Норовистая река, обогнув гору, где на скалистых выступах отвесных склонов росли бесстрашные одиночки сосны, бежала дальше по каменистому ложу, разбиваясь на протоки, две из которых, наиболее полноводные, дерзко бились в обрывистые берега. По тропинке одного из них я и шагал размашисто и бодро. Мне оставалось пройти еще немного и за взгорком углубиться в пихтач, там подо мхами таились матовые, со слезинкой, тугие, с выгнутыми шляпками, грузди. Поперек тропинки лежал толстый березовый сук. Я поддел его сапогом, подхватил в левую руку и легко забросил на стремнину: сравнить скорость моего шага с течением реки.
Здесь-то я и приметил десяток бегущих вверх по волнам диких уток, и не поверил в реальность увиденного. Во мне, выросшем на берегу горной реки и знающем не понаслышке, что на головокружительном течении не устоять и матерому мужику – собьет с ног, потащит и поранит о валуны (это уж испытано и не раз!), – сюрреалистический пейзаж с отважными водоплавающими вызвал тихую восторженную оторопь.
Стараясь быть незамеченным, я подкрался поближе к обрыву и разглядел птиц: коричневые головы, темные клювы, серые спинки и крылышки, белые грудки.
Утки меня заметили, но не взлетели, а, отдавшись на волю волн, скатились метров на двадцать ниже и укрылись за нагроможденными весенним паводком камнями, ближе к противоположному берегу. Серебристые, с изумрудным отливом волны, дробясь и рассыпаясь, стремительно неслись по круто наклоненному руслу. Утки, выплыв из своего закутка, невзирая на физические законы, начали вновь свой взбег вверх по ревущему каскаду бурной реки. Поражало величие, о котором эти серые и неказистые с виду птицы наверняка и не подозревали. Занятые поиском пропитания утки безо всяких натяжек совершали подвиг, то есть подвигами себя на нечто из ряда вон выходящее и с обыкновенного взгляда невозможное.
Я откровенно любовался их совершенством, наблюдая как обыденное преображается в поэтическое. Допускаю, что и я в глазах-бусинках этих водоплавающих на какое-то пусть и сквозное мгновение, но преобразился в нечто большее, чем просто рядовое двуногое береговое существо, торопящееся в тайгу за добычей. В сознанье промелькнуло: а не являются ли такие вот ситуации своеобразным отражением смысла нашего взаимного существования, когда мы, не трогая без острой надобности друг друга, осматриваясь, проникаем в чужую сущность; и в этом чужом вдруг отыскиваем свое, тот кончик путеводной веревочки, что непременно выводит нас на захватывающие дух просторы постижения самых мудреных смыслов вселенной?
А что если так оно и есть?..