По непонятным причинам Димка тоже восемь лет не заключал официального брака с Перехватовой. Посетившее его великое чувство, в котором он поспешил заверить Ксению на свежеотремонтированной кухне, почему-то его страшило. Он все рвался куда-то от своей судьбы, боясь признаться себе, что полосатый шлагбаум закрыт навечно, а цвет светофора уже навсегда останется красным.
Перехватова сменила старую коммуналку на новую, в центре Москвы, где проживала еще только одна семья. Отношения с любимой женщиной у Димки протекали страстно и неровно. Периодически Перехватова со скандалом изгоняла свой предмет из коммунального рая на Краснопресненской, но вскоре прощала и вновь запускала в вожделенную обитель. В Димкиной отдельной квартире жить она не желала из принципиальных соображений.
Скандалили они в основном из-за того, что Димка не спешил подавать на развод с Ксюшей. Оригинальности и ни на кого непохожести хватило Перехватовой ненадолго, как Ксения и предсказывала. Совсем скоро ей пришлось успокаивать Перехватову, надрывно рыдавшую в трубку. Соперница жаловалась жене на нежелание ее мужа развестись с ней. Она умоляла Ксюшу взять это дело на себя и самой подать заявление в суд, раз Димка все равно ей не нужен. Но у Ксении не было никакого желания помогать этой мерзкой тетке. Она убеждала Перехватову в Димкиной любви, объясняя его нерешительность присущей ему оригинальностью и ни на кого непохожестью. С удовольствием рассуждала о формальности и условности законного брака и философствовала на тему Великой любви, не нуждающейся в официозе и «разных там мендельсонах».
А на истошный вопль соперницы: - «Я так не могу! Я с ума сойду! Что же мне делать?», - посоветовала ей забеременеть и родить ребенка, от которого чадолюбивый Димон вряд ли откажется. На что Перехватова, как всегда перебрав с чувством собственного достоинства, надменно возразила:
- Еще чего! Чтобы мои дети росли безотцовщиной? Да никогда не бывать тому!
Воистину легкомысленной и короткопамятной женщиной оказалась Перехватова.
Спустя почти восемь лет она все же последовала Ксюшиному совету и забеременела. Димка расписался с ней, когда она была на девятом месяце. По странному стечению обстоятельств, Ксения и Дмитрий оформили отношения с новыми супругами в один и тот же год.
Димка так никогда и не защитил свою диссертацию, но жена припахала его и без этих глупостей. Он качал из нескольких скважин одновремено: продолжал числиться в своем НИИ; сутки через трое охранял консульство бывшей союзной республики; используя связи в ГАИ, выправлял документы на техосмотр для многочисленных друзей и знакомых; руководил песчаным карьером, не имея представления о его местонахождении; писал музыку на нелицензионные кассеты для подпольной шарашки, оборудовав квартиру под студию звукозаписи…
Перехватова тоже не бездельничала: челночила по Турции и Китаю и имела собственную палатку на вещевом рынке; в свободное время в качестве элитной гувернантки помогала выполнять домашние задания деткам-тупицам валютосодержащих родителей; сдавала три кваритры, которые прикупила на заработанные неустанными трудами баксы. А после сорока родила дочь, по всем статьям пошедшую в ее породу, в отличие от сына-первенца, похожего на Димку...
Супруги прожили в загаженной коммуналке до старости и вырастили там обоих детей в по большому счету антисанитарных условиях, потому что в квартире более двадцати лет никто не убирался. Это случилось после грандиозного скандала с единственной соседской семьей.
В один прекрасный день Перехватова приватизировала коммунальный чулан, выкинув оттуда соседские вещи. За пару часов вход в него из коридора украсила прочная кирпичная кладка, а из комнаты Перехватовой был прорублен лаз в бывшее общественное помещение. Разумеется, все это проделала она не сама. Для осуществления тщательно продуманного плана из села «Большие говнищи» выдвинулись «двое из ларца одинаковы с лица»: Клим и Тит Перехватовы - народные умельцы и ее двоюродные братья-близнецы.
Появившиеся вечером соседи испытали шок. С раскрытыми ртами они безмолвно вытаращились на красные кирпичи с уже схватившимся цементом. Вернувшийся с работы Димка тоже онемел, примкнув к ошалевшей группе в коридоре.
Начались бесконечные тяжбы, из которых Перехватова вышла победительницей, поскольку к началу судебной эпопеи уже числилась несчастной матерью одиночкой с двумя разнополыми сиротами на руках. Развод с Димкой она оформила в срочном порядке, так как имеющаяся у него квартира могла помешать победе в кровопролитных сражениях за общественные квадратные метры.
Узнав об этой истории, Ксения решила, что москвичам все же очень далеко до провинциалов. Напрасно сетовал наивный Булгаков на испорченность жителей столицы квартирным вопросом.
Вторично супруги брак не оформляли, но это ни на что не влияло. Только иногда во время семейных скандалов Перехватова напоминала Димону, что он больше не является ее официальным мужем, и в любое время она может выкинуть его из своей зачумленной коммуналки.
Она продолжала свою коммерческую деятельность даже в суровых условиях общежития, сдавая угол гастарбайтеру из Молдавии. Он спал с супругами в одной комнате, а рядом в восьмиметровом чулане посапывали разнополые сироты.
Деньги, которые, по выражению Дорис, Перехватова высасывала из всего на свете, шли на покупку новых квартир. Правда, щитовую дачку для семьи она все же построила, а позднее, ее молдаванин сложил шестиметровую кухоньку с печкой в счет платы за проживание. По мнению Ксюши, Перехватова в тайне планировала переселить туда стареющего Димку. Купила еще Жигуленка и ракушку. Машину Димка водить отказался, но и тут выручил молдаванин. Он заделался личным шофером семьи и появлялся вместе с ней на всех родственных и дружеских сборищах. Все привыкли к ее гастарбайтеру, а Димка с ним даже подружился.
Только Надежда Ильинична, побывавшая с мужем кооператором в поселке на Димкином пятидесятилетии, сказала дочери:
- Ксюша, да он же ее любовник! Это ежу понятно! Здоровый, как лось, интересный и совсем не старый! Куда Димка смотрит?
А Димка по-прежнему смотрел только в безупречно честные, подчеркнуто невинные глаза Перехватовой, безоговорочно веря каждому ее слову. Он стоически терпел бытовые неудобства и чувствовал себя счастливым, если жена бросит на него благосклонный взгляд, потреплет по редеющим волосам, а то и чмокнет в горбинку на носу плотно сжатыми губами. Он, как и раньше, считал ее неотразимой и ни на кого не похожей, испытывая к ней такую же любовь номер один, как Фархад к Ширин, Тахир к Зухре, а Меджнун к своей Лейли.
Речь ее все также напоминала невнятное убаюкивающее журчание, и даже Ксюша, встречаясь с ней на дружеских мероприятиях, чувствовала тягу к безмятежному сну и покою. Глаза слипались сами собой, и хотелось забыться в тихом счастливом сне.
Только однажды после ресторана, где отмечал свое шестидесятилетие Женька-гусар, муж удивил ее рассказом о том, как перехватившая больше нормы Перехватова страстно прижималась к нему во время танца по-прежнему высокой пышной грудью и сокрушенно сетовала:
- Ты представить не можешь, какой я была в молодости, - урчала она на ухо Ксюшиному атлету. - Мужики торчали! Все поголовно! С ног валились! А ты - мужчина в моем вкусе. Жаль, что мы так поздно встретились, а то бы я тебе показала…
Ксения очень удивилась разнообразию вкусов Перехватовой, так точно совпадающих с ее собственными. Своего атлета она не собиралась уступать Димкиной всеядной хищнице ни за какие коврижки...