Армейское Забайкалье

Александр Кипин
Наша беда в том, что нет в нас ни настоящей глупости,
ни истинной разумности.
                (Ремарк)

         

1 Поход в армию. 
В конце апреля, событие, отложенное на пять-шесть лет, казалось уже и не случится, все же случилось.  А ведь могло не случиться, если бы  Второй отдел военкомата промохал еще один годик, но Второй отдел сработал четко, как и по всей стране и призвал под знамена «непобедимой и легендарной» целую рать будущих офицеров. Пришел вестовой  из военкомата и всучил мне лично в руки под роспись повестку.
Там было написано:               
            — Пятого мая с ложкой, плошкой, поварешкой явиться на основании Закона..., ко времени Ч для прохождения ... Ну конечно, не парадом по Красной площади, а в лучшем случае строевым по плацу одного из полков или батальонов.               
Мои проводы в армию были до неприличия скромны.  Друзья добрым словом  вспоминали минувшие студенческие дни, желали легкой службы уходящему, делились теперешними заботами и планами. 
Ко времени Ч веселою гурьбою отправились на сборный пункт. У входа шумная толпа разгоряченного народа. Кто-то провожал, кто-то уходил на службу.  Почти все уходящие в армию были уже в здании сборного пункта (СП), а провожающие их,  добавляя в себя хмеля, ждали, автобусов,  которые увезут в неизведанное новобранцев. Ждали, чтобы еще раз попрощаться с близкими им людьми, еще раз всплакнуть или подбодрить унывающего новобранца.               
Я вошел в здание, где суровые военные люди осмотрели со всех сторон мою повестку, забрали у меня паспорт и направили в зрительный зал. Сидеть в зале скучно — все незнакомые и пьяные, догонять которых немыслимо.
Воспользовавшись своим цивильным видом, в темных очках, как у актера Збигнева Цибульского, я незамеченным вышел на улицу, чтобы еще какое-то время побыть с женой, с друзьями.
Подъехали   автобусы. Из СП вышел бравый морской пехотинец якут, в звании капитана или каплея, не знаю, как у них там, и выкрикнул мою фамилию. Пришлось идти. Теперь я попал в большой зал без мебели, битком набитый новобранцами, они не выглядели людьми, озабоченными событиями, которые еще не случились.
Тут я и встретил Пушкина, судового механика, как он представился. Пьяный, небритый, в телогрейке.               
— Ну что, орелик, загребли?  — обратился он ко мне.               
Как-то не понравился он мне с первого взгляда, не поддержал я с ним разговора. Он даже обиделся:
— Что белая кость?               
Договорить мы не успели, прозвучала команда:               
— По машинам!
Все стали ломиться через одну дверь в автобусы. Морпех в низких сапожках (берцев тогда еще не было) безразлично наблюдал толчею. Вокруг бегали провожающие, но их не допускали к новобранцам. Занявшие места у окон, что-то кричали провожавшим сквозь стекла окон, те орали что-то в ответ. Сплошной гай-гуй.
Наконец все уселись и два битком набитые автобуса понеслись в аэропорт. Торопились к рейсу.  — Чтобы  ехать на ишаке, надо сесть на него, говаривал в моем отрочестве сосед дядь Клав.  Автобусы подъехали прямо к самолету, и получился такой пьяный ишак – самолет  АН-10.
             
         И так, пьяный ишак, то есть самолет, и мы в нем, на установленную дату, летим, не зная куда.  На борту лайнера все продолжают пить, закусь от авиакомпании. Нам, на последнем, ряду один из запасливых новобранцев предлагает винную выморозку – изобретение  сугубо северное. Вино завозится в бочках с последними пароходами уже при наступлении устойчивых морозов. Бочки порой хранятся прямо на улице,  вино замерзает, но замерзает не полностью. То, что не замерзло – напиток под сорок градусов, аромат бесподобный. Проба кончилась полным уничтожением выморозки у щедрого призывника. В полной  мере мы оценили выморозку, когда она закончилась. Появился коньяк. Коньяк показался полнейшим шмурдяком.
В салоне стоит невероятный гомон, как на тбилисском базаре. Время в пути прошло незаметно. О тяготах и лишениях армейской службы еще никто не задумывался. А самолет тем временем совершил посадку в Иркутске.
               



2 В Иркутске

             Только, а Иркутске мы приблизительно поняли, куда мы попадем, но что точно, в ЗабВО. На нашем пути, Иркутск — только пересадочный пункт с самолета на поезд, следующий в Читу, столицу не только области, но и легендарного ЗабВО. Ничем примечательным Иркутск в тот день не запомнился, хотя город имеет много достопримечательностей. Впрочем, с привокзальной площади мало что можно увидеть. Когда позже я ездил сюда в командировки посмотреть было на что.
В Иркутске в проклятое царское время, (так говаривал Толя Орлов — взрывник полевой партии на Колыме, когда хотел сказать о давно прошедшем времени) было пристанище бедных князей-декабристов (из слов экскурсовода) живших в домах в семь или восемь окон по фасаду и рояльным залом, а еще в советское время зародилось первое в союзе кидалово по организации совместных золотодобывающих предприятий.
Приехали из Австралии два мужика, заручились поддержкой в главке и дали турне по городам и весям Сибири. Писали протоколы намерений. С пивом еще было туговато. Но у них было и лилось рекой. Протоколы намерений писались. Затем эти протоколы использовались для привлечения инвестиций в Австралии. Собрав у доверчивых австралийцев N-ую сумму денег, эти русские парни из Австралии упаковали сумки с деньгами и смылись в неизвестном направлении.
С нашей стороны никто не пострадал, разве что морально, но правительство Австралии обращалось к нашему по поводу инцидента с созданием совместных предприятий. Лоханулись наши директора в ожидании шаровых инвестиций.
С утра завели нас в привокзальную столовую на завтрак. Затем построение новобранцев. Многие не в состоянии стоять в строю, или весьма в возбужденном состоянии. Некоторые волнообразно извиваются по команде «Смирно».
Объявили посадку в читинский поезд, который помчит нас ближе к вражьему логову, ближе к нашим заклятым врагам – китайцам. Забыты слова – русский с китайцем братья навек.  Может быть, когда-нибудь они вспомнятся, время покажет.
Почти сутки в ночь едем в поезде. Каковы сибирские просторы. От столицы до столицы соседних областей ехать целые сутки. Это не Европа, где за сутки можно проехать десяток областей. Почему самолет не направили сразу в Читу?  А оттуда в одном вагоне   поезда Москва-Пекин, и здравствуй, степная станция, с пока неизвестным названием.
В дороге мы с Толей Пушкиным подружились, к нашей компании примкнул Серега Акишев, он же Серега-физик. Попали мы не только в один полк, но и в одно подразделение и даже в один взвод, правда, экипажи у нас были разные.
 

3 Шампунь в розлив, хоть и шибко пенится, а пить надо...

            Вагон на Читу, в целях компактности размещения, забит битком нашей братией — призывниками. Располагаются даже на багажных полках. По проходу прохаживается сопровождающий нас старлей в портупее, уставший от тягот и лишений службы, с раздобытым по случаю вяленым омулем под мышкой. Он тщательно пересчитывает будущих бойцов, сверяет по списку. После трудов праведных направляется в вагон-ресторан. В ресторанной толчее он может исполнить свое заветное желание — залить омуля пивом, запустить его в природную жидкую среду.
Глядя на него, вспомнился геолог, закусивший ископаемым тритоном спирт, в котором тот плавал.
Женщина, начальник геофонда экспедиции, радостно встречала только вчера вернувшегося из геологического отряда своего давнего друга и коллегу, исходившего с ней не одну сотню маршрутов и тысячи километров еще в полумиллионных партиях.  Конечно, похвасталась новой находкой, попавшей в ее коллекцию. Тритона определил в шурфе студент-заочник геологического факультета и принес находку в балок начальника партии.  В балке тритон оттаял, сделал несколько неуверенных движений и принял вторую и последнюю смерть. Не удивительно, что помер такой долгожитель, годков-то ему перевалило за миллион, а может быть и более. 
Начальник же партии, памятуя о страсти начальницы геофонда, тут же заспиртовал находку и составил подробную записку о предмете, времени и месте находки. С оказией он передал находку по назначению. И вот теперь владелица уникальной находки показывает коллекционный экспонат своему коллеге и другу по таежным маршрутам. Пока она готовила гостю чай, коллега   выпил спирт, в котором плавал тритон, а так как самого тритона девать было некуда, то он им просто закусил к великому огорчению хозяйки. Для себя он сделал правильный выбор — не мог же он умереть после вчерашнего банкета ветеранов колымской геологоразведки в Доме полевиков.  Да тритон, оказался как нельзя, кстати, в качестве неожиданной закуси.
         
           Долгое отсутствие старлея в вагоне с молодым пополнением не замедлило сказаться на боевом духе, еще не личного, но уже состава вверенных ему людей. На столиках появилась водка, когда не хватило водки, появилась бутылка с какой-то подозрительной жидкостью и трое парней якутов удалились с нею в тамбур. Когда мы с Пушкиным вышли покурить, застали в тамбуре такую картину: у одного изо рта пена до пола, второй держит злополучную бутылку, готовясь употребить ее содержимое. Третий с интересом наблюдает за ними.               
— Что вы делаете? — спрашивает Толя. В ответ
           — Хоть и шибко пенится, а пить надо, шампанска аднака... И прикладывается к бутылке. В бутылке оказался шампунь, который они сперли у проводницы.
Кляла она этих ребят, на чем свет стоит, зато тамбур, помытый шампунем, к полуночи сиял. В довершение всего старлей из ресторана вернулся никакой. В Чите его забрал патруль, оставив вместо него подчиненного ему сержанта. Вечером мы отбыли к месту дислокации ожидающих пополнения полков.

          4 Прибытие в Безречную или очищение от скверны гражданской жизни.

Солнце еще не взошло, когда мы высадились из поезда Москва-Пекин на станции Безречная. Небо занимается зеленой зарей. Где-то читал что зори бывают зелеными, здесь в забайкальской степи, наяву увидел. Их можно видеть летом хоть каждый день. Зелень в небе, наверное, от отсутствия зелени на земле. Все небо в той стороне, где должно появиться или исчезнуть солнце, окрашивается в нежные зеленые тона.  Художнику очень трудно было бы уловить игру такой живой и очень подвижной зелени. Следом просыпаются розовые и оранжевые оттенки и наконец, появляется солнце — начало конца, бушующей на небе, мистерии самых разнообразных красок и их оттенков, наконец, голубизна завоевывает небосклон.
Именно с этой зари и началась наша армейская жизнь.
Любоваться долго зарей не пришлось, быстренько отвели нас в какой-то странный гарнизонный спортзал. В нем вместо трибун по всему внутреннему периметру была невероятно высокая и широкая завалинка, по которой ходили подполковники и майоры, что-то выспрашивали, куда-то записывали. Мы стояли как в яме, а над нами вершился суд.  Уже вовсю сверкало солнце, когда закончились бестолковые разборки, нас кое-как построили и повели в баню.
Принимающая сторона, как сейчас говорят, свою миссию выполнила, включая помывку, стрижку и выдачу обмундирования, а дальше   нас чистеньких, в новеньких х/б попросту выперли из бани на яркое солнце и пронизывающий ветер, дующий с Байкала, еще не очистившегося ото льда.
Тут пришлось пожалеть, что мы уже не в яме, где шныряли среди нас какие-то замызганные личности, (по статусу солдаты срочной службы) с целью разжиться одежонкой у вновь прибывшего пополнения мотострелковой дивизии. Невесть во что одетые — у кого галифе, у кого гимнастерка без погон и знаков различия, у кого кирзачи, у кого тельняшка или просто рубаха нижнего белья. Эти мародеры мирного времени шныряли между нами, как собаки, делая стойку, у потенциальной добычи.  Офицеры не обращали никакого внимания на этих крыс срочной службы и лишь изредка покрикивали, когда они уж явно мешали уточнению личных данных новобранца.
У меня выпросили пальто, взамен предложив, очень кстати, новенькую телогрейку, было зябко. Колесо обмена крутилось, набирая обороты, помню перед тем как нас повели в баню, мое пальто вернулось ко мне и проследовало на мне на следующий мародерский пункт в бане. Там шло в ход все, вплоть до трусов и плавок.
Почему такое творилось, до сих пор не пойму. Разжиться одежонкой, чтобы в самоволку сбегать, так нет, некуда бегать. Гарнизонная жизнь не предполагает увольнительных. Только по необходимости. Самая большая самоволка — через дорогу за шмурдяком сбегать, а потом под баян и песни пить на заднем крылечке кухни солдатской столовой. Поставят чайник со шмурдяком рядом с собой и орут песняка, пока дежурный по части не разгонит. Губы своей в полку не полагалось, а по мелочам обращаться в гарнизон резона мало — самим же и нагорит. Поэтому на губу бойцы попадали лишь за провинности вне полка.
          Когда всех окончательно продуло после бани, появился офицер из полка и повел нас туда, где мы должны провести кто год, кто, два служа Родине.
Офицера спросили:               
— Почему так долго за нами не приходили? Ведь ветер с Байкала подо льдом, не ласковый бриз на Черном море в бархатный сезон. Или промывание и продувание входит в процедуру очищения от скверны гражданской жизни?               
— Может быть оно и так, над этим не задумывался, — отвечал он — но ведь лишения должны быть, иначе как же без них.               
Тех, с кем приехал не узнать. Вокруг все в защитном. Только по новизне защитного обмундирования отличаешь новобранцев.
Через неделю образы выстроились в полную узнаваемость, и только ждешь команду, неважно какую, просто ждешь и бежишь.
Одним из ритуалов вхождения в армейскую среду — поиск старослужащими земляков из вновь прибывшего пополнения. Толю Пушкина сразу отыскал из командующих сборами сержант Печенкин. Они не были земляками по Якутии, но зато оказались коллегами по профессии на речном флоте. И тот и другой были связаны судовыми механизмами. И хотя они работали в разных концах бесконечного края, но работа на земснарядах духовно сближала их. К тому же однокурсник Толи работал механиком на одном судне с Печенкиным. Такой расклад еще больше сблизил их, к ним примкнули и я с Серегой. У нас с Серегой земляков не нашлось, Печенкин заявил нам, что будет всячески поддерживать нас пока мы находимся под его крылом и всякие заморочки нас не коснутся.
Всю ночь и последующую неделю сто двадцать бойцов из нового пополнения надрывно кашляли. В медпункт, правда, никто не попал. Завершилась первая неделя в армии   избавлением от недуга всех, проходящих сборы молодых, благодаря трехкилометровому кроссу.

5 Кросс вдоль главной улицы

Как только молодежь мало-мальски научилась наматывать портянки, сержанты стали выводить на утренние трехкилометровые кроссы. Наша троица, несмотря на поблажки сержанта (можно было сослаться на растертость ноги) старалась не увиливать от пробежек — сегодня он командир, а завтра, кто его знает, нужно быть готовым ко всему.
Первые три дня перед глазами стояла последняя перед призывом праздничная Первомайская демонстрация. Она выплывала на главную улицу города и дальше должна была двигаться к обкому партии, где на трибуне у памятника основателю, стояли генсек республики и почетные гости.
Вдруг, стоящая впереди нас колонна, побежала по  направлению к трибуне и оторвалась от наших уже метров на пятьдесят. Пришлось прервать наши возлияния с коллегами как по поводу первомая, так и проводов меня в армию, и бежать сломя голову вдогонку удаляющейся колонне. Бежали метров триста почти до самой трибуны. Убегающую колонну обязательно надо догнать, чтобы не нарушить непрерывность праздничного шествия.  Валентин бежит рядом со мной, и тяжело дыша, просит пристрелить его, я и сам задыхаюсь. Стрелять нас некому, все такие.
С высоко вздымающимися грудями, мы прошагали мимо трибуны. Вожди, глядя на нас, с трибуны, наверное, думали — Эти ребята успешно сдали зачет — «Все на лыжню» и теперь глубоко и правильно дышат.
Наш танковый полк находился в самом конце странной улицы, с одной стороны в хибарках живут мирные жители, с другой стороны четырехэтажные казармы полков. 
— И так — начинает сержант — на одном конце этой странной улицы находится танковый полк, на другом штаб дивизии, расстояние между ними 1,5 км. В задаче спрашивается, сколько всего км вы пробежите, если сбегать до штаба дивизии и вернуться в расположение сборов танкового полка?  Ответ — 3 км.  Что и требуется проверить молодому пополнению. Задача ясна? Бе-ее-гом марш — и вдогонку — норматив 3 минуты 14 сек.               
Через неделю Первомайская демонстрация забылась как страшный сон. А уж портянки мотать мы с Пушкиным и Серегой умели еще на гражданке. С остальной физической подготовкой у нас были лады.
Был среди нас на сборах мастер спорта по штанге, неизвестно, как попавший в наш полк, почему не забрали в спортроту еще из ямы? Добродушный парнишка чем-то не понравился одному из сержантов, и он решил поучить его жизни, не зная с кем связался. Когда штангист на обязательной утренней зарядке подошел к перекладине, сержант в издевку заставил его подтянуться сто раз. Парниша подтягивается сто раз, двести, приближается к тремстам. Сержант уже нервничает, уесть штангиста не удалось, а считать в тягость, наверное, за всю службу до трехсот не считал.               
— Слазь, кому говорю, заколебал ты своими подтягиваниями — прохрипел сержант. Через пару дней штангиста определили по назначению, и мы больше его не видели.

6 Солдатская столовая

Солдатская еда не сразу пришлась всем по вкусу и это было заметно по огромному баку на колесах возле столовой. За баком приезжал солдат на лошади и увозил его в свинарник. Первые дни после нашего прибытия он каждый день был переполнен, но постепенно бак стал наполняться за два, за три дня. В обычных условиях столовая наполняла его за неделю. Как только этот норматив стал выполняться, старослужащие констатировали — из молодых вышли домашние пирожки и теперь они военные люди.  С гражданкой их теперь ничто не связывает.


7 Девятого мая — День Победы

          Девятого мая -   День Победы, ясный, солнечный, теплый, природа шепчет.  Главное событие этого дня — праздничный обед. Торжественное построение и марш на полковом плацу произвели на нас удручающее впечатление — в строй встали, не отличающиеся парадностью, такие замусоленные бойцы, что можно соскребать с их одежды ножом слой грязи.               
— Сегодня мы идем в парк — объявил сержант. Мы, конечно обрадовались, но зря. Оказалось, это никакой не ПКО (парк культуры и отдыха), а парк броне и всякой техники полка, и привели нас туда ни на какую не экскурсию, а подметать территорию этого самого парка.  Сто двадцать человек многовато для уборки парка, лишних распределили по территории полка.
Нам с Пушкиным досталась площадка перед продовольственными складами. Мы тщательно метем эту площадку, уже несколько носилок отнесли на мусорную кучу, уборка близится к завершению. Появляется прапорщик, заведующий складами, осмотрел нашу работу, похвалил и следом:                — Сразу видно, что салабоны, кто же так метет?   
И показал, как надо. Жик-жик, мусор на разные стороны дорожки, большего и не требуется, не в столице метем. Все-таки мы закончили как надо. Тотальный пофигизм не привычен. Прапорщик еще раз оглядел свою территорию и повел нас на склад угостить. Угощение — по банке тушенки, по кружке вкусных сливок и кулек галет.   Мы остались довольны таким угощением. А опыт по части подметания, подсказанный нам прапорщиком, мы с Толей приняли к сведению.
 
8 Артель напрасный труд.
Как сказал военнослужащий израильской армии:               
— Лучше один раз что-то сделать вовремя, чем сто раз сделать правильно.               
И мы старались. Рациональность в армейской службе искать бесполезное занятие, особенно если это не касается службы, регламентируемой уставами.  Вывели нас на ту самую улицу, по которой мы бегаем кросс. После нашего полка улица переходит в дорогу, идущую в баню и дальше на стрельбище.
По дороге отсыпаны кучи щебня, как это делается при ремонте или расширении полотна дороги. И такое неожиданное занятие, прямо ноу-хау, предложили новобранцам. Загрузить первую кучу щебня на машину завезти за последнюю, выгрузить впереди последней кучи и так далее.  Сколько выполнить таких перемещений не известно. То ли переместить их до бани – это 1,5 км, то ли до ближайшего поселка, это семь км. Бойцы-новобранцы такой перспективе не обрадовались.
После второй кучи бойцы смекнули — смысла перемещения нет. Занятие называется — артель напрасный труд или Сизифов труд, суть от этого не меняется.               
Стали выяснять у капитана смысл мероприятия. Капитан ответил:               
— Я лично не ищу никакого смысла и вам не советую.
Начался тихий саботаж. То перекрывали краник бензобака, то спускали колеса, на более решительные действия не отваживались.               
Капитан самолично устранял неполадки. После обеда кто-то принес порошок горчицы и всыпал в бензобак. Вскорости машина заглохла и никак не хотела заводиться. Капитан не смог справиться с проблемой, и мы отправились в полк, не выполнив поставленной задачи. Может статься, ее вовсе и не было, а просто надо было занять чем-то молодое пополнение. Размышления о смысле проще вынести за скобки.      
      

  9 Сборы молодого пополнения

          Расположение сборов — полковой спортзал.
В углу штанга, помост, баскетбольные кольца, штанги для волейбольной сетки...  И кровати, двухэтажные кровати по длинной стороне спортзала. Спортзал типовой по тому времени, но ни душевых, ни раздевалок, они конечно были, но это опять не про нас, нет воды ни горячей, ни холодной. Умывались, почти по колено в воде, в подвале спортзала, где из какой-то трубы вода лилась день и ночь.
        Выдали солдатскую зарплату. Вся зарплата ушла на доукомплектование, то есть приобретение комплекта предметов личной гигиены и поддержания внешнего вида бойца в рамках приличия. В доукомплект  входили: сапожная щетка, сапожный крем, зубная щетка, зубная паста или порошок, мыло и кусок белой материи на подворотнички. Внешний вид солдата оценивался прежде всего по свежему подворотничку, замызганное х/б в счет не шло.
Чуть попозже мы узнали термины техно быта. Один из техно терминов — оборудовать парадную одежду. На мундире предполагается закрепить ряд оборудования — погоны и петлицы по роду войск, шеврон. Если имеется воинское звание, кроме рядового, закрепить лычки или звездочки по званию. На фуражку закрепить кокарду, на пилотку — звездочку. Разные гаджеты по отношению к базовому устройству, в данном случае парадной форме, подключаются по разным техническим условиям, принятых в военных округах и частях, интерфейсу. Гаджеты выбираются по усмотрению дембеля, отъезжающего домой. В их число входят окантовка погон и петлиц белым, красным, золотистым, серебристым кантом, не предусмотренным ни в одном роде войск, такая же окантовка по воротнику и даже на полах кителя. Все это делает парадную форму сродни швейцарским ливреям, то же на фуражках и других головных уборах, аксельбанты не по случаю. Поистине, ничто так не украшает человека, как фуражка с высокой тульей и раскидистой кокардой. Не буду говорить о воинских значках, украшающих этакого дембеля — петуха гамбургского. Но есть и суровые дембеля, которые поедут  домой в полушерстяной офицерской гимнастерке (и где их только находят?) образца времен Великой Отечественной без гаджетов, только значки, без всяких украшательств, теснятся на груди.               
Сержанты полностью изъяли зарплату и доукомплектовали молодое пополнение, даже на курево не оставили.
Май не только пора призыва на службу, но и пора увольнений в запас, а потому через день доукомплектование полностью исчезло, осталась одна сапожная щетка и банка сапожного крема на сто двадцать бойцов. Материю для подворотничков стали выдавать сержанты, подчеркивая, какие они добрые и заботливые.
       Среди ночи нагрянул начальник сборов, щеголеватый капитан. Он выделялся из всех офицеров своей сверкающей элегантностью. Прямо В. Тихонов из фильма «На семи ветрах». Скомандовал.               
— Подъем и построение. Проверил внешний вид пополнения. Следующая команда.               
— Разойтись и через три минуты стоять в строю с чищенными сапогами.
Можно было подумать издевается. Не могут же сто двадцать человек за три минуты почистить сапоги одной щеткой. Ну и, конечно, среди ночи бег по стадиону три км. Печенкин отговаривал нас бежать ночной кросс, но мы отказались от привилегий.
Что уж там капитан растолковал сержантам, пока мы отрабатывали ночной норматив кросса, но на следующий день почти все щетки были на месте.
Второй раз мы его видели опять среди ночи, немного навеселе, в хорошем смокинге с бабочкой. Настоящий офицер, бывший суворовец. В армии к ним особый решпект. На этот раз он остался доволен.
Кроме этого капитана к нам был приставлен еще старлей тоже выпускник суворовского училища.  Он появлялся перед нами раз в девять дней, и тоскливо посмотрев на нас, тут же исчезал.  В армии существует такое правило — офицер может не появляться на службе без оправдательных документов девять дней, ему должны верить на слово. На десятый день он должен появиться на службе, дальше слово офицера в расчет не берется. Этим правилом и пользовался старлей, попивая втихую горькую. Его однокашники уже ходили в подполковниках. Служба из-за пагубной страсти не удалась. Последний раз я его видел на губе младшим лейтенантом.
         Отведенный на сборы месяц подходил к концу, зачастили на сборы офицеры разных подразделений.  Проводили беседы, агитировали.
Один бравый майор интересовался теми, у кого есть музыкальный слух. Мы с Пушкиным к нему.
— Есть слух.   
Повел он нас в кабинет связистов, попросил поработать на ключе, понравились мы майору и еле отбоярились от него, как только вспомнили про тяжеленые рации, на себе же таскать надо, да еще бегом.
Приходил офицер из музыкального взвода соседнего полка. Мы с Пушкиным сразу прошли отбор. Но не попали в   музвзвод. Нам служить год.  На подготовку музыканта военного оркестра уходит не меньше года, а играть, когда же.
Приходил представитель ремроты. Мы, конечно, его игнорировали, насмотревшись в хлам замызганных ремротовцев. Сразу приходила на ум прибаутка про технарей Аэрофлота — Морда в масле, член в тавоте, но зато в Аэрофлоте.  Капитан  спрашивал слесарей, токарей, сварщиков. На каждое название профессии выходил якутский парнишка и заявлял о том, что он владеет данной профессией и имеет пятый разряд. Мы с Толей просто балдели — такой маленький, а уже такой мастеровой, феномен, да и только.
После всех приглашений Пушкин, Серега-физик и я попали в зенитную батарею. Это был оптимальный вариант. Правда, попали мы в разные экипажи, зато сумма впечатлений больше.   

 
10 Пушкин и Лермонтов или привет капитану Коцубальскому

  Носить в армии усы престижно. Хотя существует множество нелестных шуточек по поводу усов, но все же...  Мой армейский друг Толя Пушкин и я были на срочной службе при усах.  Носить усы мы стали одновременно, и отнюдь не из престижных соображений. Причиной явилось отсутствие горячей воды. Если скоблить безопаской, да еще с лезвиями «Нева» растительность на лице было невыносимо, то брить усы было равносильно пытке. Каких только угроз и замечаний не наслушались мы в свой адрес от сержантского и рядового состава, но не слышали ни одного замечания от офицера. Нет одно замечание все же было от начальника штаба полка, бравого усача, кавалера боевого ордена Красной Звезды, майора Мажоровского, но замечание это было по поводу надлежащего ухода за усами.
Ни в одном уставе про усы ничего не прописано и от нас отстали.
     И так идем мы с Толей по парку бронетехники, оба в усах. Навстречу офицер в комбинезоне без знаков различия. Мы на него ноль внимания (в полку было не принято козырять незнакомым офицерам, только командиру полка и его заместителям, включая начальника штаба, и командиру подразделения, в котором служишь). Мы уже прошли мимо этого офицера и вдруг за спиной слышим:                — Бойцы! Оборачиваемся он нас спрашивает                — Вы где служите?               
Мы отвечаем
— В девяноста первом танковом полку.
Тогда он уточняет
— В каком подразделении?
Отвечаем                — В зенитной батарее.                Такой любопытный попался офицер. Попросил передать привет нашему командиру капитану Коцубальскому от капитана Панкова.
— Хорошо передадим — ответили мы и направились своей дорогой. Только отошли пару шагов опять за спиной
— Бойцы!                Оборачиваемся, а этот капитан опять просит передать привет капитану Коцубальскому от капитана Панкова. Мы с Толей конечно заверили его, что непременно передадим привет и намереваемся идти.                — Так непременно передайте — опять повторяет капитан Панков. И так несколько раз, как только мы намеревались идти. Мы уже себе думаем
— Какой недоверчивый человек этот капитан Панков.               
Наконец он понял, что мы еще живем в гражданской жизни и как двенадцать часов ночи в том, чего он от нас требует, хотя уже почувствовали что-то неладное. Напоследок капитан недоуменно улыбнулся и пожелал счастливого пути, но в очередной раз напомнил о его пламенном привете нашему командиру.    
     Другой раз идем мы с Пушкиным по территории полка, на плацу останавливает нас офицер и спрашивает
— Кто такие?
Толя быстро отвечает
— Рядовой Пушкин.
Я еще соображаю, что ему ответить. Посмотрел офицер на наши усы и так весело
— А ты — указывая на меня — стало быть поручик Лермонтов — и звонко засмеялся собственной шутке. Хорошо еще не стал просить передать привет капитану Коцубальскому.
Так с веселых историй начиналась наша служба. Через неделю, мы, новое пополнение взвода шилочников отправилось на аэродром, где нас ждали увольняющиеся в запас бойцы и машины, которыми мы должны овладеть.

11 Овладение техникой

Мы прибыли на точку. Так на армейском диалекте называется наше месторасположение в створе взлетной полосы военного аэродрома. Там уже стояли палатки и машины, которые мы должны подчинить нашей воле, сделать послушными.  Учиться пришлось самим, те бойцы, которых мы заменили, через два дня исчезли, безымяные, оставив нам свои сбивчивые наставления что и как делать.
Командиры экипажей и механики-водители пришли в одно время с нами из учебных отрядов, в строю был только один наводчик из моего экипажа, и имел статус фазана. Дембеля уехали домой наслаждаться свободой. Дедов нашем взводе не было. Так что службу во взводе мы начали все на равных, разделения по мастям не было, а может быть мы не придавали этому должного значения. Мы с Пушкиным попали в операторы по дали, Серега-физик в наводчики.                Интенсивное обучение на местах быстро продвинуло нас в овладении военной профессией. В нормативы мы вкладывались уже на третий день. Капитан Коцубальский довольно улыбался и потирал руки. Не удивительно в трех машинах из четырех имелся боец с высшим образованием. Еще мы просекли, что при разных манипуляциях с машиной можно не производить многих операций без влияния на конечный результат.  Но в своем открытии зашли слишком далеко — перекрывали нормативы в два-три раза. Капитан заподозрил неладное и нашел способ проверить свои сомнения. Результат его проверки — экипажу три часа строевой подготовки в свободное время. На этом закончилось внедрение новаций. Не то что начисто забыли про них, применяли в боевой, как говорится, обстановке на стрельбах. Вскоре члены экипажа притерлись друг к другу, подружились.
Кроме задач с поимкой цели, ее сопровождением и условной стрельбой, ставились задачи выполнить все это в движении. Если с первым было все в порядке, то второе — взаимодействие экипажей в движении не ладилось. Не хватало практических навыков механикам водителям. Комбат решил тренировать экипажи, как он выразился — пешим по-конному, примерно, как детская игра в паровозики.  Из этой затеи получилась одна беготня. В развернутом строю расстояние между машинами четыреста метров.  Фланговые экипажи неслись как угорелые, стараясь преодолеть расстояние в три раза большее чем стоящие внутри, но никак не могли успеть бегом преодолеть расстояние в шестьсот метров, другие пробегали двести метров. Стать в развернутый строй следовало одновременно. На машине можно добавить газу, а пешим по-конному газу никак не добавишь. Толя Пушкин стал возмущаться                — Разве можно, бегая рядом с машиной на ходу, научиться управлять ею?  Бегать-то мы научимся, но механики не научатся чувствовать дистанцию при движении машин, не научатся выбирать нужную скорость для синхронного движения, а не только давить на газ, чтобы успеть первым. А что если такую методику перенять автошколам? Сколько бы бензина сэкономили. Скольких бы легкоатлетов они вывели на олимпиады.                После дождя над степью повисла радуга, а под ней желтый диск солнца на закате, вся картинка видится как желтый глаз вселенной посматривающий на то, что делается на земле. Преодолевая сверхзвуковой барьер прицелился в этот глаз истребитель и растаял в нем. Мы ждем, когда он будет возвращаться чтобы прицелиться в него, нашего условного противника, как он целился в желтый глаз. Кончается день, почти темно. Великолепная картина, когда смотришь на нее через прицел. Вот и наш истребитель. Силуэты, находящихся вблизи людей и машин резко очерчены. На заднем плане еще горит зарево и в нем маленькой мошкой наш условный противник. Мы сопровождаем его. В нем уже нет былой силы, минута две, и он уже на взлетной полосе, хлопает тормозной парашют, самолет исчезает из поля зрения.                Силуэты начинают отсвечивать серебром взошедшей луны, а дали еще в багрянце.  Кончился очередной день нашей армейской выучки. Мы покидаем машины, впереди вечер у костра и заунывные солдатские песни о любви и разлуке.

Прошу тебя ты только не грусти.
Прошу тебя ты только подожди.
Пройдут дожди и вновь растает снег,
И я вернусь к тебе на целый век.               
Постепенно мы осваивались, с окружающим нас, пространством. Обнаружили в полутора километрах от палаток водоем, на месте затопленного шахтного ствола. Водичка хорошо прогревалась и можно было поплавать. Распорядок дня на точке диктовался режимом полетов и расписанием столовой. Были послабления и со временем подъема, и со временем отбоя, обязательная зарядка осталась на сборах, но мы с Пушкиным решили поддерживать форму и не расслабляться.

12 Солдатские радости.                Сегодня радостное событие — должны дать солдатскую получку или на военном языке — денежное довольствие. Это 630 копеек, а втроем у нас собирается почти двадцать рублей, приличная для нас сумма. Один поход в магазин обходится почти в три рубля. Значит в магазин мы сможем сходить семь раз. В этом одна из радостей солдатского бытия. В дни получки, солдатский магазин напоминает муравейник, в котором дерутся из-за сушеной мухи.
— Ну что же, дайте нам баночку сливового мусса и килограммам пряников — так говорим мы в магазине, получив солдатское денежное довольствие. В нашем магазине других деликатесов нет. Впрочем, я бы взял буханку ароматного белого хлеба и сливочного масла, а еще пачку чая и сахара, но их тоже нет. Зато есть карамельные подушечки с джемом, как ни как, вкус детства. Приятно.

13 Армейское Забайкалье
                Армейское Забайкалье — степь. Никогда не цветущее, холмистое пространство на сотни километров, покрытое не зеленеющей, кажущейся прошлогодней травой. Она замерла в своей прошлогодности, и лишь в низинах можно увидеть яркий клин зеленеющей травы. Есть и таежная Даурия, но там не привелось в те годы побывать.  В пору красить траву зелёной краской. Может быть в этих краях и родился анекдот о команде красить траву перед строевым смотром. Вообще все устойчивые выражения, не смотря, на порой кажущуюся их абсурдность или бессмысленность, имеют место быть в жизни. В жизни такое может быть, чего быть не может вообще. Правда до истоков происхождения идиом очень бывает не просто докопаться. А раз так, не будем усложнять.   
Когда мы вставали пахло ранним утром и степью, мы бежали навстречу зеленеющей заре, ожидающей солнце. Все вокруг четко и ясно. Зелень в небе сменяется ненадолго, буквально на мгновения, малиной, начинает оранжеветь, желтеть, и вот солнечный диск пересекает линию горизонта. В этот момент мы плюхаемся в освежающую и бодрящую воду. Когда мы выходим из воды, солнце уже полным диском поднялось на горизонт и ласково пригревает. Росинки вспыхивают маленьким солнечными осколками. По росной, слегка парящей траве мы бегом возвращаемся к палаткам.
У нас выходил и кросс три километра, и сдача норматива по плаванию, и целый час досыпа. Иногда удавалось сманить и Серегу. Но крайне редко, он предпочитал поспать без перерыва на кросс и водные процедуры. Он вообще впадал в спячку в любую свободную минуту и приходилось его тормошить, так легко и закиснуть.
Солдатское питание не ахти для здоровых молодых ребят. Это на дембельских харчах отъедаются круглые морды.  В дополнение к рациону, стали устраивать загоны на непомерно расплодившихся в степи сусликов. Некоторые к допитанию добавляли еще и «Освежающий». Скорее всего из бравады, а не из потребности. Палатка для сна превращалась в парфюмерную. Хорошо, что такое лакомство ограничивала солдатская зарплата.      
       Жизнь на точке шла размеренно, без происшествий и напряга. Народ обжился, стали читать книги, писать письма домой, кто-то увековечивал свое пребывание в ЗабВО в виде наколок на теле.
Заканчивается день. Мы сидим у костра. Тусклыми красками догорает закат и ночь — большая черная птица, заслоняет своей тенью небо с востока. Своими крыльями она красит восток в густо-фиолетовый цвет, чтобы, добавив сажи незаметно окутать землю мраком. Сумерки стремительно сгущаются.  Не успеваешь заметить, как вспыхивают первые звезды и степь наполняется гомоном ее ночных обитателей. Это и черные, под стать самой ночи сверчки, и белые с нежнейшим бархатом крыльев мотыльки, летящие на свет костра. Свет губит их легкую, беззаботную жизнь. Они обжигают крылья на золоте огня и падают, отдав жизнь непостижимому для них образу золота и легкого белого бархата пепла костра. Мотыльки вспыхивают в костре яркими искрами, а навстречу свету костра летят все новые и новые мотыльки продолжить безумную пляску огня и крыльев.

14 Из письма солдата

Все боги, любившие многих, не жаждали своих возлюбленных так, как я жажду тебя, моя самая лучшая из богинь.
Когда вернусь я на рассвете,
В кармане звездами звеня,
Легко постигнув все на свете,
Как жаль, что не было тебя.

15 Письма из тетради

Плюнь в лицо тому, кто упрекает,                Говорит о пьянстве и разврате.                Он или дурак, или не знает,                Что такое женщина в кровати.
      Механик водитель из нашего экипажа очень хотел написать письмо домой, но не знал, как к нему подступиться. Я писал почти письма каждый день в толстую тетрадь, а потом, когда случалось попасть на почту отправлял своей любимой женщине.  Механик видя это просил написать письмо за него, но я отнекивался.                — Ведь я не знаю, о чем ты думаешь и что ты хочешь рассказать в своем письме, а пока ты будешь мне растолковывать сам быстренько напишешь.  И вдруг моя тетрадь пропала. Я конечно огорчился, но не знал на кого и подумать, зачем кому-то мои письма. Вскорости я попал на ночное дежурство в охранение машин. К середине ночи посвежело, и я залез в кабину механика. Немного почитал, стал осматриваться в кабине и обнаружил свою тетрадь, а следом и письма самого механика. Каково было мое удивление, когда я стал их читать — слово в слово из моей тетради, менялось только лицо, к которому он обращался. Такое трудно даже было предположить, ведь я писал жене.
Он описывал забайкальские степи, восходы и закаты, пути дороги, изливал свою тоску по любимой, писал о встречах и вынужденных расставаниях. Даже говорил словами песни «Это ничего, что мы в разлуке, друг мой милый, встреча будет нам еще дороже», писал о том, что могли знать только двое. 
Моя лучшая женщина, она конечно ждет меня, и это лучшее, что я могу представить себе. Это как священный огонь, манящий к себе путников, заброшенных в дальние, чуждые края. Этот огонь поможет им преодолеть нелегкий путь и приведет их к любимым женщинам в родные места. Все люди по природе своей бродяги, дети леса, но и они хотят отдохнуть хотя бы изредка, жадно вдохнуть запах родного очага, запах любимой и желанной женщины — символ этого очага. Она дарит нам любовь, жизнь, радость, страдания. Все то, что делает человека человеком. Только женщина символ из символов самый древний и самый значительный. Кто может заменить эту добрую фею нашей жизни. Это наш добрый и злой гений, верховное божество, способное создать и разрушить все на земле.                Она всегда игрива, празднична, приветна,
И пламенам любви не безответна...
Так наш механик породил новое направление в эпистолярном жанре — «письма из тетради» и отправлял адресатам.                Я забрал свою тетрадь, а он потом еще долго у всех спрашивал                — Не видел ли кто его толстой тетради? Ведь столько написал, но не успел отправить — сокрушался он.

16 Постников и навигационный прибор

Если человек знает где его место,                он становится грузнее и толще. 
(Ремарк)

В каждой зенитно-ракетной батарее по штату полагается заместитель командира по технической части или попросту зампотех. У нас, поджарый, с вечно озабоченным лицом, старший лейтенант Постников. В нашем взводе он появляется редко и к технике не лезет, но появляется, казалось, в такие моменты, когда кого-либо надо было наказать.
Обычно мера наказания звучала так — Метр на метр, на метр, что означало — рыть тебе яму объемом в один кубический метр.  Удивительно, что это наказание полностью совпадало с наказанием в американской армии времен второй мировой войны, описанной в романе Хеллера «Уловка - 22», отличалась только единица измерения, там была яма 3х3х3 фута, что приблизительно соответствует меркам Постникова, но я уверен, что старлей и слыхом не слыхивал об «Уловке -22».
У наказуемого, сразу возникали к зампотеху два вопроса: первый — Где, второй — Зачем?                Если мы находились на точке, начиналась торговля о месте и ориентации будущей ямы, сделать ее продолговатой и более мелкой, или все же кубической, особо обсуждался вопрос о назначении ямы, после ответа заранее известного — под туалет, начинались конструкционные предложения и предположения, обязательно касались материалов и где их взять... Как говорится — искушения мы придумываем каждый самостоятельно, в том числе искушение уболтать командира. Дискуссия растягивалась на часы и заходила в тупик. Наказания откладывались до более благоприятных для их исполнения места и времени, и там в этом времени терялись. Иначе забайкальская степь сплошь оказалась бы в стандартных ямах — метр, на метр, на метр и бугорках рядом с ними. Только в редких случаях бойцы все же копали. Наверное, эти были в школе непроходимыми двоечниками.                На территории полка без надобности ямы рыть не полагалось и совершенно бессмысленными становились эти два вопроса — Где и зачем. Наказанный бодро отвечал — Есть, товарищ старший лейтенант — и также бодро удалялся, как бы для исполнения, невыполнимого, приказа.
Точка боевым дежурством не считалась, хотя здесь мы на вполне реальных целях совершенствуем свое мастерство, нарабатываем опыт, учимся действовать во внештатных ситуациях и так каждый день. Перерывы делались только при прохождении мимо нас поезда Москва-Пекин.                Овладевшим этими премудростями присваивается классность и отмечается знаком «Отличник боевой и политической подготовки». Самих знаков не вручали, но где-то там появлялась соответствующая запись. Все знаки воинской доблести продавались сержантами. Желающие инвестировать в развитие благосостояния сержантов покупали.                Как-то я увидел у сержанта, торгующего значками, университетский ромбик, стоил он в три раза дешевле чем знак классности, и я решил внести лепту в копилку сержанта.   
Повторюсь, как только появляется зампотех Постников, он сразу ищет кого бы наказать. Наказать пока что некого, все заняты боевыми задачами. Мы освободились, когда все самолеты, выполнив свои задания, сели на аэродром. Некоторое время мы находились в машинах. Наш экипаж   навещает зампотех.  Он деловито осматривается внутри башни его взгляд падает на навигационный прибор. Для чего он нам и как им пользоваться мы не знали, значит он нам без надобности. Вроде архитектурного излишества. Сверху прибора был лючек для доступа внутрь прибора, на лючке под стеклом табличка, рядом с лючком гайка под торцовый ключ для его открывания, на гайке дополнительный шлиц под отвертку.  Постников потребовал отвертку, что незамедлительно было исполнено. Он покрутил отверткой — гайка не поддается, требует ключ, звучит отборный мат                — В тридцать экземпляров.....  бога мать.
Гайка сорвана.  Следующий этап зампотеховской проверки — чтение таблички                — Гайку нажать и повернуть.  Что же вы мне не сказали об этом — вопит Постников.                Командир установки Гена Пароконный отвечает
— А вы нас и не спрашивали.                Вот и нашелся тот, кого наказать.
— Сержант Пароконный, метр на метр, на метр.
Копал бы Гена яму, да только без надобности лезть в этот прибор никто не должен, только заводские наладчики.

17 Возвращение с точки в полк

  Подошло к концу наше пребывание на точке. возвращаемся в полк. Прощай вольготная жизнь, машины поставят в боксы и негде будет подремать, пока наводчик занимается поиском цели, под жужжание системы охлаждения электроники. Не знаю, что со мной, как только сажусь в машину на свое место глаза сразу слипаются сами собой, чего только я не делал чтобы не дремать в машине — пил крепкий чай или кофе, бегал, обливался водой. Ничего не помогало. Поначалу с командиром даже служебные конфликты возникали. Мое место справа от наводчика, и как только он поймал цель на экране, толкает меня в бок, сон мигом слетает, я кручу свою ручку в нужном направлении. Мы с ним так сработались, что не было ни одного случая чтобы мы не застробировали (или попросту не захватили) цель, а дальше машина ведет ее автоматически, я засыпаю. И так до следующей цели.                Я не исследовал этот процесс, но мне кажется, что мою ручку можно было бы перенести в зону обслуживания наводчика, ведь может же крутить две ручки наводчик на несамоходной установке, сократилась бы единица экипажа, можно было бы еще какие-либо усовершенствования внести.                Походной колонной возвращаемся в полк. Все разумное практически сходит на нет, как только является толпа. В толпе работают другие законы поведения, люди позволяют себе то, что не позволили себе в маленьком коллективе, падают моральные установки, воцаряется бардак. К примеру, на точке ни разу не видел, чтобы еду делили не поровну, в полку это сплошь и рядом, и стоит огромных усилий чтобы предотвратить такое явление. Зачастую и потребности в столь обильной еде нет. Однажды дембель намазал на хлеб половину всего масла для десяти человек, не съев даже половины выбросил его в помои.
Свободное время — это когда можно заняться личными делами. Но разве может быть у несвободного человека свободное время, у человека живущего на уровне подсознания, постоянно ждущего приказа. Любой мало-мальски командир, увидев неозабоченного бойца, не применет поставить какую-либо задачу. Противоядие — не попадайся на глаза начальству. Не знание этой простой истины сделает вашу армейскую жизнь беспрерывным расчетом по воинскому долгу. Командиры ведь не круглые дураки, обязательно заметят уклоняющегося, тут в самый раз самому включить дурака, а с дурака какой спрос — дурак он и есть дурак. По своей дурацкой натуре обязательно создаст критическую ситуацию. А ну его. 

18 Рассуждения солдата
Подъем — завтрак — кино — обед — кино — ужин — отбой. Воскресный день — это примерно, как праздник на гражданке — чего-то ждешь, а чего и сам не знаешь. Проходит воскресный день на фоне ожидания какой-нибудь каверзы со стороны отцов-командиров.

19 Из письма солдата

Кончается очередная неделя, уступая время следующей. Я люблю тебя больше всех и от этого никак не откажешься. Письма от тебя летят с пересадками и никак не хотят ускорить свой полет. Их бумажная душа не может понять, как их ждут далекие адресаты.
Мы из дома писем ждем крылатых,
Вспоминая девушек любимых,
Это ничего, что мы солдаты,
Далеко ушли теперь от дома.
Наши ясноглазые подруги                Нам сегодня письма пишут тоже.
Это ничего, что мы в разлуке,                Встреча будет нам ещё дороже.
    Долго не получал писем, вспоминается письмо, которое мы писали Александру Дорофееву или попросту ДрОфе. Именно ДрОфа, а не дрофА, как называется степная, быстробегающая птица из отряда куриных. Сашка был первым из нашей большой компании, (настолько большой, что редко удавалось собраться всем вместе) кого забрали в армию. Как-то собравшись, сугубо ироничные, приняв малость алкоголию, решили осчастливить Дрофу коллективным письмом. Мол помним, не забыли доблестного из наших рядов военнослужащего в Казахстане.  Расположились за круглым столом на манер репинской картины «Письмо турецкому султану». Каждый предлагал свое лыко в строку. Особенно мне запомнилась фраза, обращенная к адресату                — Ты, Змей, наверно там у себя на службе запутался в складках дивана французской академии? Змей, конечно не ругательство, просто почему-то распространившееся тогда обращение к друзьям и близким знакомым, а вот насчет французского дивана, да еще из академии и какие должны быть складки на том диване, чтобы в них запутаться, до сих пор понять не могу. По мнению автора, верней компилятора (из критики французской академии в прессе), такое должно быть уж очень оригинально. Вписать строкой в письмо не трудно.  В ответ мы получили               
— Какие складки, какого на хрен дивана, я кроме второго яруса солдатской койки где прилечь на ночь, а утром ее заправить коробочкой, ничего не вижу.  Тут такой колотун, Змеи, зуб на зуб не попадает, может быть складки вашего долбанного дивана и помогли бы согреться, да нет его и складок нет. Больше такую хрень не пишите.
     И больше не писали. 
    
20 Политзанятия.
                Втягиваемся в полковую жизнь, усилилась политическая подготовка. Удивительно проходят сами политзанятия. Офицер читает пособие, а затем вызывает по своему выбору бойца пересказать то, о чем он только что читал. Боец мычит и даже не пытается хоть что-то сказать. Офицер еще раз зачитывает специально для него. Результат тот же. Прямо прирожденные партизаны. Видимо боялись выдать генсека. Особенно отличались кемеровские. Не хочу обидеть кемеровчан, уверен среди них много замечательных людей.  В этом я убедился, как на сборах новобранцев, так и на сборах офицеров.                Кроме зачитывания обязательных пособий, командир проводит с бойцами беседы на примерах из жизни.

21 Порядки в Германии

В Германии, рассказывал наш командир батареи в такой беседе                — Не считается воровством, воровство, совершенное в целях укрепления боеготовности подразделения.
Если попросту, спереть фару на складе кадрированной части не считается преступлением. Разбитую на своем автомобиле фару боец заменил, поднял боеготовность, заслуживает благодарности. Украл и снизил боеготовность другого подразделения, вроде бы заслуживает наказания, но ведь на благое дело. Тем более не пойман, не вор.
Плоды таких бесед незамедлительно сказываются. Один из сержантов, чтобы улучшить технические характеристики переносной радиолы, и тем самым поднять культурный уровень своего взвода, спер танковую радиостанцию (понадобились кое-какие транзисторы, а взять негде) и разобрал на запчасти.
Но всегда, как на зло, находятся очевидцы, вор быстро выявился, тем более наказанию подверглись, непричастные к воровству, бойцы. Объяснял этот незадачливый радиолюбитель свою кражу, конечно, улучшением досуга подразделения, а значит и повышения его боеготовности. Не поняли командиры его душевного порыва. Хотели радиолюбителя примерно наказать, но как всегда сор из избы помешал. Родители заплатили за радиостанцию, на том дело замяли.  Через некоторое время мы с ним попали на дивизионный химсклад, увидел он в окошке бутылку олифы и вспомнил, что в казарме неплохо бы стекла замазкой уплотнить, ну и естественно решил спереть эту олифу.
— Наш капитан говорил надо окна замазать.
— А как поймают? — говорю ему — Капитан не отмажет. Ведь он не посылал тебя переть олифу с дивизионного склада. Тебе очень нужно попасть в дисбат и продлить службу на два года?
Призадумался детина
— И впрямь не посылал.   
Такие вот ценности предлагает германия. Правильно говорят — Что немцу хорошо, нашему наказание. 

23 Из письма солдата

Хочется взяться за кисть и написать для тебя что-нибудь в теплых сумерках. Воспоминания о тебе, моя родная, всегда окрашены в теплые сумерки. И ты играешь Бетховена – Письмо к Элизе. Все в силуэтах и лишь в окно заглядывает луна и первые звезды.  Нет луны не будет, будут только первые звезды, а луна появится позже — к полуночи.                Читаю Сомерсета Моэма, Малькома Лаури, Вольганга Кепена. Читаю сразу всех трех. Проблема послевоенного человека, каждый человек интересен. Во всех что-то общее, самая малость, сразу не разберешь, но не могу оторваться.

24 Рассуждения солдата.
Во всем круговороте жизни должна быть путеводная звезда. Пусть даже иногда она горит не ясным светом, пусть иногда совсем спрячется за тучи невзгод. Но ты всегда должен надеяться на ее свет, и она непременно осветит все мрачные закоулки твоей жизни, вернет радость. А счастье оно в том, что ты веришь в свою звезду, надеешься на нее. Она согреет в холод, даст воды в пустыне, когда остаются последние силы, не даст миражам подстеречь тебя.
Эта звезда — любовь к женщине. Любовь творит великие чудеса и горести. Если эта звезда угаснет, жизнь станет никчемной. Не станет радостей и печалей, не нужными станут цветы, их некому будет дарить, не будет утренней росы, ибо не станет любимой, которая умывалась бы ею. А если не станет любви, кем станут люди?

25 Кино в полку
                Каждую неделю в полку показывают кино. Фильмы разные, но чаще всего «Свадьбу в Малиновке» и «Трембиту». И всегда зал полон и шумен.  Можно было даже выключить звук. Живой звук исходит из зала в точности повторяя голоса из динамиков. Бойцы наизусть знают эти фильмы, разобрали на цитаты. Разыгрывают целые сцены из фильмов. Исполнителей  ролей негласно утверждает непредвзятое жюри из всех подразделений, и у каждого подразделения  были штатные исполнители:                Пан атаман Грициан-Таврический — старшина автороты, его личный адъютант Попандопуло — сержант Митька Сидиропуло из Казахстана, взводный рогаток из нашей батареи.                — И что я в тебя такой, влюбленный?                Говорит он старшине автороты и напевает свою песенку               
— На морском песочке я Марусю встретил в розовых чулочках, талия в корсете.                Сейчас они дружны, было происшествие — Митька въехал в пьяную морду дембеля из автороты. Его искали всей авторотой, но наш старшина, тоже грек сумел спрятать его надежно. Тогда авторотский старшина упросил нашего хоть показать героя с гарантией безопасности. Обменявшись парой боксерских нырков, они сразу прониклись к друг другу уважением. Перемирие было достигнуто.                И так по всем персонажам:  Петря, Яшка-Артиллерист,                                Сметана...                Из «Трембиты»                Сусик-Богдан                — На кой мне нужна эта старая тыква — Парасья  Никоноровна?                Дуэт Сусика-Богдана и старой  тыквы Парасьи Никоноровны               
— Разговор  на эту тему портит нервную систему и поэтому не стоит огорчаться...                Дембель, подходит к молодому со словами                — И что я в тебя такой, влюбленный? Жди какой ни будь гадости.                Если напевает                — Разговор на эту тему портит нервную систему и поэтому не стоит огорчаться... Значит передумал огорчать молодого.                Великая сила искусства на страже рубежей любимой отчизны.

26 Из письма солдата   
                В доме Адамовом, изгнанного из райских кущ долго виделся огонь — огонь первородного греха, подарившего человеку любовь, так будь всегда моей Евой, моя самая любимая женщина. Я очень хочу быть с тобою рядом, ты нужна мне как подруга, как хорошая любовница, как самая лучшая женщина на свете.

27 Учения

Тишины в сражениях мы не ищем,                мы не ищем отдыха на марше.
Это ничего, что мы с тобою,                за войну немного стали старше.                Понятно, что каждый мужчина должен быть воином, но запах казарм — это не парфюм. Это запах не совсем чистых мужских тел, кирзы, мокрого сукна, натирки для полов, общественного туалета и, бог знает, какой-то не определимой мерзости. Хотя некоторые находят его успокоительным, как валокордин для сердечно-больных.                В конце лета объявили учения, правда, не пояснили ни масштаб, ни назначение, просто сказали выдвигаемся в район сосредоточения. Задействован весь личный состав батареи, а из вооружения одна «Шилка» и две рогатки. Вводится тревожное положение. Батарея готовится к тревоге. Хотя еще лето, но по ночам довольно прохладно, собираются б/у шинели, многие шинели без погон, без хлястиков, без пуговиц, но все равно берем, (уже есть опыт жизни на точке в палатках) складываем все в машины. Под утро объявляется тревога и все сломя голову, согласно расчетам, бегут в парк к своим машинам. Вторая вводная                — Тревога отбой.                Направляемся в столовую на завтрак. Позавтракав, получаем сухпайки и снова                — Тревога.
По расчетам каждый хватает что полагается ему тащить к месту сбора. Нам с Серегой досталось таскать тяжеленный ящик с пистолетами. Все расселись по машинам. Формируется колонна и постепенно выдвигается в неизвестном направлении, неизвестном во всяком случае нам. Постепенно колонна набирает скорость. И вот мы уже мчимся, поднимая клубы пыли, вдали пыльный ландшафт от движущейся техники. Постепенно пыль заполняет все пространство внутри кузова. Вспоминается солдат Киплинга                — «...а кругом только пыль от шагающих сапог, отдыха нет на войне солдату. Пыль, пыль, пыль».                Пыль забивает нос, рот, глаза, уши. Чтобы спастись от нее все падают на пол кузова, закутавшись с головой в шинели и исполняется одно из главных желаний солдата – поспать. Засыпают до остановки у реки. 
У реки вздохнули свободно, наконец увидели зелень, и на душе стало молодо и зелено. Немного еще проехали вдоль реки и направились к косогору, покрытому осиновым, тронутым осенью леском, светящимся в контражуре желто-оранжевым светом.  Лирический лесок и оказался местом сосредоточения.                Вдоль склона, прорезая его уступами несколько дорожек. Дорожки замаскировались убранством осинника и служат въездом в капониры, где прячется боевая техника. Потому   мы сразу ее и не заметили. Наши «Шилка», бронетранспортер и машины тоже укрылись в красоте оранжевого лесочка. И воцарилась тишина.
Сверху открывалась широкая долина, серебрящейся на солнце, реки. Солнце светило вдоль реки и стремительно старалось спрятаться за наш косогор. Стали тухнуть все краски, река потемнела и только далеко на горизонте ее серая лента еще серебрилась узкой полоской, но вскоре и там потух свет, лампа дня выключилась и над тем местом появился заметный кружок луны.
— Пост сдан.
        — Пост принят.                Сказали друг другу светила.

28 Рассуждения солдата
                Сколько времени можно прожить на необитаемом райском острове со своей любимой женщиной, пренебрегая благами цивилизации? Теми, которые никак нельзя взять с собой, которые получаешь только, находясь в организованном обществе.   Думаю, что долго.  Но подумать только, люди все меньше общаются друг с другом.  Их встречи в большинстве случаев бывают тягостны, особенно без хмеля. Хмель же не показатель веселья, близости. Настоящего веселья, настоящей близости. Пьющие люди, вполне нормальным считают выпить в одиночку. Вероятно, они теряют иллюзию веселой компании.    

29 Учения

Капитан Коцубальский назначил бойцов в охранение. Пушкин, Серега-физик и я решили в сумерках прогуляться вдоль дорожек. Нарядились в задрипанные шинели и вышли на самую нижнюю дорожку. Сразу наткнулись на двух офицеров. Судя по всему, звание у обоих не меньше майора. Наш вид в потрепанных, без погон и пуговиц шинелях, им сразу пришелся не по вкусу, но видя наш престарелый для срочной службы возраст, отнеслись к нам снисходительно и даже поговорили с нами об учениях, но в чем заключаются учения и что мы будем делать осталось загадкой. Надежда что с нами тот, кто все за нас решит, а мы решили больше не заморачиваться не нашей проблемой.
На третий день началось шевеление в рядах, расположенных на косогоре. На площадке у реки приземлился вертолет, из него высадился здоровенный генерал, к нему навстречу из наших рядов поспешил тоже генерал, но значительно меньше и на голову ниже. Мы не могли слышать, что говорил наш генерал, но казалось
— Три-ли-ли-ли,
а здоровенный генерал отвечал.
— Бу-бу-бу...
После приветствий здоровенный генерал передал нашему генералу пакет и быстренько улетел. Через несколько минут наш капитан дал команду спускаться к реке. Только мы стали на берегу, косогор ожил, вниз лавиной ринулись танки. Рев и лязг гусениц и движущихся на нас танков наводил ужас даже без стрельбы. Танки выезжали на дорогу и постепенно выстраивались в колонну. На дороге они принимали привычный вид и не были столь грозны.     

30 Из письма солдата

Здравствуй, родная. Прими меня в свои объятья, моя дорогая. Подари мне музыку своих слов. Подари мне аккорды весны, голоса ее птиц и набухшие почки деревьев. Смети весь снег зимы-разлуки. Хочу музыку, музыку любимой женщины. 
Ты прекрасна в своих материнских заботах о нашем малыше, твоем ручье, рожденном в муках. Этот ручей стремится вперед, ширится, но он питается тобой — наш маленький ручеек. Хочется окунуться в его воды, омыться его свежестью, вдохнуть свежесть его долины.

31 Наводчик Коцубальский

          Заканчивались учения.  Колонны разных родов войск вытягивались по дороге. Мы ожидали куда бы в неразберихе нам со своим хозяйством встроиться и пока стояли на речной косе. Авиация делала последний заход над позициями условного для них противника.
           Капитан Коцубальский, командир нашей зенитно-ракетной батареи, и без того всегда улыбчивый, прямо расцвел.  Он был рад как мальчишка, которому дали в руки настоящий пистолет, хотя и с холостыми патронами, но главное ими можно стрелять никого не убивая. Не в пример этому мальчишке, ему попала в руки зенитная установка двадцать третьего калибра, в штатном расписании ЗУ-23.
Мы были с ним вдвоем, и он спрашивает меня                — Можно я погоняю самолеты?                — Конечно Николай Иванович, сейчас подам зарядный ящик.                Он моментально плюхнулся в кресло наводчика и заправски управлялся с ЗУшкой.  Отстреляв по самолетам, весь боекомплект он откинулся на спинку кресла и блаженно улыбался
— Как я их? Ах как хорошо, и еще хорошо, что мы с тобой вдвоем, при всех я бы постеснялся. До того приятно пострелять, вспомнить срочную службу в ГДР где я начинал наводчиком.

32 Из письма солдата

Слушаю джаз — труба, фортепьяно, кларнет.. Композиция прямо для нас двоих, моя любимая, для нашей встречи. Она так мила, нежна, грустна, как настроение после долгой разлуки. Наступила  встреча и не верится еще, что она наступила. Звуки сакса поют о любви печальных журавлей без прекрасной весны, без знойного лета, без золотой осени. Ты же во мне осталась вся весенняя. Далеко за степями широкими, за лесами в далекой дали, там, где сходится небо с землей, там печалится моя нежная, милая и курлычут под небом над ней журавли. Я приеду к тебе насовсем, будем жить мы и долго, и счастливо.
Мне хочется дарить моей любимой дорогие подарки, но увы, моих денег хватает на немногое. Поэтому я не подарил ей ни одного гранатового браслета, не говоря уж о бриллиантовых колье, которых я и сам не видал ни разу в жизни. Видал золото килограммами, но и оно было не мое, да и не будет моим. Мне было достаточно радости просеивать желтые крупицы сквозь пальцы, радости от своего труда, вложенного частью в огромный общий труд многих людей, которыми приходилось руководить. Не мне судить насколько умело. Еще большей радостью было приезжать на выходной к своей любимой, великим счастьем было засыпать в ее объятьях. Нет у меня желтого металла, зато есть самая лучшая женщина на свете. Иметь любимую это лучше всего.

За эти учения я получил от нашего командира семь благодарностей и одна из них за внешний вид, остальные не помню. Запомнил я эту благодарность видимо потому, что все время службы меня возмущал вид бойцов в замусоленной одежде, а я ни себе, ни своим друзьям не позволял такого ни при каких обстоятельствах.
   
33 Опять в полку

Вернулись мы в полк раньше всех подразделений, в парке пустынно. Вдоль заборов стоит техника отслужившая свое или ожидающая ремонта. За ней приедут или из сел, или ремонтники с завода.  Вот грузовичок уткнулся помятым носом в забор, его довел солдатик. Принял он на грудь флакончик «Освежающего», решил покататься пока дежурило его подразделение, да и вогнал грузовичок в забор.
С тех пор он и стоит изуродованный у забора. А было это уже почти год назад, зимой. Никто не хочет его забирать.
Рассказывают: вывели бойца в клубе на сцену, народу полный зал, был концерт ансамбля песни и пляски ЗабВО. Стоит он на сцене в замусоленном полушубке, в таких же замусоленных валенках, с армейским закопченным чайником в руке, в шапчонке с разлетающимися ушами как у почтальона Печкина. Рядом стоит майор начальник штаба и журит его. Зал смеется над видом этого бойца, а майор злится, он ждал осуждения поступка, а получился здоровый бодрый смех. Все понятно, вот только не пойму зачем ему чайник понадобился за рулем.

Рассуждения.

Интересно, где проводят зиму нимфы? Летом в просторах лесов и полей, у темных прохладных, прозрачных струй ручьев. Дыхание зимы для них — это дыхания Аида. Бедняжки.

34 Ромашка и танк

            Другое дело танк, стоящий возле забора.  Его определили к отправке на родину на капитальный ремонт, а родился он в далеком отсюда заводе. Пока он стоял, никому не нужный у забора, накатилась на него такая щемящая тоска, что он уныло опустил дуло пушки почти до самой земли..   Тосковал сердешный по тому заводу откуда он вышел в жизнь, таким новеньким, свежевыкрашенным, не то что теперь — потертый, с подтеками масла и соляры, с болтающимися впереди рваными тросами. Надо прямо сказать не приглядный вид был у него.
            На территории завода, вспоминал он, где его собирали, повсюду росли цветы. Специальные люди ухаживали за ними и цветы в свою очередь дарили людей своим разноцветьем. Даже на испытательном полигоне и то было много цветов, а тут никогда не цветущее холмистое пространство на сотни километров, покрытое не зеленеющей травой.
           Вдруг сквозь дуло танк увидел одинокую ромашку. Откуда она здесь взялась, как занесло ее сюда?  Сколь километров забайкальской степи протоптал он, поднимая желтую пыль до самого неба, своими траками, но так и не видал ни одного цветочка, может быть не там топал. Да нет, вдоль и поперек протопал эту степь.
          И такая нежность проснулась у него к этой одинокой ромашке, хоть плачь, но танки не умеют плакать, да и танкисты тоже. Правда ходят слухи среди его собратьев, что на войне и танкисты плакали над погибшими в боях товарищами, а это особый случай — заключали они, значит поплакать, право, не беда.
        Танк так залюбовался этой полевой красавицей, что не заметил, как подошел солдатик из его экипажа, лег между его гусеницами, и тоже нежно смотрел на ромашку. А потом сорвал ее и прижал к груди. Ему тоже вспомнилась его родина, где такие полевые красавицы не редкость, он даже порой и не замечал их, а тут... Тут он заметил и прижал ее к своей груди, как несравненную красавицу.
        Видя такую нежность, танк, уже хотевший было обидеться на паренька, не стал обижаться, пусть радуется, ему тоже, наверное, тоскливо.   А на следующее утро, в награду за его великодушие, перед самым дулом танка, взамен сорванной, расцвела еще одна ромашка.
И танк вспомнил зиму, когда валил и уносился ветром густой снег, и солнца давно никто уже не видел. Разве мог он тогда подумать, что встретится с этой очаровательной ромашкой чуть ли не под самыми его траками. Разве он мог подумать, что снег растает и вместо лютой зимы придет жаркое лето. 

35 Из письма солдата

Наша встреча будет сюрпризом — никто не будет знать, когда я приеду. Приеду совершенно неожиданно. Почему-то уезжаешь со спокойным сердцем — знаешь, тебя будут ждать. Зато всегда волнение встречи заставляет сердце вырываться из груди. Когда завидишь первые домики из самолета, все внутри готово вырваться вперед — увидеть встречу с любимой. Каждый раз при встрече не знаю, что сказать, что сделать, хотя что-то говорю, что-то делаю и каждый раз не совсем то. А всего-то надо прижать к себе свою женщину и сказать — Я люблю тебя, моя дорогая, я не могу без тебя, без тебя мне было плохо и вот мы снова вместе.

Когда настанет наша встреча,
Не знаю, что тебе сказать.
Скажу — Люблю тебя родная,
И буду долго я молчать.

36 Стоим на точке последний день

Осенний свет наполнил природу. Легкие облачка, золотящиеся на солнце. Осенний блюз звучит в степи. Солдаты у костра грустят в песнях о любимых. Рядом со мной двадцатишестилетний солдат Серега-физик устал грустить, глядя на двадцатилетнего солдата Гену, командира моего экипажа, который давно уже спит, не поддавшись лирическому настроению взвода. Одолевает сон. 
Завтра после ужина выдвигаемся на место постоянного дислоцирования — в полк. А дальше новое неизведанное — стрельбы. Что это такое, как там будет? Пока не известно, лично для меня точно.

37 Стрельбы.

    На этот раз не долго мы пробыли в полку. По тревоге отправились на дивизионные стрельбы. На стрельбах обстановка как на точке, только народу зенитно-ракетного поболее, со всей дивизии съехались воины показать свое мастерство. Сначала как положено разминка, а тут что-то забарахлило в нашей «Шилке» не хочет она цель сопровождать. И так и этак крутили, Серега-физик башку сломал, не поддается.  Позвали начальника отделения ремонтно-наладочных работ. Он тоже покрутился вокруг машины, потом вспомнил негласное наставление — в машине не ковыряться — вызывать заводчиков. Не стал разбираться.
        Рядом стояли наши коллеги из другого полка, со всеми службами и мы обратились к их начальнику службы, выпускнику полтавского ВУ. Машину он знал в совершенстве. Он спросил                — Есть у вас инструкции по эксплуатации «Шилки», оказалось, что есть. Открыли ящики, лежат миленькие в шестидесяти толстенных томах, их объем примерно со стандартный письменный стол.                Мы и не подозревали об их существовании. Сначала мы обалдели, мыслимо ли одолеть такую инструкцию? Нашли себе не очень приятное приключение. Но все оказалось очень просто, каждый том предназначался для того или иного узла, даже сетевой график составлен на каждую операцию. Метод вопросов и ответов. на складе лежат комплекты жизненно важных плат на две «Шилки».                К примеру, не работает система наведения — смотришь в книгу, и она подсказывает что нужно сделать. В большинстве случаев — вынуть ту или иную плату и поменять на новую. Далековато было до полка, но смотались за нужными запчастями и все заработало и пристреляться успели.                Хоть и стрельбы, но хочется бойцам поразвлечься, пошли мы с Толей познакомиться с героем дня. Разнеслась о нем весть. Этот герой поразил все предложенные цели из 57-ми миллиметровой пушки, с одного выстрела. За отличную стрельбу ему объявили ему отпуск на родину. Служил он в соседнем зенитном полку поваром и никакого отношения к пушкам по службе не имел, кроме дара метко стрелять.  И вообще по военной специальности он механик-водитель гусеничных машин, закончил учебку и направили его в зенитно-артиллерийский полк, в котором ни единой гусеничной машины, переучивать на колесную машину не стали, все расчеты в батареях укомплектованы. Определили его на кухню.                Как-то на стрельбах заболел наводчик и его, расторопного повара, посадили наводчиком, результат превзошел все ожидания. Способного парнишку стали тренировать, но от тренировок результаты стрельбы упали. И теперь его брали только перед зачетной стрельбой. Не знаю правда ли, но говорят однажды он перебил трос, на который цепляется мишень за самолетом. Были неприятности, решили было случайное попадание.                Паша, так звали этого бойца отпуск не получил, проштрафился. Молоденький лейтенантик попросил у Паши мешок капусты домой, по доброте душевной он спер злополучный мешок и когда нес его к машине литехи, попался на воровстве, но Паша не унывал.
  Наши офицеры разбрелись к коллегам на посиделки. Сержанты по темноте тоже решили поразвлечься. Чтобы не было слышно работающего двигателя, броник скатили с бугра, на котором мы стояли и погнали в степь. Гоняли до тех пор, пока не закипел радиатор, благо были уже недалеко от расположения батареи. Пешком пришли за водой, и уже под утро пришли за подмогой чтобы закатить бронник на место. Наш капитан все же узнал о ночной прогулке. После завтрака построил батарею и, в назидание всем, приказал водителям постричь налысо друг друга перед строем. Такое наказание для дембелей было очень строгим: через месяц, от силы — полтора они собирались домой. Сейчас, наверное, бы и не расстроились, дополнительно еще бы и побрили свои головы.
Отстрелялись не плохо, даже командир нашего экипажа получил благодарность. При манипулировании с машиной можно без ущерба опустить некоторые операции, но, когда машина готова к стрельбе нельзя перепутать последовательность включения тумблеров, перепутал — машина блокируется. На тренировках Гена, командир экипажа, раз за разом от волнения путал. Раздосадованный капитан приказал мне занять место командира. У Гены слезы в глазах. Не помогли мои уговоры не отстранять его от командования машиной.
— Не сы, Гена, будешь ты командовать стрельбой – говорю ему. — Как? — не верит он.   
Когда задраили люки, я объяснил Гене его действия, и мы поменялись местами – уселись на свои законные. Стреляли как надо. По рации капитан хвалит. А когда раздалась команда — К машинам Николай Иванович обалдел, увидев, что из командирского люка вылезает не назначенный на время стрельбы, а законный командир Гена Пароконный. Ну а победителей, как известно, не судят. На других целях все работали на своих местах, сбоев не было.               
На обратном пути бойцы были в приподнятом настроении — получили отличную оценку, кроме того почти у каждого бойца полные карманы натыренных патронов и автомат за плечами. Как только стемнело стали палить в белый свет как в копеечку, отвели душу, а до того кроме как перед присягой и не стреляли. Командиры конечно слышали стрельбу без команды. Но ни каких оргвыводов не последовало.  Капитан Коцубальский наверно вспомнил свою стрельбу на учениях, когда ему в руки попала зенитная установка, как он вел себя отчаянно по-мальчишески.

38 Из письма солдата

Восьмого августа исполняется пять лет как мы женаты. Я думаю в этот день ты купишь свои любимые цветы. То утро — тихое и безмятежное, мы идем под деревьями, обнимаемся и никого не замечаем. Только ты и я существуем в этом мире. Никогда не думал, что стану счастлив в такое время года. Земля еще полна жизни, благоухания. По правде говоря, задумываться, когда станешь счастлив, найдешь свою любовь, слишком рационально при иррациональности всей жизни. Да, я счастлив, что сошел на той станции, где ты меня ждала и никто другой. Разве можно сравнить твою нежность, обаяние с чьей-нибудь, и не хочу сравнивать. Я бесконечно счастлив с тобой и даже становиться страшно, что мог потерять тебя, такую прелестную женщину. С каждым годом испытания, выпадающие на твою долю, делают тебя еще прелестней.  Такой женщине мог бы позавидовать любой мужчина. А сколько женственности, достоинства и гордости было у тебя, когда ты провожала меня в армию. А пока у нас с тобою настоящее — разлука, будущее — мечты. Я окунаюсь в светлые времена прошлого.
Ночь стоит теплая, время от времени каплет дождь. Только жаль покидать наш палаточный мир. Здесь отношения между солдатами доброжелательные, в казарме же волчьи, но у меня есть хорошие друзья, а с ними легче переносится армейская бытовуха.  Армейская дружба совсем другая чем на гражданке. Там дружишь, не задумываясь о надежности друга. Тут же прежде чем дружить присматриваешься к человеку. Одних симпатий мало. С Пушкиным и с Серегой Акишевым мы подружились сразу, можно сказать по наитию, и прошли наш армейский путь плечом к плечу.                Небо к полуночи очистилось от туч, украсилось звездами, засветила огромная луна, и немереные пространства забайкальской степи покрылись серебром лунного света. Свет небес так заливал умытую землю, что впору читать. Благодарение природе за лунный свет, за легкий ветерок, за все, что дарит нам она. Прекрасно жить на природе, даже надев военную форму.

Хотелось пожелать спокойной ночи милой,
И пожелать ей звездного дождя.
Хоть впереди мне путь на много милей,
Не надо волноваться за меня.
На то я и солдат, моя родная.
А чтоб не сникнуть и не упасть в пути.
Ты у меня маяк-путеводитель
И золотой рассвет мой на пути.
Ты полдень мой, звезда в ночи.
Любовь моя и озаренье многих лет. 
                Началась полковая жизнь, бесконечные команды, окрики переспавших или не выспавшихся офицеров и сержантов. Что ж будем лавировать среди команд, чтобы они не касались нас.

На восток идут поезда
И на запад идут поезда,
А что нас не везут не беда.
Лишь бы милая дома ждала.

И для нас подадут эшелон
Мне б за солнцем и ветром вдогон,
Мне к утру надо к милой поспеть
И встречать вместе с нею рассвет. 

39 Бесшабашные парни

  После стрельб вернулись в полк, а в полку только и разговоров                Бесшабашные парни, лучше сказать безбашенные,  из автороты угнали ГАЗик командира дивизии и гоняли на нем три дня по степям Забайкалья пока их не отловили.                Случай беспрецедентный, но в армии сурово наказывают только за букву устава. Но и понять угонщиков можно — состоять при автомашинах вроде сторожей и не сесть за руль, и где-то применить свои умения. Организатор угона получил 20 суток ареста, от комдива, больше дать не мог, хотел лишить старшинского звания тоже не мог, не по чину. А вот тому солдатику с грузовичком и вовсе ничего не было, только концерт посмотреть не дали, а очень хотелось.
  По случаю возвращения с губы угонщиков, старшина автороты вывел роту на плац под барабанную дробь и песню «Не плачь, девчонка». Спрашиваю:                — Что за праздник, Валентин?                — Как же, триста лет русской балалайке, а вообще встречаем узников совести...

Проходит лето в Забайкалье,
Уж осень золотит листву,
А там зима завьюжит снегом.
И лишь весну младую встретим
Лишь закраснеет месяц май,
Тогда забудем все невзгоды.
Скажу я — Милая, встречай!               

Сегодня 1-е сентября.  День сто двадцатый.
Вспомнилась школа, всегда вспоминается то, от чего далеко. Захотелось опять в десятый класс, но теперь после выпускного вечера с великой грустью написать на классной доске — Прощай школа!

40 Строевой смотр

Как проходит строевой смотр все знают: приезжает вышестоящее начальство и делает вид, что скрупулезно проверяет полк и его подразделения по всем статям и статьям. Самый интересный раздел смотра — это опрос бойцов о недостатках в полку и в их подразделениях, в чем нужда. Жаловаться ни в коем случае нельзя ни на что.  Командиры подразделений проводят разъяснительные беседы — что и как отвечать начальству, аж зло берет, а зло берет из-за того, что воды в казарме как не было, так и нет. Я говорю капитану
— Не буду молчать, обязательно про воду скажу.
— Так насос не работает, вот воды и нет — отвечает капитан.
— Насос можем отремонтировать сами. Вот Пушкин механик, я могу за электрослесаря сработать, не проблема.
Капитан психанул                — Говори. На том и закончилось собеседование.
Неожиданно появилась вода без нашего участия и лилась пока проходил смотр и также неожиданно пропала.
Я так думаю, служилым людям в полковничьих чинах достаточно зайти в штаб, и обстановка в полку сразу станет ясна. Помню, как драили казарму и территорию полка — ждали приезда командующего бронетанковыми войсками, чуть ли не траву красили, а он заглянул в штаб дивизии, дал разгон и уехал, мы же остались как та дурочка с вымытой шеей в ожидании жениха.

В это бабье лето я один,
Нет любимой женщины со мною.
Ты ко мне приходишь лишь во сне,
Тихо побеседуем с тобою.
Подарю тебе я ту звезду,
Что горит над сопкой забайкальской.
Самую счастливую звезду,
Более счастливой нет на свете.
 
41 Солдатская кулинария

Уже завалены полковые склады картошкой, капустой, морковкой, свеклой нового урожая, а на солдатском столе, как было уныло, так и остается.                Наш взвод идет в караул и поэтому на ужин со всеми мы не попадаем, а ходят слухи, что ужин будет не бывалый, даже в отсутствие какого-либо праздника. В конце концов нам принесут его в караулку, может быть уже подостывшим, может быть из остатков, но принесли вполне презентабельное блюдо, вроде русской картошки с рыбой. Правда картошка не вся была целыми кусочками, а как бы обильно политой белым соусом. Сквозь этот соус проглядывались кусочки картофеля и рыбы, обильные непонятного цвета вкрапления. Первое за время нашей службы картофельное блюдо. Все довольно потирали руки, предвкушая. Дембелей в нашем взводе не было, все разделили поровну и приступили к еде. Первым отодвинул миску Толя Пушкин и, не говоря ни слова уставился в пространство. Следом одна за другой миски стали отодвигаться на середину стола.  Лейтенант, начальник караула, видя такой бойкот ужину, обращается к Пушкину                — Заелись, уже рыбу с картошкой есть отказываетесь. Чего не едите?                Толя отвечает                — Как-то не приучены к еде племени Бамако, ждем, когда говнецом, сушенным присыпят, тогда может и съедим.
Надо отдать должное — амбре блюда бамако было очень даже ничего, но абсолютно не съедобно.  Начкар отведал варева из своей миски и тоже ее отодвинул.               
— Да надо что-то делать.               
И он рванул на кухню. Выяснилось, что                повара вывалили в котел картошку из картофелечистки прямо с кожурой, туда же отправилась не чищенная рыба и какие-то приправы.            
Второй ужин состоял из, отбитого начкаром у замкомандира полка по тылу, сухого пайка, который попадал на наш стол только в исключительных случаях, мы воспринимали его на уровне деликатеса.

 42 День учителя

Пришел октябрь, погода великолепная, в природе разлилась особая осенняя ясность, потянулись паутинки в небе, замысловатое художественное творчество пауков. Золотая осень и бабье лето слились в лирическом дуэте.
А что солдат, он тоже не чужд лирики, влюблены все поголовно в свою Дульсинею. Их адрес — Советский Союз.
  Что может быть лучше, чем, в наступившее бабье лето, наслаждаться солнцем, разных оттенков красного кленовыми листьями, разбросанными и мерцающими в прозрачном воздухе паутинками, летящими по свету не ведомо куда.   Большая грустная радость наслаждаться этим, тонкой законченности живописным шедевром, подаренного нам великим художником — осенью. Создавая свои полотна, она использует полную всех оттенков цветов палитру, что не под силу даже самым признанным художникам всех времен и народов. Задача художника создать иллюзию красоты природы, у самой же природы красота — сама ее суть. Мы замечаем, что в природе встречается и графика, тончайшая живопись, наполненная светом и серебристым туманом березовых рощ, сбросивших свой зеленый наряд раньше всех и раздается в этой роще музыка мягкая и вдохновенная. Сами нагие березы, прекрасные, нежные женщины леса совершают причащение великому чуду осени. Натюрморты небывалой величины и красок. Золото хлебов мешается с тушью пахоты. Акварели рассветов и масло сельских праздников. Прекрасные портреты соборов на фоне огня закатов. Мы невольно сравниваем увиденное с произведениями искусства, но они лишь отражение картин природы.
Творения осени не возникают на голом месте. Материал готовится долго, ей помогает и суровая зима, и красная (красивая) весна, и зеленное лето. Но зато как смело пишет она свои шедевры, не увядающей красоты.   Она как великий скульптор, покидающий свою мастерскую лишь со смертью. Но последователям столько материала для творчества, что его хватает на всю их жизнь.
Увядающая осень готовит красоту зиме. Как хороши леса, покрытые чистейшим саваном, сотканным из легчайших снежинок, искрящихся в солнечном свете алмазами. Зима очищает палитру оставляет только черный и белый, чтобы дать весне заполнить ее из тюбиков природы чистыми красками, наполнить воздух перламутром сосулек и капелей, оставив на время то тут, то там блеск брильянтов. Весна спешит развесить первые радуги, порадовать первыми игривыми громами и гомоном птиц, нежными подснежниками и фиолетом фиалок, серебристыми колокольчиками ландыша, кровью маков и тюльпанов.                Во всем любовь земная, а иначе и не заметишь красоту, призванную ее украшать.                Суть жизни — ожидание перемен. Какими они будут?  Задаемся мы вопросом. Цветущими, жаркими, дождливыми, метельными, ответа никто не знает, но каждому ответится по его душе.                Первое воскресенье октября — День учителя, и нас пригласили в школу на праздник. Счищаем с себя грязь, бреемся, тщательно умываемся, на троих ушло по канистре воды. Привинтили к парадке ромбики.  Мы надеемся на успех у местных, несущих доброе, вечное, учительниц, последовательниц Макаренко, но как мне показалось, успеха не имели. Взгляды прекрасной половины человечества проходили сквозь менее прекрасную половину человечества и уходили в неведомую даль и там пресекались.                Мы делали вид, что не замечаем их сквозных взглядов и приглашали танцевать. Маленький эпизод из гражданской жизни в суровой — армейской, на несколько быстротечных часов мы были на свободе.

43 Отпуск на горизонте

В день ракетных войск и артиллерии — третье воскресенье ноября мне присвоили второй раз звание ефрейтора и объявили отпуск.  После построения я спросил у капитана                — Нельзя ли было сразу младшего сержанта присвоить, два ефрейтора — один младший сержант.                — Так где твоя лычка?                — Николай Иванович, вы видели в полку хоть одного ефрейтора?                — Нет.                — Ну ладно, в следующий раз, товарищ капитан, сержант за вами. До следующего раза дело не дошло, да дело и не в лычках, отпуск главнее.                Оказалось, в отпуск никто не выгоняет, через неделю даже и забывать стали. До нового года еще больше месяца, а очень хотелось бы именно в Новый  год побывать дома. Конечно рискованно было выжидать, но кто не рискует, тот не пьет шампанское, тем более дома за новогодним столом. В декабре я напомнил о себе командиру батареи, но он меня стал отговаривать ехать в отпуск.                — Мне нет резона отпускать тебя в отпуск — объяснял он —  на данный момент ты хороший солдат, а из отпуска возвращаются почему-то плохие. Я даже знаю почему. Сходил боец в отпуск и знает, что больше не видать ему отпуска как своих ушей, разве что в зеркало, и служить не старается, пропадает стимул.                — Товарищ капитан, но ведь сержант, которого я сменял как раз вернулся из второго отпуска и практически сразу на дембель.                — Так он два года служил.                — А кто, Николай Иванович, кроме него вообще в отпуск ходил?                — Никто, все раздолбаи. Вот и не хочется отпускать тебя. Конечно, расстроил меня комбат, но не убил. А время уже стало поджимать, и я пошел в штаб где оформляют отпуска. Командовал там капитан, кандидат в мастера спорта по стендовой стрельбе. Он меня обрадовал — Раз объявили отпуск, то поедешь. Разговор вышел на унты, которые ему были очень нужны как охотничья экипировка, смогу ли я их привезти? А через унты мы договорились о сроках отъезда. В завершение разговора он меня заверил, что сегодня же оформит документы и даст распоряжение об отъезде. 

44 В отпуске

Получены документы, мечтаю о встрече с любимой. Поезд, самолет, еще раз самолет. Путь к любимой в три дня. При расставании с однополчанами их лиц не видно, впереди радость встречи, меня ждут. Я очень тороплюсь на встречу со своей женщиной, тут как назло чемоданы других пассажиров.   Мне чудится ее горячий поцелуй. Я так счастлив, что мне делают замечание, от того мне стыдно — неужели, не все так счастливы? Мне кажется я в другом мире, которому я многим обязан и не заслуженно пользуюсь его преимуществами.               
Дома любимой, такой желанной не оказалось.  Направили ее учительствовать на прииск. Пересел на автобус и на тот самый прииск, где я проходил практику, а потом начинал самостоятельную работу. Тогда чтобы побыть хотя бы денечек вместе, приходилось почти всю неделю работать в две смены.  В автобусе попутчицей оказалась участковый врач, сестра друга, давно не виделись.                — Откуда ты тут.                —  В отпуск из армии.                —  Раз так, зайдешь ко мне дам справку на десять дней. Договорились о встрече.                — С меня причитается, сразу после нового года придем с женой в гости.                К вечеру приехал на прииск, живем с любимой в пионерской комнате под красными знаменами занимаемся любовью, а потом варим пельмени в электрическом самоваре. Пельмени прилипают к кипятильнику и приходится их отдирать, они прилипают снова и снова, получилось что-то вроде дагестанского хинкала. Мясо отдельно от теста. Решили больше самим не варить, а ходить в столовую.                На следующий вечер пошли в столовую, а нас не пускают, мол спецобслуживание, приехали иностранцы.                —Так мы тоже иностранцы, вот учитель иностранного языка — говорю им, пустили. В зале всего три человека и среди них замдиректора прииска, мы конечно поздоровались с ним и заняли столик поблизости. Заказали замечательные, как сейчас говорят, ручной работы пельмени, те самые, что вчера безуспешно пытались сварить в самоваре. Исподволь наблюдаем за иностранцами – один что-то односложно спросит, а второй очень долго переводит его вопрос, ну нам все понятно, о чем речь                — Как вы тут бедолашные живете, темно почти весь день, туман, мороз несусветный, ни балов тебе, ни театра?                Замдиректора им отвечает                — Нет не «за то мы делаем ракеты». За то у нас отпуск по полгода. Что там Англии? Тогда и балы, и театры, и чай по-англицки в постель, и рестораны всякие посещаем. Прилетаем мы в Москву и первым делом в театральные кассы, запасаемся билетами месяца на два, из них, только в Большой театр на целый месяц. Отведем душу по театрам, тогда уж и на море можно ехать, родных опять же посетить. Не думайте, что живем только во мраке. Вот вы в Лондоне можете себе такое позволить, нет, а мы можем.                — К нам сам принц иранский прилетал на охоту. В его коллекции отсутствовал снежный баран, и после долгих поисков места охоты он выбрал хребет Черского. Не в Англию же полетел. Компания продолжала куражиться друг над другом. Когда мы покидали столовую, оказалось, что все прекрасно говорят по-русски.                Через два дня наступили каникулы, и мы с Кысулей отправились домой. Ходили в ДК на елку, ходили по гостям, к себе приглашали. Незаметно пролетело время пора собираться в обратный путь, а тут тесть преподнёс неожиданный подарок — продление отпуска от военкома еще на десять дней. Пробыл я в отпуске почти месяц, и как не хотелось возвращаться в казарму, пришлось. Платить долг отечеству для мужика свято.

45 Возвращение из отпуска или песня Визбора

 Я возвращался из отпуска одетым по гражданке. Вышел на станции где на танковой директрисе служит мой друг Коля Гулин и пули свистят по степи.
         У него переоденусь и отправлюсь в свой танковый. В ночи буран, снега почти нет, кружит снежинки вместе с пылью. Задувает во все щели, даже на полюсе холода легче. Адаптация происходит быстро, а дальше с директрисы дорога через стрельбище. Уже ночь, где-то неподалеку выстрелы настраивают на решительность.  Вспоминается песня Визбора                — В  полуночном луче
С базукой на плече
Иду я посреди болот,
А в городе Перми,
За сорок восемь миль,
Меня моя красотка ждет.
Болот конечно нет, но сквозь тучки пробивается лунный лучик и моя красотка, ждет совсем в другом месте за три тысячи верст, все равно песня по теме и настроению. Иду себе напеваю
А нам до рубежа,
Как говорит сержант,
Метелиться еще всю ночь.
Впереди преграждая мне путь стали летать трассирующие пули, прямо вылитые светлячки. Сначала думаю веселей идти и сразу, а вдруг попадут, и стоять в мороз под сорок нельзя, сознание переключается на дурацкую песню: «Вот пуля пролетела и ага...», но все неожиданно стихло, и я напеваю
Ах, как у ней тепло,
И тихо, и светло,
И харча всякого полно,
Метелиться тоже долго не пришлось. Прошли несколько машин с отстрелявшимися бойцами. С ними мне не по пути, можно и встрять. Да и расшагался я по ветру себе в удовольствие. Не успел пройти метров двести за машинами, останавливается возле меня газик, из машины спрашивают                — Куда боец путь держишь?  Приветливо спрашивает офицер из машины. У меня со строевой подготовкой, по части всяких приветствий и ответов на них, не лады, и ведь знаю отлично я как они произносятся... никак к ним привыкнуть не могу, а тут и звания в темноте не различишь, да и нет на танковой куртке погон. Ничего не ответил я, он уже командует — Залезай в машину, подвезу.  Сижу и думаю — Куда он меня подвезет? C расспросами не лезет только, как заехали в поселок, спросил                — Тебя где высадить? Тут на въезде и высадите, вот мой полк, товарищ генерал-майор. (о том, кто он таков я узнал от шофера, обращался он к генералу). В машине козырять не принято, выскочив из машины, поблагодарил генерала, а генерал-майор у нас на всю дивизию один, комдив называется, и сразу ко мне вернулась песня
По планке выверю прицел. Бах!
Вот это красота,
Поджег один я танк,
Ничуть не изменясь в лице.
И дальше пока шел до КПП напевал
Но  где-то, черт возьми,
За десять тысяч миль,
Другой солдат, в других местах,
В полуночном луче,
С базукой на плече,
Шагает поджигать свой танк.

46 Из письма солдата

Мудрецы говорят — Если невозможно изменить обстоятельства, измени взгляды на них. Не знаю, насколько часто можно менять взгляды на обстоятельства, но большинство людей стараются идти поперек обстоятельств. Они зарабатывают неврозы, инфаркты, но стараются не изменять своим жизненным принципам. Не помогают и психологи. Разве могут они научить жить, если сами подвержены тем   же опасностям. Все идет своим чередом — что было, то и будет. А я все также сильно люблю свою Кысульку. Я обожаю ее, боготворю. Все это делаю порой грубо. Иногда мне кажется, что сметаю со своего пути ее божество. Оно кричит во мне, но я не всегда его слышу. А когда я один, ясно ощущаю моя богиня милостива, она прощает мои выходки. Я говорю — Здравствуй моя прекрасная богиня, не печалься о том, что не можешь простереть свою божественную власть и взять меня из плена разлуки. Время поможет нам. Целую твои руки, моя любимая, твои глаза, всю-всю.

47 Подряд на ремонт

         Мое возвращение из отпуска совпало со стрельбами. В полку тихо. По этажам бродят по два-три неприкаянных бойца, которые не попали на стрельбы, их оставили на хозяйстве, и я не без удовольствия влился в их число, стал третьим из нашей батареи. Получилась этакая пролонгация отпуска, правда, лучше было бы его продлить дома, но и совесть надо иметь. Болтаться без дела в замкнутом пространстве утомительно, а тут еще пришел наш начальник ремонтно-наладочных работ и сходу напустился на нас. Забылся маленько, солдат он что — прикажут, исполняет, не прикажут не исполняет. Приказов не было мы не исполняем.  К тому же он числился в неудачниках и его приказы как бы до лампочки, но я состоял в последнее время в его команде мастером по наладке не известно чего. Тут все: и белье, и прищепки, и все как есть. Отслужив после института свои положенные два года, он решил остаться в армии, а тут ему на выбор предложили две вакансии. Одну – служить какое-то время в Индии, вторую – стать слушателем курсов «Выстрел». Он долго мурыжил с ответом, наконец дал согласие на Индию. С Индией то ли испортились отношения, то ли еще что — короче пролетел. И на курсы «Выстрел» другого уже отправили. Так и остался он без никому. Как у всех неудачников стал портиться у него характер и помочь ему некому.
  Когда начальник откричался, отвел я его в сторонку и спрашиваю 
— Что-то тебе нужно?                — Квартиру получил, надо побелить, покрасить.                — Так бы и сказал. С тебя кормежка и я все улажу, бу сделано.                — Согласен.                — Сейчас с ребятами переговорю и пойдем, все какое-то развлечение.
Иду к мужикам                — Хотите хорошо пообедать и побыть хоть в чужой, но домашней обстановке. Сразу согласились. Три дня мы с удовольствием белили красили, обедали с вином. Расстались к обоюдному удовольствию. Начальник отбыл на стрельбы.

48 Четвертое февраля

Завтра будет ровно девять месяцев с тех пор, как в прошлом мае я уходил в армию. Были проводы. Ты, моя любимая была такой, какой всегда тебя хочу я видеть — готовая на все и в то же время сдержанная, преданная моя подруга. Девять месяцев, ровно столько, сколько длится таинство рождения нового человека.
Три четверти пути до нашей встречи пройдено. Та глубокая яма разлуки уже вовсе не яма, а небольшая по глубине выбоина на дороге к нашей встрече, но ставшая со временем широкой. Края у ямы обвалились, уменьшая ее глубину, но надо преодолеть оставшуюся пыль дорог и листья дней, чтобы засыпать ее навсегда.   
Оставшуюся часть пути можно сравнить с хмельным весельем, когда кажется не хватает совсем немного, а получив эту дозу, опять ощущаешь маленький недостаток.  Уже потом, когда путь кончен, радость встречи —  тут момент истины каждой разлуки. Я вижу тебя во сне, моя любимая женщина.  Как ты прелестна, моя хитрющая Киска.

49 Первая губа
 
Вернулся со стрельб полк, командир смотрит косо, прибежал зам. ПВО, орет в караул его, а с караула попал на губу. Хотел помочь караульному солдатику, он ноги чуть не отморозил. Так я быстренько костерок спроворил на дорожке отогреть его, а тут зам. начальника по караулам из дивизии нагрянул. На посту с костерками баловаться ни-ни. Сдал автомат и прямехонько из караула на губу в канун 23 февраля, а значит в полночь, амнистия по поводу праздника, но продержали до утра. Утром за мной пришел зам. ПВО полка и они с комендачем договорились в этот же день опять отправить меня на губу.  Хотя действовали они противозаконно возражать я не стал. Думаю,                — Пока буду на губе, в полку отойдут от гнева.  Прихожу в полк, а батареи нет, все на разгрузке вагонов. Вечером вернулись, многие поддатые. Толя Пушкин на меня:
— Почему не пришел на станцию, у меня же день рождения? А ты остался без коньяка.
— Ладно, Толя не обижаюсь, завтра опять на губу, пойдем лучше на концерт.   
На концерте творилось не понятное. Бойцы из батареи расселись по всему залу и вели себя не как остальные зрители — то смеялись не впопад, то хлопали более продолжительнее чем требовалось.  Командование заподозрило неладное. Вывело всех бойцов из зала, потом приказало рассесться по подразделениям, так было локализовано зло. Но пьяному делу всем по барабану, не насторожило, по-прежнему, то смеялись не впопад, то хлопали не впопад.
На утро прибежал зампотех для выполнения приказа майора Гунько по отправке меня на губу. Не пронесло. И тут я решил повыпендриваться.
– По уставу на губу боец должен пройти санобработку, т. е. помывку в бане и пройти медосмотр.
Зампотех Постников взвился
— Где я тебе возьму сегодня 23 февраля баню, в праздничный день?
  — Тем более, без праздничного обеда никак не могу отправиться на губу.
Хотя по-хорошему праздничный обед отличался от простого, котлеткой, размером с юбилейный рубль, и меня сам по себе мало интересовал.
 — Ладно будет тебе праздничный обед.
 — И врач тоже.
  — И врач тоже. Здоров, не увильнешь от возмездия. Сразу после обеда к врачу. Отведет тебя к врачу лейтенант Абрамов.               
После обеда мы с Абрамовым отправились в               
санчасть. Начмед был весьма удивлен. Ему ни разу не приходилось освидетельствовать перед губой. Небольшие совершенно безвредные манипуляции и градусник показывает 38,5. Справок никаких начмед не дает, диагноз — не здоров.                Прибываем вместе с лейтенантом перед лицо зампотеха. Опять истошный крик                — Вы в сговоре, не верю. Сейчас отправлю кадрового лейтенанта, он же и сопроводит тебя на губу. С этих двухгодичников никакого толку.
Пошли с кадровым — результат тот же. Молодой лейтенант, понимая создавшееся положение идет на сговор со мной.                — Понимаешь начинать мне службу с невыполнения приказов не есть хорошо...                — Ладно, войду в твое положение, но и ты войди в мое. С тебя праздничный ужин в офицерской столовой. Обед-то вовсе не праздничный хоть ужин пусть будет праздничный. Из столовой прямо на губу. Она находится за забором. Абрамову предложить такое мне бы и в голову не пришло.                — По рукам, но без спиртного.                — Лады.                Доложились Постникову и отправились на губу через праздничный ужин.                На губе в праздничный день, конечно, никого, обстановка располагает к покою. Назначен старшиной губы. Налицо карьерный рост. Ближе к ночи привели еще одного бойца, повара из автобата, из столовой которого снабжалась губа.
За едой ходили сами. Снабжение было на высоте, в избытке мясо, чай, масло, сахар. Чай заваривали по вкусу, не то что полковая бурда, а для улучшения вкуса добавляли по десять-пятнадцать кусочков сахару на кружку. Излишки еды отдавали караульным.  Жили не тужили дня три. На работу не посылали из-за малочисленности арестантов. Любимым занятием стало устраивать переполох в карауле. Повар грубым командирским голосом кричал               
— Начкара ко мне!   
Прибегали перепуганные караульные, ища глазами старшего офицера, проникшего незамеченным в помещение губы, рыскали по углам, а мы сидели в столовой, пили чай и делали недоуменные лица. На четвертый день произошел массовый арест бойцов комендантской роты. Вся губа заполнилась всевозможными борзыми сержантами и ефрейторами. Причиной такого нашествия явилась смена комдива, которому не понравилась борзота этих зажиревших прислужников. Они могли запросто, прибывших в штаб дивизии младших офицеров, обматерить, вплоть до мордобоя. Им сходило с рук, а порой какой-нибудь литеха, решивший постоять за свою честь попадал на губу. Полковник, пришедший на смену генерала, начал с инспекции полков. Проверял тщательно и службу, и быт. А тут такой случай — в штаб дивизии прибыл лейтенант, воспитанник суворовского училища. Надо сказать, офицеры, закончившие суворовские училища, пользовались особым уважением не только среди офицеров, но и среди солдат. Какой-то сержант из комендачей нахамил ему так, что получил от литехи по морде. На подмогу сбежались свободные от службы бойцы. Не избежать бы ЧП, но вышедший из кабинета комдив разогнал воинствующие стороны, после выяснения сути инцидента, велел арестовать всю комендантскую роту, включая старшину. Так и повелось у них — после наряда на губу, после губы в наряд.
На наш быт на губе с поваром Володькой, засилье сержантов-ефрейторов не повлияло. Разве, что кого-то из них назначили вместо меня старшиной. Мы так же ходили за едой в его столовую и, конечно, самое лучшее оставляли себе.  Пролетели девять дней, и мы с Володькой расстались. Ему оставался еще один день. Солдатская служба сурова в основном тем, что приходится делать то, о чем в повседневной жизни и не подумаешь.

50 Сто дней которые потрясают служивых

Не очень понятны языческие празднования «Ста дней до приказа», может быть потому, что нам, которые служат один год, трудно подобрать статус в устоявшейся традиции. Ну а мне проще ввести свой отсчет – «Сто дней до встречи с любимой». Проходит день, и он вычеркивается из календаря, все меньше дней остается в остатке, но черт побери, они становятся длиннее.

Размышления.
До встречи с любимой женщиной осталось 88 дней. Готов хоть сейчас умять гору баранины, запивая ее пинтой сухого вина и жить нормальной человеческой жизнью. 88, а кажется совсем недавно было 288, 188 и вот уже 88. Как прыжок в воду, нырнул — 288, вынырнул набрать свежего воздуха — 188 и вот теперь 88. Еще один нырок и поступит команда — Всплывать наверх, поступил приказ об увольнении в запас. Ваша служба кончилась, вы свободны. Все необходимое для отбытия получите в штабе полка.   

Из письма солдата.
Твой паж в нетерпении, моя милая. Но война есть война, неизвестно, когда она кончится, в планах не затягивать ее далее конца апреля. Не хочется огорчать светлый май. Противник жесток и коварен, а не подтянет ли он новые силы, чтобы затянуть службу. Я хочу видеть майские цветы в нашем доме, хочу дарить их своей любимой женщине, взамен ее ласк. Она щедра, и я буду вознагражден по-королевски. Я заранее в восторге, моя госпожа. 

Сон солдата.
Звучит тихая, приятная музыка. Вечер в городе, ночь в городе полном огней. Жгучее танго сопровождает мой путь к любимой. Что эти суетливые люди делают на улице? Может быть, они тоже торопятся к любимым, но тогда зачем так торопиться, не лучше ли не спеша обдумать слова, которые скажешь любимой, а может быть промолчишь их и все равно это будет разговор любящих сердец. Построй их в стройные ряды, ведь ты же поэт, согласись со мной. Рифмы придут, если беззаветно любишь, пусть корявые, но они твои. Ждут ведь не А.С. Пушкина. Твоя любимая ждет тебя. Ты ее бог, царь, герой, поэт. В ее глазах ты покорил мир. Мир ждет твоего решения, каково оно будет. Не медли с ответом.

51 Цвет погон

В караулы я ходил не часто. Это был последний. Всегда находились дела в батарее, ради которых командиры принимали решение не назначать меня в караулы, да и вообще в какие-либо наряды. Другие бойцы порой возмущались таким решениям командиров, но все забывалось до следующего назначения в караул.
     Однажды я вспылил и сам настойчиво попросил посылать меня в караул, надоело слушать упреки в свой адрес. Назначили меня в караул и достался мне пост по охране парка боевых машин. Мороз стоял под тридцать с забайкальским ветром. Не спасают ни валенки, ни тулуп, выдаваемые во время несения караульной службы, короче полный …. (по усмотрению читателя).
      Эх, сейчас бы в казарму, хотя и там только плюс 10, но все же нет ветра. И зачем я, дурак, напросился в такой собачий холод идти в караул — думал про себя я — торчать в этом парке подряд четыре часа, да еще три раза. Одни спят, другие бодрствуют, третьи торчат на вверенном им посту — вертелось у меня в голове. Так с этой, ставшей в мозгу скороговоркой, вышагивал я по периметру объекта уже два часа, хотелось выть от отчаяния, и тут заметил в заборе дыру, но не это главное, сразу же за забором была котельная. А там спасительное тепло.
      Я понимал, что котельная находится на «вражеской территории», на территории МСП (мотострелковый полк). Сам я к краснопогоникам неприязни не испытывал, хотя попасть одному в их компанию опасался (ребята рассказывали...), но в котельную идти не побоялся — наверняка, работают вольнонаемные, поговорить на их языке я сумею.
     Захожу в котельную и после мороза еще больше похолодел.                — Ну и встрял же я по полной — пронеслось в голове. На меня, покрытого куржаком смотрели человек пятнадцать пехотинцев в красных погонах. Удивительно агрессии они не проявили, даже чайку предложили (некоторые из них зашли почифирить заодно и потрекать вне казармы). От чая не отказался, страх попустил, но недоумение осталось — почему бойцы в красных погонах так мирно со мной обошлись? Даже поспрашивали откуда я (в зенитной батарее их полка тоже солдаты были в черных погонах) и я им сказал правду — Из соседнего танкового полка.
Попив чаю и отогревшись, я попрощался с ребятами и пошел на свой пост, подходило время смены караула. Только пройдя положенный маршрут по периметру объекта, я понял причину дружеского расположения к нему пехотинцев — у меня за спиной висел автомат с рожком полным боевых патронов. В котельной я даже забыл про него и думать, а бойцы из МСП сразу сообразили, чем может обернуться их негостеприимство, случаи расправы с обидчиками не так уж редки.
Больше мне ходить в караулы не пришлось, не за горами дембель. Через неделю нас — Пушкина, Серегу-физика, Перепелицу, но не Максима, и меня отправляют на сборы офицеров.

52 Сон солдата

— О, великий Александр! — гетайр в образе комполка опустился на колено.
— Я?
— Вы, Александр, не ошибаюсь?
  — Да, я Александр, да, я люблю, но велик ли я?      
Раздевшись, Александр находит свою фигуру не достойной великого завоевателя, он в ужасе, что скажет его любимая?
Великий приходил к своим женщинам в латах и в плаще с красным подбоем, а они сами по себе придают величественности. Что делать?
— Солдат, оставьте свои штучки, вы будущий офицер. Вы слышите, как бравурно звучит для вас музыка, побольше решительности. Вы все равно в плену. Путь к отступлению отрезан. Жгите мосты они не спасут вас. Лучше ни о чем не думать, вы в плену у самой лучшей женщины. Даже отважные аргонавты мечтали сдаться в плен к гарпиям, что вам еще надо? Ваша женщина несравненно лучше их и не столь коварна как они. Вам не грозит опасность быть погубленным ею.
— Позвольте, о чем идет речь? Я и так сдался ей в плен, и не помышляю ни о каком коварстве со стороны любимой женщины. Какие гарпии? Я очень люблю мою женщину. Подите к черту. 

53 Приказ на сборы офицеров
 
Как только объявили приказ о направлении нас на сборы офицеров, мы договорились отметить такое событие на танковой директрисе у Коли Гулина, команда там всего три человека, тепло и уютно, никто не помешает. Старшина уперся.
— Не поведу на ночь глядя у меня зуб болит.
— Ты нам и не нужен.
— Тогда сдайте шинели и идите.
Идти без шинелей не светило, еще стоял мороз.
— Это еще почему?
— Вышел приказ перехода на летнюю форму одежды.
Такой приказ никем не выполнялся, если бы и был. В перепалке со старшиной мы выяснили, что каждому солдату при увольнении или переводе положено двадцать девять вещей.         
— Ладно, тогда давай эти двадцать девять вещей, и мы уходим.
Такой расклад старшину явно не устраивал и был невыполним. Легче было ему как-то скрыть недостачу трех шинелей. На том и распрощались.
Лунная ночь степного Забайкалья. В этой ночи мы втроем идем на танковую директрису. Повсюду разлиты ее фиолетовые чернила, а сверху серебро луны.               
Утром вступила в свои права настоящая весна. Она напомнила о себе ласковым ветерком, но только напомнила, а после напоминания словно с цепи сорвались. Жесткие байкальские ветры, подняли столбы пыли и солнце померкло в ее великом множестве. Ветра усмиряют свою силу только ночью.
 
54 Двадцать третье марта

Ни какие ветры не могут сдержать времени, а потому срок моей службы в этом суровом краю истекает, с каждым днем, медленно тает, словно желая оттянуть мою встречу с любимой женщиной. Время правит людьми и богами, истачивая одно на своем пути и воздвигая новое. Так начертано в законе жизни — законе без издателя и издательства. Так было, так есть, так будет.

55 Офицерские сборы

«Офицер – отродье хамское,
но дело знает туго.
По сему жалованье
платить исправно,
в кабаки пускать
беспрепятственно».
Петр 1
На офицерские сборы зенитчиков мы попали из разных полков, среди нас были якутяне, кемеровчане, иркутяне, таджики. По гражданским специальностям из якутян были горняки, физики, судовые механики, из кемеровчан — горняки и учителя физики-трудовики, из иркутских —   кинемотаграфист, таджики — учителя разных предметов и один директор школы. Быстро наладилась дружеская обстановка. Коллеги по профессии подолгу рассказывали друг другу о своей работе, к которой скоро вернутся.

56 Из писем солдата
                Все мои мысли ведут к тебе, все пути ведут к тебе, к моему вечному городу. Каждый год твоей и моей жизни — улица в этом городе. Улицы украшены цветами, они всегда готовы к празднику, они всегда ждут нас и никому я их не отдам, они мое откровение. Ты мой праздник, который всегда со мной, ты моя ласковая солнечная весна.
Закат марта ожидается завтра. Получил долгожданное письмо от тебя, моя милая. Освещенное солнцем воспоминаний, оно доставило мне большущую радость и приятные минуты встречи с тобой в письме. Я смутно догадывался, что женщине приятно внимание мужчины, но считал это сверхъестественным. Во мне крепко живет установка — Все бывает слишком, и внимание тоже, оно превращается в обыденность, а тихая радость со слезой уходит. Самое главное я узнал, как быть в согласии с любимой.

57 Сон солдата

Все к черту, я начинаю новую жизнь, жизнь дембельскую. Дембель не должен унывать, все весело и единственное ожидание в этой жизни — ожидание приказа об увольнении в запас.  Это музыка в газетных строках, горн, зовущий в дорогу в новую жизнь, которой с нетерпением ждешь. Стая самцов, отпущенных на волю, полна половой энергии. Все к черту, княжна. Где наш праздник, где наш дом, бравые и веселые, ребята-дембеля. Мы пройдем, сметая на пути все условности. Мы молоды и полны сил, нам все подвластно.  Что за бред?
Не пристало вам забывать своих слов, своих чувств. Чувства, чувства, как их можно забыть, это сама жизнь, без них ты никто.            
Просто мечущаяся дурь без ясного пути. Ею озарен весь твой путь. Я просто в ужасе от тоски. Я жду тебя, моя милая, жду встречи с тобой. Я хочу сжаться, чтобы поместиться у тебя на ладони, согреться твоим теплом. Возьми меня, моя любимая, со всеми моими бреднями. Я могу лишь сказать, что люблю тебя, люблю бесконечно, остро. Я весь в тебе. Веди меня вперед, моя звезда, веди через топи любви, я счастлив идти за тобой. Я наказал тебя одиночеством, я ревную тебя к своему одиночеству, моя маленькая хозяйка далекого края. Все мы тут пугало в мире, который не носит шинелей, остается лишь размахивать пустыми рукавами на ветру судеб. Но пустые рукава никого не пугают, никого не привлекают. Гарнизонные женщины смотрят на нас, как на быдло, которым управляют их бравые мужчины. Как они бедны в своей надменности, как их обтрепала жизнь в далеких гарнизонах. Они молоды и древни как разрушенные скалы, как зубы, торчащие обломками из гнилой пасти армейской действительности.

58 Из письма солдата

И к нам пришла весна.  Просохли все лужи. То ли ранняя весна, то ли бабье лето никак не различить. Просыпаются желания, страсти, кажется они достигают наивысших пределов. Если бы я был бы художником, то обязательно написал точь-в-точь то, что вижу. Ну конечно, не   точь-в-точь — увидеть надо главное.
Аллея тополей звонка, вымыта, овеяна забайкальскими ветрами, налита весенними соками еще не вполне пришедшими в движение, но солнце ласково их пригревает, придавая жизненных сил. Так и в чреве будущей матери плод наливается живительными силами — первый вздох, первый крик. Лопнувшая почка рождает шум листвы. Рождению живого существа рады все, оно приносит весну даже в студеную зиму, даже зимой становится тепло от улыбки беззубого малыша.
Помню, пришедшей тебя из роддома, пахнущую молоком и чем-то, что навевает тихий покой. Молодая мать, девчонка, не знающая как взять своего ребенка на руки, что с ним делать. Я явственно ощутил запах новой жизни. Как хочется вновь ощутить эти запахи, увидеть тихую, нежную, не знающую что делать девчонку-мать. Как хороша была ты в те времена. Ты пришла и наполнила все мягким теплом. Я не хочу ни чего, кроме тебя. Ты мой май, моя весна, а разве этого мало?       

59 Ёся Синдерзон

Ёся Синдерзон, писарь сборов, с пронзительно голубыми глазами, искрящимися невинным взглядом из-под ресниц, которым позавидовала любая красавица (Max-Faktor отдыхает), с широким плоским задом, выпускник Кемеровского пединститута, учитель труда и физики, на плацу выглядел как кукла, дергающаяся на ниточках кукловода, до того неуклюжи были его движения.
        Офицеры сразу замечали эту его особенность и назначали ему какие-либо занятия, чтобы не видеть Ёсю в строю или выполняющим строевые упражнения. На сборах офицеров запаса он сразу попал в делопроизводители и ни одного дня мы его не видели в строю, даже в столовую он приходил отдельно от всей батареи.
     Кроме походки от кукловода Ёсик имел еще одну особенность — любил песни Высотского и пел их с особым надрывом, безбожно перевирая мелодии. Особенно потешно звучала в исполнении Ёси песня «Порвали парус». Все ребята, когда собирались вместе, просили Ёсю, ради развлечения, ее спеть. Трагичная песня превращалась в его устах в форменную комедию и все от души смеялись, прося повторить ту или иную интонацию. Ёся повторял, повторялся спектакль в театре одного актера, представления шли на бис, но без оваций, достаточно было просьбы. 

60 Будни сборов офицеров

Кемеровские учителя разрабатывают методики проведения уроков и слишком бурно их обсуждают. Им и в голову не приходит, что кого-то эти экзерсисы вовсе не интересуют. Но все к ним относились лояльно до тех пор, пока они не стали покрикивать на таджиков за их игру на рубобах. Пришли к взаимопониманию — учителя играли в свою игру —  уроки, таджики на рубобах.                Кинематографист, работавший до армии на ВосточноСибирской киностудии, привлекал к себе внимание как хороший рассказчик и необычностью своей профессии.
Не участвующие в общем брожении мирно играют в самодельные карты или как таджики возятся со штангой.
Возглавляет эту компанию крепкий приземистый Рахмон. В жиме он одолевал 100-110 кг, но считал себя слабаком в сравнении со своими братьями, настоящими батырами. Учеба отняла у него физическое совершенство, какого достигли его братья в горах, а он так и остался самым маленьким из них, засушили его знания. Рахмон вспоминает как до института жил дома в горах, пас баранов для продажи в Душанбе.
— Утром встаешь — рассказывает он — пиалка бараний жир выпил, потом чай с лепешка выпил. Морда красный, теперь и работать можно. А так слабый куда работать можно. Зачем только учился. Теперь директор школы, платят сто и еще что-то. А так за один баран — трисыта. Зато ученай. Начальника.            


61 Сон солдата

Из приемника льется приятная музыка. Звучат вальсы, мазурки, мерцают свечи балов. В каждой мелодии звучит легкая грусть, нега, воспоминание о милой прелестной женщине, робкий шаг в ее сторону, приглашение на танец. Сердце еще не знает мук долгих разлук, а разлука после тура вальса, кажется вечной. Снова гремит оркестр, ноги сами несут к той хрупкой девушке, совсем девчонке. Ей почти все равно кто ее пригласит на танец. Ее захлестывает чарующая музыка и нежность еще не окрепших мужчин-мальчишек. Как они галантны их фраки сияют, манишки неимоверной белизны. Им все подвластно — и эта робкая девушка, и горизонты наук, и поэзия — они романтики. В наше время костюмы совсем другие, но эти мальчишки-мужчины все те же. Все так же смелы и все так же робки. По-прежнему они восхищены прелестью девчонок, старающимися казаться женщинами. И девушки все те же, замирают при звуках вальса. Можно ли научиться любви?  Не знаю, но, если и нельзя — она придет с прекрасным, ты только жди. Ей вечно будет двадцать, она навсегда будет любимой. Бездумно, безрассчетно.

62 Занятия на сборах

Занятия на сборах вели дипломники Полтавское высшего зенитно-ракетного командного краснознаменного училища имени генерала армии Н. Ф. Ватутина. Мы уже знали по службе выпускников этого училища, заслуженно носящих звания офицеров и досконально знающих технику. Эти ребята немного смущались, ведь все мы были старше. Мы старались помочь им преодолеть их смущенность. И, наверное, нам это удалось. По окончанию занятий ребята выразили нам свою признательность за понимание. Кончились занятия, зачеты, и нами больше никто не интересовался.
До чего осточертело это мужское общество дипломированных солдат. Все деловые, все много знают. Простой житейский вопрос решают с указанием своей грамотности, начиная со слов — Мы люди грамотные, а по сему забыли, что ли, есть простые люди, которые слепят из глины болванов и от этих грамотеев не отличишь. Я хочу быть просто человеком, хочу домой, хочу свою любимую женщину. Разве этого мало.
 
63 12 апреля. 3-45

  Только что окончился матч чемпионата мира по хоккею СССР — Польша со счетом 20 — 0.

64 Из письма солдата

Солнце катится к закату, в прозрачном весеннем воздухе солнечный луч разлагается и стволы деревьев выбеливаются, кажется, что они останутся белыми и в ночи, так ярко их свечение. Ветерок свежеет, не успеваешь восхититься прелестной погодой, как она спешит показать свой норов.  Ветер опять поднял тучи пыли, принес с Байкала холод и сразу думаешь о любви к природе. В этой природе без хорошей одежды вовсе не чувствуешь своего возвышенного назначения. Просто бездомный пес, дрожащий в промозглой подворотне.
Дорогие мои зайчата, вы вместе наслаждаетесь любовь друг к другу, а мне остается только позавидовать вам, позавидовать возможности видеться каждый день друг друга. Я вовсе не ревную. Я дарю своему сыну свою любимую женщину, его мать. Она дарит ему свое тепло и заботу, свою материнскую любовь. Мир прекрасен с тобой.

65 Ленин приходит на выручку

         По правде говоря, увольнительная в нашем гарнизоне дело не распространенное и не очень приятное. Козырять приходится не только каждому литехе, но и каждому сержанту, попавшемуся на пути, а это дело не про нас. И все же мы решили использовать единственный раз за весь год свои права.   
Пушкин, Серега-физик и я обратились за увольнительной к парторгу полка, исполняющему обязанности командира полка, почти нашему ровеснику, майору Деточкину.  В отличном настроении накануне ленинского дня он выписал нам увольнительную.  Выйдя в гарнизонный поселок, первым делом мы зашли на почту отправить письма домой. Там повстречался коллега Пушкина, старлей и тоже Анатолий, замкомандира ПВО дивизии.  Раньше он служил замкомандира ПВО в нашем полку. Толя Пушкин сошелся с ним на почве судомеханичества. Оба Анатолия кончили институты водного транспорта, один в Новосибирске, другой в Горьком по специальности судовой механик. Этакая солидарность в безречном краю, а в результате и я с Серегой имели, не злоупотребляя ими, некоторые преференции.                Старлей согласился остаться в армии навечно, его зачислили в кадры на должность с таким же названием, но уже дивизии. Семенову с Пушкиным как судовым механикам было, о чем поговорить. Семенов скомандовал— Рядовой Пушкин, предлагаю к одиннадцати часам прибыть в расположение офицерского общежития с твоими товарищами. Закуска и выпивка остается за мной.
           В назначенный час мы явились в офицерское общежитие. Анатолия еще не было, а его сокоешники встретили нас чуть ли не в штыки. Заходит Анатолий и развеялась напряженность.                Далее по расписанию — тосты за назначение, за знакомство, за совсем скорое окончание службы, об ужасной дыре, в которую мы попали, о речных судах, о доблестной службе ПВО, вообще о военной службе, полной невзгод и лишений. С непривычки стало клонить в сон, и мы отправились в казарму. Успели к обеду и, как говорится по закону Архимеда, после вкусного обеда... Решили, и мы последовать ему.  После оздоровительного сна мы решили продолжить увольнительную, сказалось долгое сидение взаперти. Прошлись туда-сюда и направились в полк, время увольнительной подходило к концу. И тут из дома выходят две девушки и просят нас помочь им открыть дверь в их квартиру. Дверь на счет раз была открыта, а они нас решили угостить чайком. Мы   конечно не отказались, поговорили о том, о сем, пора и восвояси. Только выходим из дому — комендантский патруль и сопроводили нас в комендатуру. Можно было избежать такой участи, зайди обратно к девушкам, но что поделаешь — тормоза, сразу не сообразили.            
Майор комендач оказался весьма умелый и злостный интриган. Перво-наперво он созвонился в нашем присутствии с полком и поинтересовался с кем говорит, ему ответили:                — Парторг зенитно-артиллеристского полка, исполняющий обязанности комполка майор Деточкин. Полк под командованием полковника Стрельцова находится на стрельбах.                А так как мы с Пушкиным были при усах, комедач попенял Деточкину на небритость в его полку и заметил, что на КПП и вовсе стоят тарзаны с щетиной недельной давности               
— Примите пожалуйста меры, товарищ майор и пожалуйста пришлите старшину забрать бойцов.  Наш майор начинает закипать, но все же прислал старшину. Комендач, увидев старшину и вовсе обомлел, и отправил его к нам в камеру вместе с нами под замок. Его усы отличались от наших, они спускались до подбородка. Через некоторое время комендант вызывает в кабинет нас всех четверых и начинает разговор по телефону с нашим майором. Выяснив второй раз с кем, он разговаривает, комендач начинает измываться над ним — Вот вы ответственный партийный работник, парторг, в настоящее время еще и командир полка, кого вы прислали забирать бойцов?  Если у задержанных усы, еще как-то мириться можно, то у сержанта они закручиваются вокруг морды. Как это понимать? Он еще многое говорил о партийной ответственности и дисциплине.                — И это вам доверили готовить офицеров запаса. Градус кипения Деточкина поднялся выше не куда.                — Присылаете дежурного офицера за своими тарзанами. Да чтобы был кадровый офицер, а не какой-нибудь двухгодичник — закончил комендач.
Дежурным офицером оказался лейтенантик, с которым мы пили в общежитии. Он как-то сразу осунулся с лица, видимо испугался, что мы его как-то выдали, оправдывая наше столь некорректное поведение в увольнительной, но мы даже не знали, что он из нашего полка. С дежурным вернулись в полк и предстали пред очи парторга. 
— Меня, партийного работника.... Не дождетесь дембеля... На губу, на десять суток, а потом я найду повод чтобы продлить ваше там пребывание... К тому же сильно подпортило майору настроение состояние его парадной шинели. Завтра он решил по случаю торжеств, первый раз после капитанской, одеть шинель майорскую с одной звездой на погонах. Поручил оборудовать шинель дембелю-армянину. Дембель старался, действовал по логике — осевая линия погона должна совпадать со швом на плечах, погоны оказались на спине и произошел конфуз. Разнося нас, попутно он материл незадачливого армянина.  Пушкин, Серега-физик и я стояли перед ним как школьники и молча выслушивали его гневные тирады. Не улыбалось попасть на губу, когда до дембеля оставалось меньше десяти дней, и угрозы майора вполне были выполнимы. Как быть?  И решение нашлось.
Вернувшись в казарму, стали срочно искать и разорять списанные свинцовые аккумуляторы и плавить свинец. Серега по прозвищу Сиплый, мой однокурсник, такое прозвище он получил после фильма о боевой комиссарше на корабле, сбегал в госпиталь за гипсом и барельефом Ленина, вылепленным из пластилина от нечего делать армянским солдатом.
План был такой мы изготовляем из свинца барельеф, крепим его на доске, обтянутой бархатом, внизу подпись, вырезанная из рандоли и отполированная до зеркального блеска, «Ульянов-Ленин» и табличка которая гласит - «От сборов офицеров зенитно-артиллеристского полка в честь Ленинского субботника». На праздничном построении вручаем этот подарок майору, должно подействовать. И подействовало.
На сборы мы попали из разных полков, но были те, кто в этом полку проходил службу поэтому миссию вручения поручили якуту Кириллу, майор его хорошо знал. После торжественного прохождения мимо трибуны. Уже второй день обильный снегопад, снега за всю зиму столько не выпало в этом степном краю. Снег белый пушистый закрыл всю землю толстенным ковром, скрыл все огрехи на земле.  Традиционный ленинский субботник по уборке территории части не состоялся. На трибуне майор и дежурный офицер. Кирилл вручает под стук сапог батареи сборов подарок. Деточкин растроган. Деточкин отменяет наказание и поручает изготовить еще одного Ленина для его кабинета. Второй был еще краше. Начался ленинский бум.  Свинец кончился, перешли на гипс, крашенный серебрянкой, бронзой, кумачом, просто без покраски... Все таджики положили в дембельские чемоданы ленинский сувенир. Были заказчики из других полков. Вылепили герб страны Советов. Делали для близлежащих полков. Серега Сиплый стал взымать плату за гипс. Вот такой получился дембельский аккорд.
        Во время этого дембельского аккорда пахали как подорванные — то срочно нужен герб на трибуну, то надо подновить ордена на воротах, то изготовить подарок... Но мы не жаловались, зато мы не ходили ни в какие наряды, день был свободен от каких-либо команд и командиров.
Под влиянием наших художественных стараний, инженер-строитель из Волгограда Николай Костин, стал колдовать над своей парадкой. Из рандоли стал выпиливать буквы и лычки сержанта на погоны хотя, как и большинство из нас носил еще звание рядовой.                — Как же я инженер вернусь домой рядовым, засмеют.

66 Будни сборов

С майором Деточкиным мы подружились. Он даже хотел определить нас в ВКШ (высшая комсомольская школа), но туда мы не проходили по возрасту. Он нас всячески ограждал от поручений, не связанных с нашим кабальным «творчеством». Но как-то утром после завтрака, дежурный по части объявил нашей батарее офицерских сборов наряд по бане. Старшина, учитывая некоторую неприязнь своих земляков к нам, назначил в этот наряд нас, то есть Пушкина, Серегу-физика и меня. Пушкин резко возмутился и пригрозил докладом майору.                —Толя, — сказал я ему — нам надо отдохнуть, не возникай, все равно в компанию к нам пришлют еще троих и развлечемся в картишки. В бане была своя команда. Они забирали грязное белье, выдавали чистое, следили за порядком, а присланные из полков валяли дурака. Мы пошли в наряд. Вскоре прибыло и пополнение. На подмогу тем, кому делать нечего. Наш благодетель хотел подкинуть нам очередное задание, а мы в наряде. Сержант получил втык и пришлось ему прислать другой наряд.

67 Из письма солдата

Во мне все кричит — Где же письма от моей любимой женщины? Где она, что с ней? Опять парни получают почти ежедневно письма от своих жен, самых лучших на свете. Меня бесят такие заявления, хочу кинуться на них. Не может быть, чтобы их женщины были лучше моей, что стало с ней? Где находится тот сказочный грот, в котором она спит?
Будет еще небо голубое,                будут еще в парках карусели.
Это ни чего, что мы в разлуке,                Встреча  будет нам еще дороже.

В тот день мы не вернулись к делам, а играли, с прибывшими взамен нас, в карты и читали Ремарка.
Встретились со своей батареей из танкового полка. Посмотрели на сержанта, которого отделали ребята из его взвода. Нос у него начинался со середины лба и прямой линией сходил до кончика, глазки стянулись к носу. Порадовались за ребят и посмеялись над сержантом, поделом досталось.

68 Размышления

Опять свищет ветер он старается выдуть что-то немыслимое. Может быть это старается гигантский стеклодув, создавая весеннюю вазу своей прелестной повелительнице. Лето раскрасит ее цветами, нанесет на ее поверхность свои нежные ромашки — символ влюбленности, отдаст необыкновенную синеву небес. Осень раскрасит колдовским золотом, багрянцем листвы и закатов. Зима придаст строгую элегантность линий этому творению, нанесет ослепительную белизну. На этом закончится год, год счастья и очарования, может быть, и, напротив. Во всем этом жизнь, жизнь такая какой она есть. 

69 Сон солдата

Случайный вальс? Нет не с него началась наша жизнь. Мы с тобой, любимая, никогда не танцевали в пустом зале, мы ждали друг друга и совсем не случайно. Не надо слов, просто был жаркий август, а не весна, и любовь вспыхнула такая же жаркая, как и пылающий август.  Нет это был не бред жаркого лета. Это была встреча двух сердец, не думавших уже, что они встретятся. Была встреча. Новая встреча после расставания состоялась. Я скоро вернусь и растерзаю тебя. Я буду рычать от счастья быть с тобой, моя любимая.                — Вам такое подходит, верховная богиня Гера? Не будем лукавить, я вас буду терзать, хотите вы этого или нет. Я забуду, я забываю с тобой все условности. Жизнь возвратится ко мне, моя богиня, вы вольете в меня новые силы.  И станут дни и ночи одна другой короче, как бывает только весной. Ничто тебя не спасет, моя любимая, ты попадешь в руки дикаря, буйного, бесшабашного гусара. Нет я не буду слишком жесток, не буду слишком груб. Не достойно это мужчины.  Я хочу спать, вскакивать, любить, целовать свою любимую. Вот и все, мое счастье.

70 Из письма солдата

Только люблю, люблю, люблю и жду, жду, жду. Не сегодня-завтра прочтем в газете дембельский приказ.                Собираются несколько солдат, о чем-то кричат, спорят, а потом все замолчат, и кто-то скажет — Как все надоело. Сейчас бы на станцию и домой. И так каждый раз все споры кончаются такими словами. Надоело говорить и спорить ...

71 Долгожданный приказ

Нам не мало с тобой испытать привелось.                Жизнь в пути совсем не приелась.                Хоть пыльны пути — это лишь для того,                Чтоб лучше в застолье нам пелось.

       Наконец долгожданный приказ. Отмечали его всеми сборами. Таджики отбыли в землячество, у них во все праздники своя бражка.  В станционном магазинчике гонцы набрали водки. По пути в казарму уже на территории части гонцов застукал безымянный капитан, начальник сборов. Безымяный потому, что бывал он у нас настолько редко, что многие не знали его даже в лицо. Сержант из гонцов стал ему докладывать и из-под шинели у него выпала одна из бутылок. К счастью не разбилась. Капитан лукаво посмотрел на сержанта и промолвил                — Вечером буду.
Вечером он поздравил нас стаканом водки с приказом и отбыл. Для нас наступил последний этап познания жизни в армии — демобилизация, то бишь дембель. 
Майор  Деточкин пообещал отпустить нас домой к первому мая, но хорошо, что не оказалось билетов на тридцатое апреля, а то бы нам сидеть на губе. Комендант устроил облаву на тех, кто отъезжал в тот день и всех отловленных отправлял на губу. Не буду оценивать законность таких действий, может быть: «Чтобы служба медом не казалась» такое логическое построение? Но как бы там ни было, домой мы вернулись день в день. На станции Карымской мы расстались с Толей Пушкиным. До Читы мы ехали втроем Серега-физик, Серега-Сиплый и я.  Серега-Сиплый остался погостить у тети в Чите. В Якутск я вернулся с Серегой Акишевым. До осени пути нашего армейского братства разошлись. И опять при расставании с однополчанами их лиц не видно, впереди радость встречи, меня ждут.

72 Возвращение

       Из армии мне нужно было прибыть в районный центр Оймяконья там меня должна была ждать любимая женщина, но встреча в якутском аэропорту со Славой Азовцевым несколько нарушила мои планы. Он мне поведал, что, еще будучи зав. РОНО, он направил ее после весенних каникул учительствовать в Оймякон. Это означало на месте любимой нет, а мне надо менять маршрут.  Азовцев посоветовал, как быть дальше, порекомендовал к кому обратиться за помощью в пути.
       От ближайшего аэропорта, который назывался «Оймякон», до самого Оймякона двадцать восемь верст и дороги в распутицу никакой.  Оймякон — наиболее суровое место на Земле. Еще Оймякон знаменит Лабынкырским чудовищем. Учёные заинтересовались им после сообщения геолога В. И. Твердохлебова, наблюдавшего в озере некий крупный движущийся объект. Его сообщение было опубликовано в журнале «Вокруг света».
      На попутном вертолете попал я в аэропорт «Оймякон» и сразу обратился к председателю профкома совхоза с приветом от Азовцева. Председатель перво-наперво накормил меня, выдал мне болотные сапоги, брезентовый плащ и направил в школу к учителю физкультуры, который должен заняться моей дальнейшей судьбой. Прошло часа три, а мы все еще кого-то ждали. Учитель стал собирать ужин, выставил водку, разогрел мясо, но сам пить отказался.                — Не хочу отказываться от теперешней жизни, раньше пил по-черному, ничего и никого не видел, а теперь, как не стал пить открылась для меня жизнь. Однако, трезвому интересно жить. В школе дети, спорт, стрельба всякая, лыжи, охота рыбалка, своя семья довольна.
      Часам к десяти вечера, наконец, появился тот, кого мы ждали — мотоциклист. Он то и должен препроводить меня в Оймякон. Мои опекуны еще около часа что-то обсуждали между собой по-якутски. Часов в одиннадцать, благо уже светло всю ночь, я уселся в коляску, и мы тронулись в путь.                Ехали по зимнику, но воды на дороге предостаточно, в конце концов километров через пять, мой драйвер отказался ехать дальше и стал объяснять, как мне дальше идти                — Самое главное, как услышишь дизель работает это будет Оймякон. Идешь ты, идешь, пройдешь километров десять отсюда, справа от дороги увидишь огни поселка, до них шесть километров, придешь туда только это не Оймякон. Однако, вернешься назад и опять иди вперед, еще километров через восемь опять справа увидишь огни поселка, до них поменьше, километра четыре. Пойдешь туда, когда придешь в поселок, то это тоже, однако, не Оймякон. Опять вернешься и теперь иди, и иди, услышишь дизель работает, значит Оймякон. 
Удивился я такому напутствию и спрашиваю
— А можно ли не заходить в эти поселки, которые не Оймякон?
— Конечно можно, если прямо идти, однако, ни куда сворачивать не будешь придешь в Оймякон, услышишь дизель, значит пришел.                Проехать дальше и одолеть дорогу, мотоцикл все-таки мог бы, но было видно, его хозяин куда-то торопится, то ли на утреннюю зорьку (начался весенний перелет уток), то ли еще по каким делам, злоупотреблять гостеприимством и уговаривать не в моих правилах. Полон решимости к утру преодолеть дорогу, я двинулся вперед в село Оймякон.
      Дорога конечно одно направление, никакая, годы спустя в Оймяконе будет проходить конгресс мерзлотоведов и построят круглогодовую грунтовую дорогу, откроется маленькое окошечко в мир. 
      Весна ранняя, кругом лужи, не зря председатель профкома болотные сапоги выдал, правда, плащ тяжеловат. Не знаю сколько прошел километров, но стал мне мерещиться звук работающего дизеля, остановлюсь, прислушаюсь, нет такого в природе звука, иду дальше. Через некоторое время все повторяется. В дали ничего кроме зарослей тайги, не видно и поселков с их огнями тоже. Думаю, наверное, еще совсем мало я прошел, так нет же, солнце вот-вот покажется. И прямо как в сказке с первым лучем солнца заросли расступаются и открывается вид на Оймякон, на дом с высоким крыльцом и большущей лужей перед ним. Навстречу выбежала собака, а вслед за нею показался пожилой якут с ружьем. Дом с высоким крыльцом оказался магазином.
— Ухто такой — спрашивает. Говорю
— Пришел к жене, она у вас в школе работает. 
— А пранцуз? Сейчас, однако, покажу ухде живет. 
        Радость встречи неописуемая, нежные объятья, что-то говорим друг другу, прерываемся, опять говорим. Нет эти минуты счастья невозможно понять и описать. То, что чувствуешь ты это только в тебе, внутри. Не понятно даже тому, на кого направлено твое чувство. Наверное, более точное определение в романсе Козина «Ты не поняла».                — Тебя любил я, ты не поняла — вначале.                — Тебя любила я, не понял ты – в конце.                Все слова будут только отчетом в восторженных выражениях, возможно описанием процесса встречи после долгой разлуки, но не самой его сути.  Отчет с восторгами не хочу.
         Раздался стук в дверь — пора вставать. От семьи завуча школы принесли великолепный завтрак — горяченькие оладушки и слегка поджаренную налимью печень, на местном наречии максу.  Мать завуча с утра пораньше сходила на рыбалку и принесла хорошего налима.  После завтрака Кысуля ушла в школу, и я ее должен там встретить.
         В школе длиннющий коридор с большими окнами, вдоль окон стоят якутские ребятишки и здороваются со мной. Я их не знаю, но конечно здороваюсь, в ответ слышу - bonjour monsieur, несколько удивленный, продвигаюсь вперед и от каждого ребенка слышно bonjour monsieur, bonjour monsieur... Выходим из школы и каждый встречный — bonjour madame, bonjour monsieur.  Малыши, встречаясь на улице, добавляют — Пранцуз (француз — это моя жена) в тапочках. Они обратили внимание, что пранцуз сменил обувь, и вельветовые туфли называют тапочками. Удивительная прививка французского языка среди якутского населения.
  Между оймяконцев распространена фамилия Романов – причина забавных курьезов. В классе собирается до десятка Романовых, а при совпадении имен трудно определить какого Николая Романова нужно вызвать к доске и появляются в классе императоры — Николай I, Николай II, так они и записаны в журнал.
       Постоянно проживающих в Оймяконе русских четыре человека — продавщица в магазине, муж завуча школы, его мать и сын лет шести, если считать по отцу. Все они владеют якутским языком. Мне сразу вспомнился случай с моим земляком осетином. Работал он в этих краях прорабом, родился у него сын, немного подрос и определили его в ясли, в яслях все нянечки и воспитатели якутки, говорить по-русски нет потребности. Настал момент мальчик заговорил, но ни по-русски, ни по- осетински, а по-якутски.
       Вторым делом после любви нужно поесть, купить хлеба, мяса, чаю, остальное что приглянется. Пришли в магазин, спрашиваем
— Мясо есть?
— Есть — отвечает продавщица — Но только четверть туши, отрежете сколько надо, остальное будете хранить в магазине (такой вариант не подходил, нам только для шашлычка), хлеба нет купите в столовой. Зато мы увидали на витрине хорошие вина, джин, армянский коньяк. Такого ассортимента даже в райцентре давно не было. Взяли чаю, сахара, консервов и направились в столовую за хлебом. На витрине похожий на лаваш хлеб. Говорю буфетчице
—  Дайте хлеба. В ответ
— Хлеб сох (нет). 
— Как это нет, а это что — показываю на лаваши. 
— А?  Лепеска бар (есть) — на том и сговорились. Пообедали в столовой, отправились на прогулку к реке.
        На реке ледоход. Северные реки вскрываются ото льда по-особому.  Ледовый покров прочный и долго оказывает незаметное глазу сопротивление поднимающейся воде. Сам по себе ледоход явление скоротечное и в солнечный день нашей прогулки представлял красивое зрелище — то плыли целые города, вскоре рассыпающиеся на длинные кристаллы, то какие-то чудища, которые постигала та же участь, зато какой мягкий чай из этих кристаллов.                По берегу потихоньку со звоном рассыпаются льдины, вытолкнутые на берег, так мелодично как Бар чаймс самозвучащий ударный музыкальный инструмент. Под музыкальный ледоход пьем чай из консервной банки, наслаждаемся особым его вкусом, видом движущегося на север льда. Сейчас середина мая, а ледоход достигнет устья реки только к июню. Таков его долгий музыкальный путь.                Появился дряхлый старик, тоже —   bonjour madame, bonjour monsieur. Угостили его чаем, сигаретами. Пришел он, по его словам, и жестам, окончательно прогнать зиму. Он старался спихнуть с берега льдины. По своей слабости безуспешно, а мы с беспокойством следили как бы он сам не оказался в реке. С трудом удалось отговорить от этого занятия, пришлось еще раз приготовить чай и пригласить его, таким образом был преодолен языковой барьер и наступило полное взаимопонимание.  Солнце уже клонилось к горизонту, а нам с моей Кысулей уходить с берега не хотелось, но время уже около одиннадцати вечера и уходить все-таки пришлось. На обратном пути повстречался целый взвод вооруженных ружьями женщин — отряд якутских Диан проследовал на вечернюю зорьку. Мужиков-то в селе кроме стариков и мальчишек моложе четырнадцати нет. Первые заняты в стадах оленей, вторые — учебой в интернате. Потому оймяконши весьма успешные Дианы-охотницы и рыбачки. 
Если вернуться к началу пути в Оймякон и работающему дизелю, то по этой примете я никак не смог бы определить близко ли от меня Оймякон, и огней тех загадочных поселков справа не мог бы увидеть по весьма прозаичной причине — дизели с началом мая были выключены (светло допоздна,  а ночью свет не нужен), а заодно закрыты бани (вода есть в реке), дизель включали только с семи до восьми утра, для приготовления завтрака и чая, с баней сложнее, наверное, откроется как только станет река, значит, не скоро.
Незаметно прошли дни нашего с Кысулькой пребывания в легендарном Оймяконе, чудища конечно мы не видели, далековато до озера с нас хватило разноречивых сведений о нем — озеро находится на высоте 1020 м над уровнем моря, вытянуто с севера на юг на 14 км, ширина водоема почти везде одинакова — 4 км, глубина — до 60 м. Из озера вытекает одноименная река Лабынкыр. Единственным обитателем тех мест был некий рыбак-троцкист по имени Алямс, сосланный в Якутию во время репрессий и не пожелавший возвращаться, с его невероятными рассказами о жертвоприношениях, якобы приносимых им Чёрту, так по-другому местные жители называют загадочное озеро.
          Напоследок зашли в магазин взять с собой экзотических напитков для встречи с друзьями, чем очень обрадовали продавщицу. Пока мы разговаривали с ней о превратностях торговли, подкатили на мотоцикле два парня из соседнего села, с лихим разворотом упали в лужу перед крыльцом, отряхнулись и зашли в магазин, что-то спросили по-якутски, взяли полный рюкзак выпивки и укатили.                — Это мои постоянные покупатели — вздохнула продавщица — остальные либо на пастбищах, либо вылечились, да вот вы меня немного выручили.                Мы попрощались, а с неба уже раздался рокот вертолета, на котором мы покидали наиболее суровое место на Земле. Прощай Оймякон, adieu ; des gens sympathiques, прощайте его приветливые люди. Через час мы были дома.    
Встретились с друзьями-однополчанами мы уже офицерами запаса осенью.  Мы пили коньяк «Дойна» и закусывали замечательным узбекским виноградом.                Толя Пушкин вернулся на земснаряд и работал лето на баре реки Яны, Серега-физик в свой НИИ, Серега-Сиплый подался в снабжение, я, после непродолжительного круиза по европам нашей родины, вернулся к своей любимой проектной работе. За столом выяснилось, что Толя собирается жениться забот у него полон рот, Серега-физик наоборот — разводиться, а пока собирается на заячью охоту. Ну а мы с Серегой-Сиплым сугубо городские жители никуда не собираемся.