Подарок для моей возлюбленной Бонни Роттен
Табун лошадей разогнанного мною накануне днем эскадрона злобно топотал копытами на лестнице за дверью, визжа истошными голосами, а я, пользуясь временным отсутствием любимой супруги, расстилающейся по родине тепленького Криштиану Роналду, торжественно восседал на подушке, проводя встречу с немногими оставшимися в сфере моего интереса девчонками - читательницами, влюбленными по уши махоньких, как стоборы, собак в мои могучие стати мужчины и огромадный талант и волю к жизни истинного сказочника и звездочета, чье вечернее чаепитие не нарушила даже пидорская рожа председателя Госдумы, широким овалом недействительного штатского советника вынырнувшая из новостишек Гугл. Закурил и, блаженно жмурясь, радуясь качеству этих немногих негромко щелкал пальцами, указывая на очередность вопросов.
- Так, товарищ Свитолина, ваш вопрос, - подмигнул я маленькой и светленькой, здоровенной грудью прошибившей плотные ряды страждущих приобщиться к мудрости отцов, уже бурлящей в моей голове.
- Правда ли, что ты, любовь моя, эмигрировал в соцсеть Украины ? - Западенка знала свое коварное бандеровское дело, спросила не бровь, а в пах, я аж побледнел и зашатался, но взяв себя в руки, точнее, ухватившись рукой за мгновенно восставший член при виде эдакой солнечной красоты, собрался и грозно нахмурил бровь, слегка надув щеки.
- Правда. Более того, гражданка теннисистка, я подумываю и об отъезде в благословенный штат Флорида с тем, чтобы поселиться по соседству с другом председателя Госдумы Пехтиным, сбежавшим к наворованному мужественным человеком и единороссом. Следующий вопрос, товарищи.
Я их немного поторапливал, ведь за дверью визжали все громче, ничтожные ведьмы выли псалмы, еврейская сестричка цитировала нараспев Готфрик и Витухновскую, Дита стучала оглоблей, а еще кто - то тяжко ворочал дышлом, пугая меня неизбежной ассоциацией с животом.
- Как вы относитесь к власти на местах ?
Татуированная британка, хитрая и с огнем, подбоченилась факелом и уставилась в мои глаза, заюлившие от такого конкретного вопроса. Действительно, как я отношусь к мэру Лейстера ?
- Я уже семнадцать лет жую говно, - откашлявшись, начал я издалека, - и кормлю им вас, граждане. Но это происходит токмо волею пославшей мя жены, - здесь хохлушка чихнула, смешно сморщив носик и грозя мне пальцем, - и частично вашей тупостью, вы же терпите такого упыря, как я, - за дверью закашлялась тоненьким голоском сестренка, - хотя даже последнему идиоту ясно, - я начал запутываться, - в общем, следующий вопрос.
- Сволочь !
Я упал с подушки и притворился спящим, лишь слегка приоткрыв глаз, наблюдая за неожиданно вернувшейся из командировки супружницей, с грохотом расхаживающей по дому, матеря латиносов и какого - то Кафельникова, судя по высказываниям, пидараса и гандона, снимающей рубашку перед зеркалом - я аж задохнулся при виде родных, маленьких и сладких округлостей, каких нет ни у кого - и лезущей в душ с еще более громкой руганью, но теперь она материла черножопых, румынок и француженок, выходящей из душа, влажной, прохладной, лезущей ко мне под одеяло, отодвигающей маленького медвежонка Поха к стенке и укладывающейся носастой головенкой на мою грудь патриота России, таки эмигрировавшего на ридну неньку или в ридну неньку, что одно и то же, хотя, врать не буду, она иногда и сверху скакала на мне, ненька Украина, нежно любимая дура, с треском и шумом вылезающая из совкового говна, набивая шишки и громя посуду вместе с лавками и полатями.
- На день оставить нельзя, - бубнела она, засыпая, - то холокост, то Дита фон Тиз, то революция и террор, то вопросы и целая кодла девок, аж три штуки. - Она легонько ущипнула меня за нос. - Тебе меня мало ? Гад ты, любимый, я, понимаешь, ночей не сплю, а ты тут в игры играешь.
Она уже спала, тихо дыша мне в шею, а я лежал с широко открытыми глазами, придумывая стихи.
- Я лошадь, зовут меня Вова,
Я Крым в степях Чойболсана,
Я забыл три слова :
" Кадыров " и " Джузеппе Трапатано ",
Хотя Трапатони не так уж.
И хожу я с гадской рожей,
Словно скользкий мерзкий уж,
Ни на что не похожий.
Разве на малый кусочек говна,
Лежащий у врат Мавзолея,
Я так люблю тебя, страна,
Ни х...й, ни яиц не жалея.
Осторожно погладив вернувшуюся единственную и неповторимую по белокурой головенке, я задремал, успев подумать о рассвете, что не может не наступить если не милостью Сонечки Перовской, то хоть по факту человецкого организма, что рано или поздно издохнет на радость всему миру по образу Сталина сирийца, Брежнева молдавашки и Гитлера арийца, не коровы.