Глава 24 Здравствуй, совхоз Аргунский

В старом добром казачьем доме своего покойного отца, его больше ничего не держало. За три издохших коровы станичников, которые издохли, объевшись мокрой люцерны, в то время, когда Георгий пас станичное стадо, он почти рассчитался. Продал почти что, всё своё скромное богатство, в том числе и ружьё вместе со стареньким велосипедом, а больше-то, им и продать было нечего.

Семья Георгия, питалась, порой, впроголодь, потребляя фрукты и овощи с огорода — в основном квашеной в бочке капустой, которой уродилось в тот год предостаточно. Ну а Лике, они покупали литр молока у соседей или брали молоко у Таниных родителей так, как и их корова тоже издохла в тот день.

У Мавруши корова была, и она доилась, но Мавруша не давала молока семье сына потому, что невзлюбила сноху, а когда молоко прокисало, выливала его в корм для поросят.

— Мама дай патям (молоко на языке Ликаниды), — просила молока Лика, проснувшись среди ночи. «Доченька нет молочка», — отвечала ей мать. «Ну, тогда воды с сакалом (сахаром)», — говорила в ответ Лика.
 
Дефицитным сахаром в те времена их изредка снабжала Ликина крёстная Ксения, которая работала в станичном магазинчике.

Она приносила сахар для Лики, но правда приносила его не всегда, а когда у неё получалось это сделать.

Купить сахар, но где? Деньги деньгами, а сахар отпускался в магазинах строго по талонам. Но где взять лишние талоны? Негде. И ни дай Бог ревизия или кто-то донесет, что Ксения приворовывает, то обвинят её в воровстве и всё – лагеря обеспечены. Поэтому продавцы, явно обвешивать, так же, как и общитывать покупателей боялись, да и работать с сахаром на развес – сложно.

Получил, например, продавец определённое по весу количество сахара при определённой влажности воздуха, но вот погода изменилась, и вместе с ней изменился общий вес продукта. Если на улице после ненастья, когда был получен сахар, вдруг становилось жарко и сухо, то продавец оказывался в убытке и подозрении в том, что он ворует сахар. Но, если продолжала стоять пасмурная погода и воздух, был влажным, то продавцы были в выигрышном положении перед проверками ОБХСС. Но во всех невыгодных для себя ситуациях продавцы находили выход из положения. Обычно на ночь, они ставили рядом с мешками сахара ведра с водой, либо мыли пол в подсобном помещении по два, три, а то и четыре раза в день. Сахар впитывал влагу и становился тяжелее.

В один из тех осенних вечеров, к ним в гости зашла их кума Ксения.

Магазинчик, именуемый “Сельпо”, в котором она работала, был небольшим и единственны в станице. И, чего там только совместно с продуктами питания не продавалось: лопаты и серпы, вёдра и выварки с тазами, ткань и обувь, а также платья, юбки и блузки, брюки и рубашки, одеколон и пудру с губной помадой – в общем, почти всё необходимое для станичников.

Ксюша была молодой симпатичной женщиной. Жених у неё был, но замуж она пока что ещё не собиралась. Жила она у своих родителей и её дом стоял по той же улице через два квартала от Маврушиного подворья. Ксения была для станичников не своей, так как была приезжей, но и не чужой.

До переселения на Кавказ, она жила где-то в Воронежской области, наверное, как и Таня в одной из небольших деревушек.

Ксения была весёлой и озорной девушкой.

Войдя во двор, она направилась к той половине дома, где жили Георгий и Татьяна. Приостановившись на какое-то время, Ксения поздоровалась с Маврушей, которая суетилась возле казацкий плиты стоящей по своему обыкновению почти всех терских казаков посреди двора под крохотным навесом, прикрывающим плиту от дождя.

Мавруша в это время, что-то готовила на ужин мужу и своей дочери.
— Здравствуйте, тётя Мавруша. Ваши дома?
— Да, дома. Где ж им ещё быть? Жора на базу 1*, а Таня с Ликой в доме. Ты проходи в дом, а я Жорика кликну. Хотя звать его и не нужно. По-моему, он уже тебя увидел и сам сюда идёт.

  Ксения, решив подождать Георгия пока тот подойдёт, вновь обращаясь к Мавруше, спросила:
— Как ваше здоровье тётя Мавруша?
— Да как сказать. По-всякому… — ответила она. — Голова часто кружится. Наверное, сахар в крови. Всё тело, порой, чешется. А может всё от нервов? Нет никакого сладу с этой молодёжью. Так и норовят на свой лад жить.   
— Тёть Мавруш, ну что ж вы так? Ведь и вы когда-то были молодой. И хотя говорят, что две медведицы в одной берлоге не уживаются, но нужно как-то находить общий язык.
— Да знаю я всё прекрасно, только никак пересилить себя не могу. А эта, твоя кума Таня, так и норовит моим сыном командовать, — огорчившись, ответила Мавруша. – Не принято у нас так жить, у казаков. Где ж это видано, чтобы баба казаком командовала и, указывала ему, как надо жить и что делать!

Ксения, не стала больше разговаривать с Маврушей, поняв, что её не переубедить. Она стояла молча и дожидалась того момента, когда Георгий выйдет со скотного двора и подойдёт к ней. Когда он подошел и поздоровался с Ксенией, они вошли в дом. Лика, стояла в люльке, сделанной из железных прутьев и причудливо витых металлических полосок. Увидев свою крестную, она обрадовалась и протянула свои ручонки к ней и Ксения, взяла её на руки.
— Большая-то какая стала. На вот тебе конфетку, — и дала её Лике. Развернув фантик, Лика отправила шоколадную конфету в рот и, вскоре проглотив её почти не прожевав, сказала: «Ещё хочу». Ксения, смутившись тем, что другой конфеты у неё больше не было, промолчала.
— Лика, как тебе не стыдно. Съела конфету, а вместо спасибо – ещё хочу. Конфеты вредные. Попей лучше молочка. Держи, — и Таня, протянула дочери бутылочку с соской, в которой было парное молоко. Затем, взяла Лику из рук кумы, Татьяна поставила дочь снова в люльку.

«Нет так нет», — подумала Лика и принялась сосать парное молоко, держась одной рукой за спинку люльки, а другой – держа бутылочку. Лика молча, пила молоко, а её родители и кума вели меж собой неспешный разговор.

В комнате было тепло и уютно, чего не скажешь о погоде на улице.

Конец октября. На улице холодно. Но Георгий ещё с полудня протопил печь в половине дома, где он жил со своей семьёй.

Дом, состоящий из двух просторных комнат и застеклённой веранды-коридора, теперь был перегорожен и вход в каждую комнату находился отдельно.

— Я вот сахарку немножко для Лики принесла, — сказала Ксения и достала из сумочки кулёчек. Кулек, весом грамм триста, был свёрнут из оберточной бумаги. После того, как она положила его на стол, Ксения достала из кармана юбки аккуратно завёрнутый в носовой платок свёрточек. Развернула платок и положила деньги на стол рядом с кулёчком сахара, сказав: «А вот вам ещё и деньги…».
— Ксюша, откуда у тебя такие большие деньги? – удивлённо спросили хозяева, посмотрев на Ксению и деньги, лежащие на столе.
— Большие, маленькие… какая разница. Деньги как деньги. Что, никогда денег не видели, что ли? – с некой шутливостью и даже иронией в голосе ответила Ксения. – Вам их люди дали. Тут не только наши переселенцы насобирали, но и некоторые казаки и казачки скинулись. Теперь, я думаю, вам хватит, чтобы с оставшимися долгами за коров рассчитаться. Не надо машинку швейную продавать. Она вам ещё и самим пригодится. Лика - то растёт, а как без швейной машинки в доме прожить? Никак. То распашонку, какую сшить, то наволочку или пододеяльник.
— Но здесь так много. Чем же мы отдавать-то будем? Нам не один год деньги копить придётся, — озаботившись, ответила Татьяна.
— Ну что ты кума, какие долги? Это вам люди просто так дали. Их собирали всей станицей – кто, сколько мог, столько и дал, а мне их потом принесли в магазин, чтобы я вам деньги передала. Татьяна с чувством огромной благодарности посмотрела на деньги и ей, стало вдруг обидно за то, что никто из их родственников не помог им, а лишь осудили Георгия за нерасторопность на пастбище и на её глазах появились слёзы.
— Спасибо тебе, Ксеньюшка за доброту твою, — поблагодарила Татьяна куму.
— Ну что ты, Таня, не плачь, ведь мы все меж собой братья и сестры и, следовательно, должны помогать друг другу в трудные минуты жизни. Не уж то бы вы, мне не помогли, чем могли, окажись я в таком же положении как вы сейчас? Я просто клич кинула, а люди, откликнулись на вашу беду вот и всё.
— Ну, конечно же, помогли бы. О чем разговор? – ответил Татьяна, утирая ладонями слезинки, текущие по щекам.
— Вот и я о том же говорю. Так что не стоит зря слёзы проливать.
— Да это я от счастья, — ответила Татьяна, не сказав правды, что слёзы у неё потекли на самом деле из-за обиды на родственников. – Ну что кума, давай чай пить? Ведь такое радостное событие не каждый день бывает. А может быть, ты чего покрепче выпьешь? – говорила Татьяна, приглашая Ксению к столу.
— А давай, выпьем. У меня всё равно завтра выходной. От чего бы и не выпить по стаканчику винца, — согласилась Ксения.

На стол кроме квашеной капусты, была подана яичница и хлеб, а больше у хозяев собственно ничего из еды и подать было нечего.

— Ну что, давайте выпьем что ли по стаканчику, — предложила выпить Таня и все подняли стаканы. Но сама Татьяна, лишь пригубив, поставила стакан с вином обратно на стол.
— Таня, а что это ты пить не стала? Сама предложила и на тебе… назад пятками, да?
— Да, что-то не хочется. Вы пейте и на меня не смотрите. С меня питок никудышней. Со мной от жажды к выпивке и помереть можно, - вежливо отклонила предложение Ксении выпить Татьяна.
— Кума, да ты никак на сносях? – удивлённо спросила Ксения.
— Ну что ты кумушка. На каких сносях? Видишь, как мы живём. Рановато нам о втором ребёнке думать. А вино и самогонку, я с детства ненавижу – не лезет она мне, да и запах её противен.
— Ну что ж, а мы с Жориком тогда выпьем по стаканчику-другому. Правда, Жора?
— От чего ж не выпить с хорошим человеком. Конечно же, выпьем, — согласился Георгий.

Выпив, они закусили, и Георгий снова налил вина в стаканы. Через какое-то время, Ксения вдруг начала разговор на болезненную для семьи Георгия тему.

— Я что хочу вам сказать: вам бы на квартиру куда уйти. Не будет житья вам с матерью. Толи она по-матерински ревнует сына к невестке, то ли есть, какая иная причина тому – этого я, не знаю. Но, жизни вам не будет – это уж точно. Поверьте, мне на слово. Мне со стороны виднее.
— Ох, Ксения да мы и сами всё прекрасно видим. Спасибо тебе за совет. Да, вот только на какие шиши квартиру снимать? Тут ещё с работой, что у меня, что у Жоры неважно. Он всё никак от удара лошади копытом в живот не оправится. Ну а для меня на виноградниках и в поле, работы уже почти нет. Осень на дворе. Где взять деньги для съёма квартиры? Слава богу, чужие люди помогли с долгами рассчитаться. Не ждали, не гадали, перебивались с воды на хлеб и на тебе. Удача наконец-то улыбнулась и повернулась к нам лицом, а то бы вообще не знали, как жить дальше.
 
Посидев в гостях ещё немного, Ксения встала из-за стола, поблагодарила кумовьев за гостеприимство и засобиралась домой.

— Спасибо вам за хлеб соль. Но пора и честь знать. Засиделась я у вас. Домой пора.
— Мы тебя проводим. Лика уже уснула, а мы заодно прогуляемся перед сном.
— Хорошо, пошли тогда, а то скоро совсем стемнеет, — ответили Ксения и хозяева, пошли провожать гостью.

После визита кумы в гости, прошла неделя, за ней – другая. Но скандалы в семье со стороны свекрови всё не прекращались. Мавруша всё чаще и чаще стала находить какие-либо причины, даже незначительные, чтобы поскандалить с сыном из-за его жены: «Казачек ему, видишь ли, мало – кацапку 2* взял. Вина не пьёт, наших обычаев староверских не знает, а какие узнала, так и те не соблюдает…», — бурчала себе под нос Мавруша. Причиной её недовольства снохой скорей всего были науськивания её подруги – матери Агнеты Рябухи Анфисы, с которой они любили частенько выпивать, ходя поочерёдно друг другу в гости.

Георгий, вернувшись из армии, так и не смог простить Настасью Швыркову за то, что она его не дождалась. Но Агнета, подруга Настасьи, так же, как и её мать, Анфиса, надеялись на то, что Георгий рано или поздно разведётся с Татьяной и женится на её дочери. «Ведь не зря же моя дочь, так долго увивалась за ним…», — думала мать Агнеты рябухи Анфиса. Но все их старания были тщетны, Георгий даже не думал о ней и не смотрел при встрече, как на Агнету, так и на свою бывшую невесту Настасью. При случайных встречах с ними на улице, он лишь, холодно сказав, здравствуй, проходил мимо.

 Ругаясь с матерью всё чаше, Георгий стал усиленно думать о том, где бы снять отдельную квартиру для своей семьи, а Мавруша не зная того, как же ещё досадить сыну и снохе, как-то однажды, ему сказала:
— Вот что Жора я тебе скажу: по двору вы больше не ходите. Выходи со двора и заходи во двор вместе со своей женой через калитку на базке, через которую я корову в стадо выгоняю. Подметай тут за вами…
— Хорошо, мама, — ответил Георгий и на следующий день, приготовив хворост и колья, он решил перегородить двор, отделив для себя крохотный проход от порога дома вдоль стены чтобы им можно было пройти на улицу через скотный двор.

— Ой, не могу! Ой, не могу я смотреть на эти колья! Угробишь ты меня! Ой, не могу и, нет моей силушки, смотреть на всё это! Ой, не могу! – причитала Мавруша, глядя на то, как её сын вбивал колья в землю и оплетал их хворостом, делая заборчик-оградку с узеньким проходом между стеной дома и двором.
— Мама, но ведь ты сама нам запретила ходить по двору. Запретила входить и выходить через калитку у ворот на улицу. И что нам теперь делать? На крыльях через весь двор летать что ли? Так нет у нас крыльев. Мы не ангелы небесные и не птицы.
— Да. Верно, ты говоришь, сынок. Вы не ангелы и одни неудобство мне от вас. Но я же тебе не сказала того, чтобы ты кольями двор перегораживал. Что обо мне люди могут подумать? Подумают, что я сына со свету изживаю? Ой, не могу, ой не могу! – вновь запричитала Мавруша. – Ты колья не в землю вбиваешь, а прямо в материнское сердце!

Георгий, доведённый до отчаянья поведением матери, отложил лопату и кувалду в сторонку. Выдернув колья из земли, он, сложив их рядом с кучей хвороста и, пошел зачем-то в сарай. Таня слышала ссору мужа с матерью, но не стала вмешиваться. Она, тихо, так чтобы её не заметили ни муж, ни свекровь, сидела возле окна прикрытого занавеской и наблюдала за ссорой происходящей во дворе. Лика в это время сладко спала в своей люльке. Подойдя к спящей дочери, она поправила одеяльце и снова вернулась к окну. Тем временем, муж как ей показалась, быстрым шагом вышел из сарая и направился к навесу, где в поленницы штабелями лежали напиленные и приготовленные на зиму дрова. И как показалось Татьяне, в руках её мужа, что-то было и это, скорей всего была верёвка и, она не ошиблась и подумала: «Мало ли чего? Может быть, он взял верёвку для того, чтобы обвязать ею хворост и унести со двора?» Но через какое-то время, она услышала душераздирающий крик Мавруши, которая кричала: «Помогите! Помогите! Жорка повесился!». Громко крича, Мавруша выбежала на улицу, где бы её могли увидеть и услышать либо соседи, либо прохожие станичники и оказать помощь её сыну. Таня, тем временем поняв, что происходит ужасное, не теряя времени, молнией метнулась к навесу. В петле, привязанной к балке крыши навеса, висел её муж. И откуда только силы взялось у стройной хрупкой женщины? Она, обхватив мужа одной рукой за талию, приподняла его кверху словно пушинку, а другою рукой освободила от удушающей петли.
— Да что же ты такое удумал! – кричала Татьяна и не помня саму себя хлестала мужа по щекам. По её щекам текли слёзы. После того как она освободила мужа от петли, Татьяна не смогла удержать его тяжелое тело и упала на землю вместе с ним. Георгий лежал и был не в силах понять, что же с ним произошло. Он, молча, смотрел пустыми глазами куда-то вверх, ещё не успел осознать происшедшего. Возможно, он думал: жив он или уже нет? И где он: на небесах или же в аду? Крики и плачь своей жены, он воспринимал как голоса из потустороннего мира. Наконец-то придя в себя и опомнившись, он глубоко вздохнул, заморгал глазами и, оглядываясь вокруг, хриплым голосом сказал: «Прости меня, Таня». Татьяна, к тому времени уже поднялась с земли и стояла на коленях перед лежащим на земле мужем, прижимая его голову к своей груди, но, всё ещё продолжая плакать. Немного успокоившись и придя в себя, Татьяна сказала:
— Жора! Но зачем же так! Ты о нас подумал?! Каково Лике будет без отца расти? Что же ты только о себе думаешь! Да, разве ж так можно? Что ты этим хотел доказать?

Немного придя в себя и осознал весь ужас произошедшего, Георгий, заговорил. Его голос был сиплым, так как петля повредила горло, а кожу на шее сильно пекло в том месте, где красовалась бордово-фиолетовая полоса оставленная удушающей верёвкой.

— Извини меня, Таня, пожалуйста. Сгоряча я всё это. Мать совсем уже достала своими упрёками. Эх, если бы был жив мой отец, то этого бы никогда не произошло. Он бы её быстро остепенил и поставил на место. Мы ей, видимо, только мешаем. Прости меня за то, что о вас не подумал. Больше этого никогда не повторится. Вы, самое дорогое, что у меня есть, — сказал Георгий и на его глазах появились едва заметные слезинки.
— Жора, милый мой, давай всё бросим! Давай, бросим и уедем отсюда куда подальше! Провались оно всё пропадом! Будем жить так, как нам хочется! Ведь никто нам с тобой не указ!
— Да, моя хорошая. Да, моя единственная и ненаглядная. Мы уедем отсюда куда подальше и всё у нас с тобой будет хорошо.

Прибежавшие к тому времени на помощь люди начали потихоньку расходиться по домам так как помощь была уже оказана, и они решили, не вмешиваясь в дела семейные.
Мавруша, после пережитых волнений ещё долго продолжала причитать, ходя бессмысленно по двору взад-вперед, говоря в своё оправдание: «Ну, надо же. Дожила. И сказать-то уже ничего нельзя своим деткам. Чуть что, так они в петлю лезут». Но оправдывалась она, видимо, больше перед людьми, чем перед снохой и сыном.

Через пару дней после того происшествия, Георгий по совету своих друзей поехал в станицу Шелковскую, чтобы подать заявление в суд на раздел имущества.
 
Доехав в кузове попутного грузовика до нужного места, он постучал по крыше кабины грузовика и попросил водителя остановить машину. Поблагодарив водителя, перебрался через борт кузова. Спрыгнул на землю и пошел по улицы, ведущей к зданию Районного Суда. Дойдя до здания суда, открыл дверь и вошел внутрь.

— Здравствуйте! Мне бы заявление подать на раздел имущества с моей матерью, — обратился он к секретарю, сидевшему за столом в приёмной кабинета судьи.
— Вот вам листок. Садитесь вон за тот столик и пишите. Чернильница и ручка там же лежат. Если что-то будет неясно, я вам подскажу, как нужно писать заявление, — ответила пожилая женщина-секретарь. – Там образцы заявлений лежат, ну а ниже шапки, укажите причину вашего обращения. Внизу поставьте число и подпись.
— А что писать-то? И причём тут шапка? – спросил Георгий.
— Шапка – это место в вашем заявлении. Она пишется в верхнем правом углу, улыбнувшись и поняв, что Георгий малограмотен, сказала секретарь. – Ниже шапки пишите всё как есть и почему вы требуете раздела имущества со своей матерью.

Георгий посидел несколько минут в раздумье. Затем скомкал листок, положил его в карман, встал и, не сказав ни слова, пошел к выходу из здания.
— Гражданин! Вы куда? А как же заявление? – спросила секретарь, глядя в след уходящему Георгию. Георгий, не поворачиваясь и лишь махнув рукой, ответил: «Извините. Я передумал», — и вышел из здания.

Давящий ком обиды подступил к горлу. «Как! Но как же так? Что ж мне судиться, что ли со своей матерью? Ведь она мать моя! Она меня родила и воспитала. Эх, если бы жив был мой отец, то всё было бы по-другому. И этот козёл со своей козлиной бородкой не ходил бы по нашему двору, да и мать была бы сговорчивей. Чего она хочет добиться? Не уж-то она и правда думает, что своими выходками может разбить наше счастье и жизнь с Таней. Какую ей сноху ещё надо? Чем ей моя Таня не угодила? Нет уж милая мамочка. Всё равно я что-то придумаю» — с горечью над всем этим, рассуждал Георгий.

В тяжких раздумьях он незаметно для себя дошел до трассы. Остановил проходящую попутку, идущую из Кизляра. Всё также, сидя в кузове, добрался до станицы Новощедринской и когда грузовик остановился по его просьбе, слез с кузова и пошел в придорожную чайную. Заказал там двести грамм водки, выпив залпом, закусил солёным огурцом и вышел из чайной. Спиртное ударило в голову и житейские проблемы ему стали казаться не такими уж и неразрешимыми. Ему стало вдруг жаль свою мать и стыдно за то, что он решил обратиться в суд. Но и о жене с дочкой он не забывал: «Ничего мои хорошие. Я что-то всё равно придумаю. Ведь я казак. Бывали в моей жизни ситуации и похуже. Решу и эту проблему с божьей помощью. Всё за Богом. На всё Его святая воля. Знать Он меня испытывает на мою прочность родственных уз с матерью и моей семьи. Слава Тебе Боже Милостивый и Всемогущий. Да будет воля Твоя. Я знаю, что Ты не оставишь меня в мою трудную минуту жизни и подставишь мне крыло Ангела-Хранителя моего чтобы я не сорвался в пропасть, как чуть было не сорвался совсем недавно. Прости меня, грешного», — размышлял Георгий, возвращаясь, домой по просёлочной дороге в свою родную станицу.

Пока он съездил в Шелковскую, да вернулся обратно, совсем стемнело. Войдя в дом, он разулся, снял пальто, поужинал, разделся и лёг в постель.
Лика к тому времени уже сладко спала в своей люльке.

Накормив мужа ужином, Татьяна убрала со стола и легла рядом с ним, но не стала расспрашивать его о том, как прошла поездка. По его взгляду она поняла, что ему и так несладко, поэтому не стала докучать расспросами.
 
Георгию не спалось. Не спалось и Татьяне, но она ни о чём не спрашивала и он, решил сам ей всё рассказать.

— Ты знаешь, Таня. Не поднялась у меня рука заявление в суд написать на мать.
— Вот и правильно сделал. Я хотела тебя отговорить от этой затеи, ещё вчера, но разве тебя убедишь? Мать есть мать и Бог ей судья, — ответила Татьяна, положив голову на плечо мужа и вскоре, они уснули.

Прошло ещё два дня той злополучной недели, и настала суббота. Ближе к полудню в ворота постучал Валентин. Он был одним из лучших друзей детства Георгия. В пятницу вечером он приехал на выходные дни в станицу к своим родителям на новеньком грузовике ГАЗ-51, а узнав от них о недавнем происшествии в семье друга, пришел к нему.

Валентин жил в пригороде города Грозного – в совхозе «Аргунский». Совхоз, где он жил с семьёй образовался совсем недавно – примерно в 1956 – 1957 году и, ему едва исполнилось два или три года с момента образования.

— Тёть Мавруша! Жора дома? – крикнул Валентин, увидев Маврушу.

Мавруша в это время находилась во дворе неподалёку от плиты под навесом и сидела на низеньком стульчике, отделяя семена кукурузы от початков.
 
— Да, дома. Сейчас позову, он только что вернулся домой. С самого утра не было: видать, ходил куда-то, — сказала Мавруша, а затем крикнула: «Жора! К тебе пришли! Выйди».  — Ты заходи во двор, он в доме.

Валентин вошел, закрыл за собой калитку и направился к половине дома, где жил Георгий. Услышав зов матери навстречу ему из дома вышел Георгий.

— О, Валёк пришел. Заходи, — обрадовавшись встречи с другом, сказал Георгий.
— Да нет, Жорик, лучше ты выйди. У меня разговор к тебе кое-какой есть. И, об этом, лучше поговорить на улице. Обувайся, надевай пальто и пошли, прогуляемся, — предложил Валентин.

Пока Георгий собирался, Валентин, стоя у порога, закурил папиросу и нервно пожевывал зубами её бумажный мундштук. Докурив, выплюнул изо рта окорок и закурил другую папиросу. По его виду было видно, что он сильно нервничал.
Выйдя со двора на улицу ни завели разговор.

— Ну, здравствуй что ли, Валентин! С приездом тебя, — пожав руку Валентина, сказал Георгий. – Родителей решил проведать? И что это за секретность такая у тебя ко мне? Что у тебя случилось?
— У меня-то, ничего. И всё у меня нормально, а вот с тобой что случилось? – с укором в голосе спросил Валентин. – Что ж это ты такое удумал, а?.. Да разве ж так можно проблемы решать? Кому ты, что доказать хотел? Матери? А о дочери своей и о жене ты подумал? Друг, называется. А о друзьях ты подумал, когда в петлю полез? Эх, Жора, Жора…
— Извини, друг. Довела меня мать, как говориться, до белого каления. Сам не помню, как всё получилось, — ответил Георгий, догадавшись о том, что скверная новость о его недавнем суициде дошла и до Валентина.
— Ты же сильный, а перед трудностями спасовал. Как тебе не стыдно. Как же так, Жора? Я тебя не узнаю. Что с тобой стало? Чем тебе помочь?
— Прости меня, Валёк. Мне теперь и самому стыдно за случившееся, — оправдывался перед своим другом Георгий.
— Ладно, проехали. С кем не бывает. Я что тебе хочу сказать. Слыхал я, что ты жильё ищешь. Так вот. Там, где я сейчас живу, есть возможность получить квартиру. Рабочие совхозу нужны: шофера, трактористы, плотники и так далее. Если примут, то глядишь через годик, а может ещё и раньше, дадут квартиру.
— А где же жить пока её получишь? – спросил Георгий.
— Да не беспокойся ты так. Пока поживёшь скорей всего или на первом, или на втором, а может быть на третьем или четвёртом участке. А там глядишь и квартиру получишь в скором времени на центральной усадьбе. Ну а если что, то и у меня можешь с женой и дочерью пожить первое время. В тесноте, да не в обиде. Я-то уже квартиру получил. И неплохая квартира. Новенькая – с ноля. Ну, так как? Решай. Кажется, мне что жизни у тебя в отцовском доме не будет – поверь мне на слово.
— Да уж. Это точно. Что не будет, то не будет, — согласился с мнением друга Георгий.
— А знаешь, что. Давай прямо в понедельник с утра и поедем? – предложил Валентин. – Я уже дрова старикам своим привёз из лесу и теперь свободен. Завтра воскресенье, отдохну малость, а в понедельник мне нужно вовремя к разнарядке успеть вернуться.
— Да ну, Валентин. Что прямо так сразу и поедем?
— А чего резину тянуть?
— И то, правда. Только у меня нет на руках трудовой книжки. Сам знаешь, что все книжки в канторе лежат. Пока у председателя выпросишь, так рак на горе свистнет.
— Ну и что ж с того? Пусть себе лежат, а договорится о приёме на работу ты и без книжки сможешь. У тебя удостоверения тракториста при себе?
— Ну конечно же, при себе. Тракториста, бульдозериста-скрепериста, да ещё и машиниста хлопкоуборочных комбайнов, — ответил Георгий.
— Вот и чудненько, а большего пока и не надо.
— Валентин, а можно я Ивану скажу о такой возможности квартиру получить?
— А почему бы и нет? – согласился Валентин. – Давай к нему сходим. Он должен быть дома. Его грузовик я возле двора видел, когда к тебе шел, а если согласится, то мы все втроём на моём грузовике рано утром в понедельник и поедем.
— Ну что ж. Пошли тогда. Чего в самом-то деле время тянуть? – согласился с решением Валентина Георгий. – Таня я скоро приду, а если хочешь, то одень Лику и вместе с нами к Ивану сходим, — крикнул Георгий с улицы жене, которая вышла в тот момент на порог, чтобы посмотреть, кто там пришел.
— Хорошо. Я быстренько, — ответила Татьяна и снова вошла в дом, чтобы одеться и одеть Лику.

Через несколько минут они уже шли по улице, направляясь к дому Таниных родителей, где вместе с ними жил с молодой женой и дочерью Иван.

Кричать и вызывать хозяев они не стали, и без приглашения вошли во двор. Отец Татьяны в это время был на скотном дворе и занимался ремонтом легкой конной повозки, на которой он работал, возя агронома. Рядом с повозкой под навесом в стойле стоял конь и жевал овёс. Мать Татьяны и её сноха Раиса, суетились во времянке, которая стояла напротив дома и месили тесто в чане чтобы потом разложить тесто по формам и выпечь хлеб в большой русской печи.

Русскую печь они сложили во времянке вместо той, что стояла там. Потому что так и не приспособились выпекать хлеб в казачьих печах, стоящих как во времянках, так и на улицах, обычно под навесиками из камыша либо вместо него накрытых парой листов шифера. Мать Татьяны, приготовилась раскладывать тесто по формам и следила за тем, чтобы раскалённых углей в печи было достаточно.

Ивана дома не было: он возился в моторе старенького грузовика, который стоял неподалеку от дома в проулке.

Его дочь Люся, которой совсем недавно пошел второй год, спала в люльке-колыбельке, подвешенной к балке потолка в одной из комнат дома.
 
Дом Таниных родителей состоял также как в основном и все дома станичников из двух комнат, но только не был разделён не две половины, как дом Георгия и, вход был один – общий.

— Да к нам никак гости пришли, — сказала мать Татьяны, обращаясь к своей снохе Раисе. Затем, вытерла руки, которые были в муке о фартук и вышла к ним навстречу из времянки во двор.
— Да кто это к нам пришел? – радостно сказала Анна, глядя на гостей, но обращаясь не ко всем, а к своей внучке Лике, сидевшей на руках своего отца. – Иди к бабе на ручки. Ух, какая ты большая у нас стала.
 
Взяв внучку на руки, Анна снова вошла во времянку, открыла стол, достала пряник и угостила им внучку. Лика принялась грызть твёрдый, зачерствевший от времени пряник. Раиса, управившись с тестом, тоже вытерла руки только не о фартук, а полотенцем и вышла к гостям. Поздоровавшись со всеми, она спросила:
— Что-то случилось?
— Да нет, вроде… —  ответила Таня.

Все всё уже давно знали о происшествии и поэтому не докучали расспросами потому что Татьяне с Георгием было неприятно возвращаться к тем ужасным для их семьи воспоминаниям. Ведь жизнь в станицах сильно отличается от жизни городов или густонаселённых районов.  И жизнь каждого станичника была видна как на ладони. Дверные замки, и те вешали на погребах или сараях лишь для того чтобы мужья казачек не злоупотребляли спиртным: «Будет вино под замком – лишний раз не выпьет», — рассуждали они.

— Иван дома? — спросил Валентин.
— Дома. С машиной в проулке возится. Позвать? — спросила Раиса.
— Да, позови. У нас разговор к вам есть, — сказал Валентин.
Кроме Ивана, который подошел к гостям чуть позже, к гостям вышел, отставив свои занятия по ремонту повозки и отец Татьяны. Он, поздоровался с мужчинами. Пожал им руки и спросил:
— Что-то случилось или вы просто так в гости пришли?
— Да как сказать, папа, — ответил Георгий.
— Не тяни и говори всё, как есть. Что у вас опять случилось? – встревожено спросил Михаил.
— Тут, значит, такое дело. Нам Валентин предлагает поехать вместе с ним туда где он сейчас живёт – в совхоз Аргунский. Это совсем рядом с городом, а главное – есть возможность получить квартиру.
— Ну и что тут думать? Поезжайте, — ответил Михаил и крикнул Ивану: «Ваня, сынок! Иди сюда! Что ты там так долго возишься?». Но Иван был увлечен и ещё стоял у поднятого капота машины и вытирал тряпкой руки, запачканные машинным маслом.
— Иду, папа, иду! Сейчас только капот закрою, — ответил Иван и вскоре был во дворе, беседую с гостем и родственниками.
- Ну, что ж… дело, конечно же, неплохое. Своя квартира – это здорово. Да и пригород есть пригород, а не то что Щедрины. Там и больницы под боком и детям будет где учиться каким другим наукам кроме школьных наук, например, танцам или музыке. Да и магазинов много. Не то что в Щедринах: одно сельпо на всю станицу. Поезжай и ты Иван, попытай своё счастье. Но если не понравится, то мы вас с Раей всегда обратно к себе примем, — эта фраза больно шепнула Георгия за живое и он, снова подумал: «Эх, если бы только был жив мой отец…».
— Ну так как вы решили? – спросил Валентин.
— А что тут решать? Сын и зять согласны. Пусть идут к председателю, да и отпрашивайтесь у него на пару дней. Только не говорите ему всей правды, а не то, он вас не отпустит из колхоза. Скажите, что, мол, нужно помочь Жориной тётке из Грозного с переездом. И кроме вас, мол, некому помочь – того глядишь и отпустит.
— Ну и хитёр же ты дядь Миша, — сказал Валентин.
— А то. Проживёшь с моё и тоже хитрить научишься – ответил Михаил. – Вы поспешите, а то председатель куда-нибудь уйдёт из дому. Может на рыбалку уйти, а может ещё куда. Ищи-свищи его потом по станице. Ведь сегодня хоть у нас в станице и не выходной, но я проходил недавно мимо его двора и видел, что он был дома.
— Тогда мы пойдём к председателю, — ответили они и все торе, направились к калитке.
— Валентин, а ты куда собрался? Побудь здесь, а то председатель чего-нибудь неладное заподозрит и не отпустит их на завтра.
— И то правда, дядь Миш, а я-то, совсем не подумал, — смутившись, ответил Валентин.
— Пока они будут ходить, расскажи лучше, как тебе там живётся. Что за люди у вас в совхозе? Какое начальство? Совхоз твой от города сильно далеко? –  спросил Михаил.
— Да нет. На северо-восточной окраине города совхоз наш стоит, по направлению к станице Петропавловской. Ну а в город из совхоза в магазины или на базар мы пешком ходим или же на велосипедах ездим. Но обещали в скором времени автобус дать. Места, где расположен совхоз, неплохие. Но, правда, за городом на окраине меж совхозом и городом есть и неприглядные места. Оно, как и всегда бывает у всех городских? Как у той девки: губы накрасит, а пятки не помоет. Улицы города чисто выметут, а за окраиной – сам чёрт ногу сломит. Это не то что у нас в наших станицах за околицей – всегда чистота и порядок. Городское кладбище от совхоза неподалеку располагаются, и находится на той стороны речушки. Находится там же и городская свалка. Там же и собачья дралка: собачьи шкуры в том месте выделывают. Вонища, ужас какая, если ветерок со стороны города на нас дунет. Ведь ветерок, который дунет с юго-запада, проходит через свалку и дралку, а также ямшуру 3*. Но мы уже принюхались. Нас с городом маленькая речушка разделяет – Нефтянка, называется. Слыхали про такую? Сама маленькая, можно сказать, что и ручей, а её глинистые берега порой по восемь или даже двадцать метров высотой, а порой в некоторых местах даже и больше бывают. Мы их обрывами называем. Не дай бог сунешься и упадёшь вниз – костей не соберёшь. Бывало, коровы с обрывов падали, если пастух не доглядит и ломали себе ноги и рёбра. Приходилось дорезать прямо там на месте, а потом по частям тушу, разделанную вытаскивать наверх.
— А что, совхоз ваш коров держит? — спросил Михаил.
— Нет, это частные коровы – многие жители совхоза держат. Совхоз занимается плодовоовощными культурами. В основном помидоры и огурцы растим. Мы их как на полях, так и в теплицах выращиваем. Но, есть и фруктовые сады. Арбузы на бахче выращиваем, клубнику – тоже. Пчёл держим немного для опыления теплиц. На той стороне Нефтянки, напротив кирпичного завода есть наш птичник. И там, тоже, наши земли. Большой участок. Почти до Петропавловского моста, который на Нефтянке стоит, тянется. Соседствуем мы границами полей как с полями станицы Петропавловской с востока, так и совхозом Родина с запада. У подножья Терского хребта с севера наши границы полей заканчиваются. Относится совхоз как наш, так и совхоз «Родина» к городской черте – к Ленинскому району и считаемся мы его окраинами.
— А почему "Аргунский"? От названия реки или села, что ли? Так Аргун, как река, так и село вроде бы далеко от тех мест… — вновь спросил Михаил.
— Аргунский он название получил от того, что раньше земли селу Аргун 4* принадлежали. Из Аргуна рабочим ездить на работу несподручно оказалось. Вот решением Грозненского Обкома партии и было принято решение о передачи земель другому хозяину. Основных и единственных жителей в тех местах зеков, которых там содержали на вольном поселении и, где они работали – куда-то убрали. Чёрте на каком расстоянии друг от друга их бараки, где они жили, находятся. По два-три барака на каждом участке стоят посреди полей, а вокруг необъятные просторы полей и садов. Селина Якова Михайловича из совхоза «Родина» откомандировали к нам чтобы он поднимал хозяйство. Он директорам там был. На его место Крутов пришел, а Яков Михайлович и поля в нашем хозяйстве все разметил и каналы поливные тоже под его руководством прорыли. А ещё он положил начало строительству коттеджей на центральной усадьбе: удачное место выбрал, неподалеку от Нефтянки на огромном пустыре. Но сейчас он, совсем недавно, на пенсию пошел по состоянию здоровья. Фронтовик. Имеет множества орденов и медалей, а также серьёзное ранение в спину: пачку одну осколком задело, так он с одной почкой бедолага живёт. На его место, совсем недавно, назначили другого директора – Асеева Илью Митрофановича. Тоже неплохой мужик и работяг не обижает. На первом участке сейчас наша контора и гараж располагается, и весовая рядом с гаражом стоит. На втором участке находится конюшня, а ближе к Терскому хребту, рядом с Алханчуртским каналом, третий и четвёртый участки стоят. Вот в тех безлюдных землях и начал наш совхоз благоустраиваться. И считаться он совхозом «Аргунским» примерно с конца 1956 и начала 1957 года, с того времени, когда чеченцам, ингушам разрешили вернуться из Северного Казахстана после их выселения. Не стало теперь, как это было прежде и как вам известно, Терской области, Кизлярского района, Грозненской области, а появилась республика ЧАССР. Из жителей совхоза большинство русские люди, но есть также по две-три семьи украинцев, армян, чеченцев, ингушей и даже одна семья грузин есть. Хотя интернациональный, но за то дружный коллектив у нас. Ну а я уже получил квартиру на центральной усадьбе. Наша центральная усадьба начала усиленно застраиваться. Место для усадьбы Яковом Михайловичем выбрано более-менее ровное: не на склоне стоит, так как стоят на пологих склонах Терского хребта почти все участки.
— А лес там есть? – спросила Раиса.
— Есть лес. Тыртова 5* роща, переходящая в Сунженский лес. Но только роща от совхоза далековато находится – километрах в семи на юго-восток, может чуть больше. Лес далеко, зато охотникам по перепелу и другой полевой дичи раздолье. Даже дрофы есть. Есть также зайцы и лисы. Кабаны и олени, порой на посевы пастись выходят из Тыртовой рощи и Сунженского леса. В общем, благодать – необъятные просторы. Кому конечно, как, а лично мне – нравится. Все земли поливные. Воду для полива садов и полей берут из проходящего у подножья Терского хребта Алханчуртского канала. Он длинный – почти километров 150. Тянется с запада на восток. Питается канал водами Сунжи и взят, где-то в Осетии и по-над хребтом так и тянется, а впадает снова в Сунжу где-то за станицей Ильинской. Ну а для питья нам воду из города на водовозке привозят и развозят её по улицам.
— По твоему рассказу видно, что место неплохое, – оценил рассказ Валентина Михаил. – А люди там, какие?
— Да-да, а главного-то, ты так и не рассказал. Начальство и люди там, какие? – спросила Анна.
- Люди как люди. Все приезжие, но живём вроде бы мирно и помогаем друг другу. Совхоз пока что небольшой, но люди всё прибывают и прибывают. Так, что надо бы поспешить. Того глядишь и мест уже не будет. А начальство, хоть и строгое, но в зарплате не обижают и на хлеб с маслом, как говориться, хватает.

Вскоре отпросившись у председателя Иван и Георгий вернулись обратно.

— Ну что там у вас? – спросили все почти одновременно, ожидая их возвращения.
— Всё. Нас отпустил на понедельник, — ответил Иван. – Хотя долго расспрашивал что да, как и зачем мы едем.
— Что ж, тогда не будем время терять. Мне надо ещё кое-что сделать и лечь спать пораньше, а то завтра нужно рано вставать и помочь родителям, — внёс предложение Валентин и вскоре все распрощавшись, разошлись по домам. Валентин, выйдя со двора, пошел в одну сторону, а Татьяна и Георгий с Ликой на руках – в другую. По дороге к дому, Георгий и Татьяна бурно обсуждали предстоящий переезд.
— Ой, Жора, даже и не верится, что нам удастся переехать. Всё так быстро как-то получается. А если и переедем, ведь дело к зиме идёт? Хорошо бы весной переехать. Но время поджимает и может будет уже поздно: мест не будет. А может всё и к лучшему? Новое место, новые люди. Но как всё сложится?.. – озабоченная грядущими переменами говорила Татьяна.
— Не волнуйся ты так. Будь что будет. Всё равно хуже, чем есть уже не будет, а того глядишь, будет ещё и лучше, чем в Щедринах. Всё ж и город под боком и место неплохое. Правда, лес далековато – где дрова брать будем? Но, ведь живут там как-то люди и топят чем-то печки? Значит... и мы проживём. И всё же, если всё получится и нас примут в совхоз, то надо бы подумать, как дровишек с собой взять, хоть на первое время чтобы хватило. Дело-то, как ты говоришь, к зиме идёт. Машину всё равно придётся нанимать. Наверное, найдём место и для дров, — сказал Георгий.
— Ты Жора пока что не загадывай, а то мы с тобой размечтались. Может нам ещё от ворот поворот будет с переездом и не сбудутся наши надежды на получение квартиры, — ответила Татьяна.
— Вообще-то, ты правильно говоришь: курочка ещё в гнезде, а мы уж с тобой цыплят считаем, — согласился с мнением жены Георгий и вскоре они дошли до двора. Открыв калитку, прошли по двору и вошли в свою половину дома.
— Матери будем говорить о переезде или нет? – спросила Татьяна.
— Нет, я с ней больше и разговаривать не хочу. Пусть живет, как ей нравится. Вон у неё Тася растёт. Она только о ней и заботится: Тасе то, Тасе это нужно купить. Ну а я у неё, по всей вероятности, всегда был как пасынок почему-то, а не сын. Часы “Победа”, которые я себе из армии привёз и те, вынудила продать чтобы муки купить для всей семьи. Отец меня любил, а мать с самого детства ко мне с холодком относится. Ну да Бог ей судья… — с печальной ноткой в голосе от обиды на мать, сказал Георгий.

Пока они были в гостях, за это время совсем уже стемнело. Свет в половине дома матери Георгия не горе: видимо они решили лечь пораньше. Дочь, которую Георгий нёс на руках по дороге уснула. Татьяна, взяла спящую Лику из рук мужа, раздела и уложила спать.

                ***

Коротки хмурые осенние дни. После того как они вернулись, заморосил осенний дождь и моросил всю ночь. К утру он прекратился, а дням пошел снова. Но несмотря на унылую погоду выходной день прошел незаметно и быстро. Заведя будильник на пять часов утра, они легли спать, но ещё долго не могли уснуть. Лёжа в кровати они обсуждали возможные события, связанные с переездом, которые им предстояло пережить: «Как всё получится, если, конечно же, вообще получится?», — думали они. Но вскоре, не заметно для себя уснули и им, показалось, что зазвеневший в пять часов утра будильник зазвонил почему-то раньше времени. Спросонья, дотянувшись рукой до стола где стоял будильник, Таня нажала кнопку чтобы он не разбудил Лику и будильник затих. На улице было ещё темно так как в ноябре солнце встаёт лишь в начале восьмого часа утра. Посмотрев на циферблат, она увидела, что он показывает пять часов.

— Жора, вставай! Пора. Опоздаешь, — будила она мужа. Татьяна знала: уж чего-чего, а если её муж уснул, то хоть из пушки стреляй, его всё равно не разбудишь. Поэтому и тормошила спящего Георгия, взяв за плечо.
— Ага, уже встаю. В чём дело? Я не сплю! Отстань от меня! – отвечал Георгий, пытаясь продолжит свой сладкий сон.
— Жора! Да проснись же ты, наконец! Ты что уже всё забыл? Ведь вы собирались в совхоз ехать? – хотя и полушепотом, чтобы не разбудить Лику, но довольно громко сказала Татьяна.
 
Георгий, опомнившись, соскочил с постели и начал быстро одеваться. Пока он одевался, Татьяна собрала ему еды в дорогу, аккуратно завернула ломоть хлеба и кусочек сала в газету. Затем, положила свёрток в сумку, где лежала бутылка портвейна в качестве магарыча, как говорится, на всякий случай.

— Ну, езжайте с богом. Счастливого вам пути. К вечеру вернётесь?
— Не знаю. Скорей всего, вернёмся. Что тут езды. Всего ничего. Всего-то 86 километров от нас до Грозного, — ответил Георгий, затем обнял жену, поцеловал в щёку и вышел со двора.

Иван с Валентином уже давно дожидались его. Дождь, который шел почти всю ночь, к утру прекратился. Небо прояснилось и на сером утреннем небе были видны утренние звёзды, но вскоре их не стало видно, а первые лучи солнца начали прогонять ночную тьму.

— Ну что ты так долго? Проспал, да? – спросил Иван.
— Да нет, пока оделся, пока в туалет сходил. Нужно было будильник чуть пораньше поставить на полпятого, — смутившись, ответил Георгий.
— Ничего страшного, ребята, — сказал Валентин. – Сейчас только половина седьмого. Ещё время есть на дорогу, так что к восьми утра успеем. Ну, а если чуть и задержимся, то меня, думаю, за это не расстреляют. Механик у нас неплохой, понятливый и магарычи любит. Да и директор хороший и, хотя строгий, но всё же, разрешил мне машину выписать для того чтобы я дров родителям привёз на зиму из Щедринского лесу и отпустил вместе с машиной на выходные. Ладно, хватит болтать ребята, садитесь: один в кабинку со мной, ну а кому-то в кузове придётся ехать. Втроём нельзя ехать в кабинке, поэтому решайте сами кто где поедет. До Червлённой, конечно, можно и втроём ехать, но в самой червленой этот Кацюба, мент поганый, обязательно к чему-нибудь, да и придерётся. Ни одну машину не пропустит, так и норовит оштрафовать, а по большому счёту всё больше себе в карман положить. Вон какой домище себе выстроил у главной трассы где все проезжают, возвращаясь в Грозный или Наур из Кизляра и других мест.
— Жора, наверное, садись ты с Валентином, а я в кузове поеду. Я уже и так в кабинке за рулём наездился – предложил Георгию Иван – прокачусь с ветерком. «Спасибо», — недолго думая, ответил Георгий и сел в кабину к водителю.
Машина тронулась с места и уже через какое-то время они подъезжали к станице Червлённой. За станицей – мост через Терек, а за мостом, проехав несколько сот метров, начинался крутой подъем. Преодолев его, пошел прямой участок дороги. Мотор стал работать не так надрывно, и их взору открылась долина. Вскоре они проехали мимо села Толстой-Юрт (Старый Гребенской Юрт) которое стояло метрах в двухстах от трассы справа. Дальше, впереди по дороге, было ещё одно селение с названием станица Горячеисточнинская. Станица стояла почти вплотную к подножью Терского хребта и сразу же за ней начинался подъем по перевалу через Терский хребет. Мощенная булыжником дорога потянулась извилистым серпантином до вершины хребта. Пока они ехали стало светло. Небо стало чистым и безоблачным будто вчера и вовсе не было моросящего промозглого осеннего дождя и хмурых туч. По мере продвижения дорога становилась всё круче и круче и до вершины перевала было ещё далеко. Надрывно ревёт мотор ГАЗончика. Валентин едва успевает переключать коробку передач с повышенной на пониженную передачу – при поворотах на серпантине дороги и выжимал газ чуть ли не до полика.
Добравшись да вершины перевала грузовик съехал на обочину дороги. Валентин остановил машину и заглушил мотор.
— Мотор нагрелся, нужно немного перекурить. Пусть остынет, ведь машина ещё на обкатке, — сказал Валентин, обращаясь к Георгию.
 
Поставив новенький ГАЗончик на ручной тормоз и передвинув рычаг переключения коробки передач на первую передачу, он открыл дверцу и вышел из машины чтобы размяться. Следом за ним вышел и Георгий, а Иван, перебравшись через борт машины, спрыгнул на обочину дороги.

Зевнув, Георгий потянулся, достал из кармана пиджака сигареты со спичками и закурил. Иван и Валентин тоже закурили и все трое стояли спереди грузовика, любуясь красотами.

— Высоко сижу, далеко гляжу. Красота-то какая, — восхищаясь пейзажем с вершины Терского хребта, сказал Валентин.
— Да, действительно красиво, — согласились с его мнением путники.
— Валёк, а что за крыши вон там виднеются? – спросил Георгий.
— А это, как раз и есть совхоз Аргунский, — ответил он. – Вон там два домика – это Четвёртый участок. Он из всех четырёх жилых участков совхоза, ближе всех к хребту располагается. За ними, чуть дальше, следующие два домика-барака – это уже Третий участок. Дальше на запад стоит Второй участок и ниже него наш Первый участок находится. Но его отсюда не видно. Зато вон те, некоторые крыши домов видно хорошо, это и есть наша гордость – наша центральная усадьба.
— А вон там, около канала Алханчуртского, неподалеку от четвёртого участка, что за крыши?  – спросил Георгий.
— Это птичник. Но он не нам, а селу Аргун принадлежит, — ответил Валентин.
— Валентин, а там что? – спросил Иван и показал рукой в противоположную от совхоза сторону – в сторону юго-востока.
— Это, Ваня, станица Петропавловская. На реке Сунжа она стоит, а за нею на той стороне реки, село Аргун. Но его плохо видно: бинокль нужен, да и Сунженский лес мешает. Отсюда километров сорок будет до Аргуна, — ответил Валентин.
— Иван, ведь ты как-то однажды говорил, что проезжал мимо Петропавловской, когда в город ездил с экспедитором и не знал, что это Петропавловская?
— Ну ты Жорик и даёшь. Я всего-то один раз и ездил. Думаешь, что мне только по сторонам смотреть и оставалось? Вон какая дорога опасная: того гляди и полетишь под откос с хребта. Я поэтому в кузов и сел, чтобы рассмотреть окрестности получше, — сказал Иван, даже немного обидевшись на замечания Георгия.
— Ладно, не ругайтесь ребята, мотор уже остыл немного. Садитесь, поедем, — сказал Валентин и не теряя время все сели по своим местам и грузовик начал спускаться вниз по такому же извилистому серпантину.
Грузовик двигался быстро, Валентин то и дело теперь только и успевал, что притормаживать на крутых поворотах серпантина. От того, что дорога была вымощена булыжником машина тряслась частой дрожью, а в кабине стоял жуткий гул, передаваемый от колёс грузовика. Запорные крюки на бортах деревянного кузова лязгали своим металлическим звоном, и вся машина скрипела, и казалось, трещала от сильной вибрации.
— Бедный Иван. Каково ему там в кузове? — спросил Георгий – если тут в кабинке уши заложило то, что же там у него в кузове твориться?
— Это не от шума уши заложила, а от того что мы быстро спускаемся. А в кузове ехать гораздо тише чем в кабинке. Ничего, ещё немножко и скоро асфальт начнётся, — ответил Валентин, стараясь говорить, как можно громче.
Дорога, через несколько минут их движения по спуску извилистого, мощённого булыжником серпантину закончилась, и пошел прямой, асфальтированный участок трассы. И у Георгия, когда грузовик пошел по асфальтированному участку дороги, сложилось такое впечатления, будто бы он оглох. Шум и вибрация резко прекратились и ему даже показалось будто бы двигатель грузовика заглох, так как работы двигателя почти не было слышно.
— Ну и дорога – сказал Георгий – аж зубы стучат от вибрации. Все кишки вытрясло пока доехали до асфальта. Хорошо, что она не такая уж и длинная.
— Это точно. Кстати, ты знаешь, кто её построил?
— Нет, — ответил Георгий.
— Пленные немцы построили, после войны. И скажи ведь, как качественно всю дорогу уложили: камешек к камешку. Видимо, делать всё качественно и добротно – это у них в крови. Нашим ни за что такую дорогу не сделать: ума и терпения не хватит. Всё делают тяп ляп – лишь бы день до вечера как-нибудь прошел, а там хот и трава не расти.
— Тоже, верно. Наверное, это потому что отбили у казаков, да и не только у казаков, но и у всего русского народа, желание трудиться как для себя, так и во благо, и на благо других. Что теперь творится? Всё вокруг народное, да всё вокруг моё?  Но в станицах нет уж былого богатства, как раньше было: так мне мать рассказывала. Отбили у людей желание трудиться. Ну а разве не обидно будет если один будет трудиться, а другой задарма хлеб жрать? И я ведь тоже грешным делом думал, что общее – это значит ничьё. Но вот только попробуй, возьми ничьё из общего, когда тебе очень понадобится. Что будет? Сразу тюрьма и будет. Когда ж у казаков такое было чтобы хозяйство было бы общим? Никогда. Да и как можно обобщать хозяйства если порой не только в государстве, но и даже в семье нет ладу и единой цели между членами семьи. Один трудится с утра до вечера, а другой спит после похмелья. И когда проснётся, то садится за один стол с большой ложкой рядом со своим братом, который весь день трудился, добывая хлеб насущный. Вот и объединяй хозяйства после этого, а эти, будь они неладны, после революции всё объединили. 
— Да, уж. Что верно, то верно… — согласился с мнением Георгия Валентин, и они замолчали.
 
Георгий, повернувшись к окну, наблюдал за проплывающими пейзажами, а Валентин вёл машину, глядя вперёд на дорогу, думая о чём-то своём. Справа, Георгий увидел курган и подумал: «Странно и тут такие же курганы, как и в Щедринах. Сколько ехали, столько они по пути и встречались. Говорят, что это захоронение хазар или древних скифов. Правда ли? Но думается мне, что люди зря болтать не будут. Только не понятно: откуда они глину носили чтобы курганы насыпать? Не уж то шапками такие высокие курганы насыпали, как старики рассказывали? Ладно, тут земля глинистая, а в Щедринах и неподалеку от Шелковской, откуда глина? И, дальше курганы по бурунной степи разбросаны. Откуда ж там жёлтой глине взяться? Не откуда. Один песок, а глины там и днём с огнём не сыщешь?», — в раздумьях, Георгий и не заметил того, как они въехали на окраину города.

Проехав посёлок возле кирпичного завода их грузовик свернул, не доезжая Шапировского гаража, вправо, на дорогу, ведущую в совхоз. Затем проехал мимо городского кладбища, свалки, городских дачных участков, собачьей дралки и оказался перед “горбатым” мостом через небольшую речушку под незнанием Нефтянка.
Дорога резко пошла под уклон и в конце крутого уклоны был мост. Валентин прибавив газу поехал ещё быстрей чем раньше для того чтобы с разгона проскочить очень крутой подъём на другой стороне моста. Георгий, не поняв с какой целью Валентин набирает скорость, крепко ухватился за ручку, расположенную перед ним чуть ниже ящичка для перчаток водителя и прочей утвари. Ведь почти у самого верха на подъёме дорога резко сворачивала вправо: «Справится ли с управлением Валентин и, впишется ли в крутой, почти под 90 градусов, поворот? Ведь скорость, которую он набрал очень большая…», — подумал Георгий. Но их грузовик ГАЗ - 51 не доехав на подъеме до поворота всего каких-то несколько метров из-за очень большой нагрузки на двигатель резко сбросил скорость и почти остановился на какое-то время. Но тут, не мешкая, Валентин, включил первую передачу и грузовик, надрывно загудев, начал медленно подниматься, приближаясь к повороту дороги. За поворотом, дорога пошла ровная, и грузовик снова поехал как обычно.

— Фу, ну, ты и даёшь. Прямо как лётчик-испытатель гоняешь, — выдохнув воздух из груди, сказал Георгий. – А если б в поворот не вписались и с обрыва свалились? Ведь высоко падать было бы.
— А по-другому, Жора, никак нельзя. Этот мост проезжать нужно только с разгона. Ну а те, кто на велосипедах в город ездит, так они, возвращаясь, на том же месте, где машина приостановилась, слезают с велосипедов и толкают, ведя его в руках до верха поворота.
— Кто же такой дурацкий мост сделал? Шиворот-навыворот горбом не к верху, как полагается, а к воде, — спросил Георгий.
— Строители. Кто ж ещё. Берега-то крутые и высокие. По-иному, наверное, нельзя было сделать. Но мы и такому мосту рады, а то, когда моста не было, мы к совхозу Родина ходили. Там нет таких обрывистых берегов: всего может быть полметра от воды бережки и всё, а за нашим водохранилищем, вон туда, назад посмотри и увидишь, платина стоит. От неё то, и начинаются высокие обрывистые берега.

Георгий, обернувшись, посмотрел через заднее окошко кабины и увидел платину.
 
 (Фото вида платины не реке Нефтянка. Спустя годы – наше время — находится в начале главы).
 
— Ого! Какая большая. Там что, гидроэлектростанция? – удивившись большому сооружению стоящее на крохотной речушке, сказал Георгий.
— Нет, просто платина, — ответил Валентин. – Скорей всего, изначально всё так и задумывалось: хотели турбину поставить. Но потом, когда платина была уже почти готова, почему-то не стали ставить. То ли сочли, что будет мало воды для неё, то ли Москва не разрешили, то ли ещё что-то не срослось у них, вот они и оставили всё как есть – без турбины. Дно водохранилища земснаряд чистит. Посреди водохранилища нефтеловушку растянули и нефть с мазутом с поверхности воды собирают. Затем, мазутовзки приезжают и увозят собранную нефть и мазут куда-то. Рыба хоть и крупная в Нефтянке, но почти вся то ли нефтью, то ли керосином воняет – есть невозможно. Правда не вся воняет, но мы привыкли и едим порой её с аппетитом. Наверное, уже принюхались, а скорей всего та рыбы, которая не воняет из Сунжи и Терека зашла в Нефтянку. Вот потому и не вонючая: не успела она ещё водицей с нефтью и мазутом пропитаться. А если кто из рыбаков за платиной рыбу ловит, так только для кур, цыплят или утят, чтобы те быстрей росли. Может бы ели и сами, но её вообще есть невозможно: то ли рыбу жуёшь, то ли фитиль от керосиновой лампы.

Через метров триста от моста дорога свернула влево и за поворотом начался подъём. После того как они проехали по этому подъёму мимо центральной усадьбы, то в конце подъёма дорогу им преградил шлагбаум. Рядом со шлагбаумом стояла будка охранника.

Увидев машину Валентина, охранник поднял шлагбаум, кивнул головой в знак приветствия и пропустил машину. Затем, снова опустил шлагбаум и вошел в будку.

— Ты смотри как у вас здесь всё строго: кто зря не пройдёт и не проедет, — сказал Георгий, обращаясь к Валентину.
— Так и положено. Это не Щедрины, где все можно и нет шлагбаума на въезде в станицу. Здесь город. Чужие могут прийти или приехать, да и обворовать, поэтому и шлагбаум стоит. По полям на конях, ездят сторожа-объездчики и следят за тем, чтобы продукцию не разворовывали, — ответил Валентин.

Сразу же за шлагбаумом, проехав мимо гаража и весовой, машина свернула влево и двигаясь по грунтовой дороге вдоль поливного канала направилась к Первому участку где находилась контора.

— Всё, приехали. Иван! Слезай, — сказал Валентин, выйдя из кабинки. Все трое мужчин собрались идти в контору, но вначале, перед тем как войти в неё, они подошли к колодцу.

Конторой было здание, собранное из фанерных щитовых панелей и стояла контора между других жилых домов в центре Первого участка. Напротив конторы был бассейн для питьевой воды, который путники приняли за колодец потому что сделан он был в виде колодца. Вместо сруба квадратом из брёвен были выложенные стены из кирпича. Поверх сруба лежала добротная крышка собранная из досок и к ней был приделан ворот-вертлюг стоящий на стойках. На вертлюг была намотана цепь и на конце цепи висело оцинкованное ведро.

Они подошли к бассейну чтобы напиться воды.

— Вода такая чистая, приятная и на вкус, как родниковая. Это что, колодец?  — спросил Георгий у Валентина.
— Нет, это бассейн. До воды тут лопатой не докопаться. Воду для питья из города водовозкой привозят и заливают в бассейны. На каждом участке бассейны стоит. Неподалеку от шлагбаума справа, если ты заметил, водокачка и пульпа для переработки и дальнейшей отправки помидор на консервный завод стоит. Там помидоры моют, затем дробят и мелют в специальной установке, а затем в металлических бочках-емкостях на консервный завод тракторами отвозят. Так вот, когда скважину бурили, то вначале из неё горячая вода пошла, даже не горячая, а прямо кипяток пошел. Буровики стали ещё глубже бурить и дошли до холодной воды, но только она щелочная и пить её противно. Да и не годится она для пития, ну а помидоры мыть, пойдёт. Скважина метров 800 глубиной будет, если ещё не больше. Ладно, попили воды? Теперь пойдём к директору пока он куда-нибудь не уехал, — сказал Валентин и все втроём поднявшись на порог вошли в здание.
 
Пройдя по узкому и короткому коридору, Валентин постучал в дверь кабинета директора. Затем, как это обычно и делают почти что все русские люди: вначале вошел в кабинет, а уже после того как вошел, попросил разрешения войти.

— Входи, Валентин, раз уж вошел, — ответил директор. Чего в дверях стоишь? Ты уж или заходи, или выходи. Чего мыкаешься взад-вперёд?
— Да я не один пришел. Со мной люди – мои хорошие знакомые. Они на работу к нам в совхоз хотят устроиться.
— Что ж, пусть заходят, — ответил директор, и Георгий с Иваном вошли в кабинет.
 
Кабинет директора был крохотным. В углу возле окна находился небольшой сейф на котором стоял кактус в горшке. С другой стороны от окна ближе к его центру стоял стол директора, а у стены – стул на котором он сидел. Возле входной двери стояла вешалка и напротив неё – несколько стульев выстроенных в ряд. Стулья служили по всей вероятности для приёма своих подчинённых во время совещаний. На столе стоял гранёный графин с водой и рядом с ним – стакан. Также лежали какие-то папки с бумагами и чернильница. Перьевая ручка была воткнутая в красивую подставку сделанную в виде платины гидроэлектростанции и в той же подставке во вмонтированном в неё стаканчике находились остро оточенные карандаши. Лежали на столе также и прочие канцелярские принадлежности: дырокол, ластик, канцелярские скрепки в коробочке. У директора за спиной на стене висел портрет Ленина. Директором был мужчина среднего роста. Его волосы были почти белые от седины. На пиджаке Якова Митрофановича Асеева красовались узенькие колодки, надетые вместо заслуженных им орденов и медалей. На вид он был лет пятидесяти пяти.
«Костюм тройка. Белая рубашка. Тщательно выбрит но почему-то без галстука. Видать, не любит галстуки и точно уж фронтовик, раз награды имеются –  подумал Георгий – значит, цену человеческой жизни знает и ценит».
Директор, увидев вошедших, поднялся и вышел из-за стола. Поздоровался с каждым крепко пожав руку и обращаясь к гостям, сказал:
— Слушаю вас, молодые люди. Что вас привело к нам? Откуда вы бутите?
— Мы из Щедринов, — ответили мужчины.
— А что же вас к нам привело? Щедрины – это значит колхоз «Коминтерн»? А колхоз «Коминтерн» неплохой. Недавно на заседании у секретаря Обкома партии был, и виделся с вашим председателем. Неплохие у него показатели по хозяйству. Что вам в колхозе не сиделось? – спросил директор
— Да тут, понимаете, такое дело – начал разговор Валентин вместо Георгия и Ивана. – С родителями они не ужились.
— Ясно. Дело житейское. А что, у твоих друзей своего языка нет чтобы рассказать обо всём самим?
— Да нет, они стеснительные и не особо хотят рассказывать подробности.
— Что ж, скромность — это тоже неплохо – ответил директор. – А документы у твоих друзей имеются? Кем они работали в колхозе?

Наконец-то набравшись смелости Георгий и Иван заговорили:
— Да, конечно же, документы имеются. Извините, но мы не знаем, как к вам обращаться. Вот наши документы, держите, — достав из внутренних карманов пиджаков документы они протянули их директору.
— Яковом Митрофановичем меня зовут, ну а вас как звать-величать?
— Меня Георгий, но можно просто Жора, а его Иваном зовут, — Иван кивнул в знак согласия головой и тоже протянул свои документы директору.
— Так… один механизатор, а другой водитель. Это хорошо. И трактористы, и шофера нам нужны. Но пока для вас работы нет. Но если хотите, то я могу вас оформить не по специальности, а разнорабочими. Вы согласны с моими условиями? Ну а там дальше видно будет. Посмотрю, что вы за люди. Думаю, что Валентин уже рассказал вам о том, что для работников совхоза строят жильё и можно получить квартиру? Всё так и есть. Но если получив квартиру вы вдруг захотите уволиться из совхоза, то квартиру мы заберём. Вы согласны с такими условиями?
— Да, Яков Митрофанович. Нам всё известно и если вы нас примите, то мы будем хорошо работать и никогда из совхоза не уволимся, — ответил Георгий, а Иван, кивнув головой в знак согласия, промолчал.
— Не будь таким уверенным и никогда не говорите никогда! Ведь в жизни всякое может случиться, да и соблазны кругом вон какие: город рядом, а там и работу получше можно найти и платят в городе побольше. Так что никогда ребята, не зарекайтесь…
— Мы постараемся быть преданными совхозу и не намерены увольняться в будущем – сказали почти в один голос Иван и Георгий.
— Опять вы за своё! Я же вам сказал, не зарекайтесь, чтобы потом глазами от стыда перед людьми не моргать. Ведь в жизни всякое может случиться, не правда ли? Разве вы думали о том, что когда-то вам придётся уехать из своей родной станицы? Ладно, пишите заявления, а когда вернётесь и возьмёте свои трудовые книжки с прежней работы, я заявления ваши подпишу и затем вы их в отдел кадрами отдадите. Я вашему председателю позвоню и решу ваш вопрос с увольнением из колхоза. Ну а с судимостями у вас ребята как дела обстоят? Имеются судимости или нет? – спросил директор в тот момент когда они уже собрались попрощаться и выйти из кабинета.
Все трое остановились и повернулись к директору. Иван наконец-то заговорил и ответил: «У меня нет никаких судимостей». Георгий, немного помолчав, ответил:
— Да как сказать. Даже и не знаю, что ответить…
— Говори как есть. Не тяни с ответом – с ноткой строгости в голосе ответил директор.
— В общем, есть у меня судимость. Судили меня товарищеским судом за то, что я проспал когда на железнодорожной дороге работал стрелочником.
— Да разве ж это судимость. А я-то, подумал.… Ну, ничего, у нас не проспишь – ответил директор. – В общем, я так понял, что вы твёрдо решили устроиться и работать в совхозе. Тогда сейчас проедите на весовую и найдёте там агронома. Он сейчас должен быть неподалеку от шлагбаума вместе с бригадирами полеводческих бригад. Скажите ему, что я вас прислал. Пусть подводу вам даст и извозчик пусть свозит вас на Третий участок – жильё своё будущее посмотрите. Это, правда временное ваше жильё пока будет, а в дальнейшем вы, как и все, получите квартиры на центральной усадьбе.
— Спасибо вам, Яков Митрофанович за вашу доброту и заботу к нам, — поблагодарили директора Георгий и Иван.
— Рано ещё благодарить. Ступайте. Да, и ещё одно. Чуть не забыл: подойдёте потом к механику после того как посмотрите жильё и если вам понравится. Пусть он машины вам выделит для перевозки вашего имущества. Вам двух машин хватит? – спросил директор и подумал: «Двух машин хватит, да им, наверное, и в одну-то машину грузить нечего?».
— Да, конечно же, двух машин хватит, — ответили Георгий и все трое вышли из кабинета. «Хорошие ребята, да вот только несладко видно им в жизни пришлось. Ведь не от хорошей жизни бегут из родной станицы?», — подумал директор и снова погрузился в работу, пересматривая документы лежащие на столе в папках.

Валентин довёз своих друзей до шлагбаума и поехал в поле под загрузку баклажан чтобы затем отвезти их на консервный завод для переработки. А также сообщил им фамилии и имена агронома и механика.

— Здравствуйте! Вы будите Полещук Николай Иванович? Мы от Якова Митрофановича. Он сказал нам чтобы мы к вам обратились. И ещё сказал чтобы вы нам подводу выделили для того чтобы нас на Третий участок отвезти, — сказал Георгий, обращаясь к агроному.
— Хорошо, сейчас сделаем, — ответил агроном и крикну извозчику который сидел на подводе неподалёку от шлагбаума и дожидался разнарядки на день.
— Кузьмич! Свози ребят на третий, а когда вернешься, то ко мне подъедь.  Не забудешь?
— Хорошо, свожу и не забуду! —  крикнул в ответ Кузьмич. – Ребята! Ну и чего вы стоите как вкопанные? Идете сюда и залезайте в подводу! – крикнул Ивану и Георгию Кузьмич. И тихо пробурчал: «Повезу вас на Третий участок, раз уж такое дело. Куда ж от вас денешься…».

Возницей оказался пожилой мужчина лет пятидесяти пяти, может и шестидесяти, по фамилии Касагов Георгий Кузьмич. На нём был плащ из брезента. Обут он был в кирзовые сапоги. Георгий и Иван поспешили к подводе и подойдя, сели в кузов.

— Ну что, уселись? Тогда, поехали, — сухо и неприветливо ответил извозчик.

Дорога до Третьего участка идущая на подъем к подножью Терского хребта оказалась неблизкой: километров восемь, если не больше. Как оказалось вчерашний дождь прошел не только в станице Старощедринской но и в совхозе «Аргунском», поэтому грунтовую дорогу развезло и грязь налипала на колёса, цепляясь большими комьями желтой глины. Всю дорогу они ехали молча. Извозчик, понукая коней, дёргал вожжи чтобы те шли быстрее. Но кони шли по-прежнему медленно потому, что им было тяжело тянуть подводу на подъем. Да ещё и это липкая словно пластилин грязь и копыта коней увязали в ней и они, еле тащили за собой подводу. Но вот наконец-то в конце длинной дороги проходящей вдоль поливного канала и фруктовых садов показались бараки Третьего участка.

Дорога, по которой они ехали, резко напротив бараков, свернула вправо и пошла мимо Третьего участка дальше – вдоль молодых фруктовых садов до Четвёртого участка по направлению станицы Петропавловской и птичника принадлежащего селу Аргун.

Весь участок состоял всего-то из двух бараков. Один барак был разделён на две жилых половины, а другой на три и в них жили семьи рабочих совхоза. Но одна половина из тех бараков была пустой – не заселённой жильцами. На пороге у входа в один из бараков играли несколько детей дошкольного возраста. Их родители, по всей вероятности, были на работе. Около другого барака молодая женщина вывешивала выстиранное бельё на оцинкованную проволоку которая была натянута от стены барака до столба стоящего у заборчика ограждающего небольшой огород. Бараки стояли трамвайчиком, выстроившись вдоль дороги ведущей к четвёртому участку. Путники также увидели что все поля в совхозе разделены на квадраты и по границам разделённых участков проходят каналы со шлюзами для полива, а рядом с каналами, по одну или по обе стороны, проходят грунтовые дороги и Георгию с Иваном показались эти особенности странными. Ведь в Щедринах никто даже и не знал, что можно таким вот способом, проведя поливные каналы, орошать землю. Но вот они слезли с подводы и их ноги сразу же встряли в грязи. Размокшая во время дождя глина налипла на обувь образовав большие, тяжелые, едва подъёмный, комья. Поэтому ноги они передвигали с трудом. Дойдя до бараков по грязной тропинке они очистили обувь от грязи палкой лежащей неподалеку от тропинки и пошли к баракам.

— Ну и землица здесь. Одна глина, а всё растёт. В Щедринах супесчаная почва и такой липкой грязищи отродясь не было, — возмущённо бурчал себе под нос Георгий. – Ладно, посмотрим, что за жильё нам предлагают, а то и правда, как сказал директор, получится: «Благодарить ещё рано…» и вернёмся мы домой несолоно нахлебавшись.

Их будущим жильём оказалось: две небольших комнаты, крохотные коридорчики и такие же миниатюрные кухоньки.

— Ну что Иван, как тебе новое жилище? – спросил Георгий.
— Не дворец, конечно же, но жить, думаю, можно. Не вечность же мы будем здесь находиться? Когда-нибудь и квартиры получим.
— Я тоже так думаю. Хотя нет ни электричества, ни водопровода, но зато есть бассейн с водой и канал поливной рядом проходит. Можно в дальнейшем к генератору от трактора лопасти приделать и на канале его закрепить. Потом провода подвести, хотя и далековато, но зато будет хоть какое-то да освещение от двенадцати вольтовой лампочки ночью. Всё же лучше, чем керосин жечь в лампе. Но это уже дело третье. Ну так как, соглашаемся или как?
— Я думаю, что такой шанс упускать не следует и нужно соглашаться, — сказал Иван.
— И я так думаю. Тогда поехали? – предложил Георгий.
— Поехали… — согласился Иван.
 
Вернувшись к подводе они, молча, сели в кузов. Кучер, всё это время, сидел в подводе не слезая с неё потому, что не хотел вымазывать в раскисшей глине свои сапоги. А когда Иван и Георгий вернулись к подводе, он их спросил:
— Ну и как вам местность? Понравилось жильё?
— Ничего, жить можно, — ответили они кучеру.
— Тогда поехали обратно, а то мне ещё по разнарядке надо на наш птичник съездить и корм отвезти, — сказал извозчик и они тронулись в обратный путь.
— Ну и почва у вас тут. Хоть бери и саманы меси, а потом кирпичи из них обжигай. Липнет к обуви так, что не отдерёшь, ну прям как пластилин. Не то, что у нас в Щедринах… — сказал Георгий.
— Так вы из Щедринов? Терские казаки значит, как и я? А я-то, подумал сначала, что вы кацапы. Что ж, раз такое дело, тогда давайте знакомиться. Меня Георгием Кузьмичом звать-величать, а фамилия моя Касагов. Можно просто дядькой Жорой называть, — представился извозчик.
— Меня зовут также как и вас – Жорой, а это мой родственник, брат жены, Иван. И хоть он кацап, но парень неплохой. Его фамилия Дружинин и он из Воронежской области, а моя Данилушкин и я гребенской казак, — ответил Георгий, и извозчик пожал парням руки.
— Ну, что ж, будем теперича знакомы, — и, замолчал. Ему вдруг стало неловко за то, что он сказал. Ведь Иван оказался кацапом родом из Воронежской области, а Кузьмич подумал, что они оба являются терскими казаками, когда те ответили ему, что они из Старощедринской: «Дурак старый ведь у них на лбу-то не написано?.. Правда, говорят, что язык мой, враг мой. Слово серебро – молчанье золото. Знал ведь о том, что почти истребили всё наше казачье племя – ещё в те двадцатые годы. Понаехали уж давно в наши земли кацапы, а позже и прочие, и нет больше былой славы казачьей! Из нашей родной Терской области Чечено-Ингушскую республику совсем недавно сделали! Унизили! Втоптали в грязь доблесть и славу казацкую! Всё эти большевики проклятые! Рожи кацапские. Один Ленин чего стоит. Сколько он беды казачеству принёс со своим дружком Троцким! Тысячами расстреливали и высылали на погибель в безлюдные степи семьи казачьи. А в станицах теперь стали жить даже чеченцы с ингушами: когда такое было? Черт меня за язык дёрнул. Обидел ненароком парня. Кацапы, казаки – какая разница. Ведь, всё равно братья по крови – русские люди и христиане. Ляпнул, не подумавши…», — болезненно переживал за сказанные слова Кузьмич.
 
Ребята, поняв то, что Кузьмич умолк и переживает по поводу сказанных им слов, спросили его:
— Дядь Жор, ты никак на счёт слова кацап переживать начал? Да не переживай ты так. Мы люди не обидчивые. Ты лучше расскажи нам, как тут живётся? Какие здесь люди? Сам-то ты откуда родом и, давно ли в совхозе живёшь?
— Да, какой там давно… второй год пошел, как мы с бабкой из Ильинской сюда перебрались. Живём на Первом участке.
— А что ж из Ильинской-то уехали? – спросил Георгий.
— Извините, ребята, но этого я вам не скажу – были на то причины.
— А родом вы откуда будите? – вновь спросил Георгий.
— Из Ильинской и буду. Откуда ж ещё? В Ильиновки родился. Там и вырос, крестился, женился, детей и внуков растил – всё там. Вся моя жизнь там прошла, а вот на старости лет пришлось уехать. Я там бондарем работал и хватит об этом. Мне больно вспоминать, — и, махнув рукой, снова замолчал.
Но через какое-то время к нему вновь обратился Георгий.
— Извини, дядь Жора за то, что мы с расспросами пристаём, но нам интересно знать, как вы тут живёте и что за люди в совхозе живут?
— А что тут рассказывать. Люди как люди – везде одинаковые. Как ты к людям относиться будешь, так и они к тебе отнесутся. Живём неплохо. Еды хватает. Есть деньги и на то чтобы кое-какую одёжу купить и обувку. Зарплату и аванс дают вовремя. Ну, а кроме того ещё и шабашка бывает, — Георгий, услышав незнакомое для него слово шабашка, удивлённо посмотрел на Ивана, Иван посмотрел также удивлённо на Георгия, а потом оба посмотрели так же удивлённо и на Кузьмича.
— Извините, а что такое шабашка? – спросили они у кучера.
— Эх, молодёжь, молодёжь – с вечера не кладешь, а утром не добудишься. Не знаете что такое шабашка? Что ж это, в ваших Щедринах не знают слова шабашка вообще что ли? – сказал Кузьмич и рассмеялся.
— Нет, например, мы не знаем. Это, наверное, что-то в виде премии или дополнительного аванса, да?
— Нет, шабашка – это, то, что ты с поля или сада в сумке принесёшь домой. Ведро или пару ведер, а если удастся, то и больше? – ответил Кузьмич, уже перестав смеяться.
— А зачем ведрами-то, например, огурцы помидоры или кабачки тащить? Взял столько, сколько за один раз съесть можно и хватит, пожалуй. Всё равно если долго хранить, то сгниёт или засохнет.
— Да… уж. Действительно, Щедрины и тёмный лес. Ну а город зачем у нас под боком? Продал ведро-другое помидор на рынке или чего-нибудь другого, вот тебе и колбаска с маслицем, и денежки на табачок. А главное зарплата, почти что, целая остаётся. Только не ленись и начальству с шабашкой на глаза не попадайся. Ведь все воруют. В такой стране как наша – нельзя прожить честно, без воровства. Хотя, шабашку и воровством-то назвать язык не поворачивается. Наши руководители гребут деньги лопатами, обкрадывая народ, а мы доедаем объедки с их барского стола словно собаки. Разве ж так жили казаки раньше до революции? Нет, жили они в полном достатке и никому не подчинялись кроме, как только царю-батюшке, да Господу Богу. И воровать у казаков нужды не было – всего хватало с лихвой. Один казак мог содержать семью, например, из восьми, а то и десяти человек и ведь мог хорошее образование дать детям, оплатив обучение каждого ребёнка, даже обучая его за границей. Ну, а сейчас что? Что за образование наши дети получают. Бесплатное? Бесплатно – это слова значит, что бес платит. Бесплатным бывает лишь сыр в мышеловке. И то мышке приходится платить за него жизнью. Да еще, пожалуй, вши бывают бесплатными, перебравшись к тебе с другой головы или тела. И всё. Нет больше ничего в этом мире бесплатного. Мой дед есаулом был, и отец за Отечество кровь проливал, а что эти большевики натворили? Мать их не хай трингидрит через коромысло!
— Дед, а ты случаем не в полицаях был в Великую Отечественную? – съязвил Иван, не знавшие духа казачества.
— Ну, мерзавец эдакий! Я вот тебе сейчас дам за полицая-то! У меня ордена и медали за заслуги перед Родиной! Молокосос! Да как ты можешь так язвить с пожилым человеком! Я ранения имею! Я кровь за Родину проливал! – и, взяв кнут, лежавший рядом возле него на сиденье Кузьмич, пару раз, хлестнул Ивана по спине, говоря при этом: «Кацап он и есть кацап и, я не ошибся в том, что все кацапы такие!».
— Простите его Бога ради, Георгий Кузьмич. Иван у нас любитель пошутить, — извинился за Ивана Георгий.
— Ничего себе шуточки! Ровесника что ли себе нашел? Упрекает меня, не зная моего прошлого! Ладно, прощаю его, за его молодость. Но пусть он больше так не шутит над казаками. Ведь Родина для казака священна, как бы её не унижали и кто бы над ней не издевался. Родина она и есть Родина. Она как мать, её не выбирают, а любят и защищают за то, что она мать.
 
Обидевшись на Ивана, Кузьмич больше не разговаривал и с Георгием. Вскоре путники приехали на весовую, сошли с подводы и попрощались с Кузьмичом.
Обиженный Кузьмич ничего не ответив им. Дернул за вожжи и скомандовал коням: «Но! Давай, родимые, пошли!». Проехав шлагбаум, поехал по дороге ведущей к горбатому мосту и вскоре скрылся из вида.
— Ну вот и познакомились – обиженно сказал Иван, – теперь-то я знаю какие здесь люди.
— Иван, но ты ведь сам виноват. Не знаешь человека, кто он и что собой представляет, и вздумал шутить, как ты всегда любишь пошутить с подковыркой. Правильно Кузьмич сделал, что огрел тебя пару раз. Наука тебе будет на будущее. Милое дело – знай себе да помалкивай. Больше молчишь – дольше проживёшь, — дал дельный совет Ивану Георгий.
— Но он, ведь, так плохо говорил о Ленине?
— Иван, а ты что с Лениным был знаком лично и чай с ним пил или виноградный чихирь за одним столом на вечеринке?
— Нет, но мой отец коммунист и, он рассказывал то, что Ленин дал всему трудовому народу светлое будущее. Это благодаря его усилиям мы избавились от буржуев.
— Да, согласен, но мне мой отец рассказывал совсем другое. До прихода Ленина мы, но не вы в своей центральной полосе, жили очень хорошо. И, никто нам был не указ. Жили казаки вольно и свободно, и не бедствовали, а Ленин, собрал всех голодранцев и бездельников до кучи и революцию сотворил. Говорят, что он ещё был немецким шпионом. Правда ли? Этого я не знаю, но люди зря болтать не будут. Поэтому он всё и сделал против России. А ты говоришь: партия Ленин… тоже мне святого нашел. Это, нам мозги теперь задуривают и говорят, что Ленин всё сделал для народа. Шиш с маслом! – это их коммунистическая пропаганда. Я-то, знаю, как люди до революции жили и, мня в этом, не переубедишь. Правду о том, кто такой Ленин и что такое его партия я знаю. И кто он такой на самом деле. Но на рожон не полезу, что-то кому-то, доказывая, да и тебе не советую. Иначе растопчет и в лагерях сгноят за твою правду. Ведь им, этим бывшим голодранцам и лодырям, которые сейчас у власти, ох как такая правда не понравится.
— Да ну тебя, Жора. Я тебе не верю – сказал Иван, обидевшись и на Георгия. – Ленин хороший и то, что ты рассказал, быть такого не может. Ты всё выдумал.
— Я, Ваня, сказал, а там как хочешь: хочешь, верь, а хочешь, нет. Это, твоё дело, — так и не согласившись с Георгием, Иван замолчал, видимо, прислушался к полезному совету Георгия в том, что слово серебро, а молчанье золото и они пошли к механику.
 
Пока они съездили на третий участок, да вернулись обратно, прошло чуть больше двух часов и время приближалось к полудню. Машин в гараже не было: они все были на выезде, за исключением пары машин и нескольких тракторов находившихся в ремонте.

— Здравствуй! А где нам можно найти механика? – спросил Иван у шофера, который засучив рукава по локти, занимался ремонтом двигателя.
— А вы вон к той двери около ворот бокса подойдите, он там должен быть, если куда-нибудь снова не ушел или не уехал.
— Спасибо! — поблагодарил Иван своего коллегу, такого же шофера, как и он сам и они, направились к кабинету механика.
 
Войдя в кабинет без приглашения, так как дверь была открыта, они вошли в небольшой кабинет. За столом сидел механик – он же и завгар – и, по всей видимости, оформлял путёвки на завтрашний день.

— Здравствуйте! Вы механик? – спросил Иван.
— Да, я. А что вы хотели, и как вы сюда вообще попали на территорию гаража? И кто вас пропустил? – спросил и удивлённо посмотрел на Ивана и Георгия механик.
Механиком был молодой мужчина – примерно их ровесник. И был он плотного телосложения и высокого роста.
— Мы приехали с Валентином Арсентьевым и на работу устраиваемся. У директора мы уже были утром и по его распоряжению съездили на третий участок, и посмотрели своё будущее жильё. Директор сказал: когда мы с участка приедем обратно, обратиться к вам. Нам две машины надо для переезда.
— Извините, ребята, но машин, как видите, у меня в данный момент нет. Если только что на завтра, тогда я смогу вам две машины выделить. Вас это устроит?
— Что ж, поделаешь. На завтра так на завтра, — согласились они.
— А вы вообще издалека? Вам переночевать есть где?
— Не из такого уж мы и далека – из Щедринов мы приехали, а переночуем мы, наверное, у нашего друга Валентина Арсентьева. Если он нас примет, конечно. Но мы думаем, что примет.
— Ясно. Вот и хорошо, что вы у него переночуете, а то я вам хотел предложить переночевать в нашем небольшом общежитии, но удобств пока в нём никаких нет.
— Спасибо вам большое. Не знаем, как вас звать-величать по имени отчеству – ответил Георгий – но мы, пожалуй, пойдём, и будем ожидать Валентина, заодно пройдёмся и посмотрим центральную усадьбу.
— Что ж, идите, раз так решили. Ну а зовут меня Виктор Степанович. Фамилия моя Копилкин. Время к обеду подходит и, если вы хотите, то можете пойти со мной в нашу столовую.
— Нет, спасибо. Мы с собой в дорогу взяли перекусить. Перекусим позже. Мы пока ещё не проголодались.
- Ну, тогда, как хотите, а я вот сейчас путёвки закончу подписывать и пойду, пожалуй, пообедаю. В нашей столовой всё недорого и очень вкусно готовят, — сказал механик. 

Иван и Георгий, выйдя из кабинета механика, пожалели о том, что отказались от приглашения пойти с ним в столовую. И в их желудках звучно заурчало в тот момент когда им напомнили о пище.

Выйдя с территории гаража они отошли в сторонку; развернули пакеты, приготовленные их женами в дорогу, положив их на траву; присели на корточки и, принялись жадно поедать содержимое. Поев, они подумали о том, где бы теперь напиться воды, но неподалеку от здания весовой они увидели стоящую водовозку в которой была вода. Водовозкой служил тракторный лафет на котором была закреплена большая металлическая ёмкость-бочка. И лафет, который отцепили от трактора, был поставлен около ворот у кирпичного забора гаража. Из той бочки все не только пили, но и набирали воду в радиаторы как тракторов, так и автомобилей.

Напившись воды они подошли к шлагбауму; вышли за территорию гаража, складов и весовой и пошли вниз по дороге, ведущей к центральной усадьбе.

— Ну и что мы теперь займёмся? Валентин ещё нескоро вернётся. И, скорей всего, он уже второй или третий рейс делает. Пошли по совхозу пошатаемся. Посмотрим как люди живут. Заодно и время убьём, — предложил Иван.
— Что ж, пошли, прогуляемся. Ведь больше всё равно делать нечего. Вот только наши, наверное, будут за нас переживать? Я своей сказал, что мы к вечеру вернемся обратно. Но видишь, как всё получилось… — сказал Георгий.
- Ничего страшного. Пусть немного по переживают, зато крепче любить будут. Им это даже полезно иногда по переживать. Переживает – значит, любят, — высказался Иван, сделав своеобразное умозаключение.
— Да уж – согласился с мнением Ивана Георгий – но, было б лучше, если мы сегодня к вечеру дома были.  Но ничего не поделаешь. Придётся ждать завтрашнего дня.

Спускаясь по дороге, идущей под уклон от шлагбаума к мосту через Нефтянку, метром через сто пятьдесят они дошли до «Т» образной развилки и, свернув на главную улицу усадьбы, пошли по ней.
За разговорами они не заметили как прошли почти всю главною улицу центральной усадьбы, которая была не такой уж и длинной, как им рассказывал Валентин. «Каждый кулик своё болото хвалит», — подумал Георгий.

По улице как слева, так и справа вдоль дороги поочерёдно было построено не-сколько домов-коттеджей из красного кирпича со своими тесными комнатушками. Все коттеджи в основном имели два или четыре входа, так как были разделены на две, а то и на четыре половины для каждого хозяина. В некоторых из них уже жили люди.

Стены некоторых домов-коттеджей ещё возводились, а в других, только что построенных домах, строители уже штукатурили внутренние стены. Плотники вставляли рамы в оконные проёмы, а стекольщики их застекляли. Чуть дальше за перекрёстком как слева, так и справа от дороги сиротливо стояло несколько домиков собранных из панельных щитов, обшитых новенькими шпунтованными досками. И разделены эти домики были также на четыре хозяина. Два дома стояли рядом, а третий – через дорогу, напротив. За панельными домиками тянулись большие пустыри. На одном из пустырей, справа от дороги, виднелись молоденькие, только что посаженные деревца – клёны и ясени. За двумя пустырями, на одном из которых находился будущий парк, шел второй перекрёсток. На углу перекрёстка, справа от дороги неподалеку от будущего парка, стояла трансформаторная будка и от неё в разные стороны по бетонным столбам опорам электропередач тянулись провода, проходя как по уже существующем так и будущим улицам совхоза. Слева, на том же углу перекрёстка, расположившись по диагонали от трансформаторной будки, был виднеется фундамент и воздвигаемые стены здания будущей столовой, но где была на тот момент действующая столовая ни Георгий, ни Иван пока ещё не знали.
 
Там, где строилась столовая, через дорогу, напротив парка, на самом большом из всех пустырей виднелись участки частных подворий. На некоторых из них велось строительство частных домов, а некоторые участки ещё пустовали. Сзади строящейся столовой были видны огороды дворов другой улицы, расположенной параллельно центральной улицы. И состояла та улица из таких же коттеджей как и на центральной улице и некоторые дома на ней были также не достроены.

— Интересно, а где квартира Валентина? – спросил Георгий.
— Не знаю, — ответил Иван, — а давай у кого-нибудь спросим?
— Вот ещё… надо было. Чего удумал? Ведь нас не знают и ещё чего подумают, что мы воры или бродяги, какие. Пошли обратно в гараж. Дождёмся пока Валентин из рейса вернётся и потом все вместе к нему в гости пойдём.
— Давай. Тем более время уже четвёртый час, а они в совхозе до четырёх работают.
— А ты откуда знаешь про то, до какого времени они в совхозе работают? – удивлённо спросил Георгий.
— Да я, пока ты с директором разговаривал, расписание и график работы в кабинете директора посмотрел.
— А я-то и думаю, чего это ты всё время молчал, лишь кивая головой на согласие.
— Ну и что. Зато я узнал распорядок, время и график работы работников совхоза раньше тебя. «Вот так вот», — сказал Иван и они пошли к гаражу встречать Валентина.

Время не заставило себя долго ждать и у шлагбаума, где они дожидались друга, вскоре появился грузовик Валентина. Притормозив, он высунул голову через открытое окно кабины и спросил:
— Вы меня ждёте? Надо было вам ключи отдать. Голодные, небось? Я дурень не догадался вам ключи от квартиры дать. С этими поездками замотался и тоже жрать хочу, как собака. Вы свои дела решили?
— Да, решили. Завтра с утра механик обещал нам машины выделить. И жильё нам понравилось.
— Ну и хорошо. Рад за вас. Тогда я сейчас быстренько машину в гараж поставлю; приду и мы пойдём все вместе ко мне домой. У меня переночуете. Катька моя на работе, наверное, ещё, а может уже и пришла. Она вчера борща наварила, а я в городе докторской колбасы и яиц купил. Придем и отметим ваш приезд как следует. Подождите немного, я быстро.
— Хорошо, езжай, а мы подождём, — сказали они.
Вскоре, поставив машину, Валентин, быстрым шагом вернулся к шлагбауму где его дожидались друзья и все пошли вниз по склону дороги к центральной усадьбе.   
— Проходите. Вот здесь я и живу. Катя встречай гостей! — крикнул он жене которая пришла домой чуть раньше чем её муж с работы и успела забрать ребёнка из детского сада-яслей.
— Проходите, гости дорогие. Как там Щедрины поживают? – спросила Екатерина, которая прежде жила в станице и являлась землячкой гостям.
— Здравствуй, Катя! – поздоровался Георгий, который был с ней знаком с детства.
— Моё вам здрасьте. Давайте знакомиться. Меня зовут Иваном… — поздоровался с хозяйкой дома Иван. С Екатериной Иван не был знаком потому, что она, окончив школу, уехала учиться на швею-мотористку в Грозный и, окончив училище, осталась жить в городе, лишь изредка приезжая в станицу чтобы проведать своих родителей и родственников.
— Проходите в дом, — предложила она гостям. Навстречу им из комнаты вышел её трёхлетний сын. Катя взяла его на руки и вошла следом за гостями. – Проходите, а я быстренько чего-нибудь приготовлю поесть. Вы же голодные, небось?  Поди, целый день ничего не ели?  «И действительно, мы же целый день почти ничего не ели, кроме тех бутербродов», — подумали Иван и Георгий и в их животах от этих мыслей, вновь, как и тогда в кабинете механика, шумно заурчало. Чуть позже Георгий достал из сумки припасённую заранее бутылку креплёного вина которую он купили ещё там в станице и поста-вил её на стол который к тому времени был уже накрыт.
Поужинав, все легли спать. С потолка на лица спящих, изредка, начали капать капельки воды. Печь в квартире хозяин протопил тем вечером, но стены и потолок как следует, всё равно ещё не успели высохнуть, так как были поштукатурены и побелены строителями, совсем недавно. Поэтому на потолке и стенах собирались капельки, конденсирую из-за разности температур и большой влажности. От этого спать в квартире той ночью как Георгию, так и Ивану не очень-то и понравилось. Проснувшись утром, они надели на себя сделавшуюся влажной от сырости в квартире одежду. За ночь печь остыла и Георгию показалось что он проснулся не в постели, лежа под одеялом на чистых простынях, а во влажном, пропитанном ужасной сыростью склепе. Затем, все дружно позавтракали. Катя понесла сына, в детский сад который был неподалеку и занимал одну из половин коттеджа, построенного чуть раньше их квартиры, а мужчины пошли в гараж где сев в кабинки выделенных им для поездки грузовиков и поехали в станицу.
                ***
 
1. На базу — на скотном дворе.
2. Кацапку — кацап, значит, как козёл. Цап – козёл.
3. Ямшура — местное название очистных сооружений для вод городских канализационных стоков.
 4. Именно село Аргун, а не город. Статус города он получил гораздо позже. 
 5. Тыртова – название рощи.