Глава 30: http://www.proza.ru/2017/06/03/2056
Дорога не освещалась, но и ночь не была темной. Идти было легко. Так и шла бы весь остаток жизни… Потому что некуда.
К отцу? Нет, вдруг я сойду с ума и нападу на него, или Медею, или Давида. Саши опять нет в городе. Как ни крути, варианта два: дом Кастора и дом Микаэля. Оба смогут со мной справиться, если я слечу с катушек. И обоих не жалко убивать… Что, уже началось? Или меня раньше свалит паранойя, чем безумие?
Что задумал Кастор? Зачем ему понадобилось ссорить нас с Микаэлем? Он может управлять мной, только когда меня видит, хоть со шпионской машины? Что он делал в моей «тишине»? Он казался таким надежным, правильным. Что за слово такое – правильный… Правильный – тот, кого не надо бояться, от кого не ждешь удара, тот, кто не обманывает. И это не о нем. Вынудить его сказать правду? Я ее и так уже знаю, но сделать это хотя бы затем, чтобы его освободить от необходимости лгать дальше и не ждать от него новой лжи. Нет, нельзя ему верить. Что он сделает, когда поймет, что я все знаю? Интуитивно чувствую, что ничего хорошего.
В том, чтобы остаться у Микаэля, есть разумное зерно. Там хотя бы теперь все понятно, и там, опять же чувствую, меня больше никто не обманет. Но смотреть на тех, кто знал, что Микаэль у меня за спиной «исполняет обязательства» со всеми подряд, я не смогу. Это унизительно настолько, что лучше уж Кастор.
Но как сделать так, чтобы он не смог заметить мою осведомленность? Как заглушить свои эмоции: потрясение, недоверие, страх?
Закрыть другими, такими же сильными. Заставить кровь вскипеть от гормонов.
Дорогу перегородил появившийся из-за спины мотоцикл. Пришлось остановиться.
Страх. И боль. Что Кастор говорил про них? Что это его враги. Причем боль его дезориентирует, а страх он научился контролировать и подчинять. Наверное, он манипулирует страхом, когда заставляет людей делать то, что ему нужно. Значит, я должна забыть, что это, научиться отметать и игнорировать любой мало-мальский страшок или огромный страшище, потому что любой из них может быть послан Кастором.
Додумав эту мысль, я уселась на пассажирское место.
— Куда едем? — спросил Анри, удивленный тем, что меня не пришлось уговаривать.
— Тридцать первый квартал, дом сорок восемь, — приняв решение, сказала я.
— Кто там? — не торопясь поворачивать в сторону города и трогаться, насторожился он.
Я встала.
— Хорошо, поехали, — буркнул Анри и начал разгон.
Он остановился точно перед домом, и когда я вышла из мотоцикла, не удержался:
— Что ты собираешься делать?
Конечно, я ответила:
— Тебя это не касается. Спасибо, что подвез.
Мне не очень нравилось то, что предстояло, на это еще надо было настроиться, и Анри только мешал.
— Лора, — начал он.
— Анри, отстань. Ты – однолюб, и понимаешь меня лучше, чем кто-то другой.
— Что понимаю? — после короткой паузы возразил он. — Я-то смирился. И ты можешь. Так даже лучше – знать и прощать.
— Ты смирился, потому что с самого начала знал об этом вашем законе и полюбил Марианну такой – коллекционирующей мужчин, никому не отказывающей, любящей другого. А я этого не знала! Я влюбилась в Микаэля, думая, что его внимание, поцелуи, объятия уникальны, существуют только для меня, и именно этим он был для меня ценен. Я любила его за то, что была единственной, особенной, и теперь, когда выяснилось, что это не так, у меня нет причины его любить.
— Твоя любовь эгоистична, — печально подвел итог Анри.
— Да, — не найдя возражений, согласилась я. — Но другой у меня для него нет.
— Все со временем меняется, Лора. И любовь меняется тоже, даже любовь к одному и тому же человеку обязательно меняется. Ты можешь любить Микаэля таким, какой он на самом деле – его любить, а не себя в его любви.
— Уже не смогла, — подумав, констатировала я. И, желая его разозлить, спросила: — Вы спите втроем или меняетесь по очереди?
Анри с трудом совладал с собственной мимикой, но потемневшие глаза выдали бессильный, загнанный внутрь гнев.
— По всякому, — холодно отбил он.
Пожав плечами, я повернулась и пошла прочь.
Судя по тишине за спиной, он остался посреди дороги, сидел в своем седле, тяжело навалившись на рукояти, и смотрел мне вслед осуждающим взглядом. К счастью, нужная мне комната была с внутренней стороны дома, и я перестала чувствовать взгляд Анри, завернув за угол.
В комнату на втором этаже вела наружная лестница. Я поднялась и заглянула внутрь сквозь дверное стекло. В свете диодной лампочки звуковой системы комната выглядела такой, какой я ее запомнила: прямо напротив лестницы кровать, слева от нее – стол с компьютером самой последней модели, справа – полка с книгами и, как ни странно, детскими мягкими игрушками: двумя разноцветными кудлатыми псами и длинноухим серым зайцем – хозяин комнаты нежно, как к святыням, относился ко всему, что связывало его с детством, и даже шутки друзей на этот счет его не смущали.
Дверь легко поддалась нажиму, и, открыв ее, я оказалась внутри. Сердце разволновалось, разухалось в груди, требуя покинуть чужой дом и убраться на улицу, не оставляя следов, но интуиция молчала. Чтобы успокоить трусливую мышцу, я скользнула направо, в ванную.
Свет зажегся автоматически, и я сразу встретилась взглядом с собственным отражением в небольшом настенном зеркале. Девушка мечты… Роковая женщина… Гм, точно нет.
Но и не загнанный заяц!
Спокойно. Возможно, это не самое умное решение, но оно хотя бы естественное.
Я разделась, умылась и попыталась найти в себе хоть крошечное желание кого-нибудь убить. Не нашла. Все же интересно, какое оно – безумие? Может быть, оно уже наступило, и мне лишь кажется, что я, ухмыляясь, пялюсь на себя в зеркало, а на самом деле уже задушила и папу, и Давида?
Может, я уже умерла?
Значит, впереди вечность.
Уже через мгновение первоначальный план полетел к чертям. Выключив свет и выйдя из ванной, я уткнулась носом в голую грудь хозяина.
Надо же: он проснулся от движения в комнате, но стеснялся войти в свою же ванную, пока я там была. Это так на него похоже…
Я подняла голову.
— Прости за вторжение.
На меня смотрели мраморно-серые глаза, полные удивления, восторга и страха. Я прижалась к тренированному торсу и провела здоровой ладонью вдоль груди. По атласной, восхищавшей меня когда-то коже прокатилась дрожь.
— Не бойся. Ничего «они» тебе не сделают.
Этого сомнительного обещания оказалось достаточно: страх, вытесненный желанием, исчез. Я взлетела в его руках, а в следующий миг оказалась в постели, пахнущей спящим мужчиной. Горячее сбивчивое дыхание, лихорадочно блестящие глаза и алчные руки, на кончиках пальцев которых сконцентрировались и смешались вся нежность и вся страсть мира, губы, утратившие мягкость, ставшие сильными и чуткими – всё это вырвало меня из реальности. Память о пережитых за вечер катастрофах стерлась, хлынувшие в кровь гормоны превратили их в незначительные мелочи.
Он до сих пор оставался девственником. Это открытие меня сначала раздосадовало, потому что, выстраивая план, я рассчитывала на то, что сексуальный ликбез им уже пройден, но потом, вспомнив Микаэля, которого уже со зла прозвала «вездесущим-везде сующим», почувствовала уважение.
Пришлось вспомнить теорию, попросить его лечь на спину и взять всё в свои руки. Точнее, руку… Навык обезболивания не пригодился: то ли гормоны, то ли злорадство в адрес Микаэля сделали разрывание терпимым, а раскрывшаяся от наступившей эйфории «тишина» моего избранника сотрясла взрывом мою собственную, перекрыв жгуче-саднящее. Проникнув внутрь, он сильно прижал меня к себе, перевернул, и, уже сверху, стал двигаться уверенно и осторожно, с каждым толчком ускоряясь.
«Лора!» — раздался вопль Микаэля.
Я открыла глаза и подумала о нем, глядя на сосредоточенно-страстное, в капельках пота, лицо Игоря – он тоже должен его увидеть. И оборвала мысленную связь, чтобы не мешала.
Зато честно…
— Лора! — простонал Игорь, сделал еще один толчок и остановился.
Этот, последний, эмоциональный взрыв он со мной не разделил. Видимо, сексуальное удовольствие – явление по-настоящему интимное, его невозможно испытать вместе с другим человеком, а только за себя. Я же не почувствовала ничего такого, что заставило бы издать стон. Хотя это все равно было круто, и мягкое покалывание внутри до сих пор кажется приятным.
Я высвободилась. Игорь, рухнув рядом, зарылся лицом в подушку.
Короткая летняя ночь закончилась, в комнате стало светлее. Я села, сразу ощутив, как изнутри вытекло что-то горячее, быстро поднялась и вошла в ванную.
Кровь. Классика.
Он вновь не потревожил меня, дождавшись, пока я оденусь и выйду. Вернувшись в комнату, я застала его в постели, выразительно изучавшим маленькое красное пятно.
— Что? — не поняв пантомимы, спросила я.
— Вторжение?
Я села на пол возле кровати, чтобы рассмотреть его лицо, и повторила:
— Прости. Сам застираешь или помочь?
Вместо ответа он накрыл пятно ладонью.
— Лора, что это было?
Мраморно-серые глаза смотрели на меня, как никогда, серьезно. В них не было того безжалостного отчуждения, которое еще недавно разрывало мне сердце, в них был он весь, целиком. И мой. Огромный бесценный мир, когда-то самый желанный из всех.
А Кастор всё-таки отличный психокорректор…
— Ровно то, что ты видел, делал и чувствовал.
— И всё?
Мне пора. Я встала.
— Да.
И если он чем-то недоволен, я не хочу об этом знать.
Городское утро дунуло мне в лицо прохладным ветром, взметнув разом все улегшиеся на дно «тишины» мысли. Что это было, Лора?
Не знаю, но чувство такое, что победа.
Подошедшая через пять минут платформа покатила через весь еще спящий город к дому Кастора, и чем он становился ближе, тем яснее я понимала, что ни черта его не боюсь.
Он встретил меня, стоя на пороге своей комнаты, и по тревожным мешкам под глазами было видно, что спать этой ночью он даже не пытался. Что делал-то, а?
— Можно было просто сказать, — обдав его ударной волной самодовольства, заявила я и прошла мимо, на кухню. Хотелось чего-нибудь выпить.
Он, как тень, двинулся следом.
— Лора, что случилось?
Какая прозрачная, чистая искренность! Я замерла от возмущения, забыв подставить стакан под струю воды из открытого крана.
— А как ты себе это представлял? — спросила с издевкой. — Ну, что я, по твоему расчету, должна была сделать, увидев Микаэля с другой девушкой? Интересно узнать, какие еще были варианты.
Кастор опустил глаза, вздохнул и сел на табурет.
— Ладно. Я предполагал, что Микаэль будет там с девушкой. Возможно, не с одной. Но точно этого не знал. Хотя, ты права, иначе и быть не могло. Да, я хотел, чтобы ты сама это увидела. Но, конечно, я не собирался тебя этим унизить! Разве ты бы поверила, если бы я просто сказал?
Я все-таки набрала в стакан воду и в два глотка его осушила.
— Кастор, я долго не верила, что он может любить только меня. Разуверилась бы в любом случае быстро. Но и тебе я теперь верить не могу!
И с треском закрыла его канал в «тишине». Конечно, еще и заблокировала при этом.
Он вздрогнул и поднял на меня по-детски обиженные глаза:
— Лора, я же тебе не враг! Я не знаю, как можно сказать влюбленной девушке, что ее мужчина ей изменяет…
— Ртом, — ядовито перебила я. — Первое время я искала повод, чтобы от него отделаться, и его избыточное внимание к другим вполне бы за таковой сошло.
Несколько минут мы хранили молчание: он – удовлетворенно-виноватое, я – гордое.
Потом эйфория начала отпускать: заболела рука. Боль протолкнулась сквозь бинт, заставив сморщиться и меня, и Кастора.
— Что с рукой?
Переборов соблазн развязать ему язык, я махнула раненой лапой:
— Психанула, разбила бокал, порезалась.
Обезболивать опасно по двум причинам: во-первых, я сама могу разболтаться, во-вторых, Кастор, может, и признается сейчас во всех грехах, но потом в этом признании раскается. А дальше… Стоп. Я же запретила себе бояться!
Лучше подумать о приятном.
О губах и руках Игоря. О его прерывистом дыхании…
Эйфория взвилась со дна лона и нокаутировала боль.
Кастор вздохнул.
— Но ведь вы помирились?
А еще эйфория снизила способность соображать. А еще я поняла, что Игорь сейчас тоже ее испытывает. И думает обо мне.
— Нет, что ты… Мы расстались. А ты разве не так представлял результат разоблачения Микаэля?
Он горестно помотал головой.
— Я рассчитывал, что он убедит тебя остаться с ним. Поклянется забыть о самой возможности изменять тебе и сдержит клятву.
Мое лицо непроизвольно вытянулось от удивления.
— Он очень сильно зависим от тебя, — ответил на это Кастор.
Микаэль, может быть, и дал бы такую клятву, если бы я не… Игорь, спасай.
Новая доза наркотических воспоминаний перебила воспоминания опасные.
— Зачем тебе его дрессировать?
Кастор смущенно улыбнулся и зачем-то посмотрел в окно.
— Не дрессировать. Скорее, дискредитировать. Эти его моральные законы… до жути мне надоели.
До жути надоела Марианна?
— Так не соблюдай их.
— Дело не во мне. У нас очень мало семей. А это неправильно… Где же ты была почти всю ночь? Если с Микаэлем, он бы за это время убедил и тебя, и себя.
А вот теперь помучайся:
— Нет, не с Микаэлем. И поранила я не только руку. Прости, мне нужно лечь и поспать.
Больше не глядя на Кастора, я вышла из кухни.
Глава 32: http://www.proza.ru/2017/07/11/2009