Театр

Владимир Караевский
Посвящается Нине Степановне Красильниковой.

Идешь по своему райончику, в котором прожил уже ...дцать с лишним лет, или едешь в общественном транспорте на работу по избитому маршруту, или заходишь в свой "домашний" супермаркет, и все лица вокруг кажутся тебе родными и знакомыми. Некоторых на самом деле знаешь, кого-то видишь часто, чуть ли не каждый день, кого-то встречал всего несколько раз, но в памяти все равно отложились, тем более что визуальную информацию всегда воспринимал и запоминал лучше.

Бывало, пересекался с человеком всего один раз в жизни, а потом встретил через несколько лет - лицо знакомое, где же я его видел? Ходишь и морщишь лоб, и успокоиться не можешь, пока не вспомнишь. А вспомнил, и сразу так хорошо, легко на душе становится, как будто песню хорошую услышал, или дело доброе сделал, или проблему серьезную решил.

А всего-навсего вспомнил, что вот этот самый человек ехал с тобой в электричке к морю и сидел напротив с хорошенькой девушкой в короткой юбке, а у тебя, куда бы ты ни пытался смотреть, взгляд неизменно соскальзывал вниз на стройные, загорелые ноги с еле видимыми светлыми волосками, с тонкими синими прожилками вен, с гладкой безупречной кожей, с маленькой и аккуратной, уже заживающей царапинкой на внешней стороне левого бедра... Как выглядела хозяйка ног, убей, не помню, а вот мягкий и теплый свет от ее коленей - помню, и колючий взгляд незнакомца, на который наткнулся, оторвавшись от созерцания ног его подружки - тоже не забыл.

А вот, стоит только просто опоздать на троллейбус в обычное время, и всё - все вокруг чужие и незнакомые. И даже больше - настороженные и чуть ли не враждебные. Едешь и взгляд не на ком остановить... Грустно и неуютно. И вдруг - бац, знакомое лицо! Девушка, симпатичная девушка, а девушки почти все симпатичные, которая ездит обычно в одно с тобой время, тоже чуточку проспала сегодня, ведь этим утром так сладко спалось, и теперь, как и ты, немного опаздывает, едет с незнакомыми людьми - сосредоточенная, слегка напряженная, смотрит прямо перед собой, не обращая внимания на окружающих.

А тебе уже хорошо просто от того, что увидел знакомое лицо, которое среди всех этих чужаков для тебя почти родное. И ты смотришь теперь только на нее и улыбаешься, и люди вокруг уже не такие и чужие, не такие враждебные. Очень даже неплохие люди, вполне себе симпатичные. А девушка, почувствовав твой взгляд, поворачивает голову, и вы встречаетесь глазами; долю секунды она смотрит недоуменно, а потом узнает тебя и в ответ скромно, по-джокондовски, чуть изгибает уголки губ, а взгляд теплеет, а мышцы расслабляются, а настроение вверх! Отличный день начинается, замечательный!

А в незнакомый район приезжаешь, как будто в другой город попал. И дома другие, и названия улиц непривычные, и деревья ниже, и небо не голубое, и люди какие-то не такие, и ведут себя не так, и даже говор у них отличается настолько, что половину слов не понимаешь, переспрашиваешь постоянно: "А? Что?" А тебе в ответ: "Кочумай, ты что, с Луны шкрябнулся, или не русский ваапще?"

Но это еще что. За границей тебя ждет просто шок. Вроде бы такие же вокруг люди - руки, ноги, туловище, голова, два уха. Одеты так же, ходят, как и мы - вертикально, лицом вперед. Лица тоже обычные - глаза, брови, нос, рот. Вот только взгляд совсем другой, смотрят они иначе, не так, как мы. Спокойней? Наверное. Уверенней? Возможно. Свободней? Не знаю... Мне кажется, пустой у них взгляд, мертвый, души в нем нет. Улыбаются во все тридцать два зуба, а смотрят сквозь тебя. Равнодушно и бесстрастно.

Зато нашего соотечественника за границей всегда по взгляду вычислить можно - вот он, идет родной, будь он хоть трижды из другого троллейбуса, района, или города. Будь он хоть с Камчатки, или с Новой Земли, или из Ямало-Ненецкого автономного округа. И неважно, кто он, какую должность занимает, на какой строке в списке Форбс находится. Во взгляде все равно - триста лет монголо-татарского ига и Чудское озеро, утро стрелецкой казни и окно в Европу, Домострой и Слово о полку Игореве, кровавое воскресенье и Лебединое озеро, Цусима и крейсер Варяг, продразверстка и Днепрогэс, ГУЛАГ и БАМ, Катынь и Хатынь, Брестская крепость и Сталинград, Афганистан и Крымнаш, и многое, многое другое, отчего одни иностранцы боятся смотреть нам в глаза и презирают нас же за это, а другие видят загадочную русскую душу и удивляются ей, и хотят быть похожими на нас, не понимая, что это многовековая генетика.

"При чем здесь театр?" - спросите вы. Я совсем не заядлый театрал, но несколько раз в год все-таки бываю в этом храме искусства. И каждый раз чувствую себя так, как будто попал в другой город, почти за границу. Здесь люди - другие. Или они на самом деле отличаются, или театр их так меняет. Смотрю и удивляюсь - где же они обитают, все эти возвышенные, одухотворенные, просветленные лица?! Почему они не заметны в обыденной жизни, на улицах, в транспорте, в супермаркетах? Среди них чувствуешь себя чужаком и надеешься встретить знакомое лицо, чтобы в антракте не ходить с умным видом по изогнутым монументальным лестницам, разглядывая портреты незнакомых заслуженных актеров местной труппы, а уж тем более не пить в одиночку в театральном буфете драгоценный коньяк, закусывая не менее драгоценными бутербродами. Пить в одиночку - вообще пошло и некрасиво, а уж в театре тем более!

Поэтому на спектакли мы обычно ходили большой компанией. Готовились к встрече с прекрасным заранее и преимущественно коньяком. Это такая старинная русская традиция. Видимо, только благородный, янтарного цвета напиток помогает полнее и глубже понять сюжет пьесы, вникнуть в замысел режиссера, восхититься блистательной игрой актеров. А может быть, наоборот, сгладить, нивелировать недостаток мастерства и бедность декораций, шероховатость режиссерских новаторств и находок, потому как театр у нас хоть областной и драматический, но глубоко провинциальный. Иногда без коньяка просто не обойтись.

Если не получалось встретиться перед спектаклем, брали с собой. Фляжка и шоколадка - дежурный набор театрала. Но только в антракте, во время представления - ни-ни! Что вы, мы же культурные, воспитанные люди. Мы же уважаем нелегкий актерский труд. Мы ведь понимаем, что это удивительное искусство - театр, где каждое представление - это уникальное действие, что двух одинаковых спектаклей не бывает, что прямо на наших глазах свершается великое творческое таинство. И как можно опошлить такие минуты алкоголем, пусть даже благородным?! Разве только иногда...

Когда-то давно, в другой жизни я участвовал в самодеятельном драматическом коллективе, которым руководила удивительная женщина, актриса одного из Ленинградских театров. У меня язык не поворачивается сказать - бывшая, потому что для нас, курсантов военно-морского училища она была, и навсегда останется в памяти Примой - идеалом женщины и актрисы, несмотря на возраст, на ее любовь к крепким выражениям и постоянную беломорину в накрашенных губах, отчего все окурки в пепельнице имели ярко-красную кайму. Я как-то привез ей из отпуска мундштук с янтарной вставкой, которым она воспользовалась от силы пару раз, а потом убрала в сумочку и стала привычно сминать папиросу гармошкой.

- Прости, мне так удобней, - только и сказала она, но посмотрела так тепло, что за этот взгляд можно было простить и не такую мелочь.

Так вот, когда мы на репетиции в десятый раз прогоняли одну и ту же сцену, по ее мнению, из рук вон плохо, не внимая замечаниям, не прислушиваясь к объяснениям, она расстраивалась, курила одну беломорину за другой, быстро ходила вдоль сцены мелкими шажками из-за узкой юбки, раздраженно стучала каблуками сапог и молчала, опустив взгляд в пол. Потом она резко останавливалась, поднимала голову, поворачивалась к нам и, уперев кулаки в бока, в сердцах нам заявляла:

- Ну, никуда не годится! Ни в пи@ду, ни в Красную Армию!

С тех пор это выражение стойко закрепилось у меня в голове именно по отношению к неважной игре актеров, к неинтересному спектаклю, к неудачной постановке. Но недавно оно было вытеснено не менее гениальной фразой. И гениальной даже не по содержанию, а по обстоятельствам, месту, времени и интонации произношения.

Шел второй акт очередного театрального представления. Как водится, к спектаклю мы подготовились основательно, к тому же и антракт с буфетом были уже позади. Но ничто не красило унылую постановку местной труппы, непонятно по каким критериям названную в афише комедией. Фляжка, пущенная по рукам прямо во время действия, тоже не спасала положение. Мы сидели на балконе второго яруса, но даже без биноклей прекрасно видели, каких невыносимых усилий стоило актерам ломать эту комедию. И по ту и по другую сторону рампы все с нетерпением ждали занавес. Угнетенные фарсом и коньяком некоторые из нас повесили головы на грудь и мирно дремали.

Именно в этот момент театральное действие, приближаясь к развязке, несколько оживилось, а вместе с ним оживились и артисты, а вслед за ними оживились и зрители. Правда, не все. Один из наших продолжал смотреть сны, а не представление. После очередной, почти смешной сцены, которая на фоне предыдущих могла быть с натяжкой названа удачной, раздались даже аплодисменты, не очень, правда, дружные, потому как аплодировал в основном партер. На нашем же втором ярусе раздалось всего несколько жидких хлопков, которые, однако, разбудили спящего театрала. Он взглянул через полуприкрытые веки на сцену, затем недоуменно на хлопающих соседей, потом повернулся к нам и на фоне "оваций" глубокомысленно изрек:

- Да уж...

Как раз после этих слов аплодисменты стихли, актеры, наслаждаясь неожиданным успехом, еще не вступили, и окончание фразы прозвучало в полной тишине, в отличной акустике театрального зала, громко и безапелляционно:

- Спектакль ваш, надо признать, полное говно!

К счастью, мы сидели на втором ярусе, а говорил товарищ, повернувшись к сцене затылком, поэтому нам хотелось верить, что его приговор спектаклю услышала только часть балкона. Но сказано было так искренне, и сказанное так совпало с ощущениями окружающих, что второй ярус невольно зааплодировал услышанному, причем так дружно, что весь зал подхватил, а актеры недоуменно тянули паузу, купаясь в незаслуженных овациях. Однако надо признать, что эти аплодисменты воодушевили их настолько, что закончили они постановку бодро, на кураже, с огоньком в глазах!

А фраза про спектакль в нашей компании стала крылатой. Часто, когда речь идет о чем-то пустом, скучном, неинтересном, кто-нибудь из нас глубокомысленно изречет:

- Да уж... Спектакль ваш, надо признать, полное...

И красноречиво замолчит с характерным выражением лица, не произнося грубое слово с ярко выраженной негативной окраской. Мы ведь люди культурные и воспиианные. Театралы...

11.06.2017