8.
Втроем они, как военные разведчики, бесшумно «подползли» к двери, где кто-то и в самом деле ковырялся в замочной скважине. Злодей почему-то никак не мог справиться с замком, хотя старался, видимо, изо всех сил.
Наконец у Алисы лопнуло терпение, и она шепнула Антону: «Выбивай дверь!»
«Я что, псих? Ей же сто лет! А с той стороны – бандит!» -- возмутился коллега.
«Я сказала – выбивай, значит – выбивай!» -- злобно зашипела Говоровская,-- иначе я тебя сама пристукну».
Но поспорить силами с плотниками позапрошлого века не удалось. Внутри дома раздался грохот, и все на секунду замерли. В том числе и грабитель. Во всяком случае, скрежет в замке прекратился, и вокруг наступила чудесная девственная тишина. Только в коридоре мирно тикали «ходики».
Не сговариваясь, все трое рванули с места. Возле книжных полок царил разгром. Маршал Победы грозно смотрел со страницы развернутых воспоминаний. Дверка тайника была открыта. Рядом, как и следовало ожидать, никого не наблюдалось. Таинственный посетитель исчез так же непонятно, как и в прошлые разы.
-- Получи, фашист, гранату! – громко выкрикнула пенсионерка Алиса и показала неприличную конфигурацию из пальцев в угол под лестницей. – Нет ничего в тайничке-то, а!
-- Выходит, их двое! – шмыгнула носом наследница.
-- Надо срочно искать дневник, ребята! – спокойно сказала Алиса. – А еще – поспрашивать соседей, близких знакомых Анастасии Ивановны. Может они что-то знают. Чует мое сердце, здесь есть какие-то тайные ходы. Может, схема дома существует… Думайте, думайте, даны же вам на что-то мозги!
Назавтра, забрав с собой от греха подальше записку любительницы Жюля Верна – хорошо, что в сумочке давно была распорота подкладка, до которой никак не доходили руки, -- Алиса собралась домой переодеться и взять с собой все необходимое на пару дней: дело на Васильковой могло затянуться.
-- Вообще-то мне тоже надо – в банкомат и в редакцию, -- заныл тут же Антон.
--А Татьяну тут пусть убивают?! – строго вскинула брови бывший редактор, а теперь глава небольшого бизнеса «Лучшая подружка» Алиса Говоровская.
--Да я быстро, одна нога там, другая тут, -- продолжил нытье Говоров. – А Татьяна вон пусть к соседям каким сходит, обстановку разведает. Я ее потом встречу…
--Татьяна, а ведь вот первый раз человек толковую мысль сказал! – оживилась Алиса. – Помнишь, ты рассказывала, что ключи от дома тебе передала какая-то бабка…
-- Да уж, не бабка, а фельдфебель в юбке, – скривилась богатая наследница. – Алевтина Германовна, а?! Как вам? И говорит так, будто отчитывает: хенде хох, ан, цвай, драй… Мы друг другу сразу не глянулись. И тут я вдруг заваливаюсь к ней в гости: ой, а я к вам на чай?! Да еще торт прихвачу?!
-- И прихвати! – распорядилась Алиса. -- Порасспрашивай, сколько лет она тут живет, что было раньше на месте твоего дома – вдруг знает. Про привидения узнай. Может, у нее ночью тоже кто-нибудь по дому шастает. Может, тут традиции такие, и все себе мирно живут и не хнычут… Да, только свет в доме оставь включенным, пусть, гад, думает, что что кто-то из нас на сидит на страже.
Все, расходимся по одному!
9.
Не успела Алиса открыть дверь в родные пенаты, как ее мобильник буквально взбесился: во всю мощь завопил «Джессичка» из любимого сериала «Во все тяжкие». Вернее, сериал был не такой уж любимый, но к Джессичке она прониклась и даже поставила его вопли на номер Светки Орловой – единственной, как оказалось, настоящей подруги.
Светаня у них была местной примой – в театр (где когда-то бывал сам царь Николай Второй!), зритель на нее валил валом. В городе на улицах прохожие раскланивались, просили автографы и требовали премьер. Но в последнее время у Светки с премьерами на родной сцене было туго. Во-первых, ее невзлюбил новый режиссер. Во-вторых, за очередной «вечной» любовью к черту на кулички уехал единственный стоящий партнер. А в-третьих, когда Орловой стукнуло 50, ей вдруг «поперло» -- ее стали звать сниматься в кино, так что встречались они теперь нечасто.
-- Эй, красотка на пенсии, я приехала! – зычно завопила «кинозвезда» вслед за «Джессичкой» прямо в ухо Говоровской. – Ты жива еще, моя старушка? Жду тебя в театре в шесть, успеем перемыть косточки всем врагам трудового народа!
-- Светаня, у меня тут такое… -- промямлила Алиса, но ее тут же перебили:
-- Я уже тысячу лет Светаня! Никакого "такого"! Подруга приезжает на полтора дня повидаться… ну и на спектакль, конечно, а ты! В шесть в гримерке! – скомандовала она голосом героини какой-то пьесы и повесила трубку.
Алиса бросила сумку на кресло, и тут опять зазвонил телефон – на этот раз пела Далида, сообщая, что «на проводе» неизвестный абонент.
-- Надо же! – возмутилась бывшая редакторша, а теперь пенсионерка. – То никому не нужна, как дырявая кастрюля, а то всем сразу – как раз, когда нет ни одной лишней минуты.
-- Алисонька, дружочек, -- замурлыкал мобильник, -- как ты, солнце мое?
-- Бог мой! – плюхнулась в кресло Алиса.— Неужто сам Иван Терентьевич соизволил вспомнить свою бывшую однокурсницу?!
-- Не просто однокурсницу, -- продолжил мурлыканье телефон. – Я в тебя с первой «картошки», между прочим, был влюблен!
-- Хочешь предложить руку и сердце?
-- Для начала -- просто встретиться. Душевно посидеть в ресторане, послушать музыку… Могу заехать за тобой… через полчаса.
-- Ванечка, золотко, я сегодня просто нарасхват! – стала громко извиняться Алиса.
-- Давай ты на днях мне предложение по всей форме сделаешь? Светка Орлова на один вечер прилетела, мне с ней позарез нужно встретиться. Я к шести в театр бегу, освобожусь только к ночи, после спектакля.
В трубке пошмыгали носом и величаво произнесли:
-- Хорошо, Алиса Михайловна, я перезвоню вам на днях. А что дают сегодня, кстати?
-- «Сару Бернар», дорогой. Моноспектакль. Ты заснешь на третьей фразе, так что не напрашивайся. Ну все, ариведерчик. Звони!
Быстро собравшись и дав по телефону указания Тане с Антоном по случаю своего позднего возвращения, Алиса вызвала такси, схватила сумку и выскочила навстречу спускавшемуся на город вечеру.
10.
Алевтина Германовна оказалась не такой уж отвратительной старушенцией, как придумала себе Таня. Разговаривала она и в самом деле, словно отдавала приказы.
Но это по привычке – последние пять лет перед пенсией ее угораздило устроиться медсестрой в тюрьму, от чего и научилась грозно «рявкать» – чтобы особый пациент вел себя культурно и вежливо.
-- Зашла? Садись! Чай будем пить, – сказала она, будто видела Татьяну пять минут назад. – Одной в старом доме страшно! Надо к людям выходить!
-- Вот и я подумала, Алевтина Германовна… -- Решила, может, про мою семью да дом расскажете!
-- Я тебе так скажу: в чужую жизнь никогда без спроса не лезу! – прогремела, опускаясь на стул, Алевтина. – Но про бабку твою скажу – сильная была женщина! Думала, сто лет протянет. А тут такое дело, инсульт.
--А вы давно тут живете?
-- Моя дорогая, на этом вот месте стоял дом моего, земля ему пухом, прапрапрапрапрадедушки. Посчитала, сколько «пра»? А там, где жила твоя бабушка, в 1735 году построил особняк архиерей Софроний. Осторожный был человек, говорили люди, тайники-подвалы на случай войны выкопал, подземные ходы. Один, по рассказам, вел к монастырю, другой – к причалу. Времена-то горячие были, не ровен час убьют – не те, так другие. Да и богатство приберечь где-то нужно было…
-- И что?
--А ничто! Дом сожгли, а архиерей то ли убежать успел, то ли сгорел вместе со своим имуществом. Кто знает?
--А тайные ходы сохранились?
-- Хочешь по ним погулять?! Может, и сохранились, мне твои родственники не докладывали! А что, страшно стало?
-- Ну как-то не по себе, если честно, -- сжалась Татьяна. – Это книжки про подземелья интересно читать, а на самом деле – страшно.
-- Ну бабушка жила, слава богу, сколько лет, и все было тихо-мирно, так что и ты не боись! – заключила Алевтина Германовна и громко откликнулась на стук в дверь:
-- И кого только черт поздним вечером носит?
«Носило» Антона. Увидев бабулю, он испуганно отшатнулся и промямлил что-то невразумительное про «Таню» «дом» «банкомат» и «сильно разговорчивого шефа».
-- Да ладно тебе, так и скажи, что за Танькой пришел, -- рявкнула гостеприимная хозяйка. – Ишь ты, ухажер какой! На зайчика похож! Ушки так и трясутся от страха. Ладно, забирай свою красавицу, ночь уже на дворе, скоро привидения проснутся!
-- Татьяна, тебе не кажется, что она какая-то странная? – прошептал Антон, как только они закрыли за собой калитку.
-- Да бабка как бабка! – зевнула Таня.—А говорит грубо, потому что в тюрьме работала…
--Вот! – остановился Антон и грозно поднял палец вверх.
-- Что «вот!»? – чуть не споткнулась о крыльцо Татьяна.
-- По ее наводке все эти «привидения» по дому и шастают! Все про дом знает – раз. С бабушкой твоей была знакома – два. Про саблю, думаю, в курсе – три. Зэчка сама – четыре! Усекла?!
--Дурак ты, Гусаров! Она не зэчка, а совсем даже наоборот, -- достала ключ из кармана напарница. – И саблю давно могла бы увести, если знала… Давай Алису дождемся, тогда все и обсудим. Только я подремлю немножко, а ты подежурь, хорошо?
--Да ну тебя! – обиделся так замечательно выведший на чистую воду «преступницу» журналист. – Дрыхни! Вот придет Алиса, она меня поддержит, увидишь!
11.
Алиса Говоровская сидела в царской ложе театра одна-одинешенька и думала, не на этом ли именно месте когда-то сидел император Николай. Народ, видно, предпочел Саре Бернар грядки с морковкой да огурцами, так что публики в зале было негусто.
А в ложе, в полной темноте, даже жутковато.
Со Светкой перед спектаклем они протрещали минут пятнадцать. Самой главной новостью примы был пятиминутный флирт на съемочной площадке с «Портосом», ну с тем самым, что из фильма. «И он ещё очень, очень, очень ничего!» -- закатила глаза новая звезда отечественного кинематографа.
--Эй, Светаня, очнись! – одернула ее подруга. – Ему в понедельник лет сто уже стукнет, откатывай глаза обратно. Лучше скажи, как внучка!
-- Я ее уже в театральную студию записала! – опять оживилась поскучневшая было Светка.— В ней талант… ну вот, как… у Сары Бернар! Представляешь?!
И сразу без перехода продолжила:
-- Смотри, какую я тебе шляпку привезла! С вуалькой! Как у Анны Карениной! Красота, да?! – она водрузила что-то бесформенное на голову Алисы, немного покрутила, пристраивая и застыла в восхищении. – И только попробуй сними мне! Я после спектакля проверю!
Алиса, как последняя дура, так и сидела в этой шляпке, решившись приподнять только черную вуаль, чтобы получше увидеть триумф Орловой.
По сцене скользил луч прожектора – видимо, разыскивал главную героиню. Наконец та появилась во всей красе – платье блестело, «бриллианты» сверкали, диадема подчеркивала торжественность момента. Алиса весело фыркнула и вдруг почувствовала за спиной чье-то сопение и запах отвратительно сладкого одеколона…
Остаток спектакля она провела в крайне неэстетичной позе: нижняя часть ее тела находилась в одном бархатном кресле, а все остальное – в соседнем. На полу валялся подарок – шляпка, как у Анны Карениной, которую не велено было снимать с головы. Если бы Алиса была в сознании, она бы подумала: «Светка меня убьет!»
12.