Малышка была обыкновенным ребёнком. И, как все обыкновенные дети от природы наделена многими особенностями. Но в этом эпизоде (ах, эпизоде..), наверное, лишь две черты её характера проявились ярко и значимо. А, именно, то, что она никогда не задавала вопросов (что, зачем, где, как и т. д.) Может, по причине природной стеснительности и легкого страха перед взрослыми, а может, … бог знает, почему. И, ещё, то, что она умела отличать красивые вещи от простых повседневных и тянулась к ним всей душой, проще сказать, любила.
Когда папа со старшим братом играли в шахматы, она могла стоять рядом долго-долго, заворожённая причудливостью деревянных фигурок, клетчатостью доски и странными действиями игроков, пытаясь понять правила игры, но никогда о них не спрашивая. Новая атласная лента в косе средней сестры вызывала в ней трепет блеском и гладкостью. Коллекцию открыток актеров кино и картин художников, которую собирала старшая сестра, она рассматривала часами, опять ничего не спрашивая, пока сестра не отнимала (чтобы малышка не замусолила). Конфетные фантики, картинки в детских книжках, разномастные пуговицы, кружевные подзоры на простынях, узорчатый коврик на стене, мамина янтарная брошка на зеленой вязаной кофточке – все это доставляло ей радостное наслаждение. Ах, если бы ещё позволялось поиграть маминой чернобуркой или фарфоровым бегемотиком - серый, блестящий с разинутой розовой пастью - коробочкой для маминых колец и цепочек…
В доме, тесно наполненном детьми и взрослыми, конечно, всегда происходило что-то особенное: будни и праздники, ссоры и примирения, велись разговоры, которых она не понимала, но слушала и как-то, по-своему, постигала - постепенно, сама, - до малышки у всех вечно не доходили руки. Такая была у взрослых жизнь - напряженная, определяемая работой, хозяйством, учебой, редкими выходными и праздниками, когда приходили гости. Но и тогда она, в общем, только путалась у всех под ногами.
Поэтому, когда в семье что-то в очередной раз случилось, что-то, кажется, не очень-то весёлое, она не обеспокоилась ничуть: обычное дело, постепенно всё разъяснится, как всегда. Просто, в детский сад её стала отводить старшая сестра, а не мама, забирать стал только папа. Прекратились вечерние посиделки в большой комнате после ужина, когда, она устраивалась у мамы на коленях и мама читала сказки, а остальные занимались, кто чем, порой прислушиваясь, вставляя замечания, смеясь, или споря о чем-то. Да и ужинать теперь стали на маленькой кухне, и не все вместе - сначала, мама с папой и братом, а потом – сёстры. И еще её стали раньше укладывать в постель, опять же сестры, а не мама. Правда, перед сном её запускали в комнату родителей, где мама уже лежала в постели и просила показать ей и папе, как «зайка» танцевала сегодня в детском саду, что та и проделывала с удовольствием и гордостью. Первую позицию, "ласточку", ну и так далее. Ну, беги теперь спать, пора – говорила мама и она убегала к сестрам, ни о чем, как всегда, не спросив (что ж поделать? – значит так надо).
А потом ещё приехала (в гости) тетка с Украины, папина сестра, и стала отводить её в сад и забирать, и укладывать спать, делать уроки с сестрами и, вообще, вдруг, занимать очень много места в их жизни. Тётка была уже немолодая, строгая, но добрая и красивая, с толстой косой, как короной, обвивавшей голову, и все называли её коротким именем Паша, и малышка тоже.
Как-то Паша привела её из садика пораньше, а мама с папой, как раз, собрались куда-то, может, в театр, потому что мама надела чернобурку, надушилась и напудрилась, как всегда, когда они ходили в театр или в гости. И, как обычно, перед уходом, она подхватила малышку на руки, расцеловала и прижала на секунду к себе, ну, может, чуть-чуть подольше и посильнее.
На другой день, когда она вернулась домой из садика, папа сказал, что мама надолго уехала в санаторий, так как на работе устала, и ей надо отдохнуть, и вдруг ей дали путевку и нужно было срочно ехать, чтобы не опоздать на поезд. Что такое «путевка» и «санаторий» малышка не знала, но, как всегда не спросила, а важно сделала вид, что все ей ясно и понятно.
Прошло два месяца, иногда ей хотелось спросить, когда приедет мама, но что-то останавливало, а потом она вдруг почуяла, что спрашивать уже нельзя. Нельзя и всё. Однажды Паша завела разговор, а не поедет ли «зайка» к ней, на Украину, потому что осенью надо будет идти в школу, а там у неё очень хорошая школа, в которой она, Паша, сама и будет учительницей. Малышка не знала, что такое «украина», но опять ничего не спросила и ничего не ответила, просто опустила голову.
.........
Питерский февраль стоял снежный, холодный и сырой. Закутанная, как кулёк, она первый раз в жизни очутилась на таком огромном, зимнем вокзале. Шумы, светы, запахи, толпа, спешка, нервозность тетки и отца совершенно сбили с толку, она почти ничего не видела и не слышала, только наполнялась какими-то светами и гулами. Как вошли в вагон, устроились, как тронулся поезд, рук отца, подтолкнувших по ступенькам - почти ничего - не запомнила. Всё смешалось…
Малышка сидела на верхней полке с детской книжкой, и, не вникая, слушала, странно тихий, невнятный разговор тетки с попутчицей, молодой женщиной. «Ах, боже мой..» «Да.. вот так вот..» «И что же теперь… что они говорят.. она знает? » «Анна – то.. давно знает .. знала.. потому .. и сделала.. всё.. умница..» «Господи…» Она свесила голову и уставилась на женщину внизу, под полкой. У-у-у, какая… Пепельные кудри, белые руки, кольца, юбка в мелкую складочку, кофточка прозрачная, у-у-у, какая красота… Женщина вдруг быстро встала и они оказались лицом к лицу. Малышка утонула в огромных синих глазах, пахнуло духами, пудрой, помадой, и, легко, сладковатым, женским потом. У-у-у, какая нежная кожа на щеках, зубы белые, губы розовые, улыбаются..
«Конфетку, хочешь?» … «А что за книжечку ты читаешь…» «Я смотрю… картинки…»
«Ещё плохо читает, только наизусть стишков много знает» (это Паша). «Почитать тебе?»
Уставшая, изнервничавшаяся тетка смогла, наконец, отдохнуть и поспать, пока, прижавшись, друг к другу, они сидели на нижней полке, и женщина нашептывала какую-то длинную, волшебную сказку.
До позднего вечера женщина "возилась с ребёнком", кормила, водила в туалет, мыла «мордочку» перед сном, укладывала на верхнюю полку, привязывала ремешками к длинному поручню, чтобы «зайка» не свалилась во сне. «Ну, пора спать..» Она поцеловала малышку в лоб: «И.. вот, - заведя руки себе за шею, что-то поделала там, под волосами и.. протянула нитку прекраснейших в мире, прозрачных, разноцветных, сверкающих шариков – «Это тебе».
Когда, малышка проснулась, было светло-светло. Тетка тормошила: «Вставай, зайка, через час приедем уже, пора, пора…» Она села, выпутываясь из-под одеяла, что-то соскользнуло и стукнуло о столик, об пол. Паша подняла : «Бусы.. Откуда? «Это тетя Надежда мне дала …. А… где она?» «Зайка.. тётя вышла ночью, когда ты спала, не стала тебя будить, она же не до конца ехала, как мы..» … «Зайка, что ты, что такое…».
Нет, это не был плач раскапризничавшегося ребёнка. Она рыдала, как взрослые, давясь, захлебываясь, содрогаясь всем телом, пытаясь сдерживать крик, рвущийся откуда-то, откуда-то… - откуда?
……………………
Прошло два с половиной года. Малышка закончила два класса, вытянулась, окрепла, училась неплохо, запоем читала, дружила со всеми девчонками, хотя терпеть не могла девчоночьи побрякушки и тряпки, дралась со всеми мальчишками, требовала от тетки, чтобы та разрешила ей обрезать косы, по–прежнему не любила спрашивать, до всего доходя и всему научаясь сама, тосковала по сестрам, брату и отцу, с которыми встречалась каждое лето в деревне у бабушки. Однажды подружка спросила у неё. «А где твоя мама?» И она ответила. «У меня нет мамы. Она умерла».