56.
О ПОСТИЖЕНИИ ТАЙН МИРА ДАОСАМИ
Когда мироощущение даоса достигает всей глубины проникновения в естество природы, то он сливается с природой и, становясь частичкой целого, может мгновенно постичь все тайны мироздания. Он может ощущать себя одновременно и объектом и субъектом, и более того, в текучести времени он способен сам становиться этим временем. Реальность как бы раскрывается перед ним своей скрытой стороной, и он может находится одновременно в разных измерениях. Мало кто до конца понял притчу о сне Чжуанцзы:
СОН ЧЖУАНЦЗЫ
Однажды Чжуан Чжоу сон сморил, ему приснилось,
Что он вдруг бабочкою стал и весело порхает,
Впервые в жизни душа Чжоу полётом насладилась,
Кругом – цветы одни, и аромат благоухает.
Но вот внезапно он, проснувшись, очень удивился:
Кем стал он, бабочкой иль Чжуаном после пробужденья?
Он видел бабочку, иль сам он бабочке приснился?
Где явь в этом вещей круговороте превращенья?
В этом сне говорится о вездесущности присутствия нашего сознания во всём живом, что нас окружает. Человеческое сознание может проникнуть ни только в сознание другого человека, но и в существо любой вещи, наличествующей в мире. И дело даже не в нашем воображении, а в нашей возможности проникать нашим умом во всё сущее. И началом проникновения в тайны мироздания является «возвращение». Смыслом отшельничества на Востоке считается такое понятие как «гуй» - «возвращение», которое понимал ещё Герман Гессе, когда писал свой роман «Игра в бисер». Это так называемое возвращение в макромир, в ту интенсивную и напряжённую духовность, которая отличала средневековых отшельников, от современного человека, которым удавалось усилием интеллекта создать некое движение ума к забытым ценностям, тем, которые исчезли из памяти человека и канули в Лету. «Возвращение» «гуй» - это чрезвычайно емкое понятие, это - так называемое возвращение к ценностям жизни наших предков, о которой говорил ещё Тао Юаньмин в своём стихе «Возвращение домой, к себе»: «Уйду я отсюда домой, домой. Ведь зарастут бурьяном там поля и огороды. Ну как же мне домой не вернуться. Коль скоро сам я душу превратил в служанку тела, зачем терзаться и всё время горевать? Ведь я прозрел и понял, что не стоит упрёком донимать себя за прошлые грехи, и знаю хорошо, что можно нагонять всё то, что будет впредь. Я вижу ясно, что дорога заблуждений зашла ещё недалеко, и, наконец прозрел, что я сегодня прав и был неправ вчера». На этом пути возвращения человек вначале испытывает чувство стыда от того, что его мучительное недовольство происходящим и фальшь людских отношений делают его похожим на окружающих, и, желая вырваться из этой обыденности, он мечтает о возвращении домой, к своим личным ценностям, к своей природе. Ван Канцзюй в стихах «Песни моим думам возвращения» тоже сожалеет: «Взгляну на дорогу домой, исчезающую вдали; посмотрю на речной поток, убегающий от меня всё дальше; думаю о том, чтобы отправиться в путь, и не найду начала дороги; захочу пересечь поток, и не найду моста». Этот стыд и желание вырваться из тесного мирка на простор наглядно выразил отшельник Се Линъюнь: «Одинокий дракон затаился в пучине морской, но летящего лебедя крики повсюду слышны, я стыжусь перед ним, перед дерзкой его высотой, и дракона стыжусь, сокровенной его глубины…» Этот праведный стыд человека приводит его к стремлению избавиться от сомнений, мешающих восхождению к Истине. Так «возвращение» к первоначалам начинается со стыда и сомнения, и кончается обретением Недеяния, которое можно получить, только став отшельником, отдалившись от мира. Человек в отшельничестве находит свой путь и определяет свои цели. Но, поставив перед собой цели, человеку необходимо ещё их осуществить. А это не просто. О том, как поражать цели, Лецзы говорит следующее:
ПОРАЖЕНИЕ ЦЕЛИ
Мудрец Лецзы у мастера стрельбы стрелять учился,
Цель поразив, просить у мастера стал указаний,
Спросил тот: «Знаешь, почему успеха ты добился»?
- «Не знаю». Тот сказал: «Ещё не овладел ты знаньем».
Лецзы потом ещё в стрельбе три года упражнялся,
В искусстве очень преуспел и к мастеру явился,
Спросил тот: «Знаешь, почему ты меткости добился»?
Лецзы ответил: «Да, три года суть постичь старался».
Стрелок сказал: «Знанье храни в себе, не забывая,
Как тайну существованья иль гибельной кончины,
Стрельбу не только, но себя и царство изучая,
Ведь познают не результат иль промах, а причины».
Обычно простые люди изучают какие-либо знания для того, чтобы извлечь определённую выгоду. Какую же выгоду извлекают даосы из своих знаний? О пользе и выгоде Лецзы говорит следующее:
ПОЛЬЗА И ВЫГОДА
Ян Хоу, учащийся, любил практичность и порядок,
Спросил Лецзы: «Имеют знанья ваши ли значенье?
Жемчужину нашёл я, семья обрела достаток,
Какая ж будет выгода от вашего ученья»?
Сказал тот: « И бандиты тоже выгоду ценили,
Ограбленных всех убивали, знанья презирали,
Когда попались, люди их безжалостно казнили,
Так и погибли, потому что ничего не знали.
Тот человек, который лишь о выгоде печётся,
Ест и о долге своём в жизни ничего не знает,
Тому подобен, кто бодается или дерётся
В стае зверей, что друг у друга пищу вырывают.
И те, кто уважаемыми в жизни быть стремятся,
Не перестав за корм в драке зверям уподобляться,
Те никогда в народе уваженья не достигнут,
Таких со временем опасность и позор настигнут».
Даос стоит за гранью пользы и выгоды. Он существует в жизни сам по себе, а вещи – сами по себе. Даос странствует в беспредельном, оставляя все вещи на своих местах, он их не использует в своих целях, также, как и вещи не используют его в своих целях. Поэтому вещи не боятся его и раскрываются ему, и поэтому он глубоко проникает в знание предмета и видит картину мира не фрагментарно, а целостно. От этого его учёность становится истинной, и он сам становится истинным учёным и исследователем. Погружая свой ум в изучение мира, даос попадает в сферы запредельного существования вещей. Только даоса можно считать истинным знатоком вещей. Чжуанцзы в своей притче о ложной учёности смеётся над потугами конфуцианцев снискать славу учёных мужей:
ЛОЖНАЯ УЧЁНОСТЬ
Даос Чжуанцзы с лусским царём увиделся однажды,
- «Здесь, в царстве, многие Конфуция ученья знают, -
Похвастал царь, - практикует его четвёртый каждый,
Но вот не слышал, что ваше ученье изучают».
- «Здесь, в царстве - возразил Чжуанцзы, - конфуцианцев мало,
Десятка видеть их - нет даже у меня надежды».
- «Но как же!? - сказал царь. - Вам посмотреть бы не мешало,
Здесь носит большинство конфуцианские одежды»!
- «Я слышал, ходят они в круглых головных уборах,
Как знак того, что все они знанья небес познали,
А обуви форму квадратную земли придали,
У них наперстья из нефрита для стрельбы в узорах,
Как знак, что все дела они немедленно решают.
Не верю, что ученье знают, если кто их спросит,
А вот мужи, которые ученьем обладают,
Я думаю, одежду тут подобную не носят.
Конечно, думаю, вы, государь, другого мненья,
Чтоб знать, кто из нас прав, вы объявите и проверьте:
“Одежду носит кто, не зная этого ученья,
Все будут тут же за обман приговорены к смерти”».
Такой указ для всех пять дней повсюду оглашали,
В другое жители переоделись сразу сами,
С тех пор носить одежду ту в том царстве перестали,
Один в одежде муж предстал пред царскими вратами.
Его к себе призвал царь и проверил знанья строго,
Но тот муж весь экзамен царский выдержал с успехом,
После экзамена спросил царя Чжуанцзы со смехом:
- «Один конфуцианец в царстве – разве это много»?!
Есть также разница в совершении путешествий конфуцианцами и даосами. Одни совершают путешествия по стране среди людей, другие предпочитают совершать свои путешествия в духовных сферах, довольствуясь своим двором или уединённым местом на природе. Даос считает, что ограниченное число внешних впечатлений заставляет острее улавливать внутреннее, проникать во внутренний смысл вещей. Даос видит ценность жизни в духовных путешествиях. Лецзы вначале тоже любил внешние путешествия, и на вопрос, что он видит в странствиях отвечал: «Радость странствия в том, что наслаждаешься отсутствием старого. Другие в странствиях наблюдают за тем, что изменяется». Собеседник Лецзы разубеждает его в том, что стремление к разнообразию внешних впечатлений и есть главная ценность в странствиях: «При истинных странствиях не ведают, куда направляются; при истинном наблюдении не ведают, на что смотрят. Все вещи странствуют, все твари наблюдают – вот то, что я называю странствием, вот то, что я называю наблюдением». И Лецзы понимает истинный смысл странствий, и до конца жизни не покидает дом. Но такое отношение к путешествиям необходимо считать не только во внешнем, но и во внутреннем мире человека. Только оставаясь дома, в самом себе, человек может сохранить своё природное начало, оставаясь самим собой, и не поддаваться внутренним изменениям под действием других вещей. Только сохраняя свой природное начало, способен легко выдерживать все испытания судьбы. Об этом и говорил Чжуанцзы в притче об испытаниях.
ИСПЫТАНЬЯ
Конфуций, терпя бедствия, во времена скитанья
Одну неделю без горячей пищи оставался,
Но он совсем не горевал во время голоданья,
А песни пел, такт палкой отбивая, забавлялся.
Но пенья тон и палки бой с ним в такт не попадали,
«На смех подымут его люди», - Ян Юань опасался.
Жест с голосом уверенностью в сердце проникали,
И среди слушавших в толпе никто не рассмеялся.
Конфуций, видя своего ученика смущенье,
Сказал ему: «Вот так легко природное утратить,
А человеческое трудно обрести, как пенье,
Но всех трудней в душе своей гармонию наладить.
Но помнить надо, что с природой человек единый,
Таким скитаниям начала и конца не будет,
Иметь чтоб опыт, испытания необходимы,
Скажи же мне, кто станет петь во время его буден»?
- «Спросить осмелюсь, - сказал тот, - “природное утратить” –
Что вы в виду имели, когда это говорили»?
- «Ведь время человек привык, не замечая, тратить,
Теряя то с ним, чем его когда-то одарили.
Ведь жажда, голод, жар и холод – всё это бывает,
Как действие вещей, что проявляется в движенье,
Легко проходит то, что вместе с ними исчезает,
Что никакого не содержит в себе превращенья.
И надо терпеливым быть во время испытанья,
Его не избежав, конца лишь ожидать осталось,
Будь ласточкой с её всегда весёлым щебетаньем,
Закончится же испытанье, как и начиналось.
«Нет птицы ласточки умней», - в народе говорится,
Свою добычу уронив, она не подбирает,
Сочтя места негодными, она там не гнездится,
Хоть и людей боится, а в дома их залетает».
Когда человек внутренне обладает целостной гармонией, то никакие внешние неурядицы и даже нищета не могут нарушить его ощущения счастья и поколебать его жизненные принципы. Ничто не способно затронуть его ощущение свободы или затруднить исполнение его воли. Он не испытывает ни в чём стеснённости. Чжуанцзы говорил так.
СТЕСНЁННОСТЬ
Чжуанцзы гулял в заплатанной одежде из холстины,
Держал ноги в сандалиях, подвязанных шнурками,
Царь Вэй был потрясён от нищеты такой картины,
Его, окликнув, он спросил: «Что приключилось с вами?
Как очутились вы в таком стеснённом положенье?
Я удивлён тем, что в лохмотьях знаменитость встретил»!
У слуг даже царя его вид вызвал сожаленье,
На что царю Чжуанцзы и всем с достоинством ответил:
- «На положенье стеснённое это не похоже,
Убогую одежду бедностью всяк называет,
Стеснён лишь тот, кто, естественным свойством обладает,
На деле или в жизни проявить его не может.
Такого имя – “не получивший ещё признанья”.
Так обезьяна легко прыгает и суетиться,
Но стоит ей в терновнике всего-то очутиться,
Любое её действие там станет наказаньем.
Плохая ведь опора не даёт нам развернуться,
И царь всегда стеснён среди советников-смутьянов,
Средь них может бедой любое дело обернуться.
Бывает даже царь стеснён в осуществленье планов».
Даос, владея своими знаниями и распоряжаясь своей свободой по своему усмотрению, может стоять выше самого могущественного императора, так как внутренне он ни от кого и ни от чего не зависит. Он владеет всей полнотой своей жизни, чего не может сказать о себе даже император. Лецзы по этому поводу говорит следующее:
МОЩЬ ИМПЕРАТОРА
Давно Шунь, император легендарный Поднебесной,
Являясь повелителем огромного народа,
Сказал: «Когда же овладею я Путём Небесным?
Когда начнёт сама мне подчиняться вся природа»?
Даос, присутствовавший в свите, отвечал любезно:
- «Своим в Китае собственным ты телом не владеешь,
Чтоб чем-то овладеть одно желанье бесполезно,
К тому же ограниченный срок жизни ты имеешь».
- «Но если телом не владею, кто же им владеет»? –
Спросил Шунь-хуанди его с улыбкою надменной,
Даос сказал: «Владеет тот, кто холодит и греет,
Тело твоё, царь наш, скопленье формы во Вселенной.
Ты даже жизнью своей в вечности владеть не можешь,
Ибо она есть Неба и Земли соединенье,
Ты в мире – как остатки сброшенной змеиной кожи,
И род твой – как во Вселенной случайное скопленье.
Поэтому ты сам идёшь туда, куда не знаешь,
Стоишь, не зная, почему, иль ешь, не зная, что-то,
Вселенной силу воздуха тепла не понимаешь,
Как можешь чем-то ты владеть, иль обрести чего-то»!?
(продолжение следует)
Власов Владимир Фёдорович