Проснуться, чтобы пролистать чужие жизни. Затем дефекация, завтрак, причаститься казенной святой водой из под крана. Просмотреть с десяток картинок, запомнить шутку про dick ripper'а, высказать свое едкое мнение на агоре, где в центре - чужое унылое фото.
Брюки из хлопа подвернуть, носки непременно черные, потрескавшийся пояс на третью дырку, оправить горло рубашки, подровнять галстук, расправить плечи, втянуть живот. Поцеловать кого-нибудь, легко надавив двумя пальцами на мягкое. Хлопнуть дверью.
Тряска в транспорте и ароматы: пот, слишком сильный парфюм и почти женский pour homme, женная резина, старческий запах близкой кончины. Следы чужих ботинок на носках, всюду на ощупь мясное и мягкое. Писк турникета, писк, писк, тишина, писк и "гражданин, предъявите проездной билет", тихая ругань отчетливо слышна в молчании сопереживающих. Выдох раскрывшихся дверей, топот и "пропустите, прошу", шарк-шарк-шарк.
Лужы блестят химической радугой, хрипло поет ротацию д-фм наушник соседа, птицы щебечат болезненно и редко, сквозь смог пробивает ручьем солнечный луч, выхватывая случайного прохожего обещает ему удачу. Племени разобщенных нет конца, гусеница тянется от остановки к метро, покачиваясь, харкаясь, давя тлеющие бычки. Гусеница претензией "подвинься!" делится на четыре потока и равномерно поступает в кровеносную систему города.
Снова писк ниже тональностью новых турникетов. Верещание рентгенов, "откройте сумку", затем резкий стук подземного стража и "я тебя, сука, запомнила! пройдешь ты у меня завтра!". Топот, угрюмые переговоры с врагами, "ты че, ****ь?" - "да я случайно, дядя!", и объявления о дверях.
День изо дня снова dia de los muertos.