Строитель. Сага Низовской земли

 
 
СТРОИТЕЛЬ


  В 67-м году я, Александр Петров, работал заместителем начальника крупнейшего в Горьком строительного треста. Год был юбилейный — 50-летие Октября, поэтому мы сдавали несколько объектов. Одним важным объектом, который я строил, был кинотеатр «Октябрь» на улице Свердлова у стадиона «Динамо». Как тогда было принято, после сдачи объекта и подписания акта комиссией внутри кинотеатра «Октябрь» в буфете накрыли стол для гостей — партийно-хозяйственного актива города, приемной комиссии, и для нас — строителей. Посидели, поговорили, основательно выпили. Часов в восемь вечера все вышли через служебный выход на улицу покурить. Стоим. Я стою вместе со всеми, курю. А место нашего перекура оказалось прямо у ворот на стадион «Динамо», у которого 30 лет назад у меня на глазах арестовали моего отца. Обидно мне стало, вот как судьба повернулась — здесь моего отца арестовали, а я тут водку пью, и тосты за родную партию и советское правительство поднимаю. Меня аж всего перекосило от этой мысли, плюнул, затушил папиросу и со злобой бросил в урну у билетной кассы стадиона.
 

  Рядом со мной курил один из гостей — пожилой уже человек — по работе я с ним не сталкивался, но лицо мне его было знакомо, кажется, я его видел лет пять назад в Совнархозе на площади Горького, когда там еще хозяйничал Ефим Рубинчик. Гость подметил мое внезапное раздражение и наигранно бодро сказал:
  — Все празднуют, отмечают трудовые успехи, а вы, товарищ строитель, вдруг мрачнее тучи стали. Расскажите старику, может, чем помочь, где посодействовать, не стесняйтесь — сегодня вам многое просить можно.
 

  Я посмотрел на старика, в котором угадывался начальник сталинской закалки, и подумал — «а чего мне скрывать, теперь не арестуете — кончились ваши времена», и ответил:
  — Отца у меня тридцать лет назад здесь арестовали после футбольного матча, можно считать вот у этих самых ворот стадиона.
  Гость заинтересовался этим сообщением и сказал:
  — Времена были тяжелые, жесткие были времена, спрос был большой. И перегибы были. Я, знаете, это на себе испытал. А как вашего батюшку звали?
  Я ответил, и неожиданно незнакомец оживился и рассказал такую удивительную историю.
 

  — Как же, знаком я был с Александром Васильевичем Петровым, по работе знаком. Энергичный был человек, грамотный. Хозяйственником в местном управлении работал, а это дело не простое, щепетильное дело. Я в те годы, Саша — можно мне вас так называть — работал в городском архитектурном управлении. Проверяющих тогда много наезжало, так вопросы снабжения всем необходимым для приема гостей всегда поручали не нам, а чекистам, а у них этим вопросом ваш отец и занимался.
 

  — Особо запомнился мне приезд в Горький знаменитого летчика Валерия Чкалова в сентябре 36-го года. Чкалов летом совершил сверхдальний перелет из Москвы на Дальний Восток. Сам Иосиф Виссарионович его в Москве встречал, вождь Чкалова любил. А когда московские приемы закончились — Чкалов к нам поехал — к землякам. Встречали его утром на Московском вокзале всенародно. Делегаты были от предприятий, цветы, дети, ветераны революции — все как положено. Чкалов сказал маленькую речь, а затем в открытый автомобиль и к народу — перво-наперво на Автозавод. Там митинг у главной проходной, речь Чкалова, цветы, поздравления. Затем в Сормово на улицу Баррикад — еще митинг, речь Чкалова, цветы, поздравления. Валерий Павлович — выносливый человек, летчик, а утомился. Мы это понимаем — я в третьей машине ехал, а ваш отец в четвертой — и поехали в Нагорную часть, в Дом Советов, там собрание трудящихся было запланировано
 

  — Чкалов, когда мост переехали, попросил машину остановить — «пройдусь», говорит, «до Волги матушки». Пошел Чкалов по мостовой вдоль Оки, а это планом встречи не предусмотрено, там впереди ни охраны, ни проверенных горожан, неожиданная ситуация. А мы, Саша, с Валерием Павловичем, земляки — из одного волжского села Василева. Я взял инициативу на себя, догнал Чкалова. Он меня увидел и говорит:
  — Здорово, Михалыч, ну вот хоть одна родная душа рядом. Я, Михалыч, летчик - мне высоту подавай, скорость, перегрузку, а от митингов, да цветов меня укачивает и тошнит. Скажи своим, что митингов больше не будет. Отдохнуть мне нужно, к родителям съездить. Я бы и в Волге поплавал, так осень — вода, поди, холодная, а я в столицах изнежился. Ну, да ладно, поехали. Ко мне садись, в мою машину.
 

  Так я оказался в машине Чкалова. Проехали вдоль Волги, повернули на Зеленский съезд, выехали на бывшую Благовещенскую площадь. А Чкалов опять тормозит машину прямо напротив кремлевской башни, поворачивается ко мне и спрашивает:
  — Михалыч, что это у вас в центре города за постамент? Сквер, лавочки, и пустой постамент. И давно он тут?
  Я отвечаю:
  — Это, Валерий Павлович, постамент остался от памятника императору, должно быть Александру. Хотели в революционные годы поставить памятник пролетарского звучания, но решение пока не принято. А постамент хороший гранитный, поэтому не сносим, ждем решения.
  Чкалов сходу предложил:
  — Чего ждать — замечательное место для памятника Алексею Максимовичу!
 

  По плану мы должны были в Кремль завернуть, а Чкалов командует — «к откосу подъедем, посмотрим на ширь волжскую». Подъехали. Вышли. Чкалов подошел к ограде и опять недоволен, и все ко мне обращается:
  — А это у тебя что? В таком месте — пивнушка летняя. И снова на старом фундаменте каменном. Памятник что ли был?
  Я отвечаю:
  — Здесь, Валерий Павлович, церковь стояла Казанской божьей матери. Архитектурной ценности не представляла. А пивной павильон — это сооружение временное, сезонное. Зимой закроем. Подработаем вопрос.
 

  Чкалов очень остался недоволен. Обошел пивную по нижней террасе, закурил, смотрит на Волгу. А, действительно, вид красивейший. И день удался. Чкалов подозвал меня и говорит:
  — Павильон свой, Михалыч, сноси немедля. Построй что-нибудь солидное, в два этажа, для культурного отдыха. Клуб можно рабочий, даже и с рестораном. Оркестр можно на крытой веранде расположить. И от этого солидного здания лестница нужна широкая к Волге. Красиво будет, вольно. А то сносишь церковь — строишь пивную. Не по-нашему это, не по-большевистски.
 

  Надо сказать, Саша, Валерий Павлович очень был непростой человек. Любил, знаешь, покрасоваться на публике. Одно слово — летчик. Но мы терпели — любимец вождя — «сталинский сокол», что с этим поделать.
 

  На следующий год Валерий Павлович был выдвинут кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР от нашего края, и приехал в Горький для встречи с избирателями. Опять все по программе шло. Собрание было общее в Доме Советов. Потом ужин в столовой этого Дома для доверенных лиц, передовиков, партийного и хозяйственного актива Горьковского края. И вот на ужине за столом увидел меня Валерий Павлович, и через весь стол спрашивает:
  — Как стройка, Михалыч? Почему не предлагаешь проект по нашему разговору прошлогоднему?
  Я мямлю что-то — мол, подрабатываем, непременно представлю. Обошлось. Не пошел Чкалов смотреть на Волгу, а там все по-прежнему — и императорский постамент пустой и пивной павильон на церковном фундаменте.
 

  В 38-м году Чкалов отдыхал летом и осенью на Волге в нашем селе Василево, которое в честь великого земляка переименовали в город Чкаловск. В начале декабря мы проводили Чкалова в Москву, а вскоре получили ужасное известие — великий летчик погиб при испытании самолета. Я в Москву не поехал — не тот уровень.
 

  В 39-м году летний пивной павильон на церковном фундаменте у Кремля мы снесли и поставили затем на этом месте памятник великому летчику. На постаменте у Кремля, где Валерий Павлович предлагал поставить памятник Максиму Горькому, в годы войны мы торжественно открыли памятник Кузьме Минину — освободителю русских земель. И тогда же спроектировали и построили лестницу от Кремля к Волге. В проекте лестница называлась «Сталинградской», да и строили ее немцы, плененные в Сталинграде, но народ сразу стал называть лестницу Чкаловской.
 

  «Михалыч» замолчал. Минуту другую он думал о чем–то своем и, наконец, спросил:
  — Значит, Саша, за тридцать лет ничего про отца и не узнали?
  — Ничего.
  — Писали?
  — Писал.
  — Что отвечают?
  — Сведений по делу Александра Васильевича Петрова в архивах нет.
 

  «Михалыч» еще помолчал. Чувствовалось, что он хотел мне дать совет, но сдерживался, опасался. Пауза затянулась, поэтому я предложил пойти продолжить праздник. «Михалыч» кивнул головой, пожал мне руку и мы зашли в кинотеатр. Больше я «Михалыча» не видел.


Продолжение в части 7.