Как щепку
… и болтался я по жизни… как овечий хвост.
У нас зимой в Сибири всегда так. Сначала вроде небольшой ветерок дует - внимания можно не обращать. Но не проходит и часа, как налетает «темный» буран, заваливает снегом все, что только можно завалить и ограждает видимость буквально до трех, а то и до двух метров. Алтайские степи настолько обширны, что оказаться в такой буран в степи означает верную смерть. Да что там степь! Были случаи, когда люди в десяти шагах от дома сбивались с пути и выходили черт знает куда. А если бывали нетрезвыми, то и вовсе замерзали.
Об этом я подумал, когда оказался на дороге в своем стареньком «ГАЗоне», на котором решил привезти от тещи из соседнего села обрезки горбыля себе на дрова. Этот горбыль ей еще давно, привез свояк, чтобы отремонтировать сарай, но теща сарай ремонтировать не стала, а разобрала его вовсе и перевела всю скотину. Так как в ее годы уже трудно заниматься хозяйством. А вот старые доски от сарая и этот самый горбыль она отдала мне, вот только я все время не мог найти – забрать их. И вот когда, наконец, собрался и поехал – меня к вечеру настиг в степи буран.
Сперва все было неплохо. Немного пасмурно, небольшой ветерок – ничего не предвещало беды. Но стоило мне отъехать от деревни километров на пятнадцать, как ветер - словно с цепи сорвался.
Сначала поземка густым белым ковром переметала трассу, так что дороги не было видно вовсе и создавалось впечатление, что я еду по огромному облаку рискуя в любую секунду скатиться в обочину и завязнуть тут навсегда. Потом ветер начал дуть рывками и создавать просветы на дороге и ехать стало не в пример легче. Но через некоторое время сверху начал валить снег и низовой буран превратившись в верховой, задул со всей злостью свирепой алтайской бури.
Он появился внезапно…. Темная фигура освещенная фарами вынырнула из белой пелены снега прямо перед капотом и если бы не тормоза, я бы просто переехал его. Покрывшись испариной, я изо всей силы нажал на сигнал, вдавливая в него всю свою злость на этого горе – пешехода. Он услышал и отскочил в сторону, но я уже остановил машину и, включив свет в салоне, махнул рукой, приглашая его внутрь. Тот не заставил себя долго упрашивать и, борясь с бешеным ветром, кое-как открыл дверь, которую я придерживал, чтобы ее не вырвало с корнем.
Это был очень замерзший пожилой человек с удивительно-синими глазами и седой бородой. Забравшись в машину, он захлопнул дверь и, с трудом стянув старые кожаные перчатки, протянул мне ледяную руку:
- Жека. Можно проще – Джон.
Я ответил на его рукопожатие и с любопытством поинтересовался:
- И куда тебя интересно потащило в такую непогодь, Жека-Джон?
Он не обиделся, а потянувшись к печке, которая дула горячим воздухом на всех парах, блаженно улыбнулся и ответил:
- Дык когда я вышел-то – погодь была. А накрыло разом. Хорошо тебя встретил, а то бы сгинул не иначе. Вот хохма бы была. Кстати, а твое имя узнать можно?
Я кивнул:
- Можно. Яков меня зовут Михалыч…. Яшка.
Старик почтительно склонил голову:
- И что делать будем, Яков Михалыч? Дороги-то совсем не видно. Доедем потихоньку?
Я пожал плечами. Переметы становились все серьезнее. А пятьдесят второй Газик это вам не шестьдесят шестой. Так что «засесть» посреди трассы было более чем реально. И пробивать ее в выходной вряд ли кто поедет. Поэтому я немного поразмыслил и предложил:
- Пока едет – будем ехать, а встанем, так в машине переждем буран. Бензин есть. Печка добрая. Лишь бы машина не заглохла. Так что вперед и с песней.
Жека одобрительно кивнул и мы поехали. Я украдкой рассмотрел его. Немолодой, но достаточно крепкий, он был коренаст и …, как говорят – кряжист. Дубленое лицо было все испещрено глубокими морщинами. Старая лыжная шапка со смешным помпоном была грязной и местами даже засаленной. Драповое черное пальто с барашковым воротником местами было протерто. Единственное что у него было новым – это яркий красно-зеленый мохеровый шарф которым он обмотал шею. Из-под шарфа проглядывались темная кофта и морская тельняшка. Старенькие шерстяные штаны в клеточку и бурки – прощай молодость. На руке наколка – английская буква G. Он, согреваясь, блаженно прикрыл глаза, видимо продуло его крепко.
Пока я разглядывал старика то на секунду потерял дорогу и, дернув рулем вправо-влево, с ужасом ощутил, что машину «потащило» в сторону. В следующий момент колеса с натугой проворачивались вхолостую – машина даже не дернулась. Все – «сели». Жека вздрогнул и открыл глаза:
- Что приплыли?
Я перевел дух:
- Похоже да. Пойду, гляну - что там.
- Помощь нужна?
- Да какая помощь…, сиди. Я посмотрю, сможем откопаться – дальше поедем, а не сможем – тут заночуем. Бензина у меня еще в запасе есть две канистры. Так что будем заводить прогревать – не замерзнем. Давай – не скучай.
- Удачи. Если что – зови, не стесняйся. Двое, трое – не один. Как нибудь подсоблю.
Я подмигнул ему и, накинув полушубок с шапкой, приоткрыл дверцу. В салон тут же ворвался ледяной ветер, сыпанув мне за шиворот добрую пригоршню снега. Невольно задержав дыхание, я выскользнул наружу. В лицо тут же впились миллионы ледяных иголок. Прищурившись и запахнувшись потуже, я пригнулся и, держась за борт, проковылял до задних колес. Ветер словно сошел с ума. Казалось дуло со всех сторон. Залепляя лицо снегом и забивая нос, так что было трудно дышать ветер, казалось, издевался надо мной. Прикрыв рукой лицо, я нырнул под машину. Здесь в относительной затишке в наступающих сумерках я осмотрелся и оценил обстановку. Сразу было ясно, что сели мы «наглухо» и самим нам ни за что в такой ветер не выбраться. Поэтому мысленно прикинув наши шансы, я принял решение не дергаться, а спокойно ночевать в машине. Периодически прогревая движок и салон, можно не напрягаясь дождаться утра и помощи. Вот бензин похоже весь спалить придется. Да и черт с ним. Жизнь дороже. Лишь бы дома трагедии не было. А то понавыдумывают себе что попало. А это хуже нет, когда близкие люди страдают и переживают за тебя. Вон говорят в Японии, уже телефоны беспроводные изобрели. Вот это вещь – я понимаю. Был бы сейчас такой…, позвонил бы жене – так мол и так, не переживайте. Да где там. До нас пока эти новинки дойдут – замерзнешь тысячу раз. Да и вранье это по ходу… - не бывает таких телефонов. Я грустно усмехнулся и вернулся в кабину. Жека дремал. Он открыл глаза когда я с грохотом захлопнул дверцу. Зевнув, он равнодушно спросил:
- Глухо?
Я кивнул:
- Глухо. Будем ждать.
- Подождем, - согласился Жека.
В кабине было жарко, я расстегнулся, снял шапку и вырубил ненужные фары. Впереди нас ждала бесконечная зимняя ночь. Но вдвоем все равно было веселее, поэтому я был рад, что встретил этого старика. Оставалось только неясным одно. Что он один делал в поле на дороге и почему пешком. Ведь до бурана в том направлении шли машины. Неужели ни одна не подобрала его? Нужно будет расспросить его кто он и откуда. Но Жека не дожидаясь моих расспросов, вдруг заговорил сам. Сначала он как-то по-детски сморщил нос, потом рассмеялся и безо всякого перехода начал:
- Вот такой коленкор получается, Яков Михайлович.
Я насторожился:
- Какой еще коленкор?
Он весело взглянул на меня:
- А вот какой. Меня по жизни как щепку мотало. В детстве по ручьям щепки не пускал?
Я пожал плечами:
- Было дело.
Он распахнул глаза:
- Ну вот. И меня так же как ту щепку…. Где только побывать не пришлось…, а чего пережить…. Представляешь. Из таких передряг выскакивать доводилось, а погибнуть мог запросто здесь в сибирской степи на трассе. О жизнь…! Действительно – не ты бы, так и сгинул бы Жека Пресов, он же Джон Прайс. Вот расскажи кому – ни в жизнь не поверят.
Я недоверчиво покосился на него:
- Ну, а ты мне расскажи. Все равно времени навалом. Я может и поверю.
Он скривил рот:
- Ты…? Да нет…, не поверишь.
Потом поразмыслив некоторое время, он глубоко вздохнул и продолжил:
- Ну, слушай коли охота…. Времени правда много. Значит так. Родом я из этих мест. Из города Рубцовска. Слыхал про такой?
Я хмыкнул:
- Нет, не слыхал…, только позавчера оттуда. За баллонами запасными ездил.
Жека рассмеялся. Потом продолжил:
- Ну, значит, родился-крестился – не интересно, а вот вырос я и попал служить на Тихоокеанский флот. Да – Тихоокеанский. Служил во Владике – Владивостоке значит.
Он несколько раз неуверенно кашлянул, словно собираясь мыслями и заговорил уже без остановки:
- В общем - был у меня корешок, ну друган значит – Леха Салатьев. Салат – кличка. Не разлей - вода мы с ним были. И в огонь и в воду друг за дружку шли. Короче уговорил он меня после срочной к нему на промысел ехать на заработки. Сам-то он родом был с Чукотки. «С рождения» там рыбой промышлял. И деньгу неплохую заколачивал всегда. Ну, думаю… - ничего страшного не случится если я с армии чуть попозже вернусь, да еще с деньгами. Сказано-сделано. Демобилизовались мы с Салатом в один день и рванули на Чукотку. В Анадыре отметили демобилизацию, прикупили гражданскую одежонку и поехали в поселок Лаврентия – родину Салата. Ну, скажу я тебе друг Яша, повидал я красот на своем пути, но Чукотка – это что-то. Есть там озеро - Коолень называется, переводится как глубокая пропасть, вода в нем…- синевы небывалой…, там гора еще рядом с названием мудреным – Ыттывъыт. Да нет…, не перескажу я…- видеть надо. Словом влюбился я в Чукотку всем сердцем. Даже остаться там планировал навсегда…. Только судьба по-другому решила….
Промышляли мы рыбу значит. Зарплата и вправду приличная была. Мы уже в ту пору в Уэлен перебрались. Что б к работе ближе. Я к той поре уже деньжонок подкопил – квартиру мог в любом городе купить. Да и машину тоже. С водкой не дружил я тогда. То есть – не пил совсем. Жены не было. Сам как спартанец - привык к малому, поэтому деньгами не расшвыривался. Так на книжку их и складывал. А для чего…, а черт его знает? Жениться-то я конечно собирался…, но позже. Была там одна…- Марина ее звали. Дочка поварихи, тети Маши. Как глянет своими бездонными глазами – словно кипятком ошпарит. Замирало у меня сердечко от нее. Да только и Салату она глянулась. А как друга из-за девчонки терять? Ну и договорились мы с ним, что пускай она сама выбирает. Кому повезет, тот с ней и будет. На том и порешили. А она – стрекоза, знала что мы от нее с ума сходим и давай из нас обоих веревки вить. Не веревки даже, а канаты прям. Ну, это недолго продолжалось.
Все случилось по глупости…. Ведь не пил же… не пил…. А тут…. В общем - праздник какой-то наступил…- не помню какой. Ну и уговорил меня Салат выпить. А мне в ту пору много-ль надо было? Не пьющему – то? Ну и нализался я в тот кон, как говорится – до соленых брызг. Куда шел – не помню, где был – не знаю. Только свалился я в двухвесельный ялик, что прямо у берега стоял, да там и уснул мертвецки.
Он снова замолчал вглядываясь в окно, за которым сходила с ума природа, словно в этом бешеном танце снега было что-то, что напоминало ему его непростую историю и продолжил:
- Очнулся я на следующий день…. Глаза продрал, осмотрелся, а кругом океан…! Унесло меня в море, пока спал…. Мать – честная…! Сначала спросонку подумал, что показалось, потом гляжу – точно в море! Я за уключины, а весел нет! Вот такие дела…. Пить охота – жуть. На дне лодки была дождевая вода грязная, так я ее всю до капли выпил. Потом огляделся, а берегов не видно… нигде. И понял я тут, Яков Михалыч, что хана мне пришла. Самая обычная хана. Я даже рассмеялся сперва. Знаешь…, такой нервный смех нападает от безысходности. Оглядел лодку и не пойму ничего. Линь был крепко привязан…, ну веревка, которой шлюпки привязывают. Там с этим строго. И весла всегда в яликах лежали. Кому они нужны были в то время? Никто никогда не крал ничего. Мутная история короче, а тут голова еще раскалывается – сил нет. Да к тому ж еще жажда накатила, что мочи никакой нет терпеть. В общем - ни до этого, ни после, я никогда такой жажды не испытывал. Поэтому я решил не мучиться, а утопиться. Да-да! Ну, чего так смотришь? Серьезно тебе говорю. Утопиться, чтобы одним махом все решить. Потом взял себя в руки, думаю – с этим делом всегда успею, попробую побарахтаться. Горло морской водой пополоскать. И хоть как моряк знаю, что так делать нельзя – еще больше жажда мучить будет, а все равно – к одному концу дело. Ну, перевесился через борт, зачерпнул воды и в рот. И представляешь, Яков Михайлович…, не очень соленая вода-то. Так… - условно можно сказать. Уж я – то морской воды поглотал за службу – поверь. Это потом я узнал, что на стыке океанов, Ледовитого и Тихого, вода в море имеет самую низкую соленость. А тогда я просто подумал, что с ума от жажды сошел и вкус перестал чувствовать. Так что, напился от пуза и опять на дно ялика свалился. Укачало волнами – уснул. В общем не знаю как получилось, что я мимо острова Ратманова проплыл, да и Крузенштерна остров тоже как–то миновал ума не приложу…, наверное ночью. Ну, в общем, очнулся я на следующее утро, тошнит – сил нет. Пришлось «отдать дань морю». Толи от воды морской, то ли от похмелья – теперь уже неважно. Только очистил я желудок смотрю - прямо по курсу судно! Вот и спасение! Замахал я руками, заорал во все горло. Смотрю прямо на меня курс держат. Ну все, думаю – спасен. И такая слабость навалилась вдруг. А еще жрать захотел…, ну быка бы съел….
Я кашлянул и несмело вставил:
- Это на бодун всегда так. На жор прибивает. Я вот раз помню – три дня гулеванил…, потом кастрюлю борща один слопал. А ты еще двое суток ничего не ел к тому же. Так что я тебя понимаю.
Жека хмыкнул, потом пожал плечами:
- Не знаю. Все может быть. Я же тогда вообще считай практически не пил. Но как бы там не было. В общем – подходит судно, гляжу не наше, у меня на такие дела глаз наметан. И точно – по-английски шумят, а как на флаг глянул, сразу понял – американцы это. Вот дела…. Штормтрап скинули, спрашивают по-ихнему – сам подняться сможешь? А я тогда в английском не шибко силен был, но понял, что самому надо подниматься на борт. А сил почитай совсем не было, но что делать… - полез. Забрался на палубу к ним. Они в один голос – Раша…, раша…. Ну русский то есть. Я только и сказал – Раша… и упал. Все. Выключился напрочь. Очнулся от запаха. Запах – одуреть. Кто-то из матросов мне миску ухи горячей приволок и хлеба кусок. Ложку рядом положили. И воды кружку здоровую. Я наверное за полминуты все слопал. И воду всю выпил. Вот где счастье – то. А то все за деньгами гонятся. Да не пожри пару дней и не попей, а потом ухи с хлебом, да с водой…. Эээххх…! Ну в общем, тут слабость опять накатила. Прилег - задремал малость. Только не долго спать-то пришлось. Разбудили, давай расспрашивать – кто я, что я, откуда, куда, зачем… в общем весь стандартный набор вопросов. И по-русски ни один гад не понимает. Вот напасть – то! И я по–ихнему так… условно в то время. На уровне школы. Ну, кое-как размаячил, что тоже моряк, что был унесен в море. В общем – чистой воды несчастный случай. Мол, буду признателен если доставят до советского консульства, да домой вернуться бы побыстрее. А ведь в ту пору самый разгар «холодной войны» был. Нас и пограничники перед выходом в море тогда постоянно консультировали, что и как предпринимать если в подобном положении окажемся. Море есть море…. Мало ли что. В общем – не болтать лишнего и требовать советского консула. Ну, они меж собой покурлыкали и отстали. Понял я, что судно в Америку следует. На Аляску. Вот, думаю, повезло… - на холяву в Америке побываю. А там успею и в консульство и назад на Родину…. Только не все так просто оказалось, как я думал.
Прибыли мы в городок Ном. Ну там где люди исчезали … , не слыхал?
Я отрицательно помотал головой:
- Не а. Как исчезали?
- Ну, типа их инопланетяне похищали…. В общем давняя это история. Ну, значит прибыли мы туда, меня сразу к шерифу. Он удивился сперва – первый раз в его практике такой случай, но долго рассусоливать не стал, а закрыл меня в каталажку - до выяснения обстоятельств. Тут репортеришко какой-то вертится. Как только пронюхал про меня? Вот народ пронырливый эти репортеры. Слышу, по-русски кричит, с акцентом правда, но разобрал – почему, мол, страну советов покинули? Почему решили перебраться в штаты? В общем - в предатели меня записал. Во враги народа значит. Типа – перебежчик я. Долго разорялся. А я в ответ ему и сказать ничего не могу. Чистой воды – провокация. Шериф послушал, послушал, да и вышел туда к репортеру этому. Помузюкал там с ним о чем-то, смотрю заводит его ко мне. Да и давай через него расспрашивать меня обо всем…. Ну весь набор этих дурацких вопросов.
Я ему обстоятельно все рассказал все как было, потребовал препроводить меня в советское консульство и побыстрее. А репортер этот помимо шерифа уже отсебятинку погнал. Говорит – не хочу ли я деньжонок заработать мол…. Есть у него знакомые в определенных кругах. И если я буду сотрудничать, и по радио объявлю, что бежал из СССР как из страны – агрессора, то заработаю неплохие деньги. Ну, тут я конечно не выдержал. Перемешал ему по соплям от души. Пока он кровью умывался, шериф на меня ствол направил и наручники хлоп на руки. И за решетку. Вот такие пироги. Репортеришко этот смылся и шериф вышел куда-то, а я сидеть остался. У них там интересно так. Прямо в участке клетка стоит. Тут полицейские за столом сидят, а тут заключенные…, все рядом. В общем лавка в клетке широкая, прилег я, задремал даже. Вдруг слышу шум. Шериф с помощниками какого – то громилу приволок. Здоровый, жирный. Орет на весь участок. Они его дубинками отжарили, что б заткнулся значит и ко мне в клетку закинули. О дела! Ну, привстал я конечно с лавки, чтоб громиле этому прилечь. Крепко они его отдубасили, ничего не скажешь – могут. Свалился он снопом. Ноги подогнул, а я там с краешку и присел. Ночь перекантовались кое - как. Утром нам завтрак принесли. Этот бугай очапался, поел, давай по-своему что-то рассказывать, да только я не понял ни бельмеса. Забрали у нас с ним чашки, да и уехали все кто куда. Мне тогда странным это показалось. По идее должен же кто-то дежурным оставаться. А тут вообще никого. Вдруг дверь раскрывается и входит…, кто бы ты думал…? Девушка. Самая настоящая девушка. В клетчатой рубашке и в джинсах. На поясе нож, что твоя сабля в ножнах. Не скажу, чтобы уж слишком она красавица была писанная, но привлекательная достаточно, что б поглазеть на нее. И фигурка - не так чтобы очень. Довольно средненько все. Конопатенькая, рыженькая такая. Ну, в общем – американка. Зашла она значит и сразу к клетке нашей. Смотрит на амбала и спрашивает – Раша? Ну, русский, то есть. Амбал ей палец средний поднял – фак мол, ю. Ну, иди отсюда по – ихнему…. А она ко мне – Раша? Я сразу подумал, что это корреспондент очередной, пришла агитировать против советской власти. Но куксится не стал, а встаю во весь рост и гордо ей так отвечаю – да, раша…, дальше что? А у неё глаза вспыхнули радостью, смотрит на меня будто на пришельца с другой планеты. А сама шепотом как бы про себя… - раша…, раша…, раша…. Я тут уж грешным делом подумал, что это вольтанутая местная зашла. Ну, знаешь же - в каждом селе или городке есть дурачки или дурочки местные. Ну, вот я и подумал, что это одна из них забрела…, из дурочек таких. А она поозиралась по сторонам, достает из кармана ключ, открывает нашу дверь и к нам в клетку шмыг. Вот так номер! И сразу ко мне. Рассматривает меня, ощупывает всего. Лицо, плечи… ну точно «с гусями» в голове. Я ей – все говорю, ол райт – хорошо значит, не волнуйтесь барышня. Черт их знал тогда, как они к девушкам обращаются, да еще к контуженным. Ну, значит, «успокаиваю» ее как могу, как вдруг влетает шериф с помощником своим и с порога как заорет – Кэйт!!! И по-английски на девушку эту семиэтажными матами. Какого мол рожна ты сюда залезла. Ну, это я по интонации больше догадался. А девчонка – молодец, сама огрызается, не молчит. Тут я тоже вступился – чего говорю, мол, на девушку орешь, дятел? Не видишь что ли – имбецилка она, не ведает что творит. Но тут вообще происходит - Бог знает что. Поднимается тот самый амбал, выхватывает у девчонки кинжал из ножен, саму девчонку хватает в охапку и нож ей к горлу, а сам орет что-то шерифу. Шериф на него пистоль направил и тоже орать. Короче шуму много, ничего не понятно, но амбал все-таки заставил шерифа пистоль опустить. И тут я понимаю, что девчонка эта, не дурочка вовсе, а дочь шерифа! Вот такой коленкор! И тут взяло меня зло. Вот гад! Не любишь ты шерифа, а дочка-то причем. У нас такого никогда не было, чтобы заложников брали, я о таком никогда не слышал, а тут прямо на глазах такое. Тут амбал с этой Кэйт выходит из клетки и к выходу не спеша направляется, а я тоже за ними следом пошел. Иду и думаю, как бы этого горилоподобного заставить девушку отпустить. Вдруг смотрю, на столе у шерифа графин с водой стоит. Массивный такой. Беру его потихоньку, не спеша замахиваюсь и кааак со всей силы бабахну этого гада по голове графином. И что бы ты думал? Этот бабуин как ни в чем не бывало, отпускает девушку, разворачивается и хватает меня за шкирку, потом замахивается и бьет меня этим тесаком прямо в грудь. Ну, башка скажу я тебе – монолит. Я как мог закрылся руками от ножа, частично наручники помогли – задержали удар. Но все равно, на треть где – то лезвие вогнал в грудь козел. Тут шериф с помощником подоспели. Свалили мы его втроем, запинали назад в клетку, тут я смотрю с меня кровища, как с порося на бойне хлещет. Задел все таки венку какую-то - собака серая. Главное - боли никакой, а слабость навалилась несусветная…, ну и бухнулся я с каталок. В глазах сразу потемнело. Слышу, как сквозь вату шум какой-то… потом отключился….
- Это от потери крови, или шок болевой? – спросил я с сочувствием.
Жекина история меня все больше и больше захватывала. И рассказывал он так, что я реально наяву начинал представлять все события произошедшие с ним. Поэтому мой интерес к его приключениям был неподдельный. Он немного поразмыслил и ответил как-то неуверенно:
- А кто его знает…? Понимаешь, Яш, боль была конечно…, но терпимо было.
- Значит от потери крови – констатировал я. – В больницу тебе надо было срочно.
Жека рассмеялся:
-Это само собой…, ты лучше слушай…, что дальше было.
- Ой, извини…, - спохватился я - продолжай конечно.
- Ну, так вот... - выключился я значит и, знаешь - как ножом отрезало…, ни проблем, ни забот…, ничего в общем. Темнота. Тревожная такая темнота какая-то… - болезненная. И выныривал я из нее как то тревожно. Ну как бы то ни было, а спустя какое-то время очнулся я. И сразу вспомнил кто я, что я и где. Ну, понимаешь, некоторые там вспомнить не могут что и как…, а я как на измене какой был. Сразу всплыло в памяти – и лодка, и корабль, и шериф, и баклан этот немытый, который меня ножом пометил. В общем - очнулся я, глаза продрал, подорвался было встать, но не тут-то было – боль на порезе как даст! Так я по - новой и обмяк. Лежал - больше не дергался.
Смотрю только что нахожусь я не в участке, да и на больницу это место мало похоже. Скорее всего в частном доме. На кровати белые простыни, очень теплое одеяло, всюду чисто прибрано. Возле кровати табурет с пузырьками всякими. Но очень скоро все выяснилось. Вбегает девчонка эта американская, Кэйт значит и ко мне сразу. Во все глаза смотрит, потом села рядом по голове и по лицу гладит, а сама воркует по английски что – то. Я разобрал только раша и дарлинг. И таким теплом от нее повеяло, такой добротой…, что не выдержал я, а прослезился даже. Понимаю, что стремно это, а сдержаться не могу… - слезы сами из глаз катятся.
Приподнял голову, говорю ей в ответ – Не раша я, - Женя. Жека меня зовут, Женя – понимаешь? Она рот мне рукой закрыла – Shut up говорит, ну молчи значит, чтоб рану не тревожить. И сама заплакала. Капают мне на лицо слезы ее, а, не поверишь, как огнем жгут. Закрыл я глаза – устал очень. И сразу уснул. Не поверишь - как в омут нырнул. Очнулся в другой раз смотрю - репортер тот… ну которому я фейс попортил. Значит, сидит он тут рядышком со мной, тут же шериф сбоку, а прямо на кровати – Кэйт – девочка моя. Я уже и не скрывал от себя, что влюбился в нее всерьез и, причем - конкретно. И вот увидела она, что я глаза открыл, улыбнулась мне вымученно так сама и отключилась. Напрочь. Шериф подхватил ее на руки и в соседнюю комнату поволок. А репортер отодвинулся от меня на всякий случай и начал вполголоса на ломаном русском языке рассказывать. В общем – я действительно находился не в больнице, а в доме шерифа. Его жена была довольно опытным врачом, чтобы обеспечить мне должный уход. А вот Кэйт …, да Кэйт – она двое суток дежурила возле меня и не отходила ни на секунду. Ничем ее оттащить не могли. – По-моему она влюбилася в ваш и шибка пришибка, - добавил репортер доверительным шепотом. После этих его слов я почувствовал как сердце забухало в груди как набат. Он по-видимому увидел во мне какую-то перемену поэтому обернулся и крикнул: - Джоан! Вошла высокая красивая женщина…. Она без церемоний отодвинула репортеришку в сторону, присела рядом и сразу взяла мою руку, прощупывая пульс. Потом нахмурилась и сказала что-то быстро и длинно на английском. Репортер выслушал и, хмыкнув, стал переводить. В общем - все дело сводилось к тому чтобы я не волновался, а иначе рана откроется и все – death. Ну – кирдык по – нашему. Потом – дальше: Кэйт – это единственная и любимая дочь Джоан и шерифа Билла Прайса, и они очень благодарны мне за ее спасение. Но во избежание некоторых ненужных эксцессов, после выздоровления, мне будет предоставлена вся посильная помощь в скорейшем возвращении домой…. Эта новость меня несказанно обрадовала, но когда я поинтересовался, что это за ненужные эксцессы, которые нужно избежать, Джоан слегка покраснела. Она немного пораскинула в уме и, погрозив кулаком репортеру (видимо, чтобы держал язык за зубами), начала рассказывать. Все дело было в том, что когда Кэйт была еще маленькая, ее нянька – старая эскимоска Наяк гадала ей на костях моржа и предсказала ей, что она выйдет замуж за русского. Их всех очень позабавила эта история, но у Кэйт это гадание переросло в какую-то навязчивую идею. Она росла с этой мыслью о русском муже и даже теперь, когда выросла - отказаться от нее уже не могла. Уже и Наяк давно умерла, а Кэйт всех женихов отвергла и продолжает отвергать, все ждет «своего русского»…. И тут появляюсь я….
Джоан помолчала, потом строго подняла указательный палец – Представляете, говорит, - как на нее повлияло ваше появление здесь…? Отец не подумал и рассказал нам всем о вас. Тогда Кэйт решила, что это сама судьба явилась в вашем образе. Она, не стала откладывать дело в долгий ящик, а просто украла ключи от тюрьмы…. Ну, а дальнейшее вам известно…. Поэтому мы вас настоятельно просим не подавать нашей дочери никаких надежд и поскорее вернуться к себе на Родину…. Кстати - пойду, посмотрю как она там. Ведь она совсем не спала, пока вы не очнулись.
Джоан ободряюще улыбнулась мне, погладила по щеке и, доброжелательно кивнув на прощание, вышла.
Вот так поворот! С одной стороны вроде все правильно – мне как можно быстрее нужно попасть домой…, а с другой…. То, что Кэйт зацепила меня, уже не было никаких сомнений. Но тут было нечто другое чем, скажем, с Мариной…. Совсем другое…. Там, понимаешь…, ну такое…что-то недоступное, как картина в Эрмитаже. Прекрасное, - но моим никогда не будет. А если и будет, то, что с ним делать? А здесь …. Здесь я сразу почувствовал, это – МОЕ. Вернее – не мое, а МОЯ. А я… я – ее. И навсегда. И это - где-то не здесь, но уже решено и записано, и что трепыхаться бесполезно…, и если я ее потеряю сейчас, то никогда в жизни уже не буду счастлив…. Никогда…. Ты понимаешь, Яша… - никогда.
Он вдруг закусил губу и отвернулся к окну. Я тоже молчал, не в силах даже представить, как бы я поступил на месте Жеки. Однако он быстро взял себя в руки, повернулся и продолжил:
- Вот такая дилемма встала передо мной, парень. Любовь или Родина. И что самое смешное – это не громкие слова, а реальный выбор. Ну, тогда я решил вообще ничего не предпринимать, а довериться судьбе – что будет, то будет. Поэтому немного перекусив, я опять уснул. Разбудила меня уже Кэйт. Она гладила меня по руке и смотрела с нежностью и состраданием. Сама выглядела свежей и отдохнувшей. Оказалось, что Джоан добавила мне в лекарство снотворного, и я проспал целые сутки. Это правда, что во сне болеть легче. Я почувствовал улучшение и, поднявшись с помощью Кэйт, самостоятельно добрался до туалета. Потом таким же макаром я сел с ними за общий стол обедать. Чудные они там все. Представляешь - на полном серьезе взялись за руки, помолились и только потом начали есть. Я сначала думал, что они специально так сделали, чтобы меня развеселить. Но потом понял, что это у них там все по серьезному. Пока ели, Кэйт с меня глаз не сводила, как и я с нее. Вот тут – то, за столом я и понял как влип. Мне нравилось в ней все: И ее волосы золотым водопадом спадающие на плечи, и брови милыми полукружьями выделявшиеся на лице, и глаза…, бездонные - словно Тихий океан, и ее губы… нежные и прекрасные, и руки… - такие милые руки. А улыбка…, а ресницы…. Да что там…. А ее голос, которым она так легко говорила эти непонятные английские слова. А поворот головы в солнечном луче на этом громадном словно трон стуле. А ее шея. Нежная такая…, беззащитная шея. Она словно была создана для поцелуев и неги. И горлышко ее так трогательно дрожало, когда она звонко смеялась или говорила что-нибудь….
И чем больше я смотрел на нее, тем больше «тонул». Теперь – то я наверняка понимал, что нужно возвращаться домой…, но сознавая, что я навсегда теряю Кэйт я испытывал муки куда как более сильные чем моя рана. Сердце буквально рвалось на части и я реально ничего не мог с собой поделать. Но там, сидя за столом рядом с ней… я, конечно же, не показывал вида, какие чувства обуревают мной. Нечеловеческим усилием воли я подавил в себе всякие чувства и продолжал есть, слушая их неторопливую непонятную беседу. Но тут за столом произошло нечто…. Сначала явился репортер, ну тот самый. Его пригласили к столу. Он поблагодарил и сел рядом со мной. Потом, мало-помалу, репортер вступил в беседу, а потом Кэйт через него начала уже беседовать со мной. Она спросила - как мне у них нравится. Как мне понравились ее родители. Нравиться ли мне их американская еда. И что я думаю о ней лично. Джоан поморщилась и мягко напомнила дочери, что мне еще рановато много болтать. Но я успокоил ее. Сказал, что мне намного лучше, а у них мне очень нравится, но …. Словом – в гостях хорошо, но надо бы и домой возвращаться и желательно побыстрее…. Это заключение мне далось с огромным трудом. Я видел как Кэйт вся вспыхнула и отчаянно заморгала, а Джоан едва заметно кивнула мне. Что же касается шерифа, то у него вообще ни один мускул на лице не дрогнул, словно речь шла не о судьбе его дочери, а о цене на морковку где – нибудь в Канаде. Вот выдержка – я понимаю.
Возникла неловкая пауза. Кэйт крепко зажмурилась, потом видимо решившись, встала со своего стула и подошла ко мне. Она присела рядом со мной на корточки, взяла мои руки в свои и, глядя мне прямо в глаза, начала что-то быстро говорить. Я моргнул и отвел взгляд и тут же увидел, как сразу покраснела Джоан, а репортер сжался весь, будто от ужаса. Один шериф с непроницаемым лицом продолжал жевать стейк, словно вообще не слышал - о чем говорит дочь.
Я повернулся к репортеру, ожидая перевода, но тот беспомощно смотрел на Джоан и молчал. Кэйт повернулась к матери и … губы ее дрогнули. Знаешь…, ну - вот-вот заплачет. Джоан глубоко вздохнула и кивнула репортеру. Тот кивнул в ответ и повернулся ко мне:
- Значит так. Китти очень любит своих родителей…. А они очень любят ее…. И они сделают все, чтобы она была счастлива. И вот сейчас она объявила, что любит… вас. И просит … вас остаться здесь навсегда… и … и … взять ее в жены. Она прекрасно знает, что ее родители не будут препятствовать ее счастью. И все дело только в вашем согласии. Если вы согласитесь…, то сделаете ее самой счастливой девушкой в мире. Ну а если нет…. Тут ничего не поделаешь. Она поймет. Но жизнь ее на этом закончится. Сразу. Поэтому она ждет от вас ответа. А от себя я добавлю, что давно знаю Кэйт. И она действительно добивается всего, чего хочет. Я не могу вам ничего советовать, но я вас умоляю… - не убивайте ее…, пожалуйста.
Я вздрогнул. Вот так номер! Но как же ее мать? Ведь она же против нашего брака. Я посмотрел на Джоан. Она напряглась как будто перед прыжком. Было видно, что она мучительно обдумывает какое принять решение. И что это ей дается с огромным трудом. Мне даже стало жаль ее на мгновение. Но вот она расслабилась и обреченно кивнула мне. Кивнула утвердительно и закрыла лицо руками. Сердце мое бухнуло и поскакало в аллюр три креста. Тут и рана заболела некстати. Пока я в себя приходил, Кэйт взяла меня за руку и говорит:
- You'll stay with me. Dear. Tell the truth. 1.
И тут представляешь…. Я ее понял…! Без репортера этого понял. Сам. Я вскочил, обнял ее и ответил:
- Да, любимая…. Я останусь с тобой…. Останусь навсегда. И это правда.
Она все поняла по моей интонации и, не ожидая перевода, радостно взвизгнула и повисла у меня на шее….
Жека вдруг замолчал и начал вглядываться в окно. Я поинтересовался:
- Что там?
Он помолчал, но потом, указывая в окно пальцем, прямо на дорогу прошептал:
- Ничего не видишь?
Я проследил в этом направлении и вдруг увидел какой – то всполох. Словно полярное сияние озарило стену снега. Но в наших-то широтах, какое может быть к черту полярное сияние. Да еще в такой буран. Мы начали пристально вглядываться и вдруг увидели новый всполох, а затем всполохи стали все чаще и чаще. И стало понятно, что это свет от фар какой-то машины, которая ехала нам навстречу. Я подивился Жекиному чутью, который заметил свет задолго до меня. Но долго восторгаться было некогда. Я быстро застегнул «аляску», накинул шапку и выскочил на улицу.
Буран немного стих, но все равно задувало не по-детски. Из кромешной тьмы выползало чудовище с огненными глазами впереди. Это был К-701 «Кировец». Большой трактор – богатырь, которым пробивали дорогу от переметов. Я обрадовался, выбежал ему навстречу и замахал руками. Водитель заметил меня и остановил трактор.
1. Ты же останешься со мной. Любимый. Скажи правду.
Я, превозмогая порывы бешеного ветра, полез к нему в кабину. Это был молодой незнакомый мне парень. Очевидно с района. Он ободряюще подмигнул мне:
- Привет! Давно загораешь?
- Да часа полтора уже. Поможешь?
- Помогу, конечно. Не вопрос. Я там проковырял – дорога есть. Лети, пока не замело.
- Спасибо, брат! Ну, я за тросом?
- Делай! На раз вытащу….
Мы с Жекой зацепили трос за мою машину и парень на «Кировце» действительно легко вытащил ее. Я поблагодарил его и ободренные мы снова тронулись в путь. Теперь главное было не съехать в обочину. Поэтому я вел очень осторожно. Жека смотрел край дороги по правой стороне и в случае моего неосторожного заезда поправлял меня. Так не спеша мы и добрались до места. В деревне ветер был значительно слабее чем в степи и дорогу было отлично видно, поэтому дальше я вел уже без помощи Жеки. Он откинулся на сиденье и, закрыв глаза, дремал. А мне было жутко интересно, чем закончилась история его любви к этой американке… - Кэйт. Я несколько раз неуверенно кашлянул и решился зайти издалека:
- Слушай, Жек.
Тот вздрогнул и открыл глаза:
- Чего тебе?
- А ты вообще куда шел? Ну, у кого остановиться хотел?
- Я-то? – Он на секунду задумался… - А ты меня, Яков Михайлович, у вокзала высадил бы, а там я уж как-нибудь на автобусах доберусь уже. Сам.
Я сначала подумал, что он шутит, поэтому расхохотался в полный голос. Потом посмотрел на его недоуменное лицо и решил прояснить ситуацию:
- Понимаешь, Жека…, в такую пору автовокзал здесь закрывают…. Ночь все-таки. А это не город, а проходное село, хоть и трасса федерального значения. Так что вокзал отпадает…. Кроме вокзала - тебе есть у кого остановиться?
Жека нахмурился и после некоторого раздумья произнес:
- Был у меня в этих краях корешок…. Только не знаю точно…, тут он нынче или нет…. Там за центром высадишь меня…, попробую отыскать.
Я скептически усмехнулся:
- Ага…. Он будет всю ночь корешка своего искать…, а я теперь думай – чем вся эта история закончилась.
Жека недоуменно приподнял брови:
- Какая еще история? Из снега вроде удачно выбрались.
Я хмыкнул:
- Хм…. Из снега-то понятно выбрались…, а твоя история… с этой…, ну с Кэйт…, думаешь, я теперь усну спокойно?
Жека грустно улыбнулся:
- Да ничего там дальше интересного и не было. Там вкратце, короче….
Но тут я его перебил:
- Подожди, подожди…. Стоп!
- Что случилось? Сам же попросил продолжения….
- Ну не так же… - вкратце…. Значит так: идти тебе все равно некуда, поэтому поехали со мной к моей теще. Тетка она мировая. Сейчас ее на фунфырик раскрутим, а там за бутылочкой и расскажешь, что да как…. Хорошо…? Или спать завалимся? А утром потом дорасскажешь. А…? Как?
Жека рассмеялся:
- Да ничего там интересного и не было…. Ну, ладно. Под фунфырик-то чего не потрепаться. Это я раньше не пил. Сейчас-то не откажусь. Уговорил… - посидим. Расскажу я тебе свою историю, Яша. Глянулся ты мне что ли…. Все – рули к теще….
Амалия Андреевна – мама моей супруги долго охала, слушая наши злоключения. Пока я стягивал с себя полушубок и куртку «аляску», Жека скинул свое пальтишонко и уже пожимал руку моей теще – знакомился. Узнав что Жека чуть не погиб, она сокрушенно покачала головой и сама пригласила его на ночлег. Я даже и сказать ничего не успел. Амалия Андреевна была немного неповоротлива, но это не помешало ей «с быстротой молнии» накрыть на стол и приготовить на ночлег в гостиной диван с раскладушкой. К картошке с салом был выставлен и пол-литровый бутылек с водкой. Все, таки мировая у меня теща - тут ничего не скажешь. Я пригласил ее посидеть с нами, но она отказалась, мотивируя тем, что итак уже поздно, а ей завтра вставать ни свет, ни заря на ферму к телятам своим. Но нам она разрешила сидеть хоть до утра, только не шуметь. И тихим пингвинчиком уковыляла к себе в дальнюю комнату. Мы со стариком долго чваниться не стали, а накинулись на снедь, будто неделю сидели в подвале на одной воде. Видимо сказывалось нервное потрясение подаренное бураном в степи. Ну как бы – то не было, а за ужином и за бутылочкой мало – помалу Жека продолжил свой рассказ. Выпив вторую стопку, он занюхал ее куском черного хлеба и как бы вспомнив о нашем разговоре спросил:
- Так на чем я там, Яков Михайлович остановился? Помнишь?
Я сразу же откликнулся:
- Конечно! Ты согласился остаться. И жениться на Кэйт.
Жека грустно улыбнулся:
- Жениться…. Да…. Именно жениться…. Ну так вот…. Обнялись мы с ней, и с этого момента началось самое счастливое время в моей жизни. Кэйт от меня буквально ни на шаг не отходила. Мы вместе гуляли, рыбачили, ездили куда-то. Она учила меня английскому и каждую ночь приходила ко мне…. Казалось бы – вот оно счастье! Но не все так просто, как мы с ней думали. Оказалось что волокиты у американцев в тысячу раз больше чем у нас. Во-первых - я без документов не мог на ней жениться. Во- вторых - сделать документы было совсем не просто, даже со связями ее отца. Меня по их законам просто не было. Кто я? Откуда? Я должен был в то время (холодная война на дворе) просить политического убежища как перебежчик тогда бы вообще проблем не было бы. НО…. Но … любовь любовью, а честь…. Ты не думай Яша, что я такой вот весь из себя чистоплюй, разбрасывающийся громкими словами - про честь, про Родину…, про совесть. Я никогда бы не стал стучать на своих. Не смог бы просто…. И грязью поливать…, даже во имя любви - понимаешь?
Я кивнул:
- Понимаю, конечно. Ты не отвлекайся…. Рассказывай дальше.
- Дальше…? Ну а что дальше…? Выздоравливать я стал ускоренными тепами спасибо Кэйт. Катюше…, как я ее называл. Мама ее - Джоан меня полюбила как сына - это было видно. Лечила меня как родного. А шериф…. Он меня по-настоящему начал уважать именно тогда, когда я наотрез отказался просить политического убежища как диссидент. С тех пор он относился ко мне как к равному. И даже обнял меня при всех. Кэйт говорила, что это признак того, что я свой. Это меня конечно порадовало, но нужно было искать какой-то выход из создавшегося положения. И Билл – папа Кэйт его нашел.
Жека налил нам еще по полстопки, но пить не стал, а продолжил:
- Кстати, звали меня там все по имени, только на английский манер – Джоном. А я быстро привык – Джон так Джон. На этот счет даже и не заморачивался никогда….
Я опрокинул стопку и, закусив, спросил:
- А какой выход-то батя Кэйт нашел…? Ну, тебе с документами?
Жека тоже выпил и немного помолчав, продолжил:
- Выход-то? А простой выход. Он по связям своим пробил и нашел своего старого друга. Они в Корее вместе воевали. А тот друг его не - то генерал уже был не - то адмирал… - в армии, короче, шишка. Ну, он ему и подсказал выход. В общем - нужно мне было в армии у них отслужить. А там, как его друг меня туда устроит - дело десятое. А потом и жениться можно и паспорт, и гражданство, и «море, и белый пароход». Хорошо, что у них в Америке год всего служат. Я вот дома три года «пыхтел». Ну, думаю что такое год? Ни о чем. Ох, и наивный же я был тогдааа…. В общем - дал согласие. Билл говорит - другого от меня и не ожидал. Съездил куда-то, перетер с кем-то, и забрали меня служить в американскую армию.
Ранение мое к тому времени уже полностью затянулось. Здоровьишко восстановил. Медкомиссия у них там, Яша, шибко серьезная. Гоняли меня конкретно. Осматривали всего – от кончиков волос до кончиков ногтей на ногах. Ну как бы то ни было, а комиссию эту я прошел и попал служить в морскую пехоту - в третий батальон девятого полка.
Я тогда обрадовался – морская пехота, родная стихия. Все-таки – моряк, не тяп-ляп. Но видимо рано радовался. В общем, выдали мне «Райфл», ну это так винтовка М-16 правильно называется. И начал я служить. Не скажу, что б очень трудно было. Подготовка армейская все-таки была и очень даже неплохая. А вот пацанятам американским доставалось. Многие не выдерживали – ломались. Это в фильмах сейчас показывают, что американцы все спортсмены и супермены. На самом деле – талый народец. Есть, конечно, и у них нормальные мужики типа Билла шерифа или сержанта нашего (о гонял нас скотина), но основная масса хлипковата, да и трусовата пожалуй. Но мало-помалу матерели и эти пацаны. Я там помогал многим. Не хвалясь, скажу - семерых человек удержал от самострела. Хочешь – верь, хочешь не верь. Хотя самому, пожалуй, самое трудное было – незнание языка. Но со временем и язык пришел. Понимаешь, как-то незаметно стал я замечать, что понимаю их всех. Представляешь. А потом сам и говорить начал. Письма от Кэйт которые складывал и хранил в тайне - читать начал. По слогам правда, с помощью друзей, но…. Я даже ей написал два раза сам, представляешь….
А вообще, по большому счету, их армия от нашей ничем не отличается. У них разве что дедовщины поменьше. Да кормят получше. А так - все как у нас. Друг друга все только по кличкам называют. Только сержанты по фамилиям. Ну, это им так положено по уставу. Меня прозвали Горгона. Вот даже наколку по-дурости сделал, - Жека протянул мне руку. Видишь буква G? Ну вот. Только это не главное, Яша. А главное то, что дослужил я до весны и забросили наш батальон… во Вьетнам.
Я чуть не поперхнулся:
- Кудаааа?
Жека усмехнулся:
- Да, во Вьетнам…, как сейчас помню. Высадились мы в районе Дананга 8-го марта 1965-го года. И начались мои боевые будни. Ох и жуткое это дело - война, Яша…. Вообще нам говорили, что никаких боевых действий не будет. Что авиация разбомбит всех партизан, а наша работа будет заключаться в том, что … ну грубо – собирать трупы. Ох и самоуверенность эта чванливая американских генералов. Они забыли, что на войне пули летят с обеих сторон. И какое бы преимущество у нас не было в силе, а будут и с нашей стороны – и погибшие и раненые. Уж что-что, а воевать вьетнамцы умели…. И ой как умели. Такое ощущение было, что со всех сторон пальба идет. По нам пальба…, понимаешь? И сам тоже палишь во все стороны, орешь - что в голову придет, а там – попал, не попал – не важно. Воюешь…. Сколько пацанят даром полегло…. А сколько вьетнамцев…. И тех, и других жалко. Но война есть война. И случилось так, Яша, что пробыл я там не год, а чуть больше. Оставили меня инструктором по стрельбе. Молодняк обучал на базе. На боевые тоже вылетал. Но честно говоря – тошнило меня от этой войны. И во вьетнамцев-то я стрелял только что б меня они не пристрелили. Там так – либо ты, либо тебя. Но мирное население пальцем не трогал, да и своим не позволял. Правда. И так до июля 66-го года….
Жека замолчал. Он некоторое время просто сидел, смотря в одну точку, потом налил себе полстопки водки, выпил и, не закусывая, продолжил:
- Примерно через месяц я получил письмо….
Он опять замолчал, разлил остатки водки по стопкам и, не ожидая меня, не чокаясь, выпил свою. Потом медленно опустил ее на стол, прикрыл глаза рукой и о чем–то крепко задумался. Я не стал торопить его и просто ждал, когда он соберется с мыслями. Жека молчал. Я уже подумал, что он задремал, как он отнял руку от лица и не спеша, словно нехотя, стал опять рассказывать:
- Пришло, значит мне письмо…, туда…- во Вьетнам. В штатах я около десяти писем получил, а во Вьетнаме это было первое письмо. Странно, почему до этого не писали. В Сайгон тогда почту из штатов регулярно доставляли. Письмо было от Билла - от тестя будущего значит. Я удивился - почему он мне написал, а не Кэйт. Но выяснить это я не успел – погнали на завтрак. А со столовой прямым ходом тревога. Вооружаемся и в бой. На вертушки погрузились и в район Лонгтана. Это там…,- он махнул рукой, - восточнее Сайгона. Там австралийцы - пацанята в котел попали, 11 взвод, роты D, 6 батальона, Королевского австралийского полка. Ну, мы к ним на подмогу и помчались…. В вертолете-то я письмо и прочел….
Он глубоко вздохнул:
- Выпить больше ничего нет?
Я прижал указательный палец к губам:
- Тщщщ…. Сейчас посмотрю. Подожди.
Жека кивнул. Я осторожно прошел в кухню и открыл холодильник. Там в прохладной глубине между колбасой и двумя тепличными помидорами лежала запотелая поллитровка водки. Я потихоньку достал ее и вернулся в комнату. Жека грустно улыбнулся и протянул мне обе стопки….
Когда мы выпили, Жека без предисловий продолжил рассказ:
- Значит, прочитал я письмо в вертолете…. Прочитал…. А писал мне Билл вот о чем. Ты помнишь, я рассказывал, что там преступник был гориллоподобный? Ну, который меня ножом ткнул? Ну, так вот…. Он с тюрьмы, каким – то образом, сбежал и…. И нашел Кэйт…. Он убил ее…. Убил сразу… с одного удара…. Шерифу мстил сволота. Сломал шею девочке моей…. Катюше моей ненаглядной…. И умерло у меня сердце там. Сразу. Прямо в вертолете. Мне в бой через пару минут, а в глазах темнота. Злость душит – сил нет. И ноги почему-то отнялись на время. Лейтенант уже загоготал – Go! Go! Go! Went forward faster!!! Вперед, значит, пошли быстрее. Парни уже наружу выпрыгивают, а я встать не могу, представляешь? В общем нечеловеческим усилием поднялся и на полусогнутых выпадаю с вертолета и на землю со всего маха. И тут накрыло нас минометами. Я в сторону отполз, слезы из глаз катятся не вижу ни черта и тут еще дождь начался, да такой, что реально с ног сбивает. Представляешь что такое тропический дождь? Ну, так вот. Успокоился я немного, огляделся. Вертолету нашему хана пришла. И пацаны – кто где. Слышу свисток. Лейтенант собирает всех. Ну, сбились мы в кучу кое-как. Раненых собрали, за вертушку затащили в укрытие. Одного санитара с ними оставили, а сами вперед пошли – австралийцев выручать. Ноги мои «вернулись», так что шел я ходко, не тормозил больше. Но если с ногами все в порядке стало, то душа… - улетела душа… и не возвращалась больше. Забрала ее Катюша моя с собой на небушко. Навсегда…. Билл еще писал, что я могу вернуться к ним, как сын и они примут меня. А если захочу, то он домой меня переправит. В общем – как захочу, так и будет. А гориллу ту… он пристрелил. Всю обойму всадил в него. И подох он как пес. Но мне от этого легче не стало. Перекрутил я письмо это еще раз в голове и опять таять начал. Хорошо в дождь такой слез на лице не видно. Ну, да ладно….
Он глубоко вздохнул, а у меня почему-то в ушах зазвенело. Так жалко стало его подругу. Вот она жизнь настоящая - похлеще любого кино. И Жеку тоже жаль, вот ведь судьбинушка – матушка как выворачивает. Не пойму, толи водка виновата, толи еще что, а расчувствовался я не по-детски. Даже чуть тоже слезу не пустил. А старик дыхание перевел и продолжил:
- Тут дождик сбавил напор. Значит вьетнамцы опять минометами работать счас начнут. Лейтенант это знал, поэтому подгонять всех взялся, а я…, а я, Яша…, вдруг осознал…, что не хочу больше жить. Ни секунды не хочу – понимаешь? Тут засвистело кругом, забабахало. Ребята все вповалку попадали вместе с лейтенантом – залегли кто где. А я один бросился вперед…. Туда…- на пули…, на мины…, на небо. К ней… к Кэйт….
Бегу и, представляешь, ни один осколок, ни одна пуля не задели даже. Рядом свистят, жужжат, а все мимо. О чудеса. До ложбинки какой-то добегаю, смотрю - вьетнамка с тремя ребятишками. Как наседка обхватила их и смотрит на небо с ужасом. А прямо над головой осколки как пчелы летают. Я к ней. Она меня увидела, так у нее глаза вообще квадратными стали от страха. А я подбежал к ней и сверху плюхнулся. Накрыл их всех собой. И только я это сделал, как земля подпрыгнула и такой удар раздался, что я подумал, что в нас молния попала. Спину мне опалило – жуть. Хорошо плащ прикрыл. А потом вонь эта пошла бензиновая. Тут я понял, что напалмом жечь начали американцы. Но как же так, тут же свои высадились…. И тут я осознаю, что они и своих и чужих выжгут и все – шито-крыто. Война все спишет. Такие гады вот. Поднимаюсь во весь рост, плащ снимаю и вьетнамке его отдаю. Сам рукой показал вдоль впадины – беги, говорю, мать туда. Молись Будде своему, авось спасет. Посмотрела она на меня удивленно так, но мешкать не стала. Ребятам своим что-то курлыкнула по-ихнему, накрыла их плащом и чесанули они по логу в сторону от войны. А я «Райфл» перехватил наперевес, повернулся туда, откуда минометы работали, и пошел… навстречу смерти.
Поднимаюсь на горку, а вокруг никого. И выстрелов не слышно. Авиация четко сработала. Хорошо еще нас только краешком зацепили. Напалм – страшная штука. Только как они успели прилететь – ума не приложу. Ведь ливень только кончился, а они уже здесь. Скорее всего я под аффектом находился, а в таком состоянии, говорят время летит и не замечаешь. Но в то время я об этом даже и не думал. Я просто шел вперед, а сам вспоминал - как мы с Катюшей ездили на Юкон рыбачить. Лосося там море. Или как на Мак-Кинли поднимались. И о чем бы я ни думал, все мысли неизменно возвращались к ней. Я и внимания не обращал на то, что остался совсем один. И даже не подумал - куда делись все остальные. А просто шел и шел вперед.
Тут вижу - до каких- то окопчиков дошел. Батюшки - святы! А кругом одни убитые. Ребята австралийцы, с вьетнамцами вперемешку. Досталось им по полной программе. И тем и другим. Это потом в учебниках писали, что австралийцы одержали победу при Лонгтане…. Одержали – да. Но какой ценой…. Жуть…. Смотрю - смерть ходит прямо по труппам ухмыляется. Заорал я тогда на нее по-русски, да с матюгами. Какого, кричу, хрена - не нажрешься никак! Мало тебе Катюши моей, сюда приперлась ребятишек столько захапала. Ну, что – довольна теперь!? Почему меня не берешь!? А она расхохоталась, жутко так, по щеке меня похлопала - и растаяла. А я головой потряс, в себя пришел…. Сел там, на бруствере, среди них…- погибших, и завыл в голос. Все, что накипело…, все из себя выплеснул. Полностью.
Я не выдержал:
- А какая она из себя?
Жека недоуменно посмотрел на меня:
- Кто – она?
- Ну, она… - смерть.
Жека глянул как-то исподлобья и недовольно буркнул:
- Тебе-то это зачем?
Я смутился:
- Ну, так просто…. Для себя…. Как она выглядит-то хоть?
Старик грустно усмехнулся:
- Когда увидишь – сразу узнаешь. Поверь…. Ни с чем не спутаешь. Это правда. Сколько раз она мне в глаза заглядывала. И лица у нее нет…, а смотрит – насквозь прожигает…. Ты лучше о жизни думай, парень. Рано тебе еще умирать…. На чем я там остановился?
- Как ты на окопе сел и закричал.
- А…, ну да…. Значит так, - только я замолк, вдруг слышу стон. Тут где-то неподалеку. Вскочил я и пошел осматривать всех в той стороне. Об опасности и не думаю вовсе, кричу – есть, мол, кто живой. Смотрю – копошится один, землею присыпанный. Ну, подбежал…, раскопал его. На божий свет выдернул…. Смотрю – молодой совсем парнишка. Грязный весь. В копоти какой-то. В лицо копоть въелась, губы потрескались - кровоточат. Я свою флягу с водой отстегиваю - и поить его. Он пару глотков сделал, в себя пришел, и осмысливать начал происходящее. Слышу, шепчет что-то хрипло. Я ухо к его рту приложил, а он - I saw hell…. I saw hell…. I saw hell…. В общем – я видел ад или был в аду, что-то в этом роде. Ну, нет, думаю – тебя-то паренек я костлявой не отдам. Сам сорок раз подохну, а тебя вытащу. И пусть хоть камни с неба падают. А ты будешь жить…, не будь я Женькой Пресовым на свете этом белом.
Я осмотрел его на предмет повреждений, и меня охватило отчаяние. Одна нога его оказалась не то сломана, не то подвернута. Плюнул я в сердцах и пошел по округе рыскать. Нашел какие-то палки, вырезал ножом подходящие, наложил шину ему на ногу. Он окончательно в себя пришел. На живот перевернулся и пополз куда-то. Сам кричит. Да не кричит даже, а как ягненок блеет. Я сначала не понял, что за звук такой, а потом дошло – плачет он так. Выпугался бедняга до крайней точки. Поймал я его. Упал рядом. Голову к груди своей прижал, успокаиваю - как могу. Не бойся, говорю, вытащу я тебя. Только не дергайся - помогай мне. Он вроде как понял. Успокоился немного. Вырезал я ему костылик подходящий, руку его через шею свою перекинул, сориентировался примерно, где вертушка наша плюхнулась и поковыляли. Радист координаты разбитого вертолета должен был передать. Помощь туда прибудет….
Жека налил еще по стопке:
- Давай-ка, Яков Михалыч…, вздрогнем.
Я кивнул:
- Давай, конечно….
Выпили. Старик опять «ушел в себя». Из полуприкрытых век выступила влага. Он словно заново проживал эти жуткие моменты того ужасного дня. Я терпеливо ждал. Но вот он собрался с мыслями, вытер слезы и, глядя куда-то в пол, продолжил:
- В общем, худо-бедно…, а дошли мы, Яша…. Дошли…. Только… - зря мы вообще шли…. Я еще по пути все удивлялся – где же ребята? Неужели эвакуировались уже? Ведь вообще никого. Нигде. Да только подумал об этом как увидел их…. Всех…. Почти там же где они залегли. Всех… до единого…. Ни одного живого…. Понимаешь, Яшка…? Ни одного…. И Гарри Чемберлен – Дакота, и Саймон Трейси – Джинджир, и лейтенант Бобби Смит – Ягуар…. Все….
Жека лихорадочно налил себе еще стопку и, не дожидаясь меня, судорожно выпил. Затем не закусывая он занюхал водку рукавом и продолжил рассказ:
- Потемнело у меня в глазах, Яша. Пацаны ведь зеленые. Как и этот стручок, которого я на себе волок. Для чего их матери рожали – мучились? Что б они вот так в Богом забытом Вьетнаме как собаки безродные полегли? Да будь прокляты все войны на всех планетах вселенной. Долго я в себя приходил. Парнишка этот – австралиец скулит что-то на плече у меня. А я как в ступор впал, так и выйти никак не могу из него. Сначала Кэйт, потом напалм, потом погибший взвод австралийской гвардии, потом наш взвод. Все это навалилось враз и показалось на мгновение, что не по плечам мне ноша эта. Эх, думаю, была – не была, – М-16 под нижнюю челюсть и … здорово, братва! Я с вами… в рай….
Только решил, да тут опять парнишка этот заскулил. Вспомнил я про него и как будто в себя пришел. Как же так - я ж его спасти пообещался, а сам…. Нет, говорю себе, Жека…, не дело это – стреляться, когда человеку твоя помощь нужна. Взял себя в руки. Башкой помотал, наваждение стряхнул с себя - и дальше потащил парня - к вертолету….
Подумал – если рация на вертушке уцелела, то вызвать эвакуацию будет несложно. Но - человек предполагает, а Бог располагает…. Вот уже и вертолет вдалеке показался. Смотрю – движение около него полным ходом. Ну, думаю - вот и спасение. Замахал рукой, закричал, что мы здесь…. Вижу - группа солдат от вертушки отделилась и к нам помчалась. Остановился я – дух перевожу, а те ребятки все ближе и ближе к нам…. И тут до меня доходит – мать честная! Ведь это же вьетконговцы! Бегут к нам…, а сами с автоматов в нас целятся. Кстати, почти у всех наши автоматы АК-47. Я до этого всегда удивлялся – откуда они их берут? Не знал тогда, что СССР усиленную помощь оказывает Вьетнаму. И оружием… и специалистами. Слышу, вьетконговцы уже верещат что-то по-своему. Вот тут я осознаю, что сейчас нам обоим и придет хана. Был бы один, не задумываясь бы принял бой – тут без вариантов. Пал бы бесславной смертью храбрых. К этому я был уже конкретно готов. Но вот австралийца губить - это ни к чему. Поэтому нужно попытаться спасти его. За секунду прокрутил несколько вариантов в голове, и выбрал самый, на мой взгляд, эффективный. Паренька этого с себя снимаю, выхожу вперед, закрываю его собой, винтовку на землю бросаю, руки в стороны и вверх. А вьетнамцы все ближе… и ближе…, и ближе….
Жека судорожно вздохнул, взял соленый огурец, да так и не откусив, продолжил:
- Налетели как саранча. Кричат - T; b; th;ng kh;n !! Ну, в смысле – сдавайся гад! А один с лету как даст мне магазином «калашникова» под дых. Я, понятно, согнулся, но австралийского парнишку прикрываю, что б ему меньше тычков досталось. Ну, скрутили они нас и к вертолету потащили. Парню совсем плохо пришлось. Взвыл он не по человечески когда его подгонять взялись. Вырвался я тогда, подхватил паренька и сам потащил. Вьетнамцы сначала прикладами меня приласкали, потом остыли немного – разрешили его нести. Сообразили, что лучше меня в этом деле использовать. Поэтому и не пристрелили его сразу. Я его взвалил себе на плечи и пошел. Умотал он меня – жуть. А идти надо. В общем – дошли кое-как. Смотрю - машины стоят типа джипов без верха. Кинули нас в один такой джип и помчались по джунглям, по бездорожью прям. Мне мешок какой-то на голову напялили, что б значит, не видел - куда едем. Тут после дождя тропического итак испарения – дышать нечем, а они еще мешок на голову…. Представляешь? Я в этом мешке чуть коньки не отбросил. Даже сознание потерял….
Сколько нас везли - не скажу, только очнулся я от хлопков каких-то. Как будто в ладоши хлопают. Потом сообразил, что это меня хлопали по щекам. Глаза разлепил, вижу - вьетнамец надо мной, в чувство меня приводит. Увидел, что я очнулся, прокурлыкал на своем языке что-то. Чувствую - схватили меня несколько рук, потащили куда-то. А я - не то что сопротивляться, но и даже слова сказать не могу. А они много и не разговаривали. Дотащили меня до какой-то ямы и бултых туда. Сверху решетку из бамбуковых палок приладили и ушли. А я только в этой яме и очапался….
Жека замолчал. Он вытер рукавом пот со лба и грустно улыбнулся:
- Вот такие, брат Яша, дела….
Я же недоуменно нахмурился:
- Подожди. А как же тот паренек…? Ну - австралиец….
- Это Клайв Рупперт – то…? Да – Клайв Рупперт…- так его звали. Ну как? Так же как и я. Там же – в этой яме он оказался. Но попозже его ко мне закинули. Они ему ногу осматривали. Перебинтовали даже. Я тогда не понял ничего. Обычно вьетнамцы с пленными не церемонятся. Нам рассказывали…. Ранен - не ранен, не важно. Подыхай. А вот Клайву ногу подделали немного. Но потом, позже я узнал почему…. Эх, Яша…. Это была самая большая радость в моей жизни….
- Да что случилось – то?
- Погоди… - не гони…. Сейчас….
Жека набулькал мне полстопки водки, потом немного подумал и долил до полной. Такую же процедуру он проделал и со своей стопкой. Но пить не торопился, а глубоко вздохнув, продолжил рассказывать:
- Я потом в каком-то фильме видел, как пленные американцы во Вьетнаме в подобных ямах сидят. Яма водой наполнена, там пиявки все время с тебя кровь сосут. Не знаю…. Может где в других местах так оно и было, но не в моем случае. Яма действительно сырая была после дождя. На дне лужа…. Но находиться месяцами по шею в воде…. По-моему – это фантазии режиссеров. Дня через два – три, максимум четыре – или коньки отбросишь, или с ума сойдешь. Это я тебе со всей ответственностью заявляю.
- Да я что…? Я прикидываю – если три дня в речке просидеть…. Понятно – хана придет.
- Ну, вот и я про то же. На самом деле яма неглубокая. Во весь рост не выпрямишься. Я попробовал решетку приподнять, да где там…. И сломать не вариант – бамбук прочнее кости. Если попробовать грызть по ночам…. Смысла нет. Бежать-то куда…? Пока я так размышлял, решетка поднялась, тут мне на голову и скинули Клайва Рупперта.
Жека взял свою стопку, осушил ее и, не закусывая, заговорил снова:
- Он уже совсем в себя пришел. Даже разговаривать начал более – менее осмысленно. Пока я ему местечко посуше отыскал, да приладил лечь, он рассказал, что его чуть – было не расстреляли. Из-за ноги якобы. Один вьетнамец все на ногу его показывал и кричал что-то…, ну по смыслу…- зачем, мол, с калекой возиться и все порывался пристрелить Рупперта. Другие тоже вроде поддержали его, но тут из хижины одной вышел человек какой-то и приказал всем замолчать. Когда они заткнулись, человек осмотрел ногу Клайва и ушел. Через некоторое время пришли двое в белых халатах и обработали ногу. Даже сделали обезболивающий укол. После этого его бросили ко мне в яму. Что это был за человек, Рупперт не знал, но точно не азиат. Я успокоил его и сказал, что ему неслыханно повезло. Так как вьетконговцы с пленными не очень-то церемонятся. А тут раненый. Так что лучше ему успокоиться и поспать. Хотя какой тут к чертям сон…. Однако, Клайв послушался меня и прикрыл глаза. Через минуту он уже похрапывал. А я…. Я попытался, насколько позволяла решетка, выглянуть наружу.
Но ничего интересного я не увидел. Верхушки деревьев, да траву. Да небо - очистившееся от туч…. Присел я в другой угол ямы и задумался…. И о чем бы я, Яша, не думал…, все мысли к ней возвращались…. Все.
- К Кэйт?
Жека кивнул:
- Да, к ней…. К Катеньке моей. И знаешь… я до сих пор, как вспомню ее….
Жека прикрыл лицо руками. Я молча выпил. Потом разлил оставшуюся водку по стопкам. Жека вытер слезы, посмотрел на стопки, но пить не стал. Он угрюмо покачал головой:
- Расчувствовался…. Ну, надо же…. Бывает…. Ну что ж – надо дальше двигаться…. А дальше было вот что, Яша. Просидели мы весь день, а вечером слышу шаги… – идет кто-то. Выглянул через решетку…. Смотрю - солдат идет с автоматом, а с ним женщина какая-то. У женщины в руках мешочек с кувшином. Еду, значит, с водой несут. Подошли. Солдат решетку откинул, а женщина наклонилась и узелок этот подает мне с кувшином вместе. Глянул я на нее и онемел. Раньше думал, что все вьетнамцы и вьетнамки на одно лицо, а тут узнал ее сразу, представляешь…. Это была та самая вьетнамка, которую я с детьми своим телом от напалма в овраге прикрывал. Вот так номер! Обрадовался я почему-то. Словно родню увидел. Подмигиваю ей и, неожиданно для себя по-русски вдруг спрашиваю – Как, мол, дела, мать? Детишки-то живы? Сама как выбралась? Здорова ли? Рупперт внимания никакого не обратил на это дело – на еду сразу накинулся, а у вьетнамки в очередной раз глаза как у филинёнка стали и не скажешь, что узкоглазая. Вижу, что и она меня узнала. А удивилась видимо, что я не по-английски с ней заговорил. Ну, я поблагодарил ее за хлеб – соль, присел рядом с Клайвом и тоже за еду принялся. Вьетнамка та рядом с ямой присела и глазенок вылупленных с меня ни сводит. А солдат на нас автомат как направил, так и застыл как дерево. Ну, поели мы, водички попили, поблагодарил я вьетнамку, а солдат как рыкнет – решетку на место и ушли.
Рупперт опять про Австралию взялся рассказывать. Он как проснулся днем, так все про Родину свою и говорил. И о том, что ни жалеет ни о чем, что на войну подался. Он там дома был сыном одного миллионера. Богатый наследничек. И он мог вообще этой войны избежать. Но он сбежал из дома и пошел добровольцем. И хоть ему пришлось пройти сквозь ад, он бы в другой раз, не задумываясь, поступил точно так же. Пошел бы на войну во имя идеалов. Когда я его спросил – во имя каких идеалов он сражался, он весь вспыхнул и начал что-то горячо доказывать об идеалах демократии и прочую билеберду. А когда я спросил - чем его нахождение в яме помогает демократии Австралии, он не нашелся что ответить. И чем больше я задавал вопросов, тем больше он путался и просто не знал, что возразить. Тогда он обозвал меня коммунистом и врагом демократии, и поинтересовался, что я делаю на этой войне. Я ответил, что не знаю и на этом наш разговор закончился. Он надулся как бурундук и отвернулся в свой угол. Но мало-помалу Клайв поостыл и поблагодарил меня за спасение. Еще он уверил меня, что если нам посчастливится выбраться из плена, он в долгу не останется и отблагодарит меня как родного брата. Я посмеялся про себя. Выбраться из вьетнамского плена было немыслимо. Но вслух я уверил Рупперта, что мы обязательно выберемся, и что мне не нужно от него никаких благодарностей. Главное выжить и вернуть его домой родителям. Мы потом еще много о чем говорили, но тут опять послышались шаги….
Это были вьетнамцы. Трое. Они без церемоний вытащили меня из ямы и, тыча в спину стволами, повели к крайней хижине. Я успел крикнуть Рупперту, что б он держался молодцом и не боялся ничего, но долго разглагольствовать мне не дали. Прикладом к спине приложили так, что я поперхнулся сразу…. Пока отдышался, хижина показалась, к которой меня тащили. Ну, думаю – на допрос ведут…. Вот дела…. И вот фокус-то в чем. К смерти я как-то внутренне приготовился и настроен был на самое худшее, а вот как себя на допросе вести – об этом я даже и не думал. Ну, а что они в принципе у меня могли узнать? Номер части или состав взвода? Так взвод весь полег. Весь до единого человека. Так что, много я им не расскажу, как ни крути. А если контуженным прикинуться…? Тогда и пристрелить могут. Надо прикидываться, да только простачком…. Хотя какой из меня простачок, если на мне сержантские погоны. Я ж к тому времени уже сержантом стать умудрился. А в американской армии, сержантами кого попало не назначают. Вот влип – думаю. Ну, чему быть…. Жаль только Рупперта вытащить не удалось. Эх…! Такая злость на меня напала от безысходности. Ну, думаю…, я еще под занавес отмочу номерок. Двоих – троих с собой утащу в преисподнюю, а получится, то и больше. Ну, правда - разозлился шибко. Тем временем меня к хижине подвели. Она у них там, что-то типа штаба была. Часовые на входе стоят. Морды узкоглазые…, злые. Прокурлыкали что-то друг дружке, часовые обшманали меня с ног до головы и, грозя стволами, впихнули внутрь….
Жека замолчал и посмотрел на стопки:
- Это последняя водка?
Я кивнул:
- Последняя.
Жека покачал головой:
- Ну и хватит. И так хорошо, правда?
Я согласился:
- Да нормально…. Главное – тепло.
Старик рассмеялся:
- Ну да – это не на трассе….
Он поднял свою стопку и, чокнувшись со мной, медленно и, как бы смакуя, выпил. Потом осторожно поставил ее на стол и, закусив салом, без предисловий продолжил:
- Зашел я в штаб, значит…. Смотрю – стол стоит, на нем карты какие-то, по углам лежанки, а за столом на стульях сидят два вьетконговца больших чинов и два европейца в военной форме, но без знаков различия. Молодые парни…, ну может чуть постарше меня. Когда я вошел, они все прекратили разговор, который вели очень оживленно и с интересом уставились на меня. Один из европейцев - белобрысый здоровый парняга поднялся со своего стула и подошел ко мне. Он взял меня за руку и, глядя прямо в глаза, вдруг по-русски спросил: – Ты русский язык, откуда знаешь? Представляешь! И таким теплом от него вдруг повеяло, таким родным, что дошло до меня – наш…. И тот второй тоже…, тоже наш… русский. И веришь – нет, у меня самого язык отнялся, ноги ослабли, слезы из глаз сами по себе покатились. Бухнулся я на колени, а сам только и могу выдавить из себя – братцы…, братцы…, братцы…. Руки тяну, хватаю белобрысого за руки, жму их…, хочу сразу все рассказать, а сам только – братцы…, братцы…. И слезами захлебываюсь. Вот радость-то была…- не передать. Тут вьетконговец за столом что-то крикнул, вбежали часовые и сразу накинулись на меня. Но второй парень, который за столом сидел…, темненький такой, вдруг как крикнет что-то по-вьетнамски. Часовые сразу от меня отстали. А парень встал и подошел к нам. Они вместе с белобрысым подняли меня на ноги и, дотащив до лежанки, усадили на нее. Потом темненький что-то длинно произнес по-вьетнамски и очень вежливо поклонился вьетконговцам. Те с непроницаемыми лицами поднялись и, наклонив головы, вышли вместе с часовыми на улицу. Белобрысый протянул мне пиалу с водой. Я выпил, немного успокоился и взял себя в руки. Тогда темненький садится рядом и спрашивает – пришел, мол, в себя? Я киваю – пришел конечно. Он мне – говорить можешь? Я – само собой. Кто вы, спрашиваю, откуда здесь? Они переглянулись, усмехнулись, потом белобрысый и говорит – а нас здесь и нет, парень. И быть не может. Ты разве не знаешь, что Вьетнам без посторонней помощи борется с агрессором. А вот что ты здесь делаешь, да еще в форме американского сержанта – это вопрос. Кто ты? Что ты? И так далее….
Ну, отдышался я – в себя пришел, волнение унял кое-как и рассказал им все. Все-все: от - родился, крестился, до того момента как меня сюда приволокли. Всю правду-матку. И как в штаты попал, и как влюбился, и как сюда, во Вьетнам, меня судьба определила…. В общем - ничего ни утаил.
Слушали они меня, Яша, разинув рты. Ни сойти с места. Белобрысый (Слава его звали) то и дело прерывал меня, переспрашивал часто, словно пытался подловить на слове. А темненький (Толя) напротив, слушал не перебивая и очень внимательно. И взгляд с меня ни на секунду не сводил, словно прощупывал насквозь. А когда я закончил, Толя встал и, качая головой, сказал Славе:
- Дааа, много всего повидал…, но тут…. - он развел руками – представляешь, как их стали в ЦРУ готовить. Видал…, и главное правдоподобно-то как. Он даже город Рубцовск называет «Рубцовка». Его так только местные называют…. Ну или кто неподалеку живет. Я думаю - в контрразведку надо поскорее этого субчика.
Тут у меня окончательно шарики за ролики заехали. Вижу - не верят они мне. Да и честно говоря, я бы сам тоже ни за что не поверил. Но ведь это правда…. Это же все я лично пережил…. А они меня за диверсанта приняли. Вот как тут быть?
Тут Слава этого Толю спрашивает:
- А ты сам, откуда знаешь – как этот город называется?
А Толя ему отвечает:
- Да я сам из тех мест родом. Из Змеиногорска – города.
Представляешь! Вскочил я с этого топчана, подбегаю к Толе, сгребаю его в охапку – обнимаю словно брата родного…, а сам… сам…, опять слезами задыхаюсь….
- Земеля, говорю, братишка ты мой родной…, да какой же я диверсант, мать-перемать…. Ну ты сам-то подумай…. Зачем такие сложности? Ну, допустим – подготовили меня как шпиона, так зачем меня в СССР через Вьетнам-то отправлять, где меня в любой момент убить могут. Включи, говорю, голову. Не проще бы меня через границу закинуть – сразу? Ну…, подумай.
Толя освободился от моих объятий, поразмыслил некоторое время, потом переглянувшись со Славой, произнес:
- А ведь и верно… к чему…? Это-то и подозрительно – какое у тебя на самом деле задание? Отвечай лучше правду.
Тут я не выдержал, психанул и с трехэтажными матюгами как зарядил:
- Вы что, говорю, тудыт-расстудыт…, совсем отупели что ли? Да я в твоем Змеиногорске, если хочешь знать был! Мы с героем вашим на встречу ездили – ты его знать должен. Павел Кузьмич Коршунов – герой Великой Отечественной войны. У вас там под горой еще район строится – экспедиция называются. И автошколу ДОСААФ строить собираются… или построили уже. Ну, ты сам прикинь – где так лазутчиков готовят…? А про свой город я тебе вообще, что хошь расскажу – спрашивай. И про Владивосток, и про Чукотку…. Спрашивай, не стесняйся.
Толя покачал головой:
- А ведь и правда, Слав – наш это.... Бывший…. Но завербованный на сто процентов. Хотя… - зачем его действительно во Вьетнам отправили…, земелю? Как думаешь?
Слава пожал плечами:
- А знаешь, говорит – я ему почему-то верю. Ну, не может с одним человеком столько всего произойти…. Никак не может. Поэтому и верю. Не врет он, Толя. Никак не врет. Да и любовь….
Толя скривился:
- Сентиментальный идиот. Какая еще любовь? Ага - поехал на войну, чтобы жениться…. И невеста погибает…. Ну, хорошо, допустим…. И что теперь? Дальше воевать?
Слава поднял руки, словно сдавался и примирительно произнес:
- Ну, хорошо…, хорошо…. Погоди, не кипятись. Давай так. Допустим, что все, что он рассказывает правда. Что тогда делать? К стенке его? За то, что пьяного в море унесло? Или - что в американку влюбился? Или - что? Наш же… - свой.
У меня после этих его слов слезы сами собой из глаз брызнули. А Толя наморщил лоб…, подумал некоторое время и, как бы, через силу произнес:
- Ну, хорошо. Допустим, что все, что он рассказывает - правда. Это что значит? А это значит, что нужно послать запрос. И в часть – где он служил. И по месту жительства. И туда, откуда он исчез…. Если все подтвердится, то тогда и будем думать – что предпринять. А пока…. Пока мы можем только перевести его в другое место содержания. И то….
- Что, и то…?
- Понимаешь, Женя, или как там тебя… - это не наша война. И нас здесь официально – нет. Ну, постараемся мы, пока ответ придет, помягче тебе режим содержания сделать…. Большего не обещаю.
Я обрадовался:
- Да больше ничего не надо, ребят. Только со мной парнишка… - австралиец… раненый. Его бы тоже куда нибудь, если получится.
Слава хмыкнул:
- С австралийцем сложнее будет. Мы его когда перевязывали, много нареканий выслушали от вьетнамских товарищей. Сам понимаешь – война. Если хочешь быть с ним рядом, оставайтесь там же, но мы что нибудь попробуем предпринять. Так что не обессудь….
Я только руками развел:
- Да все в порядке, ребят. С ним я и останусь….
На том и порешили. Отвели меня назад к Рупперту в яму. Правда два тюка соломы рисовой скинули, что бы было на чем спать. В других ямах, я думаю, таких подарков не полагалось. Еду приносили два раза в сутки - утром и вечером. Та самая вьетнамка приносила. Звали ее Лиен Нгуен. Не то лотос, не то кувшинка – если на наш язык перевести. Но я в такие подробности не вдавался. А просто ждал – когда придет ответ на запрос. Иногда приходил Толя. Спрашивал, что-то по делу и тут же уходил. Сильно долго не разглагольствовал. А мне так не хватало общения с ними…, с нашими…. Но приходилось довольствоваться тем, что было. Рупперт удивлялся и все допытывался – кто это приходил. Но я отшучивался, что это добрый дух. Тем более что Толя приносил Рупперту таблетки. Так продолжалось примерно с неделю. А потом случилось то, о чем я вспоминаю с содроганием….
Было еще совсем темно, когда раздался первый взрыв. Мы подскочили, не понимая – что происходит. Но в следующую секунду взрыв повторился, и…- началось…. Я раньше думал, что побывал в настоящем аду при прошлой бомбардировке, когда я вытащил Рупперта, но оказалось, что это был детский лепет, по сравнению с тем, что выпало нам на головы в тот злополучный день. Канонада не утихала ни на секунду. Нас с Руппертом мотало в нашей яме как двух тараканов в спичечном коробке, который озорник – мальчишка специально трясет, чтобы вытрясти из этих тараканов кишки. До меня дошло, что бомбили специально этот квадрат, где находился лагерь. Снаряды рвались совсем рядом с нами, так что мы даже сказать ничего не могли друг другу, а просто, упав на самое дно ямы, обхватили головы и сжались в комок как ежики. Самое страшное было то, что время остановилось на месте и ни сдвигалось, ни на секунду. Все тело скрутило будто судорогой. И только одна мысль – вот сейчас…, вот сейчас…, никак не давала покоя. Но потом, спустя какое-то время, не знаю каким образом, но в мозгу раздалось нечто вроде щелчка. И после вот этого щелчка страх вдруг ушел сам собой. Тело расслабилось. И стало почему-то совсем безразлично все. То есть – абсолютно. И взрывы…. И война…. И Рупперт…. И даже… - Кэйт. Тупое какое-то безразличие напало. Совсем. Осталось одно недоумение – а что я, собственно, тут делаю? Что я тут вообще забыл? Да и кто я вообще? Я посмотрел на свои руки. Вот мои руки…, на каждой по пять пальцев. Они сгибаются и разгибаются…. Чо к чему?
Я поднялся на ноги и, упершись головой в решетку…, расхохотался. Не знаю, как сходят с ума, но соображал я отчетливо и ясно. Только по непонятной причине меня почему – то разобрал приступ какого-то безудержного веселья. Меня смешило буквально все: и Рупперт, скрючены на дне ямы, словно поросячий хвост, и комья земли, залетавшие в яму от разрывов, как куски навоза из-под хвоста бегемота и то, что меня подкидывает от сотрясения земли, будто зеленого жука…. Почему зеленого… - я не знал. Я только орал что-то дикое и хохотал как ненормальный. Это продолжалось довольно долго. Я охрип и совершенно выбился из сил. И даже не понял, что все закончилось. Просто внезапно перестало трясти и наступила такая тишина, до боли в ушах. Вот тогда я стек по стенке на дно ямы и отключился. Не знаю – потерял ли я сознание или просто уснул, но из небытия меня выдернул пронзительный крик Рупперта. Я пришел в себя и сразу все понял - Рупперт кричал кому-то конкретно. И этот кто-то здесь, поблизости. И тут же в подтверждение моих догадок я услышал крик. Кричали по-английски. Искали тех, кто остался в живых. Тогда мы с Руппертом закричали в ответ вместе. Но я смог только хрипеть, поэтому засвистел изо всех сил. Уж что-что, а свистеть я в молодости умел….
Спустя некоторое время, нас уже вытаскивали из нашего «домика». Это были ребята из интендантского резервного полка. Оказывается - в этом лагере была не одна наша яма. Кроме нас на свет божий были извлечены еще девять человек. Остальные погибли.
Нас встречали как настоящих героев. Были и слезы и объятия и торжествующие выкрики. Перед тем как погрузится на вертушку, я прошел среди убитых вьетнамцев, которых выковыривали из-под завалов и складывали в рядок солдаты. Но сколько я не искал, ни Толи, ни Славы среди них не обнаружил. Слезы застилали мне глаза. Все планы – попасть домой, были разрушены словно спичечная горка. Оставалось теперь просто расслабиться и довериться судьбе. Как говорится – плыть по течению…. И только тут я понял – как устал. Сейчас это называют – депрессия. А тогда я этого не знал. Просто устал и все. Навалилась апатия на все. Я механически садился в вертушку, механически что-то ел, вяло и нескладно отвечал на вопросы. И хотел только одного – чтобы от меня все отстали. Молодой лейтенант, сопровождавший нас видимо догадался что со мной происходит, поэтому он оградил меня от всех назойливых расспросов и вместе с Руппертом направил прямехонько в госпиталь. Клайву сразу принялись спасать ногу, а мной занялся психиатр. Я подумал, что он начнет расспрашивать о боях, о потерях ребят и приготовился отвечать как можно грубее. Мол – пока ты тут крысень тыловая жировал, ТАМ пацаны кишками своими землю удобряли. И все в том же духе. Но врач ничего такого и не спрашивал вовсе. Он мягко поинтересовался могу ли я отвечать на вопросы и когда я с нескрываемым раздражением кивнул, он начал расспрашивать, что является лучшей наживкой на лосося – муха или клочок медвежьей шерсти. Он, видите - ли, поспорил с приятелем, что лучше мухи приманки вообще быть не может. И если я рыбак, то должен это знать. Я сначала вообще ничего не понял – причем тут рыбалка какая-то, потом догадался, что врач видать тоже контуженный сам и мне стало его даже жаль. Я вспомнил, как мы с Кэйт душили лосося на Юконе и, собравшись мыслями, поведал доктору, что если рыбачишь внахлест, то тогда конечно – лучше мухи и быть не может. Ну а если на кукан или подбичу, то и шерсть медвежья пойдет и даже золотинка от любой конфеты. Да и вообще - если рыбы море, она хоть на что будет хватать.
Так незаметно, я отвлекся от гнета темных мыслей и самозабвенно стал рассказывать, как ловить не только лосося, но и карася и карпа. И вообще у нас получилась очень увлекательная беседа о рыбалке…. Видимо этот доктор хорошо знал свое дело. Я и сам не понял, как захотел перекусить чего-нибудь. А ведь были мысли, что я больше никогда ничего не захочу….
Жека прекратил рассказ и с мягкой иронией спросил меня:
- Ты, однако, Яков Михайлович, спать хочешь? Давай, наверное, укладывайся. А утром я тебе дорасскажу все. История-то долгая получилась. А тебе завтра еще в обратный путь ехать.
Я отрицательно мотнул головой:
- Нет. Я спать не хочу. Если ты устал, то конечно – давай поспим.
Жека улыбнулся:
- Да ничего я не устал. Я подумал – ты хочешь спать.
Я сморщился:
- Не придумывай…. Давай рассказывай…. Что там дальше было…?
- Дальше? Ну что дальше…. Дальше-то все и было.
Покушал я, значит. И пошел Клайва по госпиталю искать…. Нашел в одной палате, его как раз после операции привезли. Наркоз с него еще не отошел. Поэтому разговаривать с ним было бессмысленно. Но кроме меня там у него в палате находился еще один мужик в белом халате. Представительный такой дядька. Разговорились с ним. Это оказался отец Клайва – Уильям Рупперт. Ему уже сообщили, что сын погиб, и он сходил с ума, как потом пришло известие, что среди погибших при Лонгтане - трупа его сына не обнаружено. И Уильям воспрял духом. Он решил ждать хоть до окончания войны. Но без сына домой не возвращаться. И вот тут появляемся мы…. И сын его Клайв живой, хоть и раненый. Я не знаю, что Рупперт напел своему отцу про меня перед операцией, но Уильям когда узнал кто я такой, наверное, с полчаса не выпускал меня из объятий. Он сбивчиво рассказал, что Клайв его единственный сын и наследник и все в том же роде. И что он Уильям за спасение сына жалует мне, чуть ли не полцарства…. Ну, в переносном смысле конечно…. Тем временем мне принесли документы. На демобилизацию. Потом о присвоении наград и так далее…. Была там и справка, по которой я мог получить американский паспорт и ненужное мне уже гражданство. Все документы были упакованы в красивую кожаную сумку. Подарок соединенных штатов своим героям….
Уильям пригласил меня на свой самолет (да, да…, у него есть свой личный самолет), отметить в неофициальной обстановке наше с Клайвом спасение. Мне стало любопытно и я согласился. Мы приехали на аэродром в джипе полковника Джерома. Который с любезностью предоставил Уильяму свою машину. Следом за нами привезли Клайва. Его комиссовали без вопросов. Уильяму даже не пришлось прибегать к помощи своих друзей – американских сенаторов. Клайв еще спал, когда его со всеми предосторожностями внесли в самолет. Я осторожно похлопал его по плечу – держись, мол, братишка. Уильям открыл бутылку виски и налил полные до краев стаканы. Я попробовал протестовать, так как спиртное для меня еще оставалось ахиллесовой пятой, но тот даже и слушать не стал. За спасение, значит за спасение! Я махнул рукой и выпил. Потом выпил еще. И еще….
Очнулся я в кресле. Была ночь. Тускло, в полнакала, горела розовая лампочка. Мерно гудел двигатель. Я приподнялся и на ватных ногах двинулся по салону. Мне навстречу вышел молодой парень в форме летчика. Он улыбнулся и поинтересовался, ни хочу ли я чего? Пить, есть, в туалет…. Я помотал головой и поинтересовался - мы в воздухе или мне так кажется? Парень подтвердил, что в воздухе.
- И куда же мы летим? – спросил я у него.
Он посмеялся как над хорошей шуткой и ответил:
- Как куда…? В Австралию конечно….
Я похолодел и плюхнулся опять в кресло. Такого я себе, даже и представить не мог….
Я не выдержал и рассмеялся:
- Ничего себе…, мотануло тебя. И что…, прямо в Австралию долетели?
Жека улыбнулся:
- Вот представь себе. Прямо в Австралию…. Долетели, конечно. У них в Австралии отличные пилоты. Садились раз куда-то на дозаправку, но я не помню куда. Не - то на Филиппины, не – то в Малайзию…. Не скажу сейчас. Виски глушили всю дорогу. Но прибыли в Австралию в город Сидней. Нас там уже машина ждала. И сразу же повезли нас за город, на ранчо «Регина». Там у Руппертов были конюшни и прочая живность.
Ну, брат Яша…, скажу тебе как на духу - пожил я как миллионер. Ни сойти с места. Представляешь – с утра до вечера отдыхаешь. Или купаешься, или в поло играешь, или просто ешь от безделья. Или путешествуешь по континенту. Я там всего повидал. И кенгуру и коала, и дикую собаку Динго, и утконоса и ехидну…. Какой только гадости на Земле нету. И даже с аборигенами встречался - с настоящими. А на самом ранчо, когда узнали - что именно я спас Клайва и на себе его по джунглям тащил, и что в яме свою долю еды с ним делил, и вообще... - со мной и в самом деле, как с королем начали обходиться. Клайва тут все очень любили. И домочадцы и прислуга. Он был очень добрый и душевный парень. И главное – очень щедрый. И вообще никого из слуг не наказывал… никогда. Вот в благодарность за это они и меня чуть ли не на руках носили. Мне было очень неудобно от такого обхождения. Не привык я, Яша, к такому отношению к себе. И вообще вскоре такая праздная жизнь начала меня немного утомлять. Вот – представь себе. Не мое это… правда… - праздновать. Все вокруг чем-то занимались. И сам Уильям - если не был в разъездах, то все время в своем кабинете что-то считал или писал. Клайв тоже не филонил. Помимо специальных упражнений для ноги он еще восстановился в своем университете и постоянно занимался. Через полтора месяца реабилитации после войны, он засел за книги, чтобы нагнать упущенное. Один я, как «почетный родственник» слонялся по ранчо и никто меня ни в чем не мог упрекнуть. Однако некоторое время спустя, я сам начинал помогать садовнику в саду или конюху в конюшне. Пока эту помощь не увидел Уильям и мягко не пожурил конюха, что не пристало гостю этого делать, так как я – особый гость. И напрасно я возражал, что мне не трудно помогать прислуге. Уильям даже и слышать ничего не хотел. Он только благожелательно улыбался мне и все повторял: – Отдыхайте, отдыхайте, мистер Прайс. Вы так много сделали для нашей семьи….
Мне и в самом деле становилось не по себе, и я уже подумывал, как навинтить оттуда. Но вот куда? В штатах мне однозначно было делать нечего. Но вот как попасть в Союз, да еще с Австралии – это было вообще - нечто. Поэтому я решил не дергаться, а погостить еще немного…. Но вскоре все разрешилось само собой….
Один раз я немного приболел и не смог поехать с Клайвом в Сидней, за новыми книгами. Рупперт огорчился таким обстоятельством, но потом вызвал мне врача и укатил один. Приехавший врач немного посетовал на то, что неосторожно пить в жаркий полдень ледяной лимонад. Он оставил таблетки, какие – то микстуры, написал предписание – что когда принимать и тоже покинул меня…. Я уж было собирался выпить лекарство, да и завалиться спать, но тут неожиданно ко мне в комнату вошел Уильям. Он сиял словно серебряный полтинник. Таким радостным я его не видел со времен Вьетнама, когда он нашел сына…. Он поинтересовался моим здоровьем, огорчился, что Клайва нет дома и, не скрывая ликования, вывалил на меня радостную новость:
- Понимаешь, Джон, в чем дело…. В общем - у Клайва в Америке есть невеста…. Но она там вбила себе в голову невесть что…, а именно – полюбила другого. Ну, там все сложно было. Клайв, в большей части от этого всего, я думаю и сбежал на войну. Хотя ни единым словом, ни с кем об этом даже не обмолвился. Но родители девушки - мудрые люди. Они каким-то образом отделались от того жениха. Не знаю, как им это удалось, но все закончилось славно…. И она вроде уже пережила тот разрыв, и снова пересмотрела свое отношение к моему сыну. Ты же сам понимаешь, что значит первая любовь…. Ну вот. Час назад я получил телеграмму, что она прилетает сюда к Клайву и завтра утром уже будет здесь. Представляешь, Джон, как я счастлив.
Я от всей души поздравил его. А Клайв - то, Клайв…. От - тихоня… а? И ведь ни слова, ни о какой девушке…. Я рассмеялся вместе с Уильямом и, не скрывая радости за друга, спросил:
- Мистер Уильям, а как зовут избранницу нашего Клайва?
Уильям снова расхохотался:
- Представляешь, какое совпадение, Джон…. Она твоя однофамилица. У нее тоже фамилия – Прайс.
Я весь похолодел, а Уильям, как ни в чем не бывало, продолжал:
- А зовут ее… - Кэйт.
Он еще что-то говорил, но я больше не слышал его…. В глазах у меня потемнело…, и я ….
Я вздрогнул и весь напрягся:
- Не может быыыть….
Жека посмотрел на мою физиономию и весело рассмеялся. А я, прокручивая в голове весь его рассказ, наконец – то свел все воедино:
- Так вот почему она перестала тебе писать, как только ты оказался во Вьетнаме. Они соврали ей, что ты погиб. Тут козе понятно. И потом – зная твой характер…. Ну, что ты не вернешься назад…, соврали тебе, что она погибла…. Ну, что ж… - грамотно…, хоть и бесчеловечно. Вот гады. Ну и что дальше было…? Ты ее встретил…? А Рупперт как…?
Жека как-то странно посмотрел на меня и, притворно зевая, произнес:
Слушай, Яша…, а давай – ка завалимся спать. Утро все ж вечера мудренее. Утром расскажу все до конца….
Я мотнул головой:
- Да ты что! Какой теперь мне сон? Рассказывай, давай…! Или спать сильно хочешь…?
Жека кивнул и словно через силу выдавил:
- Хочу…. Сильно….
Я сморщился от огорчения, но возражать не стал:
- Ну, хорошо…. Давай… поспим. Только утром… это… не забудь.
Он грустно усмехнулся:
- Да, о чем речь! Само собой….
Я уложил Жеку на диван, а сам расположился на раскладушке. Мне поначалу казалось, что от таких новостей я долго не усну. Но не успела моя голова коснуться подушки, как я тут же очутился в каких- то зарослях….
Я сидел, пригнувшись, и чего-то напряженно ожидал. Я знал, что сейчас вот-вот начнется…. Но что начнется - мне было неведомо. Еще я твердо знал, что вон за теми кустами лежит Клайв Рупперт с перебитой ногой и мне надо - край голове вытащить его, во что бы то ни стало. Но еще мне было известно, что пока ЭТО не начнется, мне нельзя было даже встать. Так что я сидел, скрючившись под кустом как суслик, прячущийся от пустельги. Подошла теща с тарелкой в руках. Она принесла мне супчик, чтобы я поел, так как, по-видимому, уже очень долго находился под этим кустом. Но она забыла хлеб и горчицу, поэтому я накричал на нее. Она обиделась и расплескала весь суп. Я, спохватившись, начал извиняться перед ней, объясняя, что должен вытащить Рупперта, а она тут без горчицы. И это, вообще ни в какие ворота не лезет. Она надула губы, поставила тарелку на кочку и ушла. Я хотел перекусить, но выяснилось, что теща ко всему прочему забыла еще и ложку. Когда я понял, что попал в безвыходное положение, то вдруг увидел своего коллегу Коляна, который на пеньке от старой ивы играл с Жекой в зарики. Тут я почувствовал, что «началось»…. Поэтому вскочив, сразу же бросился за кусты. Но там никого не оказалось. Я подумал, что теща уже сама уволокла Клайва куда следует и подошел к играющим. Жека подмигнул мне и спросил, кого я потерял. Когда я начал объяснять – что, да почему…, он расхохотался и, показывая на Коляна пальцем, заявил, что тот и есть Рупперт. И тут я вспомнил, что действительно – Колян был сыном миллионера и приехал к нам из Австралии. Просто об этом как-то не принято было говорить. Но то, что в прошлом его звали Клайвом, я не знал. Я хотел уж было, пропесочить его как следует за то, что у него отец миллионер, а он ходит вечно и клянчит у всех деньги на водку, но не успел…. Колян показал мне на стоящий рядом мотоцикл «Урал» и сказал, чтобы я пулей летел - наводить телке пойло на овсяной дробленке. Я вспомнил, что телка эта, стоявшая в сарае со вчерашнего утра, еще не поена, поэтому вскочив на мотоцикл, сразу помчался выполнять указания Коляна. Но мотоцикл ехал еле – еле, поэтому я подталкивал его ногами от земли. Но мне все время мешали деревья, которые росли прямо на дороге и я понял – пока я не надену кирзовые сапоги, то никогда не доберусь до сарая. Сапоги стояли тут же у обочины и были почему-то разными. Но, не смотря на это, я натянул их и….
Проснулся я внезапно. Теща уже затопила печь и, по-видимому, уже ушла на ферму. В печи уютно трещали дрова. Приятно тянуло теплом. Разлепив глаза, я потряс головой, прогоняя остатки сна. Безбожно хотелось пить. Я рывком поднялся и, скинув ноги на пол, сел на раскладушке. За окном уже разливалась приятная синева. Это рассвет прогонял сумрак бесконечной зимней ночи. Стараясь не разбудить Жеку, я на цыпочках подошел к столику и обнаружил на нем целую трехлитровую банку капустного рассола. Да ниспошлют Боги моей теще здоровья на долгие годы…! Ополовинив банку и приглушив этот сжигающий пожар жажды, я повернулся к дивану, чтобы предложить рассола Жеке и замер…. Диван был аккуратно заправлен…. Жеки не было. Он ушел…, ушел и унес с собой свою, так и не законченную историю….
В плохом настроении я медленно натянул на себя одежду и вышел в заваленную снегом улицу. На душе было некомфортно. Так бывает всегда, когда остается какое-нибудь незаконченное дело. Но как бы то ни было, а нужно было откапывать заметенный горбыль, грузить его в «Газон» и возвращаться домой. Я медленно дошел до машины и остолбенел…. Кузов был под завязку загружен горбылем и старыми досками. Рядом с машиной, у колеса, сидел Жека и отдыхал. Я обрадовался ему как родному и, подивившись, что он один загрузил весь кузов, немного укорил его:
- Ты чего меня не разбудил? Зачем один-то работал?
Жека улыбнулся:
- Да какая ж это работа? Так – косточки размял…. Я, вообще – то проснулся - в туалет захотел. А тут мама твоя вторая колготится с печкой. Ну, я помог ей немного. Пока печку растапливал, сон и разогнал. Она мне показала – какие доски забирать, а сама на работу ушла. Ну и я не стал заходить. Откопал их, да закидал в кузов, а тут и ты появился. Все теперь – можешь со спокойной душой домой ехать.
В порыве добрых чувств я обнял Жеку:
- Пошли, давай, в дом – перекусим чего – нибудь.
Тот только дух перевел:
- Пошли….
На кухне мы нашли накрытый снедью стол, заботливо прикрытый газетой. Умывшись у старомодного умывальника, мы накинулись на еду и некоторое время только мычали и урчали от удовольствия, жуя жареную картошку с мясом.
Насытившись, мы опять перебрались в гостиную и, атаковав диван, отдыхали после завтрака. Я не стал долго ходить вокруг да около, а спросил у Жеки напрямую:
- А вообще, у тебя какие планы? И что ты вообще в наших краях потерял? Скажешь? Или секрет?
Жека помолчал, словно обдумывая ответ, поковырял спичкой в зубах и так же не спеша ответил:
- Понимаешь, Яша…. В общем - дело такое…. Значит - встретился я как-то недавно с хлопцем одним в поезде случайно. Я тогда работу искал и ездил кое - куда. Ну, так вот – парнишка мне этот и накинул идейку…. Говорит – тут, в ваших краях, в селе Гороховском - рабочие требуются на стройку. И зарплата вроде как неплохая. Вот я и добираюсь туда. Подзаработаю на билет до Чукотки, да и мотану туда. Сейчас по старым вкладам деньги возвращать стали. Представляешь, сколько у меня там набежало…! А повезет…, я потом и в штаты еще слетаю. Слышал я, что там ветеранам Вьетнама неплохие денежки платят. Прикинь, если все документы поднять….
Я задумчиво кивнул:
- Неплохой план. Только зачем тебе в Гороховку ехать, кошару эту вонючую строить? Там, как я точно знаю – сроду с зарплатой кидалово. Вот и бегут люди оттуда. А хлопец этот твой просто тебя разыграл. Сто процентов тебе говорю. Или замануху нарисовал, и процент свой получает как вербовщик. Так что…, давай-ка вместо этой шняги, поехали лучше к нам. Сейчас, через месяц начнем кирпичный завод готовить к сезону. Слесарить сможешь? Для твоих лет слесарем самое то работать. А потом сезон отработаешь и реальные деньги получишь. Вот тогда и рванешь, куда тебе душа пожелает. Первое время у меня поживешь. А потом там, в вагончике неплохо. Приезжие живут – супер просто. Ну как? Договорились? Устроится я помогу. Не вопрос.
Жека опять задумался…, но думал недолго. Он прищурил левый глаз, словно подсчитывал что – то, потом махнул рукой:
-Аааа…, где наша не пропадала…. Если приглашаешь – поедем. Мне только на дорогу подзаработать, да на – пожрать, а там….
Я вздохнул:
- Ну, слава Богам! Значит - сейчас передохнем, да ко мне сразу и поедем. Кстати…, чем там у тебя эта история-то закончилась? Ну…, с… Кэйт.
Жека грустно улыбнулся. Он устало зажмурился и с силой растер ладонями лицо. Потом, покачав головой, спросил:
- Тебе правда - все это интересно?
Я чуть не поперхнулся:
- А как же! Конечно! Я вообще думал - сегодня не засну.
Жека усмехнулся:
- Ну, коли так – слушай. Только это не конец истории…. Далеко не конец.
- Да и ладно. Все равно рассказывай. Интересно же….
Жека как-то поморщился, словно ему было неприятно вспоминать былое, но через минуту, грустно улыбнувшись, продолжил:
- Отключился, значит, я тогда. Веришь – нет, как будто кто по башке дубиной заехал. Потемнело в глазах… и… бульк...! Шутка ли…, ну ты сам понимаешь…. В общем - когда очнулся…, смотрю – доктор тут хлопочет. Уильям с ним…, - отец Клайва. Увидел, что я в себя пришел – извинятся принялся. Не надо было, говорит, напрягать вас, Джон. Тем более что вы больны. Температура еще не прошла, а тут я…. Вы простите меня великодушно. И отдыхайте.
Сказал и вышел. Доктор мне укол какой-то сделал и тоже ушел. А я…. Повернулся я к стене, а самого колотит всего. Как же так, думаю…. Неужто правда она…? И что теперь делать? Ведь Клайв мне роднее родного брата стал…. Как же так…? И скрепя сердце решил я, брат Яша, уехать. Удрать, короче…. Испариться. В штаты…, в Союз…, хоть куда, хоть к черту на кулички – неважно…, лишь бы подальше отсюда. Улететь, уплыть, уйти…. Так будет лучше всем. Второй раз потерять ее я просто не смогу. Так…- деньги на дорогу…. Кое-что есть – на первое время хватит. Автостопом до города, а там….
В общем, сказано – сделано. Подрываюсь встать, чтобы одеться, да вот не тут-то было. Не знаю, что за гадость мне доктор вкатил, но сил у меня осталось только на то, чтобы только повернуться на другой бок и закрыть глаза. Короче – побег мой не удался и я, как бы горько не было, уснул.
Разбудил меня, как ни странно, запах духов. Что-то до боли знакомое было в этом запахе. Такими духами постоянно пользовалась Кэйт…. Моя Кэйт…. Я выскочил из сна, словно из переполненного автобуса и сразу же услышал приглушенные голоса. Голос Клайва я узнал сразу. Он вполголоса о чем-то оживленно спорил с двумя девушками. Я прислушался и понял, что речь идет обо мне. Оказалось, что я проспал почти сутки и Рупперт собирался будить меня, чтобы я покушал чего – нибудь. А девичьи голоса наперебой возражали ему, мотивируя это тем, что организм сам знает, когда проснуться. Мое сердце тут же сдавило тисками. Что делать – было неизвестно. И в голову ничего подходящего не приходило. И это не могло продолжаться до бесконечности, поэтому дальше я ожидать не стал. Мысленно досчитав до десяти, я резко повернулся и сел в кровати. Девушки от неожиданности взвизгнули. Даже Клайв вздрогнул. Но в следующую секунду рассмеялся, и присев рядом, обнял меня за плечи:
- Вот познакомься Джон – моя невеста Кэйт и моя кузина Салли из Соединенных штатов.
Я поднял глаза и остолбенел…. Обе девушки были мне совершенно незнакомы. И если до этого, где-то там, в подсознании теплилась надежда, что это все-таки ОНА…, пусть уже не моя, пусть Рупперта, но ОНА… - жива и здорова…; то теперь эта надежда разбилась в меленькие осколки. Это была не ОНА. Это была ее полная тезка Кэйт Прайс - невеста Рупперта.
Я вежливо поздоровался с девушками и нарочито сурово отругал Клайва за то, что тот не разбудил меня вчера к ужину, так как я якобы умирал с голоду. На что Клайв - показав мне язык, весело расхохотался и заметил, что больных с этой минуты вообще перестают кормить…. Так подшучивая друг над другом, мы спустились в столовую и накинулись на богато сервированный стол. За обедом я хорошо разглядел обеих подруг.
Высокая серьезная брюнетка Салли в строгом костюме с карими глазами и с большим бантом на груди была полной противоположностью Кэйт - невысокой, склонной к полноте платиновой блондинке, хохотушке с голубыми глазами в джинсовой юбке и ярко-красной кофточке. Оказалось, что Салли с Кэйт подруги с самого детства. Они учились в одном классе и жили по соседству в Нью–Йорке. Клайв познакомился с Кэйт, когда прилетал в штаты к сестре в гости. Там он влюбился. Как говорится, всерьез и надолго. В их отношениях было много «подводных камней»…, очень много…, но вот – все позади… и счастью Рупперта не было границ. Я искренне радовался за своего друга. Тем более что нога его уже почти зажила, кроме того в университете Клайв догнал своих однокурсников и вот скоро у него свадьба. Жизнь Рупперта попала в какую-то супер счастливую струю. И я думаю – он заслужил это.
Теперь всюду мы были вчетвером. Вместе ездили на море, в город, на разные мероприятия. Вместе завтракали, обедали и ужинали. Рупперт, по-моему, боялся оставаться наедине с Кэйт и поэтому всегда призывал меня по любому поводу. Точно так же поступала и Кэйт. Как только я давал понять, что мне нужно удалиться, она тут же звала Салли, не считаясь с ее личными делами. Этот «детский сад – штаны на лямках» продолжался почти десять дней. Мы с Салли понимающе переглядывались и, глубоко вздохнув, подыгрывали влюбленным, чтобы не дай Бог никто ничего не заподозрил. Меня даже забавляла эта их игра. Они как будто оттягивали сладостный момент любви, оставляя его на потом…, на «после свадьбы», чтобы затем полнее насладится счастьем. Ну что ж, это их личное дело, и мы с Салли особо не вмешивались. А для себя я точно решил – отпразднуем свадьбу Клайва и я буду прощаться с ними всеми. Правда было уже неудобно так злоупотреблять гостеприимством Руппертов. Хотя скажи я им это в открытую, думаю - они бы обиделись…. Ну как бы там ни было, а до свадьбы оставался месяц и я решил твердо определиться за этот срок куда ехать. Сначала в Америку - проведать могилу Кэйт, а потом уже в Союз. Или сразу попросить Уильяма, чтобы он помог сразу через советское консульство попасть мне домой. Какой же я в то время был наивный…. Как бы потом дома я рассказывал о своих злоключениях? Как доказывал бы, что я не иностранный шпион, не завербованный разведчик, а действительно – жертва обстоятельств, я в то время просто не думал. Меня действительно уже тяготила праздная жизнь миллионера, и невыносимо тянуло на Родину. Поэтому, скрепя сердце, я решил вернуться сразу в СССР. Ну, естественно - отгуляв на свадьбе у братишки-Рупперта. Но человек предполагает, а Бог, как известно….
Вскоре я заметил, что Салли смотрит на меня как-то по-другому…, не так как раньше. Сначала я просто не придал этому значения, но было как-то не по себе, что эта серьезная и спокойная девушка смотрит на меня - не отрывая глаз. Я подумал, что ей просто интересны все мои небылицы, которые я сочинял, чтобы позабавить Рупперта с его подругой, но потом до меня дошло, что Салли влюбилась в меня. Или начинает влюбляться. Именно так, не отрываясь, на меня смотрела только Кэйт…. Моя Кэйт.
Я ужаснулся. Не то, чтобы Салли была мне неприятна или настолько не в моем вкусе, что…. Тут дело было совсем в другом: Во-первых - еще не зарубцевалось сердце от потери моей невесты. Во-вторых, как я знал - у Салли тоже был жених – молодой миллионер из Гоновера. И у Руппертов на него были большие планы. Так что любовь ко мне племянницы Уильяма точно не входила ни в один из этих планов. Сначала данное обстоятельство поставило меня в безвыходное положение. Я был в отчаянии…. Вот посуди сам: Салли приходит к своему дяде и объявляет, что жениха-миллионера она разлюбила, а полюбила меня. Уильям очень хороший человек, хоть и капиталист. Как я буду выглядеть в его глазах – как ты думаешь? Я спас его сына…. И он, я думаю, не препятствовал бы нашей связи с Салли. Но…. Что бы он при этом испытывал, теряя выгодную партию для своей племянницы…? Вот именно…. И я как человек порядочный просто не имел права настолько пользоваться его добротой. И вот когда уже казалось, что выхода из создавшегося положения нет, решение данной проблемы пришло само собой. И оно же помогло мне, не обижая никого, расстаться с этим гостеприимным домом….
- А для чего ты вообще от них собирался уезжать? – спросил я недоумевая. Ведь ты мог там так у них и жить. Тем более тебя никто не гнал. Выучился бы тоже на кого нибудь, потом свою ферму построил… и дело в шляпе.
Жека глубоко вздохнул. Он как-то обреченно посмотрел на меня, потом, не скрывая досады, спросил:
- Ты, Яша, когда-нибудь бывал на чужбине? Не на море отдыхать, а вот так действительно – долго…, безнадежно….
Я поморщился:
- Ну, естественно – не бывал…. А что там такого сверхъестественного?
Жека усмехнулся:
- А то…. То самое…. То, из-за чего птицы всегда возвращаются к родным гнездам. То…, из-за чего подскакиваешь ночью и недоумеваешь – а что я тут делаю? То, что и имеет понятие – Родина. Дом…. Да что я тебе объясняю…. В армии служил? Не тянуло домой?
- Ну как не тянуло? Само собой тянуло. Но там армия…, муштра. А ты ж как сыр в масле катался. Тебе-то чего не хватало…?
- Ты знаешь, Яков Михалыч…. Мне в армии наоборот было легче, чем у Руппертов…. Там у них…. Ну…. В общем – создавалось впечатление, что мое присутствие – это как неизбежная кара им за что-то. И очень тяготит всю семью. Но отделаться от меня они не могут…. Короче – я не знаю, как объяснить…, но мне вот так казалось. Может быть, даже я и ошибался. Но поделать с собой ничего не мог. И это тягостное ощущение никак мне не давало успокоиться и только усиливало тоску по дому. И тут еще ко всему прочему в меня влюбляется Салли…. Представляешь…? В общем, как бы то ни было, а решил я одним махом все проблемы решить. И уже не дожидаться свадьбы Клайва. Тем более, что случай для этого благоприятный представился…. Однажды утром мы вчетвером собрались совершить конную прогулку к морскому побережью. Вот тут я и решил – пора. Сославшись на головную боль, я остался на ранчо и когда мои друзья ускакали в сторону моря, я, собравшись духом, пошел прямиком в кабинет Уильяма Рупперта. Там, после недолгих приветствий, без всяких экивоков, я выложил все начистоту. И то, что мне уже пора домой, и то, что я уже порядочно загостился у них и – самое главное то, что я вижу, что Салли начинает на полном серьезе в меня влюбляться. А так как я человек порядочный, то никоем образом не могу этого допустить. Поэтому прошу мистера Уильяма посодействовать мне с отъездом. Старший Рупперт очень внимательно выслушал меня, прикинул что-то в уме и так же напрямую ответил:
- Я никогда не сомневался в вашей порядочности, мистер Прайс. Когда желаете отправиться?
Я и секунды не думал:
- Немедленно!
Он прищурил один глаз:
- Хорошо. Будь, по-вашему. Через час в Штаты отправляется лайнер. Мы успеваем на него…. Или желаете лететь самолетом?
Я сглотнул…:
- Я только соберу вещи.
- О кей! Я буду ждать в машине.
Я бросился в «свою» комнату…. Ну, в общем…, через час я уже отплывал от гостеприимных берегов Австралии. Уильям сразу понял, какими последствиями грозит любовь Салли ко мне. Он не стал чваниться, а сразу помог мне с отъездом. Я попросил передать приветы Клайву и девушкам и извинения в том, что не смог попрощаться. Мы решили, что так будет лучше. Уильям взял мне билет на теплоход и подарил большой кожаный бумажник полный денег. И как бы я не отнекивался, он даже слушать не хотел, а просто засунул мне его за пазуху, обнял меня как родного сына, расцеловал напоследок и, не дожидаясь пока я поднимусь на корабль, уехал. А у меня как будто камень с души упал. И как бы ни было горько расставаться с Клайвом, но уплывал я с явным облегчением. Не скрою.
Я сочувственно покачал головой:
- Даааа…, вот это история…. Знаешь…, про это даже можно книгу написать. Вот здорово будет. А что ты потом делал в Америке, расскажешь?
Жека улыбнулся:
А в Америку, Яша, я тогда не попал…. И это далеко не конец истории….
Я присвистнул:
- Вот это да…! Ну, так и рассказывай, что дальше-то было.
Жека рассмеялся:
Ну, слушай – коли интересно…. Значит так – лайнер этот, на который посадил меня Уильям, был одним из скоростных лайнеров. Ну, знаешь - когда мчит по океану и становишься на носу, и дух захватывает. Их тогда делала одна очень состоятельная совместная филипино-австралийская фирма на базе торпедоносных катеров. Вот у Руппертов в этой фирме был свой пакет акций. Поэтому капитан лайнера относился ко мне как к почетному гостю. Кстати – питание, различные увеселения и вплоть до выпивки – все входило в стоимость билета. Так что кошелек Уильяма мне был пока без надобности. Но вот из-за него-то все и произошло….
Этих ребят я срисовал еще в порту. Трое молодчиков с длинными волосами, в расклешенных джинсах с яркими заплатами. Вели они себя как-то неестественно, - слишком уж вызывающе. Громко смеялись, разговаривали. А глаза пустые, стеклянные. Ясно было как день, что хлопчики эти под действием наркотика. Я во Вьетнаме на таких «травокуров» насмотрелся. Каждый пятый курил марихуану постоянно. А пробовали, конечно, все. Вот и у этих «Мигов Джаггеров» симптомы были уж очень явные.
На лайнере я с ними пересекся в баре, когда достал кошелек Уильяма, чтобы рассчитаться за шоколадный мусс. Не знал я тогда, что «все включено». Бармен мне все очень доходчиво объяснил и я, извинившись, деньги убрал, но сидевшая неподалеку - та самая гоп-компания успела «сфотографировать» мою финансовую состоятельность. И вот вечерком, когда я любовался океаном они «подкатили». После недолгих приветствий, они дали мне понять, что все люди братья, и что с ближним нужно делиться, дабы обрести благодать. В общем, в двух словах – мне было предложено расстаться с кошельком. Не знаю, на что они рассчитывали, ведь с лайнера сойти было пока некуда и стоило мне только рассказать все капитану, как этих «благостных» сразу же бы и арестовали, и кошелек мне, конечно же, вернули. Но видимо мозг у них работал только на уровне рефлексов. Поэтому я просто послал их подальше и пошел к себе в каюту. Эх, сглуповал я тогда! Надо было или складывать всех троих пополам или, правда - отдать кошель и обратиться к капитану за помощью. Но я в то время был настолько в себе уверен, что брезгливо раздвинул их плечом и продолжил свой путь….
Чем они меня саданули по голове, я до сих пор не могу понять. Но скорее всего лопатой с пожарного щита, который был там неподалеку. В общем - не успел я отдалиться от них и на три шага, как почувствовал болезненный тычок по затылку, в глазах у меня потемнело, и в разные стороны поплыли разноцветные круги. Когда темнота отступила я увидел, словно сквозь туман, как эти ребятки вытаскивают содержимое моих карманов, потом очень медленно, как во сне, берут меня за ноги и за руки и волокут куда-то. Затем, так же медленно, пытаются перевалить за борт. Тут уж я рефлекторно начинаю хватать непослушными руками за все подряд и нащупываю какой-то предмет. Это оказался сетевой поплавок с привязанным куском линя, невесть как оказавшийся на борту лайнера. Обычно такие поплавки используют для больших океанских сетей или для обозначения какого-либо места, типа буя. Но, как бы то ни было, я вцепился непослушными руками в веревку и, перевалившись за борт, бухнулся в море.
В воде я сразу же пришел в себя. Вынырнув и отрыгнув морскую воду которая сразу же хлынула в горло, я осмотрелся. Нестерпимо ломило затылок. Судорожно цепляясь за поплавок, я как мог, обмотал себя веревкой, чтобы все время оставаться на плаву. В наступающих сумерках было видно, как лайнер на бешеной скорости уносится от меня, оставляя за собой широкий след высоких морских волн…. Покричав ему вслед, я понял, что это бесполезно и не стал понапрасну растрачивать силы. Когда корабль скрылся, я оценил свои шансы и понял, что погиб… и на этот раз - бесповоротно и окончательно. Я был один среди океана и даже не знал - в какую сторону плыть…, где ближайшая земля. Тем более уже стемнело. На экваторе ночь наступает быстро, и я попытался по звездам сориентироваться примерно, где нахожусь. По всем признакам тут где-то неподалеку должны быть Маршалловы острова. Но, не имея приборов, было трудно определить направление. Тем более, плыть без плота – «вручную», давали мне шансы равные нулю. «Ну, вот и все», - подумал я. Если меня не сожрут акулы, я просто напросто устану держаться за поплавок и захлебнусь. И, веришь – нет, Яша, откуда-то силы взялись. Голова прояснилась. И почувствовал я несказанное облегчение. Выбрал примерное направление и поплыл потихоньку. Всю ночь плыл. Тело онемело все от усталости. Хорошо поплавок выручал здорово, без него утонул бы давно. И хоть вода теплая была – замерз страшно. Вот и утро забрезжило. А утром случилось вот что….
Жека встал:
- Пойду ка я…, водички попью.
Я тоже вскочил на ноги:
- Пойдем…, вместе попьем.
И хоть мне было очень интересно, что произошло дальше, но после вчерашнего и вправду очень хотелось пить. Мы пошли на кухню и осушили по большому бокалу воды. Жекина история была настолько невероятна, что в нее и на самом деле бы никто не поверил. Но пообщавшись с ним вживую, глядя в его синие честные глаза, я начинал понимать, что все, о чем он рассказывает – правда. Да и не могло быть никак иначе…, не могло и все. Поэтому едва допив воду, я сразу поволок его назад в комнату. Мне было непонятно, как ему удалось спастись. Ведь оказаться так одному среди моря – это стопроцентная гибель. Жека не стал меня долго томить и, как только мы уселись на диванчик, продолжил:
- Значит – наступило утро. Потянул ветерок…. Начали подниматься небольшие волны. Вот уже и пить захотелось и голод начал донимать. Но это меня не беспокоило, а вот от безысходности, начал я сдаваться. Еще, думаю, с часок побарахтаюсь, да и отпущу поплавок. Не выдержат больше руки. Вот ведь жизнь как поворачивает. Значит - рожден я был для этого, что б в море утонуть. Начал я напоследок по сторонам озираться, надежда была, что земля где-нибудь поблизости… может быть. Вдруг вижу сзади, откуда приплыл я, прямо по «моим следам», плавники из моря торчат и в мою сторону с угрожающей скоростью приближаются…. Акулы…! Точно волки, прямо за мной гонятся….
Тут я не выдержал:
- Ну, ни фига себе…. Как ты смог среди моря… один… со стаей акул расправиться…?
Жека нахмурился. Он замолчал и, тяжело вздохнув, грустно улыбнулся:
- Я же тебе сразу сказал, что не поверишь ты мне. Вот и результат.
- Ну, я не то, чтобы не верю, а…, согласись – уж, очень невероятная история получается, как ты сам думаешь?
Жека подумал немного и кивнул головой:
- Да, само собой, сказки все это. А сам я Андерсен – хожу по Земле и людям сказки рассказываю.
Он весело рассмеялся:
- Ладно, Яков Михайлович…. Махни рукой и забудь. Не для тебя эта история…. Когда в путь выдвигаемся?
Я не сразу понял – о чем речь. А когда до меня дошло, пожал плечами:
- Да когда хочешь. Поехали сейчас…. Только как это – махни рукой…? А что дальше-то там было?
Жека подмигнул мне:
- А дальше – ничего не было. Утонул я. Акулы сожрали и точка. И сейчас меня нет. А может - и не было никогда.
Он отвернулся, поиграл желваками и, повернувшись, невесело спросил:
- Ну, что… - едем? Пойдем собираться.
Я понял, что он обиделся и попытался сгладить ситуацию:
- Да пойдем сейчас…. Ты, это…, Жень…, не обижайся на меня. И, это…, извини что я…. Но ты сам пойми. Я здесь о подобном и слыхом не слыхивал. Слишком уж твоя история необычная – согласись.
Жека примирительно поднял руки:
- Все понятно. Да я и не обижаюсь. Поехали. По дороге расскажу продолжение…. Вот там дальше…. Он улыбнулся и вышел в коридор одеваться….
В машине Жека долго молчал. Пока я прогревал мотор он, поеживаясь в холодном еще салоне, дремал. И лишь когда горячий воздух печки начал вытеснять холод, он открыл глаза, сладко потянулся и сразу без перерыва начал рассказывать:
- Увидел я эти плавники, Яша и понял – вот теперь-то мне точно хана. От акул в море какое спасение? Правильно – никакого. Слабость от безысходности навалилась. И хоть внутренне уже тысячу раз был готов к смерти, тут вдруг страх такой одолел, что просто – жуть. Обхватил я поплавок, да как закричу изо всех сил. Понимаю, что бесполезно все это, а сам с собой ничего поделать не могу. Кричу что-то типа – эгегееей!!!! А акулы все ближе и ближе. Я еще громче воплю. И вдруг сбоку вижу, прямо наперерез акулам плавники…! Еще больше акульих…. Прямые, черные…. Мать честная…! Да это же касатки! Вот попал, так попал! Киты-убийцы еще их называют. Правда был случай в свое время - спасли мы как-то молодую касатку на флоте. Да как об этом расскажешь. И хоть они самыми умными животными считаются, а все ж самые свирепые хищники морей. Ну, терять мне нечего было, замахал я рукой из последних сил и заорал еще громче. Одна касатка из воды вынырнула, увидела меня, да как затюрлюкает по-своему. А я ей сквозь слезы кричу – привет, мол, брат-касатка! Выручай – сочтемся, потом как-нибудь. Остальные тоже притормозили сперва, но в следующий момент…, вот теперь ты мне сто процентов не поверишь…. Я бы точно не поверил, если б сам не видел. В общем, в следующий момент три из них ко мне подплыли и давай круги вокруг меня нарезать. Понял я, что они меня от акул прикрывают. А остальные, как солдаты без разговоров в атаку на акул бросились…. И началось крошево…. Снизу заходят и носом акулу в пузо как даст! Она бедолага из воды как поплавок вылетает, а другая касатка ее в это время хвостом вдоль телятины, у нее только кишки из тела как пробка из бутылки. В общем развлекались они таким образом минут двадцать, акул надолбили порядочно. А акулам нет бы разбегаться, а они своих же дохляков жрать начинают, а тут опять касатки – хача! В общем - перебили акул, тут же перекусили и поплыли дальше. А я совсем ослаб. Такого никогда не видел, а тут еще прямо перед носом битва чудовищ. Жуть короче. Понял я что тонуть придется. Вдруг касатка опять выныривает, проклекала что-то…. Я ей тоже спасибо сказал, рассказал вкратце, что спасал как-то сестренку ее давно. Она, представляешь - слушает, а сама как будто голову на бочок склонила. Типа понимает. Вот чудеса-то. Потом ныряет она вглубь и чувствую я что она прямо подо мной выныривает и меня как бы снизу поддерживает. Понял я, что она задумала…. Схватился за ее плавник и поперла она меня по морю…. Да быстро так поплыли, я даже не ожидал. Через некоторое время видать устала она - скорость заметно сбавила. Я уже сам отцепляться собрался, как она бульк в глубину, а я на плаву остался. Да только недолго. Чувствую только – подцепляет она меня и опять вперед. И так несколько раз. Пока не дошло до меня, что это не одна касатка была, а менялись они. Вот ведь как в мире бывает. Касатки-то насколько человечнее людей оказались. Расчувствовался я даже. Чуть не прослезился. Только не успел. Гляжу – мать честная! Земля прямо по курсу. Всего кабельтовых двести не больше. Вот тут-то и зарыдал я в голос от радости. Тебя я, Яша, не стесняюсь. И о слезах своих рассказываю прямо. Не дай тебе Бог ничего подобного никогда испытать.
Я пожал плечами:
- Да я что…, я – ничего. Рассказывай… не останавливайся.
Жека перевел дух:
- А я и рассказываю.
Он вдруг весело рассмеялся. Я недоуменно покосился на него. А он, увидев выражение моего лица, совсем зашелся в смехе. Мне ничего другого не осталось, как дожидаться когда его отпустит этот приступ безудержного веселья…. Я пожал плечами и стал терпеливо ждать. Наконец Жека успокоился. Он перевел дух и, глядя в окно, вымолвил:
- Гляди – дорогу-то почистили уже…, молодцы.
Да, дорога и в самом деле была вычищена на совесть. Поэтому ехали мы без эксцессов. Я только кивнул ему по поводу дороги и тут же нетерпеливо спросил:
- А чего это тебя так развеселило? Не дорога же?
Жека опять расхохотался:
- Нет, Яков Михайлович, не дорога…. Ты прав…. И не обижайся, пожалуйста…, просто вспомнилось все так отчетливо. Там реально дальше хохма была…. В общем – там на берегу местных жителей было много на пляже. Если бы ты только мог видеть их лица….
И он опять расхохотался:
- Нет, ты только представь…. Фильм видел – «Полосатый рейс»? Там тигры с девушкой плыли. И как все отдыхающие офигели. А тут касатки - мчат прямо на берег из моря, а с ними человек. И выход мой вообще удачный был. Хоть и устал я как собака, и ноги плохо слушались, но на берег я вышел довольно таки достойно и, повернувшись, помахал касаткам, «Спасибо» прокричал. Они из воды высунулись, проклекотали что-то головами помахали и опять в море. А я прошел несколько шагов по горячему песку и упал. Аборигены ко мне подошли, с опаской смотрят. Потом все как один повалились на землю и давай мне кланяться. А сами бормочут: Буртуала…, Буртуала…. Ну, потешно конечно – что скажешь. Но мне как-то не до смеха было. Сам с опаской смотрю, думаю - что они спятили все тут? Потом дошло, что они меня принимают не за того, кого нужно. Как Хлестакова в «Ревизоре». Ну, как бы там ни было, а долго так продолжаться не могло. Начал я им показывать жестами, что пить хочу и кушать. Они моментом все поняли. Не успел я и глазом моргнуть, как схватили они меня на руки, бережно причем – заметь и потащили в хижину, что тут неподалеку стояла. А туда дальше – вглубь, под пальмами целая деревня раскинулась. Но я все подробно разглядеть не успел, они меня уже в помещение затащили. Уложили на какой-то топчан устеленный циновками, а сами натащили фруктов всяких невиданных и кокосового молока, и рыбы жареной в каких-то деревянных чашках и блюдах. А сами, кланяясь низко, ушли. Мне вроде, как и неудобно стало, что такие почести мне незаслуженно оказывают, но тут, если честно как-то не до церемоний - когда жрать охота. Ну, я и не стал церемониться. Напился, наелся от пуза, да и завалился спать. Что еще делать оставалось?
Проснулся я когда уже ночь миновала. Почти сутки проспал. Рядом с топчаном чашки с едой стоят. Вода в раковине большой. Ну, позавтракал с большой охотой. Жаль только ни хлеба, ни соли нету. Но это не беда…. Главное – жив остался….
- Ну, ни чего себе – занесло тебя… - не выдержал я. – А что это за племя было…? Полинезийцы?
- Нет. Это микронезийцы…. Есть такая народность на Маршалловых островах. Там две гряды островов, в общем. Не гряды даже, а цепи. Одна цепь островов называется Ралик, что по ихнему обозначает – закат. Другая цепь называется Ратак или Радак, что переводится как – восход. Люди очень доброжелательные. В столице говорят на английском, но туда куда я попал, еще верили в морских духов и прочую билеберду. Начал я с ними общий язык находить. На русском, английском, немецком, французском спрашиваю – понимают они меня или нет? Ни один, ни в зуб ногой…, представляешь.
- Подожди…, а немецкий ты откуда знаешь?
- Фу ты, ну ты…, ну кто ж не знает фразу – шпрехен зи дойч?
- Аааа…, ты в этом смысле?
- Ну, а в каком же еще…? Я так поспрашивал, поспрашивал – что за место, где я…? Бесполезно. Они все как один заладили – Буртуала, да Буртуала. Ну - решил я, что так остров этот называется – Буртуала. Успокоился, сел в тенек от пальмы, да начал со скуки песенки петь. Одну на русском языке спел – «Мороз, мороз». Вторую на английском. Ее частенько дружок мой Дакота пел. Местные меня окружили, да в рот заглядывают, словно чудо какое увидали. Тут один абориген послушал немного, встал и ушел вглубь деревни. А мне еще фруктов притащили…. Сижу я – банан жую…, смотрю тот самый – который уходил, возвращается…, да не один. Шпарит он прямо ко мне, а рядом с ним девушка – аборигенка…, красоты невообразимой. Подошли. Девушка эта на корточки передо мной присела и на, относительно чистом, английском спрашивает, как меня зовут, кто я и как сюда попал. Ох, и обрадовался же я. Вкратце рассказал ей, как путешествовал из Австралии в США и выпал с корабля в воду. И как касатки спасли меня от акул и доставили сюда. Слушала она разинув рот от удивления. О том, что я прибыл с китами-убийцами, она знала – об этом вся деревня гудела как улей. Недаром меня и прозвали Буртуала. Это оказывается не остров, как я подумал вначале, а слово это переводится как – Повелитель морей. Вот за кого меня приняли местные жители. Отсюда и почет такой. Шутка ли – укротить китов, это не удавалось ни одному ихнему колдуну. Сама девушка на ухо мне поведала свое имя, чтобы не услышали злые духи – поверье у них такое. Они вообще каждый год имена свои меняют, что б эти самые духи им не навредили – вот такие чудеса у них какие. В том году ее звали, как сейчас помню – Ириой Эрии. Жила она не здесь, а в столице Маджуро. Поэтому и была более «продвинута» нежели сородичи. Знала английский язык, училась в школе в выпускном классе и собиралась поступать в колледж. Здесь же она была в гостях у своей бабушки. Мужчина, сопровождавший ее, приходился ей дядей. Она извинилась за непросвещенность своих сограждан и, осознав безвыходность положения, в которое я попал, пригласила меня к себе в гости в столицу. Она отплывала туда через месяц.
- Туда разные корабли приходят – добавила она…, - может вам и повезет - вернетесь домой…, а пока побудьте, пожалуйста – Буртуала. И ослепительно улыбнувшись, она, вместе с дядей, удалилась. И вот целый месяц я был у них Буртуалой.
Жека опять рассмеялся:
- Представляешь…, они приходили ко мне и на полном серьезе спрашивали - где водится больше рыбы, как защититься от акул, как дольше задерживать дыхание, чтобы доставать жемчуг. И прочую билеберду. Я учил их дыхательной гимнастике, по которой у нас водолазов тренируют. Рассказывал - какие места у акулы самые уязвимые при обороне. И так в том же духе…. Благо, что в ту пору погода была отличная. Я все думаю – разразись шторм, они бы попросили меня его остановить…. Вот ты улыбаешься, а мне бы было не до шуток…. Ходил я с ними и на рыбалку на их лодчонках. На мое счастье – рыбы ловили пропасть, так что я как-то оправдывал свое «предназначение». Они даже один раз ко мне на суд двоих притащили…. Но я через Ириой строго сказал им, что управлением их жизни занимаются старейшины, и что во внутреннюю жизнь их племени я вмешиваться не собираюсь. Поэтому с этими вопросами от меня скоро отстали. С Ириой мы встречались каждый день. Она расспрашивала обо всем на свете. Особенно ей было интересно – как живут люди в других частях света. Я ей много рассказывал о жизни в СССР, чем она отличается от жизни в капиталистических странах – США, Австралии. Она слушала с таким интересом, будто я и вправду был сказочник. Хотя для нее эти все рассказы и были сказками. Особенно когда я попробовал ей объяснить что такое зима. Как с неба падает снег, как дуют метели…. Она удивленно смеялась и недоверчиво качала головой. Иногда она приносила красивые венки и гирлянды из тропических цветов, которые плела сама. Она украшала ими меня и я как дурачок сидел на циновке разукрашенный как павлин цветами. Но отказываться от украшений, я не смел…. И не потому, что это было признаком дурного тона…. Я…. Гм…. Как бы тебе сказать…. В общем, она…. Когда она приходила, у меня сердце начинало как-то сладко ныть … понимаешь?
- Ааааа…, ты в нее влюбился!
- Ну не то что б влюбился…. Но видимо физиология требовала свое. Парень я был молодой… не инвалид. А она как начнет на меня все эти украшения вешать, у меня мурашки по всему телу…. А мурашки сам знаешь – не врут. А я в это время только глаза от удовольствия закрываю как кот. Она, по-видимому, догадывалась - что со мной происходит и поэтому допускала небольшие вольности. Гладит меня нежно по спине, по плечам. А сама улыбается так …, дразняще - лукаво. Вот я и начал голову терять. Нет, Кэйт конечно я не забыл – ты не думай…, но тут эта девушка рядом и …. А как к ней подобраться, у меня даже мыслей не было. Буртуала – то Буртуалой, но навлекать на себя гнев аборигенов мне не очень хотелось. Но Ириой была не только красивой девушкой, но еще и умной, она прекрасно поняла мое состояние и, как говорится, сама пришла мне на помощь. Однажды, в одну из наших бесед, она приблизилась к моему лицу и очень нежно поцеловала меня в губы. Но когда я, теряя дыхание, потянулся к ней, Ириой мягко удержала меня и прошептала на ухо – «Потерпи Буртуала…, все будет…, но позже…, у меня…, там – дома…, потерпи…. И вышла из моей хижины…. Вот с этой минуты я и стал считать дни…. Да что там дни… - секунды стал считать. Ты – то меня понимаешь…?
Я кивнул:
- Ну, еще бы…. Природа она свое требует….
- Вот – вот…. Именно – природа…. Природа…. Тут ты прав. Но, как известно - все проходит. Прошло и это томительное ожидание. Однажды, солнечным безветренным утром, дядя Ириой снарядил лодку и возвестил об отплытии. Я помог ему в сборах и предложил свою помощь на веслах. Провожало нас все селение. Все по очереди подходили и дотрагивались до меня… - на счастье. Но меня это внимание уже тяготило, и я ждал – не дождался, когда же мы, наконец, отплывем.
- Опять не пойму. Зачем тебе надо было от них уплывать. Был бы Буртуалой.
Жека рассмеялся:
- Да, Буртуалой быть не плохо, да только до первого промаха. Перестала бы вот, рыба ловится, они бы меня в жертву морю и принесли бы.
- Да ладно…. Ты серьезно?
- А черт их знает. Короче, доплыли мы без приключений. Жила Ириой рядом с матерью, но в отдельной лачуге и мать ее ничем не тревожила. По прибытию, дядя Ириой рассказал ее матери, что я Буртуала и та без разговоров разрешила нам жить вместе. Вот с тех пор после Кэйт и настало для меня время успокоения и, можно сказать, счастья. В порту никаких подходящих кораблей не было. Не заходили они и в последующие дни. В основном порт Маджуро принимал корабли с близлежащих островов или с Новой Зеландии. Но мне туда не надо было. И улететь я не мог. Не было ни документов, ни денег. Ириой сочувствовала мне и утешала, как могла. С ней я забыл обо всем на свете. С ней я чувствовал себя снова нужным. И вот, скрепя сердце я решил остаться…. Да, да, не смотри так…, это было взвешенное решение. Я ходил в порт каждый день и даже устроился на работу. Благо документы там для этого дела не нужны. Просто работаешь, а тебе платят. Очень удобно. Работал и грузчиком, и на переработке рыбы, и даже уборщиком. Но всегда возвращался к Ириой, к ее лучистым глазам, теплым рукам и нежным губам….
Почти год прожили мы с Ириой в Маджуро, и я даже начал привыкать к такой жизни, но однажды произошел такой случай:
Я как всегда, пошел в порт на работу. Иду, слушаю тропических птиц. Ох, и оглушено поют. Вдруг сквозь пальмы вижу – красное пятно какое-то, прямо над морем. Догадываюсь, что это может быть, а у самого сердце как набат – из груди выпрыгивает. Не выдержал – побежал даже. Выбегаю на пирс и точно! Стоит корабль под советским флагом. Флаг-то наш советский далеко видно. Бросился я к нему. Наши все-таки. Стоят под погрузкой. Грузили не то черное дерево, не то еще какую ерунду, я сразу не понял. А только смотрю – навстречу группа матросов наших идет, а в центре… Копа!!! Витек Копаев – сослуживец мой. Вот молодчага – в торговый флот перебрался. Ослабли ноги у меня… иду на полуспущенных. А они - мимо меня прошли и дальше. Тут-то я и окликнул: «Копа…, ты..!?». Оборачиваются они, а Витя, чуть на землю не упал. Глаза вытаращил, подходит ко мне, руки на плечи ложит, а сам в глаза заглядывает: «Пресс…, ты!? Каким образом тут…? А мне Салат писал…, что ты того…. Утонул вроде….». Он еще, что-то говорил, а я… воздуха в легкие наберу, а сказать ничего не могу. Задыхаюсь и все тут. Представляешь…!
- Ну, само - собой…. Столько впечатлений…. Ясно море представляю…. Ну, а что дальше-то было…?
- Дальше…? А дальше было так…. Обнял я их всех как братьев родных и, перескакивая с пятого на десятое, начал рассказывать о своих злоключениях…. Рассказываю. Сам сбиваюсь. Не могу, в общем, с мыслями собраться…, а тут еще волнение душит, слов просто нет. Тут Копа меня остановил. Пойдем, говорит, к капитану. Там перекусишь, что Бог послал, выпьем ради такого случая, по маленькой и тогда уже свежими мыслями все и обскажешь, как ты сюда попал. Все ребята тут же поддержали эту идею и всей гурьбой мы двинули на корабль «Николай Нечаев» - это название его было, как сейчас помню. Парни вообще-то в увольнение шли, но ради того, чтобы меня послушать все вернулись на судно. Такой вот коловорот….
Ну и рассказал я им, Яша, все…. Ничего не утаил. Долго молчали все, как бы переваривая мой рассказ. Капитан – Миловадзе Иосиф Зурабович – грузин, сурово сдвинул свои брови-щетки и только хрипло проворчал – «Женщины всегда из орлов делают тряпки…». И ни один из всей команды не осудил меня. Кто-то сочувственно похлопал по плечу, кто-то подмигнул – крепись мол, но ни один не сказал что я гад и трус, а тем более предатель. А Копа напрямую спросил капитана, что будем делать со мной. Капитан раскурил трубку и в свою очередь спросил Копу, что он делает, когда видит человека за бортом. Копа ответил, что спасает. И капитан ответил, что больше идиотских вопросов на борту судна не потерпит. «Своих, мы всегда выручали и будем выручать, а что там с ним делать - решат на месте, кого это касается. А наше дело – парня спасти…. И Точка». Сказал и вышел. На том и порешили. Оформили меня как спасенного на воде. А я влился в команду. Благо дело знакомое – моряк. И настолько радостным было это событие, что об Ириой я вспомнил лишь в открытом море, когда судно на «всех парах» отошло от Маршалловых островов. Тоска сжала мое сердце. Ведь я с ней даже не попрощался…. Представляешь.
Я замер. Ведь о его новой девушке я совсем забыл. Как же так…. Я помолчал, но нужно было что-нибудь сказать, и я через силу выдавил:
- Дааа…, некрасиво получилось….
- Некрасиво? Да подлец я последний после этого. Но там реально времени не было на прощания. Судно после загрузки уже, можно сказать, отчаливало…. В общем…, я искал себе потом оправдания…, поверь…, но не находил…. И теперь не нахожу….
Я скромно кашлянул и, подбадривая Жеку, решил переменить тему:
- Ну, если разобраться – что тут такого? Ты из моря пришел… и в море ушел, она могла бы быть к этому готова. Да и что было, то быльем поросло, теперь-то чего переживать? Ты лучше расскажи - что там потом было? Как ты вернулся?
Жека вздохнул, сокрушенно покачал головой и как будто через силу продолжил свой рассказ:
- Ну как вернулся…. Так и вернулся. Судно шло во Владивосток. Капитан передал радиограмму насчет меня. Там обнадежили, что во всем разберутся. Тут же разослали запросы насчет меня и представляешь….
Жека поперхнулся и замолчал. Он достал из кармана замызганный носовой платок, вытер глаза и долго сморкался в него. Потом как-то беспомощно посмотрел на меня и снова стал сморкаться. Я понял, что ему трудно рассказывать об этом и решил прекратить это дело. Я ободряюще пожал Жеке локоть и спокойно сказал:
- Тебе если больно об этом вспоминать, то не рассказывай дальше. Да дальше и так все понятно. Вернулся…. Все счастливы…. Теперь едем на кирпичный завод работать….
Жека улыбнулся:
- Да. Вот именно тогда я про кирпичный завод и думал….
Мы посмеялись. Успокоившись, он продолжил:
- Да нет, Яша. Не все так просто…. Знаешь, кто меня встретил в порту во Владивостоке кроме КГБшников?
- Нет. Не знаю.
Вот то-то и оно. Сходим мы, значит, с судна, я падаю на четыре мосла, начинаю землю Родную целовать. Поднимаюсь, смотрю ко мне двое «в штатском» подходят – Вы такой-то? Я им – да, я самый. Они под козырек, - пройдемте…. И тут слышу – Преееессс!!!! Оборачиваюсь…, смотрю - Салат идет, собственной персоной – друг мой. Гэбисты притормозили, а Салат подходит и не успел я обнять его, как он на колени передо мной падает и в слезы: Прости меня падлу, говорит…, ведь это я тебя в лодке на тот свет отправил…. К Маринке ревновал…. А что толку…, женился на ней, а она через год сбежала с залетным. А я … места себе не находил…. Как же я мог-то…? К комитетчикам поворачивается и говорит: Меня арестовывайте, это я виноват во всем! И опять ко мне: Я тебя и напоил специально, и в лодку уложил, и весла убрал, и от берега оттолкнул…, прости, братка…!
Вот такие пироги, брат – Яша. Отвернулся я от него молча, и пошел. Потом конечно разборки были, пятое-десятое…, в общем – так я и вернулся. Дальше не интересно. Вот сейчас деньжат подзаработать бы, да план бы мой реализовать…. Вот это была бы тема….
Я глубоко вздохнул:
- А ты, так его и не простил?
Жека вдруг весело улыбнулся:
- А давай, Яков Михайлович, со мной потом на Чукотку… а? Поедешь…?
Он не ответил на мой вопрос, так же, как и я не ответил ему. На Чукотку я не собирался, и об этом можно было не говорить. Мы ехали по залитому ослепительной белизной полю, и каждый точно знал свою цель. То к чему стремятся все люди. То, что называется мечтой. И то, чего многие не достигают. Но мне бы очень хотелось, чтобы Жека, которого так помотала жизнь, наконец-то достиг своей цели….
Закончил 29.05.2016. 12 ч 56 мин.
© Copyright:
Олег Липкарт, 2017
Свидетельство о публикации №217061100511