своих солдат в ЧР, –
И не понять ни вам, ни мне,
Чего хотело РТР.
Маразм оправдывался всюду,
Травил мозги простому люду.

             39
Все те, кто власть держал над нами,
Метнулись вправо, как один,
Оставив люд простой на грани
Голодной смерти. Господин,
Кто был товарищ нам вчера,
Вдруг стал сворачивать дела.
Клянясь, что всем создаст удобства,
Привел страну на грань уродства.
Сплошной позор его эпоха,
Народ поставлен на колени –
Все то, что дал великий Ленин,
Вдруг оказалось только плохо.
Встряхнись, народ, от этой лжи,
Потомству правду покажи!

             40
Остались в левых те прослойки,
Которым вправо нет пути,
И те, кто был, как горы, стойким, –
Искать их нужно и найти.
Хоть горстку малую, но все же
Нашли таких, что были гожи
Для сохранения страны,
Чтоб уберечь нас от беды.
С трудом собрал их орловчанин,
К нему пошли со всей России,
А власть в испуге и бессильи
Желая так, чтоб замолчали,
Указ строчит вдруг на запрет...
Но суд отказ дает в ответ.
 
            41
Легко меняют люди взгляды,
В столице, как во всей России,
Народ встречал одни преграды
И был беспомощен, бессилен.
А тут еще не в самый раз
Шли битвы насмерть за Кавказ.
Всем было ясно, даже пню,
Что бой ведут не за Чечню.
Все жертвы шли на пользу власти, –
В личину блага все одето,
Чтоб кто-то в кресле президента
«Семью» держать мог дальше всласти.
Их ложь народу слушать больно,
Что власть сдал Ельцин добровольно.

             42
Там за бугром рожден приказ,
Затем зачитан президенту.
В нем прямо все не в бровь, а в глаз:
«Пора разменивать монету».
В Китае лишнее болтал –
Отчет своим словам не дал,
Прокаркал глупо всему свету,
Что может в ход пустить ракету.
Ума не смог набраться впрок,
Дела вершил лишь под диктовку,
Имел похвастаться сноровку,
Ну впрямь – толстовский Филиппок.
Не раз потомки будут клясть
Того, кто ложью прожил всласть.

             43
Ведь он сто тысяч новобранцев
Послал в строптивую Чечню.
Гробами многих тех посланцев
Власть защитить хотел свою.
Весь мир аналогов не знает,
Когда народ не упрекает
Того, кто горло сжал клещами.
И люди грабить стали сами
Свои природные богатства,
Чтоб там, далече, за кордоном
Жил дядя Сэм царем Дадоном,
Лишь получать бы вдоволь яства.
Да только плохо, что не все
Наперекор встают беде.

             44
Кому-то нужно и в столице
Создать повторно комитет
И медлить с этим не годится –
Султан здесь лидер – спору нет.
Того хоть власти не хотели,
Реском был создан в две недели.
Имел Султан авторитет,
В короткий срок был кабинет,
Потом расширил помещенье.
Глава республики сказал –
Обкому выделен был зал
Всем правым только удивленье.
Средь них всяк зол и всяк неистов:
Карать желали коммунистов.

              45
Чтоб как-то злость свою сорвать,
Остановить в нас пробужденье,
Решили памятник взорвать,
И претворили в жизнь решенье:
В ночной тиши под шум дождя
Рука поднялась на вождя.
Видать, подонок в страхе был
И весь тротил вложить забыл.
Ребром поставлен был вопрос –
И вождь стоял вновь монументом.
Преступник тот предстал с ответом,
Зато реском числом возрос.
В народе явно вера крепла:
Россия восстает из пепла!

             46
Осенним утром, шаль набросив,
Зейнап стояла у окна.
И видит вдруг – стоит напротив
Младая женщина одна.
Одежда вся из старины,
Лицо бледней, чем у луны,
Глаза потухшие скорбят
И ноль вниманья на ребят,
Которые вокруг собрались,
К чужой все взоры устремив.
Какой-то чувствуя прилив,
Иные даже придирались
К совсем растерянной бедняге.
Все так, как делают ватаги.

             47
Зейнап тотчас спустилась к ней,
Вплотную к гостье подошла
И говорит спокойно ей:
«О чем тревожится душа?
Иль ищешь ты кого-нибудь?
Со мной, дитя, спокойной будь.
Я помогу тебе во всем.
Будь гостьей в доме ты моем».
Еще минуту незнакомка
Молчала, взор потупив свой,
Как будто жизнь жила немой.
Потом промолвила негромко:
«Я вас ищу, мой сын – ваш внук,
Живем мы с ним в объятьях мук.

            48
С судьбой сама бы я боролась,
Растила сына бы одна,
Но на преграды напоролась
И вижу, что в борьбе слаба.
Могу работать кем угодно,
Да ныне труд ценить не модно,
Вот-вот нас с сыном жизнь раздавит,
Судьба нам благ земных не дарит.
Но за себя уж не ропщу.
Я заслужила то, что есть,
И, пожиная божью месть,
Спасти лишь сына я хочу.
Его безумно я люблю,
Но вам его я отдаю.

             49
Пригреть младенца б под крылом:
Он – сын покойного Хасана,
И радость с ним войдет в ваш дом,
Поверьте в то, что я сказала.
Вам, вижу, хочется узнать,
Как жизнь смогла свою связать
С Хасаном в прошлые года?
Мне было двадцать лишь тогда.
Хасан змеей пролез мне в душу,
Шептал о счастье неземном,
Но, овладев, забыл о том,
А шепот тот поныне слышу.
Хасана нет, дитя люблю...
Простите исповедь мою».

           50
Зейнап стояла в изумленьи,
Не знала, что ей говорить.
Вдруг гостья ей на удивленье,
Прощаясь, стала уходить:
«Поверьте мне... Я не решалась...»
Зейнап, заплакав, зашаталась,
И гостья, сдерживая муки,
Берет Зейнап под обе руки.
«Прошу простить меня, родная,
Собой владеть я не смогла,
В глазах моих одна лишь мгла...
О внуке, если б раньше знала,
То не смогла б спокойно жить.
Позволь теперь тебя спросить:

            51
Как далеко мой внук от нас,
И почему не с ним пришла?
Его б мне видеть сей же час,
Чтоб успокоилась душа.
В сей раз уж промаха не дам,
Ему я должное воздам.
Мой внук пойдет другим путем,
Мы позаботимся о том.
Теперь пойдем со мной домой,
Я вижу, вдосталь настрадалась,
Напрасно ты уйти пыталась –
Отныне будешь жить со мной.
Скажи, куда за ним послать, –
Довольно уж ему страдать».

            52
Дворец, построенный Хасаном,
Был продан года два назад.
Делец купил почти что даром,
Сказав, что будет им как брат.
Взамен скромней купили дом
И поселились там вдвоем.
Любви взаимной нет предела,
К тому ж всегда они у дела.
Теперь их четверо в семье,
И не понять, кто больше рад –
Зейнап, возможно, во сто крат.
Султан не верил сам себе –
Души не чаял он во внуке,
Не стало место вовсе скуке.

             53
Он днем весь отдан был работе –
Райкомы всюду создавал,
Но уделял и время плоти,
Хоть внук его не признавал.
Не полных три ему от роду,
Но смог отвергнуть деда сходу.
Как будто мстил он за отца
И мать искал все без конца.
Султан терпения набрался,
Ласкал дитя, как только мог,
И вот в совсем короткий срок
Внук ласкам все-таки поддался.
Теперь тянулся больше к деду –
Торжествовал Султан победу.

             54
Свободных несколько минут
Охотно внуку посвящал,
Отметить следовало б тут:
Он счастья большего не знал.
Ушла Зейнап на задний план,
Весь мир Султана – Амиран.
Дед с внуком, знай себе, шалили,
Зейнап с Эльвирой их бранили,
Из дома выгнать их грозили,
Серчали, будто бы всерьез,
Притом смеялись, и до слез.
Подарки новые сулили,
Желая снова все продолжить,
Чтоб Амирану радость множить.

             55
Досуг досугом, но работа
Звала супругов каждый час,
О людях брошенных забота
Была душевной, без прикрас.
Народ, обидами влекомый,
Идет в реском и все райкомы,
Братвой и властью угнетенный,
Во многом прав своих лишенный.
Все те, кто этих прав не знает,
Иль просто духом слишком слаб,
Кто не нашел с верхушкой лад,
В буквальном смысле умирает.
Чтоб беспределу был барьер,
Народ создал НПСР1.
1 НПСР – Народно-патриотический союз России.

           56
Работы стало вдвое больше.
Султан и ночь мог прихватить,
При этом знал – за тяжесть ноши
Никто не думает платить.
Зейнап ему была опорой,
А прошлое ей было школой:
Все консультации бесплатно,
Зато с дельцов брала трехкратно.
Султан для лучших активистов
Мог средства как-то изыскать,
Иным из средств своих отдать.
Тем самым дух у коммунистов
Старался все же сохранять,
Но мало кто то мог понять.

            57
Шумит республика, как улей, –
Борьба за место депутата.
Повсюду все летают пулей,
Хотят владельцем стать мандата.
Любые средства хороши, –
Все кандидаты от души
Подачки шлют электорату,
Нахально вваливаясь в хаты.
Себя бестактно хвалят всюду,
Всем обещают рай земной,
Да только жаль вот, что порой
Цинично лгут простому люду.
Облить противника всяк рад,
И с грязью в ход идет ушат.

           58
Среди избранников народа
Султан был первым – спору нет,
Политикам такого рода
На вход в парламент был запрет.
Путем сильнейших подтасовок,
За счет подставленных воровок,
Народный выбор утаили,
Другой победу объявили,
Заверив все и всех вокруг:
Она лишь жизнь изменит всюду,
Все блага даст простому люду,
И обращаться к ней, как к другу,
Легко сумеют без препонов –
Она создаст поток законов.

           59
Зейнап была в недоуменьи:
Да где же все-таки закон?
Султана просит в заявленьи,
Что должен срочно сделать он,
Раскрыть грубейшие ошибки,
Сказать о том, что были «гибки»
Те, кем представлен избирком.
Предупредить еще о том,
Чтоб ЦИК не выдал ей мандата,
Пока не даст решенье суд.
В противном случае сочтут –
Народ избрал им депутата.
Султан и дня не потерял, –
Все то, что было, в суд отдал.

            60
Процесс тянулся многодневный,
Судья был просто «корифей»,
А адвокат какой-то нервный,
Твердила: выигрыш за ней.
Хоть оснований было много,
Судья, вне всякого земного,
Приказ от шефа получил
И иск Султана отклонил.
В Верховном дело то смотрелось,
Все то, что сляпал «корифей»,
Подняли на смех, так что ей
Судиться дальше расхотелось.
Когда повторно состязались –
Точней итоги оказались.

            61
Вот ЦИК работу подытожил,
Утихла всюду суета,
А новый созыв скоро ожил:
Активно стал делить места.
Рождались группы, комитеты,
Спор возникал за кабинеты.
Но вот парламент сформирован,
Покой народу был дарован.
Читатель, рад я от души,
Хотя мешали аферисты,
Но все ж пятнадцать коммунистов
В состав парламента вошли.
Внес лепту скромного труда
Покорный автор – ваш слуга.

            62
Иным всегда свое милей,
В борьбе всегда пути тернисты
И в схватке с совестью своей
Не все тверды и коммунисты.
Аванс доверия получен,
Шанс депутата был изучен,
Скажу, читатель, без прикрас,
Что сверху был им дан приказ:
«Коль благ вы собственных хотите,
То делать надо только то,
Что вам властями велено,
И курс направо лишь держите».
Но кто-то с властью согласился –
С холопской долей примирился.

             63
Вошла во фракцию десятка,
У пятерых был путь иной,
Власть, безусловно, очень сладка,
И сделал каждый выбор свой:
Милей им чествовать господ,
Чем свой измученный народ.
Общенье только лишь с элитой,
В рекламе, быстро так забытой,
Что Богом посланы народу.
В который раз уж обманув,
Всем врали, глазом не моргнув,
И ими ложь взята за моду.
Ценю таких, увы, дешево, –
Дай власть – поддержат Баркашова1».
1 Баркашов – общественный реакционный деятель 1990-х годов

             64
Султан в сердцах переживал,
Что мог так сильно ошибиться,
Потери он и раньше знал,
Но с этой трудно примириться.
Он для себя имел, что надо,
Но и семья ничуть не рада,
Когда есть счастье лишь для них,
Вокруг все проза, а не стих,
Когда не внемлешь ты чужому,
Когда ты занят лишь собой
И прекратил за правду бой,
И пристрастился ты к спиртному,
В забавах праздных проживаешь,
Народа боль не замечаешь...

             65
Зейнап, с тех пор как Амиран
Пришел в семью ее с Эльвирой,
Взялась, забыв про боли ран,
За жизнь бороться с новой силой.
Лишь тот ее понять не сможет,
Кого нещадно зависть гложет,
Кто прелесть внука не познает,
Тот жизнь без смысла проживает.
Малыш забыть ее заставил
Тот ад, в котором пребывала,
С ним счастье полное познала.
Судьбу за внука так же славил
Султан, в ком добрая душа...
Любил он нежно малыша.

             66
В один весенний яркий день,
Когда душа полна порывов,
Когда кругом цветет сирень,
И на любой готов ты вызов,
Эльвира молвила Зейнап:
«Дух мой теперь совсем ослаб,
Но я должна набраться силы,
Хоть это мне страшней могилы.
И все ж осмелюсь вам признаться
О том, что сын ваш – просто случай,
Смири свой гнев, меня послушай:
С судьбой уже устала драться.
А потому я с ней смирилась...
Прости меня, но я влюбилась.

             67
Хасан меня ведь не ценил,
Я для него была забавой,
И вряд ли он вобще любил,
Связав себя с такой отравой,
Которой нет альтернативы.
Как часто я давалась диву,
Когда он голову терял
И честь свою легко менял
На шелест денежных купюр.
Да и меня он отвергал,
Других он в спальню нашу брал,
Считая всех за сущих дур.
Не счесть полученных мной ран...
Под сердцем был уж Амиран.

             68
Мой сын еще и не родился,
Муж гнев обрушил на меня,
Потом надолго удалился
И не показывал себя.
Затем увез меня к друзьям
И поселил надолго там.
Друзья старались, и, не скрою,
Я отдавалась там покою.
Родился вскоре Амиран,
Вокруг заботы было много,
За здравье пили все из рога,
Шумел тот дом, как птичий стан.
Но вскоре кончилось и это...
В том, впрочем, нет уже секрета.

              69
Погиб Хасан в жестокой драке,
А следом ряд его друзей.
Враги иные с жутким смаком
В деталях все сообщали всем.
О том, как он нашел конец,
Твердили, что убил отец,
Чтоб все его добро прибрать.
Но так ли это, иль как знать,
Того не внемлет разум мой,
Да может ли такое быть
Чтоб сына мог отец убить?..
Возможно, наговор сплошной,
И злопыхает недруг злой...
Судить о них – удел не мой.

             70
Теперь же впрямь я влюблена
И он души во мне не чает,
В любви и я ему верна,
И нас с ним церковь обвенчает,
Но только, если вы с отцом
Нас видеть рады под венцом,
Благословить нас, коль согласны.
В противном случае напрасны
Порывы все мои к любви.
Я эти путы разорву
Быть может даже и умру,
Останусь верной нашей крови.
Весь жизни смысл – наше чадо,
Мне без него любви не надо».

             71
«Скажи мне, милая Эльвира,
Когда и где с ним повстречалась?
Спасибо, честно объявила
И чувств своих не испугалась.
Всю правду смело рассказала,
Хотя заранее не знала,
Как мы с отцом воспримем весть,
Тебе хвала за это, честь!
Султана встретим, дорогая,
Мы с ним беседу поведем
Решенье примем мы втроем.
Ты ж нам как дочь, притом родная,
А в вести той, что ты сообщила,
Хоть слабость есть, но есть и сила.

            72
Здесь нужно главное понять –
Насколько он тебе подходит,
Серьезный друг, иль, так сказать,
Быть может, только за нос водит.
Ты пригласи его в наш дом,
И здесь с Султаном познакомь.
Давайте вместе все обсудим,
И знай, препятствовать не будем.
Султан тебя, как я, поймет,
И чувств твоих он не обидит,
Получше нас с тобой увидит,
При чести друг твой или лжет.
Пока же все в парах тумана...
Тревожусь я за Амирана».

            73
Зейнап уверена в Султане, –
Эльвиру сможет он понять,
Каноны славные в Коране,
Они не станут запрещать
Кому-то в жизни быть любимой.
Султан не встанет против силой –
Свое согласие он даст,
Хоть проявится и контраст.
Как и она, он будет думать
О милом внуке Амиране
И клясться будет на Коране,
Что не позволит он запутать,
Все, что планировал для внука, –
Решительность тому порука.

            74
Султан достойно встретил весть,
Особо не был удивлен,
Ведь жизнь была такой, как есть,
И человек на то рожден,
Чтоб жажду жизни утолить,
Достойно и в любви прожить.
Судьба готовит много бед,
Но нужно свой оставить след.
В расцвете лет была Эльвира –
Порыв ее был объясним,
Но как же внук, что будет с ним?
Сегодня в нем все козни мира
Тревог пока не вызывают,
Ему все шалости прощают.

            75
Но вводят в мир не без оглядки:
Боясь повторно ошибиться,
Дитю расписаны порядки,
По ним чтоб мог он научиться
Ценить себя и окруженье,
Такое было их сужденье,
О том, как внука воспитать,
Хасану вслед пойти не дать.
Теперь могло все поменяться.
Вдруг мать лишит их Амирана?
То не входило в пункты плана.
Довольно уж судьбе смеяться.
Султан отдаст ей все сполна,
Но пусть уйдет она одна.

           76
В тот день все было необычно,
На всем сказалось торжество...
Одет был юноша прилично –
К столу Султан зовет его.
Видна в нем молодости сила –
Горда избранником Эльвира.
Он очень вежлив, не нахал,
И вот Султан поднял бокал:
«Хвала Аллаху, что мы живы,
Что мы подспорье друг для друга.
Под силу нам любая вьюга,
Трудиться можем, не ленивы.
Так дай же сил еще, Аллах,
Чтоб не постиг в борьбе нас крах».

            77
Тосты все шли поочередно:
Султан в том толк отлично знал.
Эльвире было чтоб удобно,
Для тоста гостю слово дал:
«Представься, гость наш дорогой,
Хотим знакомиться с тобой,
Мы все тебе здесь очень рады.
Лишь как почет, не для услады
Бокал вот из хозяйских рук
И молви слово, коль желаешь.
О нас, бесспорно, все ты знаешь:
Зейнап, Эльвира, я и внук...
Хоть не легки у нас дороги,
Живем мы в мире, без тревоги».

            78
«Я благодарен за бокал
И горд оказанным почетом,
Однако, я бы не роптал, –
Быть с вами здесь – уже честь при этом:
Я сын сбежавшего отца,
Который в жизни без конца
Ходил у женщин по рукам,
Не уделял вниманья нам.
Нас с братом вырастила мать
Одна, без помощи супруга,
И хоть пришлось ей очень туго,
Смогла нам в жизни много дать.
Отец сошелся с молодой,
Довольный жизнью и собой.

            79
Своих детей он вмиг забыл
И больше к нам не возвращался,
Я бы сегодня землю рыл,
Чтоб только с ним не повстречался.
Закончил школу здесь, в столице,
Коль скоро был я вольной птицей,
То вуз закончил в Волгограде,
И вот теперь, при всем параде,
Приехал вновь к своим родным
И здесь вдруг встретил я Эльвиру.
Хочу сказать и вам, и миру –
Не быть решению иным,
Как жизнь свою связать лишь с нею.
Простите мне, что я так смею.

           80
Мне пить, поверьте, не по нраву,
Но ваш бокал охотно пью,
Надеюсь очень, что по праву
Благословите жизнь мою...»
Но вот и ужин завершен.
И все, как требует закон,
Который предок подсказал,
Пошли в уютный теплый зал,
Чтоб там продолжить разговор,
Поставить точки все над «i»,
И все итоги подвести,
Чтоб был меж ними договор.
И главный был решен вопрос,
А Амиран счастливым рос.

           81
Зейнап волнуется и молча
С Эльвирой села на диван,
На госте взор сосредоточив,
Садится рядом с ним Султан.
Продолжить нужно разговор –
Какой же будет приговор,
Который внука лишь коснется.
С собой берут иль остается
Там, где, по мнению Султана,
Для жизни все, что надо есть.
И бремя времени не несть –
Быть с этой ношей еще рано.
Зейнап заменит ему мать,
Скорей бы им о том сказать:

           82
«С Зейнап, мой мальчик, мы решили
Препятствий делу не чинить,
В таких клещах мы тоже были
И знаем, как кого любить.
Пока вы молоды – вы слепы,
Поступки могут быть нелепы.
Известно всем, что мать есть мать,
И все ж не надо брать
Дитя неведомо куда.
Пускай малыш у нас окрепнет,
Ну, а Эльвира чуть потерпит.
Коль будет спор, то без труда
Получит сына, нет сомненья...
Готов послушать ваше мненье».

           83
Зейнап, дыханье затаив,
Ждала ответа с нетерпеньем.
Внучонка сильно полюбив,
Теперь охвачена сомненьем
В том, что останется он с ними,
Что есть достаточно в них силы
Оставить внука хоть на время.
Для молодых пока он – бремя.
Но вот, окинув взглядом зал,
Слегка смущение поборов,
Их гость, не тратя лишних слов,
Довольно твердо вдруг сказал:
«С Эльвирой мы уже решили,
Чтоб с Амираном вместе жили».

            84
Затем молчанье воцарилось,
Представить можно или нет,
В душе Султана что творилось?!
В глазах Зейнап померкнул свет,
Возможно, вновь она теряла
Все то, о чем всегда мечтала.
Была чтоб рядом кровь родная,
Но участь, видимо, иная.
Судьбе спасибо. В этот раз
Ее кровиночки лишает,
Зато Зейнап уж точно знает,
Их сможет видеть ее глаз,
Пусть даже будет он с Эльвирой –
Не будет жизнь такой унылой.

            85
Не потеряет больше разум,
Как было то из-за Хасана,
В душе покой вселился сразу.
Чтоб поддержать теперь Султана,
Спокойным тоном говорит:
«Пусть разум чувства победит,
Видать, такая наша доля,
На все, друзья, есть божья воля».
Султан судьбу благословил,
Хоть внука жаль, но все же он
Здоровьем милой удручен
И каждый жест ее ловил...
Теперь спокойней стал дышать:
«Не станем вам с Зейнап мешать.

            86
Скажи мне, гость, каков твой план
На путь дальнейший вашей жизни,
Известно, с вами Амиран –
Из-за того не будем киснуть,
Не станем жертвой эгоизма.
У нас с Зейнап своя есть призма,
И сквозь нее глядим на все:
«Чужое» выше, чем «мое».
Коль скоро внуку лучше с вами,
Себя в расчет мы не берем,
Порывы лишние убьем.
С Эльвирой, видите вы сами,
Хоть уступаем вам его,
Все ж он превыше нам всего».

            87
В деревьях осень зашуршала,
Повсюду ветры и дожди,
Природа холодом дышала –
Тепла в душе своей не жди.
Учитель мой, великий кормчий,
Немало дней, и даже ночи
Творил потомкам чудеса,
Пером по осени шурша.
По мне же осень – грусть, тревога,
И в ней себя я не нашел.
Видать, скромней мой ореол,
К тому ж, трудна к нему дорога.
В иное время я творю –
Весну и лето лишь ценю.

           88
Но я весны не стану ждать,
О чувствах двух моих героев
Хочу немедля рассказать,
Какое их постигло горе.
Как только съехала семья,
Зейнап была вся вне себя.
Султан привычней был к ударам,
Он обладал природным даром
Держать себя всегда в руках,
Не проявлять нисколько слабость –
За горем следует и радость,
Какой бы силы ни был крах.
Удар любой мог превозмочь,
А заодно Зейнап помочь...

           89
И снова выборный накал –
Шестнадцать новых кандидатов:
Банкир, профессор и нахал –
Как соискатели мандатов.
Забыв приличие и такт,
Штурмуют вновь электорат.
Один пройдет лишь в депутаты,
Чтоб осчастливить все палаты
Своим присутствием в Госдуме.
Другим пятнадцати, как знать,
Москвы, как уха, не видать.
И потому, набравшись дури,
Друг другу колкостей не жалко –
Борьба идет довольно жарко.

           90
Того стыдиться я не стану,
Средь них от партии моей
Доверье отдано Султану –
В него мы верили сильней.
В него поверил и народ,
И сам к нему он знал подход.
В верхах на смех его подняли,
Себе они тем самым врали.
А коммунисты ежечасно
Боролись всюду за Султана,
И вот узнали утром рано,
Что потрудились ненапрасно.
Хоть был еще в иных оскал,
Однако суд им отказал.

           91
Столицу нужно оставлять –
В Москву придется перебраться,
Кого же лидером избрать,
Кому в рескоме оставаться?
Кто темп сумеет сохранить
И благу общему служить,
Чтоб мог за дело постоять
И прочно в руки его взять?
Собрались срочно делегаты,
Вопрос поставлен непростой:
Кто станет в партии главой?
Вот пленум, подняты мандаты...
Султан доволен, очень рад:
Реском возглавит впредь Азат.

            92
Султан призвал к себе Азата
За день до выезда в Москву,
Одетым строго, небогато,
Явился юноша к нему.
Сюда ж пришли секретари,
И с двух сторон за стол по три
Присело наше руководство.
Во взглядах мало у них сходства,
Устав с программой лишь одни,
Но каждый мыслил в одиночку,
Над «i» желал свою лишь точку.
И цели вроде бы сродни,
Да только вот нет дружбы крепкой –
Народ сплотить чтоб будто скрепкой.

            93
«Собрал я вас, мои друзья,
На время с вами попрощаться,
Темп ослаблять никак нельзя,
Просил бы всех, чтоб препираться
Вы прекратили меж собой,
Всегда готовы были в бой,
Который ждет вас впереди.
В ближайшем лучшего не жди...
Владельцы фабрик и заводов
Добром народу не сдадутся,
За капитал, как зверь, дерутся,
Им безразличен стон народов.
Костьми они готовы лечь,
Чтоб только власть свою сберечь.
 
           94
Второй этап уж зарядили,
Борьбу за землю повели,
Теперь ее скупать решили,
Законы новые ввели
О том, чтоб ею торговать,
И чтоб опомниться не дать,
Включен опять телеэкран,
Где правит бал один лишь срам.
Да только вот еще беда –
Народ чрезмерно наш доверчив,
И взгляд на жизнь его изменчив:
Ему была б всегда еда.
Сиюминутное удобство
Доводит многих до уродства.

           95
Когда же землю всю скупить
Удастся тем же сионистам,
Когда не сможем убедить
В том, что под силу коммунистам
Россию на ноги поднять,
Что без земли нам голодать
Сильней, чем нынче без заводов,
Что для спасения народов
Еще вчера большой страны
Нам с сионизмом бы покончить –
Над нами властвовать он хочет,
Мы трезво взвесить все должны.
Он, набирая быстро силу,
Россию вмиг сведет в могилу.

            96
Когда же вдруг вас обвинят,
Что «разжигаете вы рознь»,
То пусть все вдоволь говорят –
У них в программе это гвоздь:
Антисемитом величать,
С телеэкранов в мир вещать,
Что вот, мол, гонят на евреев,
Под арест нас всех поскорее!
Но сионизм ведь не народ,
В нем суть – политика фашистов
И бич для нас, для коммунистов.
Признав за быдло и урод,
Сгоняют в стойло россиян,
С того им власть и чистоган.

            97
А тот, кто нацией еврей,
В борьбе нам будет лишь подспорьем,
И бок о бок с таким смелей
Крепить российское подворье.
Он станет с нами в бой ходить,
Подобно нам народ любить
В труде от нас он не отстанет,
Во всем он честь и меру знает.
На благо общества отдаст
Все, что имеет у себя,
Не скажет лишнего зазря,
С сионом он – большой контраст.
Должны все суть борьбы понять
И сгинуть Родине не дать!

            98
Не гнуться, словно пластилин,
Увидеть то, что происходит,
Что есть над миром властелин,
Который за нос всех нас водит.
Под национальным камуфляжем
Мы в повседневной жизни нашей
Найдем лишь маску сионизма,
Под ней – погибель коммунизма.
Обидно, многие бойцы
Сломались быстро под нажимом,
И в воображении их мнимом
Сведут когда-нибудь концы:
Державу, мол, спасти не сможем,
Так хоть семье своей поможем.

            99
Таких нам надо опасаться,
И с ними в бой мы не пойдем,
Без них мы сами будем драться,
Свободу сами обретем.
Сплотитесь крепче меж собой!
В дороге долгой и крутой
Немало нужно будет сил –
Союз такой врагу не мил.
Он будет нас разъединять,
Стараться всех нас перессорить,
Чтоб меж собой мы стали спорить,
Тогда легко в узду нас взять.
Нам очень бдительность нужна,
И есть большая в ней нужда.
10 Зейнап, 2017

           100
Работы много здесь для всех,
На отдых права не имеем
И чтоб в борьбе иметь успех,
Мы отказаться не посмеем
От схватки с лютыми врагами,
Чтоб не глумились впредь над нами
Те, кто пришли из-за бугра,
От них не стоит ждать добра!
Усилья были бы напрасны,
Чтоб чужеземец в США,
Пришедший к ним из-за бугра,
У них стал править государством.
У нас же здесь обман и блеф:
В министрах ходят Кох и Греф.

           101
Бразды правления берите,
Вы все в ответе за реском,
И за собой народ ведите,
Ему поведайте о том,
Что сила наша лишь в единстве,
И смогут только коммунисты
Дурман изгнать из головы,
Хотя порой больны и мы,
Когда обману поддаемся.
Чужому мненью можем внять
И ложь от правды разобрать,
Как подобает, не беремся.
Любой наш промах – минус нам,
А значит, на руку врагам».

            102
Москва. Гостиница «Россия»,
Хороший номер на двоих...
Читатель, очень бы просил я
Поглубже вникнуть в этот стих.
И дальше жизнь Зейнап с Султаном
Не опишу, подробным планом.
Пишу о том, чему я внемлю.
Фантазий легких не приемлю.
Исход коль будет не по нраву,
На жизнь вы можете пенять,
Но очень вновь просил бы внять,
Чтоб труд ценили вы по праву.
Итак, герои вновь в Москве,
О них поведаю тебе.

            103
Зейнап прекрасно понимала –
В рескоме должен быть Султан,
Еще она другое знала –
Здесь – в Подмосковье – Амиран.
Внук в памяти ее всегда,
Да только вот одна беда,
Его забрали далеко,
А телефон – совсем не то.
Живя в Москве, всегда сумеет
С любимым внуком повидаться,
Нельзя же с этим не считаться,
Когда и дед ему радеет.
Теперь в любой свободный день
Поехать к внуку ей не лень.

           104
Зейнап впервые появилась
У внука после их отъезда.
Войдя, немало удивилась, –
Здесь зал, как будто бы для съезда,
Две спальни с детской, кабинет,
А обстановка – спору нет:
Не знал такого и Хасан.
Видать, природой дар был дан –
Умело взвесить обстановку,
Иметь особенный расчет,
Который им доход дает,
Притом иметь еще сноровку
Поспеть ко времени везде,
Преграду выставить беде.

           105
Эльвира встретила ее,
Как будто мать свою родную,
И, взяв в объятие свое,
Щекой прижалась к ней вплотную.
Горянке нравится прием –
Вошла как в собственный свой дом.
Глазами все вокруг обводит:
«Ну, где же внук любимый ходит?
Ищите внука мне везде,
Терпенье вот уж на исходе,
Опора он в старинном роде.
А вот и он, скорей ко мне!
Хочу послушать щебет твой,
Обнять тебя, мой внук родной.

           106
Хвалу хочу воздать судьбе,
За то, что есть ты у меня
Я жизнь отдам свою тебе,
Безумно так тебя любя,
Могу с ума сойти, мой внук...»
Не опуская внука с рук,
Зейнап с ним в танце закружилась,
А после в кресло опустилась,
Дитя в объятья заключив,
Попытку к бегству пресекая
И поцелуем награждая,
Его с собою примирив.
Ребенок вроде возмущался,
Однако лаской наслаждался.

           107
Пришла пора в обратный путь,
И Амиран завозмущался.
Стараясь к бабушке прильнуть,
Порой с Эльвирой даже дрался.
Когда ж случался здесь Султан,
То он капризам меру знал.
Султана слово как закон –
Не мог ему перечить он.
Весьма к ребенку благосклонен
Супруг Эльвиры Тамерлан.
Малыш отцом его признал,
И отчим этим был доволен.
Мальчишка с ними в крепкой дружбе,
У всех как младший он «на службе».

           108
Бабуле тапочки несет
И очень сам собой доволен,
Отцу вдруг суп свой отдает,
Заверив всех, что папа болен
И надо б больше есть ему.
Притом, вниманье ко всему
Он проявляет без разбора,
Арбитром лезет в гущу спора,
А завершив свои услуги,
Довольный, руки потирая,
И с облегчением вздыхая,
Он ждет награды за заслуги.
Растет счастливым Амиран.
Такое б детям разных стран!

            109
Москва. Госдума заседает...
Султан в работу весь ушел,
Но он пока еще не знает,
Что консультанту факт сообщен.
Андрей еще довольно молод,
И как услышал – брошен в холод.
Какой-то голос очень грубый,
Вдруг процедил ему сквозь зубы:
«Прими известье... точный факт –
Твой шеф лишился нынче внука,
Нужна теперь его порука,
Что Тамерлан найдет контакт.
Мы в деле промах не дадим...
Ему сейчас же позвоним».

           110
В каком-то страхе консультант
Султану знаки подает,
К нему подходит лейтенант
И прочь от выхода ведет.
Он разъясняет на ходу,
Что можно так попасть в беду.
Вопрос решается в Госдуме,
А депутатов в общей сумме
Едва для кворума хватает.
Им спикер строго наказал,
Чтоб не пустел сегодня зал.
Что консультант о том не знает,
Наш страж порядка не поймет,
Но службе дань он отдает.

           111
Сидевший с краю депутат
Понял тревогу консультанта –
С чего б рушайловский солдат,
Забыв о правилах всех такта,
Не выяснял причин тревоги
И быстро так увел с дороги.
Строчит записку депутат,
Султану просит передать,
А в ней велит он адресату
Пройти поспешно в кабинет:
Случилось что-то – спору нет,
И суть известна консультанту.
Султан метнулся в кабинет:
Здесь ждал его уже конверт.

            112
Своей Зейнап он почерк видит,
В тревоге сердце вдруг забилось.
Ему горянка вот что пишет:
«Беда опять в наш дом явилась.
Снесу ль на сей раз я удар...
Теряю, милый, речи дар.
Удар похлеще прежних ран:
В обед похищен Амиран.
Мне Тамерлан о том звонил,
Сказал, что примет срочно меры,
Дитя не даст во власть химеры.
С Эльвирой рядом быть просил,
А сам он поисками занят,
Уже отряд особый нанят».

            113
Прошло два месяца, но следа
Никто нигде не находил,
И даже признаков не ведал,
Никто, как ждали, не звонил.
Игра была без всяких правил,
Условий им никто не ставил.
Затишье всех с ума сводило,
Безвестность прессом их давила.
Зейнап с Султаном и Эльвирой
Искали тщетно вражий стан,
С ног сбился вовсе Тамерлан,
Но каждый раз он с новой силой
Свой поиск дальше продолжал,
И вскоре кое-что узнал.

           114
Сосед, что ниже этажом,
Сказал ему, как между прочим,
Что здесь мужчина был, пижон,
Хотел узнать, кто будет отчим
Дитя, игравшего в песке,
Но он не думал о беде
И на ребенка указал,
Да плюс ему еще сказал,
Что любят мальчика безумно
И ценят – ой, как высоко,
Не всем такое и дано.
Пижон сказал, что будет дурно,
Когда о встрече кто узнает,
А за молчанье сотню дарит.

           115
Поведал дальше алкоголик,
Что четко видел на руке
Татуировку – слово «Толик» –
И шрам глубокий на щеке,
Что он вернулся через сутки
На белой новенькой маршрутке.
Чтоб малыша к себе сманить,
Просил за няней проследить.
Обедать было еще рано,
Малыш молчком в песке играл,
Пьянчуга няню отвлекал,
А тот похитил Амирана.
Тут стало ясно Тамерлану,
Кто им нанес такую рану.

            116
Кто точно знал всю обстановку,
Кто хочет выкуп получить,
Кто с ранних лет имел сноровку
За счет других безбедно жить.
Пред взором встал из детства двор,
Где рос с ним Толя с кличкой «Вор»,
В общеньи вел себя, как хам,
За что имел глубокий шрам.
Был в вероломстве бесподобен,
Срывал свое где только мог,
Друзьям ни разу не помог
И лип к тому, кто был удобен.
У Тамерлана нет сомнений –
Был Толя злой, но все же «гений».

            117
Коль так, ему не просто будет
Вернуть ребенка своего, –
Всегда в том жадность зверя будит,
Не просто будет взять его,
Но Тамерлан приложит силы.
Конец страданиям Эльвиры
Положит он в короткий срок,
Иначе б в будущем не смог
Себя считать достойным мужем.
Вот только план бы разработать,
В ладоши рано еще хлопать,
Все обернуться может хуже.
Зейнап с Султаном надо звать –
Совет хороший могут дать.

           118
Султан, Зейнап, Эльвира, он
Собрались вместе на квартире.
Вдруг зазвонил их телефон, –
То лучший звук был в этом мире.
Его давно так ждали все –
Считали, с ним конец беде.
Никто добром не поскупится,
Лишь Амирану б возвратиться.
Снимают трубку с рычага,
В нем голос явно был поддельный,
То рабский тон, то князь удельный,
То вдруг, как вылитый Джага.
В итоге голос заявил:
«Коль вам еще ребенок мил,

            119
Готовьте выкуп, только к сроку,
Который будет назван вам,
Но если что, клянусь я Богом, –
Ребенку жить и час не дам.
А номер мой вы не ищите,
Свое согласье сообщите,
Когда я вновь вам позвоню.
Поклон мой, знайте, не рублю –
Должны вы в долларах мне дать.
Я оценил, что стоит он
Один, всего лишь, миллион,
Но только так, чтоб мне не ждать.
Коль медлить станете с оплатой,
То быть за скупость вам с утратой.

           120
Спуститесь вниз и у забора
Кассета нужная лежит,
Согласно нашему закону,
Она весомо подтвердит,
Что нет в условиях обмана
И нет тоски у Амирана.
Он так же весел, без каприз...
Поторопитесь выйти вниз».
Как только замер телефон,
Эльвира бросилась во двор.
Минута лишь и вот забор, –
Кассету вмиг в магнитофон
И взоры все в телеэкран,
А там – родной их Амиран.

            121
Он вправду весел, без забот,
Смеется, ласки принимает,
И что-то ест, наполнив рот,
В суть окруженья не вникает.
Эльвира в слезы, вся в волненьи,
Зейнап подвергла все сомненью –
Спокойным быть не мог ребенок,
Коварный враг здесь слишком тонок.
Фальшивкой явной все считает.
Каким же будет дальше план?
Об этом думает Султан,
Как поступить, пока не знает.
Лишь Тамерлан спокоен с виду, –
Ребенка он не даст в обиду

           122
Преподнесет врагу урок,
Собрать бы данные на Толю.
Ему не нужен их звонок, –
Он внука вызволит на волю.
И вот с полученных страниц
Есть справка точная из ГИЦ1:
«Ковров А.И., родился в Рогун,
И тридцать два ему от роду.
Ковров тот трижды был судим,
Сейчас живет он на Кавказе,
Завскладом значится в райгазе,
Уже давно живет один».
В дорогу тут же Тамерлан –
И держит курс свой на Беслан.

           123
А из Беслана он в столицу
Спешит, минуты не теряя,
Скорей бы в сети эту птицу,
Который, совести не зная,
Посмел так люто издеваться,
Ни с чем по жизни не считаться,
На все и всех ему плевать,
Побольше б только денег взять.
Пред взором – Лысая гора,
Вокруг шумит зеленый лес,
Два друга сели в «Мерседес».
Один другому: «Уж пора
Сюда доставить им Коврова –
Работа эта ведь не нова».
1 ГИЦ – государственный информационный центр

             124
Вот едет «УАЗ», за ним «девятка»,
По два выходят из машин.
Один из них: «Прошло все гладко,
Пока его не тормошим.
Он сам расскажет по порядку,
Играть не станет с нами в прятки,
А то, что он причастен – факт.
Молчать коль станет, значит «акт»
С ним провести необходимо.
Когда ж нам выложит, что надо,
То тут же мы такого гада
В расход, и так, чтоб пуля мимо
Никак пройти бы не могла, –
Сберечь все в тайне помогла».

             125
Однако после всех расспросов
Ковров легко всем доказал,
Что сам оставлен бандой с носом,
Но факт причастности признал.
Сказал, что ими был он нанят,
Хоть не надеется на память,
Готов он всех их опознать.
Коль встретит, сможет указать,
Во всем охотно он поможет.
Ковров готов искать и сам,
Чтоб мести не избежать врагам,
Он клялся вновь, что им поможет.
Змеей в ногах у всех скользил,
Помедлить с карою просил.

            126
Мол, все бандиты из столицы
На Тамерлана вышли сами.
Восторгу не было границы,
Когда доход его узнали.
Искали близких и знакомых,
По детству всех друзей дворовых.
По службе, где и с кем общался,
Какой дорогой возвращался.
Сперва нашли координаты,
Кого и где в родных имеет,
К кому и как в сердцах радеет,
Где расположены пенаты.
И после длительных трудов,
Нашелся он – А.И. Ковров.

            127
«Контракт» с ним быстро заключили,
В Москву он завтра же уедет,
Часть денег тут же заплатили,
Другую часть, коль уцелеет, –
В Москве, чтоб жил он не впустую,
Дитя б привез на Кольцевую,
Да так, чтоб не было следа –
Остаток денег лишь тогда.
И он все выполнил отлично.
Ребенка вывез он на МКАД –
Бандит встречавший очень рад –
Вел Амиран себя прилично.
К бандиту в джип он пересел,
По просьбе песню даже спел.

            128
Когда ж сообщникам напомнил,
Что хорошо бы рассчитаться,
Бандит в ответ: «Дурак, запомни!
Не стану ж я с тобою драться,
Но если где-то ты всплывешь,
То знай, немедленно умрешь.
Мы слов на ветер не бросаем
И с сей поры тебя не знаем.
Ступай же прочь, покуда цел,
А если счет решишь свести,
То головы уж не снести...
Молись судьбе, то – твой удел!»
Мотор запущен, джип скользнул,
И на Каширку повернул.

            129
Но вот звонок звенит вторично
И тот же голос: «Мы считаем,
Вы поступили неприлично.
Сегодня все мы точно знаем,
Что «Вор» лишь выполнил свое,
Он рад бы нас втоптать в дерьмо,
Но мы не так уж и наивны, –
Все планы наши слишком дивны
И в жизнь их все же претворим.
Давно следим уже за вами,
Платить придется вам деньгами,
В последний раз вам говорим, –
Дитя вернуть хотите в дом –
Отдайте ровно миллион.

           130
Хотите знать, как нам отдать
Несчастный этот миллион?
На стенке номер написать,
Который вставлен в телефон.
А телефон у Тамерлана.
Мы позвоним вам утром рано,
Но так, чтоб деньги все при нем, –
К нему подъедем мы втроем.
Один из трех – ваш Амиран,
Когда заплатит так, как надо,
Эльвира будет очень рада,
А мы пойдем все в ресторан...
И денег ваших не убудет –
Их Тамерлан еще добудет.

           131
Вы подскажите Тамерлану –
Ковров нам больше не задача,
Согласно собственному плану
От нас зависит вся удача.
Нельзя вам медлить и на час,
Так будет лучше и для вас.
Скорей свой номер нам скажите
И Тамерлана в дом зовите.
Шутить, вам сказано, не будем,
Совет вам наш – не поскупиться,
Малейший торг и все решится,
И в миг один мы вас забудем.
Таких, как вы, полным полно.
Чьи деньги взять – не все ль равно?»
 
            132
И вновь все четверо собрались,
Султан весь скарб свой предложил.
Супруги тихо пошептались,
И Тамерлан вдруг заявил:
«Вся сумма есть, ее не жалко,
Но я б хотел, чтоб было жарко
Всем этим жалким отморозкам,
Чтоб мог предать их лично розгам,
Клеймить позором навсегда,
Чтоб их нещадно искалечить,
А врач всю жизнь пускай их лечит –
Я б успокоился тогда.
Султан во всем, я вижу, прав:
У них у всех звериный нрав.

            133
Пока увлекся я Кавказом,
Узнал о горе компаньон
И, не моргнувши даже глазом,
Принес Эльвире миллион.
Придется деньги им отдать,
Чтоб Амирана нам забрать.
Потом тех нелюдей добудем,
Жестокость их мы не забудем».
Когда ж сигнал был новый дан,
И вновь в квартире звон раздался,
Никто уже не испугался,
А трубку поднял Тамерлан.
«Послушай, друг мой, до моста
Доедешь ночью без «хвоста».

            134
Да только мост тот – на Кавказе,
Лети туда опять немедля.
Шутить нельзя ни в коем разе...
На все тебе – одна неделя.
И не забудь свой телефон, –
Тебе понадобится он.
Когда покинешь самолет,
К тебе посланец подойдет.
Он скажет точно, как и где
С тобой мы встретиться должны,
И коль глаза тебе нужны,
Не подвергай себя беде.
Посланник должен к нам вернуться –
Не смей к нему и прикоснуться».

            135
Султан, прослушав разговор,
Подвох в нем явный усмотрел:
«Не может так подобный вор
Пойти под град смертельных стрел.
Он знает точно, на кону
Игра на карту, но не ту,
С которой проигрыш возможен.
Не вынем мы кинжал из ножен!
Пускай подходят, кто угодно,
Пусть скажут все, что захотят,
И за слепых сочтут котят –
Видать им это так удобно.
Мы сообщим о том в ОМОН.
И в порт пошлет депешу он.

           136
А там на месте проследят,
Кто послан ими как сообщник,
Пусть поступают, как хотят,
Но ты им в слежке – не помощник.
И сделай вид, что ты один,
Ничем себя не выдай им.
Спокойно делай, что прикажут,
Когда ж тебе дитя покажут.
Ты все же денег не давай.
Их надо загодя припрятать,
Чтоб горько нам потом не плакать –
Они коварны, это знай.
Когда ж надежно сына спрячешь,
Тогда лишь им на клад укажешь.

           137
Я знаю, друг мой Тамерлан,
Пусть будет поздно или рано,
Вздохнем опять от этих ран,
Когда вернем мы Амирана».
Костюм солидный, галстук, шляпа,
И есть комплект при нем для кляпа.
В порту подходит к Тамерлану
И говорит: «Мешать не стану.
Тебя ждет, верно, легковушка,
Но прежде чем в нее ты сядешь,
Мне, не лукавя, точно скажешь,
Что не грозит мне здесь ловушка.
И если что-то, твердо знай –
Ребенку скажем мы «прощай».

           138
«Возможно, сами насорили,
Но был когда еще в Москве,
Неплохо нас предупредили,
Чтоб мы не портили тебе
Плоды всей миссии твоей.
Подозревать меня не смей,
А если что с тобой случится,
Причин не вижу я смутиться, –
Моя чиста при этом совесть.
Не враг я собственному сыну,
Малейший промах – с вами сгину.
Давай же, друг, о чем же повесть,
Что делать должен я для вас,
Каков патрона был указ?»

           139
«Поехать надобно в Ардон,
Должны тебя там отыскать.
Держи включенным телефон,
Чтоб мог патрон тебе сказать,
К кому идти потом с деньгами.
Доволен, брат, ты будешь нами».
Разинув рот, как бы зевнув,
Налево резко повернув,
Сообщник двинул к «Жигулям».
Какой-то миг – и он исчез,
А Тамерлан в карман полез,
Зачем, не знал того и сам.
Бандитский он минул кордон,
Теперь взял курс свой на Ардон.

           140
Едва-едва рассвет занялся,
Еще в постели Тамерлан –
Сигнал на сотовом раздался...
Знакомый голос он узнал:
«В Бекан пойдешь сейчас пешком,
Увидишь с краю ветхий дом,
За ним «УАЗ» стоит готовый,
Исправный он, хотя не новый.
На трассу ты не выезжай.
За домом – узкая дорога,
По ней поедешь от порога
До Мостиздаха, в самый край.
Свой телефон включи в режим,
Тебе и нам удобно с ним.

           141
Ты на краю увидишь мост.
Минув его, остановись.
Невдалеке есть старый пост,
Туда войди и не ленись
В нем сумму полную оставить,
Чтоб мы могли дитя доставить
В то место, что укажешь ты,
На том закрутим все кранты».
«Нет оснований верить вам,
Сначала б сына мне отдать,
Чтоб твердо это мог я знать,
Тогда и деньги все отдам.
У вас гарантии ведь есть:
Коль обману – наступит месть.

            142
Приехав к вам, я в вашей воле,
Легко меня вам наказать,
Сомнений нет, вы все при доле,
Нет риска малыша отдать.
Все деньги я захоронил,
От всех то место утаил,
Когда мне скажут: дома он,
То покажу, где миллион,
Пока же останусь в вашей власти
До той поры, когда мой клад
Настроит вас на нужный лад,
Потом живите все вы в сласти...»
«Коль скоро так, тогда пардон,
Мы позвоним тебе в Ардон».

            143
Другой сюрприз героя ждал
Как только он в подъезд вошел:
Малыш, запыхавшись, догнал,
Конверт сует: «Вот я нашел
Письмо под вашими дверями,
Берите и читайте сами...
Мне дядя дал два «чупа-чупса»
И отказаться было глупо.
Просил сказать, что я нашел,
А сам мне в руки дал конверт
И пару этих вот конфет,
Пожал мне руку и ушел».
Машинописный текст посланья
Читал герой наш без желанья.

            144
«Послушай, друг наш, твой завод
По всей Москве имеет славу,
И пашет он шестой уж год,
Готовя нам питье, приправы...
Подумай сам, какой доход
В карман бездонный твой течет.
И стоит ли на нас сердиться,
Не лучше просто поделиться
Затем, чтоб пасынка забрать.
Кента покойного жена
Тобой довольна бы была...
Не приходилось всем вам лгать:
Как только в небо ты поднялся,
Султан стремглав в ОМОН помчался

            145
А из Москвы ту шифрограмму
Нам передали телетайпом.
Прошу поверить, врать не стану –
Менты продали всех вас залпом.
Сообщник наш был взят формально
И заявил им официально,
Что нанят был он незнакомцем,
Тот дал зеленых шесть червонцев,
Но знать не знает пассажира.
Заказчик также незнакомый
И платой в долларах влекомый
Он сделал все, но не от жира –
Работу, дескать, не найдет,
С любым согласен, кто наймет».

            146
Присел на кресло Тамерлан,
Свое бессилие признав,
Как зверь подбитый застонал,
В кулак до боли пальцы сжав.
Вдруг стук раздался неприятный,
Открылась дверь, мужчина статный
Вошел в квартиру и сказал:
«Я мимо вас тут проезжал,
Наслышан... Дело непростое.
Как подполковник МВД,
Хочу помочь найти следы –
Своим считаю ваше горе.
Мобилизую всех в отделе,
Я рядом с вами в этом деле».

            147
Окинув гостя мрачным взглядом,
Герой лицо все исказил,
Как будто выпил чарку с ядом,
И вдруг с сарказмом он спросил:
«С чего бы, друг, с такой заботой,
Иль не загружены работой,
Которой мало, стало быть,
Чтоб денег больше вам добыть?
Глупец лишь может не понять –
Приход ко мне ваш неслучайный
И шаг такой, увы, нахальный.
Вам просто надо разузнать,
Что я намерен дальше делать
И планы все мои разведать.

             148
Вы, сердобольный подполковник,
Скажите, как вас понимать,
Закона ль твердый вы поклонник,
Или привыкший воровать?
А если просто страж порядка,
Тогда с чего живете гладко?
Зарплата ваша, скажем, – пять,
Так как прикажете понять:
Костюм и туфли, галстук, шляпа –
За все же платит ваш клиент,
В «Седьмой» бежите «Континент», –
Там все для важного сатрапа.
Костюм там ваш, но не за пять,
За десять могут лишь продать.

            149
Взгляните-ка сюда, в окно –
Мой «шестисотый Мерседес»,
А рядом ваше же авто,
Такое точно. Ведь чудес,
Мы знаем, в жизни не бывает –
И это точно каждый знает.
На подполковничью зарплату,
В два этажа не купишь хату.
Вы ж умудрились и купили,
Легко воспользовавшись тем,
Что в государстве беспредел,
И вас еще не приструнили...
Ведь вы по горло грязный весь,
А демонстрируете спесь!

            150
Но сила ваша нынче в том,
Что всех вы держите в руках,
И вольность если с языком,
Того ввергаете вы в крах.
Расправы ждать и не придется –
Беда к нему тотчас ворвется.
В глаза вам правду не сказать,
И вы себя вписали в знать,
Но если правду всю как есть
Раскрыть бы в точности народу,
Метлой поганой всю породу
С лица земли он мог бы сместь.
Но санитарный близок час –
Очистим общество от вас!
      
           151
Я верю, что придет пора,
Со всеми вами разберутся,
И всех мздоимцев со двора
Прогонят так, чтоб не вернуться
Им вновь в здоровую семью,
Чтоб впредь могли за честь свою
Во всем достойно постоять,
И гласу совести внимать.
Я повторю: ты грязный весь,
Неужто этого не видно?!
Скажу еще раз: мне обидно,
Что демонстрируете спесь.
А ваша жизнь одна монета.
Да впрочем всем известно это!
«А вы такой же вор, как все,
И видеть вас противно мне».
На этом дверь он отворил
И гостя выйти попросил.

            152
Теперь ступай своей дорогой,
Скажи всем тем, кто ждет ответа,
Что не поспел ко мне с подмогой.
Для Тамерлана нет секрета,
Что вы такой же вор, как все,
И видеть вас противно мне».
На этом дверь он отворил
И гостя выйти попросил.
Багровый, пятнами покрывшись,
Гость будто статуя стоял,
Не сразу даже просьбе внял.
В конце концов за дверью скрывшись,
Спустился вниз и у порога
Стоял еще он долго-долго.

            153
Вот наконец на пятый день
В лес Тамерлан был приглашен
Туда, где был от дуба пень,
И там вердикт был оглашен:
«Чтоб избежать нам всяких бед,
Мы за тобой прошли во след.
Тебе мы верим в этот раз,
Не подвергай сомненью нас.
Сейчас последует сообщенье,
Но с места сдвинуться не смей,
Садись на землю, там под ней
На случай вложено мной мщенье.
Захочешь вдруг уйти от платы,
То не видать родной уж хаты».

           154
И Тамерлан сидит у пня,
Весь одержимый жаждой мести.
И вот, уж наисходе дня,
Пришло желанное известье:
«Всего лишь час тому назад
Нам позвонил домой Азат.
Он Амирана нам привез,
Мы рады все, притом до слез.
Скорей бы ехал ты сюда,
Чтоб было полным наше счастье,
Нас стороной прошло ненастье,
Хотя прошло не без труда.
Эльвира рада больше всех,
Что труд твой дал такой успех».

             155
Как только связь с Москвой прервал,
В буквальном смысле – в тот же миг
Вновь телефон звонком позвал:
«Желанной цели ты достиг,
Теперь давай начнем делиться,
Чтоб впредь не ссориться – мириться.
Хотели б точно мы узнать,
Как деньги думаешь отдать».
«Я спрятал их за Цмти,
Они на кладбище лежат,
прошу туда пусть поспешат.
Мой сверток там легко найти,
Там с краю свежий холм и крест –
Для тайника нет лучших мест.

           156
«Мы знаем то, что ты не глуп
И дурью маяться не станешь.
За пнем в траве лежит тулуп,
Его надень, коль пожелаешь.
В игре не может быть подвоха,
Иначе жизнь закончишь плохо.
Из Цмти вернемся скоро,
Тебя мы держим в поле взора.
Когда ж во всем мы убедимся:
На месте будут руб к рублю,
Решим тогда судьбу твою,
Когда сюда мы возвратимся.
Сейчас тулуп наш натяни,
Молись Всевышнему и жди».

            157
Тут Тамерлан вздохнул свободно –
Пускай берут свой миллион.
О, как хотел бы всенародно
Сказать, что выловил их он!
Прошло еще часа четыре,
Ночь власть держала в этом мире,
Клонилась медленно к утру,
И наш герой у пня уснул.
Сигнал раздался долгожданный,
Знакомый голос, только свой:
«Здорово, Тамик, мы с тобой,
В руках у нас бандюга жадный,
Еще четыре вместе с ним...
Мы от тебя в версте стоим.

            158
Ты оставайся там на месте,
Лежит взрывчатка под тобой,
Не торопись из чувства мести,
Храним ты Богом и судьбой.
Сейчас мы технику добудем,
С взрывчаткой связь твою разрубим.
Готовь к бандитам свой вопрос,
Чтоб учинить достойный спрос».
Ночь победив, пришел рассвет,
Лес пробудился ото сна...
Поляна здесь, на ней сосна,
Других деревьев возле нет.
Стоят три парня под сосной,
Теперь довольные собой.

           159
Связь Тамерлана и отряда
Досель была не телефоном, –
Всего лишь знак один им надо,
И дело шло уж полным ходом.
Избрав заранье Цмти,
Ребята все туда пришли.
Под крест все доллары зарыли
И долго там в засаде были.
Здесь два бандита в караул,
Втроем пошли на Цмти,
Желая выкуп свой найти
И уложить его в баул.
Из-под креста забрали клад
И тут же двинулись назад.
Поляна здесь, на ней сосна,
Других деревьев возле нет.
Стоят три парня под сосной,
Теперь довольные собой.

            160
Отряд пошел за ними следом,
Чтоб под сосной, на той поляне,
Конец пошел всем этим бедам.
Пока бандиты куш считали,
Пока на доли все делили,
Опасность все же проследили,
Никак поверить не могли,
Что Тамерлана провели.
Затем возник меж ними спор,
Как поступить им с Тамерланом.
Один вдруг поделился планом,
Чтоб расстрелять его в упор:
Кого-то знает он в лицо –
Взять может этим их в кольцо.

            161
Здесь схватку быстро завершили,
Бандитов всех сумев связать,
Хоть было их всего четыре,
Урок смогли все ж преподать.
Шнур от взрывчатки обезвредив,
Серьезно технику проверив,
Всем подтянув веревки туго,
К заложнику послали друга.
И вот собрались пять на пять,
Друзья его как на подбор.
В другой пятерке – каждый вор,
И им приходится лежать.
Все диву дивному отдались,
Узнав, кто воры оказались.

            162
Вот первый Толя – уголовник,
Который клялся под горой.
Второй... О, диво! Подполковник,
Кто так был «удручен» бедой.
А вот знакомый из порта –
Уж явно выправка не та.
Глаза как прежде хоть блестели,
Но слезы сдерживал он еле.
Четвертый выдал весь секрет,
Как только голос свой подал,
Вмиг Тамерлан его узнал:
Ведь это был их абонент.
Еще вчера такой спесивый,
Теперь лежал в грязи бессильный.

            163
А пятый был всем неизвестный,
Моложе явно Тамерлана.
Его кудрявый чуб чудесный
В крови. На лбу зияла рана.
Вот в лес приехала «Газель»,
Всех пятерых через Гизель1
На ней отправили в столицу,
Чтоб сдать, как пойманную птицу,
Тем, кто на страже день и ночь,
За нас кто должен был стоять
И злым в обиду не давать,
Готов всегда в беде помочь,
Покой и труд кто защищает
И по заслугам злых карает.
1 Гизель – населенный пункт в Северной Осетии.

            164
Всех пятерых позвали вместе,
Чтоб рассказали все как было.
Допросов в сумме сто иль двести,
От них у всех уж сердце ныло.
Пять адвокатов тут как тут,
Все козни хитрые плетут,
И факты стали отрицать,
Клиентов лишь бы оправдать.
Кудрявый парень был отпущен,
Мол, он не так уж виноват –
Другие больше во сто крат,
И будет следствию так лучше.
Отец за сына хлопотал,
В верхах который пребывал.

            165
И вновь течет все прежним ходом.
Семья вся в сборе, как и прежде,
Довольны жизнью и доходом,
Шли дни на лучшее в надежде,
Но даже месяц не прошел,
Как вдруг мужчина к ним пришел.
Была в квартире лишь Эльвира:
«Прошу входите» – «Очень мило».
Мужчина, лет за шестьдесят,
Вошел и сразу же опешил,
Своим глазам никак не верил
И стал он жадно созерцать
Вокруг один антиквариат –
На вкус любой был вариант.

           166
И в шоке был он от восторга.
Но, приглашенье получив,
Эльвире ждать пришлось недолго –
Он обувь комнатной сменив,
Уселся тут же на диван.
Вошел в тот миг и Тамерлан,
Хоть раньше гостя не видал,
Отца, однако, в нем признал.
В какой-то миг сын растерялся,
Как повести себя, не знал,
Но руку все-таки подал.
Ребенком он с отцом расстался,
То, что обидчик, это точно,
Зачем пришел – узнать бы срочно.

           167
Едва формальности исполнив,
К столу он гостя пригласил
И разговор как бы продолжив,
Он первым с ним заговорил:
«Что привело тебя ко мне,
Как оказался ты в Москве?»
«Прослышал, пасынок похищен,
Но не его в Москве мы ищем.
Известно мне – его нашли,
Ведь был среди воров твой брат,
(Я знаю, ты тому не рад),
Но все ж бумагу напиши.
Не знал, что пасынок он твой,
Сын недоволен сам собой.

           168
Тебе б ему сейчас помочь,
Я был бы очень благодарен.
Сегодня день мне словно ночь
И я случившимся подавлен.
Вы с ним одной и той же крови,
Разбиты лоб его и брови.
Твои друзья его избили,
В том, что не делал, обвинили.
Затем связали, как овцу,
Везли в столицу, как скотину,
Ну, каково?! Он лучше б сгинул,
И что мне делать как отцу?
Юрист я сам для всех известный,
В любом вопросе был я честным.

            169
Нет доказательств веских в деле,
Тебя что делать научу.
Легко с тобой, мой сын, сумели б
Спасти его, как я хочу...»
Здесь Тамерлан прервал отца:
«Спасти ты хочешь подлеца,
Который знал, кто я такой.
Хотел карман наполнить свой.
Так лучше б он пришел ко мне.
И, подчиняясь гласу крови,
Хотя не чувствовал любви,
Ему б дал денег и тебе.
Теперь меня прошу простить –
Преступник должен заплатить.

           170
Эльвира знала брата с детства:
Такой же мерзкий, как и ты.
О том, что дам вам рядом место,
Ты знай – несбыточны мечты.
Пускай твой сын меня забудет.
О том, что он наказан будет,
Даю гарантию на сто.
Любить его, поверь, не то,
Его простить я не сумею,
Цени ответ мой, как захочешь,
Что ты со мной поделать можешь?
Во всем перечить вам посмею,
Коль сына выкупить удастся –
Начну с тобой за правду драться.

           171
Всю жизнь прожил ты налегке,
Свое ценил всего превыше,
Есть то, что не известно мне –
Горд тем, что ты любого выше,
Давал ты срок, но максимальный,
А с посетителем нахальный.
Ходил за юбкой, думал – тайно,
А слыл гулякой неслучайно.
Мне ясны все твои повадки,
И ясно все не только мне –
Твои проделки знают все.
Нам видно всем, что ты не гладкий,
А если думаешь иначе,
Мне будет все равно тем паче.

           172
Мне говоришь, что ты юрист,
И что известный всем и всюду?
Ты изгнан был как аферист,
Вдаваться в дебри я не буду.
Тебя, «маститого юриста»,
В тюрьме держали дней так триста,
За то, что взятки брал у всех,
И заключен был в том успех,
Что прокурор, увы, ошибся.
Случайно вновь был на свободе,
Тебе бы радоваться вроде,
А ты позорно с ним судился.
Ваш спор в другом был регионе,
Ты проиграл и был в позоре.

           173
Мне говоришь, что будто честный
И входишь в высшую ты лигу?
Когда-то наш издатель местный
Издал твою большую книгу.
Но гонорар свой ты проел –
С детьми делиться не хотел.
Когда ж тебя закон прижал,
Галопом к маме прибежал.
Валялся у нее в ногах,
Просил сказать, что получила,
Молил в слезах, чтобы простила,
Иначе ты потерпишь крах:
С работы могут ведь убрать.
Быть главным – это благодать.

           174
Ты ж не забыл в столице бунт?
В те дни ты с гриппом и сопливый,
Не посчитал за лишний труд
Исполнить то, что шеф строптивый
Тебе со страха приказал:
Престол лишь свой он сохранял.
А ты судить больного взялся,
В суть дела даже не вдавался.
Решил, чтоб шефу угодить,
Все факты в деле перепутать,
О совести забыл и думать –
К десяти годам приговорить.
Тот, кто тобой был осужден,
Больным душевно был рожден.

           175
Тогда ты жил с другой женой,
И бесконечно был ей рад,
А мать, беременная мной,
И на руках годичный брат.
Растила в трудностях нас с братом,
Но все же стала кандидатом.
Уйдя, пророчил ей провал,
Ты просто плохо маму знал.
Со мной в контакт ты не входил,
Считал меня чужим ребенком.
В своем уме ли, очень тонком,
Такую чушь ты заявил?
Меня сочтешь ты за Иуду,
Но брата я спасать не буду!

           176
В лесу его я не узнал,
Видать, на мать свою похож,
Войдя сюда, тебя признал –
Одно лицо у нас. И что ж,
К чему меня обяжет это?
С того не делаю секрета,
А признавать я вас не стану,
Уж лучше в бездну тут же кану.
Я мамой так воспитан с детства,
Чтобы обиды возмещать,
Нельзя и брату их прощать,
И не жалеть на это средства.
На этом кончим разговор –
Твой сын – не брат мне, просто вор».

           177
Султан сдал номер. Наконец,
Дана им в Митино квартира,
Этаж последний, под венец –
Видна отсюда прелесть мира.
Москва родная – на ладони,
Высотки на небесном фоне.
Стоят гиганты величаво,
А вон и Кремль виден справа.
Вот телебашня перед взором,
Она еще чуть-чуть дымит,
О разгильдяйстве говорит
И долго будет нам укором...
Ремонта требует квартира.
И стариков зовет Эльвира

           178
Пожить на время вместе с ними.
Пока они уладят быт,
У Тамерлана хватит силы –
Султан не будет им забыт.
Квартиру их благоустроит,
Самим вмешаться не позволит,
Заплатит он любую сумму,
Чтоб мог отсюда ездить в Думу.
Тут подвернулся вдруг сосед, –
Он съехать в Митино согласен,
Хоть замысел его не ясен.
Во избежанье всяких бед
Оформлен быстро был обмен, –
Семья в одну слилась совсем.

           179
Едва-едва начнется век
И вновь в столице властолюбцы
Нам ко всему добавят бед,
Сожмут всем горло в плоскогубцы.
Пойдет по швам опять бюджет
И жизни уровень на нет
Сведет, нисколько не стесняясь,
Бесстыдно к власти пробиваясь,
Прослойка местных олигархов.
И кто-то станет президентом,
И тут же он одним моментом
Вберет в себя черты монархов.
Какому Богу б помолиться,
Чтоб выбор верным мог случиться?

           180
До года нового осталось
Всего лишь несколько часов,
Век с тысячелетием кончались,
И двадцать первый век готов
Начать свой новый долгий путь,
Чтоб мы могли бы в нем вздохнуть
И от войны, и от интриги,
Чтоб навсегда бы в нем погибли
Раздор и ссора, ложь и подлость,
Чтоб шар земной зажить мог дружно,
И это всем нам очень нужно.
Чтоб, наконец, проснулась гордость,
Друг друга равными считали
И потрясений век не знали.

           181
Такого праздника не помнят
Ни Тамерлан и ни Эльвира,
А Амиран вполне находит
У елки прелесть всего мира.
Султан с Зейнап довольны тоже,
В таком кругу впервые, может,
Они встречают Новый год.
«Зейнап, смотри, как внук наш горд,
Он разговор ведет серьезный
С зайчонком, что сидит под елкой.
Ежа, что колется иголкой,
Журит, и вид, смотри-ка, грозный.
Зейнап в восторге от кумира:
«Вот если б так всем детям мира!»
И вот последняя минута,
И вновь родной наш гимн звучит,
У всех шампанское налито,
Семья счастливая стоит.

            182
И вот последняя минута,
И вновь родной наш гимн звучит,
У всех шампанское налито,
Семья счастливая стоит.
Звучит мелодия простая,
И в то же время всем родная.
Еще секунда... Век двадцатый,
Столь потрясеньями богатый,
Ушел в историю покорно.
А новый век в свои владенья
Пришел в наш мир без промедленья –
Вот на часах двенадцать ровно.
Друзья, друг другу улыбнемся,
Счастливой жизни всем добьемся.

           183
Пора расстаться мне и вам,
Я все поведал о героях,
Вниманье и другим делам
Я уделю, с судьбой не споря.
Как дальше сложится судьба,
Какая доля им дана –
Расскажет нам лишь век текущий.
И может, Бог наш всемогущий
Наш разум все же просветит,
А люди в суть всех зол проникнут,
Друг другу вред чинить отвыкнут,
Чтоб распри разом прекратить.
А что пришедший век сулит –
О том нам рано говорить.

           184
На этом я поставил точку.
И должен вам сказать, друзья,
Что о героях даже строчку
Никак писать пока нельзя.
Конец, казалось бы, счастливый,
Но будем мы не так наивны,
И знаем, кто такой Султан, –
Ему покой судьбой не дан.
Зейнап такая ж, как супруг, –
Любое счастье не по ней,
Когда не все в том счастье с ней
И есть несчастные вокруг...
Друзья, спасибо за терпенье,
Что вы прочли мое творенье.

Октябрь 2000 – май 2001 гг.,
Владикавказ – Беслан