Без родины гл. 14

Виталий Поршнев
                ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ.

    Прошел месяц. Сегодня пятница, я опять лежу на том же диване. Конечно, с той,  первой   пятницы,   много чего случилось, но все как-то пролетело мимо моей души и памяти. Я почти сразу втянулся в рабочий режим, и один за другим  потекли серые дни под мрачным осенним небом.

    Помню, как Юрий Петрович спросил меня, когда я пришел к нему утром в понедельник:

– Какие события тут были, молодой человек, за выходные дни?

– Ваш главный инженер приходил ко мне  два раза. – С хмурым лицом сообщил я.

– Как прошли встречи? – поинтересовался  Юрий Петрович.

– Выбросил я вашего главного инженера. Первый раз за дверь комнаты, второй – из здания.

– Он угрожал? – с непонятной  мне интонацией задал вопрос собеседник.

– Да когда он вылетал из  здания, я  бы не сказал, что очень. И  как вы теперь   будете советоваться  с ним по поводу моего трудоустройства? – с искренним недоумением спросил я.

– Главный инженер  взял больничный на неделю.  Получилось  даже лучше, чем я рассчитывал, – улыбнулся  Юрий Петрович, – так что вы приняты, идите, работайте!

– А куда? –  еще  не веря в свое счастье,  спросил я.

– Возьмите в цеху монтеров потрезвее,  поезжайте в  поселок  Дальний монтировать новое оборудование.

– Задание ясно, а потрезвее – это как?

– Да свалится с телефонного столба, или не свалится. – Опять улыбнулся Юрий Петрович.

     Так  начались мои трудовые будни.  Я очень надеялся, что обычный рабочий ритм, от которого    я почти отвык, скажется положительно на моей психике. Наверное,  это  так и случилось, а я просто не заметил 

    Но сегодня вдруг выпал первый снег. Много. Кому как, а мне диковинка. Прикрыл черную наготу природы,  стало красиво. К тому же  тучи поднялись. Нет, остались такими же серыми, как и были, но перестали давить на меня.  Это хорошо:  можно  думать и не забывать!
 
  К примеру,   о еде! Я хотел купить продуктов, сложить  в своей комнате и потреблять по мере надобности. Но оказалось, что для этого нужны талоны.  Их в поселковом совете мне выдали, только  я все равно ничего купить не могу.  Во всех магазинах, что в округе, продукты или еще не привезли, или они уже кончились. Мои талоны, так же, как и заработанные деньги, почти бесполезны.

    Хорошо еще, что в  районной столовой пока кормят всех желающих. Меню изо дня в день состоит из одной строчки: вырмышель  (запомнил в точности по буквам!). В отличие от традиционной вермишели, это блюдо  имеет цвет сырой резины, и у него  нет вкуса. Зато  вприкуску можно сколько угодно пожирать глазами девушек в прозрачных белых халатах всегда модного покроя «нечаянный стриптиз». Девушки меня уже хорошо знают. Едва я вхожу в столовую, кричат точь – в – точь, как электромонтеры в цеху:

– А-а, наш черный пришел!

  К «черному» я уже привык,  и не обижаюсь.  Кушать-то хочется!

    Из  соседней комнаты доносятся звуки, сообщающие,   что  Андрей вернулся из очередной краткосрочной командировки.  Сразу между супругами  затевается привычная ссора. Я не хочу ее слушать, и  отправляюсь в душевую.

  Вернувшись, я обнаруживаю, что на моем диванчике сидят, пуская кольца дыма, двое: Саша и... врач Головань!  После того, как мы здороваемся, Сашка объясняет неожиданный визит:

– Еду с работы,  вижу,   доктор  на остановке ловит попутную машину.  Задержался у больного, а последний автобус ушел.  Подобрал его, он живет там же, куда ты   переезжаешь.  Чем  ему на улице мерзнуть, пусть посидит в тепле, подождет, пока ты соберёшься. Благо, у тебя вещей мало. Поедешь, заодно и подвезешь человека!
 
  Я долго вытираю влажные волосы полотенцем, а затем, старательно скрывая смущение, спрашиваю у Сашки  шутливым  тоном:

– Так – таки переезжаю?

– Опять двадцать пять! –  многозначительно глянув на врача,  Сашка  тактично принимается напоминать   мне, – поселок  Дальний, первое общежитие, комната двести семнадцать. Сам мне рассказывал, что ключ у начальства уже  получил! И как  рад,  что сегодня у тебя в этой халупе последний день!

  Наверно, я выгляжу жалко. Сашка так уверенно  рассказывает мои планы, что я теряюсь и не знаю, как  себя вести.  Рассеяно побродив по комнате,  я будто невзначай залезаю в карман куртки. Мои пальцы находят и извлекают на свет ключ с выцарапанным номером «двести семнадцать». Однако! Тут я замечаю, что Головань смотрит на меня, как в больнице при обходе, и взрываюсь:

– Саша, ты  доктора  притащил, чтобы он занялся моим беспамятством?

– Успокойтесь, я к вам попал случайно! Я терапевт и лечу только обычные болезни!  Так что собирайтесь, время позднее! – немного раздраженно  говорит Головань и бросает взгляд на часы. А Сашка краснеет и отводит глаза. Надо же, думает, что я  схожу с ума.  Но даже если это так, то все равно хочется оттянуть момент официальной регистрации моего безумия.

  Я  пакую вещи весьма беспорядочно. Саша помогает мне, вдохновенно рассказывая про очередную не то «козочку», не то «кошечку».  Его рассказ заканчивается одновременно с моими сборами.  Я  быстро одеваюсь, друзья берут по чемодану, и мы идем к моему «Москвичу». Пока я грею двигатель, Саша спрашивает:

– Проводить тебя до общежития, или сам доберешься?

– Не надо. Если что, Головань  наверняка знает дорогу,  покажет.  Ты поезжай к себе, а то бабка в избу не пустит! – говорю я.

– Какая бабка? Мы, как две недели, сняли однокомнатную квартиру в пятиэтажном доме! Ты же нам ее и нашел! – удивляется Сашка.
 
– Да? На счет бабки, я так, ну, Лену так назвал. К слову. В общем, потом  поговорим, видишь, Головань заждался! Пока! – я, избегая смотреть Сашке в глаза,  несу чушь,  пытаясь как-то выкрутиться.

  Уже двигаясь по трассе, я спрашиваю у Голованя:

– А бывает, что из памяти месяц жизни вываливается?

– В России у мужиков порой полжизни «вываливается», и все ничего!

– Я не из подобного контингента. – Недовольно говорю я.

  В ответ Головань таинственно улыбается в полутьме салона. Оставшийся путь мы молчим, лишь он иногда ненавязчиво напоминает мне направление.

    В общежитии номер пять поселка Дальний, в  двести  семнадцатом номере,   я нахожу популярный журнал, а в нем кроссворд с моими каракулями. Это сильно портит мне настроение. У меня не вызывает радости  даже то, что эта комната гораздо просторнее и лучше обставлена, чем та, что я покинул.

  После того  как мы заносим мои вещи, Головань неожиданно предлагает:
            
– Григорий Алексеевич, а пойдемте ко мне!

– Спасибо.  Пожалуй,  я откажусь. Устал, и разложиться надо.

  Тем не менее, он настаивает, мотивируя тем, что в это время суток в поселке поужинать негде, а продуктов, как он заметил, у меня нет. Мысль о том, что я могу отойти ко сну голодным, делает меня более сговорчивым.
               
  Доктор, бодро шагая летними туфлями по хрустящему снегу,  приводит меня к многоэтажному дому. Дверь нам открывает его жена. Лицо у нее заспанное, мятое.  Она говорит хриплым голосом:

 – О, как неожиданно! Обычно к нам никто не приходит. Володя не любит гостей.

 –  Почему? –  из желания подержать разговор,  интересуюсь я.

– Проходите, располагайтесь! Я ненадолго! – вместо ответа пространно говорит она   и уходит на кухню.

  Мы проходим в гостиную. Оглядывая  комнату, почти лишенную мебели, я  замечаю на стене написанную маслом  картину. Она талантлива, но совершенно безумна. Мое внимание к ней   неприятно Голованю.  Поэтому я отвожу взгляд и задаю нейтральный  вопрос:

– Жилплощадь своя или служебная?

– Своя. Получили, как молодые специалисты. – Отвечает Головань так, будто обдумывает каждое слово.

– Повезло...– говорю я, думая, чтобы еще спросить.

– Повезло. – Соглашается Головань, а затем, повысив голос,  интересуется, – Маш, где ты там? Поесть организуешь?

– Обожди, приведу себя в порядок! – слышится из кухни.

Головань   просит  меня снять рубашку,   и, слушая мои легкие, говорит:

 – Вам непременно нужно  бросать курить. А...,–  он немного колеблется, потом решается сказать,–  проблемы с памятью, так это потому, что  у вас тяжелейшая  депрессия. Вы никак не можете принять новую для вас среду, живете в прошлом. Заведите девушку, это вам поможет!

    Я  краснею и не знаю, что сказать. К счастью,  с подносом появляется Маша. По ней не заметно, чтобы она  привела себя в порядок. Пожалуй, лишь глаза лихорадочно заблестели. Странно, от нее не пахнет, а то можно было бы подумать! Головань, присмотревшись,  резко спрашивает у жены:

– Маша, где сын?

– Кажется, спит в своей кроватке. – Неуверенно отвечает она.

– Сходи, посмотри! – говорит Головань

Маша уходит, странно покачиваясь. Головань  из-за поведения  жены нервничает, но любезно предлагает мне:

– Давайте покушаем!

       Но тут из соседней комнаты слышится  плач проснувшегося ребенка. Володя  сразу оставляет меня и  убегает туда. Мне становится ясно, что я сейчас не ко времени.  Не ожидая, когда хозяин вернется,  я тихо  покидаю квартиру.

  Мысли, навеянные событиями сегодняшнего дня,  терзают меня долго.  Я не могу уснуть даже тогда, когда, уже лежа под одеялом, съедаю бутерброд с деревенским творогом,  который я взял  у врача..