Я позвонил по указанному бабушкой телефону. Ответил женский голос, это была её дочь. Представившись, я сказал, по какому вопросу я её тревожу. Мне показалось, что она знала, что я буду звонить, но общалась со мной довольно безразлично, как будто я отрывал её от каких-то домашних дел, и она старалась поскорее закончить разговор. А, может быть, она из тех спокойных особ, которых трудно бывает «развести» на эмоции?
Тогда я сразу перешёл к сути:
– Я собираюсь отправить запросы в архивы по вашей маме, – сказал я, – а посему спрашиваю: вы не будете против этого?
Её матушка, уже покойная, однажды обращалась ко мне, военному комиссару района, с просьбой – разыскать документы и любые свидетельства о её участии в партизанском движении в Белоруссии в 1944-м году. Она подробно рассказала тогда, летом 2002 года, свою удивительную историю, и с горечью сетовала на то, что никто из родных не верит её рассказам.
Дочь сперва недовольно скривилась (это чувствовалось даже при телефонном разговоре), а затем бросила: «Да делайте, если вам это надо». На том беседа и закончилась.
Это произошло за несколько лет до того телефонного разговора.
В мой служебный кабинет вошла аккуратно одетая бабушка в скромном костюмчике и коричневого цвета кофте на пуговичках. Крохотные чёрные «лодочки» на ногах, короткая стрижка с проседью гладких, аккуратно причёсанных волос. Росточку она была совсем небольшого. Голос её, когда она сдержанно поздоровалась, оказался тихим и очень спокойным. Несмотря на эту нарочитую сдержанность, чувствовалось, что где-то в глубине души её что-то сильно беспокоит.
Я предложил ей присесть, раскрыл, как обычно, журнал посетителей и взял авторучку.
Немного помолчав, собираясь с мыслями, она сказала, что была в партизанском отряде во время войны, но все документы об этом утрачены, а ей бы хотелось получить удостоверение ветерана.
Кратко зафиксировав суть просьбы и предложив ей рассказать обо всём подробно, я закрыл журнал, достал тетрадь и приготовился писать.
– Курдюкова, в девичестве – Стешиц Надежда Филипповна, – начала свой неспешный рассказ моя посетительница. – Я родилась в Томской области, Чаинском районе, в деревне Нарымск, 4-го июля 1933 года. В начале 1944 года я сопровождала в Белоруссию раненого фронтовика Николаевич Сергея Антоновича (он родился в 1910-м году). Там он хотел найти своих родственников, которые были под оккупацией.
– А кто был Вам этот человек? – извинившись, перебил я её.
– Это брат моей мамы Стешиц Софьи Антоновны, мой дядя; он находился в тылу на излечении после ранения и навестил нас.
Когда мы весной 44-го добрались до Слуцка – это в Минской области – он ещё был под оккупацией. В слуцкой больнице дядя связался с партизанами, которые помогли нам добраться до деревни Евличи; там мы разыскали его сестру (мою тётю) Литковскую (Николаевич) Надежду Антоновну. В её доме был штаб Евличенского партизанского отряда. Мой дядя стал руководителем этого отряда.
Я старался подробно и тщательно записывать, поэтому приходилось то и дело останавливать Надежду Филипповну, чтобы что-то уточнить (особенно названия населённых пунктов, даты и собственные имена).
– В семи километрах от Евличей в деревне Подлесье, – продолжила она, – был штаб Подлесинского партизанского отряда; командиром его был Ермакович Александр, он родился где-то в 1912 году. Другой штаб был в селе Глуша – это уже в Бобруйском районе; им руководил Михаил Осипович (отчества я не знаю).
Я, как автор этого рассказа, можно даже сказать – очерка, намеренно сохраняю несколько суховатый стиль повествования, потому что надеюсь ещё найти оставшихся в живых свидетелей всей этой необычной истории, в правдивости которой много сомневающихся. В нашем случае весьма важны мельчайшие детали, которые не могут быть задрапированы в угоду красоте и удобочитаемости – всей этой (прости Господи) беллетристике.
– Я месяца три или четыре работала связной между штабами партизанских отрядов, носила партизанскую почту в солдатской чашке* под гимнастёркой на животе.
*Тогда (и сейчас) «чашкой» называлась глубокая алюминиевая тарелка. (прим. авт.)
– В с. Глуша участвовала лично в минировании здания, где находились немцы (наверное – комендатура), – как о чём-то обыденном рассказывала женщина о боевой операции. – Меня переодели мальчишкой (у меня была короткая стрижка), на немецкой санитарной машине с немецкими «знаками» мы подъехали к замаскированному лазу у забора, это была, вроде как, траншея узенькая для кабеля, наверное. Я была худенькой и свободно проникла в здание через этот проход. Там ждал меня внедрённый партизан, в форме полицая. Пароль был «Урал». Он провёл меня под своей шинелью через коридор до кладовки, открыл её. Там я выложила взрывчатку и какие-то бумаги, после чего он отвёл меня обратно к лазу.
Уже когда мы отъехали от этого здания, наверное, на километр, все услышали сильный взрыв. Руководил этой акцией мой дядя Сергей Антонович Николаевич.
Когда добрались до Евличей; там все меня хвалили и называли «маленькой чумазой партизанкой» (При этих словах она мило улыбнулась).
После этой операции меня отправили в тыл. Из Белоруссии я вернулась снова в Томскую область. Привёз меня Александр Ермакович. Он сопроводил меня до Барабинска, где я несколько дней пожила у его родственников, а потом меня забрали в Томск, я поселилась у Анны Григорьевны Матвеевой. Она работала комендантом общежития на улице Равенства, и я часто помогала ей выдавать жильцам уголь.
– Поскольку я буду делать запросы в архивы, не лишним было бы найти тех людей, которые могут Вас помнить по Белоруссии. – снова начал уточнять я информацию. Немного подумав, моя собеседница сказала:
– Меня могут помнить мои ровесники. Мы жили в доме у моей тёти Литковской Надежды; соседкой по дому на единственной улице этой деревушки была Галя. Она, как и я, родилась в 1933-м году. У Николаевичей, дяди Серёжи и тёти Лены, есть дети: сын Жорж (Георгий), где-то 1933-35 годов рождения и дочь Маруся (Мария), которая родилась примерно в 37-м. Они до сих пор могут жить в Подлесье.
Сергей Антонович Николаевич был призван Слуцким РВК.
– Расскажите о своих родителях, – попросил я.
– Мой отец, Стешиц Филипп Гаврилович, 1905 года рождения, репрессирован в 1942-м году 12 апреля в дер. Нарымск. Вместе с ним забрали: Колчина Федосея, Кузьмина Александра. Отец был расстрелян в Колпашево.
Мама работала в колхозе «Нарымский» (Советский Нарым) с 1942 по 1944-й. После войны в 1947-м году мать наградили медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне». А незадолго до своей смерти она призналась мне, что между 1947-м и 1953-м годами была бумага из Белоруссии, с печатью, об участии в партизанском отряде. Мама спрятала этот документ в сенях, в военкомат не понесла – испугалась, что НКВД придут и… расстреляют! Просила прощения.
Когда в нашем доме был пожар бумага сгорела, наверное, вместе с сенями.
В Нарымске моими друзьями были Франц Василевский и Елена Глухова – оба с 1933 года; Полонянкина Агапия, Шакун Михаил, Демидовы Шура и Николай, Копешникова Ася (мама у неё – тётя Катя). Все живут (или жили) в селе Ермиловка Чаинского района.
Зачем я записал в своём очерке эти последние сведения, которые никак не помогают установить истину, я не знаю. Наверное, из уважения к памяти удивительной женщины, которой пришлось испытать не только смерть любимого папы, ярлык дочки врага народа, борьбу в тылу врага во время реальных боевых действий, но и горечь недоверия самых родных к её истории из-за отсутствия каких-либо подтверждений её правоты.
Надежды Филипповны Курдюковой-Стешиц вот уже несколько лет нет в живых, но остались мои моральные перед её памятью обязательства; остались её потомки, которые должны наконец узнать правду о своей маме, бабушке и прабабушке; растёт новое поколение, которое обязано учиться жизни по реальным делам своих предков и не забывать свою историю!
Вот почему я пишу эти строки.
И ещё я бы хотел обратиться к тем людям, которые хоть что-нибудь знают об этих событиях, к сотрудникам Штаба партизанского движения Белоруссии, архивов и всем неравнодушным, кто может помочь, особенно жителям Беларуси – давайте же поставим наконец точку в этой истории!