Глава 15
После первого испытания через неделю провели второе. В новом устройстве было в четыре раза больше горючей жидкости и использовался воспламенитель с большим временем задержки. Саму «бомбу» поместили на специальном помосте в пяти метрах над землёй. Испытывали за лагерем на полигоне, где когда-то отрабатывались устройства для распыления ядов. Солдатам охраны пришлось потрудиться, чтобы расчистить туда дорогу. Наблюдателей на испытаниях было намного больше, присутствовали даже прибывшие из столицы военные. Я не знаю, в каких они были чинах, потому что их принадлежность к армии чувствовалась только по выправке и манере разговора, а мундиры если и были, то под шубами. Учитывая опыт первого взрыва, расположились намного дальше от «бомбы».
– Надо было выкопать окоп, – сказал кто-то из заводских, бывших на первом испытании. – В эту столько залили...
– И так далеко отошли и ничего толком не увидим, – недовольно сказал кто-то из гостей. – Если у вас готово, давайте начнём.
Подрыв, как и в прошлый раз, осуществили по проводам. На месте помоста вспухло ослепительное облако, которое скачком увеличилось в размерах и быстро погасло. После него несколько мгновений никто не мог нормально видеть. Взрывная волна заставила покачнуться, и кто-то даже оступился и упал в снег. Она же обдала нас водой пополам со снегом.
– Однако! – удивлённо сказал тот военный, который торопил с подрывом. – Что же было там, если здесь сбивает с ног!
Оказалось, что полностью исчез помост и весь снег в радиусе ста метров испарился или был сдут взрывом. Сначала шли по мокрой земле, потом грязь под ногами исчезла, а за полсотни метров от места взрыва исчезли остатки прошлогодней травы. Не было даже пепла.
– Не стоит туда идти, – прикрывая рукой лицо от жара, посоветовал я остальным. – Испортите обувь.
– Надо как можно быстрей развернуть производство таких бомб, – сказал второй военный. – Они должны быть эффективней того, что у нас есть.
– Вы читали мои записи? – спросил я его. – Это оружие имеет свои недостатки, поэтому вы не замените им обычные боеприпасы. Сильный ветер или дождь...
– А вы кто? – с недоумением спросил он.
Меня задел не сам вопрос, а тон, которым он его задал.
– Аз есмь князь! – сказал я ему. – Житие мое...
Отвернулся от удивлённо уставившегося на меня офицера и пошёл к машинам.
Видимо, у приехавших военных были большие полномочия, потому что по их указанию начался вывоз тех инженеров и химиков, которые были заняты новым оружием. Уезжали и Владимир с Вадимом. С собой забирали только личные вещи в чемоданах, поэтому их вывезли за один день. Я знал, что мы следующие на очереди и всех отправят в одно место, но расставаться с друзьями было грустно. Следующий день начался как обычно и так же продолжался до тех пор, пока к нам не прибежала кухарка профессора с известием о его смерти. Он умер во сне и сейчас лежал в кровати с безучастным выражением лица и закрытыми глазами. Отец позвонил коменданту, чтобы организовали похороны и забрали вещи покойного. Мы тоже съездили на небольшое кладбище и простились со стариком, а после обеда меня ждал сюрприз: к нам в дом приехал сам комендант с завещанием Суханова.
– Я знаю его больше двадцати лет, – сказал он мне. – Можно сказать, что мы с ним в лагере со дня его основания. Дан Евгеньевич оставил немного бумаг, поэтому с ними было нетрудно разобраться. Эту должны забрать вы.
– Почему я? – растерялся я, рассматривая платёжное поручение на моё имя на два миллиона рублей.
– Теперь уже некого спрашивать, – вздохнул комендант. – У него ведь никого не осталось, наверное, поэтому наш профессор решил, что лучше отдать эти деньги вам, чем оставлять их банку.
– Для него смерть – это лучший выход, – сказал мне отец после ухода коменданта. – Не придётся терзаться, когда от его ядов начнут гибнуть сотни тысяч. Он этого не выдержал бы. Умер мой приятель, уехали твои, быстрее бы уже уехать и нам. Надоело здесь сидеть и ничем не заниматься.
Я писал ещё две недели, а на следующий день после того, как отдал свои листы вместе с папкой, нам сказали, что завтра отъезд. Было третье марта, но здесь даже не пахло весной: по-прежнему стояли морозы, часто поднимался сильный ветер, и шёл снег. В той жизни я любил зимы и жалел, что они стали гнилыми, без морозов и снега, но за последние четыре месяца я наелся всего этого вдосталь. Жизнь в городке тоже надоела однообразием, поэтому воспринял новость с радостью. Остаток дня потратили на сборы. Мы ничего здесь не покупали из вещей, кроме кресел и кухонной утвари, поэтому всё опять уместилось в саквояжах. Было жаль пианино, но с нашими деньгами нетрудно купить инструмент и получше. Утром в последний раз воспользовались услугами кухарки и сразу же после завтрака с ней расплатились. Машины приехали к одиннадцати, и два прибывших с ними солдата быстро перенесли саквояжи в грузовик. Провожал нас на вокзал Кулагин, приехавший на шестиместном «медведе». Он сам вёл машину, поэтому мы нормально в ней поместились и мне не пришлось, как в прошлый раз, везти жену на коленях. Перед отъездом он забрал у нас липовые паспорта и вернул оружие.
– В поезде вас будут сопровождать, но и это не помешает, – сказал он, раздав стволы. – Не будете скучать по здешней жизни?
– Шутите? – спросила Вера. – От здешней жизни я готова не только уехать на вашей машине, могу идти до Тюмени пешком!
– Отношение к этой жизни будет зависеть от будущей, – сказал я. – Здесь было немало хорошего, но сейчас это уже в прошлом.
Машины, набирая скорость, поехали к выезду из городка, и наш дом скрылся за поворотом дороги. До Тюмени ехали три часа. Разговаривать при Кулагине не хотелось, а смотреть было не на что, поэтому вскоре наши женщины уже спали. На железнодорожном вокзале встретились с охранниками, которые должны были доставить нас до места назначения. Это были двое незнакомых мужчин, которые почему-то вызвали у меня неприязнь. Кулагин и его солдаты задержались и помогли сдать вещи в багаж, после чего уехали, а мы сели в свой вагон, заняв два купе. Вскоре поезд тронулся, и я, немного посмотрев в окно, лёг на верхнюю полку читать купленную на вокзале газету. В ней меня поджидал сюрприз. В небольшой статье с заголовком «Воскресшие из мёртвых» рассказывалось о семье князя Мещерского. Наверняка это была перепечатка из какой-то столичной газеты, потому что приводились подробности, которые не могли знать местные журналисты. О причинах, по которым жертв пожара выдали за нас, ничего не говорилось, просто написали, что мы оказали большую услугу Братству. В самом конце статьи раскрывался секрет дуэта, который в последнее время пользовался огромной популярностью. Закончилось наше инкогнито. Может, это и к лучшему: легче добиться хоть какой-то самостоятельности. Без охраны нас теперь не оставят, но и взаперти сидеть не будем.
– Прочти эту статью, – сказал я жене, опустив вниз руку с газетой. – Знаю, что ты можешь сказать о газетах, но здесь пишут о тебе. Потом отдай прочитать маме и Ольге.
Отец занял место в соседнем купе с охранниками, а я ехал с женщинами.
– Ольга уже заснула, – сказала мама. – Я тоже не люблю газеты. Лучше скажи своими словами, что ты в ней вычитал.
– Мы живы и оказали услугу правительству, – ответил я. – И теперь все знают, кто поёт новые песни. Это если коротко.
– В таком случае я тоже почитаю, – передумала она. – Вера, потом передашь газету.
Жена дочитала статью, отдала матери газету и полезла ко мне на верхнюю полку.
– Дай руку, а то не за что ухватиться, – сказала она, поставив ногу на ступеньку.
– С ума сошла? – спросил я. – Если жаждешь пообщаться, лучше я сам к тебе спущусь, чем мы вдвоём отсюда грохнемся.
Я быстро спустился вниз, уложил её на полку и сел рядом.
– Как ты думаешь, чем всё закончится? – тихо, чтобы не мешать матери и не разбудить Ольгу, спросила она. – Я спрашиваю не вообще, а для нас с тобой.
– Долго мои консультации не продлятся, – ответил я. – Знаю ещё много, но от этих знаний не будет большой пользы. Сейчас трудно ответить на твой вопрос. Неизвестно, как будут развиваться отношения с Европой, а от этого зависят судьбы всех, и неизвестно, какие планы относительно нас у правящей верхушки. Наверняка на них придётся работать, но где и в качестве кого... Единственное, что могу пообещать, так это то, что продолжим петь, теперь уже под своими именами. Заодно сделаем тебя законодательницей моды.
– Что ты ещё придумал? – не поняла она.
– Мужчины здесь и в мире старика одеваются очень похоже, – начал объяснять я, – а вот женские наряды застыли в развитии, и это нужно исправить. Посмотри на свой наряд.
– Посмотрела, – сказала она. – Приличное и тёплое платье. Не пойму, чем оно тебе не нравится.
– Прежде всего длиной, – ответил я. – Платье в дороге – это вообще неудобная одежда, а такое длинное и подавно. Зимнее хоть лучше греет, а для чего делать летнюю одежду такой длины? Неудобно, некрасиво и дорого.
– И какой длины подолы у вас? – спросила она.
– Разные, – ответил я. – В основном чуть выше коленей, но есть и до середины бедра. Женщины часто носят шорты или брюки.
– С ума сошёл? – сказала она. – Кто же у нас будет такое носить? Я сама знаю, что штаны – удобная одежда и могу их надеть дома, если нет гостей, но выходить в таком виде на улицу? А такие короткие платья не надевают даже шлюхи! Неужели там женщины вообще не носят нормальных платьев?
– Могут надеть на балы и в торжественных случаях. Запомни, что ввести можно любую моду, главное, кто этим займётся и как. Люди в своём большинстве ничем не отличаются от обезьян: так же подражают более сильным или своим кумирам. Если такая известная и любимая всеми женщина позволит себе короткий подол, на это посмотрят снисходительно, а когда привыкнут и поймут, что это красиво и удобно, будут подражать. Нужно только не сразу оголять ноги, а делать это постепенно. Вот ты учишь борьбу, а где сможешь её применить в таком платье? Если со мной в спальне, так я тебе и так сдамся.
– Посмотрим, – неопределённо сказала Вера. – Сначала нужно, чтобы меня все любили. С юбкой проще: её можно укорачивать понемногу, а брюки понемногу не наденешь.
– Вы долго думаете дурачиться? – спросила мама. – Я бы хотела до обеда поспать.
Первый день поездки прошёл на редкость скучно: мы только спали и ели те блюда, которые развозили от ресторана. Отец прочитал статью, и было видно, что он доволен тем, что больше не будет слухов о терроре и не нужно разбираться с мнимой смертью в огне. Второй день он провёл в нашем купе. Мы много говорили и даже сыграли в карты. Мама взяла их для пасьянсов, но я воспользовался случаем и научил их играть в подкидного дурака. До такой игры здесь почему-то не додумались, хотя другие игры, сходные с нашими, были. Часа два азартно играли, а потом мне надоело.
– Садись вместо меня, а то ты какая-то печальная, – сказал я Ольге. – Это не из-за того, что пришлось расстаться с Сергеем?
– Это ненадолго, – ответила она, садясь на моё место. – Его отцу уже сказали, что они через неделю уедут и всех повезут в одно место. Но я на всякий случай дала Сергею адрес Катерины, а через неё можно списаться.
– А это ничего, что твой избранник не имеет титула? – поддел я.
– Он дворянин, а титулы не передаются по женской линии, – не обидевшись, ответила она. – А я не собираюсь из-за титула сидеть в девках!
– Рано вам об этом думать, – недовольно сказала мама. – Сначала окончите гимназию. Сергей мне нравится, но ему следует подумать, чем будет заниматься. Если женится после гимназии, какая учёба?
Второй день прошёл быстрее, а утром третьего дня мы прибыли в Москву. Один из охранников, с которыми я так и не познакомился, пошёл куда-то звонить, а потом занялся получением багажа, в то время как второй сидел с нами в зале ожидания. Грузовика нам не прислали, но хватило трёх «газелей» с большими багажниками на крышах. Шофёры сложили на них наши саквояжи и закрепили их ремнями. Я плохо знал Москву, но дом, в который нас привезли, раньше видел. Это был огромный пятиэтажный доходный дом на Сретенском бульваре, где для нас сняли квартиру. Она располагалась на втором этаже и по площади была раза в два больше оставленного дома. В ней было пять комнат, кухня-столовая и большая ванная комната с отдельно расположенным туалетом. Паркет очень походил на тот, который был у нас в столичной квартире, но здесь на полу повсюду лежали ковры и ковровые дорожки. Мебель была очень дорогая и размерами под стать комнатам. В трёх из них стояли телефонные аппараты с разными номерами.
– Вы не должны сами выходить из квартиры, – предупредил старший охраны. – За вами закреплены две автомашины и пять телохранителей. Если что-нибудь понадобится, позвоните. Если возникнет необходимость сходить самим, тоже звоните, и вам выделяют автомобиль с охраной. Дверь держите закрытой и открывайте или тем, с кем вас познакомят, или хорошо известным людям. Для домашней работы вам пришлют служанку. Примерно через час приедет тот, кто будет с вами заниматься, с ним решите вопросы. В холодильнике для вас обед. Сегодня не планируйте поездок, потому что можете понадобиться. Всего хорошего, господа!
Они ушли, а мы заперли входную дверь и стали осматриваться.
– Они не могли поставить кресло поменьше? – пожаловалась Ольга, осмотрев свою комнату. – Я его еле передвинула!
– Надо было заниматься борьбой вместе с Верой, – пошутил я. – Она теперь поднимет такое кресло вместе с тобой.
– Всё очень мило, – сделала вывод мама. – Но нам опять ограничили свободу.
– Это надолго, – сказал отец. – Ты у нас теперь важная персона, а охрану, если к ней привыкнуть, перестаёшь замечать.
– Какая я персона! – возразила она.
– Жизнь изменилась, – пожал плечами отец. – С этим уже ничего не поделаешь. Как ты думаешь, что станет делать наш сын, если тебя выкрадут и пришлют ему твой палец с обещанием прислать остальные, если он не согласится развязать язык?
– Что ты такое говоришь?! – побледнела мама. – Как это отрезать палец...
– Успокойся, – сказал я, обняв её за плечи. – Это крайность, которой никогда не случится, если будем осторожны. Но возможны другие неприятности, поэтому давайте соблюдать всё, что от нас требуют. Эти люди знают своё дело, а наша задача – не затруднять им работу.
Осмотрев квартиру, мы вернулись в комнату, которую выбрали спальней.
– Здорово! – сказала Вера, пробуя кровать. – Смотри, какая мягкая! А комната в два раза больше той, которая была. В ней можно заниматься борьбой. Уже нет сильных морозов, поэтому легко проветрим. Хорошо, что здесь так тепло, намёрзлась, пока ехали. А батарей я нигде не видела.
– Видишь эти решётки? – показал я рукой на выход вентиляции. – Из них поступает нагретый и увлажнённый воздух. Об этом говорили, когда ты смотрела кухню.
– Давай позвоним твоей тёте? – предложила жена. – Пусть приедет. Заодно я с ней познакомлюсь.
– Хорошая мысль, – согласился я, – только сделаем позже. Мы не знаем номер телефона, а в справочниках под аппаратами только номера служб и учреждений. Появится наш куратор, мы его озадачим.
Куратор приехал, как и говорили, через час. Им оказался высокий плечистый мужчина лет сорока, немного похожий на Николая I, каким его изображали на портретах. Звали его Денисом Васильевичем Машковым. Мне он сразу понравился.
– Здесь у вас будет более свободная жизнь, но не обойтись без ограничений, – сказал он всей семье. – И придётся соблюдать наши требования. Вам, Сергей Александрович, предлагается поработать в охранном отделении. Немного не по профилю, но вы справитесь. Вы, Ольга Сергеевна, будете учиться в одном из классов закрытой гимназии, организованной для семей особо ценных специалистов, у которых родственники могут подвергаться опасности из-за характера их работы. А вы, Алексей Сергеевич, сейчас съездите со мной к одному человеку, который хочет с вами поговорить. С ним и обсудите то, чем будете заниматься. Скоро привезут вашу домработницу, тогда и поедем.
– А что с нашими пластинками? – спросила жена.
– Мы привезём представителя компании, которая их выпускает, – пообещал Денис Васильевич. – У них к вам большой интерес. Он отдаст вам пластинки и произведёт расчёт.
Когда он закончил отвечать на вопросы женщин, зазвенел дверной звонок. Приехавшей домработницей оказалась невысокая стройная женщина лет тридцати, с густыми каштановыми волосами и грубыми чертами лица. Вместе с ней в квартиру поднялись два охранника, нагружённые сумками с продуктами. Они оставили их возле холодильника и вместе со мной и куратором пошли к машине, а представившаяся Натальей домработница взялась за приготовление ужина.
Ехали минут десять. Машин на московских улицах было заметно больше, чем на столичных, но пока не так много, чтобы они мешали друг другу. Я немного знал только центр города и тот район, в котором на Поварской улице жила Катерина, поэтому понятия не имел, куда меня привезли. «Медведь» заехал во внутренний двор большого пятиэтажного дома и остановился возле крайнего подъезда. На четвёртый этаж поднялись на лифте. Первым из него вышел один из наших охранников, который поспешил позвонить в левую из двух квартир. Открыл охранник, который знал куратора, поэтому обошлись без проверок. В большой гостиной сидели двое мужчин, общим у которых был только возраст – около пятидесяти лет. В остальном, внешне и поведением, они очень сильно отличались.
– Пётр Павлович Шувалов, – представился тот из них, кто вызвал у меня неприязнь. – Мне вы обязаны своей опалой и безвременной смертью. Извиняться не буду: не было у меня времени вас обхаживать, да и положение было такое, что приходилось использовать все возможности.
– Пётр Леонидович Капица, – представился второй. – Мне вы, князь, пока ничем не обязаны, а вот я вам обязан многим и буду рад, если мой долг перед вами продолжит расти.
– Здравствуйте, господа, – поздоровался я. – Мне не нужны ваши оправдания, граф. Для вас цель оправдывает средства, а ваша совесть как-нибудь переживёт горе наших родственников. На будущее хочу пожелать больше думать о тех, кого вы планируете использовать. Не так уж сложно было предупредить мою тётю и старшего Воденикова, они промолчали бы и даже изобразили бы горе. Рад с вами познакомиться, Пётр Леонидович. Вы и в реальности моей второй половины изрядно наследили в физике. О чём будем говорить?
– Прежде всего о ваших знаниях, – ответил не обративший видимого внимания на мой выговор Шувалов. – Давайте сядем, господа, разговор будет долгим. А вы, Денис Васильевич, пока можете быть свободным.
Машков вышел, а мы сели в кресла.
– Нас интересует, о многом ли вы умолчали, – сказал Шувалов. – Вот господин Капица считает, что ваши откровения – это лишь отдельные выбранные по своей полезности темы. Он прав?
– Я этого никогда не скрывал, – ответил я. – Давал то, что полезно и может быть реализовано в ближайшие годы. Понятно, что мои знания не ограничиваются этими выжимками. Вижу, что вы не до конца поняли, поэтому поясню на примере. Лампы – это тупик, поэтому вы получили полупроводники. По этой теме я напечатал больше всего, но и здесь дал в лучшем случае половину. Первый транзистор, который собрали на моих глазах, был с кулачок маленького ребёнка, а вскоре вы начнёте делать их серийно размером с вишнёвую косточку. В другом мире самые маленькие были в корпусе не больше спичечной головки. Но вам сейчас ни к чему сильно уменьшать размеры, важнее улучшать характеристики, и все нужные для этого знания у вас есть. Следующий этап – это сложные устройства размером с монету, в котором будут сначала тысячи, а потом и миллионы транзисторов.
– Бред! – решительно сказал Шувалов. – Даже мне, далекому от техники человеку, понятно, что вы говорите ерунду!
– А для чего применялись такие устройства? – спросил Капица.
– В первую очередь для вычислительной техники, – пояснил я. – У вас должны быть такие машины на лампах, но, с моей точки зрения, это убожество. Представьте себе, Пётр Леонидович, вычислитель размером с небольшой чемодан, содержащий сотни миллионов логических элементов и громадную память и работающий по очень сложным программам.
– Не могу, – ответил он. – Просто не хватает фантазии. Вы создали искусственный разум?
– Я ничего не создавал, – сказал я. – Делюсь с вами чужими воспоминаниями. Разума создать не успели, но по поведению такие машины было сложно отличить от людей.
Я беседовал с ними больше часа. Почти все вопросы задавал Капица, а Шувалов молча слушал мои ответы.
– Клондайк, – в заключении сказал Пётр Леонидович. – Жаль, что у вас на многие вопросы нет ответа, но это и понятно: что изучали, то и помните, а остальное прихватили случайно. Но и так мы из вас многое вытянем!
– Я не возражаю, – ответил я. – Составляйте свои вопросы, а я постараюсь на них ответить.
– Вы можете рассказать о том, как развивался тот мир? – спросил Шувалов. – Я понял, что он был очень похожим на наш.
– В чём-то почти копия, – ответил я, – но есть и отличия. Там в двадцатом веке в Европе дважды начинались войны, в которых участвовали десятки государств. Их потом назвали мировыми. Здесь ничего этого не было. Рассказать об этом трудно, мне проще написать.
– Значит, определились с тем, чем вы займётесь в ближайшее время, – сказал он. – Опишите то, о чем я вас просил, и будете давать ответы на вопросы учёных. Что вам для этого нужно?
– Машинку, – вздохнул я, – а для вашей работы лучше прислать машинистку. Это над вопросами Петра Леонидовича нужно долго думать, и не мешает моя медленная печать, а по истории могу диктовать быстро.
– Пришлём, – пообещал Шувалов. – Продолжите заниматься своими песнями?
– Нельзя же днями напролёт печатать, – ответил я. – Так можно и рехнуться. Да и для жены хоть какое-то занятие.
– Если потребуется что-то ещё, обращайтесь к Машкову, – сказал он. – Теперь последний вопрос. На днях в Москву приедет император, который, возможно, захочет вас увидеть.
– И в чём сложность? – спросил я. – Меня нужно инструктировать, чтобы чего-нибудь не ляпнул?
– У вас не только чужая память, – покачал головой Шувалов. – Вы говорите и думаете, как много проживший человек. Восемнадцатилетний князь Мещерский совершенно иначе отреагировал бы на то, что я вам сказал. Вы понимаете, с чем связано его желание?
– Я думаю, что обыкновенное любопытство, – пожал я плечами. Императоры в этом ничуть не отличаются от остальных. Мне тоже на его месте было бы интересно поговорить с человеком из другого мира. Мои научные отчёты ему не интересны, интересно, что я могу рассказать о той жизни. Я не вижу других оснований для подобной встречи.
– Ладно, – сказал он, – об этом ещё поговорим. Сейчас найдут Машкова, и поедете домой.
Денис Васильевич сидел в машине, поэтому через несколько минут выехали обратно. Пока ехали, я решил с ним вопросы.
– Мне нужно пианино, – сказал я куратору. – Раскошеливаться самому?
– Привезём мы вам инструмент, – пообещал он. – Что-то ещё?
– Мы оставили в лагере магнитофон...
– Можем доставить, – сказал Денис Васильевич, – но лучше подождите представителя компании. У них в Москве есть специальная студия, где можно делать записи. Качество будет заметно выше.
– Подождём, – согласился я. – Скажите, здесь есть наплечные кобуры, чтобы носить пистолет под пиджаком? Если есть, то мне нужна одна, да и ствол посерьёзней моего.
– Сделаю, – коротко ответил он. – Это всё?
– Нужно сегодня привезти к нам мою тётю. Можно было бы обойтись номером телефона, но у вас перед ней должок.
– Нормально, если привезём через два часа? – спросил куратор. – Значит, ждите. Выходите, князь, приехали. До двери вас проводят.
В сопровождении одного из телохранителей я поднялся на второй этаж и после трёх звонков был допущен в квартиру.
– Надо было взять ключи, – сказала открывшая дверь жена. – У родителей работает радиола, и они не слышат звонка, а Ольга обижена и не пойдёт открывать.
– Остаёшься одна ты. И тебе лень открыть дверь любимому мужу? Или я уже не любимый?
– Пошли быстрее! – сказала она, схватив меня за руку. – Сейчас я тебе докажу, что любимый! Три дня без любви – это же можно сдохнуть! Заодно опробуем кровать.
Пробовали мы её долго, пока я не выложился полностью. Когда немного отдохнули, хотел сказать Вере о приезде Катерины, но в голову пришла мысль, которая поначалу показалась дикой. Но чем дольше я думал, тем больше убеждался, что не такая уж она дикая, как показалось вначале. Вера отдохнула и начала опять ко мне ластиться и хулиганить.
– Хватит, малыш, – сказал я, отодвинувшись от неё на безопасное расстояние. – Скоро приедет тётя, а мы с тобой не готовы. Я и родителям не успел сказать.
– Тогда поднимаемся, – она согнала меня с кровати и встала сама. – Быстро одевайся, а потом поможешь мне, а то я одна не успею. Нет, вначале надень халат и предупреди родителей.
Марафет навели, но перед самым приездом тёти. Могли бы не стараться: она всё время плакала и из-за слёз вряд ли рассмотрела бы огрехи в нашем внешнем виде. Все были перецелованы, а больше внимания почему-то досталось моей жене. Несмотря на волнения, Катерина не забыла привезти нам свою единственную изданную книгу. Когда немного успокоились, сели за стол и поужинали, а потом Катерина рассказала, как хоронили наши останки и заказали шикарные надгробья.
– Этим занимался отец Верочки, – опять прослезившись, говорила она. – Сейчас на Новодевичьем кладбище столицы украсили пять ваших могил. Надо бы их убрать, а то непорядок. Кого же мы похоронили, Серёжа?
– А я знаю? – пожал плечами отец. – Нашли тела каких-то бродяг, их и сожгли.
В восемь часов Катерину увезли домой. Она записала номера наших телефонов и оставила свой, взяв с нас обещание навестить её в ближайшем будущем. После её отъезда с час посидели в гостиной, а потом разошлись по своим комнатам.
Глава 16
Прошло пять дней. Я продолжал выкладывать свои знания на бумагу, как это делал в городке, но на этот раз большую часть работы на машинке выполняла очень симпатичная женщина, которую прислали на следующий же день. Пальцы её рук так быстро мелькали по клавишам, что я не успевал диктовать за печатью. Она же отдавала вопросы и забирала мои ответы. Я сразу поставил условие, что ответы учёным отдам без задержки, а свой исторический опус – только после его завершения. Были у меня на это резоны. Я решил пока ни с кем не делиться мыслью, которая пришла в голову в день приезда. Если получится встретиться с императором, поговорю с ним, а если он раздумает со мной встречаться, так и быть, расскажу всё Шувалову. У меня при первой же встрече возникла к нему неприязнь, и потом она только крепла, хотя он не давал для этого поводов. Я не только передавал учёным свои ответы, два раза с ними пришлось встретиться. Одно из многочисленных зданий МГУ использовалось как секретная правительственная лаборатория, в неё мы и ездили. В первый мой приезд там присутствовал Капица, познакомивший меня со своими коллегами. Они забросали меня вопросами и в общем остались довольны ответами. Ответил я в лучшем случае на один вопрос из трёх, но для них и это был хлеб. То ли месяцами напрягать голову, то ли сразу получить готовый ответ – есть разница?
Сегодня узнал, что многих из городка, в том числе и моих друзей, поселили в казённом жилье при заводах братьев Брамлей. Заводы были выкуплены казной, но по-прежнему назывались именами их бывших владельцев с добавлением порядкового номера. На них, а также на Московском электроламповом заводе и в Государственных химических лабораториях разрабатывались опытные образцы многих моих новинок. По-хорошему, для большинства из них нужно было строить отдельные предприятия или хотя бы цеха, но пока на это не было времени. Хотелось встретиться с Фроловым и Гореловым, но когда я обратился с такой просьбой к Машкову, получил отказ.
– Встретитесь, но не сейчас, – сказал он мне. – Это вас поселили по-царски, у них неплохие условия, но с вашими не сравнить. Нужно многое сделать дома, а они не вылезают с работы. К тому же такой визит засветит вас в нашей программе, а этого хотелось бы избежать. Привозить их к вам... Право же, это несвоевременно. Потерпите, пока не изменится ситуация.
А сегодня он позвонил после обеда и предупредил, что скоро приедет с обещанным представителем завода грампластинок, а к вечеру привезут пианино. Я передал наш разговор жене, и она сразу занялась своей причёской. К их приезду мы уже навели марафет по полной программе, а Наталья приготовила всё к чаю.
– Марк Альбертович Гинер, – представился вошедший следом за куратором пожилой еврей. – Княгиня, позвольте выразить вам своё восхищение! Если вас сфотографировать и наклеить фото на пластинки, их вмиг раскупят, не глядя на то, что мы на них записали. Возьмите, пожалуйста, ваши пластинки. Их здесь десять.
– Пройдёмте в гостиную, – пригласил я. – Попьём чай, а заодно поговорим.
Пока пили чай и ели пирожные, болтали о пустяках, а когда закончили и Наталья убрала посуду, перешли к делу.
– У нас большой интерес к сотрудничеству, – сказал Гинер. – Ваши песни за оригинальность и хорошее исполнение расхватывали даже при не очень хорошей записи. Если делать шаблон в студии, спрос будет ещё больше. У вас был неплохой аппарат, но он многое испортил, поэтому мы предлагаем всё перезаписать. У вас есть новые песни?
– Ещё шесть, – ответил я. – Но у меня к вам встречное предложение. Прежде чем делать запись, подберите нам музыкантов с нужными инструментами. Мы с их помощью так оформим песни, что вы не будете успевать печатать пластинки. Можете это сделать?
– Это нетрудно, – осторожно ответил он, – но не пропадёт ли после этого ваш стиль?
– Постараемся, чтобы этого не произошло. Кое-что можно оставить так, как играли раньше, но остальные песни от этого только выиграют.
Мы с ним обговорили детали, получили чек на пять тысяч рублей и расстались довольные друг другом. На деньги мне было плевать, я пел бы и бесплатно только из-за горящих восторгом глаз Веры. После его отъезда в сопровождении одного из наших телохранителей прибыл рояль. Грузчики бережно внесли инструмент в квартиру и установили в гостиной. Даже с просторными коридорами и широкой дверью сделать это было непросто. С ними приехал настройщик, которого фабрика Беккера отправила проверить инструмент после перевозки. Он проверил и остался доволен, ну и жена была так довольна, что потом играла чуть ли не до сна. Даже на ужин я отвёл её за руку.
На следующий день произошли два события. После завтрака прислали машину, на которой отец в первый раз уехал на службу, а через несколько часов почтальон принёс выписанную нами газету «Русское слово». В ней на первой странице сообщалось о решении перенести столицу из Санкт-Петербурга в Москву. О сроках этого переноса не упомянули, но на третьей странице в придворной хронике напечатали, что на днях император и императрица на несколько дней приедут в Москву. Наверное, они решили сами осмотреть Большой Кремлевский дворец и определиться с местом проживания. Я тоже никому это не доверил бы, а посмотрел своими глазами. Вызовет ли он меня к себе, как предполагал Шувалов? Я был готов к разговору.
С этой поездкой вышла задержка из-за событий в Радомской губернии. Семнадцатого марта в Радоме было совершено покушение на губернатора – статского советника Евгения Ивановича Севастьянова, и в тот же день вооружённая толпа напала на солдат одного из двух находившихся в окрестностях губернской столицы пехотных полков. Покушение было хорошо подготовлено и прошло для поляков без потерь. Они спрятались на чердаках двух домов по обе стороны улицы, по которой в обед ездил губернатор, и обстреляли из винтовок его автомобиль и охрану. Всем гражданским властям Привислинского края и военачальникам расположенных в нём воинских частей было приказано усилить караулы и держать солдат в полной боевой готовности, но Севастьянова не спасла усиленная охрана из двух десятков драгун. Две пули в бок и одна в голову убили его наповал. Ехавший рядом офицер получил два ранения, но выжил благодаря шофёру, который с ранением в руку сумел выехать из-под обстрела. Драгуны тоже понесли потери, но ответным огнём заставили поляков отступить. За городом произошло более масштабное столкновение. Вот уже двадцать лет высочайшим указом было предписано при всех пехотных и кавалерийских частях иметь подсобные сельские хозяйства, на которых работали выделенные в наряд солдаты. Эти фермы в основном занимались выращиванием свиней и кур и были выгодны казне и полковому начальству. Кое-что доставалось и солдатам, но такое было нечасто. Мясо в основном забирали офицеры, казна экономила на питании солдат, а те были при деле. Вот на такое подсобное хозяйство и напала вооружённая ножами и дубинами толпа поляков. Наверняка такое оружие взяли не случайно, а с умыслом. В обычное время полторы сотни поляков легко справились бы с тремя десятками солдат первого года службы, которых только и посылали на такие работы, но на этот раз сложилось по-другому. В соответствии с приказом в хозяйстве присутствовало отделение вооружённых винтовками солдат во главе с унтер-офицером, поэтому напавшие не добились своей цели и отступили, потеряв три десятка ранеными и убитыми. Это послужило сигналом к массовым выступлениям поляков в Радоме, Ломже, Петрокове и других городках поменьше. В Варшавской губернии волнения удалось предотвратить, потому что туда заранее стянули большие силы армии и жандармерии. Кроме того, полицией в Варшаве была проведена успешная операция с арестом главарей националистического подполья и изъятием большого количества оружия и боеприпасов. Вооружённые выступления продолжались несколько дней, до тех пор, пока против восставших не применили химические гранаты, вызывающие временную слепоту и другие расстройства. Удалось, не прибегая к оружию, быстро разогнать толпы плохо вооружённых горожан. А вот с теми, кто был хорошо вооружён и организован в отряды, не церемонились. Очаги сопротивления подавлялись с помощью пулемётов, а в отдельных случаях и огнём малокалиберной артиллерии. В прессе большинства европейских государств разразилась настоящая истерия, в которой русских обвиняли во всех смертных грехах, а поляки выставлялись невинными жертвами произвола. Как выяснилось в результате расследования, поляки выступили намного раньше срока, поэтому остались без обещанной поддержки тройственного союза.
Двадцать седьмого марта император приехал в Москву. В эту поездку он не взял жену. На следующий день мне позвонил Машков и предупредил, что за мной сейчас приедут.
– Вас повезут к тому, о ком мы говорили, – сказал Денис Васильевич, – поэтому быстро приводите себя в порядок. Да, оружие оставьте дома, в этой поездке оно вам не понадобится.
Приехали за мной на «медведе», на котором я уже ездил несколько раз. Помимо знакомого шофёра были князь Шувалов и двое крепких мужчин в штатском, но с армейскими замашками. Я уже приобрёл опыт и мог сходу определить офицера. В прошлой жизни это тоже было заметно, но не всегда и не так сильно. Мы поздоровались, после чего один из сопровождавших спросил, есть ли у меня с собой оружие.
– Оставил дома, – ответил я. – Можете проверить, я не обижусь.
Он принял к сведению мой ответ и не стал ничего проверять. Мы сели в машину, но поехали не в Кремль, как я думал, а в другую сторону. Целью поездки был двухэтажный особняк где-то далеко от центра. Его огораживала литая чугунная ограда, а за ней был разбит небольшой, но красивый и ухоженный парк. Листвы на деревьях не было, поэтому можно было рассмотреть дом с колоннами. Летом я не увидел бы его с улицы. Нам открыли ворота, и машина подъехала к дому по узкой асфальтированной дороге. Мы с Шуваловым вышли из салона, а остальные уехали куда-то за дом. Меня обыскали два встретивших нас на первом этаже охранника, а Шувалов прошёл без проверки. По широкой лестнице поднялись на второй этаж, где нас ждал мужчина лет пятидесяти, с волевым умным лицом.
– Здравствуйте, господа, – поздоровался он с нами, после чего обратился к Шувалову: – Его Величество желает говорить со своим гостем наедине, поэтому вы, Пётр Павлович, составите мне компанию. А вас, князь, прошу пройти в ту комнату.
Я ожидал увидеть нечто вроде кабинета и одетого в форму императора. На самом деле моим глазам предстала шикарно обставленная гостиная и сидевший в прекрасно пошитом сером костюме-тройке Владимир Андреевич, которого я знал по уже появившимся портретам. Выглядел он значительно моложе своих пятидесяти трёх лет. Я подошёл ближе, остановился в десяти шагах от него и поздоровался.
– Садитесь, князь! – сказал он, показав рукой на стоявшее рядом с ним кресло. – Ну же! Я вызвал вас не на допрос и не собираюсь кричать.
Я сел в предложенное кресло и стал ждать, что он скажет.
– Вы не могли не думать о том, в чём причина моего интереса, – сказал он. – Что-нибудь надумали?
– Любопытство? – попробовал я угадать. – Может быть, ещё недоверие. В такое трудно поверить.
– Вы правы, – сказал он, – всё есть: и любопытство, и недоверие. Если бы не фонтан изобретений и знаний, поразивших наших учёных, вам бы никто не поверил. Но нельзя не верить очевидным фактам, поэтому в конце концов поверил и я. И теперь возникают вопросы: кто же вы на самом деле и с чем связано ваше появление? Я беседовал с опытным психологом, так вот, он считает, что юноша, получив память жизни другого человека, уже не сможет сохранить себя как личность. Он во многом станет тем, чьи знания получил. Князь Шувалов, который вас сюда привёз, сказал, что, по его впечатлению, в вас живут два человека. Один из них пожилой и умудрённый жизнью мужчина, а второй – мальчишка, который не склонен обдумывать последствия своих поступков.
– А если даже и так? – отозвался я. – Это что-то меняет? Пусть две личности слились в одну, личность князя Мещерского никуда не делась. Я не ощущаю в себе раздвоенности. Некоторая импульсивность в действиях есть, из-за чего я иногда попадаю в неприятности. Позже, всё обдумав, понимаю, что в той жизни так не поступил бы.
– Ваша статья, – кивнул он. – Хотя вы могли недооценить опасность просто из-за незнания. Не скажете, в связи с чем возник такой феномен, как вы? Вряд ли подобное случалось раньше. Даже реинкарнация индусов не подходит. Память прожитой жизни подарит знания прошлого, а не будущего. Вы очень вовремя появились, князь, и это наводит на мысли.
– Людям такое не по силам, – сказал я, – а если это дела тех, кто выше, мы не разберёмся в их мотивах. Я всеми силами хочу помочь отечеству, а вам нужно этим воспользоваться.
– Вот и я говорю об этом же, – согласился он. – Кстати, вы назвали меня по титулу, только когда приветствовали, а сейчас беседуете, как с равным. Странное поведение для молодого князя Мещерского.
– Извините, ваше величество, – смутился я. – Я исправлюсь.
– Исправитесь потом, – сказал он, – когда отсюда выйдете. А сейчас я хочу знать, нет ли у вас желания сказать мне что-то такое, с чем не можете или не хотите обращаться к другим.
– Есть у меня одна мысль, – начал я. – Когда мы жили в лагере, где было развёрнуто производство химического оружия, приходилось общаться с многими умными людьми. Руководство Братства не посвящало никого из них в свои планы, но эти люди очень много знали и сделали, с моей точки зрения, правильные выводы...
– А поскольку это их домыслы, они их от вас не скрывали, так?
– Совершенно верно! Перевозка контейнеров с ядом в крупные города тройственного союза и акция, которая посеет страх и приведёт к панике и неразберихе в экономике. Воевать в таких условиях станет только идиот, поэтому войска вернут.
– Очень похоже, – согласился император. – Ваша мысль связана с этим?
– Я думаю, что умнее вбить клин между союзниками, – сказал я. – Травить только англичан и французов, а с немцами вступить в соглашение.
– Уже думали, – ответил он. – Не вы один такой умный. Не получается, немцы на это не пойдут.
– А мне кажется, что пойдут, – возразил я. – Давайте я попробую обосновать своё предложение.
– Обоснуйте, – согласился он. – Если у вас получится, разгоню советников и возьму вас.
– В своих рассуждениях я буду опираться на историю другого мира, – сказал я. – Там Германия тоже обошла своих соседей в развитии экономики, а потом и росте военной мощи. И её тоже сковывали размеры национальной территории и недостаток ресурсов. Колонии поделены в основном между Англией и Францией, а Германии осталась сущая ерунда. Отвоевать их, не развязав войну в Европе, было нереально. Да и в самой Европе, кроме нас, завоёвывать некого: территории и ресурсов мало, а населения, которое не уничтожишь, много. В том мире война началась в четырнадцатом году.
– И кто с кем воевал? – спросил император.
– В восьмидесятом году прошлого века наша империя заключила военный союз с Англией и Францией, – сказал я, а потом обрисовал расстановку сил и то, кто с кем воевал, и чем всё закончилось.
– Мы такого договора не заключали, – заметил он. – И что было дальше?
Я не стал рассказывать о возникновении Советского Союза, потому что это был разговор на полдня, а просто сказал, что империя стала республикой и было отменено сословное деление, после чего сразу перешёл ко Второй мировой войне.
– Это всё интересно, – послушав меня минут пять, прервал он, – но вторая война возникла из-за первой, поэтому давайте к ней и вернёмся. Я вас с удовольствием послушаю, но как-нибудь в другой раз.
– Хорошо, – согласился я, – давайте вернёмся. Главной целью для Германии были мы, просто, не разгромив наших союзников, они не могли завоёвывать империю. Никто не дал бы Германии настолько усилиться. Поэтому даже англичане, которые всю свою историю нам пакостили, в обеих войнах были на нашей стороне. Впрочем, они всегда тянули до последнего, отсиживаясь на своём острове и ожидая, когда мы с немцами ослабим друг друга. Французы в этом не лучше, только у них не получалось отсидеться. Я сильно упрощаю, потому что воевали многие, даже в колониях, но это определяющее.
– Англичане были нашими союзниками в войне с Наполеоном, – сказал император, – а в остальном вы правы, хоть действительно сильно упрощаете.
– Здесь всё то же самое, – продолжил я, – только европейские державы почему-то не передрались, а договорились решить свои проблемы за счёт нас. Но ведь и здесь никто не желает усиления Германии! Отдать ей часть империи, чтобы немцы смогли обеспечить себя продовольствием, дешёвой рабочей силой и сырьём, и что потом? Долго просуществует независимая Франция, не говоря уже об остальных? Поэтому я думаю, что в грядущей войне постараются переложить всю её тяжесть на немцев, а потом сунуть им что-нибудь, что не сильно жалко. Мы даже в нынешнем состоянии не так уж слабы, поэтому одним немцам хорошо пустим кровь, а англичане с французами сохранят силы и возьмут их за горло. Наверное, у немцев есть какие-то козыри, но, скорее всего, они просто неверно оценивают расклад сил. Есть за ними такой грех.
– И вы хотите раскрыть им глаза? – насмешливо спросил император.
– Я хочу их напугать, а потом, не посвящая в детали, рассказать о грядущих событиях и предложить английские колонии, а если они нам помогут, то и французские. Конечно, всё захватить не смогут, но наедятся вдосталь. Да и мы сможем что-нибудь прибрать. Колонии нам не нужны, но военно-морские базы не помешают. Американцы тоже постараются что-то урвать, но наследство большое, его хватит на всех.
– Как вы это представляете? – спросил он, удивлённо на меня посмотрев. – У англичан неплохая армия и громадный флот. Даже наш удар по городам не разрушит их могущества, только на время ослабит.
– Англичане, да и французы, приведут к нашей границе большие армии, – сказал я. – Даже если они планируют толкнуть немцев в огонь, чтобы те таскали для них каштаны, всё равно придётся поучаствовать, а когда придёт время делёжки, её лучше делать с дубинкой в руке. И вряд ли они перемешают свои армии с немцами, постоят где-нибудь в стороне. И если немцы нам подробно расскажут, где и что стоит... Не так уж сложно наделать вакуумных бомб, а в ночное время и наша немного устаревшая авиация сработает нормально. Выбрать хорошую погоду...
– И они будут стоять и ждать? – с сомнением сказал император. – Если объявят войну...
– А зачем ждать нам? – в свою очередь спросил я. – Выберем время и сами объявим войну! Вручить ноту послам, а через час ударить. Они именно так и действовали. А чтобы подорвать их силы окончательно, направить к берегам Англии субмарины. Пусть скрытно подойдут к базам их флота в Портсмуте и Девонпорте. На Кипр можно послать. Я не знаю, где стоит флот французов, но это должны знать адмиралы. А если ещё поучаствуют немцы... Это во время войны базы серьёзно охраняются, а в мирное время это делается постольку-поскольку. Чего бояться «Владычице морей» у своих собственных берегов? И удар нанести одновременно и по их передовым частям, и по городам, и по морским базам! А немцы пусть немного затянут начало войны, чтобы дать нам больше времени на подготовку.
– Сумасшедший план! – восхитился император. – Но если получится... А как вы хотите пугать немцев?
– Я приготовил бы десятка два вакуумных зарядов и взорвал их одновременно, пригласив на это зрелище немецкого посла. Уверяю вас, что он будет потрясён. Немцы не идиоты и должны понимать, что их хотят использовать. Наверное, их согласие объясняется нашей слабостью, а если убедить, что никакой слабости нет...
– Посмотрим, – сказал император. – Всё нужно хорошо взвесить и обговорить с самыми разными людьми. Я мало знаю о состоянии нашей военной авиации, а о подводном флоте не знаю совсем. Пока не было времени этим заниматься. Давайте вернёмся к тому, почему два почти одинаковых мира так сильно разошлись в развитии.
– Первое, что мне бросилось в глаза, – это результаты Русско-японской войны. Там был разгром, здесь – ничья. Но вряд ли это сильно повлияло на немцев, разве что лишний раз показало нашу слабость. Но договор восьмидесятого года здесь не заключали, а это было намного раньше.
– А если вы такой не один? – предположил император. – Если кому-то из тех, кто определял европейскую политику, тоже дали знания будущего, но не такого далекого, как у вас? Научных знаний у него не будет, а вот последствия войны может знать. По большому счёту в вашей войне проиграли все, разве что меньше других потеряли англичане, но во второй войне, которая явилась следствием первой, досталось и им. Есть повод переиграть? Вот что вам нужно сделать. Садитесь-ка у себя дома и в подробностях опишите всё, что помните, по этим двум войнам. Опишите и период между ними. Свои записи отдадите мне.
– Ваше величество, – обратился я к нему, отреагировав на командный тон, – это уже сделано по распоряжению графа Шувалова. Осталось немного допечатать.
– Вот как? – удивился он. – А Пётр Павлович мне об этом не говорил. Ну и ладно, это очень кстати. Заканчивайте и отдайте ему. Ещё один вопрос, и я вас отпущу. Песни из другого мира?
– Конечно, – ответил я. – Чтобы сочинить музыку и стихи для стольких песен, да ещё за какие-то полгода, надо быть гением. Я знаю их сотни две, только не всё можно петь.
– А мне споёте? – спросил император. – Не сейчас, а как-нибудь потом. Я хочу послушать о том мире. Не одни же в нём были войны! Наверное, было немало полезного, помимо науки. Но всё это, когда мы переедем в Москву. Заодно послушает жена, она без ума от ваших песен. Спасибо, князь, за то, что приехали, и за интересные мысли и прощайте! Да, скажите графу Шувалову, чтобы он зашёл.
Я попрощался и вышел, закрыв за собой дверь. Шувалов о чём-то говорил со встретившим нас господином, поэтому пришлось оторвать его от беседы и передать слова императора. После этого я хотел отойти в сторону, но не получилось.
– Задержитесь, князь, – попросил меня неизвестный. – Я вас знаю, а сам не представился. Хочу исправить эту оплошность. Я хозяин этого дома генерал-адъютант князь Алексей Дмитриевич Хилков. Как и многие, являюсь большим поклонником ваших песен. Вы пока не почувствовали своей популярности, но уверяю вас, что это ненадолго. Как только узнают о том, что вы поселились в Москве, не дадут прохода вам и вашей жене. А пока я хочу воспользоваться случаем и пригласить вас к себе. Не сейчас, а позже, когда перевезу сюда семью из Питера. Вы не станете возражать, если я вас побеспокою?
– Беспокойте, князь, – разрешил я. – У нас здесь совсем нет знакомых, если не считать мою тётю, так что с удовольствием вас навестим.
Из гостиной вышел Шувалов и быстрым шагом направился к нам.
– Вы уже поговорили? – спросил он Хилкова. – Тогда мы уезжаем. Дела, уважаемый Алексей Дмитриевич!
Уже в машине он повернулся ко мне и с укоризной спросил:
– Была необходимость говорить государю о вашей неоконченной работе?
– Завтра я закончу, – ответил я. – Я не собирался, Пётр Павлович, этим хвастать, просто император дал ту же самую работу, что и вы. Я не счёл возможным хитрить и сказал, что она уже делается по вашему распоряжению и близка к завершению. Я что-то сделал не так?
– Всё так, – вздохнув, сказал он. – Просто я хотел... впрочем, это неважно.
Остальной путь проехали молча. К себе я поднялся в сопровождении телохранителя. Уже в прихожей услышал доносившийся из гостиной громкий голос отца Веры. Когда я открыл в неё дверь, был схвачен и так сжат в объятиях, что затрещали кости.
– Папа, ты его задушишь! – засмеялась жена. – Отпусти, он мне нужен живым!
– Подрос и заматерел! – говорил Николай Дмитриевич, поворачивая меня своими ручищами. – Уже не тот хилый мальчишка, которому я отдал дочь! И эту лентяйку заставил заниматься, хвалю!
– Извините за то, что произошло, – смущённо сказал я. – Затея с пожаром не наша, но косвенно я виноват. Если бы не та статья...
– Если бы да кабы, – сказал он. – Ладно, чего теперь об этом говорить. Горе мы, конечно, испытали, но была и радость, когда всё выяснилось. И теперь у вас есть могилы, поэтому будете жить долго-долго!
– Надолго к нам? – спросил я.
– Сегодня побуду, а завтра вернусь, – ответил он. – Дело на сыне, а он слишком молод, чтобы долго его тянуть.
В нашей комнате зазвонил телефон, и пришлось на время прервать разговор. Звонил Гинер.
– Здравствуйте, князь! – услышал я из трубки голос Марка Альбертовича. – Я подобрал вам музыкантов. Сколько песен вы думаете записывать под два инструмента?
– Можем записать восемь песен, – ответил я. – Как раз на четыре пластинки.
– Тогда я завтра пришлю за вами машину, – сказал он. – Запишите песни и тут же начнёте работать с музыкантами. У нас на студии много подходящих помещений. К которому часу приезжать?
– К трём, – ответил я. – Только у меня своя машина, поэтому достаточно сказать адрес и встретить у входа, чтобы мы вас не искали.
Договорившись с нашим «импресарио», я вышел в коридор и увидел вернувшуюся из гимназии Ольгу. Вид у сестры был невесёлый.
– Не приехал? – спросил я. – Не расстраивайся, я завтра озадачу Машкова, и он быстро найдёт твоего Сергея. Выше нос, сестрёнка! Приехал Николай Дмитриевич, не будем его расстраивать твоим унылым видом.
Я немного её растормошил, и вечер у нас прошёл замечательно. Утром, вскоре после отъезда отца Веры, появилась машинистка. Она отдала мне лист с вопросами, взяла мои ответы и с час печатала то, что я диктовал. Когда закончили, собрал и отдал ей полторы сотни страниц нашей совместной работы. Интересно, её тоже заставят всё забыть химией и гипнозом? Когда машинистку увезли, занялся вопросами учёных. Сегодня повезло: из девяти вопросов смог дать ответ на четыре. Правда, в двух из них вспомнилось немного, но учёным достаточно дать подсказку, а остальное они делали сами. Только закончил, как зазвонил телефон.
– Я говорю с князем Алексеем Мещерским? – спросил меня мужской голос. – Это вас беспокоит Дунаевский из Московской филармонии...
– Вы, что ли, Исаак Осипович? – ляпнул я, не подумав.
– Вы меня знаете? – удивился он. – Это очень приятно. Я к вам звоню по поручению директора нашей филармонии. Можем ли мы надеяться на ваше выступление в одном из наших залов? Хотя бы два-три концерта?
– Можете дать номер телефона, – предложил я. – Если появится такая возможность, сразу же вам позвоню.
Он продиктовал два номера, свой и директора, и попрощался, а я пошёл в гостиную, где жена играла на рояле.
– И эта женщина врала, что ей надоело играть! – сказал я, обняв её за плечи. – Знаешь, откуда только что звонили?
– Откуда мне знать? – не прекращая играть, ответила она. – Говори, что замолчал?
– Да вот думаю, принимать нам предложение выступить в большом зале консерватории, или ну их всех на фиг?
Главы 17-18 http://www.proza.ru/2017/06/12/1897