Довелось мне как-то, будучи студентом-второкурсником, провожать в последний путь одного человека. Вернее, не только мне, но ещё трём моим одногруппникам.
А было это так. В один прекрасный день (не фигурально, а буквально – на дворе стояла солнечная октябрьская погода), мы были вызваны к заведующему кафедрой и он поведал, что нам предстоит сегодня помочь кое в чём во время похорон одной персоны. Не заметив особой радости на наших лицах, он добавил, что церемония будет днём, через два часа нам нужно быть по такому-то адресу и что от всех сегодняшних лекций мы освобождены. А-а! Так это в корне меняет дело! С этого и надо было начинать! Можно всё-таки поднять студенту настроение с утра!
Повалявшись немного в общаге и, попив чайку, мы прибыли в назначенный час по указанному адресу. Во дворе стояла стайка товарищей, они курили и тихо переговаривались между собой. В квартире же шла подготовка, к которой нас сразу и подключили. Мы освободили пространство в большой комнате, поносили какие-то скамейки, сделали ещё кое-что по мелочи и вынесли гроб с усопшим из квартиры.
В нашу задачу, прежде всего, входило перемещение покойного, ну и любая дополнительная помощь, о которой нас могли попросить. Провожаемый в последний путь оказался каким-то начальником средней руки, однако, за долгую выслугу лет у него имелись правительственные награды, стало быть, человек заслуженный! Награды эти были аккуратно разложены по подушечкам, которые и возглавили траурную процессию. Именно так мы прошли потом пару городских кварталов: впереди подушечки, потом безутешная вдова, дети, мы с покойным, ну и все остальные гости, а точнее сказать, провожающие. Вполне себе крестный ход!
Каким боком покойный был связан с нашим творческим ВУЗом, осталось загадкой. Да мы, собственно, и не вникали.
Ладно, опустим некоторые дальнейшие детали и перенесёмся сразу на кладбище. На месте погребения состоялась гражданская панихида. Из речей выступавших выяснилось, что усопший успел поработать в нескольких учреждениях и везде неизменно оставлял по себе добрую память. Он был ответственным человеком, верным товарищем, требовательным, но справедливым руководителем и т.д. и т.п.
Судя по тому, как бесцветно и дежурно это всё произносилось, поверить в перечисленные добродетели было непросто. Впрочем, оставим это - о покойниках, как говорится, или - или…
Мы с парнями стояли чуть поодаль, почти в шеренгу, напоминая взвод почётного караула, только вместо карабинов в руках у нас были лопаты. Лица наши хоть и выражали подобающую моменту скорбь, внутри все слегка егозили. День-то был погожим, но осень, как-никак, на кладбище гулял ветерок и начинал уже продувать спины.
Поэтому, когда панихида закончилась, мы быстро и как-то в охотку (прости нас, господи!) закопали покойника. Затем всех усадили в автобус и, как водится, предложили поехать помянуть душу грешную. Вот это предложение мы, вечно голодные студенты, встретили с особым энтузиазмом.
Вернувшись всё в ту же квартиру, расселись за столы. Мы с приятелем Витей оказались напротив двух других наших бойсов. Витёк, правда, вскоре вышел, ну, сами знаете куда, а мы с удовольствием прильнули к поминальной трапезе. Вначале всё шло как обычно: вставали какие-то люди, что-то говорили, потом все выпивали и снова слышался звон вилок. Когда мы согрелись и нам стало хорошо, парни тихонько стали вспоминать один забавный случай, в котором фигурировал уже упомянутый Витя. А он именно в этот момент и вернулся на своё место, пробившись с боями сквозь гостей.
- О, Витёк! Лёгок на поминках!
Вот зачем я это сказал? Нет, не так. Почему я вдруг, неожиданно для себя, произнёс именно такое окончание, хотя собирался ведь сказать по-человечески – «на помине»? Непонятно.
Ну, короче говоря, мы все вчетвером «прыснули»!
Тут надо заметить, что человек я по природе смешливый. А в детстве и юности был просто очень смешлив.
Помню, в школе, на пионерских линейках, которые проходили раньше регулярно, мы выстраивались отрядами и обязательно произносили какие-то речёвки.
Происходило это примерно так:
- Наш девиз, – обычно громко выкрикивал председатель отряда, и весь отряд так же громко скандировал в ответ:
- Бороться и искать, найти и не сдаваться!
Девизом нашего отряда была короткая фраза «гореть и зажигать других!»
Никогда её не забуду, потому, что каждый раз, после громкой декламации этого самого девиза, у меня перед глазами возникала одна и та же картина: объятая пламенем Оля Василькова, председатель нашего отряда, идёт зажигать других. А эти другие, сплошь несознательные элементы, с криком разбегаются в разные стороны! Мои губы при этом видении сами собой растягивались в глупой улыбке и со стороны, наверное, я был похож на тихо помешанного пионера.
Или ещё один примерчик. Подростком, я был активным участником художественной самодеятельности. И как-то раз в наш ДК заехал столичный театр пантомимы. Пантомима была очень популярна одно время. И поскольку мы, обычно, не пропускали гастролёров, а у занимающихся в кружках был даже свой выделенный в зале ряд, мы, естественно, пошли на это представление. Так вот, на выступлении этого театра было настолько смешно, так меня это всё пробрало, что вначале я безудержно хохотал в кресле, потом упал с него на пол и бился там в истерике, въезжая своей головой в ноги рядом сидящих зрителей. Остановиться я не мог! Рядом сидящие в какой-то момент не на шутку всполошились – не вызвать ли мне скорую?
Но как-то обошлось.
Но я отвлёкся. Вернёмся за поминальный стол.
Мы «прыснули», но тут же сдержали себя. Сдержались, правда, на короткое время, а потом пошёл уже неконтролируемый процесс.
Бывали ли у вас приступы смеха? Именно приступы, против которых собственная воля бессильна? Это очень странная штука, скажу я вам по собственному опыту – непонятно, что их вызывает, иногда нет никакой видимой причины и совершенно непонятно, как это можно остановить. И происходят они очень часто в самой неподходящей для них ситуации. Попадалово, одним словом.
Я уже рассказал о своей смешливости, но в тот день парни мне не уступали. Мы, конечно, начали бороться с подступающим приступом – поминки ж, ё-моё!
Мы опускали головы вниз, чуть ли не под стол, мы закрывали рты руками, тряслись мелкой дрожью, стараясь не издавать никаких звуков. Но ничего не помогало! Стоило нам встретиться взглядами, как тут же накатывала новая волна. И водка здесь была ни при чём, ибо выпили мы всего ничего. Честно говоря, мы очень смахивали тогда на обкурившихся планом. Но ничего не могли с собой поделать!
Вечер переставал быть томным. На одной стороне стола царил чинно-благородный траур, на другой мы давились от смеха. Взгляды гостей становились всё суровей и осуждающей, назревал скандал! Да мы и сами понимали весь абсурд ситуации, но опять же – приступ! Что тут сделаешь. Надеялись как-то с ним справиться, тем более, что выбираться из-за стола было жутко неудобно, это означало поднять всех остальных.
И только когда терпеть и сдерживаться не было уже никакой мочи, мы с шумом и хохотом покинули помещение и вырвались на улицу! Уфф!
Что о нас тогда подумали, даже страшно себе представить.
Вот такая история приключилась много лет назад. Жванецкий сказал как-то о своём кладбищенском вдохновении. Нас накрыло нечто из этой же серии – дурацкий поминальный смех.
Ох, ребята, во искупление грехов юности, пусть и на моих похоронах задорно смеются все те, кому этого захочется!
Пойти, что ли, написать об этом в завещании?