12.
--Таня, Таня… -- Антон бесполезно тряс за плечо заснувшую сладким сном Татьяну.
Наконец его нервы не выдержали, и «ангел» дал своей новой подруге легкую пощечину. Та мигом проснулась и хрипло закричала: «Что?! А?! Бандиты?! Где статуэтка?!»
-- Слушай, наследница, заткнись, пожалуйста, а? – невежливо откликнулся Антон. – Я беспокоюсь: два часа ночи, а Алисы все нет.
-- Как нет?! – опять закричала Татьяна, вскакивая с дивана. – Спектакль в одиннадцать заканчивается, она сказала, что возьмет такси и к двенадцати будет точно.
-- И что нам делать, а? – почесал ангельские кудри Антон. – Я ей уже звонил, «труба» заблокирована.
--Вот это да, вот это да, -- забубнила хозяйка дома, метаясь между диваном и шкафом. – Стой! Давай двор проверим, кусты у калитки… Колодец!!!
-- Ну ты, мать, даешь!- присвистнул Гусаров. – Алису еще попробуй убей, если ты об этом. Она сама кого угодно утопит или пошинкует, как капусту!
…Хотя, давай фонарь, кто его знает, может выпили с подругой за встречу, не дотянула до порога чуток.
-- Вообще дурак, да?! – протягивая старый, по виду – военный фонарь, рявкнула Таня. – Пошли, а то у меня сердце сейчас выскочит.
На улице было тихо, остро пахло сиренью, в траве переговаривались какие-то жучки-букашки, у дома напротив тускло горел фонарь.
-- Пусто! – подвел итог после получасового осмотра окрестностей Антон. – Ни трупов, ни сумочек, ни выпавшей в процессе падения губной помады…
--Опять, да?! Пошли домой, по больницам будем звонить!
-- И по моргам неплохо бы! – подсказал Антон и тут же получил по голове фонарем. К счастью, не со всего размаха, а так, слегка.
-- Я тебя сейчас сама туда отвезу – прошипела Татьяна и рывком открыла дверь.
… Алиса Говоровская обнаружилась в городской больнице. Состояние ее, как сообщили по телефону, не вызывает опасений, но день-два надо бы отлежаться, провести необходимые анализы.
--Да, с головой шутки плохи! – посочувствовал Антон. – Одному моему соседу вот так же во дворе ночью дали по башке, до сих пор мать родную не узнает…
-- Нет, ты вообще идиот? Хоть что-нибудь хорошее сказать можешь? Давай так: сейчас нас все равно в больницу не пустят, спать после таких новостей мы не сможем…
-- Ну я бы на полчасика придавил подушку, если честно! Сама-то выдрыхлась, а как мне, так…
-- Антон, тебе ничего не кажется странным?
-- В смысле?
-- Запах… В доме странно пахнет… Одеколон? Это ты копался в бабушкином трюмо?!
-- Я, чтоб ты знала, -- гордо задрал нос Гусаров, -- никогда не шарю по чужим вещам. Ну, если только сам хозяин не попросит…
-- Но запах-то есть! Кто-то чужой был здесь, пока мы шарили в кустах. Эй, ты слышишь или сразу немым и глухим стал? Бери статуэтку, или лучше фонарь, а статуэтку давай мне, надо обыскать дом.
Они тихо крались по темному коридору, приглядываясь к каждой ночной тени. У лестницы Антон споткнулся обо что-то, выкрикнул «Твою…» и исчез.
--Антоша, ты где? – испуганно спросила Таня у темноты. И тут рука, пахнущая приторно-сладко мужским одеколоном, зажала ей рот…
13.
По большому счету Алиса Говоровская не могла назвать себя счастливой женщиной. На журфаке она влюблялась дважды. Сначала – в гордость курса Дмитрия Кувшинкина, который публиковался в главной газете страны и считался «будущим университета».
«Будущее», правда, только к пятому курсу обратило внимание, что с ним рядом учится некая Алиса Говоровская, и то лишь потому, что она (ради любви!) осмелилась предложить свой материал той же газете. И ее репортаж опубликовали на первой странице!
Дмитрий был так оскорблен, что даже запомнил ее фамилию. Но Алиса его уже разлюбила. На горизонте всплыл ведущий корреспондент журнала «Просто» Шурик Корнеев, с которым она сначала беседовала о журналистике в редакции, потом встречи плавно переехали в кафе, а оттуда – на дачу родителей Шурика в поселок Чемоданы.
Когда мама увидела в корзинке для мусора тест на беременность, у нее случился глубокий обморок, из которого она вышла с Алисой прямиком к знакомому гинекологу.
В тот день влюбленная в Корнеева выпускница узнала, что природа что-то напутала в ее организме, и тесты на беременность можно не покупать вовсе – детей не предполагается. Мама, забыв про «страшное преступление» дочки весь вечер молча сидела с ней на диване, грея в своих ладонях ее руки…
Пока однокурсницы выводками выходили замуж и расслабленно гуляли по улицам с колясочками, Алиса ринулась покорять карьерные высоты. Она моталась по командировкам в каких-то богом забытых деревнях и городках находила потрясающие сюжеты и потрясающих людей.
Однажды в заснеженном лесу их машина несколько раз обиженно фыркнула, потом крякнула и застыла на месте. Пока водитель пешком ходил в деревню за подмогой, Алиса с фотокором по имени Артемида (да-да, ее родители в свое время свихнулись на мифологии) сидела в замерзающей машине и прислушивалась к шуму окружающего их леса. На хуторе им только что красочно рассказали, что вокруг на 20 километров одни волки, кабаны да олени. Ну иногда и медведи захаживают…
Ночью их вытаскивали, поили спиртом и чаем, укладывали спать в незнакомой деревенской избе, а утром первым, кого она увидела, был здоровый детина ростом в два метра – в обвисшем свитере, мятых джинсах и телекамерой на плече. Картину довершали серо-голубые глаза, несерьезный курносый нос и волосы цвета льна с пшеницей.
-- Ты кто? – прохрипела изрядно промерзшая накануне Алиса.
-- Оператор с телевидения, вот приехали репортаж про вашего спасителя снимать – двадцать километров по морозу мужик протопал, чтобы таких красивых девчонок волки не загрызли, -- рассмеялся он. – Зови меня просто: Серж!
Вот тогда Алиса впервые поняла, что такое настоящая любовь. Серж теперь был самым лучшим на ТВ, только он знал все и про всех, и только ему можно было верить наотмашь.
Они даже поженились. Но «мыльная опера» длилась вопреки законам жанра недолго: через год Сержа вызвали на стажировку в Москву, где он встретил неотразимую американку Майру, имевшую неплохой счет в банке. С той поры Алиса каждое Рождество получала красивые открытки из Флориды: Майра оказалась воспитанным человеком и считала своим долгом поздравлять бывшую жену собственного мужа.
К счастью, никто не мог отобрать у Алисы Говоровской ее самой главной любви – журналистики. Конечно, пока она сама громко не хлопнула дверью редакции…
Алиса думала о своей жизни, лежа в душной больничной палате, и по ее лицу расползались «противные мокрые» слезы. Жалеть себя было не в ее характере.
«Здорово ж меня по голове хлопнули, -- подумала она и со злостью вытерла лицо, -- хорошо, Светка эту дурацкую норковую шапку нацепила, а то все газеты напечатали бы мое фото из театра: лежу я с высунутым языком, а к носу стекает струйка крови… Неэстетично как-то! Ой, надо же Татьяне с Антоном позвонить!»
Она нашла кнопку вызова медсестры за кроватью и нажала на нее.
14.
--Антоша! Антоша! Ты жив?!! – пискнула Татьяна.
Громко говорить она не могла. Во-первых, болели ребра, коими наследница дисциплинированно пересчитала все ступеньки, по которым катилась в темноту. Во-вторых, она крайне неудачно приземлилась на «пятую точку», и наконец узнала, точное местонахождение копчика в своем теле. В-третьих, девушка просто боялась: вдруг Антон не откликнется, и что тогда делать? Или откликнется кто-то другой, тот, кто так подло швырнул их в эту жуткую неизвестность.
-- Я здесь! – раздался за спиной, слава богу, знакомый голос будущей звезды журналистики. Впрочем, теперь Таня была не очень уверена насчет его звездного будущего. И их будущего вообще.
-- Как ты думаешь: это погреб, подземный ход или братская могила? -- обернулась она на голос.
-- Два в одном! – мрачно откликнулся Антон Гусаров. – Если погреб, протянем дольше, в погребах обычно хранят огурцы и картошку. Ты ела когда-нибудь сырую картошку? Говорят, от язвы отлично помогает.
-- У меня нет язвы! И это наверняка не погреб! С чего это вдруг бабушка будет так тщательно конспирировать вход в погреб? Тут у каждого из соседей собственные огурцы, даже у алкоголиков.
-- Ну тогда пиши пропало! Найдут нас с тобой лет через сто твои коллеги, разложат косточки в соответствии с выученными лекциями на лабораторном столе и станут делать научные выводы…
-- Идиот ты, Гусаров! – прошипела Таня и попробовала изучить темноту, протянув вперед руку.
-- Это мой нос! – еще мрачнее протянул Антон. – Сидим мы на земляном полу, по левой руке у меня стена из камня. До потолка я не дотянулся, так что о нем ничего сказать не могу.
-- Послушай, а фонарь? Мы же брали с собой фонарь?
-- Да, и после падения он, конечно же, сохранил все свои полезные свойства!
-- Дурак, он же старинный! Да еще военный! Знаешь, как раньше вещи делали?! Тысячу лет в земле пролежат, а как новенькие!
-- Ну-ну, гражданин археолог! Флаг вам в руку!
-- Ну и лежи тут, обойдусь!
Татьяна перевернулась на живот, охнула от откликнувшейся во всем теле боли, и проползла вдоль стены метра два вперед. От земляного пола несло холодом и влагой, справа существовала сама по себе зловещая темнота… Студентка, правнучка адмирала и просто красавица вдруг ощутила приступ сильнейшего страха и, встав в полный рост, кинулась назад, туда, откуда слышалось громкое сопение соратника по несчастью. Тут нога ее за что-то зацепилась, и Татьяна, изобразив «ласточку», опять свалилась на пол, уткнувшись подбородком во что-то деревянное.
-- Вот и лестница! – сообщила она вслух и заревела: от саднящей боли в подбородке, от того, что ломило и крутило все тело, и что коварная судьба не обещала не то что сабли небывалой исторической ценности, инкрустированной драгоценностями, но и вообще никаких жизненных перспектив.
-- Тань, голова цела? – подскочил к ней Антон. – Ничего не сломала?
-- Не-е-ет! – продолжала самозабвенно плакать напарница. – Просто обидно…
-- Так, рядовой Головина, отставить рыдания! Во-первых, обнаружила лестницу! Во-вторых, принеся себя в жертву, обнаружила фонарь! За проявленный героизм награждаю тебя конфетой «Карапуз».
-- Отку-у-да о-она у те-е-ебя?
-- Да я же кушать, помнишь, как хотел? Вот и схватил со стола первое, что попалось. У меня еще штук семь конфет в кармане.
-- А фо-о-онарь работает?
-- Да кто же его знает?! Сейчас проверю… Ни фига себе! Вот тебе, Танюха, и луч света в темном царстве! На века делали деды!
Окружавший их мрак покорно отступил, дав рассмотреть «каземат» -- круглое помещение с выложенными камнями стенами, уходящим в темноту коридором и деревянной лестницей, у которой сидела Таня, размазывая по лицу грязные слезы.
-- Антон, а вдруг они забыли закрыть дверь?
-- Да, и еще стол для нас накрыли с шампанским с той стороны! Сейчас проверю, но боюсь, эта дверь, как твой фонарь… Дуб, наверное. Ручки нет… Но она должна как-то открываться, черт побери! Ведь они пробирались в дом отсюда! Какая-то тайная кнопка, половица, рычажок…
--Ой, а вдруг они сейчас войдут, Антон!
-- А зачем мы им нужны? Они сейчас спокойно обыскивают дом в поисках вашей семейной реликвии или намека на то, где она хранится.
-- Хорошо, что бабушкино письмо у Алисы!
-- Ты думаешь, оно все еще у нее? Я в этом уже глубоко сомневаюсь!
Одна радость: убивать нас им нет смысла, ведь никаких лиц мы не видели. А Алиса вот-вот придет в себя… Так что, думаю, живыми из этой истории мы должны выбраться… Хотя сабли жалко. А этих гадов ужасно хочется посадить за решетку!
-- А если Алисе стало хуже? После травм головы всякое бывает. Амнезия, например. Очнется – и не вспомнит нас?
-- Девочка, твой предок —- адмирал! Мы умрем, как герои!
-- Нет, ты как хочешь, а я умирать не хочу. И просто так сидеть на полу в ожидании смерти тоже. Есть же и второй выход! Давай хоть попытаемся его найти, Антон!
-- Да я пошутил, Тань, конечно, сейчас пойдем в разведку вон в тот симпатичный коридор! Надеюсь, там нас караулит множество крыс, мерзких пауков и огнедышащих драконов!
--Дурак! – фыркнула Таня и громко ойкнула, вставая: все набитые синяки, шишки и ссадины тут же напомнили о себе нытьем, жжением и острой болью. – Ну, пошли в твою разведку…
15.
-- Девушка, -- Алиса попыталась присесть на постели, -- но вошедшая в палату медсестра (просто модель!) так на нее шикнула, что даже бойкая на язычок Говоровская тут же покорно съехала обратно на подушку. – Ой, извините, я помню: доктор велел лежать. А вы не могли бы сказать, где мои вещи? Мне телефон очень нужен, подруге сообщить, что я здесь!
-- Вещей при вас не было, -- сурово ответила «модель». – А если ваша подруга громкоголосая дама с приклеенными ресницами и в странном парике, то она просидела всю ночь под дверями, требуя, чтобы ее незамедлительно впустили к вам, иначе нас уволят, об издевательствах над больными и пациентами напишут все газеты, а репортаж по центральному телевидению она гарантирует лично… А уходя, громко хлопнула дверью. А у нас больные нервные. И начальство тоже…
-- Да, это она, -- пискнула Говоровская, пытаясь поглубже съехать под одеяло. – А можно ей позвонить по больничному телефону?
-- Вам вставать не велено, посетителей в палату пускать тоже не велено.
-- Вдруг зайдет убийца и доделает свое черное дело, вы в этом смысле?
-- Просто вам нужен покой, – вполне миролюбиво ответила сестричка. – Да и у милиции свои интересы. Следователь приходил, пока вы были без сознания. Думаю, скоро наведается опять. Ему уже сообщили, что ваше состояние стабилизируется. А подруга у вас такая, что и звонить не нужно: объявится сама в самое ближайшее время. Только ресницы отклеит…
Не успела Алиса прикрыть глаза после ухода медсестры и впервые задать себе животрепещущий вопрос: какому засранцу понадобилось бить по голове журналистку на заслуженном отдыхе, как дверь в палату тихонько скрипнула и на пороге возник мужчина, очень смахивающий на знаменитого в свое время телеведущего Сергея Доренко, только постарше.
-- Вы, наверное, и есть тот преступник из театра, а за спиной у вас бутылка с шампанским? – вздохнула она, покоряясь судьбе.
-- А почему с шампанским? – удивился «Сергей Доренко».
-- Так она тяжелая! Да и не разобъется в процессе, ну в смысле, когда будете меня бить по голове, потом еще и отметить это дело можно будет!
-- Да? Здорово, в самом деле! Но вынужден вас разочаровать. Следователь, Годунов, Алексей Борисович.
-- Батюшки, тот самый? С картины?! Так вас же самого убили триста или сколько там лет назад? Сама видела, в Третьяковке.
--Увы! Воскрес и даже собираюсь заняться вашим делом. Разрешите присесть? – и Алексей Борисович неловко пристроился на шатком стуле у кровати.
-- Нет, ну надо же! Годунов! Да еще Алексей Борисович! – все не могла успокоиться Алиса. – Можно сказать, коллега!
-- Как вам будет угодно, Алиса Михайловна. Вы мне лучше расскажите, кто мог на вас покушаться. И за что. Доктор выделил крайне мало времени, так что, давайте по сути.
-- Товарищ Годунов, у меня ни врагов, ни друзей нет. Нет, есть одна подруга, Светка, но она ни при чем, она была на сцене, когда меня так коварно шандарахнули. На нее луч прожектора направили и тут-то все и произошло…
-- Может, хоть что-то запомнили, заметили? Силуэт? Мужчина? Женщина?
-- Ни-че-го! Хотя… пахло от этого гада отвратительно. Знаете, таким сладким-пресладким мерзким одеколоном. Женщины, думаю, таким не пользуются. Хотя, вот у нас в редакции когда-то была дамочка, так она…
-- Алиса Михайловна, все-все! Вам надо лежать и молчать. Пока! А чуть позже мы с вами побеседуем более предметно.
-- Может, меня с кем-то спутали? Ну со Светкой хотя бы! У них в театре, знаете, какая зависть, пристукнут конкурентку – и не пискнут!
-- Алиса Михайловна, но вы же сами говорите: Светлана была на сцене, в луче прожектора! Преступник что, совсем идиот?!
--Ну да, ну да… Всего вам хорошего, товарищ Годунов.
--До свидания! Выздоравливайте!
-- Стойте!!!
-- Алиса Михайловна, вы так закричали, что у меня сердце остановилось. Вам плохо? Позвать сестру?
-- Нет. Поставьте охрану! У двери! Пожалуйста!
-- Да поставили уже. До выяснения обстоятельств. Отдыхайте, у меня много дел. Всего доброго!
16.
Таня с Антоном продвигалась по мрачному подземному коридору. До этого старинные подземелья она видели только в кино. К счастью, это было вполне приличное по виду – без капающей под ноги слизи «чужих» и крыс. Она вспомнила капитана Риппли – с автоматом в руках, белой майке на мощных плечах и… уткнулась носом в спину резко остановившегося Антона.
-- Видишь?
-- О боже, что? Скелет? – в ужасе закрыла глаза наследница славного адмирала Головина.
-- Балда! Коридор раздваивается. Куда идти, как думаешь?
-- Ну, соседка, та, что из тюрьмы, говорила, что один ведет к реке… А второй? Я не помню… К церкви вроде. Ну или где она там была раньше… Антоша, а ты уверен, что мы не умрем?
-- Ну, лет через 80 непременно – куда тут денешься. А сейчас? С чего вдруг? Повторяю для тупых: нас временно изолировали, чтобы иметь возможность наконец-то в спокойной обстановке, с комфортом обыскать дом. Лиц нападавших мы с тобой не видели. А это значит –выйдем отсюда живыми и невредимыми. Зачем им брать на себя «мокруху»?! Смысла нет!
-- Мне б твою уверенность, Гусаров! – вздохнула Татьяна. – Может, свернем направо? Я в школе всегда сидела справа, и мне везло.
-- Ну, направо, так направо, -- согласился Антон, сделал шаг… и пропал вместе с фонарем.
17.