ПАЛИХА…
Никто точно не знал из молодых да поздних, почему эту старушку так за глаза называли: Палиха.
Кто полагал, что отчество сократили от Павловна, кто, криво ухмыляясь, предполагал, что от прозвища «Павлиниха», что было недалеко от истины – ходила павой, вальяжно раскачиваясь и поворачиваясь, кто, те что посерьёзнее, что от описки или ошибки при перемене паспортин в дореволюционные времена. Они оказались правы: отец её был немцем, Пауль.
По документам: Шмутц Гертруда Павловна, 1880 года рождения.
Но люди часто шутили и фамилию переделывали в Шмат, видимо, намекая на сало, коего в старушке было немало.
Это её только злило, портя и без того скверный характер. Склочная, прижимистая до абсурда, вечно «бедная и голодная».
– А то мы вдоволь едим! – возмущались члены коммуны, сверкая ввалившимися глазами.
Слыша такие разговоры, бабка Нюта, местная ведунья, сурово качала головой и шипела Палихе в спину:
– Накличешь эту самую бедность и голод на нас, трихоруба! Нишкни! В твоём дому поболе других богатств и еды – не гневи Бога!
Та лишь заводилась с полуоборота на склоку и свару дня на три, никак не меньше.
Годы Гертруду не изменили, просто больше действовала исподтишка, опасаясь репрессий – многих уж зверь этот лютый зацепил. Сталин царствовал и властвовал не первый десяток лет.
В самые голодные годы не пропала её семья – подворовывали, где что плохо лежало, даже поговаривали, что не чурались лиходейства, но близко не орудовали, и на том спасибо.
Сыновья поднимались, женились, заживали своими домами, дочери сбылись с прибылью на сторону, мать не забывали, одаривали по случаю и без него.
В эту семью и попала Дуня, да вскоре и не рада была.
Эд, муж, загулял по-чёрному, изменял открыто, пользуясь острым дефицитом мужиков после страшной войны, что унесла две трети мужского населения села.
Свекровь невзлюбила тихоню русскую, гнобила и гробила на работе, выживала из дому и сживала со свету.
Спустя три года Дуня сбежала, бросив детей извергине. Так мальчишек и перекидывали: то бабушке, то в новую семью сына, то опять к бабушке…
Через два года Дуня забрала сыновей, уступив слёзной просьбе второй жены бывшего.
Уезжая, зашла к свекрови, хотела поблагодарить по-человечески, что присмотрели за детьми, но нарвалась на мерзкий скандал. Выходя из проклятого дома, женщина бросила в сердцах:
– Как бы Вас ваши деньги не сгубили. Любите их больше людей – смотрите, чтобы эти бумажки не стали Вам саваном.
Шли годы.
У Дуни всё наладилось, и забыла о несчастливых годах первого замужества. Потом случайно узнала, как сложилась жизнь свекрови.
Палиха и со второй женой часто сварилась. «Ела» всех поедом, пока дети просто не бросили её доживать в большом доме одну. Больше не могли видеть, как мать и бабушка обирает всех, пряча деньги и еду. Это её и погубило.
Тот год был страшно буранный, снежный, морозный. Неделями не выходили из дому, сугробы занесли село по крыши, даже трубы приходилось каждый день отковыривать – дым не мог выйти.
Тоннели между постройками нарыли, как кроты! Детям и молодым нравилось – улицы с крышей!
Только Гертруда озверела – деньги невозможно было вынести из дому и сховать.
Едва буран улёгся, выползла наружу и, сев в плоское корыто, поехала куда-то.
Семёныч-сторож с каланчи в бинокль видел, что в сторону риги чёрная точка метнулась.
Через несколько дней загудело село: «Палиха сгинула!»
Искать и не пытались – снег по крыши! Никто не видел и не слышал, куда могла деться. Пришлось ждать оттепели.
Её обнаружили возле старой риги: стояла, протянув левую руку куда-то вверх.
– Видно, заначку свою не нашла, вот сердце и разорвалось от страха и злости, – грустно прошептал сват.
Пошерстили, перерыли все сеновалы, заглянули во все возможные щели – пусто.
– Мыши и ветер. Разве можно было тут прятать? Глупая баба…
Но для Гертруды испытания ещё не закончились на этом.
Притащили тело домой, обрядили, в гроб положили и… сорвался буран! Март!
Три недели лютовал-бесился, срывая крыши с сараев и хозпостроек колхозных! Какое там кладбище?! Вынесли домовину, под крышу сарая поставили, стали ждать погоды.
Не дождавшись, матерясь, выпросили у председателя бульдозер и два трактора – одолели эти проклятые полтора километра.
Едва опустили гроб в яму, ветер стих, снег прекратился, через полчаса выглянуло солнце. Ахнув, истово перекрестившись, быстро закидали яму землёй и ходу домой!
Когда сели поминать за щедрый стол (все поучаствовали в сервировке, натащили, что у кого было), хлынул тёплый дождь! Молясь, смеясь и трепеща телами, сельчане помянули непутёвую Палиху, пожелав её душе покоя и сытости там, на небесах.
Через сорок дней на могиле зацвёл чёрный тюльпан.
Эд, собрав домашних, всех, до пятого колена, пригласил из района батюшку со служкой и отстоял молебен на кладбище, с ужасом глядя на неземное чудо цвета ночи. Только и вздохнул: «Как её душа…»
Июнь 2017 г.
Фото из Интернета: 1958 год, июнь; фотокорреспондент «LIFE» Говард Сочурек (Howard Sochurek). Северный Казахстан, целина, Кустанайская область.
http://www.proza.ru/2015/07/05/1177