Тринадцатая реальность - Главы 17-18

Геннадий Ищенко
                Глава 17


        – Я вижу во всём этом достаточно сложностей и риска, – сказал министр иностранных дел граф Александр Николаевич Муравьёв. – Во-первых, трудно убедить немцев, не раскрывая им всех наших планов, а делать это очень рискованно. А, во-вторых, предложенный вариант с послом просто нежизненный. Даже если удастся убедить, сам он ничего не решает, а переговоры через посредников займут слишком много времени и вряд ли закончатся так, как мы рассчитываем. Слишком мало времени, к тому же переговоры с немцами привлекут внимание их союзников. Если уж договариваться, то с кем-то из ближнего окружения кайзера Августа. Я рекомендовал бы его младшего брата принца Иоахима. У нас есть к нему подходы, и я думаю, что его можно убедить приехать, причём сделать это так, чтобы не привлечь к этому визиту большого внимания.
        – Проработайте это в черновом варианте, – приказал император. – Потом соберёмся и решим окончательно. Теперь вам слово, Сергей Евгеньевич.
        – Идея интересная, – сказал морской министр адмирал Алексеев. – Я имею в виду не союз с немцами, хотя и он, по моему мнению, возможен, а дальний рейд наших подводных соединений к берегам Великобритании и Кипра. Я такого не предлагал только потому, что стояла задача защиты нашего побережья от вражеских флотов, а не их превентивное уничтожение в собственных портах. Для этого важно нанести удар в условиях мирного времени, потому что с началом военных действий усилят охрану военных баз. Будет осуществляться постоянное боевое патрулирование, запретят движение гражданских судов и задействуют все возможности по прослушиванию. Даже одной лодке трудно подобраться, что уж говорить о целом соединении! А автономность у подводных лодок ограниченная, поэтому мы не сможем долго держать их вдали от своих баз. Но если объявить войну самим и сразу же ударить, всё может получиться. Только у нас не хватит сил ещё и на французов. По ним пусть работают немцы, им это проще.
        – А что с подводными лодками? – спросил император.
        – Это на армию постоянно урезали ассигнования, – сказал Алексеев. – Нас это почти не коснулось. Больших надводных кораблей в последние годы не строили, а вот подводные лодки закладывали постоянно. Основа ударных сил флота – это подводные лодки «Гринда». У нас их сто три, и почти все в Чёрном море. Эти лодки водоизмещением в полторы тысячи тонн могут погружаться на глубину больше ста метров и пройти в надводном положении около пяти тысяч миль. До Кипра только тысяча, а до побережья Великобритании немногим больше двух. Основная сложность в погоде. Если на переходе попадут в шторм, придётся погружаться, а в подводном положении и скорость меньше, и время нахождения только три-четыре дня. Вооружены восемью торпедными аппаратами и имеют на борту шестнадцать торпед. Есть и орудие калибром сто миллиметров. На Кипре английские корабли можно расстрелять, как в тире, то же касается и базы флота в Девонпорте, а вот в Портсмуте корабли стоят так, что сразу до всех не доберёшься. Учитывая противодействие береговых батарей и авиации, которое окажут после нападения, и то, что часть кораблей находится в колониях и в плавании, суммарно могут потерять две трети флота.
        – С учётом остальных факторов этого достаточно, – сказал император. – Вы ничего не хотите сказать, Александр Дмитриевич? Что у нас с боевыми самолётами?
        – Не так хорошо, как хотелось бы, но задачу выполним, – ответил военный министр Шуваев. – С обычными бомбами, да ещё без разведки и в дневное время мы мало что могли бы сделать и быстро потеряли бы большую часть машин. Но если немцы дадут нам цели, можно действовать ночью. Это обеспечит внезапность и сведёт на нет преимущества самолётов противника. И по немцам не работать, а значит, можно больше самолётов бросить на их союзников. Ну и новые бомбы, которые мощнее имеющихся на вооружении самое малое в шесть раз. Мы сейчас приводим в порядок все машины и через месяц начнём строительство полевых аэродромов вблизи границ, в том числе и с ложными целями. Нужно создать большие запасы горючего и всего остального. Мы не успеем подготовиться раньше июля, поэтому, если немцы затянут...
        – Понятно, – сказал император. – Всё лучше, чем я думал. Хотите что-то сказать, Борис Леонидович?
        – Да, ваше величество, – сказал Вяземский. – С вашего позволения, дополню. Я здесь несколько раз слышал о риске, но не понял, что имелось в виду. Немцы узнают о нашей затее с ядом? И ради бога, могут даже поделиться с союзниками, на наши планы это почти не повлияет. Ну не сможет Сергей Евгеньевич послать свои подводные лодки на Кипр, но это мелочи. Будет курсировать вдоль побережья и топить английские корабли здесь. Не нужно мне возражать, я и сам знаю преимущества внезапности, но сейчас говорю о другом. Представьте себя кайзером Августом. Вам стало известно, что эти русские сволочи вот-вот зальют смертельной отравой столицу. И что вы можете сделать, да ещё за месяц-два? Мы внедряли своих людей десять лет назад, а уже потом завозили для них всё необходимое. Их документам и легендам уделялось первостепенное внимание. Таких агентов почти невозможно обнаружить, пока они не начнут действовать. Никаких радиопередатчиков у большинства нет, поэтому они не погорят на связи. Каждый в определённое время слушает одну из станций по обычному приёмнику. Две нужные песни подряд и несколько сказанных цифр будут сигналом к действию. Теперь подумайте, как в многомиллионном городе искать наших агентов, которые ничем не отличаются от его жителей?
        – А как бы искали вы? – спросил канцлера император.
        – А никак, ваше величество, – ответил он. – Такую ситуацию нельзя допускать, а уж если допустили... Я не смог бы предотвратить удар, только постарался бы ослабить его последствия. Вывез бы правительственные учреждения, запасы продовольствия и транспорт и приготовил палатки, пункты обработки и план расселения людей. Заодно можно создать запасы продукции тех заводов, которые нужно на время остановить. В последнюю очередь предупредил бы жителей, как себя вести. Даже обычные очки с уплотнением и мокрая повязка могут помочь выжить. Конечно, не везде, а там, где будет немного яда. Но такие мероприятия не скроешь, и они могут ускорить акцию. Так что немцам можно говорить всё. Учтите ещё то, что Братство передало армии восемь тысяч химических бомб и пятьдесят тысяч полных респираторов и защищающих от ядов костюмов. У нас не было новых бомб, и упор делался на яды. Их ни у кого нет, поэтому и в войсках нет никакой защиты. Это ещё один кнут для немцев. Если они воспользуются нашей откровенностью и обо всём доложат союзникам, нам не останется ничего другого, как пустить в ход всё, что у нас есть. И наши химические бомбы полетят на немецкую территорию! Тогда мы не станем разбирать, где чьи войска. Многие части будут стоять вблизи городов, а ночью легко промахнуться и сбросить бомбы на какой-нибудь город. Я считаю, что для немцев приготовлен достаточно большой и вкусный пряник и тяжёлый кнут. На месте их императора я не колебался бы. Немцам придётся добить остатки войск бывших союзников и потопить французский флот. Это не так сложно сделать, и они будут надолго к нам привязаны. Ненавидеть их будут больше, чем нас: мы враги, а они всё-таки были союзниками. А наш с ними союз очень естественный, при условии, что они получат в колониях всё, что нужно для развития.
        – Вы учитываете, что Англия и Франция оправятся и постараются отыграться? – спросил Муравьёв.
        – Вы читали переданные вам материалы? – в свою очередь спросил Вяземский.
        – Читал и не верил своим глазам, – ответил Муравьёв.
        – А вы поверьте, – усмехнулся канцлер. – Потерять гораздо легче, чем потом вернуть потерянное. Великобритания не вернула свои колонии, да и Франция тоже. А без подпитки из колоний, да ещё после нашего удара, им придётся долго восстанавливаться. Прежней силы уже больше не будет. И вряд ли Американские штаты станут сильно помогать, скорее, постараются занять их колонии и место в мире. Германия очень быстро усилится, да и мы не будем стоять на месте. У нас много своей неосвоенной территории, поэтому я не рвался бы захватывать колонии, захватил бы только небольшой кусок Африки на побережье для нужд нашего флота.
        – Может получиться, – задумчиво сказал Муравьёв. – Изолировать нас не смогут. Силу уважают и побаиваются, поэтому многих против нас не настроят.
        – Я не боюсь за будущее, – сказал Вяземский, – нам бы отбиться сейчас. А потом займёмся ракетами. Не сейчас, а лет через десять. Со временем сможем достать и до Америки. Неплохо, кстати, напомнить американцам, что через четырнадцать лет истекает срок аренды Аляски. Я думаю, что мы не будем его продлевать. Надо только так работать, чтобы не выкрали наши секреты. Есть план постройки в Сибири небольших закрытых городов с учёными и секретными заводами. Средства найдём. Мы сейчас приведём в порядок армию на одни процентные выплаты по займам, а если возьмём в казну всю собственность иностранцев... Кстати, немцам можно сделать послабление. Мы им должны меньше, чем другим, а стоимость предприятий можно частично оплатить. Это для них ещё один пряник.
        – А когда будут готовы первые бомбы? – спросил император. – А то мы строим планы, а нет ни одной готовой!
        – Дня через три испытаем первую, – ответил Вяземский. – Я вчера разговаривал со старшим группы. В них нет ничего сложного, так что наделаем быстро. Тонкостенный корпус полностью заполнен горючей жидкостью. В центре установлен стержневой заряд взрывчатки, который её распыляет. В хвостовой части есть стабилизатор и небольшой парашют, а из носовой части свисает тросик метров десять для подрыва на этой высоте. Ещё есть воспламенитель. Все части отработаны, осталось только сбросить с самолёта уже изготовленный образец. Сейчас готовят место для испытания. Это в часе езды от столицы.
        – Замечательно, – довольно сказал император. – Давайте обсудим, как идут дела с переносом столицы, и на этом закончим.

        – Мне уже надоели эти звонки! – недовольно сказала мама. – Мало того что постоянно звонят вам, теперь начали звонить и по нашему телефону!
        – Я его никому не давал, честное слово! – поклялся я. – Да и свой дал только кое-кому из филармонии. Наверное, как-то узнали через администрацию дома или на телефонной станции. А тебе нужно просто посылать всех подальше. Нет их по этому телефону – и всё!
        – Я не так воспитана, – ответила она, – тем более что звонят такие люди...
        Звонки начались после нашего второго концерта. Мы уже разучили четыре песни вместе с оркестром, который с небольшой натяжкой можно было назвать эстрадным, но их на концерте не пели и выступили только со своими инструментами. Полтора десятка песен, среди которых были три новые, привели московскую публику в восторг. Конечно, слушать наше исполнение было намного приятнее, чем первые паршивые записи. Мы уже перезаписали часть песен и теперь готовились сделать то же с остальными. В филармонии и после концертов приходилось со многими знакомиться, и кое-кто из этих знакомых так меня заинтересовал, что я оставил им свой телефон. Теперь за это приходилось расплачиваться. Хоть я уже не тратил время на историю, его по-прежнему не хватало. Аппетиты учёных росли, и много времени занимали репетиции с оркестром. Шувалов высказал недовольство по поводу наших концертов и частых поездок, но я вежливо его послал, объяснив, что наше творчество – это прекрасное прикрытие моего участия в их проекте. Сейчас мы тоже собирались уезжать, но не на репетицию, а в гости. Два часа назад позвонил Дунаевский и напомнил о моём обещании его навестить.
        – Приезжайте вместе с женой, князь, – попросил он. – У меня в гостях будут очень интересные люди. Все надеются вас увидеть. Вы обещали мне, а я почти обещал им...
        Он был вторым человеком в консерватории, и я любил его творчество в той жизни, поэтому и дал обещание. Хотелось с ним поговорить и понять, почему здесь искусство, с моей точки зрения, серо и уныло. Я пробовал читать много книг, но не увлекла ни одна. Утомительные описания, косноязычные диалоги и посредственный сюжет. Попадались такие, которые не вызывали сонливости, но и к ним подходило в лучшем случае не слишком лестное определение – «можно читать». Это были по большей части отечественные и французские исторические романы. С кино было ещё хуже. Как выяснилось, здесь не было своего Чарли Чаплина. Снимались другие комедийные актёры, но до Чарли им было далеко. Не было и Макса Линдера, и многих других. Фильмы снимали чёрно-белые, но с нормальной частотой кадров и приличным качеством, вот только смотреть их было просто скучно. Жена трижды вытянула меня в кино, один раз это была кинокомедия. Многие смеялись, а я скучал. В театре было чуть лучше, но ненамного. Единственным спектаклем, который я посмотрел с удовольствием, была постановка Шекспировского «Короля Лира». Хоть этот здесь отметился. Музыка в фильмах тоже была посредственная. Видимо, не вдохновляло такое кино композиторов на создание шедевров. Песни в большинстве были... так себе. Я не любил романсы, а здесь их пели больше всего. Вот симфонии звучали классно, но я не был любителем классической музыки. Оставались стихи и живопись, но я в них ещё не разбирался. Александр Блок здесь был, но мы оба его не любили, а остальных поэтов я не знал. Пушкина и Лермонтова не считаю – это седая старина.
        Вызванная группа сопровождения приехала без задержки, и уже через пятнадцать минут мы были у дома, в котором жил композитор. Охранники проводили к нужной квартире и вернулись к машине. Встретил нас сам хозяин и сразу же представил своей жене. Я помнил, что его жену в это время звали Зиной. Здесь это была миниатюрная женщина с именем Ольга и лицом Натальи Варлей, которая весь вечер притягивала мой взгляд. И что эта красивая женщина нашла в мужчине с такой заурядной внешностью, как у Исаака? Квартира Дунаевских не блистала роскошью, но была большой. В просторной гостиной стоял громадный стол, за которым собрались в основном мужчины. Среди них сидели только две женщины, обе молодые и хорошенькие. Процедура знакомства не затянулась. Кроме одной из девиц, которую взяли с собой за компанию, остальные гости были писателями, поэтами и музыкантами. Одним словом, сборище творческих личностей. Ни одно из имён мне ни о чем не говорило. Стол был уставлен блюдами и напитками, но всё было нетронутым, видимо, ждали нас. Поначалу отдали должное еде, а когда подкрепились и оприходовали пять бутылок вина, пропала всякая сдержанность, и до конца вечера уже никто не закрывал рта. Мы были нарасхват, и когда просто разговаривали, сидя уже не за столом, а на диване и стоявших возле него креслах, и позже, когда стали танцевать.
        – Вы пишите стихи к своим песням, – говорила танцующая со мной Ольга, – значит, поэт! А написали что-нибудь просто так, для души? Наверное, стихи о любви?
        Она чувствовала, что на меня сильно действует её внешность и пыталась форсировать отношения, откровенно прижимаясь ко мне грудью, да и всем остальным. Я читал о том, что Дунаевский был бабником, но и жёнушка у него оказалась тоже из любительниц тяжёлого флирта. Я бросил взгляд на жену, но ей было не до меня. Веру обхаживали сразу три ловеласа, пытавшихся превзойти друг друга в оригинальности и остроумии. Одним из них был уже подвыпивший Исаак. Ольга ничем не рисковала, но мне не нравилось поведение моего организма, поэтому эти прижимания надо было прекращать.
     – Да, пишу, – признался я, безуспешно пытаясь отстраниться. – Если хотите, могу прочитать. Только не нужно так откровенно соблазнять: у меня из-за этого путаются мысли, хотя ничего не пил.
        – Пойдёмте со мной, князь! – зашептала она мне на ухо, помимо воли рождая желание. – Это ненадолго и никто не заметит! А если заметят, промолчат: здесь все натуры утончённые... Стихи подождут!
        «Зря мы сюда приехали, – подумал я. – Обычная пьянка местной богемы. Ещё добавят, и нужно сбегать».
        – Вам не повезло, Ольга, – сказал я, убирая её руки с шеи. – Увы, я не любитель чужого мёда, хватает своего. Вы очаровательны, но я не хочу расстраивать жену и наставлять рога вашему мужу. Танец закончился, давайте я провожу вас на диван.
        – До дивана я как-нибудь дойду сама! – сердито сказала она. – Порядочные кавалеры так себя не ведут!
        Ольга ушла на свой диван, а я направился к жене. Не о чем с ними было беседовать, по крайней мере сейчас.
        – Спасибо за компанию, – сказал я хозяину. – Увы, нас ждут дела, иначе мы посидели бы с вами допоздна.
        Конечно, нас уговаривали остаться, демонстрировали обиду и всё такое, но я взял жену под руку и ушёл. Поездка вышла пустой, просто я ещё раз убедился в том, что может нравиться творчество человека, но не он сам, и что на такие посиделки нам лучше не ездить. Машина ждала возле подъезда, поэтому скоро были дома.
        – Почему мы так рано уехали? – спросила Вера, когда вошли в свою комнату. – Это из-за Ольги? Видела я, как она на тебя вешалась!
        – Вешалась, даже пыталась затянуть в спальню, что из этого? Скажи, тебе там понравилось?
        – Поначалу было весело, – ответила она, – но потом все быстро напились. Если бы мы с тобой тоже пили...
        – То я сейчас развлекал бы Ольгу, – откровенно сказал я, – а тебя бы тоже кто-нибудь охмурил. Это ты трезвая всё понимаешь, а если накачают вином и откажут тормоза... Это такие люди и такая у них жизнь. С ними не нужно водиться или надо быть точно такими же. Разок съездили, посмотрели и хватит.
        – А она тебе сильно понравилась? – ревниво спросила Вера.
        – Мне когда-то очень нравилась киноактриса, на которую она сильно похожа, – ответил я, – поэтому хотелось смотреть на её лицо. Это фокусы памяти и ничего больше. Красивых женщин много, а любимая только одна. Может, для других иначе, а для меня так. Пока есть ты, мне никто больше не нужен.
        – А от её ласки не отказывался!
        – Какое сегодня число? – спросил я.
        – Третье апреля, – ответила жена. – А почему спрашиваешь?
        – Надо записать в дневник, – объяснил я. – В первый раз получил семейный скандал! Такое обязательно нужно отметить.
        – У тебя же нет дневника! – сердито сказала она. – Не заговаривай мне зубы!
        – Ну и что ты от меня хочешь? Женщина разогрелась вином и решила, как привыкла, разнообразить себе жизнь. Видела, как она в меня вцепилась? Я должен был устроить скандал, отрывая её от себя? Я это сделал без рук и скандала, одними словами. Ну потерлись мы немного пупками...
        – Ах ты! – Вера бросилась на меня с кулаками, но я заманил на кровать, где мы сначала разобрались с одеждой, а потом и со своими отношениями.
        Это самый лучший способ решать любые проблемы с женой, а меня ещё сильно завёл тот танец, поэтому совсем не сдерживался.
        – Дикий зверь! – довольно сказала Вера, когда мы с ней отдыхали.
        – Кто бы говорил, – лениво отозвался я. – Всего погрызла. Слушай, как ты отнесёшься к тому, что я начну писать книги?
        – Рассказы о том сыщике? – спросила она. – А почему ты сейчас об этом вспомнил?
        – О Шерлоке Холмсе нельзя, – с сожалением сказал я. – После того что скоро случится, писать об Англии будет... непатриотично. Но я помню много других книг. Не дословно, конечно, но если учесть, что в прошлой жизни был писателем, а у вас никто не умеет толком писать, то должно получиться не хуже, чем с песнями. Понимаешь, мне стало скучно жить. Вопросов привозят не меньше, но ответов у меня на них немного. И остаётся одно наше пение, а мне этого мало. Ваши книги даже не хочется брать в руки, по крайней мере те, которые читал до сих пор. Может быть, после меня и другие станут нормально писать?
        – Это не наши книги неправильные, а ты сам, – сказала жена. – Я же видела, как ты смотришь кино. Всем интересно, а ты зеваешь. Хотела бы я посмотреть те фильмы, которые тебе нравились. Наверное, дело в том, какая жизнь. У нас она скучнее, поэтому тебе скучно в кино, а мы не знаем другой, поэтому нам и это хорошо. Попробуй что-нибудь написать. Только могут сказать, что ты ненормально талантливый. И песни пишешь, и книги...
        – Добавь сюда стихи. Я сказал Ольге, что их пишу. Нет, это не я распустил хвост. Просто она сказала, что в моих песнях замечательные стихи, поэтому я их и так должен писать. Вообще-то, я их много знаю.
        – Не связывайся со стихами, – сказала Вера. – Может получиться так, что придётся что-то писать самому. Лучше пиши прозу.

        – Как съездил? – спросил кайзер Август Вильгельм своего брата Иоахима. – Учти, что это в последний раз! Мне из-за твоей выходки пришлось оправдываться и чуть ли не извиняться! На носу война с русскими, а ты к ним поехал. Очень непатриотичный и нелояльный в отношении союзников поступок!
        – Нам нужно серьёзно поговорить, – сказал принц. – От этого разговора будет зависеть, останусь я в рейхе или вместе с семьёй уеду в Америку.
        – Вот даже как! – удивился Август. – Хорошо, поговорим, но не здесь, а в моём кабинете.
        Путь к кабинету братья проделали молча. Август не стал садиться за свой стол, а сел на один из стульев для посетителей, хлопнув рукой по стоявшему рядом:
        – Садись и излагай, что на тебя так повлияло в России!
        – Если мы вступим в эту войну, случится беда! – сказал Иоахим. – Мы исходили из того, что Россия слаба и справимся с ней без труда, а потом заставим союзников считаться с собой!
        – А она оказалась сильнее нас, – насмешливо сказал Август. – Что же тебе сказали, что так поменял мнение? До этой поездки у тебя не было возражений.
        – Мне и сказали, и показали! Я встречался кое с кем из министров, с канцлером и самим императором. Хочу сразу сказать, что абсолютно уверен в том, что мне говорили правду. Я в это поверил бы, даже если бы не видел своими собственными глазами. Такое просто не выдумаешь, это слишком ужасно!
        – Может, ты перестанешь заламывать руки и объяснишь, в чём дело? – раздражённо спросил Август.
        – Что ты знаешь о Братстве? – спросил Иоахим.
        – Заговорщики, – пожал плечами император. – Группа родовитых и влиятельных дворян, подготовивших свержение династии. Сейчас сохраняют влияние на нового императора и заняли ряд министерских постов и место канцлера.
        – Они готовили свой заговор тридцать лет! И заговор был не против Романовых, а против иностранного засилья. Как ты думаешь, почему они ждали тридцать лет, хотя контролировали верхушку полиции и могли сто раз убрать императора?
        – Иногда нетрудно захватить власть, – сказал Август. – Всегда трудно её удержать.
        – Верно, – кивнул Иоахим. – Мне так и объяснили. Общество должно было достаточно сильно пострадать от действий европейских государств, интересы которых защищала прежняя династия. Но это только половина дела. Они прекрасно понимали, что мы будем делать, когда Россия откажется платить по счетам и мы узнаем, что не получим ни пяди русской земли. И все эти тридцать лет они готовили нам сюрприз! Не только Германии, наши союзники получат ничуть не меньше нас!
        – И что же мы получим? – спросил Август. – Не ходи вокруг да около, а переходи к сути!
        – Они занялись химическим оружием! – выкрикнул брат. – Что скривился? Это не хлор или какая-нибудь другая ерунда! Они объездили всю планету и нарыли всё, что в ней есть ядовитого! Природные токсины получить не удалось, но они получили свои, гораздо более стойкие и ядовитые! Хлор по сравнению с ними не вредней пива! Они воспитали фанатиков и заслали их в наши страны. Не сейчас, а много лет назад. Огромные деньги были истрачены, но теперь во всех крупных городах союза живут их агенты, которых никто не отличит от местных. Каждому из них доставили достаточно отравы, чтобы погибли сотни тысяч жителей!
        – Зачем? – спросил побледневший Август. – Если они предъявят ультиматум, их агентов найдут, а что сделают с зачинщиками...
        – Во-первых, ты их не найдёшь, если не перетряхнёшь всю столицу! – зло сказал Иоахим. – И где гарантия, что это не заставит их начать? А, во-вторых, они никого не собираются пугать, кроме нас с тобой. Мы им нужны, а французы с англичанами – нет! Как ты думаешь, что случится с государством, если во всех крупных городах погибнут сотни тысяч, а миллионы из них сбегут? Много оно навоюет?
        – И чего они от нас хотят?
        – Они хотят отдать нам колонии Англии. Что так на меня уставился? Я ведь тебе не всё рассказал. Мне показали испытание нового русского оружия. Ты считаешь, что они слабы? Тебя бы на то поле! Представь себе очень большой луг, на котором построили два десятка домов. Возле них посажены деревья, стоят машины, и орёт всякая живность, нет только людей. В небе появляется звено самолётов, каждый из которых сбрасывает по две бомбы. Не сказал бы, что они очень большие, примерно на сто килограммов. Было видно, как они несутся к земле. До неё не долетела ни одна, все превратились в необыкновенно яркие облака огня, залившие луг! Мы стояли довольно далеко, но меня чуть не свалила ударная волна. Потом мы выждали с полчаса, чтобы немного остыла земля, и поехали туда на машинах. Там не осталось практически ничего, Август! Кирпичное крошево и немного пепла. Нет, вру! Ещё были искорёженные шасси автомашин. Теперь слушай, что нам предлагают. Если мы согласимся на союз, уберут весь яд с территории Германии. Понятно, что это сделают только после всего остального. Доверие нужно заслужить. Русские думают, что наши союзники не полезут первыми, а предоставят это нам, но и сами приведут на нашу границу с Россией достаточные силы. В ночное время русская авиация нанесёт мощные удары новым оружием по местам дислокации войск Англии и Франции, а мы должны дать им целеуказания, а потом добить уцелевших. Одновременно русские обрабатывают ядом города союзников и уничтожается флот Англии. Уничтожить флот Франции – наша задача.
        – И как же они его уничтожат?
        – Ещё до войны пошлют ко всем базам крупные соединения подводных лодок, потом сами объявят войну и тут же нанесут удар.
        – Какая наглость! – с восхищением сказал Август. – Весь флот англичан не уничтожат, но справиться с его остатками будет нетрудно.
        – Если мы не пойдём на союз, они пустят в ход не только свои сверхмощные бомбы, но и бомбы с отравой, а их у русских много тысяч. Мне так и сказали, что в темноте нетрудно промахнуться и вывалить их на какой-нибудь город, а то и не на один. И они будут бомбить не только войска союзников, а всех подряд. И ещё одно. Нам они могут частично выплатить долги и компенсацию за имущество.
        – А что сказали насчёт колоний?
        – Им не нужны колонии, своей земли девать некуда. Возьмут какие-то земли на побережье Африки для военно-морской базы, а остальное предлагают забрать нам. Сказали, что наверняка часть колоний захватят американцы.
        – И они не боятся нас так усиливать?
        – У меня сложилось впечатление, что они сейчас вообще ничего не боятся. Не знаю, в чём причина такой уверенности в своих силах. Мне сказали, что мы предательством союзников крепко привяжем себя к России. Их устраивает сближение с Германией, причём в долгосрочной перспективе. Я думаю, что второго такого шанса у нас больше не появится. Даже если бы победил союз, нам только бросили бы кость.
        – Садись писать отчёт! – приказал Август. – Распишешь всё без эмоций, одни факты. Потом можешь приложить своё мнение с эмоциями. Сам понимаешь, что это не тот случай, когда я могу решить сам. Нужно узнать, чем располагает разведка, выслушать мнение командования нашего рейхсвера и рейхсмарине и кое с кем посоветоваться. А потом направим в Россию того, кто всё решит на месте.


                Глава 18


        О переносе столицы говорили много, а произошёл он как-то незаметно. Ещё вчера дела решались в Санкт-Петербурге, а сегодня москвичи узнали из газет, что они уже столичные жители. За один день в их город переехали император с женой и Двором и все министерства. Резиденцией Владимир Андреевич, как и ожидали, сделал Большой Кремлёвский дворец. В Кремле же разместили военное и морское министерства и департамент полиции. В сообщении говорилось, что это временная мера, и позже они будут перенесены в построенные для этого здания. Прочитав это, я подумал, что вряд ли такое размещение силовых министерств связано с нехваткой в Москве свободных зданий, скорее, решили собрать их перед войной в одном месте для удобства управления и большей безопасности. В пустующих зданиях Кремля можно было легко разместить чиновников министерств и осталось бы много места.
        В нашей жизни почти ничего не изменилось, разве что вопросов ко мне стало меньше, их теперь привозили не каждый день и не торопили с ответами. С музыкой я объявил перерыв. Мы разучили с оркестром восемь песен, и их записали на пластинки, и один раз выступили с большим концертом вместе со своим оркестром. Успех был огромный, и мы получили много предложений выступить в других местах, но я от всего отказался.
        – Сделаем паузу, – сказал я расстроенной моим решением жене. – И так вокруг нас шумиха до небес. Это мешает нашей личной жизни и моему участию в проекте. Отдохни от славы, а я пока напишу книгу, и мы с тобой разучим новые песни.
        Выбор тем для написания книги был небольшим. Я недостаточно хорошо знал здешнюю жизнь, чтобы написать о ней что-нибудь увлекательное, тем более что писать о нашей жизни было нельзя. О прошлой жизни тоже не напишешь: меня просто не поймут. Немного подумав, я решил обратиться к знакомому мне жанру магии и меча. Не знаю, жили ли здесь Говард и Толкин, но никто из моих знакомых их не знал, а российского фэнтези в это время не существовало в обеих реальностях. Я решил не мудрить и воссоздать одну из своих собственных книг, заменив всяких там Гансов Иванами и Василиями и внеся минимальные правки. Я быстро восстанавливал текст, а рвавшая у меня из рук только что написанные листы жена была в восторге. Хорошо быть первооткрывателем, мне в своё время за эту повесть пришлось выслушать много всякого. Когда я закончил, Вера потребовала продолжения.
        – Как так можно? – наступала она на меня. – У тебя ни одна сюжетная линия не доведена до конца! Я должна обо всём догадываться?
        – Давай отошлём это книгоиздателям и посмотрим, что они скажут, – примирительно сказал я. – А продолжение можно написать и позже.
        Сам я в издательство не ездил, обратился за помощью к Машкову.
        – Книга? – удивился Денис Васильевич. – Когда вы успели написать? Я знаком с одним писателем, так он на написание книги тратит целый год.
        – Он, наверное, хочет написать шедевр и оставить след в литературе, – засмеялся я, – а я в ней только наслежу. У меня чисто развлекательная книга, что-то вроде сказок для взрослых. Я не разбираюсь в книгоиздании, поэтому решил озадачить вас.
        – Сделаю, – сказал он, – но сначала вашу рукопись проверят. Вы не должны обижаться, князь, слишком у нас серьёзное дело.
        Проверяли мой опус недолго, и через два дня рукопись передали в издательский дом братьев Гранат.
        – Я оставил им ваш телефон, а дальше разбирайтесь сами, – сказал мне Машков, когда приехал с вопросами учёных.
        – А кто меня проверял? – полюбопытствовал я.
        – Наш Пётр Павлович, – ответил он. – Я взялся читать вашу книгу, но он у меня отобрал. Наверное, читал всю ночь, потому что принёс уже утром.
        – Получил первого поклонника в лице графа Шувалова, – сказал я Вере, когда уехал куратор. – Я не Лев Толстой, но мои книги будут расхватывать из-за одной новизны. Критики, конечно, не оставят камня на камне!
        – У тебя описан чудесный мир, – сказала она. – Вроде бы сказка, но такая, как будто всё происходило на самом деле. А на критиков наплюй: книги пишутся не для них.
        Видимо, и в издательстве мою рукопись читали ночью, потому что позвонили уже на следующее утро. Узнав, что говорит с автором, редактор попросил разрешения приехать.
        – Мы, несомненно, возьмём вашу книгу, князь! – заверил он меня. – Прекрасный, оригинальный сюжет, хороший язык, колоритные герои...
        – Но при всём этом есть что-то, что вас в ней не устраивает, – добавил я. – Об этом хотели говорить? Может, не вам ко мне, а мне к вам съездить? Разве у вас так принято, чтобы редакторы ездили к начинающим авторам?
        – Это смотря какие авторы, – засмеялся он. – Мне будет в удовольствие с вами встретиться и поговорить. Потом ещё похвастаюсь знакомым!
        – Ну если так, то не возражаю, – согласился я. – Приезжайте, будем вас ждать.
        Редактор оказался невысоким полным мужчиной лет пятидесяти, с круглым, добрым лицом и небольшими, закрученными вверх усами.
        – Александр Сергеевич Ухтомцев, – представился он. – Позвольте, княгиня, выразить вам своё восхищение! Я видел вас на концерте, но сидел далеко, а от бинокля мало пользы. Вы просто совершенство, а вашему мужу я завидую!
        – Пойдёмте в гостиную, – пригласил я. – Напоим вас чаем, заодно расскажете, что у меня за огрехи.
        – У вас не огрехи, – говорил он, сидя за столом. – У вас очень интересный и оригинальный стиль, но в нём всё рассчитано на человека с фантазией. Поверьте, что у большинства её нет. У вас очень мало описаний, в том числе и описаний внешности. Из-за этого герои получаются какими-то... не совсем живыми, что ли. Вы меня извините...
        – Не за что вам извиняться, любезный Александр Сергеевич, – ответил я. – Есть за мной такой грех. Не люблю что-то описывать и оставляю внешность на фантазию читателей. Но если у них с этим плохо...
        – Я прочитал вашу рукопись и в некоторых местах на полях сделал пометки. Вам нужно самую чуточку их доработать, и ваша книга оживёт. Сейчас это только набор увлекательных и захватывающих действий. Читаешь и поражаешься фантазии автора. Я не мог заснуть, пока не дочитал, но осталась какая-то неудовлетворённость. Так сделаете? Мы могли бы и сами, но ваш авторский стиль...
        – Да прав он, – сказал я сердитой жене, когда проводил нашего гостя. – Чтобы писать так, как он хочет, нужно потратить уйму времени на нюансы характеров, особенности разговора и всё остальное. Самое неприятное, что такой труд оценят единицы. Машков говорил, что его приятель тратит на написание книги год, а я писал их за месяц. Есть разница?
        – И что теперь? – всё ещё сердито спросила она. – Может, отдадим в другое издательство?
        – А теперь я сяду и перепишу отмеченные абзацы заново, – ответил я. – Спешить некуда, и у меня есть ты!
        – А при чём я? – не поняла она.
        – Ты рвалась в газету писать статьи, и даже приняли в штат, значит, есть дар слова. У нас часто книги писали двое, вот и мы с тобой напишем одну книгу на двоих. У нас женщины любили в своих книгах описания. Мне, например, трудно описывать женские наряды, проще описать голую натуру, а они это делали легко и естественно.
        – И я буду в авторах? – уточнила жена. – Тогда согласна! Давай сюда рукопись.
        Она взяла тяжёлую папку и ушла править текст, а я подошёл к зазвонившему телефону. Звонил Шувалов.
        – Алексей Сергеевич, – звоню вам по поручению канцлера. – Вы с женой приглашены к императору на завтра к двум часам. За полчаса до этого времени за вами приедет машина.
        Я не стал говорить жене об этом звонке, чтобы не прерывать творческий процесс, сказал всем, когда семья собралась за ужином.
        – И ты молчал! – рассердилась Вера. – У меня нет ни одного платья для такого визита!
        – Платьев навалом, – возразил я. – Наденешь вечернее из розового шёлка и всех сразишь!
        – Оно летнее, а сейчас только конец апреля!
        – Ну и что? – не понял я. – Наверняка во дворце тепло, а ехать минут десять. Заверну тебя в шубу... «Медведь» не продувается, поэтому простуда тебе не грозит. Зато вид лучше, чем в любом тёплом платье. Наденешь рубиновую брошь и серьги, а вместо сапог – туфли. Нужно только погладить платье и сделать высокую причёску.
        – Возьмёшь гитару? – спросила сестра. – Вас же наверняка пригласили из-за песен.
        С тех пор как Ольга с моей помощью воссоединилась в гимназии со своим Сергеем, наши отношения стали такими, какими они были до размолвки.
         – Вот ещё! – ответил я. – Пусть к нему со своими гитарами ездят цыгане. Если захочет нас слушать, инструменты найдут. Когда мы с ним беседовали, он говорил, что хочет с нами пообщаться и познакомить с женой. Конечно, будут и песни, но не только. Это вы у меня такие нелюбопытные, что не интересуетесь другим миром, а у него от любопытства светились глаза.
        – Так уж и светились? – не поверила Ольга.
        – Это сказано образно, – поправился я. – Император, сестрёнка, во многом такой же человек, как и все остальные.
        – Хорошо вам, – с грустью сказала мама. – Отец работает, вы тоже заняты, а я сижу здесь в четырёх стенах! Два раза выбралась к Катерине, но у неё на уме только её книги. Подруги остались в Питере, а одной скучно даже ходить в театр. Сходила несколько раз и больше не тянет.
        – Мы это поправим, – пообещал я. – Раз отец такой домосед, возьму дело твоего досуга в свои руки. Нас очень многие пригласили к себе, вот мы и воспользуемся этими приглашениями и съездим вместе с тобой. Не в том ты возрасте, чтобы ни с кем не подружиться.
        – Я не домосед, – запротестовал отец. – Просто у меня в Москве не было знакомств. Сейчас начал работать, и они появились. Подождите немного, скоро будут и друзья. Весь наш департамент уже в Москве, мне только надо узнать, где они теперь живут.
        Закончился ужин, и мы разошлись по своим комнатам. Вера опять села править рукопись, а я стал думать, о чем завтра говорить и что петь. Я описал обе революции и всю историю СССР до его развала, правда, довольно кратко. Остальная история вышла ещё короче и уложилась на тридцати машинописных страницах. Не видел я смысла описывать это в подробностях. Всё равно ничего из той реальности и близко не повторится. Несомненно, император прочитает и, скорее всего, даст прочитать жене. И главные вопросы должны быть по истории СССР. Я описал только факты, из которых им очень трудно понять, во что же превратилась империя без дворянства и монархии, и как она смогла выбиться на второе место в мире. Сейчас мы были на пятом.
        – Почитай и оцени, – сказала жена, протягивая мне лист бумаги. – Я полностью переписала абзац со своими правками.
        Я прочитал и с удивлением понял, что в её записи читается лучше. Может быть, в том мире многим мужчинам не понравилась бы излишняя многословность, но написанное было гораздо легче представить. Наверное, именно этого от меня и хотели.
        – Молодец! – сказал я и поцеловал её в щёку. – Ставлю пять. Ищи помеченные абзацы и правь. У тебя прекрасно получилось, так что беру в соавторы.
        Окрылённая Вера просидела над рукописью допоздна, пока я чуть ли не насильно затащил её в кровать. Утром, сразу же после завтрака, сама занялась своим платьем, не доверив его домработнице. Потом пришёл черёд причёски, которую Вере укладывала мама.
        – Княгини занимаются самообслуживанием, – пошутил я. – Могли бы вызвать парикмахера. По-моему, в справочнике были телефоны. Но у вас и так здорово получилось. Надо было только сначала позаниматься борьбой.
        – Какая вам сегодня борьба, – недовольно сказала мама. – Где ты был раньше со своим парикмахером? Уже не в первый раз замечаю, что ты соображаешь с опозданием.
        – Может, всё-таки вызовем? – нерешительно предложила жена.
        – Глупенькая, – сказал я и нежно обнял за плечи. – Посмотри на себя в зеркало! Любой мужчина, увидев такую красоту, отдаст всё, чтобы её получить! Но я уже получил и никому не отдам. Слава богу, что сейчас не дерутся на дуэли, иначе меня быстро убили бы. От одной твоей шеи можно сойти с ума, а у тебя всё такое!
        – Ладно, вы сходите с ума, а я лучше уйду, – посмеиваясь, сказала мама. – Только смотри, не помни ей причёску, второй раз будешь вызывать парикмахера.
        Она вышла, а я принялся целовать Вере шею, но она вырвалась.
        – С ума сошёл? – спросила она. – Через полтора часа уезжать, а ты чем занимаешься? Лучше займись собой! Надень костюм и расчешись, а я потом посмотрю, что получилось. Ты так и не научился делать себе нормальную причёску.
        Через полчаса Вера была полностью готова и, осмотрев меня, поправила волосы. После этого она села за рукопись, а я ушёл в гостиную к радиоле слушать новости. Ничего интересного не передавали, поэтому время ползло со скоростью улитки. Когда появился куратор, я помог жене надеть шубу, оделся сам и мы спустились к машине. В «Медведе» было прохладно, но доехали быстро, поэтому Вера не успела замёрзнуть. На кремлевских воротах нас внимательно осмотрели и проверили паспорта и находившееся у Машкова предписание, после чего разрешили проехать. До дворца машина не доехала, и метров сто пришлось пройти пешком. В коридорах было много военных и жандармов, а вот гренадёров я почему-то не увидел. Идти пришлось долго, поэтому мы чуть не опоздали. Не на самолёт, но всё равно было бы неприятно. У дверей, к которым нас привели, стоял караул из жандармов. Я отдал ротмистру приглашение и наши паспорта.
        – Почему в шубах? – спросил он.
        – Потому что никто не предложил их снять, а я сам ничего здесь не знаю, – ответил я. – Да и холодно в коридорах, а моя жена легко одета.
        – Снимайте, – приказал он. – Мы их пристроим.
        Я помог Вере раздеться, снял свою шубу и отдал одежду одному из жандармов. Нас внимательно ощупали взглядами, после чего пропустили в большую, богато убранную комнату. Там встретил кто-то из слуг и пропустил в следующую комнату, обставленную как гостиная. В ней на диване сидела женщина, которую я не назвал бы красавицей и в молодые годы. Сейчас ей было сорок с хвостиком. Рядом с ней, повернув к нам голову, стоял император. Женщина, которая наверняка была императрицей Еленой Николаевной, оделась в тёплое шерстяное платье тёмно-серого цвета, а на императоре был такого же цвета костюм. Похоже, что он, в отличие от своих предшественников, не любил ходить в военной форме.
        – Дорогая, вот и наши гости, – сказал жене Владимир Андреевич. – Подойдите, князь, и не забудьте жену. Не стоит расшаркиваться, я вас позвал не для этого. Мы хотим с вами поговорить, поэтому держите себя со мной так, как это было у Хилкова. В личном общении можно допустить вольности, главное, потом об этом не распространяться. Садитесь в эти кресла. Княгиня, вы просто ослепительны, но можно было одеться и потеплее. Это в комнатах натоплено, а в коридорах в это время прохладно и сквозняки.
        – Мы шли одетыми, – объяснил я. – Никто не сказал, где можно снять шубы, а у вас здесь сотни помещений. Раздел уже здесь ваш караул.
        – Вы действительно много знаете о другом мире, князь? – спросила императрица. – Песни, которые вы поёте, написаны не вами?
        – Знаю столько, сколько может знать много проживший человек, ваше величество, – почтительно ответил я. – Я ни в той, ни в этой жизни не написал ни одной песни, просто вынужден выдавать чужую работу за свою. Как иначе объяснить, откуда они взялись? Вот книга, которую скоро издадут, моя, точнее, того, кто отдал мне свою память.
        – Вы и книги пишите? – оживилась она. – И о чём?
        – В конце жизни он был писателем, – объяснил я. – Я вспомнил то, что было когда-то написано, а сейчас жена это улучшает. Писалось для людей другой культуры, и текст не подойдёт без переделки. А содержание... У вас пока нет такого жанра. Это что-то вроде сказочных историй для взрослых.
        – Я понял, что ваша старшая половина жила в этом СССР, – сказал император. – Можете передать нам своё отношение к этому государству? То, что напечатано с ваших слов, не может объяснить причин их успеха. И мне не ясно, почему всё развалилось.
        – Он родился через несколько лет после Второй мировой войны, – начал рассказывать я. – Об истории СССР написано много книг и сняты десятки кинофильмов. Много, конечно, врали, что выяснилось уже после развала. Поначалу всё было очень плохо. Империя перед войной производила в три раза меньше промышленной продукции, чем Германия. Потом на это наложились неудачная война, революция и гражданская война вместе с интервенцией многих государств. Разруха в промышленности и на транспорте, огромные людские потери, обесценивание рубля и отсутствие опыта управления у новых хозяев... Кроме того, как это обычно бывает, победители начали между собой борьбу за власть. Тому, кто в ней победил, пришлось собирать ресурсы для восстановления народного хозяйства, индустриализации и подъёма жизненного уровня народа и одновременно безжалостно уничтожать врагов и давить всякое сопротивление. Когда репрессии принимают большие масштабы, часто слетают головы не только у виноватых, а у всех подряд. Было очень трудно, но к началу новой войны удалось создать мощную промышленность и сильную по тому времени армию.
        – Значит, страх, – кивнул император.
        – Не только, – не согласился я. – У кого-то был страх, но у многих была идея! Мы первые в мире и самые справедливые и прогрессивные! Идейному воспитанию уделялось первостепенное значение. Начиналось это с младших классов школы! Детьми и молодёжью занимались специальные организации. И это была не просто говорильня. Перед войной начали расти доходы населения, для людей реально много делали. Во время войны был массовый героизм, без которого мы не выстояли бы! В бой шли за родину и за того самого вождя, который вызывал у многих любовь и страх одновременно!
        – Сильная, должно быть, личность, – задумчиво сказал император. – Я не понял, за что его отравили.
        – Среди захвативших власть социал-демократов было много всякой дряни и никчемных людей. По известному принципу многие из них всплыли на самый верх. Этот вождь хотел отстранить партию от управления страной и провести в ней чистку. Его влияние в обществе и власть были так велики, что ему это удалось бы. Видимо, о его планах узнали или догадались. Верхушка партии не могла этого допустить, поэтому использовали яд. А после смерти вождя к власти пришёл беспринципный мерзавец, который сделал всё, чтобы новое государство стало нежизнеспособным. Потом было ещё много всего, но заложенные им в экономику мины сработали и разнесли её в клочья. Не обошлось и без помощи наших врагов, в первую очередь в Англии и Америки. Но об этом я писал. Ну и вырождение новой элиты, которая с каждым следующим поколением становилась всё более бездарной и безответственной. Бесхозяйственность, взяточничество, казнокрадство и прямое предательство национальных интересов.
        – Не надолго же их хватило, – сказал император. – А то, что вы перечислили, есть и у нас. Российских чиновников нужно время от времени пугать и пропалывать, они не понимают другого отношения. Но мне не до конца понятны причины успеха. На одном энтузиазме не построишь мощную экономику. А там ещё из-за войны понесли огромные людские и материальные потери.
        – Главное богатство любого государства – это люди, – начал объяснять я, – но чтобы получить от них максимальную отдачу, сначала нужно дать им образование, научить работать и чем-то увлечь. Можно просто оплачивать труд, но многим этого мало. Человек гораздо лучше работает, когда он увлечён своим трудом и заинтересован его результатами не только потому, что ему за это больше заплатят. Образование было всеобщим, и после войны все должны были учиться одиннадцать лет. Было много университетов и техникумов, в которых готовили мастеров. Успехи в труде прославлялись, за них давали награды, как за воинский подвиг. О разных профессиях слагали песни.
        – Как можно петь о профессии? – не поняла императрица. – Вы знаете такие песни? Спойте хоть одну, князь, в кресле у окна лежит гитара.
        Я сходил за гитарой, а потом спел им «Лесорубов».
        – Таких песен было много. В работе геолога мало романтики, в основном это тяжёлый труд, но и её можно воспеть.
        Я спел песню «Геологи»
        – То же и с наукой. В обществе создали романтический образ учёного, приучая людей к тому, что разгадка тайн природы – это главная задача человечества, а поскольку мы его авангард, то для нас она важнее, чем для других. Для молодых романтика вообще очень важна, и это использовалось для многого, например, для освоения Сибири. Молодые ехали в необжитые места не за деньгами, а чтобы возвести там города, заводы и электростанции. Кормили комаров, жили в палатках и теплушках, но строили, а потом получали за это государственные награды. Конечно, вы никого так не увлечёте в тайгу строить заводы для братьев Рябушинских, но в СССР всё принадлежало народу, поэтому работали и терпели лишения для общей пользы.
        – А ведь вам нравится то государство, – заметил император.
        – У меня к нему очень сложное отношение. В нём было немало хорошего, но и плохого хватало. Любую идею воплощают в жизнь люди, поэтому результат будет далёк от задуманного и так же несовершенен, как и сами строители. Но способный человек мог без большого труда получить любое образование, хорошую работу и признание общества.
        – Общество не состоит из одних способных, – сказал он. – У нас для них тоже мало препон. И сословное деление не мешает занимать высокие посты.
        – Вы правы, ваше величество, – согласился я. – Сильный всегда пробьётся. А что делать слабым? Должна существовать поддержка общества, а этого нет. В Союзе жили, в общем, небогато, но каждый знал, что случись с ним беда, и никто не оставит подыхать под забором. Помогут и поддержат. Это уже после развала никому ни до кого не было дела. Позже социальная поддержка была, но хилая и не для всех.
        – Скажите, князь, вы одобряете убийство семьи Романовых? – неожиданно спросила императрица.
        – Старших – да, – ответил я. – Заслужили. Девочек я не трогал бы, я даже не тронул бы цесаревича, просто подержал взаперти до земского собора. После него Романовы утратили бы права на трон.
        – Спойте ещё что-нибудь, князь, – попросила императрица. – На ваших пластинках почти всё о любви, но вы же знаете много других песен.
        – Знаю, но многого нельзя петь публике. Песни о той жизни, о войне, о покорении космоса...
        – О космосе в ваших записях ничего не было, – заметил император.
        – Рано нам заниматься космосом, – ответил я. – Это очень затратное дело. Чтобы оно начало приносить прибыль, нужно работать десятки лет и вложить в это сумасшедшие средства. В том мире побывали на Луне и отправили умные машины к планетам Солнечной системы. Над Землёй в безвоздушном пространстве летали станции, в которых работали люди, а станции без людей помогали предсказывать погоду и служили для радиосвязи.
        Я минут двадцать рассказывал об освоении космоса, сказав и об опасности от астероидов.
        – Я в вашем рассказе мало что поняла, – сказала императрица. – Много непонятных слов. Наверное, не надо об этом петь, а то уже скоро обед. Спойте лучше что-нибудь весёлое. Были такие песни?
        Я спел «Чёрного кота», вызвав смех, а потом по своему выбору исполнил «Берёзовый сок», «Отчего так в России берёзы шумят» и «В землянке».
        – Вы приоткрыли окно в удивительный мир, – вздохнув, сказала императрица, – и сейчас его захлопните. Очень хочется слушать ваши рассказы и песни.
        – О чужой жизни не расскажешь за два часа, – отозвался я, – а для того чтобы спеть все известные мне песни, нужно без перерыва петь несколько дней. Но без объяснений вы не поймёте и половины из них.
        – Ничего, князь, будет у вас возможность поговорить и что-нибудь спеть, – улыбнулся император. – Помните, что я вам обещал?
        – Значит, приняли? – спросил я. – Очень надеюсь, что всё получится и вам не придётся меня костерить. А насчёт советника... Может, я буду советовать частным образом? Мои знания этого мира ограничиваются тем, что знала моя молодая половина, а для советника этого мало. Я вам такого насоветую...
        – Это не страшно, – засмеялся он. – У меня есть своя голова, и я принимаю не все советы, а с разбором. У вас большой жизненный опыт, а нужное нетрудно узнать. Специалистов много, они вас научат чему угодно. Так, осталось немного времени, а мы до сих пор слушали только вас, а ваша жена осталась незаслуженно забыта. Но мы это поправим. Приглашаю вас на обед, там сможем пообщаться и на другие темы.
        На обеде, помимо нас и императорской четы, присутствовали несколько придворных, с которыми нас познакомили, когда перешли к десерту. Тогда же завязался разговор. Большое оживление вызвало замечание Владимира Андреевича о присвоении мне за заслуги перед отечеством придворного чина камергера и ордена Святого Владимира второй степени. Тем самым он дал понять, что наше присутствие не связано с пением песен. Зря, лучше бы все так и думали. Разговаривали с полчаса, после чего император встал и подал руку жене. Остальные тоже поспешили покинуть стол. После этого нас не задерживали. Когда вышли в коридор, там уже стояли слуги с нашими шубами, которые помогли одеться и проводили к тому выходу, где ждал Машков. Процедура отбытия была проще и не сопровождалась проверками, поэтому уже через пятнадцать минут были дома.
        – Я замёрзла, – пожаловалась Вера, когда я в прихожей снимал с неё шубу. – Можно было надеть тёплое платье, а то вырядилась так, что неудобно перед императрицей. И за обедом все были одеты скромней.
        – Она не молодая дурочка, а умная и опытная женщина, – ответил я, – поэтому на тебя не обидится.
        – А молодая дурочка – это я? – уточнила жена.
        – Ну не старая же? – пошутил я. – Ты уж выбирай что-то одно: или умная, или красивая – одно с другим не сочетается.
        – Нашли место выяснять отношения, – сказала заглянувшая в прихожую мама. – Вера, перестань его душить, и оба идите за мной. Были у императора и занимаетесь всякой ерундой, вместо того чтобы отчитаться!
        – Мама, скажи Нине, чтобы поставила чай, – попросил я. – И пусть сделает погорячей. Вера замёрзла, поэтому будем отпаивать её чаем, а я тебе всё расскажу. Сейчас мы переоденемся и придём.
        – Какой чай? – недовольно сказала она. – Вам давно пора обедать!
        – Мы были на обеде у императора, – похвасталась жена. – Я так наелась, что для чая нет места. Лучше теплей оденусь и поговорим в гостиной.
        Новости маму поразили.
        – Ты обогнал отца! – сказала она. – Камергер – это четвёртый класс, а у отца только седьмой! Это действительный статский советник!
        – Если и буду советником, то не из-за своего камергерства, – засмеялся я. – Это почётный чин, не дающий право на гражданское или воинское звание.
        – Всё равно, – покачала головой мама. – У камергера много привилегий. И этот орден... А ведь тебе ещё нет девятнадцати!

     Главы 19-20   http://www.proza.ru/2017/06/13/772