Крах капустной теории

Николай Поречных
Вечерело, и за окном на смену ясному и тёплому апрельскому дню, которые так радуют в эту ранневесеннюю пору, заступали тихие сумерки. Аннушка, оторвавшись от кастрюль и чашек, подошла к выключателю – верхний свет радостно осветил все углы небольшой, но уютной кухни, где всё блестело чистотой.
– Наташа! – позвала она старшую дочь, задержавшись у двери. – Ты уроки делаешь?
– Да, мама.
Наталья училась в пятом классе и была уже полноценной помощницей матери по дому и в воспитании младшей сестрёнки.
– Ну-ка сбегай, поищи Свету. Поздно уже – где она там заигралась?
Дочь, накинув что-то с вешалки, выбежала на улицу.
Семья уже поужинала, муж занимался своими делами в зале, где одновременно внимал новостной телевизионный выпуск. Ничто не предвещало необычного, и Аннушка спокойно продолжала свои дела. Она работала поваром в местном кафе (да столовка обыкновенная), и как все женщины её профессии была достаточно упитанной, но в меру. На её всегда улыбающемся лице, как всегда по весне, проступили уже веснушки, делавшие его моложе и милее.
«А день прибавляется, – отметила она про себя. – Скоро их на «вечернюю сказку» не загонишь».
Однако дети всё не шли, и Аннушку постепенно стало охватывать смутное беспокойство.
Вдруг до её слуха донесся Светочкин плач. С ножом в руке и недочищенной картофелиной в другой она поспешила к двери.
– Стоит, плачет во дворе, не хочет домой идти, – поведала старшая дочь, скинула мамину тужурку и, оглядываясь, медленно пошла в свою комнату.
Мать присела перед шестилетней Светочкой.
– Что с тобой, доченька?
Девочка с опущенным лицом, залитым слезами, тяжело всхлипывала и вдруг разрыдалась, отвернувшись к двери.
– Да что с тобой, Светочка!  – испугалась мать и притянула дочь к себе. – Что случилось? Наташа, что с ней?!
– Не знаю… – тоже испугавшись, рассеяно ответила, появившись в дверях из детской, старшая дочь.
– Серёжа! – позвала Аннушка.
Муж уже вышел в прихожую и, нахмурившись, наблюдал за ними.
– Ну, успокойся, доченька, успокойся.
Аннушка машинально раздевала почему-то ослабевшую девочку и старалась заглянуть ей в глаза.
– Давай разденемся и пойдём в кроватку. Головка болит? Что? Ну что случилось?
Девочку раздели и уложили в постель. Мать присела на краешек кровати, ощупывала голову, дотронулась до лба губами.
– Успокойся, девочка моя. Расскажи, что случилось? – умоляла она, не находя себе места, не зная, что подумать. – Кто тебя обидел?
Девочка больно и глубоко всхлипывала и молчала. Наконец, немного успокоившись, она подняла глаза и посмотрела на мать. Как-то серьёзно, по-взрослому посмотрела и вместе с тем с какой-то огромной тоской в глазах.
– Мама… – прошептала она горячими губами, и на глаза её навернулись вновь крупные горькие слёзы.
– Что, доченька, что? – торопливо наклонилась к ней тоже заплаканная мать.
Девочка посмотрела на отца, на сестру…
– Мама, вы с папой мне родные или не родные? – видимо, с трудом решившись на этот вопрос, через слёзы, всхлипывая, спросил ребёнок.
– А как же, милая моя! А кто же мы тебе?!
Аннушка испуганно посмотрела на мужа и уже как-то радостно запричитала, обнимая дочь.
– Дурочка ты маленькая, а кто же мы тебе?
– Нет, ты мне родная мама или не родная? Ты меня родила?
Аннушка опешила.
– …Кто тебе такое наговорил? – спросила она, успокаиваясь и приходя в себя. – Родные мы тебе. Мама я твоя, мама!
– Ты меня родила или не родила? – с болью в голосе прокричала девочка и так посмотрела на мать, что у той вновь похолодело на сердце.
– Родила-родила. Конечно, родила, а как же ещё? – нутром поняла Аннушка, что отвечать надо прямо. – Конечно, родила. Мы так тебя ждали, милая… – она снова склонилась над дочерью, ничего не видя от слёз, и целуя её такое же, как у мамы, веснушчатое личико.
Девочка крепко обняла мать за шею и со всей силой прижалась к ней своим хрупким тельцем.
Так прошла минута, две. Аннушка, незаметно раскачиваясь, стала баюкать девочку.
– Мама, а почему ты говорила, что вы с папой нашли меня в капусте? – через всхлипы, но уже относительно спокойным голосом спросила Светочка.
«Ах, вот оно в чём дело…». Аннушка, наконец, улыбнулась. Ей неудобно было полулежать на маленькой кровати, она поднялась и взяла дочь к себе на колени. 
– Это мы тебе так маленькой говорили, потому что ты ещё не понимала, – она поцеловала девочку в пухлые сладкие губки. – А кто тебе сказал… всё это?
– Катька Морозова. Она говорит, что я тебе не родная, потому что вы меня нашли. Потому что родные только те, кого рождают. А меня родная мама, которая родила, бросила, а вы подобрали. И она говорит, что я сирота значит.
Светочка снова протяжно всхлипнула.
– А ты же меня родила, правда, мама?
– Правда, правда, доченька.
– И я у тебя в животике была?
– Вот здесь, в животике ты у меня была. А потом я тебя родила. Ты нам родная, не слушай никого.
– Кастрюля кипит! – крикнул из кухни муж.
– Выключи, Серёжа!
– Мама, а как я к тебе в животик попала? – задумчиво спросила Светочка.
Аннушка опять растерялась, не зная, что ответить.
– Ну, я тебе потом объясню, ладно? Ты ещё подрастёшь… А сейчас поспи. Ты устала, отдохни немножко.
Девочка отпустила шею матери и легла.
– Мама, а Наташу ты тоже родила? – спросила она, открыв глаза, когда мать стала подниматься с кровати.
– Тоже родила.
– Наташа мне родная сестра?
– Конечно, родная. Спи. Спи, доченька.
Аннушка вытерла ладонями слёзы, постояла немного над засыпающей дочуркой и пошла на кухню. На душе было какое-то приятное облегчение, радость даже, как будто она теряла свою Светочку и вот теперь снова нашла.
– Заснула, – сказала Аннушка, став за спиной молчаливо застывшего у окна мужа.
– …Ну и дела…
– Что – «дела»? «Коза-капуста»! – резко ответил муж, повернувшись. Он слышал их разговор.
– Ну а что? Всё ей рассказывать? – обиделась Аннушка.
– Всё рассказывай! Я что ли буду? Сама чуть не до замужества думала, что дети от поцелуев появляются.
Аннушка обиженно надула губы и отвернулась. Сергей вдруг улыбнулся и привлёк её к себе.
– Родила и родила – что тут мудрить… А то выдумала капусту какую-то…
– А то я это выдумала…
– Ещё и место показывала, где нашла, – вспомнил Сергей и засмеялся беззвучно, чтобы не разбудить Светланку.
Аннушка тоже вспомнила. Это, когда ещё старшей, Наталье, было, как сейчас Светочке, даже меньше. Пристала: где, да где нашли? Ну и повела её в огород… Она, между прочим, больше в отца пошла.
– Да, – оправдываясь, начала Аннушка, положив голову на плечо мужа. – Раньше хоть по телевизору предупреждали, когда «до шестнадцати», а сейчас всё подряд показывают. Ты говоришь: всё расскажи. А знаешь о чём она спрашивает? «Как я, – говорит, – в животик попала?»
Сергей задумался – действительно, как тут объяснять?
– …Развращают только этими программами. Да родители ещё такие… – вот, откуда эта Катька всё знает? – почувствовав внутреннюю неуверенность и замешательство в муже, шёпотом продолжала рассуждать Аннушка.
– Ладно – развращают! – прервал её муж. – Не в том дело. Раньше узнает, что к чему – глупостей не наделает. Ты думаешь, Наташка до сих пор верит в твою капусту? Ей давно на улице всё разъяснили. Но не так, как надо бы, наверное.
– Да тише ты. Дома ведь она.
Они замолчали. Чтобы потом, ночью, когда обе девочки будут уже крепко спать, основательно поговорить на эту – ох, и трудную же – тему.