В классическую музыку я по уши влюблён ещё с детства, со времён учёбы в музыкальной школе по классу фортепиано. Эта детская любовь и привела меня в очередной раз в качестве слушателя на Международный фестиваль "Лики современного пианизма". В Концертном зале Мариинского театра на улице Писарева в тот вечер выступал пианист из Хорватии по имени Горан Филипец. Он исполнял хорошо известные мне произведения Фредерика Шопена и Ференца Листа и делал это скромно, с каким-то славянским простодушием, не навязывая новую трактовку, с почти детской наивностью и доверчивостью. Если это можно назвать манерой исполнения, то мне она чрезвычайно импонирует. Горан очень понравился мне и как человек: на следующий день удалось с ним немного пообщаться, и я был приятно поражен его скромностью, простотой, душевной открытостью, добродушием и веселостью; к тому же, он отлично говорит по-русски...
В первом отделении звучали баллады Шопена: соль минор, фа мажор, ля-бемоль мажор и фа минор, а также Анданте спианато и Большой блестящий полонез ми-бемоль мажор, соч. 22. Во втором отделении - Лист: "Долина Обермана" и Фантазия-соната "По прочтении Данте", затем была исполнена Концертная парафраза Листа на темы из оперы Дж. Верди "Риголетто". Должен признаться: меня ни в коем случае нельзя назвать разборчивым и искушённым слушателем, когда исполняются произведения Шопена. Дело в том, что когда-то, очень давно, я получил приз за успешное выступление на детском фортепианном конкурсе. Призом оказались два диска фирмы "Мелодия" с записью сочинений Шопена в исполнении Михаила Воскресенского. С тех
самых пор я боготворил этого композитора, он стал моей первой детской музыкальной любовью, а к первой любви, как известно, отношение всегда особо трепетное и предвзято благожелательное. Позже эта музыка очень поддержала в трудные времена моей несчастной любви, когда любимая девушка, с которой я провёл два счастливых года, уехала во Францию, навсегда оставив меня, хорошо ещё, что не одного, а с Шопеном. Потом было ещё несколько всплесков любви к нему, к счастью, с потерей девушек не связанных. Поскольку сочинения этого композитора вызывают у меня глубокие эмоции, в том числе ностальгического характера, я готов слушать их всегда, везде и в любом исполнении. В этот раз, как и всегда, я с наслаждением растворялся в любимой музыке, но держал себя под контролем всё первое отделение и в начале второго. Когда же очередь дошла до "По прочтении Данте"Листа, по неведомым причинам я совсем раскис, и моё лицо превратилось в сплошное мокрое место. Такое безобразие продолжалось и при исполнении тем из оперы "Риголетто".
Это было странно, поскольку музыка Листа хотя и нравилась раньше, но никогда не была слишком сильно интегрирована
в мою жизнь. Теперь же ею были задеты какие-то особо чувственные, может быть даже болезненные струны моей души, и я ничего не мог с собой поделать. На бис был исполнен самый, наверное, популярный вальс Шопена: соч.64/2, и это меня окончательно сломило. После концерта я был эмоционально выжат, мне трудно было возвращаться в обыденность, и до самой ночи я так и не смог окончательно прийти в себя...
На следующее утро, проснувшись, я осознал необходимость жить дальше - хотя бы для того, чтобы вечером снова оказаться в Концертном зале Мариинского театра и услышать выступление дуэта из Сербии: виолончелиста Драгана Джорджевича и пианиста Владимира Милошевича. В первом отделении исполнялась Соната для виолончели и фортепиано фа мажор Рихарда Штрауса и снова - горячо любимый мною Шопен: Интродукция и Блестящий полонез для виолончели и фортепиано до мажор. Во втором – Роберт Шуман (Adagio и Allegro для виолончели и фортепиано ля-бемоль мажор), Альфред Шнитке (Сюита в старинном стиле) и Давид Поппер (Венгерская рапсодия). Виолончель солировала, пианист аккомпанировал, из-за чего невозможно было избежать мыслей о том, что такое выступление не вполне вписывается в формат фестиваля и не соответствует его названию. Однако это обстоятельство меня особо не заботило и не смущало, поскольку, во-первых, исполнялись в основном знакомые произведения, которые мне всегда нравились; во-вторых, меня очень увлекало звучание виолончели само по себе (в своё время я едва ли не до дыр затёр пластинку с записями выступлений Ансамбля виолончелистов Большого театра). Мои ожидания не были обмануты: звучавшая в этот славный вечер музыка нашла своего восторженного слушателя в моем лице, а душа не знала, как меня благодарить за то изысканное пиршество, которое она получила. В этот раз, правда, обошлось без слёз и мурашек по телу. Но не обошлось без определенного рода мыслей и аналогий. Вкушая разнообразные звуки виолончели и рояля, наслаждаясь, если можно так выразиться, богатством их аромата и вкуса, я раздумывал о короткой, но весьма интересной жизни музыкальных звуков и об их удивительном сходстве с человеческими судьбами. Именно эти мысли и легли затем в основу "Размышлений Мойрэрамоса Гамоса о мире музыкальных звуков". Кто знает: если бы в тот благословенный вечер я не побывал на концерте Драгана Джорджевича и Владимира Милошевича, возможно, эти, столь дорогие для меня "Размышления" так никогда и не появились бы на свет...