Баратынский осушил сосуд со своим любимым напитком. После этого начал снова методично с лицом мастера наполнять его. Снова выпив содержимое кружки, старший советник юстиции изрёк:
— Ты что несешь, Ломоносов?
— Повторяю: я подозреваю своего отца в убийстве, — ответил Дмитрий. — Следователи ещё не знают о его возможной причастности. Конечно, я не совсем понимаю его мотивы, но если ему предъявят обвинение или начнут допрашивать, то любой другой будет задавлен его авторитетом.
— Ах вот оно что, — со специфическим звуком ударил себя по лбу Баратынский. — Я уж думал отмазать его хочешь, а ты наоборот, — в тюрьму его упрятать собрался.
— Можно сказать и так. Конечно, мои догадки могут быть ошибочны, но всё равно я займусь этим делом, хотите вы или нет, — Ломоносов поправил очки и посмотрел на своего начальника решительным взглядом. Баратынский в ответ на это и бровью не повёл.
— Поступай как знаешь…
Дмитрий развернулся и оставил начальника в одиночестве. Он вновь вышел из здания прокуратуры и, бросив взгляд в сторону дома напротив, увидел, как полиция забирает Полину Лаврову. Ломоносов пересекся с ней взглядами, глаза подозреваемой не выражали никаких эмоций: ни страха, ни досады, ни печали. Очевидно, следователи не соизволили изучить телефон жертвы и обнаружить странное обстоятельство: зачем убитый звонил отцу прокурора в час своей смерти? У них была назначена встреча, во время которой и было совершено убийство? Или же Качалов, почувствовав опасность, решил получить полуночную юридическую консультацию? А может и вовсе просто ошибся номером? Нет, этот вариант Ломоносов отбросил сразу: номер был добавлен в телефонную книгу под именем «Вячеслав Михайлович Универ». Дмитрий понял, куда ему стоит направиться, и двинулся в сторону местного филиала Российского Государственного Университета Правосудия — там его отец работал преподавателем уголовного процесса.
Вячеслав Михайлович Ломоносов в своё время был судьёй, причем разбирать ему приходилось довольно громкие и сложные дела. Спустя долгих двадцать лет нервной работы на этой должности, он решил оставить свою высокооплачиваемую работу и предпочёл заняться преподавательской деятельностью. Старик сильно смягчил свой нрав после ухода из области отправления правосудия, но хватку не растерял — процесс сдачи экзамена по его предмету подозрительно сильно напоминал допрос. Хорошо, что не с пристрастием…
Ломоносов проходил через пустующие дворы. Из открытого окна одной из квартир было слышно, как кто-то насилует пианино. Прокурор почувствовал себя персонажем низкобюджетного артхаусного фильма. За углом одного из домов виднелось здание университета. Ломоносов остановился, собрался с мыслями, дослушал симфонию безумия, что играл начинающий пианист, и продолжил свой путь. Он открыл дверь здания и вошёл. Сначала Дмитрия остановили на вахте, но, увидев удостоверение, пропустили. Ломоносов прошёл дальше с видом победителя. Окинув взглядом расписание, прокурор начал подниматься к аудитории. Ломоносов остановился перед дверью и задумался — стоит ли прерывать процесс обучения. Студенты его отца тянутся к знаниям, а он тут со своими допросами… Но рано или поздно причастность заметит Следственный Комитет, и бывший судья при помощи своего — «Да вы знаете, кто я такой?!» — навсегда отведет от себя подозрения. Нужно допросить его первым.
Постучавшись, он открыл дверь.
— Извините, у вас не будет минутки? — тут Дмитрий понял, что минутка будет. Его отец сидел за ноутбуком и смотрел какой-то фильм, поедая бутерброд и поглаживая седую эспаньолку. Больше в аудитории никого не было.
— Неужели ты решил вспомнить про своего старика, — улыбаясь в 32 зуба сказал преподаватель. — Не звонишь, не навещаешь…
— Работы много… — Дмитрий осмотрел пустую аудиторию. — Где студенты?
— А, эти… я их отпустил, — разжёвывая бутерброд ответил Вячеслав. — Мешали мне сериалом наслаждаться… Смотрел «Железного вора 2»? — он кивнул в сторону ноутбука.
— Прекрати этот цирк, я по делу.
— Понял, располагайся, свободных мест много, как видишь, — улыбнулся старик. Дмитрий занял один и стульев, достал записную книжку и ручку.
— Виктор Качалов у тебя обучается? — спросил он.
— Да, — поморщившись, ответил отец. — Натворил что-то? Я ему не мамка, знаешь ли…
— Притормози. Говорил ли ты с ним по телефону в последние сутки? -продолжил Дмитрий.
— Я то говорил, а он нет, — после этих слов прокурор оторвал взгляд от книжки и вопросительно посмотрел на отца.
— И?
— Ну я спал уже, как он позвонил, — сказал Вячеслав. — Я спрашиваю, мол, что ему надо, а в ответ тишина. У шутник… Я сказал ему, что за такие шуточки на очередной пересдаче его завалю!
— То есть в период с часа до двух ночи ты находился дома? — спросил прокурор. Вячеслав Михайлович, всё это время краем глаза смотревший «Железного вора 2», соблаговолил поставить видео на паузу. Он дожевал бутерброд, снял очки и переменился в лице. Вячеслав посмотрел на сына взглядом, каким смотрел в своё время на подозрительных личностей во время дачи показаний.
— Димок, ты чего это, меня в убийстве обвинять собрался? — тихо спросил он.
— Я ничего не говорил об убийстве, — сказал Дмитрий. — Думаю, это говорит о многом…
Отец посмотрел на своего сына и постучал пальцем по виску.
— Твоя привычка делать преждевременные выводы когда-нибудь сыграет с тобой злую шутку, — нахмурившись начал Вячеслав Михайлович. — Не нужно быть убийцей, чтобы догадаться зачем ко мне приходит прокурор и спрашивает, что я делал прошлой ночью!
— Отвечай на мой вопрос, — этой ночью с часу до двух ты находился дома? — не унимался Ломоносов.
— Да, — кратко ответил бывший судья.
— Кто это может подтвердить? — продолжал Дмитрий.
— Ты и сам знаешь, что никто — я живу один, это не делает меня убийцей.
— Тем не менее, — начал прокурор. — Погибший не просто так сделал тебе звонок в час своей смерти, — я не могу отрицать твою причастность…
— Я уже сказал, — перебил его отец. — Качалов позвонил, когда я спал, и он ничего мне не говорил.
— Я не закончил, — Дмитрий с громким звуком закрыл в руке записную книжку. — Очевидно, между вами был конфликт.
— Серьёзно?
— Ты не очень лестно отзываешься об убитом, — прожигая отца взглядом сказал Ломоносов. — Также он часто приходил к тебе на пересдачи. Думаю, ты у него не самым любимым преподавателем был. Где есть разногласия, там есть и мотив.
— Да? И какой же? Мне было настолько лень принимать пересдачи, что я решил облегчить себе работу, убив нелюбимого студента? — с ухмылкой спросил Вячеслав. Дмитрий посмотрел в окно, покрутил ручку, полистал записную книжку и улыбнулся с видом человека, у которого всё это время была тактика, и он её придерживался.
…
— Я не знаю, — сдался прокурор.
— Отлично, — ударил рукой по столу Вячеслав. — Я уже говорил о преждевременных выводах? Прежде чем обвинять отца, найди доказательства, либо пойми, чего от меня хочешь.
— В любом случае, — Дмитрий встал, — ты явишься на судебное заседание в качестве свидетеля.
— Вот именно, — улыбнулся преподаватель. — В качестве свидетеля, а не обвиняемого.
— Увидимся, — отец и сын пожали руки, после чего Дмитрий направился к выходу.
— Не лезь не в своё дело, оставь расследование Следственному Комитету, — сказал ему в спину Вячеслав. Дмитрий ничего не ответил. Покинув высшее учебное заведение, он позвонил сестре.
— Проверь телефон жертвы. Перед смертью Качалов звонил нашему отцу. Не думаю, что он убийца, но что-то скрывает точно. Можешь не благодарить, но я спас вашу шарагу от возможных обвинений и угроз с его стороны. Не забывай держать меня в курсе.
Прокурор положил трубку и, оглянувшись по сторонам, направился к своему месту работы.
***
Ломоносов проскользнул к двери своего кабинета мимо бушующей уборщицы — полноватой тёти Светы, которой крайне не нравились частые походы Дмитрия неизвестно куда. Нет, она не волновалась о нём и не была влюблена — так уж вышло, что Ломоносов любит кататься по только что помытому полу как бабушка по скользкому линолеуму. Цензура не позволит мне сказать, где играло детство у Дмитрия. Между дверью и косяком была вставлена сложенная вчетверо бумага. Открыв кабинет и повесив пальто на вешалку, прокурор проверил погоны на наличие пыли. Ломоносов подошёл к столу — на нём стоял недопитый апельсиновый сок, который моментально очутился внутри Дмитрия. Прокурор развернул бумагу и изучил её — это был отчёт об аресте Полины Лавровой по подозрению в убийстве. Дмитрий считал, что это дело рано завершать, но подпись поставил. Он собирался лично поработать с подозреваемой, прежде чем решить, стоит ли предъявлять ей обвинение. Мужчина развалился в своём кресле, снял очки и зевнул.
Следующие три часа Дмитрий провёл в неведении. Он просил Диану оповещать его о ходе следствия, но никаких новостей не поступало. Прокурор пытался развеять скуку посещением просторов всемирной паутины, изучением нормативно-правовых актов, тренировкой трёхочковых бросков при помощи мусорного ведра и смятых документов от дела о коррупции, и даже чтением жалоб от граждан. Медленно тянувшееся время всё-таки привело стрелки часов к 18.00. Ломоносов неспешно начал собираться домой под звуки хип-хопа, доносившиеся из кабинета Баратынского. Дмитрий остановился и задумался.
Распитие алкоголя и последующее прослушивание ритмичной музыки были настоящей страстью старшего советника юстиции. Тем не менее, никто из подчиненных не укорял Баратынского за такие особенности. «Государственный обвинитель — очень сложная профессия, в первую очередь сложная морально. Прокурорам еженедельно, если не ежедневно, приходится сталкиваться с опасностью, угрозами, давлением, конфликтами интересов. У каждого свои способы абстрагироваться. У каждого свои способы забыть. Баратынскому есть что забыть, но это уже совсем другая история…» — с такими мыслями Ломоносов удалился на потерявшую свое гордое одиночество улицу. Она сменила свой привычный осенний огненно-жёлтый окрас на синеватый. Дмитрий неспеша шёл по улице, вдыхая свежий вечерний воздух. Он изучал идущих навстречу людей. Мог ли быть среди них человек, который знал жертву, который знал, что произошло, или даже тот, кто и совершил преступление? Ломоносова часто одолевало ощущение, будто рядом ходят одни убийцы и подставные свидетели стороны защиты. Очевидно, последствие работы с преступниками и постепенного сужения круга людей, которым он мог доверять. Дмитрия посетило секундное желание позвонить ей. Она умела доверять людям и, наверное, нуждалась в поддержке. Делать этого он, конечно, не стал.
Вернувшись в свою одинокую двухкомнатную квартиру, Ломоносов оставил за дверью все мысли о работе. Он закрыл все шторы в доме, принял ванную, переоделся в домашнюю одежду и занялся своим любимым занятием, своим способом абстрагироваться — чтением книг Эрла Стенли Гарднера. В очередной раз улыбнувшись тому, насколько Гамильтон Бергер неадекватен и некомпетентен, Дмитрий посмотрел на часы — уже за полночь. Он отправился спать.
Ломоносова разбудил настойчивый стук в дверь. С трудом открыв глаза, он надел очки. Время — 05:32.
Отдельной благодарности удостаивается самый красивый редактор Дальнего Востока.